ГЛАВА 6

Август или как его тут называли серпень, выдался в общем-то довольно дождливым, но вот уже несколько дней стояла солнечная погода, так что о недавних осадках напоминали разве только особенно глубокие лужи, с которыми пока еще не справилось солнце. Так что пыли было в достатке, словно и не было двух дней отдыха и баньки, с другой стороны, той чумазости с которой они завалились на постоялый двор пока не наблюдалось, по меркам путешественников этого времени, они были до неприличия чисты. Вот только то, что им придется провести в поле несколько дней, оптимизма им не добавляло, как говорится — лиха беда, начало.

У Виктора настроение было ниже среднего. Вот когда они отправились на разведку к гульдам, там и адреналин бурлил и задор был. Охотиться за контрабандистами было не так азартно, но интерес все же присутствовал, а главное они и сами успели вкусить в некоторой мере этого хлебушка, так что хотя бы знали с какого конца браться задело. Прошли вдоль реки, Соболь и Куница, бывшие браконьеры, отлично знакомые с лесной наукой, сумели обнаружить неприметные тропы, а там нашлись и припрятанные лодки. Турань река широкая, тут без плавсредства делать нечего, даже плотом не особо воспользуешься, потому как течение довольно быстрое. Оставалось только организовать засаду и ждать. Волка, как известно, ноги кормят, так что рано или поздно появятся хозяева. Дважды взяли нарушителей пытавшихся уйти во Фрязию, один раз приняли на обратном пути, охотники безошибочно определили место стоянки, даже ждать долго не пришлось, чего задерживаться на фряжской стороне, товар сбыли, товар приняли и обратно, той же ночью и спеленали. А как быть здесь?

Ясное дело, что татей нужно искать у тракта. Вот только они никакими тропами не связаны и могут напасть где угодно, а потом уйти на свою стоянку. Причем скорее всего нападать будут подальше от него, ведь даже волк не охотится вблизи своего логова. Отчего-то в голове крутилась мысль, организовать ложный караван. Купец с тремя возами, и небольшой охраной из трех наемников, охотников однозначно нужно будет отправлять боковым охранением, чтобы они успели выявить засаду. Но тут имеются нюансы. Если ватага слишком велика, то вступать с ними в открытую схватку может оказаться себе дороже. В идеале нужно их брать на стоянке, используя фактор неожиданности, тогда можно свести свои потери к минимуму, а то и вовсе обойтись без них. Тут еще и приказ воеводы, непременно кого-нибудь притащить на суд в Звонград, дело так сказать, политическое. Город во многом жил с торговли, так что нужно показать торговому люду, что закон в уезде не на последнем месте и татям никто не попускает.

В идеале, хорошо было бы обнаружить банду в засаде у дороги и выследить куда они станут уходить. Не будут же они сиднем сидеть на одном месте, коли никто по тракту не пойдет, а это можно было организовать развернув путников с обоих сторон от засады. Умаются от безделья и отправятся восвояси, а уж выследить их они смогут. Вариант похуже, выйти на только что пограбленный караван. Оно конечно большое спасибо не скажут, коли налет удастся, но зато они пройдут по горячему следу, как по путеводной нити. Это только кажется, что по лесу можно передвигаться не оставляя следов, все зависит от опыта преследователей. С каждым днем задача будет становиться все сложнее и сложнее, навыки следопытов должны быть все выше и выше, а если какой дождь пройдет…

— Чего задумался, Добролюб? — Пустив коня вровень с атаманским, поинтересовался Горазд.

— Да вот, думаю с какого конца браться за это дело. Сколько дней мы уж колесим по этой дороге и все без толку. Может они именно сейчас бьют какой караван, совсем в другой стороне, а мы тут лбы морщим, где их искать.

— Ага, я тоже о том, не первый день думаю. Не выйдет у нас тут как с контрабандистами. Им тропы без надобности, где выйдут на тракт, то и хорошо, лишь бы место для засады было удобным, а мест таких тут сколько угодно.

— Самое смешное может оказаться и так, что как только получили они от того купца по зубам, так и решили уйти в другие места.

— Сомнительно. Тут ить Большой тракт.

— А почему, нет? Тракт большой и народу не протолкнуться, мы уж два каравана за сегодня повстречали. Да разъезды все время шастают. А на какой тихой дороге и добыча поменьше, но зато и не такая зубастая и на служивых нарваться шанс меньше.

— Тоже верно, — почесав затылок, был вынужден согласиться парень. — Но я что тут удумал, Добролюб. Вот гляди, взяли они добычу, ить ее сбыть где-то нужно. Это может быть какой трактирщик при дороге или напрямую какой купец снюхался, как наш Лис.

— И где нам его искать? Купцы они хоронятся почище татей. Эвон Лиса вроде взяли за холку, а он извернулся и ведь сами купцы считают, что тот стал жертвой извечной тяги торговца к дешевизне, они и сами от такого не отказались бы, случись такая оказия. От сердца его жалели, потому как вместо выгоды, вира вышла ему изрядная. Не, такого купчину найти еще труднее, чем ватагу. Можно организовать наблюдения за постоялыми дворами, наверняка у татей завязка именно на один из них, но поди, проследи за всеми. Потом для этого людей разделять нужно, а как они по отдельности станут дело делать один только Отец небесный ведает, не станет догляда, устроят себе отдых. А еще можно кого и потерять, коли в засаду угодят.

— Верно говоришь. Вот я и удумал. А что если нам Лиса к тому делу приставить? Как говорится — рыбак, рыбака, видит из далека. Не может он о ком-нибудь не догадываться.

— А как этот купчина он сам и есть?

— Может и такое статься, да сомнительно. Он ить с тобой засветился, дальше некуда, ты ныне на княжьей службе и веры тебе поболе будет, а его проделки тебе ведомы. Не думаю, что он сейчас этим пробавляется, побоится.

— Ну и какой ему резон, нам помогать? Что ему с того?

— А зависть. Ну, как такое стерпеть, что кто-то легкую деньгу зашибает, а тебе ну никак нельзя в такое влезать. С тобой у него какие-никакие дела имеются, эвон вся добыча с гульдов через него ушла, а ты человек удачливый, глядишь еще чего перепадет. К примеру, коли выйдет того аспида поприжать твоими руками, да какую поддержку от воеводы поиметь, не гласную такую, как ты, когда подворье и семью дядьки Богдана выкупал, то и имущество можно чуть не в полцены прибрать к рукам, а там и продать с прибытком.

— Знаешь, а ведь может выгореть. Ей-ей, может.

— А я о чем.

Идея Виктору-то понравилась, да только не след вот так с бухты-барахты гнать лошадей во весь опор в Звонргад. Вполне может оказаться, что Лиса нет дома, чай купец, мало ли куда укатил, дела торговые к сидению на пятой точке не располагают, потому как сидючи ничего не заработаешь. С другой стороны шансы застать купчину дома были не такими уж и низкими, так как дальними походами он не пробавлялся, имел две лавки, одну в Звонграде, вторую в Брячиславле, где на ней сидел управляющий. Всем было невдомек, отчего не наоборот, Отряхин отшучивался, мол тут отчий дом и негоже его менять на иной, хоть и в столице. Но Виктор подозревал, что немалую долю доходов купца составляли именно разбойные деньги, а тем парням близ столицы не так чтобы и уютно, тут куда как проще, ну и коли уж с татями водится, то с контрабандистами сам Бог велел, опять же граница отсюда куда как ближе, нежели из столицы. Можно бы и поближе поселиться, но ближе к границе градов не было.

Не забывая об осторожности, пуская вперед боковое охранение, как только намечался по пути лесной массив, отряд довольно споро продвигался в направлении уездного центра. Мало ли, а вдруг те аспиды как раз тут-то и крутятся, без оглядки пусть дурни ездят. Сомнительно, что ватага решится напасть на отряд из десятка вооруженных до зубов мужиков, от которых исходит чуть не осязаемая угроза, но то смотря как у них обстоят дела. Вполне может оказаться, что как раз справа и явится причиной нападения. Заиметь огненный бой в большом количестве, это многократно усилить мощь ватаги, о том, что тем оружием нужно бы еще и уметь хорошо владеть они скорее всего не задумывались. Неудача с купцом вполне могла поселить в голове атамана мысль о необходимости большого количества огнестрела. Как бы оно ни было, но осторожность она никогда не помешает.

Что же, пока все шло нормально. В град добрались без приключений, хотя, тут Виктор не был уверен, уж лучше бы нарвались на татей дорогой, все же верный шанс, а как там с Отряхиным получится Бог весть. Купчина тоже оказался дома, собирался наутро выезжать в Брячиславль, товар кое-какой появился.

Не сказать, что при виде Виктора у Лиса поднялось настроение. С чего бы? Тот теперь находился на княжьей службе, так что ни о какой выгоде для Отряхина тут речи быть не могло, а общаться с этим аспидом, который одним только видом своим страх внушает, занятие не из приятных. С другой стороны, страха-то большого не было, вот о неудачном предприятии, обещавшем барыши, а обернувшегося пшиком, Добролюб очень даже напоминал. Кому понравится вспоминать о том, как он просчитался и его обошли на повороте?

— Никак, не рад мне, Лис?

— А ты не девка, чтобы тебе радоваться и товару при тебе, только оружие, коим твои архаровцы бряцают. Так какая мне радость с тебя?

— Не все можно измерить деньгами. Мне это один умный человек сказывал. Ох и мудр.

— Может и так. Чего надобно?

— Поговорить, да без лишних ушей. Совсем без лишних, — с нажимом закончил Виктор.

Купец понимающе кивнул, с выражением крайней досады на лице, и направился в дом. Виктор понял все верно и проследовал за ним. Хозяин мимоходом велел накормить гостей, чем бог послал, да принести чего поснедать в дальнюю каморку, где он всегда работал со своими росписями. Как догадался Волков, это была не просто каморка с амбарными книгами, в коих были учтены все приходы и расходы, но самое надежное место для задушевной беседы, чтобы никакие лишние уши ненароком не стали обладателями ненужной для них информации.

— Говори, чего хотел, — когда закуски и квас заняли свои места на столе, купец никогда не путал дела и хмель.

— Это что же и поесть не дашь?

— Отчего же, ешь и я с тобой перекушу, не то дел невпроворот, присесть некогда, чегож о еде говорить. Но время оно ведь не бесконечное, а мне назавтра в путь.

— Понимаю. Тогда я сразу к делу. Ватага лихих в округе завелась. Ты как, не слышал ничего об этом?

— Слышал, что на Бурого напали, да тот сумел отбиться, а тати в леса подались. Более ничего не слышал.

— Ой ли?

— Понимаю о чем ты, — явственно скрипнул зубами Лис, — да только не там ищешь. Давай начистоту. После того, как с тобой промашка вышла, я с татями не связывался, а как ты на княжью службу ушел и вовсе решил с тем покончить.

— А чего тогда здесь обретаешься? Что-то не слышно, чтобы ты в Брячиславль перебирался, а ить ты там на своем подворье останавливаешься.

— Все-то тебе ведомо. Ну да, так оно и есть. Да только… Ну как бы…

— Контрабандой пробавляешься?

— Ладно, начистоту, так начистоту. Да имею я дела с контрабандистами, но если думаешь тем меня за горло взять, тут промашка у тебя выйдет, потому как такие слухи постоянно ходят про всех местных купцов и большей частью правда, но ты поначалу возьми нас на том.

— То дела твои. Сунешься на границу и попадешься, тогда о том и говорить будем, — хитро подмигнул Виктор, словно говоря, что люди свои на месте и сочтемся. — Сейчас у меня порты преют совсем по иному вопросу. Покоя мне не дают из-за этих лихих, а у меня свои планы.

— Нешто еще не отказался от затеи с мануфактурой?

— А с чего мне отказываться. Серебра для того в достатке, только времени совсем не стало, а тут еще за этими гадами бегать.

— Выходит за горло взял воевода.

— Это точно. Так что помогай.

— Дак, сказываю же, не ведаю.

— Слушай сюда Лис, — в скрипучем голосе Виктора что-то неуловимо поменялось и купец безошибочно определил, шутки и пустые разговоры кончились, — Ты в этом деле замарался в свое время по саму маковку, потому веры у меня к тебе ни на полушку. Коли сам с татями повязан, говори сейчас, слово даю, тебя не трону, на этот раз и в последний, только ватагу перебью. Ты меня знаешь, мне закон приступить, что высморкаться.

— Вот те крест, не связан я с татями.

— Пока верю. Кто связан?

— Не знаю.

— Тоже верю. Наверняка знать ты не можешь, но ведь догадываться-то догадываешься. Значит так. По правде, имущество купца того отойдет в казну, а потом будет выставлено на продажу. Воевода благоволит мне, так что обещаю попрошу, чтобы оно в твою пользу ушло.

— Не надо. Эдак сразу на меня все укажет. Лучше сам выкупай, а мне передай заботу о нем. То что у нас с тобой дела все ведают, так что никто ничего не подумает.

— Нешто не свяжут одно с другим, ватагу-то я изловлю?

— Если все тишком сделать, то ладно получится. Поначалу взял ватагу, они указали на купца, чего только не случается.

— Ну ты и жук. Ничего не ве-едаю.

— Дак и не ведаю. Догадываюсь, но как ту догаду разгадать, то уж сам думай.

— Ладно, выкладывай.

— Есть тут один купец, Истома. Он как и многие, между делом контрабандой пробавляется, но есть у него что-то очень мне знакомое, некий избыток товара, отчего не так за цену ломится, легче как-то. Одним словом больно на меня самого похоже, в словесах пару раз что-то эдакое улавливал, как объяснить и не знаю, но если купец с татями повязанный есть, то это Истома, иных в Звонграде не ищи.

— Так откуда ему дармовой товар, коли нападение не удалось-то? С чего бы ему не так ломиться?

— А ты чего на Большой тракт пялишься, иных дорог нет? Ну, сунулись один разок, получили по зубам, да опять ушли в сторонку. А потом, раньше и вовсе могли в ином месте обретаться, тут-то Струк куражился.

— Ладно. Стало быть, Истома.

— Никак самого решил сцапать. И думать не смей. Мало ли, вдруг я ошибся и что тогда?

— Предложить что хочешь?

В ответ Лис только дернул за веревочку, беззвучно так дернул, но через несколько секунд дверь отворилась и туда заглянул парнишка из дворни.

— Позови Зайца.

— Слушаюсь, — тряхнул лохматой головой парень и тут же исчез.

— Давно спросить хотел. По себе помощника подбирал что ли, ты Лис, он Заяц.

— Само как-то получилось.

— А он зачем в наших делах?

— Он при мне, то же что и Любим при Истоме. Возьмешь его, все дела купца вызнаешь, только времени тогда у тебя останется чуть. А Заяц точно знает где его можно прихватить, так чтобы по тихому. Дальше дела твои.

— Да, Лис, ты особо-то губу не раскатывай, все сделано будет мною, так что тебе только треть, две трети мне и моим людям отойдет. Коли ты открыто свидетельствовал бы, то наоборот, но ты ведь хочешь тишком пройти.

— Да, понял уж, — махнул рукой купец. Правда в то, что это и вся его выгода, Волков ни разу не поверил. Наверняка у Истомы и свои каналы контрабанды имелись, которые Лис быстренько приберет к рукам.

После посещения Отряхина, все закрутилось с такой скоростью, что только и успевай поворачиваться. Любима прихватили когда он по темноте подходил к дому одной вдовушки, которую он навещал два раза в неделю и сегодня был как раз один из этих дней. До утра, а то и обеда его никто не хватится. Потом пока сообразят что к чему, пока то, пока се, одним словом около суток в распоряжении Виктора имелось, но вряд ли больше.

Короткий экспресс-допрос, проведенный в поле, тут же дал плоды. К радости Виктора особо стараться не пришлось, мужик с виду хоть и крепок, оказался хлипковат, клоться начал как орех сразу и по полной. Прав оказался Лис, все же глаз алмаз, вот только действовать нужно было быстро.

Ватага обреталась в тридцати верстах от Звонграда, в одной из долин невысокой горной гряды. Вход в долину один, по узкому краю у бурного потока реки, весной или после ливневых дождей и мечтать было нечего, чтобы выйти оттуда или попасть туда, потому как поток протекал по расщелине, между двумя отвесными скалами. Долина была небольшой, не больше версты в длину, а в ширину и того меньше. На склонах, там где не было деревьев можно было выпасать какое-то количество скота, но не так чтобы и много. Одним словом, отличное укрытие, но для проживания никак не подходящее.

Долина упиралась в отвесные скалы, в которых имелась огромная пещера, состоящая из нескольких камер, где собственно банда и обреталась. Эта пещера внушала Виктору опасения, так как могла уходить вглубь горы на многие километры и иметь бесчисленное множество ответвлений. Если кто успеет уйти под каменные своды, поди его потом там найди, ватажники наверняка уже излазили те проходы, уж в радиусе нескольких сотен метров точно, так что если Виктор со своими людьми сунется туда, то вполне возможно, что им там устроят кровавую баню.

Но то все дела будущие, сейчас же главное скорость. Тридцать верст в оба конца, это уже получается дневной переход всадника, добавить пересеченную местность, да как там и что срастется. Мало суток. Ох мало.

Пока двигались по открытой местности, приходилось выдерживать весьма высокий темп, но впереди был участок поросший лесом, по которому предстояло пройти не менее пяти верст. Когда деревья сомкнули свои кроны над их головами, пришлось сбавить ход до черепашьей скорости, придерживаясь русла реки как путеводной нити. Течение спокойного на равнине русла по мере того, как они углублялись в лес и поднимались, становилось все более узким и бурным.

Примерно через час после рассвета были уже у прохода. Все как и рассказал Любим, отвесно вздыбленные скалы, не сказать что особо высокие, на Кавказе были куда как выше, но без альпинистского снаряжения и соответствующих навыков взобраться нечего и мечтать.

Из показаний пленного следовало, что в секрете у прохода постоянно дежурят трое. Вряд ли смена назначена на столь ранний час, так что была надежда, что иметь дело придется только с ними. Но в такой узости, где с трудом могла пройти только одна лошадь, причем без вьюка или два человека тесно прижавшись плечом к плечу, много народа и не нужно. К тому же, с той стороны, рядом с секретом, были подготовлены три упорные стенки, ярусами одна над другой, так что один взмах топора и если кто прорвется через теснину, тут же будет снесен в бурный поток камнепадом и устроить подобное бандиты могли трижды. Стан недалеко, выстрелы по любому услышат, а там по обстановке.

Ничего так, все устроено, по уму. Секрет и упорные стенки расположены таким образом, что стрелки могут простреливать все пространство вдоль скалы. Рубщику достаточно переместиться вправо буквально на полсотни шагов, чтобы обрушить камнепад. Бежать по гладкому козырьку не представлялось возможным, только идти шагом, так как там было набросано множество камней, споткнуться на них и сломать себе ноги было вполне реально. Скорее всего, вовремя разлива эти камни смываются и их популяцию каждый раз восстанавливают искусственным путем. Что же, разумно. Но как поступить им

Виктор стал внимательно всматриваться в ту сторону где должны были находиться караульные. Хм. Если не знать, что ищешь, то обнаружить это место не так чтобы и просто, да чего уж там, не просто, даже сейчас хотя и знаешь, что секрет именно на том участке.

— Или никого. Или дрыхнут, — предположил Горазд.

— Я бы на это, особо не рассчитывал, — возразил Виктор. — Придется рисковать.

— Что ты хочешь делать?

— Пойду туда один и без оружия, — сбрасывая сбрую на землю, ответил Волков. — Ну, почти, — имея ввиду ножи поправился он, — Соболь. Куница. Возьмите свои духовушки и переместитесь во-он туда. Только тихо и аккуратно, подстрахуете меня.

— Сделаем, — уверено кивнул Соболь, он был лидером в этой паре.

Иметь охотников и не использовать их навыков, Виктор просто не мог, поэтому они всегда таскали с собой свои луки из которых били весьма метко. Остальные имели при себе арбалеты или как их тут называли самострелы, Виктор с некоторых пор из дополнительного имел переделанный карабин, заряженный холостым. Ну да, он нужен был как гранатомет, хотя на всякий случай имелись и боевые патроны. Хорошо все же когда ты передвигаешься верхом, пешком столько на себе не унесешь. С недавнего времени громоздкие и неудобные, для диверсионной деятельности луки, у охотников были заменены на пневматические винтовки.

Виктор очень сильно удивился, когда увидел эти два экземпляра в соседней с мастером Лукасом оружейной лавке. Вообще-то он вошел туда, просто ради интереса. Не стоит зацикливаться на одном мастере, вполне возможно, что у другого будет что-то более интересное, к тому что местные мастера способны преподносить сюрпризы он уже успел привыкнуть. Эти два экземпляра висели на стене за прилавком и привлекли его внимание тем что снизу, сразу перед скобой были прикреплены металлические сферы. Он тогда решил, что это еще какой-то вид многозарядного кремневого ружья. Если он дешевле и более практичен, то можно подумать и о перевооружении отряда, для себя он уже однозначно решил, что вооружится револьверным карабином, больно он пришелся ему по сердцу, тем более тот уже был готов.

Как выяснилось, ничего подобного. Нет, это оказались многозарядные винтовки, способные произвести четыре выстрела, тут он угадал, только это были не огнестрельные экземпляры, а пневматические. Вот так вот, хотите верьте, хотите нет. То что он принял за кремневый замок, оказалось рычагом взвода ударника, ударяющего по штоку производящему кратковременное открытие клапана, через который вырывался сжатый воздух, толкающий пулю. С ценой он ничуть не угадал. Работа оказалась куда более тонкой, требующей большого мастерства и точнейшей подгонки деталей. Двести пятьдесят рублей за ствол, отдай и не греши. Виктор отдал, не задумываясь, правда после того как испытал винтовки в действии. Да, оружие капризное, да требует особого ухода, да чтобы закачать в эти глобусы воздух, нужно попотеть, но выгоды от их применения переплевывали все неудобства.

Соболь и Куница поначалу были не в восторге от нового оружия. С ним нужно было обходиться более бережно, чем с их карабинами, но с другой стороны лук тоже не станешь таскать за собой просто так и бросать где не попадя, он тоже вполне себе боится влаги и не терпит беспечного отношения. Однако, постепенно они стали относиться к этому оружию куда более уважительно, из недостатков оставалась еще необходимость, сливая пот накачивать баллоны, буквально после каждого похода, причем без разницы, использовали оружие или нет, проводить его обслуживание, чистку, вымачивание кожаных манжет, чтобы не травили воздух. Но зато они не уступали по точности и прицельной дальности их усовершенствованным карабинам, звук выстрела был сродни удару тетивы самострела, ну, может немного посильнее, а по удобству использования они стояли на голову выше и арбалетов и луков.

Когда охотники заняли свои позиции, Виктор тряхнул руками, проверил, хорошо ли выскальзывают из ножен на предплечьях ножи. Пощупал тот что был на спине, между лопатками. Порядок. Ну, а раз так, то пора.

Не спят гады. А может уже привыкли и обладают чутким сном, поэтому сумели вовремя проснуться. Когда живешь в постоянной опасности оказаться на плахе, волей-неволей начинаешь спать вполглаза и вполуха.

— Стой где стоишь, — послышался голос одного из караульных, когда он уже был на середине узкого прохода.

За кустами мелькнула тень. В чистом утреннем воздухе раздался треск сломанной ветки, это скорее всего побежал к упорам рубщик. Подойти тихо, не вышло. Плохо. Если они его не подпустят, то будет совсем худо. Это пол беды, но если охотники не рассмотрят позицию рубщика то может быть еще хуже. Ладно, как там говорил киногерой из советского фильма про десантников — взял карты, играй.

— Ты там не пальни сдуру.

— Кто таков?

— Меня Любим прислал к Ступе.

— А где сам?

— Ногу он повредил, а дело отлагательства не терпит.

— Чего велел передать?

— А ты что атаманом заделался? — Подпустив наглости в голос, ответил вопросом на вопрос Виктор. — Вот станешь ватагу водить, тогда и вопросы будешь задавать.

— Ты там не очень, — ага задело. А чего ты хочешь, сказано к атаману, так и веди к атаману, а то возомнил себя не пойми кем.

— Оружие брось.

— У меня того оружия, только нож на поясе, да засапожник.

— Вот их и брось. Обратно пойдешь подберешь. — Виктор выполнил требование, аккуратно сложив указанное на валун. — Теперь сними кафтан. Давай, давай снимай. Руки подними и обернись.

— Ну, все или еще и барыню сплясать?

— Поговори еще. Вот скажу, чтобы полз, так поползешь, а нет так живо шкуру прострелю из мушкета.

— Ты попади сначала, Аника воин. Понаберут в ватагу всяких дурней, а ты потом с ними мучайся.

Не выдержав, Виктор бубня себе под нос возмущения, но так громко бубня, чтобы слышали архаровцы, направился к караульным.

— Эй ты куда!? А ну стоять!

— Я те стану. Я те так стану, что задница огнем гореть будет. Меня уж палач потчивал каленым железом, когда ты еще у мамки титьку сосал, сопля стуженная.

Когда Виктор приблизился достаточно близко, то двое появились из-за куста, один из них и впрямь держал старенький мушкет, у другого в руках лук однодеревка, случись поддетой кольчужка, так тому только в голову бить или по ногам, потому как доспех ей не пробить.

— Чего смотришь? Нравится.

— Эка тебя расписали.

— Попадешься, распишут не хуже.

— Я что дурной, палачу в руки даваться.

— Ты поговори еще, раскудрить твою в качель. Умник, курок-то спусти, не то и впрямь пальнешь, тудыть твою. Вот так. Глядите у меня, если ножи и кафтан приберете или решите поменять, так и Ступа не поможет, бошки поотрываю.

— Да чего ты завелся-то, не тронет никто твои пожитки.

— Вот и не трожьте. Фу-у, умаялся. Куда тут дальше-то идти?

— Дак вдоль речки, прямо до стана дойдешь.

— А что никто не проводит.

— Не-е, нам нельзя. Хочешь обожди с часок, скоро смена придет, тогда с нами пойдешь.

— Некогда. Не видишь всю ночь шел.

— Тогда иди сам, да там не заплутаешь, уж стежку набили.

— Набили они, — продолжал возмущаться Виктор, явно затягивая время, он уже увидел, что третий успокоенный поведением товарищей приближается к ним. Вот так ребятки, давай те все в кучку, чтобы разом накрыть.

Ножи ушли в цель совершенно неожиданно для ватажников, буквально вслед им раздался сдвоенный хлопок, пневматических ружей. Порядок. Всех троих взяли. Только промашка малая вышла. Одного из караульных, Виктор намерено ранил, угодив ему в плечо, болезненно так, чтобы ничего не успел натворить, но не насмерть, информации все же маловато, но Соболь как назло взял на прицел именно этого парня. Так что вместо языка они получили три гарантированных трупа. Как говорил другой киногерой, когда не смог взять живым диверсанта — чего смотришь, холодный как судак.

— Ну и чего делать? Я ведь сказал, ваш рубщик.

— Дак, мы того… На всякий случай, — понурившись оправдывался охотник. — Чего вдвоем по одному садить, тут всего-то шагов сто пятьдесят.

— Охламоны. Времени и без того всего-то ничего, а тут его еще и терять придется. Где-то через час должна смена подойти, еще трое архаровцев, вы хоть одного оприходуйте живым.

— Сделаем, — уверенно проговорил приободрившийся охотник.

Сделали. Не подкачали. Одного спеленали, причем того, что поплюгавей, а стало быть и поразговорчивее. По всему выходило, что в лагере только что прошел завтрак и все вылезли на солнышко погреться, спать в пещере все же зябко и за ночь успели изрядно продрогнуть. Это только в байках разбойничий хлеб сладок, а жизнь легкая не обремененная тяготами, на деле все иначе. Место перед пещерой открытое и ровное как стол, а шагах в двухстах, по склону проходит густой кустарник, по которому можно подобраться к лагерю. Но это и все, ближе никак не подойти. В ватаге три десятка человек, сейчас-то меньше, около двух дюжин, но все одно изрядно. Если действовать с дальних подступов, то велика вероятность, что разбойнички успеют скрыться в пещере. Вооружены не слабо, больше половины имеют огненный бой, как они им управляются, то вопрос пятый, может и хорошо, а может и плохо, у этого в руках был лук однодеревка, поэтому ему каждый кто с мушкетом или пистолем казался страшно крутым воякой, но несколько добрых стрелков наверняка должно быть.

Вот они родимые. Все как рассказал плененный разбойник. Около двух дюжин распластались кто где, подстелив под себя что придется, иные и просто лежат на травке, а что, земля уж успела не только избавиться от росы и но и прогреться не то что было ночью. Кузнечики стрекочут, солнышко еще не жаркое, а скорее ласковое, каковым пробудет до обеда, дальше уж лучше искать тень.

Вроде все как и ожидалось никаких вводных не требуется. Виктор внимательно посмотрел на обоих охотников замерших неподалеку, так же как и он с карабинами, на которые насажены гранаты. План действий был простым как мычание, если все расписать как по нотам, то должно сработать с просто убийственной эффективностью. Взгляд в другую сторону, парни все сосредоточены и готовы. Ну, раз больше ждать некого, тогда можно начинать.

Виктор зажал подмышкой приклад карабина, прицелился в двоих которые сидя прямо на земле, вели неторопливую беседу, сопровождая ее ленивой жестикуляцией, все больше шансов поранить, впустую тратить гранату не хотелось. Мысленно произнеся короткую молитву, вот таким набожным стал, он нажал на спуск, не забыв зажмуриться. Вообще-то он эту привычку местных стрелков сильно не одобрял, но одно дело когда затравочная полка расположена на отлете и совсем иное, когда вот так, считай у самого носа, не зря зажмурился, веко резко обожгло отскочившей раскаленной гранулой, но он даже не дернулся. Карабин выстрелил как-то непривычно глухо и в тоже время звонко, приклад уже привычно лягнулся, чай не по одному и не два выстрела отрабатывали, с болванками понятное дело.

Граната описав пологую дугу, с полощущимся небольшим лоскутом ткани, ударила в землю рядом с беседующими. Едва услышав выстрел, мужики обернулись на звук, но не успели рассмотреть даже дымок от выстрела, как и те некоторые что начали лениво подниматься, кому это мол, там неймется, балует с огненным боем. В следующее мгновение их внимание привлек резкий взрыв гранаты, ничего Голливудского, даже искры от взрыва не видно, только облачко густого белого дыма, быстро начавшего подниматься вверх, клубясь, ширясь и постепенно истаивая. Виктор сумел увидеть, как оба собеседника повалились в траву, один с криком ухватившись за грудь, а второй резко мотнув головой, словно кувалдой прилетело, разом отвалился в сторону и остался лежать без движения.

Не-ет, ребятки, с вами даже не интересно. Бараны. Как есть, бараны. Толи дело гульды, чтоб им в аду жарко жилось, даже оглушенные, дезориентированные они в первую очередь готовились к схватке, как именно, с какими шансами на удачу, это разговор десятый, но уж как туристы на пикнике точно себя не вели. Разбойники с гомоном подскакивали на ноги и бежали к мету происшествия, что именно они там кричат не разобрать, но наверняка решили, что кто-то доигрался с пороховницей.

Виктор едва успел остановить охотников, уже приготовившихся пустить свои гранаты. Первым должен был стрелять Виктор, так сказать поднять дичь, затем по всполошившимся стреляют охотники, окончательно внеся сумятицу и только в качестве довершения, остальные бойцы. Но зачем так-то, когда тати сами облегчают им задачу. Вот так, давайте в кучу. А это что? Не всем видать по вкусу лежать на солнышке, нашлись и те, что находились под сводами пещеры. Эвон, четверо бегут. Нет, ну полная анархия и бедлам. Где ваше оружие, олухи царя небесного!?

Среди выбежавших из пещеры как видно оказался и атаман, потому как едва приблизившись к столпившимся ватажникам тут же учинил допрос, как да что, бросил взгляд в сторону несчастных, одного сразу же оставили в покое, а вот над вторым колдовали двое. Все, дальше тянуть нет резона. Кивок охотникам. Сдвоенный хлопок. Разбойники обернулись в сторону раздавшихся выстрелов, Но в этот момент гранаты наконец долетели и раздались взрывы сопровождаемые криками раненных, умирающих и паники, дошло таки до убогих, что дело неладно. Боевого опыта ноль, поэтому ведут себя бестолково. Нет чтобы залечь, или рассыпаться, они одной сплошной толпой побежали в сторону пещеры, сопровождаемые разрывами гранат, уносящих то одну то две жизни. Парни Виктора запускали свои гостинцы не залпом, а беглым огнем, выцеливая убегающих, четко помня за кем должен стрелять следующий, от этого и эффективность была весьма высокой.

Виктор вооружившись своим револьверным карабином, вскинул приклад к плечу и прицелившись в вырвавшегося вперед татя, получился тот самый, которого он принял за атамана, нажал на спуск. Ноги бегущего человека подогнулись и он сходу упал на колени, слегка проехался по траве, плюхнулся на живот и капитально приложился головой оземь. Похоже, что труп, раненные так не падают. Жаль если так, атаман не помешал бы и живым, да куда уж, и без того лихих оказалось больше чем рассчитывали, так что тут не до жиру. Не упустить бы никого.

До входа в пещеру было не больше тридцати шагов, кому охота ложиться на камни, другое дело на травке, а она немного поодаль находится, но это расстояние еще нужно преодолеть. С самого начала было оговорено, что выпустив свои гранаты первыми, Виктор, вооружается своим карабином, а Соболь и Куница духовушками. На троих у них оказывалось в распоряжении четырнадцать выстрелов, которые они могли сделать в короткий отрезок времени, эта мера должна была предотвратить бегство атакуемых, в пещеры. Жаль не прихватили для парней по второму карабину, вместо них были арбалеты. С другой стороны, не таскать же с собой целый арсенал. Но выводы нужно будет сделать, одна вьючная лошадь погоды не делает, а жизнь в значительной мере облегчить может.

Вон еще один полетел кубарем по каменной плите, в преддверии пещеры, это кто-то из охотников приласкал, Виктор едва успел взвести курок. Выстрел! Еще один готов. Хлопок духовушки, еще один. Выстрел! Стоп! Похоже бегущих больше нет. Ай да мы! Это что же получается, практически всю ватагу накрыли гранатами? Очень впечатляет.

— Всем перезарядиться. Горазд, за старшего, прикрывайте. Соболь, Куница сомной.

Говоря это, Виктор успел заменить барабан, подсыпать в кресало порох и когда убедился, что все в порядке, поднялся и начал выдираться из густого кустарника. Разошедшись широким веером, они спустились вниз. Что и говорить, Богдан с ребятками славно потрудились над гранатами, ни одной осечки, а накрытие… Некоторые трупы были иссечены так, что на них без дрожи не взглянешь.

Одного нашпиговало осколками, превратив живот в дуршлаг, сквозь дырки которого сочится темная кровь и содержимое кишечника, а в паре мест выглядывают и сами внутренности, словно грибочки, что только-только проклевываются наружу, для того, чтобы вывалиться наружу отверстия явно недостаточно. Мужик еще жив, стонет и бешено вращает ничего невидящими глазами. Волков подшагнул к нему, выхватил левой рукой нож и сходу вогнал в сердце, упокаивая мученика. Быстро отер клинок о порты, уже трупа, рубахи на том не было, а была бы, так наверняка пропиталась бы кровью настолько, что все одно пришлось бы использовать штаны. Ладно, дальше.

Обход занял не так много времени. Нашлось двое, что залегли, зажав головы руками, испугались дурни разрывов гранат. Ну, что же, никто вам не виноват. Теперь уж огребете от палача по полной. Трое были ранены легко, их сначала спеленали, а потом наложили повязки. Еще двое тяжело, но не смертельно, остальных пришлось добивать, один черт до града не дотянули бы. Может Виктор оказался и не прав, да возни больно много, а собственно для чего, чтобы их все одно убили, но только принародно и не просто так, а перед тем покуражившись. Восемь пленных татей, хватит с воеводы. Атаман, оказался среди убитых, Виктор точно его вычислил, пуля угодила тому в позвоночник, от того он так и завалился.

Потрясли пленных, тех что испугались, те показали на карманы где располагался склад, впрочем, товара там не было, успели уже все вывезти, банда сейчас пребывала в праздном ничего неделании. Прав оказался Лис, глядючи на Большой тракт не особо помнили про второстепенные дороги, а эти только раз попробовали большую добычу и занятие то им не понравилось. Шестерых потеряли, причем двоих добили сами же, так как вынести не получалось, а живых оставлять не след. Все это скороговоркой, перебивая друг друга, парнишки поведали даже без особого понукания. Страшно им видать. А кому не страшно было бы от предстоящей встречи с палачом?

— Одни припасы, да одежда зимняя, — осматривая кладовую, сделал вывод Горазд. — Как видно не один год обретаются здесь.

— Похоже на то. Вот только не наглели, брали ровно столько, чтобы на житье хватало, да нападали подальше от логова, вот и не обращали на них внимания. Одно дело, когда уважаемого купца прихватят за причинное место, и совсем уж иное, когда никому неизвестного, мелкого купчишку.

— Это точно.

— А как думаешь, поверит нам воевода, что тут ничего не было?

— А чего ему верить? Эвон есть пленные, они ему и обскажут.

— И то верно. Зван.

— Здесь я, атаман.

— Что там, всех накрыли, или не хватает кого?

— Всех, подчистую. Счету эти олухи не обучены, но хоть по именам всех помнят, — отряхивая порты, подошел парень, — Атаман, я вот что думаю. Этих двоих, того что у входа повязанный валяется и еще одного раненного в плечо, можно бы не отдавать в руки воеводы.

— Интересно девки пляшут.

— Ты погоди атаман. Ну, сам посуди. Добром мы оказались на той службе? Нет. За глотку взяли, да так, что выбора не оставили. А было бы нас там два десятка добрых бойцов, глядишь и иначе кости выпали бы. Эвон, сегодня положили прорву народу и не запыхались.

— Все еще мысли имеешь о своей ватаге? — Зверь изготовившийся к броску, как есть свирепый, не знающий сомнений и страха. Но реакция Звана заставила его удивиться.

— О себе мысли имею, да только не те, что ты подумал. Тут ить какое дело, Добролюб. Тятька мой родный, пропойца и бездельник, пил не щадя здоровья, колотил и мамку и нас, а как не на что пить было, в долг к трактирщику лезть не гнушался. Пришла пора платить, а нечем. Вот и отдал меня батюшка за долги в обельные холопы, да только не по мне оказался тот кафтан, потому я и сбег. А тут, человече, что извел прорву народу, да почитай всех моих соратников, тот кого я ненавидел, добровольно на дыбу пошел, не только за меня, но ить и я в том ряду был. Раньше я был с тобой за страх, потом за удачу и сытную жизнь, теперь за совесть и все в нашей ватаге так думают.

— Вот значит как.

— Так, Добролюб. Я чего про счет сказывал, одних послушать так три десятка их было, других две дюжины, третьих четыре десятка. Кто станет высчитывать. Эти четверо молодые совсем, дурни, каким и я был, замараться пока толком не успели, определим их на постоялом дворе, подальше от глаз, мало ли там потребно помощников. Окажутся с умом, станут с нами плечом к плечу. Нет, так дурное дело не хитрое, сырая земля любого примет, как мамка. Ты подумай над тем, а с воеводы для плахи и четверых хватит, чтобы к ответу купчишку того призвать.

Сказать, что не прав Зван? Да, нет, прав. Градимир оно вроде и обязан Виктору до гробовой доски, но не погнушался с боевыми холопами в гости припожаловать. Слову Виктора не поверил, напрямую намекнул, что если что не так, дорогие сердцу Волкова люди под приглядом, наверняка кто-то из приютненцев приставлен в соглядатаи за постоялым двором. С другой стороны, а поверил бы он сам кому в такой ситуации? Сомнительно. Тут сам себе не доверяешь, чего уж про кого иного думать. Прав был Смолин, Виктор сам не знал, где его ненависть к гульдам заканчивается, в какой момент он сорвется и снова начнет их резать как курят, а чтобы он не думал, как бы себя не успокаивал, вероятность того была и довольно высока.

Выходит нужно иметь свою собственную дружину, как страховку, чтобы случись что, суметь постоять и за себя и за близких. Сомневаться не приходится, если того потребуют интересы семьи или бери выше, княжества, его вместе с окружением сольют как разменную монету и даже не поморщатся. Тому он множество примеров видел в оставленном мире, а здесь те же люди, причем маскировать под благовидными предлогами свои действия местным вовсе не нужно, тут все гораздо проще.

Вспомнить того же Меньшикова, сподвижника Петра Великого, да, долгое время он считался самым могущественным человеком в России, вертел и царицей и царем малолетним как хотел. Но никто не посмотрел на его заслуги, огромные заслуги, перед отечеством, и кончил он свои дни в нищете. Можно сказать, что он зарвался и взлетел слишком высоко, настолько высоко, насколько Виктору и не светит, да только в таком разе, разменять Волкова сильным мира сего, еще проще чем высморкаться.

Своя дружина. Да еще и тайная, потому как больше десятка ему набрать никто не даст. А за какие шиши ее содержать? Деньги на то нужны и немалые. Откуда их взять? Разворачивать производство, устраивать мануфактуру. Товар у него дорогой, специфический, но ой как нужный мастеровым, настолько нужный, что отрывать его будут с руками, да еще и в очереди стоять. Всего лишь семь наборов принесут тысячу рублей чистого дохода, это к гадалке не ходить, а изготовить их за месяц, даже при нынешних мощностях и рабочих руках вполне возможно, да можно и больше. В том же Рудном заказывать стальные болванки, а в мастерской только доводить детали. Вот только в этом разе, можно себе же и медвежью услугу оказать, наложат лапу на все, а людишек похолопят, найдут предлог, причем особо и напрягаться не будут, сошьют белыми нитками и приходи кума любоваться.

Не-эт, прав Зван, тысячу раз прав доверять здесь никому нельзя. Они это дело иное. Они ему теперь соратники, и с каждым боевым выходом веревочка боевого братства их вяжет все сильнее. Блин, это что же получается, нужно создавать свое государство, чтобы считать себя в безопасности, а там поди еще найди покой, ить тогда появятся другие, кто будет зубы на него точить. Зря он все же Богдана отправил в Рудное за комплектующими для новых станков. Нет не зря. Он там еще должен будет проследить, чтобы никаких форм не осталось, чтобы никто не смог воссоздать. Придется уподобляться местным мастерам и беречь свои секреты пуще глаза.

А может пришла пора оборотить взор в сторону Длани? Податься к местным казачкам. Ерунда. То только для бояр с Длани выдачи нет, кто же станет противиться воле Великого князя, отморозки, отморозками, но не идиоты же они в самом-то деле. Слышал Виктор, что в свое время, когда казачки выказывали недовольство, то пылали станицы и стонала Донская земля под стрелецким сапогом, да еще и самих же казачков друг против друга использовали, играя на противоречиях. Опять себя Меньшиковым возомнил? Да какой Меньшиков, прейдет княжья грамотка, писанная по просьбе бояр, верных престолу и опоры власти, и выдадут дланьцы его как миленького, а нет, тогда двинутся туда полки, но не из-за него, нет, а из-за непокорства выказанного княжьей воле. Нужны им такие неприятности? Я вас умоляю.

Тогда куда? Новый Свет? Это да. Это возможно. Но тут нужно крепко думать. Сорваться самому и близким, организовать там свою колонию, в принципе можно, да только опять таки, нужна сила, без нее могут стереть в порошок. Причем кто угодно — местные аборигены, там резня стоит такая, что многотысячные поселения с сотнями солдат не выдерживают, западники, которые ревностно следят за тем, чтобы не появлялось в тех краях новых акционеров. Мало того, так еще и друг с другом бьются, только перья летят. Сунуться туда, где Западниками и не пахнет? Заманчиво, вот только там и против аборигенов придется стоять в одиночку. Сколько он сможет туда увлечь народу? При самом благоприятном развитии ситуации не больше сотни. И с этим встать против тысяч дикарей?

А может просто с близкими, поселиться в какой колонии западников и жить спокойной жизнью? Раньше нужно было думать, когда рожей своей светил направо и налево, ведь теперь и во Фрязию дороги нет, потому как схватят и выдадут, а то как же, соседей добрых обидели. А что тут скажешь, не думал он тогда ни о чем, просто злобу свою изливал, местью упивался и готов был весь мир спустить в унитаз, лишь бы свою жажду крови утолить. Тогда казалось, что та жажда неутолима, а вот пришло таки время подумать и о будущем.

А может ну его все к чертям собачьим? Ведь собирался же смертушку принять за близких себе людей, без дураков собирался. И что их ждет? Парней вечная солдатчина и гибель не пойми за что, Орехин и Сохатовы, однозначно в холопы попадут, как только выяснится, какие технологии им ведомы. И ведь могли мальцы избежать этого, да сам же Виктор и подтолкнул их в ту сторону, когда одобрил их желание, изучать мастерство Богдана. Ох, дурья башка, что же ты наделал! Прогрессер хренов!

Решение никак не хотело приходить. Не видел он выхода из сложившейся ситуации. Вот вроде свет в окошке, но тут же находилось великое множество "но" и на горизонте начинали маячить огромные неприятности. Однако когда они следующим утром подъезжали к городской заставе, из пленников на волокушах лежали только четверо раненных татей, да приказчик Истомы, все укрытые так, чтобы их ни одна живая душа не видела, удар должен был быть внезапным и страшным, чтобы купец ничего не успел предпринять.

Не хватало двоих и в десятке Виктора, Зван и Кот сопровождали четверых пленников на постоялый двор. Дорогой с ними должны были провести задушевную беседу, в дополнение к той, что провел сам Волков, чтобы новички осознали, что надлежит делать, чтобы выжить. Сначала кнут, о пряниках речь пойдет гораздо позже.

Проехали прямиком в кремль, пред ясны очи воеводы. В воротах их хотели было досмотреть, но так же как и у городских ворот, Виктор, не позволил этого, откровенно злоупотребляя именами отца и сына Смолиных. Однако когда они уж достигли воеводского дома, его ждало разочарование. Воеводы не было на месте.

Оказывается в доме боярина сегодня бурное торжество, он выдавал замуж одну из своих внучек, а потому был занят совсем иными заботами, возложив все административные вопросы на дьяка. Вот только идти на съезжую, Волкову было не с руки, дело касается одного из уважаемых купцов града. Тут главное не опростоволоситься иначе все думы о том, как бы вывернуться из сложной ситуации останутся только думами, потому что сожрать его могут еще до того, как он начнет осуществлять любую из своих задумок.

— И что будем делать?

— Делать нечего Горазд. Оставайся здесь и никого не подпускай к волокушам. Никого, слышишь, даже если придется стрелять. Если сейчас не сработаем так как надо, тогда все прахом пойдет, а за наши жизни я и полушки не дам.

Уже через пять минут скачки по улицам града, Виктор был у ворот боярской усадьбы. Из-за ограды слышались музыка, разноголосое пение, что говорится — а свадьба пела и гуляла. У ворот шастал народ, которому щедрой рукой боярской дворни разливали хмельное без ограничений. Наблюдались уже и пропойцы, валяющиеся у ограды, одного Волков даже узнал, завсегдатай той самой таверны, вот только уже в беспамятстве. Интересно которую из внучек он выдает замуж? К черту. Какая собственно разница, тут вопрос жизни и смерти.

Но тут он столкнулся с непреступной стеной в виде привратника. Он без лишних разговоров, перенаправил Виктора в сторону выставленных бочонков у которых стояли и сами уж хмельные виночерпии. Прибыл к боярскому подворью, хвала небесам, эвон испей винца за здоровье молодых, да ступай с миром, хочешь всю бочку опустоши, чай погреба Смолиных не иссякнут, другую прикатят, а о делах и слышать ничего не хочу, есть на съезжей дьяк, он все решит и рассудит.

— Отец, да как ты не поймешь, дело не терпит отлагательства, — пустился в уговоры Виктор, а что поделать коли ни казенный тон, ни грозный вид, на старика ревностно охраняющего вход в усадьбу своего господина, не действовали.

— Коли дело срочное, так чего же тогда ты тут время теряешь? Скачи на съезжую, доложи дьяку, а тот уж рассудит, нужно воеводу известить, сам и прибудет, только его по делам дозволено пускать.

— Отцом небесным прошу, ты только весточку воеводе подай, что прибыл мол гонец от Великого князя с посланием срочным в руки самого воеводы, — а-а-а, пропадай моя телега, сгорел забор, гори и хата.

— Так чего же ты мне тут лясы заговариваешь? — тут же возмутился старик. Если Великий князь, то тут дело такое, не посмотрят и на многие годы верной службы, на старости лет оприходуют батогами как родного.

— Ничего я не заговариваю. Я же сказываю, дело срочное.

Но старик его уж не слушал, обернувшись он вызвал из-за калитки добра молодца, оказавшегося дюжим боевым холопом и что самое примечательное абсолютно трезвым. Ага. Повышенные меры безопасности. Виктору не раз приходилось слышать армейскую поговорку и испытывать ее на своей шее — для военных праздник как для лошади, голова в цветах, жопа в мыле. Ну один в один, с веками ничего не меняется.

— Это гонец от Великого князя, к воеводе, сопроводи в горницу, а я к боярину кого с известием отправлю.

— Да какой это гонец, то служивый из Обережной, Вепрем прозывают.

Вот так, вот, был Добролюб, а теперь все больше Вепрем поминают. Прозвище это навешенное на него гульдами, постепенно прилипало к нему так, что и не отдерешь, хотя ему оно вовсе не нравилось и если кто его так называл, то здоровья произнесшему не прибавляло.

— Язык придержи, холоп, — угрожающе прошипел Виктор, заставив мужика невольно отшатнуться.

Глупо конечно. Какая разница, что он свободный, боярин за своего боевого холопа однозначно заступится, вольный там или не вольный. С другой стороны перед Волковым стоял уже не старик, мало истово исполняющий свой долг, но и убеленный сединами, кои уважать надо. А этот коли знает, кто он, то долен знать и то, что прозвище то, настроения носящему его не прибавляет.

Надо же, один из телохранителей Градимира! А чего ты собственно ожидал, ведь тот не мог пропустить такое торжество. С другой стороны это только с его везеньем из доброй сотни боевых холопов, что сейчас наверное обретались здесь, попался кто-нибудь из той четверки. Тогда этот точно знает что можно болтать, а чего нельзя или решил что на боярской усадьбе все можно, а вот хренушки. Старик тут же подозрительно уставился на Виктора, оно и понятно, холку-то мылить будут ему.

— С посланием я в Брячиславль ездил, вот обратно возвернулся. — Нашелся Виктор, обращаясь к привратнику.

— Быстрый ты, однако, — усомнился старик.

— Да уж, какие вести, такой и гонец. Коли весть горячая, так и поскачешь как ошпаренный. Ну и долго мы тут разговоры будем разговаривать?

— Ладно, пошли, — махнул рукой здоровяк, явно стараясь загладить неловкость от встречи, более скорым прохождением стариковского кардона.

Ой, держите меня трое. Кто бы сомневался, что воевода в любом хмелю помнит, что ни с каким посланием к Великому князю он никого не отправлял. Световид появился в горнице, куда соспроводили Виктора, раскрасневшийся от немалого количества горячительного, с хмельным и в то же время грозным взором. А когда он увидел кто именно стоит перед ним, так Виктор и вовсе мог поклясться в том, что явственно услышал скрип зубов. Ого! Симптомчик, однако.

— Здрав будь, воевода батюшка.

— Я точно помню, что никакого гонца в Брячиславль не отправлял, а уж тебя и подавно. Лучше бы, причина твоей дерзости была достойна, не то небо тебе в овчинку покажется.

— Прости, воевода. Но как быть иначе я и не знаю. Дело очень серьезное.

— Сказывай.

— Сходный воевода приказал мне с моим десятком ватагу разбойников изловить.

— Изловил?

— Изловил.

— Так ему и докладывай или на съезжую вези к дьяку. То не причина меня от гостей дергать.

— Не получается коротко, воевода батюшка.

— А ты постарайся, — ого, а ведь тучи все больше сгущаются. Нужно срочно вываливать все и сразу. Тут ведь какое дело, мало, что воевода серчает, так еще и у него с некоторых пор характер стал не подарок, а ну как не выдержит, а какая с того польза, вред один.

— Человечек ко мне на рынке подошел и шепнул, мол пробавляется купец Истома делами нечистыми и повязан он с ватагой, за коей я охочусь, а выйти на татей я могу через человечка его, Любима.

— Думаешь, что говоришь? Истома уважаемый купец, их род не одно поколение в Звонграде проживает. А кто ты, чтобы напраслину на него возводить?

Вот так вот, ты никто и звать тебя никак, стой в сторонке, жуй сопли и не смей наговаривать на уважаемых людей. Понятно, что тут такие нравы и с этим ничего не поделаешь, но вот чуть не накрыло, уж и взгляд стальной метнул в боярина. Все понятно, но ведь он не своей прихотью занимается, а вроде как на службе и отношения хотелось бы как бы иного. Но сталь только искрой блеснула во взоре, который он тут же отвел в сторону.

— Не напраслина то, воевода. Взял я грех на душу и приступил закон, спеленал Любима, да поспрошал, без особого ущерба здоровью его поспрошал, хлипковат оказался.

— Под пыткой человек и не то скажет, а коли слаб так и вовсе во всех грехах мыслимых и немыслимых сознается, — ага, а тон уж заинтересованный. Не увидел дерзостного взгляда? Ну и хвала Отцу небесному

— Ведаю, воевода. Да только я к тебе не со словами его пришел, рассудка не лишился с такою малостью, шум однимать. По указке того Любима, мы прямиком вышли на логово ватаги, да накрыли их там. Четверых раненных привезли на твой суд, кто был сильно поранен и не доехал бы добили, головы убиенных в мешках. Все в кремле у твоего дома.

— Любима того, кто видел?

— Никто не видел, воевода, ни его ни трупы татей, все надежно укрыто, я твоим именем прикрываясь никого не допустил осматривать волокуши, от греха подальше.

— А вот это ты добре сделал, — а вот теперь азарт в глазах.

Что же понять человека можно. Ему поди купцы уж плешь проели, мол что же это деется, пошлину с торгового люда взимаете, а порядку на дорогах никакого. Выть вы ребятки СЕЙЧАС начнете, потому как если воевода с умом то дело раскрутит, то не миновать вам подъема пошлин, причем власть проследит, чтобы на рынке цены не взлетели, дабы народ не огорчать. А то как же! Сами ноете, а сами с татями дела имеете. Может все и иначе будет, но Виктору отчего-то виделся именно этот вариант.

— Кто был тот мужичок.

— Не ведаю, воевода. Убег он сразу.

— От тебя?

— И на старуху бывает проруха.

— Гхм. Когда Любима спеленали?

— Уж больше суток.

— Э-эх, порушил ты мне все веселье, скоморох.

— Дак не ведал я, воевода батюшка, — только смирение, ну его расстраивать Смолина, а на будущее, лучше бы вообще держаться от таких дел вдалеке. Времени стало жалко и понапрасну колесить по лесам не хотелось, а результат, едва на недовольство местной администрации не нарвался.

— Ладно, не серчаю, — вид довольный как у кота, что крынку сметаны умял, тайком от хозяев. Нет, точно достали его купцы до самой печенки. — Двигай в кремль и никого, слышишь, никого к своим волокушам не допускай, моим именем и не допускай. Я скоренько.

Скоренько. Скоренько не то слово, потому как не прошло и получаса, как кремль загудел как растревоженный улей, не весь понятное дело, а только острог. Среди стражников был объявлен сбор, воевода сопровождаемый дьяком и подьячим, лично спустился в подвал для производства дознания.

Виктора понятное дело туда никто не приглашал, забрали все вещдоки, оружие в них не входило, как-никак трофеи, дело святое, после чего отправили восвояси. Ясно, что не обратно в Обережную, а на постоялый двор, где им надлежало находиться до дальнейших распоряжений.

Уже ближе к полуночи Виктора разыскал стражник и велел прибыть в острог. Делать нечего, собрался со всей поспешностью, а как иначе, ведь сам полковой воевода от праздничного стола оторвался. Улицы все утопают в ночи, попадаются только редкие патрули, да группки прохожих, числом не меньше трех, опасно ночью по граду в одиночку, несмотря на то, что в сравнении с иными, Звонград считается вполне себе тихим, но все в этом мире относительно.

А вот острог гудел как растревоженный улей и в воеводском доме свет в окошках горит. Это что же воевода настолько окунулся в это дело, что до сих пор тут и мало того, делами занимается? Виктор ясно видел, как один стражник взбежал на крыльцо, а другой выбежал из дома с какими-то бумагами и направился в острог. Чего это он такого нарыл, что все дыбом стоят.

Опросный лист Виктора записывал лично подьячий, тот самый ушлый мужик с умным взглядом, что так расстраивался заступничеством воеводы за Виктора, когда тот порешил в переулке трех татей. После того как была заполнена шапка, этот умник уставился на Волкова внимательным взглядом, словно рентгеновскими лучами просвечивал, и начал спрашивать. Вопросы сначала были общего характера, потом уточняющие. Как видно он хотел составить себе общее представление об обстоятельствах дела, и только потом начинать записывать, чтобы не черкать и не переписывать.

— Стало быть незнакомый мужичок тебе весточку кинул, а ты не разобравшись сходу приступил закон, лишив воли того, вина коего доказана не была. А ить в граде исполнение закона лежит на плечах стражи, — понятно, честь мундира отстаивает.

За стенами это одно, но пособник татей жил здесь, на его территории, а за такое попустительство можно и огрести, выходит, Виктор перешел ему дорогу, выведя на чистую воду купца. Это не дело. Мало проблем, так еще и врага наживать. Лишнее это. Но как быть-то?

— Не о своей выгоде пекся, дело делал.

— То что не о своей, то еще выяснить нужно. Ты ить показываешь, что в пещере разбойной не было никакого товара, но могло быть и иначе, ты ведь приехал без двоих человек.

— Ранены они, я их и отправил в Обережную.

— А что их тут не обиходили бы? Получается ранены не так чтобы сильно, коли самих отправил.

— Тутошним коновалам у меня веры нет, а бабка Любава знатная лекарка, чуть не с того света людей вытаскивает. Уж лучше им потерпеть дорогу, да в умелые руки попасть, чем неизвестно к кому.

— А может они с товаром отправились, да не в Обережную, а скажем на постоялый двор у Приютного, а то и вовсе остались там же у пещеры, добро стречь.

— А ты пленных поспрашай про товар, они тебе обскажут, сколько и чего там было.

— А нет среди них атамана, убили его. Вот вызнал ты все и убил, а ватажники простые могли и не знать о каком тайнике.

— Ты что, чернильная душа, напраслину на меня возводить удумал? — Вот понимал, что нужно спокойнее, но иди совладай с норовом. Да и то, кто выдержит когда обвиняют не пойми в чем.

— То не напраслина, — и не подумал обижаться дознатчик, — то дума, как оно могло быть. Так например могло быть, что ты получил указания от меня, действовать так-то и так-то.

Ясно. Удачно проведенная операция, ватага истреблена и не просто, перехвачена нить ведущая дальше и выводящая на чистую воду купца, налицо обезвреженный преступный сговор. Как не примазаться к такому. Тут уж не по холке получишь, а совсем даже наоборот. Как же тебе помочь, сука ты такая, чтобы ты мне кровушку не пил?

— Не получится так. Коли воевода Градимир узнает, что его люди под кем кроме него ходят, мне то не к добру. Полковому воеводе я все уж доложил, начну сказывать иначе, тут уж он осерчает, почто ему неправду сказал. Так что, коли хочешь примазаться…

— Ты за словесами-то следи а то… — не дал договорить Виктору подьячий, но закончить так и не успел.

— Заткнись, — непроизвольно рыкнул Виктор и подьячий тут же отшатнулся впечатавшись в бревенчатую стену. — Ты падла татей в граде проспал, а теперь примазываешься и начинаешь вешать на меня всякие грехи, коих и в помине нет. Да даже если бы и был там товар, не ты сука там жизнью рисковал, не ты закон приступал шею под топор подставляя, не тебе и грязью меня поливать.

— Ты бы поаккуратнее, десятник ить тут тебе не лес, — довольно быстро пришел в себя подьячий, если испуг и был в начале, то сейчас и следа от него не осталось, в Виктора уперся угрожающий и злой взгляд. — Отсюда еще и выйти надо и не бряцай оружием или решил меня прямо тут убить.

— Вот тебе мой сказ. Коли хочешь примазаться, то знай, весть мне подал какой-то мужичок, внешности обыкновенной ничем не выделяемой, опознать его не смогу, обычный такой, каких много. Подал весточку и был таков. Мог он оказаться и твоим соглядатаем. Как то все обставить сам решай, не моя печаль. Глядишь еще и похвалят. И помни, я прохожу не по разбойному приказу, а по посадскому, так что в мою сторону взор не вороти, не то, на мне кровушки нынче много.

— Опять угрожаешь?

— Упреждаю, чтобы глупости не творил. Я не тать, а волчара битый, так что порву как овцу, только клочья полетят. Просто забудь, что есть такой Доролюб на свете, на том и разойдемся, я на границе, ты в граде. Все, записывай опросный лист, не ночевать же здесь.

Показания подьячий все же записал записал, поскрипел зубами в тон перышку, но долг свой исполнил. Нечего и сомневаться, не держи то дело на личном контроле сам полковой воевода, не остановили бы его никакие угрозы, Виктор уже был бы в железе и неважно какой крови то стоило бы. Волков внимательно прочитал написанное, ничего лишнего, никаких особых подробностей, кратко и лаконично, все уместилось на одном листе. Поставив свою подпись, он поднялся и направился на выход, однако в дверях остановился и глянул прямо в глаза подьячему.

— Я тебе показал, как можешь выгоду свою поиметь, там и думу думай, а коли решишь дать приказ меня спеленать, просто помни, взять меня как барана не получится. Понимаю, не тебе вязать, не тебе и шкурой рисковать, да только не один я, вся моя бывшая ватага нынче на службе у Великого князя и по закону мы только-только жить начали, привыкнуть еще не успели. А мои парни это тебе на подзаборная градская шваль, они Гульдию на уши поставили, да солдат ее лучших как курят резали. Так что подумай, прежде чем шум подымать.

— Нешто за дурака меня держишь, Вепрь? Ты иди с миром, служи, да помни, что я у тебя за спиной. А чтобы так благостно у тебя на душе не было, знай, моих рук и до границы достанет, было бы желание, а оно появилось.

— Бывай здоров.

— И тебе не хворать. Тебе здоровье в пыточной еще ой как понадобится.

— Так уверен, что спеленаешь?

— Ты же волчара тертый, а волк собачью пищу вкушать и на цепи сидеть никак не сможет. А я охотник, коего терпение должно отличать, так что подожду.

На постоялый двор Волков вернулся уже заполночь, с намерением убраться на следующий день восвояси. Нечего им делать в Граде, их место на границе, подальше от глаз начальства. Да и после посещения острога он ясно осознавал, что наломал дров выше крыши. Вроде и не мальчик, и жизнью битый, куда иным, а так подставился. Теперь каждый приезд в град для него сродни хождению по минному полю, подьячий человек не глупый и злопамятный, а потому будет под него копать усердно. А потом, нахождение на границе от этого пристального внимания никак не избавит. В крайнем случае, достаточно только весточку кинуть в Гульдию о постоялом дворе, то только обыватели вертели головой и понять ничего не могли, а этот знал точно, где, что и как. Так что оно может Виктор и волчара опасный, но этот точно охотник и куда опаснее. Волков читался как открытая книга, вон вспылил как, но этот четко сечет ситуацию и что противник нынче у властей в фаворе. Он куда лучше представлял себе, какие перемены начнутся для купцов и насколько происшедшее на руку Смолину, сам Великий князь приказал утеснений купцам никаких не чинить, дабы они развивали торговлишку, крепли и у западников торговлишку перетягивали на себя. А тут такая вот незадача. Без реакции такое оставлять нельзя, так что полномочий у Воеводы поболе станет, уж в Звонградском уезде точно и никто Смолину за то пенять не будет.

Вот только не вышло у Виктора уехать сразу поутру. Сначала решил дать людям отоспаться, сколько в походе, да еще и почти трое суток без передыха на ногах, плюс бой. Одним словом парням нужен был отдых. А тут еще и воевода вызвал к себе на подворье. Пробыв в трудах праведных весь остаток дня и почти всю ночь, на следующий день он продолжил празднество, так внезапно для него закончившееся. И то, не так часто навещает его давний друг и соратник, да еще и повод какой, осуществилась их давняя мечта породниться. С детьми не сладилось, у обоих сыновья, так хоть внучку свою за младшего сына Вяткина отдал, тоже ведь родная кровиночка.

У подворья боярина картина была один в один, что и вчера, разве только пьяных под забором валяющихся прибавилось. Но сегодня можно, пусть их валяются, а как оклемаются, опять за чаркой тянутся, оно и к добру, чем больше народу выпьет за здравицу молодых, тем те счастливее будут. На этот раз никто его останавливать не стал, а наоборот сразу же провели за ограду. Как же, ждем, проходи мил человек, да прямиком на задний двор, а если быть точнее, то в сад.

Основная свадьба отгуляла еще вчера, сегодня народ похмелялся, потому столы расставили в тени деревьев, чтобы голову не напекло, а ветерок овевал захмелевших гостей. Да-а, если это похмелье, то совсем скоро все опять будут на рогах. Собрались-то только ближники, да только вино и мед льются рекой и все в рот, лишь чутка проливается уголками губ. Нет, с такими темпами точно совсем скоро наберутся. Вон и Градимир, не доводилось его таким видеть, пьян и весел.

А вот и Смеяна. Не СМЕЯНА. А именно, Смеяна. Шевельнулось что-то вяло в груди, екнуло слегка и погасло. Вот стало быть кого воевода замуж выдает. Виктор прислушался к своим ощущениям, вот никогда не подумал бы, что весть о свадьбе его первой по настоящему большой любви с другим не всколыхнет в нем ничего. Но вот не было этого, спокойно как-то отнесся к происходящему. Что это? Смирился с тем, что у них разное положение или уж отболело? Да Бог его ведает, но вот не ранит и все тут. Наверное, рана нанесенная гульдами все же до сих пор саднила гораздо сильнее, чем то казалось.

А мужем-то у нее Боян, заместитель Градимира. Отношения с молодым человеком у Виктора никак не складывались. Понятно, что дружбу им не водить, кто он и кто простой десятник, да еще и с таким темным прошлым, молодой человек очень щекотливо относился к вопросам чести, а потому невзлюбил Добролюба сразу и бесповоротно. Потом выяснилось, что десяток его, подчиняется только воле воеводы, а коли сам Вяткин хочет какое поручение дать, то только через Градимира и никак иначе. Ну какому начальному такое понравится. Не складывалось у них, никак не получалось. Волков даже предположить не мог, как оно будет, если Смолин укатит куда, а на его место станет этот боярич, поедом съест, к гадалке не ходить.

Случайно встретился взглядом с невестой и вдруг почудилось Виктору, что лик ее стал темен, а в глазах поселилась печаль. Да ну, бред. Вот только что сияла, а тут при виде его сразу расстроилась. Ерунда это все. Просто вспомнилось что нехорошее, а может слышала о том, кем он стал и сколько на его руках крови людской, тут уж не по локоть, а по самую маковку испачкаться успел. Опять же уродство такое в светлый свой день увидеть. Вон и у Бояна настроение сразу ухнуло вниз, а кому захочется, на своем празднике видеть того кого терпеть не можешь. Но то не его ума дело.

Так. Веселье, пир горой, а его-то сюда за какой такой надобностью, да еще и при полной боевой справе? Похвалить за прекрасно проведенную операцию по уничтожению бандформирования? Не к месту оно как-то. Воевода конечно хмельной, но видно, что с головой дружит и одно с другим путать ему пока рано.

— О-о, Добролюб! — Ты чего так радуешься Световид, свет очей наших, словно игрушку любимую узрел, и чего так победно на внучку взираешь?

— Здрав будь, воевода и вам поздорову люди добрые, — а что он еще мог сказать.

— Ну что Смеяна, сказывал я тебе, что за ради любимой внучки все что угодно сделаю. Вон он, скоморох о котором ты сказывала.

— Был скоморох, батюшка, да весь вышел, — вставил свои пять копеек Градимир. — Нынче это десятник посадской конницы, командир разведчиков Обережной. — Во как. Мало ли как он склонил того к службе, своих людей никому в обиду давать сходный воевода не собирался.

— Это что же, и ухватки свои все растерял?

Виктор внимательно поглядел на воеводу. Нет, не издевается Световид, и никого не желает унизить, хорошо мужику, вот как хорошо. Одно доброе событие за другим, свадьбу любимицы справить еще не успел, а уж все купечество на пятую точку посадил и заставил репу чесать, вот уж отыграется за каждый выпавший из плешки волосок. А Добролюба он и впрямь в веселом кураже призвал, что тут же и подтвердил.

— Вот Добролюб, зашел у нас разговор о скоморохах, стали вспоминать всех подряд, а внучка моя и сказывает, что один ты всех их за пояс заткнешь, а коли был бы тут, то непременно то подтвердил бы забавами своими неповторимыми. А народ сомневается, мол многое видывали, так что их и не удивить.

Да чего ты на меня так смотришь, эвон уж и щеки горят, от того пристального взгляда, и отвернуться хочется, чтобы не видела она той картины страшной. Ну да, страшен ликом как чудище лесное, ну и что, это повод чтобы рассматривать во все глаза эдакую диковинку.

— Ну, дак как, удивишь народ? Тряхнешь стариной.

Спокойно. Ничего сверхъестественного, ты для них чуть выше холопа, можешь и отказаться, да только проку от того мало, а вред очень даже может получиться. А потом ничего страшного не происходит, напротив по отношении к тебе проявляют верх уважения, вон Световид лично чарку наполняет и протягивает. Малость? Это с какой колокольни глядеть, как с местной, так почет великий.

Добролюб подошел и с поклоном принял подношение, после чего пригубил и поставил серебряный сосуд на стол, со словами благодарности. Да только лик воеводы сразу помрачнел, а гости зашушукались. Но Виктор и не думал никого обижать. Нужно срочно разруливать, ведь это необходимость, а все воспринимают как неуважение к хозяину.

— Коли дозволишь, батюшка воевода, я опосля допью до дна. Давно не занимался я потехами и вина давно не пил, боюсь рука станет неверной, а тогда уж и представление для тебя и гостей твоих испорчу.

— Нешто ножички в ворога не метал, — с издевкой вопросил один из гостей. А вот этому плевать на Добролюба, скоморох и пыль под ногами, но не для него он собирается давать представление.

— В ворога метнуть клинок, проще, нежели то, что я хочу вам показать.

И показал. Не просто показал, а увлек гостей, вытащил из-за стола, заставил самих метать ножи и подбрасывать яблоки, которые заменили шары. Бояре с хохотом и довольные собой, соревновались в ловкости, не уставая добродушно, от сердца похлопывать десятника по плечу, отвешивать шутейные тумаки, многозначительно подмигивать, мол, эвон, а у меня что-то получается.

Показал и кое-какие ухватки из борьбы. Тут уж не выдержали те что помоложе, выбегая к Добролюбу, чтобы показать всем, свою удаль молодецкую, но в итоге оказывались на земле, под дружный хохот окружающих и сами смеялись как озорная детвора. Был один, что бросил хмурый взгляд на Виктора, но тот только потешно пожал плечами и сказал что мол зря что ли он не стал пить перед потехой, трезвому повалить находящегося во хмелю проще простого. При этом даже повинился слегка, отчего поверженный только хлопнул ладонью о траву и признал правоту Волкова, от души рассмеявшись.

Только раз за все представление он бросил взгляд на Смеяну и увидел, что та смотрит на него с задором и прыгающими в глазах бесенятами, совсем как тогда, когда он практически на этом же месте давал представление для боярина и его дворни. Перехватил он и взгляд Бояна, единственный хмурый и даже злой среди десятков, устремленных на него.

В обратный путь убыли уж после полудня, когда Виктор сумел вернуться из гостей. После представления, его перехватил Градимир, похвалил за службу и дал разрешение отдыхать до его возвращения в крепость, прямо указав, что в самой крепости можно не находиться. Волков решил воспользоваться свалившейся свободой и провести пару деньков на постоялом дворе. Опять же, нужно было заняться новобранцами.

Два дня пролетели на одном дыхании, словно и не было в сутках двадцати четырех часов, все это время из троих рекрутов планомерно выбивали дух. Нет, их никто не бил, вернее это тоже было, но в процессе так сказать, разъяснительной работы, когда парням доподлинно объясняли, какую они совершили глупость, когда остались в живых, да еще и согласились пойти под руку нового атамана. У них были все основания считать, что это какая-то новая форма пытки, а как иначе назвать эти беспрестанные бег и физические упражнения на грани возможного.

Были и приятные моменты, как то сытная кормежка, теплая и мягкая постель, а главное им доверили огненный бой. Однако все эти удовольствия были с неким душком. Кормили сытно, но сытыми они не были, потому как слишком много сил уходило пока их гоняли, так что все съеденное очень быстро растрясалось. Спали по людски, да только оценить того не могли, потому как добирались до коек едва доволакивая ноги и проваливались в сон без сновидений, а на рассвете просыпались в таком состоянии, что и не спали вовсе, а всю ночь вкалывали как проклятые. Стрельба она конечно интересна, коли пару-тройку раз пальнуть, а когда уж плечо саднит, более сотни раз отрабатываешь заряжание, всюду таскаешь за собой тот мушкет, от которого уже неодолимое желание избавиться, какой уж тут интерес. Одним словом к моменту отъезда Виктора они уже были убеждены, что на каторге куда как лучше.

Несмотря на ранение, последний из рекрутов был в наиболее выигрышной ситуации, потому как взирал на все эти безобразия со стороны, находясь на излечении. Специально из-за него, из Обережной привезли бабку Любаву, чтобы излечила как полагается и скоренько на ноги поставила. Раненный шел на поправку, вот только настроение его от того, не улучшалось, а совсем даже наоборот, потому как житье у всех четверых было одно и он видел как достается парням. С другой стороны никто не обещал, что жизнь будет сладкая и беззаботная.

Все. Пора и честь знать. Сколько там будет гулять воевода неизвестно, но к его прибытию десяток должен быть в крепости. А долго ему гулять никак не получится ить заместитель в женихах, а ему после свадьбы с молодой бы помиловаться, как оно издревле заведено. Так что, как только приличия соблюдутся, сразу подастся в крепость, где сейчас за главного один из сотников.

— Опять ты, Тихоня.

— Тетка Беляна, я ить никакой работы не погнушаюсь.

— Знаю. Есть будешь?

— Не за подачкой я пришел.

— Да ведаю я, ведаю. Стало быть, будь гостем и садись за стол. И неча брови хмурить иль обидеть хозяйку возжелал?

— Никого я обижать не хочу, тетка Беляна, да только какой я гость…

— А то не тебе решать, — строго отрезала женщина, — коли назвала тебя гостем, то и веди себя как подобает.

Виктор глянул на молоденького паренька и что-то шевельнулось в памяти. Тот стоял скособочившись на левый бок, а за спиной обозначился горб, видно что когда то телом парень был ладен, а лик и сейчас пригожий. Добрый должен был получиться муж, да только не повезло парню, то что увечье его не от рождения было прекрасно видно любому.

— Беляна. Что за добрый молодец? — Так чтобы не услышал парень, перед которым улыбчивая деваха уже расставляла миску с кашей и кружку с квасом, спросил Виктор.

— Тихоня. Из вольных, в лесной деревеньке жил. В тот год, ну когда… Его деревом придавило.

— А-а, помню. Его тогда бабка Любава вместе с твоим Гораздом пользовала.

— Он и есть.

— А чего он тут-то?

— Работу ищет. Уж в третий раз приходит.

— Так взяла бы. Парень-то хороший и видно что работящий, а главное эвон видно что голоден, но даром питаться не желает. Или я чего не ведаю?

— Все верно, Добролюб, да только какой из него работник. Силы в нем нет никакой, увечный.

— Я слышал, горбуны силой владеют невероятной, Отец небесный будто их одаривает, взамен увечья.

— Слышала я об этом, но то коли с рождения, а тут эвон, хворый он. В отчем доме-то помогал как мог, да только из сил выбивается быстро, и толку от него меньше чем от деда дряхлого.

— Нешто родители хлебом попрекнули?

— Сам не восхотел оставаться нахлебником. Да эвон, отец его заявился, опять станет уговаривать вернуться, — кивнула женщина в открытое окно, через которое были видны ворота, где и впрямь появился какой-то крестьянин. — Я бы взяла его, да ить не я хозяйка, тебе решать. — Показалось или и впрямь с надеждой спросила. Нет, не показалось, вон и взгляд умоляющий, женское сердце оно такое.

— Иди Беляна.

Виктор продолжая завтрак наблюдал за тем как к пареньку подошел крестьянин и стал что-то втолковывать, но парень набычившись упрямо мотал головой и только забрасывал в рот кашу, полными ложками. Видно, что не от жадности, просто понимает, что коли есть возможность нужно поесть, но и вести беседу с отцом при посторонних не желает, а чем беседа закончится было ясно, уйдет крестьянин ни с чем. Волков и сам не знал отчего проникся симпатией к Тихоне, может потому что и сам был калекой. Нет, лицо его тут ни причем, увечной была его душа, так что хотя травмы их и разные, оба они инвалиды.

— Парень, я слышал, ты работу ищешь? — опускаясь напротив, спросил Виктор.

— Ищу, — буркнул Тихоня, но в глазах сверкнула надежда.

— А что умеешь?

— Я за любую работу возьмусь, чего не знаю, постигну быстро.

— И за женскую, возьмешься?

— Сказываю же, за любую.

— Дом прибрать, мужиков обстирать, снедь сготовить, раненных обиходить, а случись тяжелые, так и ходить за ними как за детьми малыми?

— В свой отряд сватаешь? — Аж глазки засверкали.

— Ну не на это же подворье, тут Беляна хозяйка, я только в память о прошлом, почетный гость. В Обережную поедем.

— Так не возьмут, — вот и расстройство и печаль в глазах.

— То не твоя печаль, а потом я ить тебя не на рать сватаю, будешь на хозяйстве.

— Согласен.

— Да как же так-то, — вскинулся не на шутку разволновавшийся отец.

Крестьянин всерьез рассчитывал уговорить сына вернуться домой, тем более, что работу тому найти никак не получалось, ни мельник, ни кузнец, ни кто иной связываться с увечным не хотел. Тот может уж и подался бы, в Звонград, да путь этот пешком ему было не одолеть, досюда с великим трудом добрался. А тут такая напасть, нашелся тот, кто подал этому младому охламону надежду, а тот и радешенек. Шрамы Виктора отца ничуть не смущали, эка невидаль. Знает он этого вояку, когда-то трактирщиком был, потом лихим делом пробавлялся, за что все его Вепрем кличут. Сказывают, что бедокурил он только в Гульдии, там и прозвище заработал, да молва людская донесла. Знал и то, что ныне этот аспид на службе в Обережной. Ну и как с таким отпускать родную кровинушку.

— Ты за сына не переживай. К делу приставлю, будет он свой хлеб есть, честно заработанный. Опять же, бабка Любава при мне живет в Обережной, глядишь, окрепнет парень, под ее приглядом.

— А тебе какая печаль, калеку привечать? — Не сдавался отец, а кто захочет отпустить сына, только сволочь какая, а мужик перед Виктором сидел правильный, так и сына воспитал.

— А я все сказал. Мы все время в разъездах. Эвон сейчас уехали, а имущество без пригляда осталось, так что пришлось все из дома выносить и на постой определять. То мы загодя выходили, а как всполошимся и умчимся, кто за всем доглядит? Живо нашим пожиткам ноги приделают.

— Гляди, Вепрь ты там или кто еще, за сына спрошу строго.

— Не Вепрь я, Добролюбом кличут.

— Все одно спрошу.

— Конечно спросишь, на то и кровь родная. Так, как, благословляешь сына?

— Пусть будет так.

— Зван.

— Я атаман.

— Сколь раз говорено, не атаман, а господин десятник.

— Гм. Слушаю, господин десятник.

— Попроси у беляны бедарку, сажай их и бабку Любаву, да езжай пожитки паренька забери, апосля в Обережную двигайте.

— Дак, зачем он нам…

— Зван, тебе приказ ясен?

— Приказ, ясен.

— Вот и выполняй, остальное не твоего ума дело.

— Слушаюсь.

В Обережную добрались без приключений и задолго до темноты, хотя и выехали припозднившись, а потом еще и брели неспешно, поджидая пока нагонит Зван на бедарке с лекаркой и новым членом отряда. Блажь атамана никто не понял, но как видно он знает что делает, а потому и пусть его. Смущало то, что содержать паренька придется из общей казны, но с другой стороны, у Добролюба и самого есть немалая доля, так что может возьмет парня на свой кошт, а как нет, так невелика и беда, одного всяко разно прокормят.

Воевода еще не вернулся, оно и к лучшему, хоть отдохнуть можно будет, поваляться. Иное дело Горазд, которого оставили на постоялом дворе, продолжать вытрясать дух из новобранцев, так уж повелось, что учить можно только тому, что сам умеешь делать, так что они своим примером подбадривали новичков, вот только теперь парню придется отдуваться самому. Можно было оставить и кого другого, но только Виктор лишь сейчас начинал учиться подставлять свою спину людям, а Сохатов уж давно был его, потому и мутных мыслей у парней не станет заводить. Да и просто пусть побудет с семьей, эвон укатил месть творить, а дома такие новости, что чуть до греха не дошло.

Как только обустроились, Добролюб в очередной раз удивил своих ребят, потому как собрался и направился в посад, навестить молодуху по имени Мила. Женщина эта была известна, всем своим развеселым нравом доступностью и ненасытностью, понятно в каком отношении. Сколько через нее уж мужиков прошло, про то лучше не задумываться, потому как со счета сбиться можно было очень даже легко. Были среди них не только пришлые служивые, но и местные, бывало заглядывали, о чем все на селе знали, да только никто из баб и бровью не вел. Общались с ней свысока, не стеснялись и заткнуть и пройтись по ней словесами, но вот волосы никто не дергал и калитку дегтем не мазал. Что поделать, жизнь она такая, что и без вот такой развеселой никуда. Все то понятно, вот только Добролюб никогда к ней не шастал, мало того, никто не видел, чтобы он вообще интересовался бабами, а тут собрался и ушел, известив где его при надобности можно найти, чем вверг ватажников в ступор.

Виктор тяжело дыша откинулся на подушку и задумчиво уставился в потолок. Вот оно стало быть как получается. Тогда на подворье воеводы уж думал, что отболело, а на поверку выходит что нет. Не для гостей воеводы он давал то представление и на время позабыл о своей боли, ненадолго, но позабыл и предался веселью, как бывало раньше, он лицедействовал для нее. Сам о том не знал, просто решил, что отпустило, как занялся тем, чем раньше занимался с упоением. Но ведь тому могла обрадоваться скоморошья душа, а ее в этом теле уж давно нет, воспарила она в небеса, оставив тело ему. Год он не вспоминал о женщинах, относясь к ним совершенно равнодушно, а тут словно бес вселился, иззуделся весь, так что только вернувшись побежал сюда. А вот теперь пришло и осознание, потому как был он не с этой помятой и потасканной бабой, а сам тому не отдавая отчета, держал перед взором молодую, ладную и оказывается все такую же желанную Смеяну. И что, теперь все по новой?

По счастью опасения оказались напрасными. Как говорится — спустил пар и слава богу. Наследующий день вернулся к месту службы Градимир. Этот как видно отдохнул и набрался сил, а потому решил проехаться по окрестностям и не придумал ничего иного, как потащить с собой и десяток разведчиков. Оно и к лучшему, в походе дурным мыслям и вовсе не место, там голова забита иным.

Назад: ГЛАВА 5

Дальше: ГЛАВА 7