ГЛАВА 3
— И ты Здрав будь, Добролюб, — мужчина сладенько так улыбнулся.
Едва взглянешь на такого и сразу вспоминается народная мудрость: Мягко стелет, жестко спать. Впрочем, может это у Виктора такая ассоциация, потому как он прекрасно знает, что этот купчина подставил своего подельника, сразу и по полной. Повидимому, он специально никогда не забирал весь товар из закромов постоялого двора, чтобы случись что, у представителей власти имелись неопровержимые доказательства вины владельца подворья.
Ладно, нужно играть дальше. Виктора подставить у него никак не получится, он-то знает чего ждать от этого красавца, а вот купчишка видать считает себя самым ушлым. А и то, из такой передряги почитай без потерь вывернуться, да и Лисом за так не назовут, здесь почти все имена с умыслом даются. Страшные раны на лице посетителя ничуть не пугают Отряхина. Нет, сказать, что впечатления вовсе никакого, это соврать, но то больше неприятные ощущения от вида безобразных шрамов, а вот страха или неуверенности в себе ни чуть не бывало.
— С чем пожаловал? Гляжу, товар не рассматриваешь, а прямиком ко мне, стало быть, дело какое имеешь.
— Ума у тебя палата, — глянув по сторонам и никого не увидев в лавке, произнес Виктор.
Ничего удивительного в том, что посетителей не было, время уже послеобеденное, пик миновал, а тут еще и нудный дождик еще с рассвета как зарядил, так никак успокоиться не может. Холопов Лиса тоже не видно, похоже в лавке он один, но вот убедиться в этом не мешало бы. В таких разговорах лишние уши ни к чему, потому как если Волков только заподозрит что-то неладное начнет обрубать концы, а этот купчина ему нужен, эдак он время с экономит, потому как была у него уверенность, Отряхин имеет выход на тех, в ком нуждался Добролюб. Вот только не нужно показывать, что обо всем догадывается, пусть купчина уверится в своем превосходстве.
— А ты как думал, — уже самодовольно улыбнулся купец, — коли с головой не дружить так можно и по миру пойти.
— Вот и я о том. Не ведаю знаешь ли, да только досталось мне этим летом.
— Слышал. Сочувствую горю твоему, в одночасье лишиться всей семьи… Понимаю, словами тут не поможешь…
— Тут ничем не поможешь, — ответил Виктор пряча глаза, в которых сейчас плеснулся бешеный огонек, вот всегда так, как про то подумает, но нельзя купчине обличье свое выдавать, он и произнес-то это едва слышно, от чего голос показался дрогнувшим от переполняющего горя, но никак не ярости, — но ить жизнь-то продолжается, потому живым о живых думать нужно, а усопшим отдать дань уважения.
— Твоя правда Добролюб.
— Так вот, когда побили моих и пожгли подворье, нашли аспиды мою казну. Я как раз собирался отправляться в Рудный, там заказ у меня на товар большой, потому деньга не в схроне была, а в доме.
— Много взяли?
— Остались только слезы.
— Но ить я слыхивал, воевода батюшка тебе подворье за счет казны восстановил и ты с большим прибытком гульдам кровушку пустил, одних боевых коней восемь взял, да оружия и справы всякой. Нешто не восполнило?
— Нет. Половину и ту не покрыло. А да и воевода только стены поднял, а обставить все, рухляди прикупить, запасы завести, чтобы постояльцев было чем привечать. Опять же заказ в Рудном уж готов, нужно оплачивать да забирать работу, планы у меня мануфактуру поставить.
— Так ты же сказывал, что торговля не твое?
— Сказывал и сызнова скажу, не мое. Но тут ить мне не торговать, а продавать то что сам же и сделаю, выходит, не нужно будет головушку ломать, что да почем взять, чтобы потом с выгодой продать, то забота купцов будет не моя.
— Хм. И то верно. Ну, а ко мне почто пришел? Денег в рост я не даю, да и нет у меня лишних, сам концы с концами едва свожу.
— А разговор наш припомнил, что год назад здесь же на торжке приключился. Сам-то я ни уха ни рыла в торговлишке, то правда, но коли человек опытный возьмется подмогнуть, тогда не прогорю. Вот ты сказывал в полцены…
— Ты вот что, Добролюб, тот разговор стародавний, опять же навеселе я был, у меня тогда дело доброе выгорело, мало ли что я плел. Этож где такое видано, чтобы товар в полцены покупался? Извини, но не ведаю о чем ты.
А что тут скажешь. Если бы Виктор год назад сходу или чуть подумав согласился, тогда дело другое, ведь купчина сам подошел, а тут человек через год вспоминает и сам приходит. Нет, легенда вроде без протечек, но на то, что ему поверят сходу он и не рассчитывал. Отряхин должен все обдумать, взвесить, проверить слова Добролюба, а там уж будет принимать решение. Что же неделю подождет, ну, а если результата не будет, придется действовать более жестко, чего не хотелось бы, ведь это приступать закон, ни где-то там за кордоном, здесь в Брячиславии, не гоже гадить там где живешь.
Рейд по Гульдии он закончил весьма успешно, иначе и не скажешь. Правда такого успеха как с той каретой у него не было, но все же удалось подстеречь еще двоих. Дворянчика и слугу, которые ехали верхами. Только вот тот оказался очень уж бедноват, всего-то двадцать талеров при нем, два кольца, да серебряная цепь, из оружия пара пистолей, мушкет, что у слуги был, кинжал да шпага, вот эта в отличии от огнестрела отличного качества, видать фамильная. Кони так себе, даже усомнился, стоит ли их с собой тащить, красная цена рублей по пятнадцать, а то и меньше, но взял, хотя и повязали они по рукам и ногам. Но в тот момент им уж владела одна идея и не терпелось ее реализовать.
А идея простая. Он все думал, о сборе отряда, потому как тогда кровушку врагу пускать было бы куда как сподручнее, одному и даже вдвоем все же трудно, да и риск слишком велик, а вот к примеру десяток, это уже совсем иное дело, это уже боевое подразделение получается, а если их еще и оснастить по полной, то ого-го, что может выйти. Вставал вопрос из кого собирать такой отряд. Ответ напрашивался сам собой, из обозленных на гульдов людишек. Ага, проще сказать, чем сделать. Таких-то много наберется, да вот только кроме проклятий и пустых угроз подавляющее большинство ни на что не способно. Одним словом, коли ворог пришел бы на родную землю тогда да, а вот так, самим на вражью территорию, искать приключения на свою…, не, это без них.
Решение оказалось простым и сложным одновременно. Разбойники. Если выйти на какую ватагу, да суметь их возглавить, то можно многое сделать. Этим все едино, что иметь подтаскивать, что иметых оттаскивать, лишь бы добыча была, а где ее брать, в Гульдии ли, в Брячиславии ли, то без разницы. Как с ними разобраться и пригнуть под себя, он еще подумает, может кого сразу и упокоить придется, видно будет, но самое главное это выйти на них. Эвон стражники да конные отряды, сколь не гоняются, а что-то Виктор не слышал, чтобы за последние пару лет кто сумел накрыть какую банду. Хм. Впрочем, один случай был, но то он-то как раз и накрыл, ватагу Секача, опять же, случайно и со страху.
Вот тут-то и должен был помочь купчишка, все вроде продумано и логично, так что должен был клюнуть, ну а как выйдет на ватагу, так того купчину и пнуть можно. Не поймет добром, то его проблемы, потому как церемониться Виктор не собирался.
Выйдя из лавки, Волков направился прямиком на площадку предназначенную для повозок, вот только пусто тут было, лишь одна и стоит с возницей понуро восседающем на облучке. Странная какая-то повозка, о двух колесах, такие тут и не видели. Подошел, сел рядом с сидящим мужиком, двуколка только качнулась, ну прямо карета боярская никак не иначе, видать мягкий у нее ход, не растрясет на ухабах.
— Ты как Горазд.
— И чего ты все спрашиваешь? Сказываю же нормально все, зябко, но то к ране не касаемо.
— Как вернемся, сбирайся сразу в дорогу. Отправимся в Обережную, к бабке Любаве, пусть тебя посмотрит.
— Чай не маленький и сам дорогу знаю.
— А у меня тебе в этом деле веры нет. Вот скажет лекарка, что можно тебя пользовать по всякому, тогда и посчитаю тебя здоровым.
— Это как это пользовать-то, — даже встрепенулся Горазд.
— А как возжелаю. Трогай давай.
— Куда?
— В арсенал, куда же еще-то.
На въезде в кремль их остановили, а и то нечего всякому возжелавшему беспрепятственно туда ездить, тем паче на повозке. Досмотрели. А кто собственно от них скрывал груз. Оружие огнестрельное, да холодное, все разномастное и в немалом количестве. Нет, Виктор не собирался сдавать в арсенал оружие за вознаграждение, хотя такое тут практиковалось и обмана не приключалось, чин чином покупали и складывали на хранение. Эвон как война приключилась, откуда народ вооружали, то-то и оно. Война окончилась, все обратно приняли, почистили, смазали от ржи оберегаючи и поставили до лучших а вернее худших времен.
— Здрав будь, Ратибор.
— И тебе не хворать, — отозвался сидящий за обшарпанным столиком, криворукой работы и на такой же скамье некогда высокий и статный, а теперь пригнутый годами старик. Сказывали славным был рубакой в свое время, да укатали сивку крутые горки, — Прибыл стало быть.
— Как и уговаривались.
— Странное у тебя какое-то дело. Коли воевода батюшка не указал бы, так погнал бы тебя взашей. Но коли уж так, то давай заносите.
Откинули сиденье на бедарке, под ним объемный короб, сейчас набит оружием, которое они с гораздом начали споро затаскивать в арсенал, на приемку. Ратибор критически осматривал все, но даже ему, уже не первый год ведающему арсеналом, придраться оказалось не к чему. Все почищено, смазано салом, так чтобы никакая ржа не прокралась, замки исправны, клинки блестят стальными жалами.
— Воевода сказывал, что ты хотел отобрать на обмен десять гульдских драгунских карабинов, да пистоли.
— Все так.
— К чему тебе столько оружия-то?
— Кто я ведаешь ли?
— Конечно.
— А к чему тогда спрашиваешь? Однажды я уже не сумел защитить свой дом, в дугой раз такого не будет.
— Ладно, не кипи, как вода в горшке. Эх молодежь, молодежь, — посмурнев поспешил успокоить начавшего заводиться Виктора, Ратибор. — Чем эти-то не подходят? Ить вижу что все исправно.
— Калибр у них разный, одних пулелеек почитай под каждый ствол иметь нужно, неудобно.
— А в арсенале, стало быть, удобно.
— Дак тут и без того столько всего набрано, что одним больше, одним меньше разница не велика. Опять же уверен, что у этих тут товарки быстро сыщутся.
— Сыщутся, сыщутся. От ить, трактирщик, а и тот понимание имеет, что разные калибры это глупость несусветная, а тут даже в одной сотне до трех калибров набирается, а если с пистолями считать, так и вовсе беда. Хм. А клинки что же?
— То в дар граду.
— Хе. Подмасливаешь, выходит?
— Не без того.
— Пулелейки то имеются ко всему этому богатству?
— Прости, позабыли. Горазд.
— Уже бегу, Добролюб.
— Ко всем есть-то?
— Нет, не ко всем. Ить все это с бою взято.
— Слышал я как ты повоевал. Знатно дал прикурить гульдским собакам. Э-эх, где мои младые годы. Пошли, что ли.
Бардака в Брячиславии хватало, впрочем, где его нет, но тут все было чинно и упорядоченно. Мушкеты, пищали, мушкетоны, пистоли все в пирамидах и ящиках, все одно к одному. Отчего-то Виктор был убежден, что подразделения ополчения Звонграда были вооружены правильно, наверняка в сотнях, или минимум в полусотнях было оружие под один стандарт, это от количества зависит. Одним словом полный порядок и не поверишь, что такое под силу одному старику. Ан нет, не один он, эвон двое молодцов лет по пятнадцати в помощниках бегают, вошли из соседнего помещения несут какой-то тяжелый бочонок, натужно кряхтят.
— Закончили что ли?
— Закончили, дядька Ратибор, все как ты обсказал.
— Отнесите куда положено, да подойдите потом.
— Хорошо.
— А чего это они, словно свинца в бочонок напихали.
— Кхм. Так свинец и есть. Пули они лили. А ты думаешь мы тут в безделье прозябаем. Время есть, вот и льем пули, чтобы когда срок подойдет, не бегали ополченцы как заполошенные, а на первое время запас имели. К каждому калибру отливаем, есть и картечь, потому как из пищали к примеру в ближнем бою вдарить картечью самое оно будет. Так какой тебе калибр надобен, аника воин.
— Вот.
Виктор достал из кармана две пули, одна побольше, к карабину, другая поменьше, это уже к пистолю. Признаться на такую удачу, чтобы заиметь только два калибра он не рассчитывал, но случись, хотел обойтись хотя бы тремя. Ведь и без того три пистоля были иного калибра, да еще и каждый со своей пулей, потому как лукасы были под круглую, но с другой стороны и кольт можно было снарядить обычной.
— Ага. Пошли сюда. — Прошли мимо нескольких пирамид и штабелей деревянных ящиков, старик двигался уверенно, к определенной цели. — Вот тут тебе гульдские карабины, хотя по мне, так наши им ничем не уступят.
— Воевода работу Казьминских мастеров обменивать не возжелал.
— Ну и правильно сделал. Кабы ты брячиславскую работу приволок, то было бы по иному, а коли так, то и получи.
Виктор поднял крышку одного из ящиков, откуда на него взглянули карабины, все ухоженные и по виду исправные, было их там никак не меньше двух десятков, а в штабеле четыре ящика, стоящих слегка на особицу.
— А там что, тоже самое? — Кивнул Виктор на оставшиеся три.
— То не про твою честь, — отрезал старик.
— Что, так-то?
— Там все новое, почитай и не пользованное, только в недавнем походе и побывали, да каждое не больше десятка выстрелов сделало. Ты принес взятое с боя, такое и получишь.
— А эти, что же не с бою взяты?
— Нет. Эти куплены. Наши-то не управляются, чтобы поспеть всех обеспечить.
— А как же гульдское-то закупить получилось?
— А купцам какая беда, чьим оружием торговать, лишь бы деньга шла, а нам, только бы арсенал в порядке содержать.
— Понятно.
Оружие-то трофейное, но все исправное не изношенное. Достал первый карабин, закатил пулю в ствол, вошла впритирку с минимальным зазором. Хм, а у старика-то глаз алмаз.
— Чего проверяешь? Калибр один, даже не сомневайся, все с Прижской мануфактуры. Ты проверяй замки, да стволы, чтобы попорченными не оказались.
— Незачем мне тебе обиду чинить, развеж не вижу, что в порядке все содержишь.
— А чего же тогда калибр полез проверять? — Ворчать-то ворчит, но видно, что лесть пришлась старику по сердцу.
— Так ить ты даже не измерял те пули, вот и усомнился я, сам-то ни в жисть на глазок не определю.
— Поворочай железо с мое, еще не так глаз набьешь, — все так же выказывая довольство, с показной серьезностью изрек Ратибор. — Вот что ребятки, берите десяток карабинов и несите к выходу, — это уже подошедшим парнишкам, — а потом подойдете эвон туда. Пистоли отбирать станем.
— Хорошо, дядька Ратибор.
В арсенале покончили быстро, после чего направились в плотницкую слободку, было у Виктора еще одно дело. Уж больно неказистыми были местные ложа и приклады, а хотелось чтобы все было ладным и прикладистым, как раз поруке. Ехать пришлось не долго, а и то, кремль-то в центре града, отсюда все близко.
Плотник встретил их несколько испуганно, а как не испугаться, когда к тебе на подворье входит эдакая страхалюдина, что и тать обделается, да еще и оружный, в другой руке, что-то в холстину завернуто. Второй остался в странной, непривычной повозке, словно чтобы упредить случись что.
— Здрав будь, хозяин.
— И тебе не хворать мил человек, — ишь ты, сказал, а самого едва не передернуло, ага, куда уж милее-то.
— Никак не признал?
— А разеж мы знакомы?
— Было дело. Скомороха Добролюба-то помнишь, — когда-то, еще прежний владелец тела, в котором сейчас обретался Виктор заказывал у этого мастера шары, для жонглирования. Несмотря на кажущуюся простоту работа тонкая, шар он ведь должен четко по руке ложиться, а еще быть гладким и главное круглым, да все это из лиственницы, дерево и прочное и тяжелое, самое то, что надо. Виктор же у него заказывал барабан, бирки и столик, когда устроил на торжке лотерею. Станины для станков тоже его рук дело. Одним словом связывали их давние, так сказать, деловые отношения.
— Как не помнить, помню… Погодь…
— Я это Рукодел, я.
— Эка тебя расписала-то жизнь.
— Было дело.
— А чего же ты ко мне оружным-то?
— Дак, дело имею, потому и оружный. Может в мастерскую пройдем?
— Эка ты намудрил, — когда они оказались в сухой, но уже по осеннему прохладной мастерской, проговорил плотник, вертя в руках выструганный из сосны мушкет.
Оно вроде и неказисто, понятное дело у скомороха руки не под работу с деревом заточены, но с другой стороны все понятно. Эвон ствол, вот по желобку от него должно отделяться ложе, замка понятное дело нет, приклад какой-то мудреный. Работа хотя и корявая, но даже в таком виде, поудобнее получится в руках держать, чем тот карабин, что рядом на верстаке лежит, видно, что размеры старались под него заточить.
— Я так понимаю, хочешь, чтобы я новое ложе изготовил для твоего мушкета.
— Правильно мыслишь. О цене особо не задумывайся, сколько скажешь, столько и уплачу, и дерево самое лучшее подбери.
— Хм. А коли сто рублев укажу, что же и столько уплатишь? — Непривычно как-то вот так, не торгуясь самому цену назначать.
— Почто пустые разговоры разговаривать. Ты свою работу знаешь и чего она стоит тоже, лишнего все одно не затребуешь, не того ты склада. Да на будущее держи, как спытаю работу, то будет еще заказ.
— Большой?
— Дюжина карабинов. Заказ спешный, так что имей ввиду, коли работа какая подвернется.
— Добро. К какому сроку исполнить первый?
— Ты мастер, сам срок и назначай.
— Дай мне неделю.
— Указывать не стану, но не много ли?
— В самый раз будет. Управлюсь раньше хорошо, да только сомнительно. Ты ить вырезал игрушку из сосны и радуешься как дите, а тут оружие с огненным боем, не шутка, нужно все семь раз отмерять, да поглядеть.
— Добро.
— Домой? — Когда Виктор сел рядом спросил Горазд.
Время оно вроде как и обеденное засветло не обернуться даже если выехать с утра, дороги расквасило, который уж день идут дожди с небольшими перерывами, да и в Звонграде вроде делать нечего. С другой стороны лошадь у них добрая, ее Добролюб из похода привел, тех что поплоше при хозяйстве оставили, за эту можно было взять хорошую цену, но хозяин отказался ее продавать. В общем-то правильно сделал, лошадь сильна, легкую повозку влечет без проблем даже по раскисшей дороге.
— Нечего ерундой заниматься. Завтра с рассветом и двинем.
— Тогда куда.
— Нешто мы в граде постой не сыщем.
Сыскали, как не сыскать, а с рассветом в путь наладились. К вечеру уж были дома, да и там долго не задержались, собрались поутру и дальше двинули, в Обережную. А чего время терять, с подворьем Беляна вполне себе справляется, что непонятно, Богдан подскажет, все же год прожил при постоялом дворе, ить не слепой и не глухой, что видел, что слышал. Горазду же пора медкомиссию устраивать, если бабушка позволит то тогда уж нужно парня начинать нагружать. То что было до того, кроме как баловством не назовешь, так и надобности особой не было, теперь была.
Виктор помнил, взгляд которым встретил его несостоявшийся зять Богдана, была в нем и обида, и надежда, и зависть, да много чего было, не передать тот взгляд. Хотелось ему отправиться вместе с Добролюбом в следующий поход, страсть как хотелось, но тот сказал четко, сначала полностью оправиться после ранения и только потом подумывать о чем-либо подобном. Ждет Горазд приговора бабки с нетерпением, потому как не сомневается том, что оправился полностью, да только будет ему разочарование, потому как сначала нужно пройти обучение, вдумчивое и серьезное, Виктору нужен напарник, а не обуза.
— Чего это там, Доболюб?
— Бог весть. Народ чего-то шумит. Не иначе как буза какая. А ну-ка погоняй.
— Н-но, пошла родимая.
Лошади словно передалось волнение пассажиров и она припустила по разгвазданной дороге вновь отстроенной улицы посада, возродившегося из пепла словно птица феникс, только комья грязи и брызги в стороны. Словно и не было целого дня пути по бездорожью, хорошие все же лошади у западников в каретных упряжах ходят, сильные и выносливые.
Да что же такое могло приключиться? Чего это народ так разъярился? Столпились на краю села, возле домишки нового, впрочем, тут все они новые. А на этом месте стоял когда-то тот в котором обреталась бабка Любава. Погоди, а не на нее ли взъярился народ? Этим крестьянским душам много не надо, лишь бы нашелся козел отпущения на которого можно свалить все, в том числе и случайности и собственную глупость, ну не любит даже распослединий тупица признаться в своей дурости, проще уж кого иного обвинить, а знахарка для того самый подходящий кандидат.
— Ломи двери, чего смотришь!!!
— Круши!!!
— Да мы ее сейчас на кусочки!!!
Мужики толпятся на подворье, возле двери, ярятся, грозятся, но пока никто не решается ударить первым. Тут ведь как, когда кто учнет, то тогда уж со всей душой или дуростью, это уж как у кого, а вот начать-то как раз самое трудное. Желающие пока не сыскались, вот и гомонит народ.
— Чего стоите!!!
— Бейте гадину!!!
— Тоже мне, мужики!!!
Это уж бабы столпившиеся на улице, на подворье шагу не ступили, но подзадоривают мужиков с неменее яростными криками. Виктор отчего-то был убежден, будь в селе одни бабы, то все уж полыхало бы ярким пламенем. Бабы они только с виду покладистые, до того момента, пока их по серьезному не затронуть, а еще хуже если детишек или хозяйство, вот тогда она в ярость входит куда сильнее мужика и головушку ей выключает напрочь. Нет, страшнее существа на Земле, чем разъярившаяся женщина. Но при наличии мужика, она старается пустить его вперед, как-никак глава и так далее и тому подобное, да и за крепкой спиной лучше, скорее всего дело в том, что разумности у женщин побольше и прекрасно понимают, что за ними детишки и берегут себя скорее для них, материнский, так сказать, инстинкт.
Горазд осадил коня и без раздумий побежал за Виктором, который сначала растолкал женщин, а затем усиленно и особо не церемонясь пихаясь ногами и локтями пробился к двери, где обернулся лицом к мужикам, Горазд как привязанный следом. Вовремя. Видать процесс накачки себя адреналином уже закончился и один из мужичков, что порешительнее, начал замахиваться топором. Этот не хитрый и полезный инструмент был в наличии и у других, но они пока только грозно потрясали им в воздухе, а вот этот именно замахивался, примериваясь к двери.
На раздумья времени не было, вообще никакого, потому как Волков спинным мозгом чувствовал, стоит обрушиться на дверь одному удару и все, дальше этот процесс уподобится лавине. Мужик крепкий, кулаком такого свалить тяжко, ногой не ударишь, расстояние не разорвать, больно тесно. Все это в мгновение ока проносится в голове Виктора¸ а в следующее, он подступил в плотную и впечатал крестьянину колено в пах, успев перехватить топорище поближе к жалу.
— Уй-у-у! — Бузатера буквально переломило пополам, а народ в растерянности даже кричать позабыл.
Ага, растерялись, вот только не долго это продлится, потому как только что произошло то, чего им очень не хватало. Бабка-то заперлась и дрожит за дверью никак не противодействуя пришедшим ее убивать, а так и разозлиться сложно. Но вот нашелся тот, кто решил поднять руку на твоих товарищей, реальный противник. Ах аспид, да как он посмел, а вот мы его… Вот до этого доводить не следует, значит остается страх, который сумеет пересилить злобу. Пистоль сам собой скакнул в руку, курок уже взведен, ковбой блин. Выстрел! Сразу же толпа подалась слегка назад. Горазд так же стоит с револьверами в руках, вид решительный и плевать, что перед ним не гульды, а свои братья славени, потому как они пришли за той, кто вытащила его с того света, а раз так, то за ним должок.
— А ну, осади!!! Осади говорю!!! — Виктор настроен решительно. Воспользовавшись тем, что народ слегка подался назад, он взвел курок и нацелил кольт в лицо ближайшему к нему мужику, — Кто шевельнется, ты умрешь первым, — в другой руке обычный пистоль, зрачок ствола смотрит в лицо другому, — ты вместе с ним.
— И вам не поздоровится, — Горазд не менее решительно направил на селян свои лукасы. Виктор решил не разделять пару и презентовать парню.
Сначала растерялись, а потом и испугались. А как не испугаться, когда перед тобой эдакий страхолюд, до зубов вооруженный и зыркает так, что кровь в жилах стынет. Пистоли-то пистолями, да чувство такое, что может и зубами начать грызть. Пара мужичков послабже, тут же просочилась за спины односельчан, остальные стоят в нерешительности.
— Пошли вон со двора! Считаю до тех, потом начинаю стрелять, у нас два десятка выстрелов, кого не пристрелим, пойдем резать. Ни одного в живых не оставлю. Всех порешу.
— Да ты знаешь…
— И знать не хочу! — Резко оборвал начавшего было говорить мужика Виктор, — Пошли вон сказал! Не доводите до греха, — это уже сиплым голосом переполненным ярости, — порву как виня фуфайку.
Что за такая фуфайка им и невдомек, но уж больно страшен тот, кто стоит перед ними. Во еще у одного нервы сдали и он юркнул назад, вот еще, еще, как говорится процесс пошел. С улицы послышались гневные выкрики женщин, эти могут все пустить прахом. Виктор делает еще один выстрел и быстро взводит курок.
— Назад, кому сказал, — он уже и не говорит, а сипит переполняемый яростью.
Вообще-то планировалось расправиться с безответной старухой, а не устраивать бойню с этим зверем в человеческом обличии, тем паче многие признали его. Этот может натворить дел, потому как в одиночку не боялся выходить супротив цельного войска гульдов и холку при том им знатно мылить.
— Бабушка, открывай, не бойся, это я, Добролюб.
— Ты что ли скоморошья душа? — Пытается шутить, а испуг все одно пробивается наружу, а и то, на волосок от смерти была, никак не иначе.
— Я, я. А со мной крестник твой, коего ты с того света вынула.
Дверца осторожно приоткрылась, интересно, у нее там цепочка, до которых тут еще не додумались или она и впрямь рассчитывала успеть захлопнуть дверь, если кто вознамерился бы вломиться к ней таким образом. С другой стороны, сразу в омут с головой не всем дано. Это как во время купания, большинство входит в воду постепенно, даже смешно втягивают живот, чтобы создалась иллюзия, что тот повыше чем уровень воды, а вот те кто порешительнее, те сразу бросаются в воду, чтобы только раз испугаться, а не растягивать удовольствие.
— Здравствуй бабушка Любава.
— И тебе не хворать.
— Собирайся.
— Куда?
— Да уж туда, где тебе будет все получше чем здесь. Не знаю, что за беда у людей, но коли серьезная, так сейчас соберутся с духом и…
— Беда большая, почитай все коровы пали, да многие вот-вот издохнут.
— Да-а, за буренок тут порвут на части и фамилии не спросят, — невесело ухмыльнувшись согласился Виктор, сразу вспомнив тот скандал, что закатили тогда еще живые Голуба, Млада и Веселина, когда он хотел потеснить скотинку. — Собирайся скоренько, бабушка. Не хотелось бы их стрелять.
— А стрельнешь?
— Ить зверь лютый, отчего не стрельнуть.
— Помнишь, стало быть?
— Помню бабушка, вот только и невдомек мне было, что говоришь ты про меня. Помочь, что ли?
— Повозка у тебя больно махонькая, все и не войдет.
— Некогда сейчас рассусоливать. Бери самое главное. Как тебя не станет, так и подворье не тронут, а там приедем с Гораздом, да все заберем.
Ворчать-то лекарка ворчала, да только собралась на диво споро, прямо солдат по тревоге. Виктор и Горазд отнесли в бедарку и уложили в короб две объемные корзины, плетенные из ивовых прутьев, в которые она уложила горшки, стеклянные бутыли и иную посуду, о содержании которой оставалось только гадать. Погрузились и тронули конягу, сразу выезжая из села, чтобы объехать его сторонкой. В крепости им делать было нечего, в селе им не рады, так что, хотя и дело к вечеру, нужно двигаться.
Здешним крестьянам повезло больше, чем к примеру в том же Приютном, потому как вывозить свой скарб было недалече, эвон стена крепостная рядышком, видно и место где еще недавно был пролом, оно свежей кладкой и камнем иным отличается, а потому кроме сена и домов, спасли они почитай все. Так что голод, вроде постучаться не должен, но с другой стороны, молочные продукты у крестьян в рационе составляют немалый процент, так что потеря кормилицы больно бьет по любой семье. Понятно, отчего селяне взъярились, опять же, кого проще всего обвинить, как не ту, кого постичь не можешь, одна дурра или дурак, но дурры они чаще все же, брякнет, а остальные словно бараны, подхватываются и ломятся стадом справедливость устанавливать.
— А ты куда это меня везешь, Добролюб?
— К себе.
— Чего это? Поворачивай в крепость.
— А зачем?
— Так ить защитит воевода, успокоятся люди и все вернется на круги своя.
— Ага, до следующего раза. Вот только вдругорядь, меня поблизости может и не оказаться. А воевода… Много он сегодня тебе помог.
— За всем не углядишь, — упрямо буркнула старуха, но страх ее все еще не отпустил, голосок-то дрожит.
— За той, кто воев твоих с того света вытаскивает можно и повнимательнее следить или сделать так, чтобы народ даже в страшном сне не мог себе представить на нее руку бросить, а он ничего не сделал.
— А ты, стало быть, сделаешь?
— Я сделаю. Будешь жить у меня на подворье, а я погляжу, кто посмеет приблизиться, чтобы тебя обидеть.
— Ладно, чего уж, вези, спаситель, — как видно сильно бабушка напугалась, а может и не впервой ей спасаться от благодарности людской.
— Бабушка, а чего произошло-то? С чего скотина пала? — Раз уж вопрос с переездом разрешился, пришла пора и любопытство потешить.
— То ты себя спроси.
— А я-то тут каким боком?
— Дак пиво гульдам потравил?
— Было дело.
— А гульды не долго думая все пиво, что нашлось у их торговцев вылили, да случилось так, что на выпасе. Да бочонки побросали, а эти умники те бочки подобрали, в хозяйстве значит пригодятся. Как сами-то не потравились, хорошо хоть додумались под скотину пользовать. В общем, какая скотинка травленой травки поела, какая водички попила из бочки.
— Не клеится, бабушка. То дело когда было, а скотина сейчас падать начала.
— Клеится все милок, еще как клеится. Яд постепенно извел скотинку. Если бы остолопы сразу ко мне обратились, что со скотинкой непорядок, то можно было бы и решить, но ить у всех ума палата, а теперь уж ничегошеньки не поделаешь.
— Выходит моя вина, — тяжко вздохнул Виктор.
— А вот это брось. Неча на себя все грехи людские взваливать, чай не святой. Ты ворога бил, так как мог, не скажу, что одобряю, с отравой той, да только все тобою свершенное многие жизни славенские сберегло. Так что не вини себя.
На ночь все же остановились в деревеньке, что по пути повстречалась. Лошадь она конечно, особой породы, да только и у нее предел имеется, а поутру продолжили путь, причем Горазд прямо таки светился. С утра лекарка учинила ему осмотр и признала полностью оправившимся. Ну-ну, веселись, кабы плакать не пришлось, послаблений Виктор ему делать не собирался, ведь если все пойдет так как планирует, то очень скоро им придется схлестнуться в смертельной схватке и не с гульдами.
На подворье Виктор снова не стал задерживаться, засобирался в путь. Время идет терять его не хотелось. Так уж сложилось, что все заботы по хозяйству взвалила на себя мать Горазда. Беляна не имела опыта работы в подобных заведениях, но очень быстро втягивалась, хватка у нее оказалась крепкой и вскоре все начало работать как и прежде, словно и не было ничего, вот так посмотришь и не верится, что она просто наемная рабочая, которая трудится за жалование, старалась так, словно была тут хозяйкой не иначе. Наблюдая за ней, Волков пришел к выводу, что к прежней крестьянской жизни она уж не вернется, больно по сердцу пришлось ей новое занятие.
Из мальчишек похоже тоже пахари не выйдут. Вернее не так. У них в руках любое дело будет гореть, но не захотят они ничего менять, если только окончательно не забросить заботы о подворье. Виктор наблюдал за тем, как они хватались за любое маломальское поручение Богдана, как потели, корпели, но не отступались, всячески стараясь произвести хорошее впечатление на дядьку Богдана. Бывало огребали от кузнеца за излишнее любопытство, бить-то ин их не бил, все же не его ребятня, но доставаться оно по разному может, иной раз обидное слово куда сильнее битья ранит. Парни же упорно продолжали его доставать, буквально требуя, чтобы он обучал их премудростям своего ремесла, не гнушались и откровенно канючить, как говорится: В целях достижения желаемого результата, все средства хороши.
— Ты чего на ребяток яришься, Богдан? — После очередной вспышки кузнеца, поинтересовался Виктор, тот ведь едва не подзатыльники отвешивает, вот были бы его детки, то не погнушался бы, приложился.
— Ох и не знаю, чего со мной творится. Я ить смотрю на них, а они все трое, ну прямо как Ждан когда-то. Он ить тоже любопытным был и уж с пяти годков все норовил мне в кузне мешать, — при этих словах морщины на лице разгладились, вечно хмурое лицо озарилось. — Ну, он-то думал, что помогает, а какая то помощь коли тебе заместо работы как квочке нужно смотреть за мальцом, чтобы чего не учудил и себя не покалечил, ить железо кругом, огонь, залезет куда или опрокинет на себя, да мало ли. С покойницей Младой, из-за того бывало ругались, она только глаз в сторону, а он шельмец уж в кузне. Потом-то помощником стал всамделишным. Вот и эти. Поначалу увальнями были, не знали с какой стороны за напильник взяться, а теперь орлы. Я еще в мастерскую не пришел, а они уж загодя выспросив как да что будем ладить, все подготовят, пока один из них по хозяйству управляется. Они, слышь, даже черед себе назначили, кому в какой день мамке помогать. Хорошие ребятки.
— Выходит, сына в них видишь, от того и злишься.
— Да не на них я злюсь, а на себя, потому как семью не сберег. А когда рука к затрещине тянется, так просто забываюсь, вот думаю бестолочь Ждан, а то и не Ждан вовсе, не знаю как сказать.
— В науку, получается?
— Ну, навроде того.
К слову заметить, он со своими помощниками многое успел сделать, мастерские уже были оборудованы ветряками, вернее все уж было готово, но пока установили только один, тот, что к токарному станку по дереву. Железные части привели в порядок, отлили новые подшипники, так что теперь он действовал вполне исправно, а ребятки постигали работу на нем и уж успели все подворье обеспечить деревянной посудой. Остальные комплектующие были полностью готовы, оставалось только установить, но в том не было необходимости, потому как не имелось в наличии самих станков.
Не забыл Виктор и о своем обещании привлечь Богдана для работы над новинками, которые должны были ему помочь бить гульдов. В один из дней он усадил кузнеца рядом и начертил первое изделие, которое было желательно получить. Это была граната. Ребристый литой корпус из чугуна, только чуть больше, чем привычная граната Ф-1, ведь взрывчатым веществом должен был быть порох, Как получить более мощное, Виктор как не морщил лоб, припомнить не мог. Набросал он и принципиальную схему будущего запала. Ничего особенно сложного. Колесико кресало на оси, на ту ось наматывается бечевка с колечком, тянешь за ту веревочку, колесико вращается высекает искру из мелкого куска кремния, от чего воспламеняется замедлитель из толченого пороха, набитого в трубку. А вот как это все довести до ума, уже решать Богдану, правда Виктор ни в коей мере не отказывался подсказывать.
Не обошлось и без того, что кузнец намекнул, мол пора бы озаботиться и тем, чтобы забрать заказ в Рудном, наверняка все уже готово и дожидается. Но Виктор его слегка остудил. Не ко времени это. Нужно было выждать. Не след кое-кому знать о том, что его финансовые дела не так уж и плохи, как он то желает представить, по этой причине и драгоценности он придержал не спеша их реализовывать. Нужно было дать возможность Лису заглотить наживку. С другой стороны, время вполне позволяло.
В Звонград, пришлось ехать караваном из бедарки и повозки, потому как Беляна тут же озаботилась списком, чего и сколько нужно прикупить. Нет, писал Виктор, но под диктовку ключницы. Потом и Богдан засобирался, уж больно многое нужно было и для его хозяйства. Под конец и бабка Любава высказала пожелание ехать с ним, решила лекарка воспользоваться обещанием Добролюба, прикупить ей потребное для работы. У нее со случившейся заварухой не осталось никаких припасов из трав, только то, что хранилось в подполе и сохранилось, потому как домишко в посаде пожгли, а ее припасы никто спасать не стал.
Горазд тоже было вознамерился отправиться в поездку, но его сборы бесцеремонно прервал Виктор. Накануне вечером он вывел парня на задний двор и начал пояснять, что и как ему следует делать. Все просто. Небольшая пробежка вокруг подворья, упражнения на гибкость, силу, растяжку, различные приемы при обращении с оружием, как то, выхватывание и изготовка сходу к бою, кувырки, перекаты с оружием. Правда тут он особо указал, чтобы при различном перемещении с карабином или пистолями они не были заряжены в остальном все по взрослому, с взведенными курками. Это должно было выработать навыки, чтобы не было самопроизвольных сбросов курка. Опять же стрельба, стрельба и еще раз стрельба, до тошноты. Горазд усомнился, что у него будет оставаться свободное время, уж больно много всего наговорил наставник.
— А к чему тебе свободное время?
— Дак, на хозяйстве живем, — недоуменно пожал плечами парень.
— Забудь. Все это для тебя в прошлом. Теперь тебе надлежит стать воем, значит все иное по боку. Понимаю, что зазря есть хлеб ты не привык, но то только сейчас кажется, что ты стал дармоедом, потом все на свои места станет. Все понял?
— Понял.
— Вот и ладно. Еще помни, коли дурно станет, не насилуй себя, рана у тебя все же была не шутейная, мало ли, тогда бабка Любава посмотрит. Если просто усталость, тогда уж через не могу. И помни, даже если что покажется тебе баловством, просто делай, коли чего не постигнешь или в чем окажешься неловким, то через то, можешь и сам сгинуть и меня подвести, потому как спину мне прикрыть будет некому, а тогда уж нам обоим конец один.
В Звонграде все прошло штатно. Ночлег, поутру поход на торжок. Потом бабка Любава ушла по своим заботам, Богдан направился в кузнечный конец, имелась там плавильня, где он рассчитывал обзавестись чугуном, для новых поделок. Как оно все будет он пока представлял слабо, но ясно одно, чугуна потребуется много, опять же нужна была бронза, не столько как прежде, но нужна. Опять помянул Рудный, там ить страсть сколько их бронзы осталось, из нее были сделаны шаблоны деталей, да чего теперь-то, где тот Рудный и когда туда попадешь.
— А на что тебе толмач, — искренне удивился вопросу хорошо знакомый Виктору трактирщик.
А к кому он еще мог обратиться с подобным вопросом, сам он Звонград знал не так чтобы хорошо, вернее людей обретающихся в нем, трактирщик дело иное. Через его заведение столько разного народу ходит, столько разных разговоров разговаривается, что хочешь не хочешь будешь в курсе всего происходящего в граде.
— Торговать хочу.
— С гульдами!? Ты на голову-то здоров?
— Здоровее тебя.
— Оно и видно. Нет у нас с гульдами торговлишки, только через иных купцов, то даже мне ведомо, хотя к купцам касательства не имею.
— Мне не мнение твое надобно, а толмач, коли таковой имеется.
— Ну, есть один. Только он того, одним словом постоялец мой. Не знаю, ведает ли гульдский, но бахвалился, что с нескольких языков может перетолмачивать. Жизнь его с самого детства побросала. Он даже при съезжей одно время обретался, да только как бы там к пропойцам не относились, но такого даже там терпеть не стали.
— Он сейчас здесь?
— Нет. Недавно только накачался под завязку, где-то отлеживается. Ему Авось улыбнулся, пару дней купчине одному помогал в общении с купцом западником, вроде как уговорились, так купец на радостях ему цельный рубль за работу отдал, иноземец тоже вроде в сторонке не остался, одним словом деньга есть, гуляет.
— А деньга опять у тебя хранится?
— Дак обчистят горемыку, а тогда уж он и до меня серебро не донесет, а так, все как есть, у меня оставит, — хитро улыбнулся трактирщик.
А что, вполне трезвый и деловой подход, оно может тот кто обчистит тоже серебро мимо этого заведения не пронесет, но так только один прибыток, а эдак и толмач свой заработок здесь пропьет и тот, кто мог его обчистить один черт где нить найдет и придет сюда. С другой стороны может так статься, что тать тот, обретается в ином кружале. Не, так надежнее.
— Ты не смог бы сделать так, чтобы этот пьянчужка не набрался, пока не появлюсь я.
— Ты можешь его подождать наверху, а кто-нибудь поможет скоротать время.
— То лишнее. До вечера.
Нет, Виктор вовсе не считал себя обязанным хранить верность уже мертвой Голубе и будь обстановка иной, может и воспользовался бы предложением, вот только не здесь. С другой стороны, странное дело, оно вроде как здоровый организм, здоровый мужик, но вот об этой потребности отчего-то забыл напрочь. Впрочем, сейчас им владели совсем иные желания, он прекрасно отдавал себе отчет в том, что в оставленном им мире, его скорее всего сочли бы психически больным нуждающемся в реабилитации. Счесть-то может и сочли бы, да только никто палец о палец не ударил бы, помнится с войны, как бы ее не называли, он тоже вернулся не в лучшей форме, вот только до его душевного состояния никому не было дела.
Вечером он увидел того, о ком говорил трактирщик. Как есть пропойца. Мужичок уже за пятьдесят, с встопорщенными, давно не стриженными и немытыми волосами, клочковатой бородкой, одет в откровенное рванье, смердит так, что рядом находиться невозможно. Виктор должен был признать, что как бы часто и с каким бы пренебрежением он не говорил о вечно грязных западниках, до этого старичка или не старичка, Бог весть, им все же было далеко. Интересно, а как с ним имели дело купцы, или ради такого случая он привел себя в порядок. Ладно, поглядим, что он собой представляет и тот ли это, кто нужен.
— Здрав будь.
— И тебе здравствовать, — испугано проблеял мужичок при виде подошедшего и нервно сглотнул, не без того, а кто его сейчас не испугается, но не обделался и то ладно, — Ты мною интересовался? — Старик нервничает, голос дребезжащий, как видно организм требует свое, а тут такое дело, может снова Авось улыбнулся, так что нужно сдерживаться, а это трудно, ой как трудно, эвон всего трясет как осиновый лист на ветру.
— Я, — присаживаясь проговорил Виктор, но видя, что из пьяницы сейчас собеседник никакой, похоже сейчас был самый пик запоя, попросил пива. Градусы там не велики, но зато трясти толмача должно уж куда поменьше. — Ты пей. От кружки тебя не опрокинет, за то голова станет соображать лучше.
Да-а-а, к кружке припал как мучимый жаждой путник в пустыне, наконец добравшийся до вожделенного источника воды. Великое дело опохмел. Будь кто другой, то скорее всего ему это не помогло бы, но этот уже был в той стадии, когда для опьянения много и не нужно, принял малость и уже косой. Так что пиво произвело свой эффект практически сразу, раз и трясучка прошла как по мановению волшебной палочки, мало того, сразу стало заметно, что тому даже похорошело немного. Ничего страшного, легкий хмель в голове ему только на пользу, способствует просветлению мозгов, а вот дальше лучше не продолжать, потому как окосеет окончательно. Глазки горят, но Виктор не собирается ему потакать.
— Мне сказали, что ты толмач.
— Есть такое дело, — закивал как китайский болванчик.
— Гульдский ведаешь?
— Ведаю.
— Только говоришь или и письмо знаешь.
— И письму обучен. Только редко когда в нем возникает потребность, не ладится у нас с гульдами.
— Какие еще языки знаешь?
— Фряжский, Сальджукский.
— Заработать хочешь?
— Вестимо.
— Тогда слушай, сегодня гуляй, а поутру поедешь со мной.
— Куда? — Хм. Аж голову в плечи втянул.
— Тут не долеча, на пол пути к Обережной есть постоялый двор, я там хозяином. Стол, одежку получишь от меня и это в плату не входит. Сделаешь работу, получишь награду и обратно в град привезу. Да не журись ты так, понимаю ликом не вышел, но не тать я, так что о плохом не думай. Эвон кружальщика поспрошай, пока еще соображаешь.
Поднявшись Виктор сразу направился к хозяину заведения, чтобы договориться. Не было желания искать потом этого алкоголика по всему граду, уж лучше пусть о нем позаботятся, бросят куда в угол, чтобы он дождался Волкова. Оно понятно, что состояние у него будет аховое, но то не беда, он с утра ему еще и нальет, чтобы в коматозе вывезти загород, а там уж разберутся.
Быстро обернулся купчина, только месяц минул со дня разговора, а он уж на постоялом дворе появился. Как есть, тот еще проныра. Все интересующие его вопросы уточнил, все вызнал и на постоялый двор. Видать, с желающими зашибить деньгу по легкому у него не густо, приходится самому рисковать, а риск тут велик. Вызнал все и хотя вот-вот морозы ударят, а дороги в плачевном состоянии, приехал.
— Ты как, не передумал?
Умный. Понимает, что у стен могут быть уши, потому вывел Виктора в чистое поле, чтобы наверняка никто не подслушал. Хорошо хоть дождика нет, а то ить его бы это не остановило, невелико неудобство, голова дороже. Но с другой-то стороны холодно и ветер не на шутку разошелся.
— Ты о чем Лис?
— О том, с чем ты не так давно приходил ко мне.
— Так ты же сказал, что не ведаешь о чем это я.
— Проверить кое-что нужно было.
— Шутки со мной шутковать решил? — Подпустил немного угрозы Виктор, — То знать не знаю, а то заявляешься…
— Не злись Добролюб. Разговоры разные про тебя ходят, сказывают, что по сей день трофеи с войны продаешь, а где та война, нету. Знать трофеи не с войны.
— То не твоя печаль.
— На большую дорогу вышел?
— Вот интересно Лис, а с чего ты решил, что сможешь вернуться обратно в Звонград.
— Ты, это… Ты не верно все понял, Добролюб. Я только к тому, что не дело самому-то рисковать. Ты только выслушай.
— Говори. А я послушаю.
— Тут дело какое, есть у меня знакомец, который с лихими знается. Так вот, у тех трудности с продажей пограбленного, готовы в треть цены уступать, лишь бы с рук сбывать. Тебе и дел-то, товар у разбойничков чин по чину принять, да мне весть бросить, я приеду и сразу уплачу пол цены, а товар вывезу.
— А какая тебе печаль платить мне пол цены, коли можешь за треть взять и сам?
— Легко сказка сказывается, да нелегко дело делается. Ты меня с собой сравни. Меня разбойнички живо самого без портов оставят, а на тебя никто руку не бросит, потому как боязно станет. Тебя они уважать будут.
— Может и так, да только ты-то ко мне подходил еще до войны.
— Война, та только в довесок, а тогда ты уж Секача порешил со всей ватагой и слава о том пошла, так что не просто я к тебе тогда подходил.
— А чего же давеча?
— Так проверить нужно было, дело-то такое, что и выгодно, но и костей можно не собрать. Тогда-то ты отказался, а тут сам пришел. Ну, сам посуди, мог ли я иначе?
— Тоже верно. И как теперь будем?
— Я с тем человечком свяжусь и скажу чтобы к тебе подходили. А ты жди того, кто тебе слово от Струка принесет и копейку копейщиком вверх подаст.
— Добро. Только упреди, чтобы зазря на купцов не нападали, я сначала убедиться должон буду, все ли ладно.
— Нешто не веришь?
— Ты меня купеческим премудростям учи, а тут я и сам сусам. А что до товара касаемо, так еще подпортят что, а ты не восхочешь платить по чести.
— Да я…
— Или так, или разговора не было.
— Как скажешь, — вздохнув согласился Отряхин, а чего не согласиться ить распутица, купцы ждут зимника, так что разбойничкам сейчас руки приложить некуда.
— И еще. Как только деньгу потребную сберу, больше тем пробавляться не стану. Устраивает, присылай человечка, нет, знать не судьба.
— Устраивает, — быстренько так брякнул, не иначе как рассчитывает замазать, а там куда ты милай денешься, еще и наводить на караваны станешь. Ну-ну, как скажешь.
Жизнь на постоялом дворе шла своим чередом. Горазд все же хорошо восстановился, а потому нагрузки Виктор постепенно увеличивал, добавил изучение рукопашного боя. Парень занимался боевой подготовкой почитай в течении всего дня с небольшими перерывами, сам Виктор только по пол дня, нажимая на самоподготовку курсанта.
Не сказать, что Волков остальное время прохлаждался, нет, дело в том, что очень много времени он уделял изучению гульдского. Часами корпел над листами, аккуратно записывая все, что ему вдалбливал уже свыкшийся с внешностью ученика и немного нервничающий толмач, а как не нервничать коли сухой закон, ломал язык и напрягал голосовые связки, чтобы овладеть гортанной речью. В прошлой своей жизни он как-то наплевательски относился к школьной программе английского, да и в училище тоже, есть троечка, и слава Богу, тот в жизни не пригодится, так что лучше сосредоточиться на том, что имеет практический смысл. Здесь ситуация была иной и он, буквально вгрызался в гранит науки, дошло до того, что толмачу было строго настрого указано не разговаривать с Виктором на славенском, только на гульдском. Впрочем, пропойца-то пропойца, но учить этот мужичок умел и уверенно вел своего ученика от простого к сложному.
Спросите к чему такие сложности, когда можно просто идти и резать гульдов всех к ряду? А не было желания бить всех подряд. Нужно, так и сотню изведет не поморщится, но то если нужно, а вот специально, к тому душа не лежала. И еще, он хотел найти именно тех, кто участвовал в том налете. Пятерых они приголубили, еще кто может погиб в войне, но ведь кто-то все еще топчет землицу. Ну и как их найти, если не спрашивать? А для того нужно знать язык. Вот так вот.
Миновало время. Выпал первый снег. До первопутка время еще было, потому как дураков отправляться в путь во время обильных снегопадов не было, а именно ими знаменовались конец осени и начало зимы. К концу первой седмицы груденя, декабря по местному, караваны двинутся в путь. Сейчас у купцов все едино бойкая пора, полным ходом идет формирование будущих караванов, перекладывается и готовится товар, нанимаются ватаги для охраны.
У наемников сейчас горячая пора, прошлый сезон остался позади, вынужденный отпуск закончился, теперь главное не прогадать и заключить выгодный контракт. С другой стороны, те кто имеет давние деловые отношения по этому поводу особо не парятся, просто ждут когда появится наниматель. Эти не поведутся и на большую деньгу, потому как то может оказаться только на раз, а вот старый и проверенный купец, это из года в год, одним словом надежность и стабильность.
Бабка Любава оказалась права и с первыми морозами на подворье приключилось ожидаемое, но все же горе, умер отец Горазда, Груздь. Мужчина болел давно и серьезно, настолько серьезно, что отступилась даже кудесница лекарка, творившая буквально чудеса. Одно радовало, крестьянин винивший себя за то, что его семья попала в холопы, увидел таки ее свободной и мало того, пристроенной и крепко стоящей на ногах. Так и отошел в покое, тихо и безропотно, на последок успев благословить своих домочадцев и высказать слова благодарности Добролюбу.
— Чего хотел? — Грубо спросил Виктор, мужика сидящего за столом не сбросив тулупа, не нового, но вполне сохранного и так во всем обличии. Как видно, проезжий был не робкого десятка, посмотрел на подошедшего с любопытством, но не отшатнулся при неприятном зрелище.
Дело в том, что он никогда не выходил к постояльцам, свалив все дела на Беляну, которая руководила подворьем на свой лад, так как считала нужным и с возложенными на нее обязанностями справлялась едва ли не играючи. Ну, нравилось ей, нашла баба себя, вот и ладилось. А если так, то чего под ногами путаться, он больше занимался иным, в последнее время сильно нервничая, что же получается, зря столько времени потеряно, коли нет вестника от Лиса. А тут этот мужик, вот подай ему хозяина и все тут.
— Не боишься по миру пойти, коли так приветлив будешь с гостями? — Усмехнулся мужик.
— А ты меня жизни решил поучить? Что же примного благодарен, да только учти человек проезжий, с шутниками я строг. Не зыркай глазками, я знаю себе цену, а потому и словам своим. Сказывай в чем потребность.
— Хм. Правду видать сказали, что тебе палец в рот не клади. Тут уж и подумаешь, стоит ли с тобой иметь дело.
— А кто сказал, что у меня могут быть дела с тобой.
— Дак, привет тебе от Струка, — с этими словами он выложил на стол копейку, выложил не просто так, а нарочито перевернул копейщиком вверх. Вот оно стало быть как, пожаловал долгожданный гость. Ну что же вот и пришло время проверить чего стоит он сам и Горазд.
— Пошли на двор. Нечего тут.
— Холодновато.
— Ничего, зато ушей лишних нет.
Вышли. А что тут скажешь, если метель метет, конечно холодно, но то не беда, зато говорить можно свободно, дело ить задумал ох и не доброе, так что чем меньше будут знать домашние, а иных на подворье сейчас не было, тем лучше.
— Ты сам-то из ватажников или только весточку принес?
— Из ватажников.
— Сколько вас в ватаге?
— А тебе зачем? — Искренне удивился мужик, — Твое дело малое, принял товар, сдал его, а остатнее наша забота. Так что трактирщик не лезь туда, куда собака нос не сует.
— Так, значит?
— А ты как думал.
Тать, а кто же еще-то, крепкий, да только и Виктор не слаб, и тулуп движения гостя стесняет, а Волков в отличии от него в полушубке овчинном, легком и удобном, и сноровки у трактирщика имеется в достатке, одним словом как оказался на снегу посланник и не понял. В следующее мгновение на горло лег сапог хозяина подворья, слегка надавив на яблоко, от чего в горле запершило, рука заломлена так, что и не дернешься лишний раз, если только попытаешься, так и хрустнет
— Если ты и тот кто тебя сюда прислал считаете себя самыми умными, то очень сильно ошибаетесь. Пользовать меня в темную не выйдет. Нешто думаешь безмозглого нашли и мне не ведомо, что сталось с прежним тутошним хозяином, коего под белы рученьки взяли. Только вот чудное дело, ватага разбойничья куда-то запропастилась и следа ее так и не сыскали, а тот кто сбывал товар и сегодня ходит гоголем. Так что ты лучше не шути и отвечай на мои вопросы.
— А живота лишиться не боишься?
— То ты бойся.
— Дак порешишь меня, про ватагу не узнаешь ничегошеньки.
— Ты много-то о себе не думай. Поломаешься немного для порядку, а потом все выложишь, уж мне поверь. Я хочу и дело сделать и суда избежать, а потому знать мне надлежит многое. Так как, добром будем говорить, или можно сразу калить железо? Чего молчишь?
— Да вот думаю, а как ты с ватажниками будешь договариваться? Народ ведь без князя в голове, пожгут вдругорядь твое подворье. Готов ли к тому? — Повержен, обездвижен, с придавленным горлом, но упрямо хрипит свое.
— Я обмана не имею, потому и бояться мне нечего, а вот к тому что меня обмануть возжелают всегда готов. Ну так, как?
— Отпусти.
Отпустил. Тать поднялся помассировал руку и горло прокашлялся, покряхтел, ох и силен этот трактирщик, скоморох бывший. Ну да ничего, время все на свои места расставит, еще сочтемся.
— Спрашивай.
— Сколько народу в ватаге?
— Две дюжины.
— А сколько мяса?
— Чего-о?
— Сколько таких, что и под нож пустить не жалко? Вот только не нужно мне рассказывать, что у вас такого не водится.
— Хм. Костяк ватаги шестеро, уж не первый год на большой дороге, потому бойцы стоящие.
— Огненного боя в достатке?
— Что-то ты странные вопросы сыплешь, трактирщик?
— Нормальные вопросы. Дело имею, потому и спрашиваю.
— А дело по всему выходит зубастое?
— Не без того.
— А коли зубастое, то и стоящее?
— А вот теперь ты много спрашиваешь. Но отвечу, стоящее.
— Так может тогда сразу к атаману, там и сговоритесь?
— А в лесу, выходит, уж я буду во власти ватажников?
— Ну, как-то ить договариваться нужно.
— Голоден?
— Есть немного.
— Иди за стол, тебя накормят, а пока суть да дело, мы соберемся.
— Мы?
— Нешто думаешь, что я в одного поеду к вам, ты меня за больного головой-то не считай. Помощника возьму, он при случае спину прикроет.
А ничего так разбойнички пристроились. Две избы, одна поменьше, не иначе как костяк шайки там располагается, вторая большая, это остальные выходит, конюшня голов эдак на десять сено соскирдовано, еще сарай имеется, там наверное припасы хранятся, ну и банька, куда же без нее-то, правда сейчас холодная. Хм, и посты имеются. В версте от лагеря секрет миновали. Тут местность оврагами изрезана, так что удобный путь только один получается, можно и в обход, да только умаешься, по взгоркам карабкаться, да сквозь бурелом пробиваться, здесь уж тропа набита. Только хоженые места начинают просматриваться не далее как в трехстах шагах, видать к стоянке возвращаются всегда окольными путями. Атаман видать не из простаков, тертый калач, а раз так, то дело худо.
С таким не уговоришься. Во всяком случае, на тех условиях, что есть у Виктора. С другой стороны, в его планы вовсе не входило иметь дело с бывалыми разбойничками, этих под себя не согнешь. Эвон сопровождающий, с ногой на горле все одно гоношился, нет, этих нужно выводить из игры, сразу и жестко. Именно об этом намерении говорил Виктор Горазду когда они собирались в путь, снарядившись как для боя.
Скажете, а для чего тогда ему нужны оставшиеся, которые наверняка имеют слабое понимание с какой стороны браться за оружие, и представляют собой простое мясо, призванное только создавать массовку и которыми при случае не жалко пожертвовать? А просто все. Эти люди уж замазаны перед законом и обратного пути у них нет, а что касается боевых навыков, так то дело наживное, опять же, есть кого отсеять, потому как он рассчитывает создать ватагу человек в десять, никак не больше. Как отсеять? Так просто все, нешто тяжело понять.
Ага, а вот и первый ватажник которого они увидели в лагере. Выскочил из малой избы и порысил сквозь снег, словно и не хаживали тут, ветер все разом заметает и не гляди, что в лесу. Путь его не долгий, всего-то пара десятков шагов, до большой избы, но Виктор успел его рассмотреть. Тулупчик так себе, изрядно подранный, весь в заплатах, есть пара не зашитых мест, там овчина свисает лоскутками. Из ленивых мужичок, не иначе, ить в дыры как пить дать задувает, но вспоминается о том, только на ветру, а как оказался в тепле, так лучше бока поотлеживать, чем починкой заниматься. Этот никак не может принадлежать к избранным, скорее шестерка, прозябающая на побегушках.
— Человечек твой пусть в общую избу идет, а нам к атаману, — лениво бросает сопровождающий.
— Ничего. Тут не холодно, обождет на крыльце.
— Ты много-то о себе не думай, чай не на своем подворье.
— Странный ты. Вот скажи, к чему я сюда приехал только с одним человеком, нешто чтобы всю ватагу вашу тут положить? Вижу, что и самому смешно. Вам меня резать тоже не резон, не так много желающих найдется с вами дело иметь.
— А коли так, то зачем человека морозить? — Резонно спросил тать.
— А просто все. Натура у прихлебателей такова, что они себя наглее стоящих людей ведут и всячески стараются самим себе, ну и остальным значимость свою показать, заденет кто Горазда, так тот отмалчиваться не станет, кровь пустит. Вопрос имею. Мы для того сюда приехали? А там где разговор будет с атаманом ему вроде и делать нечего. Так что постоит на крылечке, чай ничего себе не поморозит.
— Ха. Умен ты трактирщик. Тебя бы к нам атаманом. Ха-ха-ха! Ладно пошли.
Изба не так чтобы и большая, но для шестерых в самый раз. При входе тамбурок, славени к сохранению тепла подход серьезный имеют, за ним большая комната, в которой у стен имеются полати, в напротив двери, совмещенная со стеной, что делит избу на две части печь, самая настоящая, чисто беленная, дальше вход, завешенный шкурой, там скорее всего атаман обретается. Посредине просторный стол, с лавками во всю длину, за ним пятеро, все как один матерые и битые жизнью.
— С прибытием атаман.
— С возращением Струк.
— Гляжу удачно сходил.
Раздалось сразу несколько голосов. Атаман, значит. Что же, чего-то подобного Виктор и ожидал, а Струк смотрит на него с чувством превосходства мол как я тебя и в то же время с затаенным чувством превосходства, мол, что теперь скажешь трактирщик, милостью моей живешь, а то ить можно и припомнить былое-то.
Вот только ни страха, ни растерянности разбойники не наблюдают, эдакое спокойное выражающее уверенность лицо, только от того спокойствия отчего-то страшно становится. Не прост гость, ох не прост. Да и могло ли быть иначе, ведь знают кого принесло к ним. Мало Секача с ватагой положил, так еще и гульдам наддал так, что те по сей день поход в Брячиславию недобрым словом поминают.
— Поздорову ли поживаете, люд честной.
— Поздорову, добрый человек, — а вот этот после атамана самый опасный. Сразу видно, что второй человек в ватаге и к общему гомону по поводу возвращения атамана не присоединился и первым на приветствие гостя ответил, спокойно так ответил, оценивающе глядя на него.
— Ставр, там на крыльце человек добрый, пошел бы поговорил с ним, чтобы от скуки гость не маялся, — что же ожидаемо.
— Понял, атаман, — тут же подхватился мужичок, плотного телосложения, этакий квадрат, справится ли Горазд. Должен, иного выхода нет, как говорил Юлий Цезарь: Жребий брошен. Все одно назад ничего уже не отработаешь, поговорить у них уж не выйдет.
— Говорить станем в твоей горнице, атаман?
— С чего бы? У меня от братов секретов нет, так что садись и будем вести беседу. Эвон у нас и сбитень уж поспел.
— Э нет, атаман, так не пойдет. Мой человечек на улице остался, хотя секретов и у меня от него нет никаких.
Говоря это, Виктор приставил к стене карабин, снял и повесил на деревянный крюк ремень со справой, и пистолем мудреным, с левой стороны пояса есть еще пара в кобурах, но те по виду обычные. Скинул и приладил поверх полушубок с шапкой, оставшись только в свитере с высоким горлом. После этого, подошел к столу и снял другой пояс, на котором в ножнах приютилось несколько метательных ножей, вынул и присовокупил к ним засапожник. Затем обернулся к Струку, слегка развел в стороны выставленные вперед руки, повернув ладонями вверх, словно предлагая себя обыскать.
— Отчаянный ты, скоморох, — от показного веселья и нарочитого превосходства не осталось и следа, только задумчивость и любопытство.
— Я ить сказывал, что не резаться сюда пришел, а разговор вести.
— А коли резаться? — Опять подал голос второй номер.
— А коли резаться, так сунул бы нож вашему атаману в спину, пока в прихожей толклись, да вошел бы сюда с оружием на перевес, да с товарищем своим, а там никто и пикнуть не успел бы. Без вас ваша ватага, как стадо баранов пошла бы за мной. Постреляли бы малость, не без того, потому как там тоже есть те кому хочется уж перебраться в малую избу, пошумели бы, да встали под мою руку, — по выражению легкой досады мелькнувшей на лице второго, понял, что тот согласен с тем, что такое было возможно, а и то, оружие где угодно, только не под рукой, чай у себя дома. — Да только не нужно мне этого. Каждый должен заниматься своим делом. Ватага на промысел ходить, атаман командовать, трактирщик перепродавать и весть о караванах нести, а купец зарабатывать на нас всех, тогда и порядок будет, а как все будут заниматься всем, так и конец близок. Ладно, пустое то все, — опять бросив взгляд на атамана и все еще стоя с разведенными руками закончил Виктор.
— Гхм. Ты руки то опусти, да проходи в горницу. Браты, мы скоренько.
Так-то лучше. Вообще-то Виктор на такую удачу и не рассчитывал, предполагая, что придется начинать прямо так, сразу против пятерых, но все же удалось надавить на самолюбие атамана, вот только взгляд второго ему не понравился, этот расслабляться и не думал, выходит нужно действовать быстро, а чего собственно рассусоливать. Атаман пропустил его вперед, сам двинулся следом. За спиной послышались смешки и восхищенный гомон, как и рассчитывал Виктор парней заинтересовал его пистоль, который словно случайно выглядывал из-за полушубка. Ну, какой мужчина, да еще и пробавляющийся оружием откажет себе в удовольствии полапать диковинное оружие, не остались без внимания и ножи, тоже не тривиальное зрелище, потому как оружие специфическое умения требующее и встретишь его не часто. Ай молодцы.
— А ничего так устроился, прямо по барски, — войдя в комнату атамана и чувствуя, что то идет следом, громко заговорил Виктор, одновременно оборачиваясь.
Полог уже задернут, атаман щерится довольной улыбкой, Добролюб все еще говорит, а нож выпростанный из рукава уже мелькнул серебристой молнией в твердой руке распоров горло, да так стремительно, что почитай и не замарался в крови. Трахея развалилась с легким чавкающим звуком, атаман захрипел схватился за горло, словно пытаясь срастить разверстое горло, Виктор все еще говорит, из соседней комнаты доносится гомон бандитов, ну прям дети малые. Он едва успел подхватить и мягко опустить дергающееся тело на пол, чтобы не шуметь до поры. Замарался слегка, не без того, ну да потерявши голову за волосами не плачут.
Времени нет. Шкура, занавешивающая проход, отлетает в сторону. Двое при входе вертят в руках кольт Виктора, третий восхищенно причмокивая рассматривает его ножи, четвертый, он же второй внимательно смотрит на проход, но сделать ничего не успевает, потому как он цель номер один, два ножа разом уходят в полет, первый бьет в грудь стоящего у оконца зама, второй сидящего за столом и рассматривающего клинки. Мгновение и в руках уже другая пара.
Двое с револьвером секунду осмысливают происходящее, потом один из них взводит курок пистоля… не успел, нож уже торчит из его груди, второй бросившийся в сторону полати на которой имеется оружие получает нож в бок и завывает на одной протяжной ноте, как зверь угодивший в капкан. Виктор стремительно делает два больших шага и выхватив еще один клинок, бросает его в подранка, попав точно между лопатками.
В дверь влетает, Горазд, с револьвером на перевес. Виктор деловито обходит поверженных противников и проводит контроль. Видя это, парень откидывается к стене и тяжко вздыхает, лицо белое, как тогда, при ранении. Может и сейчас прилетело? Было бы не вовремя.
— Ты как? Ранен?
— Не. Просто…,- нервно сглатывает.
Ага. Одно дело в горячке вилы сунуть в бок, совсем иное хладнокровно резать, ничего не подозревающего человека, к такому не вдруг и привыкнешь. Но вроде ничего, держится, блевать не собирается.
— Не на крыльце хоть бросил.
— Затолкал в прихожку, как ты и сказывал.
Быстро снарядился, запахнул полушубок, проверил оружие. Порядок, к бою готов. Оно лучше бы не надо, но эт вряд ли. Насчет парней, что уже поглядывают в сторону малой избы он угадал точно, по взгляду второго это читалось отчетливо, не захотят они просто так отступаться, но уж лучше бы сразу, потом меньше нужно будет за спину смотреть.
Вышли на крыльцо. Дело к вечеру. Словно и не было ничего, метет метель, уже успело замести и следы мужичка, что отсюда выходил и от их следов ничего не осталось. Кони у коновязи жмутся друг к дружке, спасаясь от пронизывающего ветра. Эдак можно спокойно восвояси отправляться, никто и не почешется, если только кому что не понадобится в малой избе. Но уходить в их планы не входило.
— Готов что ли? Если чувствуешь слабину, то лучше не начинать, а уходить пока не поднялся шум.
— Нам ить они нужны, чтобы к гульдам наведаться, — не спрашивает, просто повторяет ранее сказанное Виктором, — тогда пошли. Я не подведу Добролюб.
— Помни никаких сомнений, даже если придется половину положить, клади не думая, лучше кого лишнего упокоить, чем потом на том свете жалеть.
— Помню.
Большая изба. Да нет, самый натуральный барак, без перегородок, разве лежаки в один ярус вдоль стены выстроились. Посредине печь, с двух сторон от нее между полатями, два больших стола с лавками, воздух спертый, куда там казарме. Странно, ведь вроде моются, с чего бы тогда баня, но с другой стороны как не мойся, если в относительно небольшом помещении постоянно проживает почти два десятка человек, то тут как ни мойся, у каждого свои физиологические данные.
Был у Виктора сослуживец, он даже в полевых условиях умудрялся каждый день мыться, но ничего не помогало, толи повышенное потоотделение, толи пот у него был ядреный, да только несло от него даже после душа, а мухи так и вовсе ни на минуту не отпускали. Но к парню притерпелись, тем более труса он никогда не праздновал, имелись и те, что жизнью были ему обязаны. Вот такие пироги с котятами.
Да-а, казарму ту хоть проветривают и моют каждый день, уж за чем за чем, но за этим догляд строгий, тут с этим похоже полный швах, да и пол земляной, особо не помоешь. С другой стороны рвотных позывов нет, глаза не режет, ну и слава Богу. Оружие висит на деревянных крюках над лежанками, так себе оружие, средней потасканности, а иное так и откровенный хлам. Огнестрела не так чтобы и много, в основном самострелы, а вон и пара луков висит, но луки по всему видать составные, добрые, значит и стрелки могут оказаться не из последних. Это нужно иметь ввиду.
— Мир, честной компании.
— О! А это что за чудо.
За дальним столом сидят несколько человек, сколько сразу и не разберешь, печь прикрывает, но судя по тому, что ответили именно оттуда, там и находятся наипервейшие претенденты на малую избу. И прикид у них получше, вошедшим видны только двое слева, остальные за печью. Возле двери место не столь почетно, оно понятно и холодом тянет посильнее и случись чего, так до дальних не вдруг дотянешься. Находящиеся поблизости одеты откровенно плохо, недоумевающее переглядываются. И чего спрашивается в разбойники подались, коли в рванье ходят?
Двое самые ближние нервно сглатывают. Вошли двое, оружие в руках, один из них чистый головорез, во сне приснится топором не отмашешься, второй бледный как смерть, зыркает так, что кажется готов порвать любого.
— То чудо, новые ваши товарищи, — все так же спокойно говорит Виктор.
— А это кто так решил? — Опять тот же голос, принадлежащий мужику выглядывающему из-за печи, один из двоих которых видно.
Нужно их выманивать, а потом кончать, но не по беспределу, а так, словно поссорились, поддержать не должны, эвон опасливые взгляды бросают в дальний конец. Всего в бараке человек пятнадцать, вряд ли больше, видно не всех, но предположить это можно. Шестеро лежат в избе атамана, трое в секрете, они мимо них проезжали, атаман говорил про две дюжины, вот и выходит, два плюс два четыре.
— Кабы ты, был атаманом, то решал бы непременно ты, но за атамана вроде как у нас Струк.
— А чего же он вас чин по чину, не представил ватаге, как оно всегда делалось? — Это с явным намеком, мол братцы, что же это деется-то, нас вовсе за людей не считают, совсем на шею сели. Перетягиваем народ на свою сторону. Хм. Да тут по ходу уж давно переворот зреет и вроде как уж приближается к финальной стадии. Ну-ну.
— А видать тебе не по чину, вот и не представил, — Виктор намеренно конкретизировал именно этого мужика, пусть остальные себя не ассоциируют с теми, с кем не почину, значит. Это он удачно ввернул, появились ухмылки. Эвон ребятки, так вы уж достать всех успели.
Народ за печью зашибуршился, задвигались лавки, прошуршала сабелька покидая ножны, щелкнул взводимый курок, еще один, те что располагались при входе, подались к стенам, а вот теперь взгляды опасливые, ухмылки пропали, вид нерешительный, поди пойми, чью сторону принять. Похоже поножовщины здесь не столь уж и редкое дело. Стоит ли удивляться, ведь не воинское подразделение, здесь все основано на личном авторитете и страхе. Что же это как нельзя кстати для планов Виктора. Осталась самая малость, остаться в живых. Пора бы уж испугаться, ан нет. Не страшно хоть тресни, адреналин бушует как адово пламя, по телу пробегает дрожь, но то от нетерпения. Должно быть страшно, а вот не страшно, хоть тресни. Ну же ребятки, давай покажитесь.
В руках два одноствольных пистоля, кольт в кобуре со взведенным курком, хотя он и дал ему столь громкое название, все же до скорострельности настоящего знаменитого американского револьвера ему ой как далеко, так что мельницу здесь не закрутишь. В руках у Горазда лукасы, но тут со скорострельностью тоже не лучше. Будь обстановка иной и револьверы сыграли бы решающую роль, но им предстоит сойтись лицом к лицу, на расстоянии едва в десяток шагов, вряд ли будет время взвести курки.
Только бы эти гады не решили действовать из-за печи, тогда дело дрянь, поди их выкури. Нет, выходят на открытое место, картинно так выходят, с ленцой, обходя печь с разных сторон, нарочито побрякивая оружием. Пожалуй основной огнестрел постояльцев этого барака у этих парней. Двое сжимают по два пистоля, у двоих мушкеты, один вооружен саблей, непонятно, толи нет своего нормального оружия, толи просто не схотел, а сабелька вполне приличная.
— Так что ты там говорил.
Видно мужику все же хочется придать своим действиям справедливый характер, потому как бросает взгляд на отошедших к стене, словно хотел сказать, братцы вы видали этих. Стоящий по правую руку бросает вожделенный взгляд на пистоли Горазда, а что знатное оружие, к тому же необычное. Оружие вроде как и изготовлено к бою, но вот незадача оба противника стоят опустив пистоли, знать и им не след целиться, но стволы смотрят в направлении этих двух олухов. Вроде все, больше никто не показывается, вот и ладушки, никакой видимости справедливости Виктору не нужно, ему было необходимо выманить их всех, вот они. Того с сабелькой в сторону, им займутся позже, а вот этих субчиков. Горазд знает четко, его те кто слева, выбивать огнестрел. Дальше тянуть нельзя.
А вот вам привет от ковбоев Дикого Запада и непрестанных тренировок на стрельбище. Два выстрела прозвучали одновременно, слившись в один. Виктор стрелял, что говорится от бедра. А ловко получилось, двое тут же опрокинулись. Горазд немного замешкался, но стреляет все же раньше чем его противники. Один из них опрокидывается, второй заполошенно стреляет, и пуля с глухим стуком входит в дерево двери. Помещение заволакивает дымом, видимость резко ухудшается, но не сказать, что повисает непроницаемое облако, видно плохо, но видно. Хорошо хоть Горазд промазал в того, что был с мушкетом, дернувшись он промазал, и теперь оказался без оружия. Но не растерялся, тут же присел в поисках пистоля выроненного товарищем, к тому же его укрывает стол.
Мужик с саблей бросается вперед используя свободный проход между полатями и скамьей. Виктор понимает, что кольт ему не достать, на это просто нет времени, его нет даже на то, чтобы запустить в противника разряженными пистолями, поэтому он их просто роняет и делает стремительный шаг навстречу. Наблюдающие за этим решают, что все, этому со страшным лицом, на котором сейчас застыл звериный оскал, конец. Но происходит то, что он вдруг оказывается лицом к лицу с нападающим и тот попросту не может воспользоваться саблей, потому как она становится больно громоздкой для ближнего боя, а Виктор поднырнув под руку на встречном движении наносит ему удар локтем в челюсть, снизу вверх. Звонко клацают зубы, а мужика опрокидывает на лавку, с грохотом падающую на пол. Хм. Хорошо утрамбовали землицу, коли так громко получилось, или она задела ножки стола.
Все это мозг отмечает как-то на автомате, потому что Волков словно атакующий носорог проносится мимо поверженного, но еще живого противника. Сейчас главное не это. Главное тот, что укрылся под столом, вот он в поле его видимости. Видимо срабатывает какой-то стереотип, потому что он не стреляет из нижней позиции, а начинает подниматься. А может все дело в том, что он попросту не ожидает, появления противника в непосредственной близости за столь короткое время. Не суть. Вот он и Виктор может до него дотянуться. Н-на! Удар напрашивается сам собой, нога с ходу летит вперед словно таран и попадает точно в лоб. Голову откидывает назад и он слышит как звонко лопаются позвонки. Выстрел!
Горазд не растерявшись, повинуясь выработанным множеством тренировок рефлексам, успел таки изготовить к бою лукасы. Вовремя. Кто бы мог подумать. Тот самый мужичок, что при их появлении перебегал от избы к бараку, вооружился арбалетом и уже выцеливал Виктора. Не судьба. Парень сработал хладнокровно, как на стрельбище, вогнав пулю шестерке точно в грудь.
Люди еще не успели прийти в себя, а оба новеньких уже опять при оружии, и поводят им из стороны в сторону, Виктор не долго думая подхватил с пола один из пистолей, которым так и не удалось сказать ни единого слова.
— Никому не двигаться! Кто шевельнется убью! — Рычит Виктор и тот рык заставляет стыть кровь в жилах. Зверь! Как есть зверь!
Один из доходяг от страха икнул и опустился на полать, как видно образовалась слабость в ногах. Ну кто тебя просил? Выстрел! Мужика отбрасывает на стену. Виктор одним движением поведя кольтом вниз вдоль бедра ставит кресало наместо и одновременно взводит курок. Вот еще одно упражнение, которое он и сам отрабатывал, и сотни раз заставлял повторять Горазда, именно благодаря этому, тот успел так быстро перезарядиться. Так что даже если бы тот тать, успел подняться, то сразу получил бы пулю.
— Кому сказал не двигаться, — на этот раз слова из глотки вырываются так, словно разгневанный волк скалясь глухо рычит на противника.
Все замирают, боясь сделать хоть какое-то движение. Вот это правильно, сейчас лучше лишний раз не двигаться. На полу послышались стоны и слабое шевеление раненных. Виктор внимательно следит за теми что справа, Горазд держит под прицелом тех, что слева. Первый шок проходит, до людей начинает доходить что случилось, теперь главное чтобы они не решили, что это стража добралась таки до них, потому как тогда они уже уподобятся зверю, зверю загнанному в угол и от того непредсказуемому.
— Как звать? — Виктор тычет револьвером в одного из разбойников.
— Званом.
— Зван, возьми нож и добей подранков. Давай, давай, работай.
Теперь за Званом следит трофейный пистоль. Тот без лишних глупостей производит контроль всем, кому не повезло, а затем демонстративно бросает нож на пол. Умный мальчик. Теперь пора расставить все точки над "i".
— Струк и его компания мертвы. Эти как видите тоже. Теперь ваш атаман я. Если есть вопросы, спрашивайте, — Виктор внимательно обвел взглядом всех присутствующих. Ага, по ходу его кандидатура прошла единогласно, против и воздержавшихся нет. Ладно, посмотрим, как там будет дальше. — Зван, этих убрать. Потом пришлешь кого-нибудь в избу, чтобы прибраться и там. У коновязи три лошади, холодновато, так что коней поставить в конюшню. Как закончите, придешь в избу, мы будем там. Все понятно?
— Все, — глухо бросает разбойник и Виктор видит как всех отпускает. Выходит это не стражники, а всего лишь смена власти, ну с этим можно как-то жить.
Виктор и Горазд выходят на улицу и быстро, прикрывая друг друга удаляются в избу, уже начинает темнеть. Это пока не полная смена власти, это только первый шаг. Вполне возможно, что найдется еще кто-то, кто возжелает все переменить, так что бессонная ночь гарантирована. Ну да, чего теперь-то. Теперь, либо пан, либо пропал, играть нужно до конца.
Все распоряжения выполнили как и подобает. А за старания нужно поощрять. Как выяснилось, все запасы спиртного хранились в подполе атаманской избы. Виктор велел выкатить початый бочонок пива. Сильно не напьются, но стресс снимут. Чтобы еще больше расположить людей к себе и показать им, что у него самые радушные намерения в отношении ватаги, он приказал забрать и распределить между собой все огнестрельное оружие.
Глупость? Может быть. Да только тем оружием еще нужно уметь управляться. Если решат взбунтоваться, то к гадалке не ходить, будут использовать столь желанный ими раньше и наконец попавший в руки огнестрел, а вот это глупость. Если они будут использовать куда более привычные арбалеты и луки, то это окажется гораздо серьезнее.
