Глава 23
Я посмотрел через десять футов разделявшего нас пространства. Взводный Содружества, убивший пленников на Новой Земле, тоже говорил об Избранных Господа.
— Если вы посмотрите под бумагами, предназначенными для вас, — сказал я, — вы их найдете. Служба Новостей и ее сотрудники нейтральны. Мы не принимаем чью-либо сторону.
— Правда? — возразило мне молодое темнокожее лицо, — напротив не выбирает чью-то сторону.
— Да, командующий, — подтвердил я. — Совершенно верно. Только иногда это — предмет спора, на чьей именно стороне находится правда. Вы и ваши войска здесь — захватчики на мире, чью планетную систему ваши предки никогда не колонизовали. А противостоят вам наемные подразделения, нанятые двумя мирами, которые не только принадлежат планетной системе Проциона, но и несут обязательства по защите младших миров их системы, одним из которых и является Святая Мария. Я не уверен, что правда на вашей стороне.
Он слегка покачал головой и сказал:
— Мы ожидаем мало понимания от тех, кто не Избран, — затем он перевел свой взгляд на бумаги, которые держал в руке.
— Не возражаете, если я сяду? — спросил я. — У меня больная нога.
— Конечно. — Он кивнул на стул, стоявший у стола, и, когда я сел, уселся сам. Я посмотрел на бумаги, лежавшие на столе перед ним, и заметил несколько в стороне солидографию одной из их церквей без окон: весьма характерной для Содружества постройки. Деталь знаменательная для него, несомненно, но перед церковью стояли еще трое. Пожилые мужчина и женщина и девочка лет четырнадцати. Вся троица, без сомнения, несла на себе отпечаток родства с Джэймтоном. Оторвавшись от просмотра моих верительных грамот, он заметил, что я смотрю на них. И его взгляд на мгновение переместился на солидографию, а затем вновь уткнулся в бумаги.
— Как я понял, от меня требуется, — произнес он, снова возвращая мой взгляд к своей персоне, — обеспечить вас поддержкой и жильем. Мы найдем здесь место для вас. Вам нужны машина и водитель?
— Спасибо, — ответил я. — Эта коммерческая машина, там, снаружи, вполне подойдет. И я сам ею управляю.
— Как вам угодно. — Он отложил бумаги, предназначенные для него, остальные вернул мне и наклонился к динамику, стоявшему на столе:
— Взводный.
— Да, сэр, — немедленно отозвался динамик.
— Комнату для одного мужчины, гражданского. Место на стоянке для гражданской машины, персональное.
— Есть, сэр.
Голос в динамике смолк. Джэймтон Блэк посмотрел поверх своего стола на меня. Я понял, что он ждет, когда я уйду.
— Командующий, — начал я, убирая верительные грамоты в кейс, — два года назад Старейшины Объединенных Церквей на Гармонии и Ассоциации нашли, что планетарное правительство Святой Марии задолжало им определенную долю кредитов. И тогда они послали сюда экспедиционные силы для оккупации и для того, чтобы надавить и, таким образом, получить долг. Как много у вас осталось людей и снаряжения?
— Это, мистер Олин, — ответил он, — закрытая военная информация.
— Тем не менее, — я закрыл кейс, — вы, имея ранг обычного командующего, являетесь исполняющим обязанности главнокомандующего остатками ваших экспедиционных сил. Для такого поста требуется человек по крайней мере пятью рангами старше, чем вы. Ожидаете ли вы прибытия такого офицера и того, что он примет командование на себя?
— Боюсь, что этот вопрос вы должны были задать в Главном штабе на Гармонии, мистер Олин.
— Ожидаете ли вы прибытия дополнительных подкреплений и оборудования?
— Если бы это было так, — голос его звучал ровно, — я счел бы это также закрытой военной информацией.
— Вы, наверное, знаете довольно распространенные слухи о том, что ваш главный штаб на Гармонии решил, что эта экспедиция на Святую Марию — проигранная кампания? Но во избежание потери лица они предпочли, чтобы вас окружили здесь, вместо того, чтобы забрать вас и ваших людей.
— Мне это понятно.
— Вы не хотели бы прокомментировать это?
Его темнокожее, молодое, бесстрастное лицо ничуть не изменилось.
— Нет, мистер Олин.
— Тогда еще один, последний вопрос. Вы планируете отступать дальше на запад или сдаться, когда начнется весеннее наступление наемных войск Экзотики против вас?
— Избранные в Битве никогда не отступают, — ответил он. — Никогда они не бросают своих Братьев в Господе и не страдают от забывчивости с их стороны.
Он встал.
— Меня ждет работа, к которой я должен вернуться, мистер Олин.
Я тоже встал. Ростом я был выше его, возрастом — старше и сложен мощнее. И лишь его неестественная осанка позволяла ему поддерживать видимость равнозначности по отношению ко мне или некоторого превосходства.
— Возможно, мы с вами побеседуем позже, когда у вас окажется побольше времени, — произнес я.
— Конечно.
Я услышал, как позади меня открылась дверь.
— Взводный, — произнес он, обращаясь к кому-то за моей спиной, — позаботьтесь о мистере Олине.
Взводный, которому он меня передал, нашел мне маленькую бетонную каморку с единственным высоким окном, полевой кроватью и шкафом для одежды. Затем он на несколько мгновений покинул меня и вернулся уже с подписанным пропуском.
— Спасибо, — поблагодарил я его, забрав пропуск. — А где бы я мог найти полевой штаб экзотиканских сил?
— По нашим последним данным, сэр, — сказал он, — они в девяноста километрах отсюда, в Новом Сан-Маркосе. — Он был примерно моего роста, но, как и большинство остальных, моложе меня на дюжину лет, его молодости сопутствовала какая-то странная невинность, так контрастировавшая с удивительным самоконтролем, которым они все обладали.
— Сан-Маркос. — Я взглянул на него. — Я думаю, вы все, наверное, знаете, что ваш главный штаб на Гармонии решил больше не посылать вам подкреплений, считая это пустой тратой сил?
— Нет, сэр, — ответил он. Я с таким же успехом мог прокомментировать ему непрерывно идущий дождь, судя по его реакции. Эти парни были по-прежнему сильны и не сломлены. — Что-нибудь еще?
— Нет, — ответил я. — Спасибо.
Он ушел. Почти сразу за ним вышел и я, чтобы на машине направиться на восток, где в девяноста километрах отсюда находился Новый Сан-Маркос. Я добрался до него примерно за три четверти часа. Но не поехал прямо в полевой штаб вооруженных сил Экзотики, так как мне нужно было выловить кое-какую рыбешку.
Это привело меня в ювелирный магазинчик на Уоллес-стрит. И там, спустившись по трем ступенькам вниз, я прошел через непрозрачную дверь и очутился в длинной полутемной комнате, заполненной стеклянными витринами. У последней из них стоял пожилой человек невысокого роста, и я увидел, как пристально он рассматривает мой корреспондентский плащ и значок по мере моего приближения.
— Что вам угодно, сэр? — спросил он, как только я остановился у витрины напротив него. Он поднял свои серые прищуренные глаза пожилого человека, чтобы посмотреть мне в лицо.
— Я думаю, вы знаете, что, — сказал я, — все миры знают Службу Новостей. Нас не интересует местная политика.
— Что вам угодно, сэр?
— Так или иначе, вы все равно узнаете, каким образом я получил ваш адрес.
Я продолжал ему улыбаться.
— Так что сначала я скажу вам, что получил его у диспетчера автомашин в космопорте Уолтера Имера. Я обещал ему защиту за то, что он сообщил мне. Мы оценили бы…, если бы он остался в полном здравии и порядке.
— Боюсь… — он опустил свои руки на стеклянную крышку витрины. Они были покрыты синеватыми узлами вен — признаком прожитых лет. — Вы хотели бы приобрести что-нибудь?
— Я бы хотел уплатить, и щедро, — пояснил я, — за информацию.
Его руки соскользнули с крышки.
— Сэр! — он слегка вздохнул. — Боюсь, вы зашли не в тот магазин.
— Уверен, что в тот, — произнес я. — Мы просто представим, что это тот магазин, который нужен мне, и я говорю с кем-то, кто является членом Голубого Фронта.
Он медленно покачал головой и отступил от витрины.
— Голубой Фронт — вне закона, — произнес он. — До свидания, сэр.
— Один момент. Мне необходимо сперва сказать несколько вещей.
— Тогда мне жаль, — он отступил к портьерам, прикрывавшим дверной проем. — Я не могу вас слушать. Сюда, в эту комнату, никто не войдет, пока вы вот так разговариваете, сэр.
Он прошмыгнул сквозь портьеры и исчез. Я осмотрел длинную пустую комнату.
— Что же, — произнес я несколько громче. — Похоже, мне придется общаться со стенами. Я уверен, что уж они-то расслышат меня.
Я помедлил. Не донеслось ни звука.
— Хорошо, — снова заговорил я. — Я — корреспондент. Все, что меня интересует, — это информация. Наша оценка военной ситуации здесь, на Святой Марии, — тут я сказал правду, — показывает, что экспедиционные силы Содружества оставлены на произвол судьбы своим командованием и наверняка будут уничтожены силами Экзотики, как только почва достаточно высохнет для перемещения тяжелой техники.
По-прежнему не последовало ответа, но я чувствовал спиной, что они наблюдают за мной и слушают.
— И в результате, — продолжил я и на этот раз солгал, — хотя они никоим образом не могли этого узнать, мы считаем неизбежным, что командованию войск Содружества придется вступить в контакт с Голубым Фронтом. Убийство вражеских офицеров, без сомнения, является нарушением Кодекса Наемников и Статей цивилизованных методов ведения боевых действий. Но гражданские лица могут сделать то, чего не могут сделать солдаты.
По-прежнему не было заметно никаких признаков движения позади портьер.
— Представитель Службы Новостей, — произнес я, — всегда имеет при себе верительные грамоты Непредвзятости. Вам известно, как высоко они ценятся. Я хочу задать вам всего лишь несколько вопросов. И ответы будут сохранены в тайне.
Я подождал в последний раз, но ответа по-прежнему не последовало. Я повернулся и вышел из длинной комнаты на улицу. И лишь когда я вышел на свежий воздух, я ощутил возникшее внутри чувство триумфа, которое постепенно охватило меня.
Они заглотнут наживку. Люди их сорта всегда так поступали. Я направился к своей машине, сел в нее и поехал в штаб экзотиканских сил.
Он располагался за городом. Там майор-наемник, которого звали Джэнол Марат, занялся мной. Он препроводил меня в здание их полевого штаба. Здесь чувствовалась атмосфера уверенной и радостной деятельности. Все здесь были хорошо вооружены и отлично обучены. В сравнении с силами Содружества это сразу же бросилось мне в глаза. О чем я не преминул сказать Джэнолу.
— Наш командующий — дорсаец, и мы превосходим их в численности.
Он улыбнулся мне. У него было очень загорелое, вытянутое лицо, а возле губ пролегали складки.
— Все это делает нас весьма оптимистично настроенными. Кроме того, наш командующий получит повышение, если победит. Он вернется обратно на Экзотику и займется только штабной работой — и больше не будет принимать участия в боевых действиях. Так что победа для нас — хороший бизнес.
Я рассмеялся, он — вслед за мной.
— И все-таки расскажите мне поподробнее, — попросил я. — Я хотел бы получить более подробную информацию для использования ее в репортажах, которые я отошлю в Службу Новостей.
— Что ж, — он размашистым салютом ответил на приветствие взводного, по виду кассидианина, — я думаю, вы могли бы упомянуть прежде всего тот факт, что наши наниматели с Экзотики не позволяют себе прибегать к жестокости и, соответственно, они всегда весьма щедры во всем, что касается оплаты войск и снаряжения. И Связующий — посол с Экзотики на Святой Марии, как вы знаете…
— Я знаю.
— Он заменил здесь старого Связующего три года назад. И тем не менее, он нечто особенное даже для людей с Мары или Культиса. Он эксперт в онтологических вычислениях. Если это что-то вам говорит. Все это выше моего понимания. А вон там офис нашего полевого командующего. — Джэнол показал рукой. — Его зовут Кейси Грин.
— Грин, — спросил я, нахмурившись. Я мог бы признать, что слышал о Кейси Грине, но я хотел увидеть реакцию Джэнола на это имя. — Знакомое имя. Мы подошли к зданию офиса.
— Грин…
— Вы, наверное, думаете о другом члене той же самой семьи.
Джэнол проглотил наживку.
— Донал Грин. Племянник. А Кейси — дядя Донала. Не столь выдающийся, как молодой Грин, но я уверен, что он вам понравится больше, чем племянничек. Кейси совместил в себе дружелюбие сразу двух человек.
Он снова посмотрел на меня, слегка усмехаясь.
— Это должно означать что-то особое? — спросил я.
— Совершенно верно, — ответил Джэнол. — Его собственное дружелюбие и дружелюбие его брата-двойняшки. Как-нибудь встретьтесь с Йаном Грином, когда будете в Блаувэйне. Там располагается посольство Экзотики, это к востоку отсюда. Йан — хмурый человек.
Мы вошли в офис.
— Я просто не могу привыкнуть к тому, — пояснил я, — что многие дорсайцы, кажется, состоят в родстве между собой.
— И я тоже. В действительности, я думаю, это потому, что их не так уж и много. Дорсай — небольшая планетка, и те, кто живет там больше, чем несколько лет…
Джэнол остановился у коменданта, сидевшего за столом.
— Мы можем повидать Старика, Хари? Это журналист из Межзвездной Службы Новостей.
— Ну конечно.
Офицер посмотрел на сигналы своей настольной панели.
— У него — Связующий, но он уже собирается уходить. Входите.
Джэнол повел меня между столов. Дверь в дальней стене комнаты распахнулась, прежде чем мы ее достигли, и мужчина средних лет с совершенно спокойным лицом, одетый в голубые одеяния Экзотики, с коротко постриженными седыми волосами, вышел из нее. Его странные светло-карие глаза встретились с моими.
Падма.
— Сэр, — обратился Джэнол к Падме, — это…
— Тэм Олин, я знаю, — мягко произнес Падма. Он улыбнулся мне, и эти глаза на мгновение, казалось, отразили свет и ослепили меня. — Мне было очень жаль узнать о том, что случилось с вашим шурином, Тэм.
Я вдруг совершенно похолодел. Я уже готов был пройти вперед, но теперь стоял как замороженный и смотрел на него.
— Мой шурин? — спросил я его.
— Молодой человек, погибший около Кэстлмэйна, на Новой Земле.
— А, да, — выдавил я из себя. — Удивлен, что вы знаете об этом.
— Я знаю об этом из-за вас, Тэм. — Еще раз эти странные карие глаза Падмы словно отразили свет. — Разве вы забыли, как я рассказывал вам однажды о науке, называющейся онтогенетикой, с помощью которой мы вычисляем возможные поступки людей как в настоящих, так и в будущих ситуациях. Вы уже довольно значительное время являетесь важным фактором этих вычислений.
Он улыбнулся.
— Вот почему я ожидал, что встречу вас здесь, сейчас. Мы вычислили вас по нынешней ситуации на Святой Марии, Тэм.
— Вот как? — спросил я. — Вот как? Это интересно.
— Я думаю, что это могло бы быть интересно, — мягко ответил Падма. — Особенно для вас. Какой-нибудь журналист вроде вас вполне мог найти это любопытным.
— Да, это так, — произнес я. — Звучит так, как будто вы знаете больше меня о том, что именно я собираюсь здесь предпринять.
— Мы разработали наши вычисления, — мягким голосом пояснил Падма, — и добились этого эффекта. Приезжайте ко мне в Блаувэйн, Тэм, и я вам все покажу.
— Обязательно сделаю это, — заверил я его.
— Я с радостью приму вас, — наклонил голову Падма. Затем его голубое одеяние прошелестело по полу, когда он отвернулся и вышел из комнаты.
— Сюда, пожалуйста, — произнес Джэнол, коснувшись моего локтя. Я очнулся, как будто после долгого сна.
— Командующий здесь.
Я машинально последовал за ним во внутренний офис. Когда мы проходили сквозь дверь, Кейси Грин поднялся из-за стола. И в первый раз я очутился лицом к лицу с этим большим, стройным и подтянутым человеком в полевой форме, с лицом, обладавшим крупными чертами, но открытым и улыбающимся. Его черные волосы слегка завивались. Это особое золотистое тепло его личности — странная вещь для дорсайца — казалось, исходило от него, когда он поднялся, чтобы поздороваться со мной, и его рука с длинными, сильными пальцами просто поглотила мою.
— Входите, — пригласил он. — Позвольте мне предложить вам выпить. Джэнол, — добавил он, обращаясь к моему майору-наемнику с Новой Земли, — вы больше здесь не нужны. Пойдите-ка, пожуйте чего-нибудь. И скажите всем там, во внешнем офисе, что они свободны.
Джэнол отсалютовал и вышел. Я сел, а Грин повернулся к своему небольшому бару-шкафчику позади стола. И в первый раз за последние три года под чарами этого необычного человека войны, расположившегося напротив меня, хоть малая доля спокойствия, но пришла в мою душу. С таким человеком на своей стороне я не мог проиграть.
Глава 24
— Верительные грамоты? — спросил Грин, как только мы уселись в кресла со стаканчиками, наполненными дорсайским виски, кстати, очень хорошим.
Я передал ему документы. Он бегло проглядел их, отобрав письма от Сэйоны, Связующего Культиса, адресованные командующему полевых сил Святой Марии. Просмотрев, он также отложил их в сторону. Затем вернул мне мои верительные грамоты.
— Вы сперва останавливались в Джозеф-тауне? — спросил он.
Я утвердительно кивнул. Я заметил, как внимательно он посмотрел в мои глаза и как лицо его несколько посуровело.
— Вы не любите Содружество, — неожиданно заявил он.
От его слов у меня перехватило дыхание. Я пришел, готовый сам заявить ему об этом. Но все произошло слишком неожиданно. Я отвел взгляд.
Ответить сразу же я не осмелился. Я просто не мог. Если бы я позволил себе отвечать сразу, не подумав, то пришлось бы либо все объяснить, либо постараться вообще ничего не говорить. Наконец я собрался с мыслями.
— Если я и буду чем-либо заниматься остаток своей жизни, — медленно произнес я, — это будет иметь отношение ко всему, что только в моих силах, направленному на изоляцию и, в конечном счете, изгнание Содружества и всего, ради чего оно существует, из общества цивилизованных людей.
Я снова посмотрел на него снизу вверх. Он сидел за своим столом, положив на него массивную руку и наблюдая за мной.
— Весьма суровая точка зрения, не так ли?
— Ничуть не суровее, чем их.
— Вы так думаете? — серьезно спросил он. — Я бы так не сказал.
— Я считал, — произнес я, — что вы один из тех, кто сражается с ними.
— Что ж, это так, — он слегка улыбнулся. — Но мы — солдаты по обе стороны.
— Я не думаю, что они считают так же. Он едва заметно покачал головой.
— Что заставляет вас так утверждать? — спросил он.
— Я уже видел их, — ответил я. — Я попал к ним, когда находился между линиями фронта, у Кэстлмэйна, на Новой Земле, три года назад. Вы помните тот конфликт.
Я легонько постучал по своему несгибающемуся колену.
— Меня подстрелили, и я не мог передвигаться. Кассидиане, находившиеся рядом со мной, качали отступать. Это были наемники. А противостояли им войска Содружества, такие же наемники.
Я замолчал и отпил виски. Когда я поставил стаканчик на стол, Грин по-прежнему не сдвинулся с места. Он сидел, словно ожидая чего-то.
— Среди них был молодой кассидианин, новобранец, — продолжил я. — Я готовил серию репортажей о той кампании с точки зрения различных индивидуумов. И я выбрал его в качестве такого индивидуума. Это был естественный выбор. Видите ли, — я снова глотнул виски и опустошил стаканчик, — моя сестра — она младше меня — переехала на Кассиду за два года до этого, по контракту, как бухгалтер, и вышла за него замуж. Это был мой шурин.
Грин забрал стаканчик из моей руки и снова наполнил его.
— В действительности он не был военным, — продолжил я. — Он изучал механику гиперпрыжков, и ему еще оставалось учиться три года. Но во время одного из конкурсных экзаменов он получил низкие оценки, и как раз в то время, когда Кассида задолжала по контрактному балансу войсковые подразделения Новой Земле.
Я вздохнул.
— Что ж, чтобы сделать эту длинную историю покороче, — в конце концов он оказался на Новой Земле во время той самой кампании, о которой я готовил репортажи. И именно из-за них я добился того, чтобы его прикрепили ко мне в качестве помощника. Мы оба считали, что так будет лучше для него. И что таким образом он будет в большей безопасности.
Я снова глотнул виски.
— Но, — произнес я, — вы знаете, всегда ведь можно найти тему поинтереснее где-нибудь в зоне боевых действий. И однажды мы оказались как раз в таком месте, когда отступали войска Новой Земли. Игла из винтовки прострелила мое колено. Надвигалась бронетехника Содружества, и становилось жарковато. Солдаты, находившиеся с нами, торопливо отступили в тыл, но Дэйв попытался нести меня, считая, что бронетехника Содружества просто поджарит меня прежде, чем они заметят, что я — не военный. Что ж, — я еще раз глубоко вздохнул, — разведподразделение войск Содружества наткнулось на нас. Они доставили нас на какую-то поляну, где у них уже находилось довольно много пленных, и какое-то время держали нас там. Затем взводный — один из их фанатиков, высокий, похожий на голодного волка солдат примерно моего возраста — появился с приказом, чтобы они подготовились к новой атаке.
Я остановился и снова отпил. Но я не почувствовал вкуса виски.
— Это означало, что они не могли оставить людей для охраны пленных. Им пришлось бы отпустить их в тылу боевых порядков Содружества. Взводный сказал, что этого нельзя допустить. Они должны быть уверены, что пленные не нанесут им вреда.
Грин по-прежнему внимательно наблюдал за мной.
— Сразу я не понял. Я не понял даже тоща, когда все солдаты Содружества — ни один из них не был сержантом, как взводный — возражали ему.
Я поставил стаканчик на стол рядом с собой и уставился на стену офиса, словно видя все это снова так же ясно, как если бы я смотрел на это сквозь окно.
— Я помню, как взводный неожиданно выпрямился. Я увидел его глаза. Словно его оскорбило возражение остальных солдат. “Разве они Избранные Господа? — заорал он на них. — Они из Избранных?”
Я посмотрел на Кейси Грина, сидящего напротив меня, и заметил, что он по-прежнему внимательно наблюдает за мной, а маленький стаканчик с виски просто утонул в его огромной ладони.
— Вы понимаете? — спросил я его. — Как будто потому, что пленники не были из Содружества, они в его понимании были не совсем людьми. Как будто они принадлежали к какому-то низшему порядку и поэтому их можно было убить.
Я неожиданно содрогнулся.
— И он сделал это! Я сидел там, прислонившись к дереву, в полной безопасности — на мне была униформа корреспондента Новостей — и смотрел, как он их всех расстрелял. Всех. Я сидел и смотрел на Дэйва, и он смотрел на меня, сидящего, в момент, когда взводный застрелил его!
Неожиданно я смолк. Мне хотелось все это рассказывать ему таким вот образом. Просто раньше я не мог рассказать никому, кто бы понял, насколько беспомощным я был тогда. Но что-то в Грине подсказало мне, что он поймет.
— Да, — тихо произнес он мгновение спустя, забрав и снова наполнив мой стаканчик. — Такие вещи очень нежелательны. А этого взводного нашли и отдали под трибунал за нарушение Кодекса Наемников?
— После того, как уже все произошло, да. Он кивнул и посмотрел мимо меня на стену.
— Конечно же, они не все такие.
— Но таких достаточно, чтобы они заслуженно получили ту репутацию, которую имеют.
— К сожалению, это так. Что ж, — он слегка улыбнулся мне, — мы постараемся и не допустим подобных вещей в этой кампании.
— Скажите мне кое-что, — попросил я, опуская свой стаканчик. — Подобные вещи — как вы это назвали — когда-либо с самими людьми Содружества происходили?
Что-то изменилось в атмосфере офиса. Наступила небольшая пауза, прежде чем он ответил. Я почувствовал, как мое сердце бухнуло три раза, ожидая его ответа.
Наконец он ответил:
— Нет, не происходили.
— Почему же? — снова спросил я.
Это странное ощущение в комнате усилилось. И я понял, что слишком форсировал события. Я сидел и разговаривал с ним, как с человеком, позабыв, что он представлял собой еще и кое-что иное. А теперь я начал забывать о том, что он — человек, и думать о нем, как о дорсайце — такой же человеческой личности, какой был и я.
Он не изменил ни тона своего голоса, ни позы, но почему-то мне показалось, что он отодвинулся от меня на какое-то расстояние, туда, на высоко расположенную, холодную каменистую землю, куда я мог попытаться добраться только на свой страх и риск.
Я помнил, что утверждали о его народе с этого маленького, покрытого горами мира. Утверждали, что если дорсайцы захотели бы и отозвали всех своих воинов, служивших на всех других мирах, и затем бросили вызов всем этим мирам, даже объединенное могущество всей остальной цивилизации не могло бы противостоять им. Раньше я никогда этому не верил. По правде, я никогда об этом не задумывался. Но сейчас, сидя здесь и чувствуя, что происходит в комнате, неожиданно я осознал, что это — правда. Я просто кожей ощущал понимание этого, подобно ветру с ледника, бьющему мне в лицо. Это действительно была правда. И затем он ответил на мой вопрос.
— Потому, — произнес Кейси Грин, — что все подобное было особо запрещено статьей второй Кодекса Наемников.
Затем он неожиданно улыбнулся, и то, что только что ощущалось в комнате, исчезло. Я перевел дух.
— Что ж, — произнес он, опуская свой опустевший стаканчик на стол, — как насчет того, чтобы отобедать с нами в офицерской столовой?
Я поужинал с ними, и еда оказалось очень вкусной. Они хотели, чтобы я остался у них на ночь, но я чувствовал, как меня просто непреодолимо тянет назад, туда, в темный угрюмый лагерь около Джозеф-тауна, где все, ожидавшее меня, несло в себе холод и горькое удовлетворение от пребывания среди моих врагов.
Я вернулся.
Было примерно около одиннадцати вечера, когда я проехал сквозь ворота, как раз в тот момент, когда из штаб-квартиры Джэймтона вышла человеческая фигура. Площадка освещалась всего лишь несколькими лампами на стенах, и их свет растворялся на мокром асфальте. Одно мгновение я не мог определить, чья это фигура, но затем разглядел, что это Джэймтон.
Он прошел бы мимо неподалеку от меня, но я вышел из машины и пошел ему навстречу. Он остановился в тот момент, когда я очутился перед ним.
— Мистер Олин, — спокойно произнес он. В темноте я не мог определить выражения его лица.
— У меня есть один вопрос, который я хотел бы задать, — произнес я, улыбаясь в темноте.
— Сейчас позднее время для вопросов.
— О, это не займет много времени, — я попытался разглядеть выражение его лица, но в темноте это было очень сложно.
— Я побывал в лагере Экзотики. Их командующий — дорсаец. Я думаю, вы это знаете?
— Да. — Я едва смог рассмотреть, как шевельнулись его губы.
— Мы побеседовали с ним. У меня возник один вопрос, и я подумал, что должен задать его вам, командующий. Вы когда-либо приказывали своим людям расстреливать пленных?
Странная, короткая тишина воцарилась между нами. И затем он ответил.
— Убийство или издевательство над военнопленными, — произнес он невыразительно, — запрещено статьей второй Кодекса Наемников.
— Но вы-то здесь не наемники, а? Вы — местные войсковые подразделения, служащие своей собственной Истинной Церкви и своим Старейшинам.
— Мистер Олин, — произнес он, в то время как я по-прежнему безуспешно старался разглядеть выражение его скрытого темнотой лица. Но слова, казалось, медленно текли в воздухе, хотя тон его голоса оставался таким же спокойным.
— Мой Господь поставил меня своим слугой и полководцем. И ни в одной из этих задач я не подведу Его.
И с этим он повернулся, лицо его по-прежнему было скрыто тьмой, он кивнул мне и, обогнув меня, пошел дальше.
В одиночестве я вернулся в свои апартаменты, разделся и лег на жесткую и узкую постель, которую мне предоставили. Снаружи дождь наконец прекратился. Через открытое, не затянутое шторами окно я мог заметить несколько проступивших на небе звезд.
Я лежал, готовясь ко сну и делая некоторые мысленные заметки относительно того, что мне понадобится сделать на следующий день. Встреча с Падмой неожиданно выбила меня из колеи. Странно, но почему-то я почти позабыл о том, что его вычисления по действиям человеческих существ могли относиться и персонально ко мне. И меня потрясло, когда мне об этом напомнили. Мне нужно было больше узнать об этой науке — онтогенетике: что она могла знать и предсказывать. Если будет необходимо, то от самого Падмы. Но сперва мне надо начать с обычных, общедоступных источников.
Я подумал, что никто не мог бы просто так тешить себя мыслью, что один-единственный человек вроде меня может уничтожить культуру, включающую в себя население двух планет. Никто, за исключением, наверное, Падмы. Что, как я понимал, могли обнаружить его вычисления. И они касались того, что дружественные миры Гармонии и Ассоциации находились перед выбором, означавшим жизнь или смерть для их образа жизни. Самая крохотная вещь могла сместить весы, на которых они висели. Я еще раз прокрутил в уме свой план, с нежностью рассматривая его.
Ибо сейчас меж звезд дул новый ветер.
Четыреста лет назад мы все были людьми Земли — Старой Земли, материнской планеты, которая была моей родной планетой с одним народом.
Затем, с переселением на новые миры, человеческая раса “раскололась”, если использовать термин Экзотики. Каждый малый фрагмент и психологический тип отделился и присоединился к другим, подобным себе, и в дальнейшем этот процесс прогрессировал. Пока наконец мы не получили дюжину фрагментов человеческих типов: воина с Дорсая, философа с Экзотики, ученого с Ньютона, Кассиды или Венеры и так далее.
Изоляция вывела весьма специфические типы. Затем растущее общение между молодыми мирами, теперь уже окрепшими, и все увеличивавшееся развитие технологии снова подтолкнули специализацию. И торговля между мирами стала торговлей учеными умами. Генералы Дорсая стоили обмена на психиатров с Экзотики. Журналисты вроде меня, со Старой Земли, покупали создателей космических кораблей с Кас-сиды. И так продолжалось всю последнюю сотню лет.
Но теперь миры сближались. Экономика сплавляла расы в единое целое. И развернулась борьба на каждом из миров, чтобы получить преимущество из этого сплава, в то же время стараясь сохранить как можно дольше тот образ жизни, к которому они привыкли.
Был необходим компромисс, но яростная, непреклонная религия Содружества запрещала компромиссы и тем приобрела себе множество врагов. И уже общественное мнение на многих мирах восставало против Содружества. Дискредитировать их, раздавить их публично, Здесь, в этой кампании, — и они никогда не смогут больше продавать своих солдат. Они потеряют тот торговый баланс, который необходим им для найма специалистов, обученных на других мирах, которые им просто необходимы для поддержания жизнеспособности двух их бедных естественными ресурсами миров. И они умрут.
Как умер молодой Дэйв. Медленно. Во тьме.
И с этими мыслями на меня снова нахлынули воспоминания.
Был лишь полдень, когда нас за хватили в плен. И к тому времени, когда появился взводный: с приказом охранникам двигаться вперед, солнце уже почти село.
Я вспомнил, как после их ухода, когда все закончилось и я остался один, я подполз к телам на поляне. И как я нашел Дэйва. И он был еще жив. Он был смертельно ранен, и я не мог остановить кровотечения.
Потом мне сказали, что и это бы не помогло. Но тогда я пытался. Но в конце концов сдался, и к этому моменту стало совсем темно. Я держал его на руках и не знал, что он умер, пока его тело не начало коченеть. И именно в тот момент я начал превращаться в то, во что мой дядя всегда старался меня превратить. Я почувствовал, что умер внутри. Дэйв и моя сестра были моей семьей, единственным, что я хотел сохранить. Вместо этого я мог лишь сидеть там, во тьме, сжимая его тело и слушая, как капли с его пропитанной кровью одежды медленно падают на мертвые листья псевдодубов, толстым слоем покрывавшие землю.
А теперь я лежал в постели, в лагере Содружества, и не мог уснуть, все вспоминая и вспоминая. И спустя некоторое время я услышал маршировавших солдат, строившихся для полуночной службы на площадке.
Я лежал на спине и слушал их. Наконец шум от их маршировавших ног стих. Единственное окно моей комнаты находилось над моей постелью, высоко, слева от нее. Оно не было зашторено, и ночной воздух с его звуками беспрепятственно проникал внутрь комнаты вместе с туманным светом фонарей над площадкой, обрисовывавшим бледный квадрат на противоположной стене моей комнатушки. Я смотрел, наблюдая за этим квадратом, и слушал проходящую снаружи службу. И я слышал, как офицер, руководивший службой, начал молитву. После этого они снова запели свой боевой гимн, и на этот раз я прослушал его лежа от начала до конца.
Солдат, не спрашивай себя,
что, как и почему.
Коль знамя в бой тебя ведет —
шагай вослед ему!
И легионы безбожников
пусть окружают нас —
Не считая удары, руби и круши —
вот тебе весь приказ!
Хвала и слава, честь, почет —
игрушки, жалкий хлам.
Верши свой труд — он по плечу,
пожалуй, только нам!
Грязи людской, человечьим грехам
место среди отбросов.
Долг исполняй свой.
И помни еще:
Не задавай вопросов!
Кровь и страдания, вечная боль —
от века солдатский удел.
Крепче сжимай верный свой меч,
где бы ты ни был, везде!
Радуйся бою, битве любой,
в яростной сече ликуй —
Много их было, но будут еще
на кратком твоем веку.
А выйдет наш срок —
и где б кто ни лег,
стечемся со всех сторон.
Солдаты-избранники,
все мы тогда
придем пред Господен Трон.
Будет кровь наших ран
знаком тех, кто избран,
кто вправе стоять перед Ним —
Мы на верность
Ему присягнув одному,
Ему только верность храним!
После этого они разошлись и отправились спать в постели, ничем не отличавшиеся от моей.
Я лежал там и слушал тишину, воцарившуюся на площади, я размеренную дождевую капель за окном. Эти медленные капли дождя падали одна за другой, равномерно, в темноте. Без счета.
Глава 25
На следующий день после моего прилета дождя больше не было. День за днем поля подсыхали. Скоро они будут достаточно сухи, чтобы выдержать вес тяжелой наземной боевой техники. И все знали, что тогда начнется весеннее наступление войск Экзотики. Тем временем и войска Содружества, и войска Экзотики проходили интенсивные тренировки.
В течение нескольких последующих недель я был плотно занят своей журналистской работой. В основном это были статьи и небольшие рассказы о солдатах и местных жителях. Я должен был отсылать сообщения, что и делал ревностно. Корреспондент хорош лишь своими контактами. И я заводил подобные контакты везде, где только мог, — за исключением войск Содружества. Эти оставались в стороне, хотя я беседовал со многими из солдат. Они не выказывали признаков страха или сомнений.
Я слышал, что в основном многие из солдат Содружества были слабо обучены, потому что из-за самоубийственной тактики офицеров их подразделения постоянно пополнялись зелеными новобранцами. Но здесь находились остатки экспедиционных сил, в шесть раз превосходивших по численности то, что было теперь. И все они были ветеранами, хотя большинству из них не было еще и двадцати. Лишь изредка среди сержантов, а чаще — среди младших офицеров я мог заметить прототип сержанта, который приказал расстрелять пленников на Новой Земле. Здесь люди этого типа выглядели подобно бешеным серым волкам, смешанным с вежливыми, отлично вышколенными молодыми псами, только-только вышедшими из щенячьего возраста. Представляло определенный соблазн считать, что лишь их одних я собираюсь здесь уничтожить.
И борясь с этим соблазном, я напоминал себе, что Александр Македонский возглавлял экспедиции против горных племен и правил в Пелле, столице Македонии, и приказывал казнить людей, когда ему еще было только шестнадцать лет. И все равно солдаты Содружества казались мне очень молодыми. Но не мне продолжать сравнивать их со взрослыми, опытными наемниками сил Кейси Грина. Ибо экзотиканские миры, повинуясь своим принципам, не хотели нанимать ни рекрутов, ни солдат, которые носили на себе боевую униформу против своей воли.
Между тем, я ни слова не слышал от Голубого Фронта. К концу двухнедельного срока я уже обзавелся собственными связями в Новом Сан-Маркосе и в начале третьей недели узнал, что ювелирный магазин на Уоллес-стрит опустил шторы на своих витринах, вывез все из своего помещения и куда-то переехал, а может, и вообще закрылся. Это было все, что мне нужно было знать.
В течение нескольких последующих дней я постоянно находился поблизости от Джэймтона Блэка, и в конце недели мое наблюдение за ним оправдало себя.
В десять часов вечера в ту пятницу я, прогуливаясь вокруг своих апартаментов и идя по дорожке, расположенной под парапетом стены, по которой прохаживались часовые, заметил трех гражданских, по которым четко можно было прочесть, что они из Голубого Фронта. Они подъехали к площади, вышли из машины и вошли в офис Джэймтона.
Они провели там немногим более часа. Когда они уехали, я отправился спать. На этот раз я спал крепко.
Следующим утром я поднялся рано и обнаружил ожидавшую меня почту. Послание доставил космолет, и оно было от директора Службы Новостей, с поздравлениями в мой адрес по поводу моих репортажей. Когда-то, три года назад, это значило бы для меня очень многое. А теперь я беспокоился только не решат ли они, что ситуация здесь достаточно интересная чтобы послать сюда еще нескольких человек мне в помощь. Я не мог допустить, чтобы сейчас здесь оказался дополнительный персонал из Службы Новостей, который мог увидеть, что я предпринимаю.
Я забрался в свою машину и направился по шоссе на восток, в Новый Сан-Маркос, в штаб войск Экзотики. Войска Содружества уже находились на боевых позициях. В восемнадцати километрах восточнее Джозеф-тауна меня остановило отделение из пяти молодых солдат, среди них не оказалось ни одного сержанта. Они узнали меня.
— Во имя Господа, мистер Олин, — произнес первый из них, стоявший ко мне ближе остальных, наклоняясь и обращаясь ко мне через открытое окно у моего левого плеча. — Вы не можете проехать.
— Не возражаете, если я спрошу — почему?
Он повернулся и указал вбок и вниз в небольшую долину между двумя покрытыми лесом холмами слева от нас.
— Проводится тактическое планирование.
Я посмотрел. Небольшая долина или луг между покрытыми лесом склонами имела в ширину примерно ярдов сто, и она огибала нас и, заворачивая, исчезала справа. По краям лесистых склонов, где они соприкасались с лугом, цвели лилии, которым уже от роду было несколько дней. Сам луг зеленел, прекрасной, цвета шартреза молодой травой раннего лета, тут и там виднелись бело-пурпурные цветы лилий, и псевдодубы над ними были слегка покрыты маленькими, молодыми листочками.
И посреди всего этого, в центре луга, передвигались одетые в черные мундиры фигуры с вычислительными устройствами в руках, измеряя и прикидывая возможности убийства с разных направлений. А в самом центре луга они для чего-то установили пять маркерных стоек — сначала располагалась одна стойка, затем еще одна с двумя стойками по бокам. Далее на траве лежала еще одна стойка, словно упавшая и ненужная.
Я посмотрел назад, на вытянутое молодое лицо солдата.
— Готовитесь к победе? — спросил я.
Он воспринял это так, как будто это был прямой вопрос и в моем голосе совершенно отсутствовала ирония.
— Да, сэр, — очень серьезно ответил он. Я взглянул на него, затем перевел взгляд на лица и открытые глаза остальных.
— А не думаете ли вы, что можете проиграть?
— Нет, мистер Олин. — Он грустно покачал головой. — Никто никогда не проигрывает, если идет в битву во имя Господа.
Он заметил, что меня требуется убедить, и поэтому увлеченно продолжил.
— Он возложил Свою Десницу на плечи Своих солдат. И все, что доступно для них — это лишь победа и иногда — смерть. А что есть смерть?
Он посмотрел на своих спутников, и все они согласно кивнули.
— Что есть смерть? — эхом отозвались они.
Я взглянул на них. Они стояли передо мной, спрашивая меня и себя, что есть смерть, словно они обсуждали какую-то тяжелую, но необходимую работу.
У меня имелся ответ для них, но я не высказал его. Смертью был взводный, один из подобных им, отдавший приказ солдатам, таким же, как они, убить пленников. Это и была смерть.
— Вызовите офицера, — попросил я. — Мой пропуск позволяет мне проехать даже здесь.
— Мне жаль, сэр, — ответил тот, что первый заговорил со мной, — но мы не можем покинуть наш пост, чтобы вызвать офицера. Но один из них скоро появится.
У меня имелось представление о том, что значит “скоро”, и я оказался прав. Было уже далеко за полдень, когда появился форс-лидер, приказавший им идти обедать и пропустивший меня.
Когда я подъехал к штабу Кейси Грина, солнце уже висело низко над горизонтом и по земле раскинулись длинные тени деревьев. И все же создавалось впечатление, что лагерь только что проснулся. Мне не требовалось большого опыта, чтобы разглядеть, что войска Экзотики, наконец выступили против Джэймтона.
Я нашел Джэнола Марата, коменданта с Новой Земли.
— Мне необходимо увидеть командующего Грина, — сказал я.
Он покачал головой, несмотря на то, что мы уже достаточно хорошо узнали друг друга.
— Не сейчас, Тэм. Извини.
— Джэнол, — сказал я, — это не для интервью. Это вопрос жизни и смерти. Мне необходимо увидеть Кейси.
Он пристально посмотрел на меня. Я — на него.
— Подожди здесь, — сказал он. Мы стояли у самого входа в штаб. Он вышел и отсутствовал минут пять. Я стоял, слушая, как настенные часы мерно отстукивают секунды и минуты. Затем он вернулся.
— Сюда, — показал он.
Он вывел меня наружу, провел вокруг куполов пластиковых строений к небольшому зданию, полускрытому листвой деревьев. Когда мы вошли в него, я понял, что нахожусь в личных апартаментах Кейси Грина. Мы прошли небольшую гостиную и вошли в комнату, сочетавшую в себе спальню и ванную. Кейси только что принял душ и теперь надевал свою боевую униформу. Он с любопытством взглянул на меня, а затем обратил свой взгляд обратно на Джэнола.
— Хорошо, комендант, — произнес он. — Сейчас вы можете вернуться к своим обязанностям.
— Есть, сэр, — произнес Джэнол, не оглянувшись на меня.
Он отдал честь и вышел.
— Ну, Тэм, — произнес Кейси, натягивая штаны. — В чем дело?
Он посмотрел на меня немного насмешливо, пока застегивал ремешок своих брюк. Он еще не надел на себя рубашку, и в относительно маленькой комнате возвышался надо мной, как гигант, подобно какой-то непреодолимой природной силе. Его тело было загорелым, словно темное дерево, и мышцы рельефом прорисовывались на его груди и плечах. Живот его был подтянут, и мускулы рук так и ходили по мере того, как он ими двигал. И снова я почувствовал этот особый, присущий только Дорсаю элемент в нем. Дело было не просто в его физической мощи и внушительных размерах. Даже в не в том факте, что он — тот, кто с детства приучен к войне, кто специально взращен для битв. Нет, это было что-то живое, но необъяснимое — то же самое качество, которое можно найти в чистом экзотиканце вроде Падмы, Связующего, или в каком-нибудь ученом-исследователе с Ньютона или Кассиды. Нечто выходящее за пределы обычного облика человека, настолько, что это походило на безмятежность, чувство полной убежденности в самом себе там, где дело касалось его собственного человеческого типа, являвшегося настолько полным, что это как бы ставило его выше всех слабостей, делало непобедимым.
Перед моим мысленным взором возникла худощавая, темная тень Джэймтона, противостоящая такому вот человеку. И сама мысль о возможности победы Джэймтона была невообразимой, совершенно невозможной.
Но всегда существовала опасность.
— Хорошо, я расскажу вам, зачем приехал сюда, — сказал я Кейси. — Я только что узнал, что Блэк связался с Голубым Фронтом, местной террористической политической группой с руководством в Блаувэйне. Трое из них посетили его прошлой ночью. Я видел их.
Кейси взял с кресла рубашку и засунул свою длинную руку в рукав.
— Я знаю, — ответил он. Я уставился на него.
— Разве вы не понимаете? — спросил я. — Это же убийцы. Это же их ремесло. И есть лишь один человек, которого они и Джэймтон с успехом могли бы убрать, — это вы, Кейси.
Он засунул руку в другой рукав.
— Я знаю это, — снова сказал он. — Они хотят снова сбросить существующее правительство на Святой Марии, и захватить власть — что невозможно в случае, если деньги Экзотики пойдут на оплату наших подразделений, поддерживающих мир на этой планете.
— Они не добились в прошлом помощи от Джэймтона.
— А сейчас они ее добились? — спросил он, застегивая пальцами рубашку.
— Содружество в отчаянии, — сказал я. — Даже если подкрепления и прибудут хоть завтра, Джэймтон реально оценивает свои шансы в случае начала вашего наступления против него. Быть может, убийцы и поставлены вне закона Военными Конвенциями и Кодексом Наемников, но и вы, и я знаем Содружество.
Кейси бросил на меня странный взгляд и поднял с кресла куртку.
— Разве? — спросил он. Я взглянул ему в глаза.
— А разве нет?
— Тэм. — Он надел куртку и застегнул ее на все пуговицы. — Я знаю людей, с которыми должен сражаться. Знать их — это мое дело. Но что вас заставляет думать, что вы их знаете?
— Это также и мое дело, — ответил я. — Может быть, вы позабыли. Я ведь журналист. И люди — мой бизнес, первый, последний и самый главный.
— Но вам не нравятся люди Содружества.
— А почему они должны мне нравиться? — спросил я. — Я побывал на всех мирах. Я видел правителя Цеты — и он страстно желает получить как можно больше прибыли, но все же — он человек. Я видел ньютониан и венериан, витающих в облаках, но если их хорошенько растормошить, то их можно привести обратно к реальности. Я видел экзотиканцев, вроде Падмы с их кабинетными чудесами психологии и фрилендера, по уши увязшего в своей канцелярщине. Я всех их видел с позиции своего собственного мира, мира Старой Земли, и с позиции Коби, или Венеры, или даже дорсайцев вроде вас. И скажу вам — им всем присуща одна общая деталь. Каждый из них — человек, они просто пошли по пути специализации одного важного направления.
— А Содружество — нет?
— Фанатизм, — ответил я. — Разве это ценно? Напротив. Что хорошего в слепой, глухой, тупой, бездумной вере, которая не позволяет человеку подумать о себе?
— А откуда вы знаете, что они не думают? — спросил Кейси.
Сейчас он стоял ко мне лицом и пристально наблюдал за мной.
— Быть может, некоторые из них так и поступают, — ответил я. — Быть может, наиболее молодые из них, пока яд не слишком еще пропитал их души. Но что хорошего в том, что до сих пор существует подобная культура?
В комнате воцарилась неожиданная тишина.
— О чем вы говорите? — спросил Кейси.
— Я имею в виду, что вам нужны эти убийцы, — сказал я. — Вам не нужны войска Содружества. Докажите, что Джэймтон Блэк нарушил Военные Конвенции, договорившись с ними о вашем убийстве. И вы победите на Святой Марии, не произведя ни единого выстрела.
— И как я это сделаю?
— Используйте меня, — предложил я. — У меня имеются ходы в группу, к которой принадлежат террористы. Позвольте мне войти с ними в контакт и перекупить их, предложив большую сумму, чем Джэймтон. Вы сможете предложить им признание их группы нынешним правительством. Падма и местное руководство только поддержали бы вас, если бы вам удалось очистить планету от войск Содружества столь легко.
Он посмотрел на меня совершенно беспристрастно.
— И что таким образом получил бы я? — спросил он.
— Клятвенные подтверждения, что они были наняты для вашего убийства. Их было бы столько, сколько нужно для доказательства.
— Ни один суд Межпланетного Арбитража не поверил бы таким людям, — заметил Кейси.
— О, — ответил я и не смог удержаться от улыбки. — Но они бы поверили мне как представителю Службы Новостей, когда я поручился бы за каждое произнесенное ими слово.
— Понятно, — произнес он.
Кейси прошел мимо меня в прихожую. Я последовал за ним. Он подошел к своему видеофону, нажал пальцем на клавишу и проговорил в пустой серый экран.
— Джэнол, — позвал он.
Он отвернулся от экрана, пересек комнату, направляясь к оружейному шкафу, и достал оттуда свое боевое снаряжение. Он действовал размеренно и больше не посмотрел на меня и не произнес ни слова. Спустя несколько тягостных минут открылась дверь, и вошел Джэнол.
— Сэр? — спросил фрилендский офицер.
— Мистер Олин находится здесь до моих дальнейших приказаний.
— Да, сэр, — ответил Джэнол. Грин вышел.
Я стоял в оцепенении, уставившись на дверь, через которую он вышел. Я не мог поверить, что он сам нарушит Конвенции до такой степени, что не только проигнорирует меня, но и арестует, чтобы я уже никоим образом не повлиял на ситуацию.
Я повернулся к Джэнолу. Тот смотрел на меня с какой-то грустной симпатией.
— Связующий здесь, в лагере? — спросил я.
— Нет. — он подошел ко мне. — Он вернулся в посольство Экзотики в Блаувэйне. А теперь будь пай-мальчиком и присядь, отдохни. Думаю, мы могли бы вполне приятно провести пару — другую часов.
Мы стояли лицом к лицу. И я нанес ему неожиданный удар в солнечное сплетение.
Еще студентом я немного занимался боксом. Я упоминаю об этом не потому, что хочу представить себя чем-то вроде мускулистого героя, но объясняю почему я решил не бить его по лицу. Грин, наверняка бы без раздумий нашел необходимую точку, но я не был дорсайцем. А площадь под грудной клеткой человека относительно большая, мягкая и удобная и, в общем, весьма привлекательна для любителей. И еще я немного помнил о том, куда лучше всего наносить удар.
И несмотря на все это, Джэнол не потерял сознание. Он упал на пол и, скрючившись, лежал там, однако глаза его остались открыты. Но подняться он какое-то время не мог. Я повернулся и быстро вышел из здания.
Весь лагерь кипел активностью. Меня никто не остановил. Я забрался в свою машину и пятью минутами позже уже направлялся по темнеющему шоссе в Блаувэйн.
Глава 26
От Нового Сан-Маркоса до Блаувэйна и Посольства Падмы было примерно тысяча четыреста километров. Я должен был добраться до него за шесть часов, но мост оказался смыт, и поэтому у меня ушло четырнадцать.
Лишь после восьми утра на следующее утро я ворвался в полуздание, полупарк, являющееся Посольством.
— Падма, — выдохнул я, — он еще…
— Да, мистер Олин, — ответил девушка-секретарь. — Он вас ждет.
Она улыбнулась мне, но я не обратил на это внимания. Я был слишком озабочен, чтобы обрадоваться тому, что Падма еще не улетел к границам назревающего конфликта.
Она провела меня вниз и, свернув за угол, передала меня молодому экзотиканцу, который представился мне одним из помощников Падмы. Тот провел меня коротким путем и передал другому помощнику, который был чуть постарше. Он провел меня через несколько комнат и затем указал направление по длинному коридору, в конце которого, как он сказал, был вход в другой коридор, а затем и в рабочий кабинет Падмы, где тот и находился в данный момент. Затем он покинул меня.
Я последовал по указанному направлению. Пройдя этот вход, я очутился в другом, на этот раз более коротком коридоре. И я замер от неожиданности, ибо навстречу мне приближался Кейси Грин. Кейси Грин с убийством на уме.
Однако человек, выглядевший как Кейси, лишь бросил на меня короткий взгляд и больше не обращал на меня внимания, продолжая идти. Тогда я понял.
Конечно же, это был не Кейси. Он был братом-близнецом Кейси. Это был Йан, командующий гарнизоном Экзотики здесь, в Блаувэйне. Он прошел мимо, и я снова смог двинуться дальше, хотя состояние шока еще не совсем прошло.
Я не думаю, что кто-либо иной, столкнувшийся с ним в подобной ситуации, не был бы так же потрясен. От Джэнола я несколько раз слышал, насколько Йан был полной противоположностью Кейси. Не в смысле военного искусства — они оба являлись выдающимися представителями дорсайского офицерства, — но в том, что касалось их индивидуальных натур.
С первого же момента нашей встречи Кейси оказал на меня очевидное воздействие своей веселой натурой и человеческим теплом, которые временами даже затеняли тот факт, что он был дорсайцем. Когда давление всех его военных задач практически отсутствовало, он представлял собой чистый солнечный свет. И вы могли греться в его присутствии с таким же успехом, как если бы делали это на солнце. Йан, его физический двойник, шествовавший навстречу мне подобно двуглазому Одину, был его тенью.
Вот здесь-то наконец дорсайские легенды и стали реальностью. Это был угрюмый человек с железным сердцем и темной, уединенной душой. В могучей крепости его тела, бывшего самим Йаном, он обитал, подобно какому-то отшельнику на высокой горе. Это был одинокий и яростный горец из его далеких предков, снова пробудившийся к жизни.
Не закон, не этика, но данное слово, верность своему клану и обычай кровной мести правили Йаном. Он был человеком, который пересек бы сам ад, чтобы исполнить долг добра или зла. И в тот момент, когда я его увидел идущим мне навстречу, я наконец понял его и неожиданно возблагодарил всех богов, какие еще могли оставаться, за то, что его долг не имел никакого отношения ко мне.
Затем мы разминулись с ним, и он скрылся за углом.
Я вспомнил, что, по слухам, эта его мрачность практически никогда не исчезала, кроме как в присутствии Кейси, словно он в действительности был половинкой своего брата. И если он когда-либо утратит это светоносное воздействие присутствия Кейси на себя, то, вероятно, будет навечно приговорен к собственной тьме.
Это соображение мне пришлось вспомнить позже. Как я вспомнил об этом, когда увидел его идущим мне навстречу.
Но сейчас я уже забыл о нем, пройдя через вход и оказавшись в месте, которое мне показалось небольшой оранжереей, и увидев знакомое добродушное лицо и коротко подстриженные седые волосы Падмы. Он был одет в свое голубое одеяние.
— Входите, мистер Олин, — пригласил он, вставая, — и пойдемте со мной.
Он повернулся и прошел сквозь арку из фиолетовых цветов ломоносов. Я последовал за ним, и мы очутились в небольшом дворике со стоявшим там роскошным аэрокаром. Падма уже забрался на сиденье перед пультом управления. Он придержал дверцу открытой для меня.
— Куда мы направляемся? — спросил я, когда забрался в машину.
Он прикоснулся к пульту автопилота. Машина поднялась в воздух. Он предоставил ей возможность самой управлять своим движением и развернулся в своем кресле лицом ко мне.
— В полевой штаб командующего Грина, — ответил он.
Глаза его по-прежнему несли в себе этот странный светло-коричневый оттенок, но казалось, что они словно отражают и плывут в солнечном свете, изредка пробивающемся сквозь прозрачную крышу аэрокара в тот момент, когда мы достигли заданной высоты и начали горизонтальный полет. Я не мог прочесть ни их выражения, ни выражения его лица.
— Понятно, — произнес я. — Конечно, я понимаю, что вызов из штаба Грина мог достичь вас гораздо быстрее, чем я на своей машине. Но я надеюсь, вы не думаете, что он задержал меня или что-нибудь в этом роде. У меня с собой мои верительные грамоты Непредвзятости, защищающие меня как журналиста. И кроме того, соответствующие разрешения как от Содружества, так и от Экзотики. И я не намерен нести ответственность за любые заключения, сделанные Грином во время нашей беседы, которая прошла наедине.
Падма неподвижно сидел в кресле своего аэрокара, разглядывая меня. Его руки, сложенные на коленях, выглядели бледными на фоне его голубого одеяния, но синие вены под кожей его кистей вырисовывались отчетливо.
— Вы направляетесь туда со мной по моему собственному решению, а не по решению Кейси Грина.
— Хотел бы знать, почему, — скованно сказал я.
— Потому, — медленно произнес он, — что вы очень опасны.
Он по-прежнему неподвижно сидел, смотря на меня немигающим взглядом.
Я подождал, пока он продолжит, но он молчал.
— Опасен? — спросил я. — Опасен для кого?
— Для нашего будущего.
Я уставился на него, а затем рассмеялся и внезапно рассердился.
— Бросьте! — воскликнул я.
Он медленно покачал головой, но его глаза ни на секунду не покидали моего лица. Меня поражали эти глаза. Невинные и открытые, как у младенца, но за ними я не мог разглядеть самого человека.
— Хорошо, — сказал я. — Объясните мне, почему я опасен?
— Потому что вы хотите уничтожить одну из жизненных частей человеческой расы. И вы знаете, как.
Последовала короткая тишина. Аэрокар бесшумно скользил в облаках.
— Пожалуй, это весьма странное предположение, — медленно и хладнокровно произнес я. — Интересно, откуда вы пришли к такому заключению?
— Из наших онтогенетических вычислений, — так же холодно ответил Падма. — И это не предположение, Тэм. Как вы сами знаете.
— О да, — произнес я. — Онтогенетика. Я собирался немного разобраться в этом.
— Ну и как, вы разобрались в этом, Тэм?
— Раньше? — спросил я. — Пожалуй нет, но сейчас — да. Правда, сначала все это показалось предельно ясным, насколько мне помнится. А что насчет эволюции?
— Онтогенетика, — заговорил Падма, — является наукой, изучающей эффект эволюции на взаимодействующие силы человеческого общества.
— А я являюсь такой взаимодействующей силой?
— В данный момент и некоторое время назад — да, — ответил Падма. — И, возможно, еще несколько лет в будущем. Но может быть, и нет.
— Это похоже на угрозу.
— В некотором смысле это так и есть, — глаза Падмы снова отразили свет, когда я попытался рассмотреть их. — Вы вполне можете уничтожить и самого себя, так же как и других.
— Мне бы очень не хотелось этого.
— Тогда, — сказал Падма, — будет лучше, если вы внимательно выслушаете меня.
— Ну конечно же, — ответил я. Это мое дело — слушать других. Расскажите мне об онтогенетике и обо мне.
Он сделал несколько переключений на пульте и затем вновь повернулся ко мне лицом.
— Человеческая раса, — начал Падма, — перенесла эволюционный взрыв в тот момент своего исторического развития, когда колонизация звезд стала практически осуществимой.
Он сидел неподвижно, наблюдая за мной. Я придал своему лицу внимательное выражение.
— Это произошло по причинам, проистекавшим из расового инстинкта, который мы еще не до конца определили, но который по сути своей является самозащитой в природе.
Я полез в карман своей куртки.
— Пожалуй, лучше будет, если я сделаю кое-какие записи, — произнес я.
— Если так желаете, — спокойно произнес Падма. — Из этого взрыва вышли культуры, каждая из которых в отдельности явилась как бы гранью человеческой натуры. Боевой, сражающейся гранью стали дорсайцы. Гранью, которая отвергала все личностное в приверженности какой-то вере, стало Содружество. Философская грань привела к созданию Экзотиканской культуры, к которой принадлежу и я. Мы называем их Осколочными Культурами.
— О, да, — подтвердил я. — Я знаю об Осколочных Культурах.
— Вы знаете о них, Тэм, но не знаете их самих.
— Неужели?
— Нет, — повторил Падма, — потому что вы, как и ваши предки — с Земли. Вы старый человек полного спектра. И люди Осколочных Культур эволюционно превосходят вас.
Я почувствовал неожиданный слабый укол застарелой злобы внутри себя. Его голос отозвался эхом голоса Матиаса в моей памяти.
— Вот как? Боюсь, я не вижу этого превосходства ни в чем.
— Потому что вы не хотите, — ответил Падма. — А если бы захотели, то вынуждены были бы признать, что они отличаются от вас, и таким образом, судить о них нужно по другим критериям.
— Отличаются? Как же?
— Отличаются некоторым образом тем, что все люди Осколочных Культур, включая и меня, инстинктивно понимают то, что обычный полноспектровый человек должен либо воображать, либо предполагать.
Падма слегка поерзал в своем кресле.
— Вы сможете это понять, Тэм, если представите себе одного из членов Осколочных Культур как обычного человека, вроде вас, но с мономанией, которая полностью приковывает его к линии поведения существа одного типа. Но с одним вот таким отличием. Вместо того, чтобы остальные части мысленного и физиологического существа вне пределов этого существа-мономаньяка игнорировать и атрофировать, как это было бы в вашем случае…
— А почему именно в моем? — прервал я его.
— Ну, в случае любого полноспектрового человека, — спокойно продолжил Падма. — Так вот, эти части вместо атрофии изменяются, с тем, чтобы согласоваться и поддерживать мономанию, так что мы получаем не больного, а здорового человека. Только несколько иного.
— Здорового? — спросил я и перед моим мысленном взором вновь всплыло лицо взводного войск Содружества, убившего Дэйва на Новой Земле.
— Здорового, как культура. Не как случайный изуродованный индивид этой культуры. А как культура.
— Извините, — сказал я. — Но я этому не верю.
— Но это так, Тэм, — мягко произнес Падма. — Подсознательно вы верите. Потому что планируете использовать слабость такой культуры, которая должна ее уничтожить.
— И что же это за слабость?
— Очевидная слабость, являющаяся противоположностью любой силы, — ответил Падма. — Осколочные Культуры нежизнеспособны.
Должно быть, некоторое время я просто моргал главами. Я был по-настоящему поражен.
— Нежизнеспособны? Вы имеете в виду, что они не могут существовать сами по себе?
— Конечно же, нет, — подтвердил Падма. — Оказавшись перед лицом экспансии в космос, человечество отреагировало на брошенный вызов различной окружающей среды, попытавшись адаптироваться к ней. И оно приспособилось, стараясь использовать отдельно все элементы своей личности, чтобы посмотреть, какой из них устроится лучше. А теперь все эти элементы — Осколочные Культуры — выжили и адаптировались, и теперь пришло время снова соединиться в одно целое, чтобы произвести на свет более закаленного, ориентированного на всю Вселенную человека.
Аэрокар начал снижаться. Наш перелет заканчивался.
— И какое все это имеет отношение ко мне? — спросил я.
— Если вы расстроите одну из Осколочных Культур, она не сможет адаптироваться сама по себе, как это сделал бы человек полного спектра. Она погибнет. И когда раса вновь соединится в целое, этот ценный элемент будет утрачен для всей расы.
— Быть может, это и не будет такой уж утратой, — в свою очередь так же тихо произнес я.
— Нет, жизненно важной потерей, — произнес Падма. — И я могу это доказать. Вы, человек полного спектра, имеете в себе все элементы, от каждой из Осколочных Культур. Если вы признаете это, то сможете идентифицировать себя даже с теми, кого намереваетесь уничтожить. И у меня имеется доказательство, которое я могу вам предложить. Хотите взглянуть на него?
Машина приземлилась. Дверца возле меня открылась. Я выбрался из машины вместе Падмой и обнаружил поджидавшего нас Кейси.
Я перевел свой взгляд с Падмы на Кейси, который был на голову выше меня и на две головы выше Связующего. Кейси посмотрел сверху вниз на меня без какого-либо особенного выражения. Его глаза не были похожи на глаза его брата-двойника. Но почему я не мог встретиться с ними?
— Я — журналист, — произнес я. — И разум мой открыт.
Падма повернулся и зашагал к зданию штаба. Кейси пошел за нами и, как мне показалось, Джэнол и остальные офицеры штаба тоже двинулись следом. Хотя я не оглянулся назад, чтобы удостовериться в этом. Мы прошли во внутренний офис, где я впервые встретился с Грином. На столе Грина лежала папка для документов. Он подошел, взял ее, вытащил из нее фотокопию чего-то и передал ее мне, когда я подошел поближе.
Я раскрыл ее. Не было никаких сомнений в ее подлинности.
Это было послание от Старейшины Брайта, действующего правительства Гармонии и Ассоциации, военному шефу Содружества в Центр обороны X на Гармонии. Дата его имела двухмесячный срок давности. Отпечатано это послание было на мономолекулярном листе материала, с которого буквы после их написания нельзя было ни убрать, ни изменить.
Будьте проинформированы, во Имя Господа…… Поскольку, как кажется, в Воле Господней, чтобы наши Братья на Святой Марии не одержали успех, сим приказывается, чтобы больше не посылалось им ни подкреплений, ни оборудования. Ибо если наш капитан добудет нам победу, естественно, мы победим без всяких дальнейших затрат. Но если такова Его воля и мы не одержим победы, тогда, конечно же, было бы непочтительно разбрасываться имуществом Церквей Господа в попытке противостоять таковой Воле.И пусть будет приказано, чтобы Братья наши на Святой Марии были оставлены без знания того, что не допустим более никаких пополнений, и пусть они по-прежнему несут свою веру в себе, как всегда, и да не пребудут Церкви Господни во страхе. Внемлите этому Повелению, во Имя Господа:По приказу того, чье имяБрайт, Старейший среди Избранных.
Я оторвал свой взгляд от послания. И Грин, и Падма внимательно наблюдали за мной.
— Как вам удалось заполучить это? — спросил я. — Хотя, конечно, вы не захотите сказать мне.
Ладони моих рук неожиданно так вспотели, что гладкий материал листа начал выскальзывать из них. Я судорожно сжал его и стал быстро говорить, стараясь удержать их взгляд на себе.
— Ну так и что из того? Мы все уже знали об этом. Практически все знали, что Брайт их оставит. И это всего лишь доказательство. К чему было вообще показывать мне это послание?
— Я думал, — произнес Падма, — что оно, может быть, хоть чуть-чуть сдвинет вас с места. Может быть, достаточно, чтобы вы попытались взглянуть на все с иной точки зрения.
— Я не говорил, что это невозможно, — произнес я. — Я уже говорил вам, что у журналиста разум всегда открыт. Конечно, — тут я начал осторожно подбирать слова, — если бы я мог изучить это…
— Я надеялся, что вы возьмете это с собой, — сказал Падма.
— Надеялись?
— Если вы разберетесь в этом послании и действительно поймете, что именно в нем имел в виду Брайт, тогда, быть может, вы воспримете Содружество совсем по-иному. Вы сможете переменить свое мнение о них.
— Я так не думаю, — заявил я, — Но…
— Позвольте мне попросить вас сделать хотя бы это, — перебил меня Падма. — Возьмите послание с собой.
Какое-то мгновение я стоял в нерешительности, смотря на Падму и возвышавшегося за ним Кейси, затем пожал плечами и убрал послание в карман.
— Хорошо, — сказал я. — Я заберу его с собой и подумаю над тем, что там написано. Где-то здесь неподалеку я вроде бы оставлял машину, не так ли?
И посмотрел на Кейси.
— Примерно в десяти километрах отсюда, — ответил он. — Но вы все равно уже не сможете до нее добраться. Мы выдвигаемся для начала наступления, и войска Содружества уже начали маневрировать, выдвигаясь нам навстречу.
— Возьмите мой аэрокар, — предложил Падма. — Флаги Посольства на нем помогут вам.
— Хорошо, — согласился я.
Мы все вместе вышли к аэрокару. Во внешнем офисе я прошел мимо Джэнола, и он ответил мне холодным взглядом. Я не винил его. Мы подошли к аэрокару, и я залез в машину.
— Вы можете отослать аэрокар назад, когда вам будет удобно, — сказал Падма, когда я залез в его кабину. — Это как бы ссуда от Посольства вам, Тэм. Я не буду о нем беспокоиться.
— Нет, — ответил я. — Вам не надо беспокоиться. Я закрыл дверь и коснулся панели управления.
Это была мечта, а не аэрокар. Он поднялся в воздух бесшумно, как сама мысль, и буквально через секунду я уже был на высоте двух тысяч футов и довольно далеко от места предыдущей посадки. И все же я заставил себя успокоиться, прежде чем залез в карман и вытащил оттуда послание.
Я взглянул на него. Моя рука, державшая послание, слегка дрожала.
Вот оно, наконец-то мое. Подтверждение того, что Пирс Лиф слышал еще там, на Земле, и за чем я охотился с самого начала. И Падма сам настоял на том, чтобы я забрал его с собой.
Это был рычаг, тот самый Архимедов рычаг, которым я мог бы перевернуть не один, а целых два мира. И столкнуть народы Содружества за край гибели.
