Глава 25
Нейтральные территории. Ногайская степь. 02.07.2063
— Мечник, — вскарабкавшийся на поваленную металлическую опору Игнач, смотрел в бинокль, — не вырвемся. Слишком их много, собак этих клятых. Гляди, как плотно стоят.
— Да, видел я уже, — спорить с Игначом смысла не было, он был прав.
Вторые сутки мы сидели на южной окраине Адыка, в укрепрайоне, который подготовили пластуны, и двигаться дальше не решались. Если до этого места, преследователи только трусили в стороне, то здесь, нас зажали, и собак было не две тысячи, как в Меклете, а раза в три больше. Причем были здесь не только матерые псы, но и щенки с суками. Складывалось ощущение, что вокруг нас собралось все их племя, и пока они не получат тело своего вожака, собаки будут стоять на месте.
Оставив Игнача, который все так же продолжал наблюдение, я направился по нашему укреплению, развалинам овцеводческой фермы, и стал проверять воинов, которые сидели на своих огневых позициях и были готовы к бою. Все в порядке, кому положено спать — спит, а кому полагается бодрствовать, тот внимательно обшаривает взглядом окрестности. Как выпутаться из этой ситуации, в которую сам же и влез, ума не приложу. Чувствую, что выход есть, уверен в этом, но найти его пока не могу. Идти на прорыв — не вариант, собаки всей массой задавят, а здесь сидеть, тем более, с голоду перемрем.
— Командир, — меня окликнул один из пластунов, здоровенный парнище, кровь с молоком, и румянцем во всю щеку, который охранял наш трофей, сильно исхудавшего, но, тем не менее, все еще очень грозного и мощного собачьего вожака.
— Да, — я остановился рядом с ним.
— Нельзя ли на этом посту смену почаще производить?
— А что такое?
— Голова болит, и не у меня одного. Кто эту зверюгу, — он зло посмотрел на спутанного пса, — охраняет, тому не по себе. Никак два часа не высидеть. Полчаса проходит, и хоть вешайся, так башка раскалывается. Пока снотворное было, все хорошо, тварь спит, и у нас все нормально, а так, тяжко.
Мне вспомнились слова старика, встреченного нами несколько дней назад, про его общение с собачьим вожаком, и я спросил:
— Это все?
— Ну… — замялся парень.
— Говори, как есть, пойму.
— Сегодня утром Петруха псу в глаза посмотрел, и ему какие-то видения были. Он так перепугался, что теперь ни за какие коврижки на этот пост становиться не хочет.
— Ясно, смена каждые полчаса, в глаза собаке не смотреть. С проблемой попробуем разобраться.
Пластун был удовлетворен, улыбнулся, и снова уселся рядом с вожаком умных собак. Я отправился дальше, и первое, что сделал, это завалился на пару часов поспать. То, что я собирался осуществить, должно было потребовать от меня немало сил.
Проснувшись в назначенный срок, выпил чайку, взбодрился, еще раз проверил посты, предупредил о том, что хочу сделать Игнача, и снова подошел к спутанному сетями псу. Рядом с ним находился один из гвардейцев, он беспокойно переминался с ноги на ногу, и явно, с нетерпением ожидал смены.
— Свободен, — сказал я ему. — Отойди к костру, и сменщик пусть там же находится.
— Хочешь со зверем пообщаться? — гвардеец кивнул на пса.
— Да.
— Если что, то мы рядом, — воин кивнул головой и отошел в сторону.
Присев напротив пса, я глубоко вздохнул, унял волнение, которое во мне присутствовало, и посмотрел в желтые глаза огромной овчарки. Наши взгляды скрестились и как будто спутались в единое целое. Спустя минуту, я утонул в этой желтизне, и ко мне в мозг начали приходить видения. Сначала это были маленькие кусочки чего-то неосознанного, обрывки воспоминаний, но вот, произошла какая-то подстройка, и я ощутил себя не только Александром Мечниковым, человеком, но и вольным псом с непроизносимым именем, которое выражалось в сложном рыке, но которое можно было, весьма приблизительно, расшифровать как Лидер.
Он-я родился, неосознанно тыкается в материнский сосок, поглощает живительную жидкость, спит, просыпается и снова питается. Идет осознание себя, рядом мать, большая, добрая и теплая. Он-я не один, помимо него у матери еще четыре щенка, это три брата и сестра. Идет постоянный шум, он не осознает, что это такое, а я знаю, что это шум работающих машин, возможно дизелей или каких-то генераторов. Он-я открывает глаза, и видит Двуногих, которые приносят для матери еду, безвкусную белую массу, и наливают в большую миску воду.
Проходят дни, и он-я понимает, что они с матерью и другими щенками, находится в клетке. Мать передает видения, что так было не всегда, что они под землей, а где-то есть поверхность, и там есть воля. Двуногие делятся на хороших и плохих. Хорошие остались где-то далеко, а злые мучают их, и хотят сделать из них рабов. Она передает, что надо быть терпеливым, не показывать Двуногим, что они могут передавать и принимать информацию, как-то помимо рыка и лая. Все щенки воспринимают видения-образы, посылаемые матерью, как должное, и ведут себя осторожно.
Он-я подрос, стал крепко стоять на ногах, и однажды, рядом с клеткой остановились два Двуногих. Они были не в сером, как те, которые приносили им еду, а в белом. Мать передала, что эти Двуногие, самые опасные из всех, необходимо быть еще более осторожным, чем обычно, и затаиться. Братья и сестра прижались к теплому материнскому боку, а он, наоборот, подполз поближе к толстым прутьям клетки, и вслушался в голос страшных Двуногих, которые сами себя обозначали словом человек, а когда их было более двух, люди.
Один из людей, толстенький человек с одышкой, говорил другому, худому и со стеклами на глазах:
— Сенчин, вы обещали результат, а его нет. Вы говорили, что ваш вирионный ретровирус особенно сильно проявится на этом выводке. Однако никаких признаков, которые подтверждали бы ваши слова, нет. Что это, очередная ошибка или сознательный обман? Сколько можно обещать прорыв?
— Господин Майлс, — голос худого был глух, — я не ошибаюсь, и то, как себя ведет этот выводок, только доказывает мою правоту. Посмотрите на щенков, они стараются быть обычными и ничем не примечательными, но этим и выдают себя. Результат есть, но такому далекому от науки прагматику как вы, он не виден. Вчера вам был предоставлен полный отчет о проделанной работе, а вы, впрочем, как и всегда, даже не удосужились его прочесть.
— Бросьте, профессор, — толстяк взмахнул рукой, — мы с вами разные люди, вы ученый, а я военный. Я ничего не понимаю в ваших отчетах, а термины вроде вирионный инфекционный фактор, мегадальтон, типоспецифический антиген или трансактиватор, сводят меня с ума. Вы пользуетесь этим и попросту морочите мне голову. Ваша задача была проста, по наработкам советских ученых создать боевое животное с зачатками разума, а вы пытаетесь шагнуть дальше и сделать из этих собак полноценных разумных существ. Вы уверены, что достигли положительного результата?
— Да, Майлс, я уверен и анализы ДНК, взятые у этих особей, не лгут. Изменения в организме самки и ее потомства необратимы, и это новый вид разумных существ. Мы как боги, Майлс. Представьте себе это. Мы — творцы!
— Боги не стали бы сидеть под земной толщей вот уже десять лет, — ухмыльнулся толстяк. — И для того, чтобы выйти на поверхность как хозяева нового мира, нам надо подчинить себе этих мутантов и заставить их работать только на себя.
— Все будет, но для этого нужно терпение.
— К черту терпение! К черту ласку, когда этих тварей можно просто выдрессировать! Смотрите как надо, — Майлс хватает какую-то длинную палку, которая стоит в углу, и тычет ею в сторону матери.
Электрический удар, самка сжимается в комок и жалобно скулит, а мучитель, наносит удар по щенку. Боль! Резкая и мгновенная боль! На миг, разум покидает тело, и снова возвращается в него.
— Остановитесь! — худой выхватывает палку из рук мучителя, и ставит ее обратно в угол. — С этими так нельзя, это не боевые образцы, и не экспериментальные. Их надо беречь.
— Ничего, — Майлс усмехается. — Этот метод подчинения опробован многократно, так что и здесь он себя оправдает.
— Дайте мне еще месяц, — попросил худой.
Толстяк прошелся из угла в угол, и сказал:
— Хорошо, Сенчин, но этот месяц будет только один, а потом, эти особи будут переданы в общую группу и начнут воспитываться как полноценные боевые животные. Там за ними и продолжится наблюдение. Если они стандарт, то будут участвовать в вылазках на поверхность, а если поведут себя странно, то будут уничтожены или использованы как производители. Впрочем, наши болевые ошейники полностью исключают неповиновение.
— Нельзя быть таким жестоким, господин Майлс. Это живые существа и память у них хорошая. Не дай бог, одна собака вырвется из клетки, и все, это убитые люди и потеря ценных сотрудников.
— Извечный спор, кто прав, кто виноват. Однако сейчас разговор не об этом. Чем данный выводок должен отличаться от остальных собак?
— Эти щенки и их мать имеют разум. Они все понимают, в том числе и нашу речь. Они хорошие интуиты и очень сообразительны. Большой срок жизни, почти как у человека. Повышенная регенерация организма, а кроме того, если мои расчеты верны, они могут общаться телепатически, и отдавать приказы другим особям своего вида. Это — будущие вожаки той стаи боевых животных, которые выращены у нас за минувшие десять лет. Это — короли и правители нового народа.
— В какой раз уже задам вам один и тот же вопрос. Чем вы можете доказать свои слова?
— Пока ничем, но через месяц, когда…
— Ладно, — прервал его толстяк, — поговорим через тридцать дней, и это все, что я могу для вас сделать. Кормить этих тварей становится все сложней, продукты на исходе, оборудование барахлит, топливо почти закончилось, и вскоре, нам придется подниматься наверх.
— Я понимаю.
— Мне плевать, понимаете вы или нет. Мне нужен результат, да и с объекта «Закат» давно интересуются, почему вы не выполняете их рекомендаций. — Майлс развернулся к выходу, и снова взмахнул рукой: — Пойдемте отсюда, профессор, а иначе эта вонь меня доконает.
Двуногие ушли, но человек со стеклами на глазах, вскоре вернулся. Он устанавливал возле клетки какие-то приборы, что-то бурчал себе под нос, проклинал тупоголовых солдафонов, чуму, и то, что когда-то он подписался на эту работу. Что человек делал, щенок не понимал, а я, по обрывкам видений, смог сообразить, что профессор вел наблюдение за собачьим семейством и пытался вступить в контакт с матерью выводка, которая не хотела довериться ему. Самка постоянно посылала своему потомству картинки о том, как именно этот Двуногий колол ее длинными иглами, прижигал кислотами и пичкал противными на вкус смесями.
Шло время, и однажды, выстрелом из пистолета, сонной иглой, профессор усыпил самку. После чего он приоткрыл клетку и в миску положил мясо. Что это, подросший щенок понял сразу, он-я кинулся к истекающему кровью куску крысятины и с жадностью набросился на него. Остальные щенки, не успели за ним, и все, что было в миске, досталось одному.
Двуногий, снимающий все это на видеокамеру, был удовлетворен, и после этого, все свое внимание сосредоточил только на одном щенке. Он-я не понимал, почему его выделяют среди всего помета, и по-прежнему встречал появление профессора настороженно. Однако труды Двуногого начинали сказываться, и он-я стал чувствовать расположение к человеку. Мать поняла это, и устроила ему серьезную трепку. Это было ее ошибкой, так как на следующий день суку снова усыпили сонными иглами, а щенка забрали от нее и переселили в соседнее помещение. Здесь он был один, но связи с родней не терял и посредством телепатических посылов, как это называл Двуногий, он-я как и прежде, мог общаться с близкими.
Месяц, отведенный профессору на работу, почти истек, и он трудился не жалея себя. Так пролетали часы, дни и недели. Сенчин был готов окончить свой труд по описанию нового разумного вида, часто улыбался, приносил псу вкусную еду, разговаривал с ним, и так продолжалось до тех пор, пока однажды, где-то под потолком не завыла сирена.
В комнату вбежал растрепанный человек в обгоревшей одежде и прокричал:
— Пожар! Срочная эвакуация на поверхность!
— Но как же… — профессор был растерян, и посмотрел на пса.
— Спасайтесь, Сенчин! Не время думать за животных. Торопитесь! — человек в обгоревшей одежде торопливо покинул комнату.
Двуногий заметался, стал скидывать в сумку вещи, бумаги, диски, а потом, как-то резко сел у стены, обхватил голову руками, и произнес:
— Пропади все пропадом.
В таком положении, он просидел несколько минут. Сквозь приоткрытую щель, в помещение стал проникать едкий черный дым, и от него, профессор очнулся. Задыхаясь, он встал, с трудом подошел к клетке, взглянул на щенка, который в последнее время сильно подрос и нарастил мышечную массу, посмотрел ему прямо в глаза, и ударил по привинченной к стене синей кнопке, которая открывала клетку. Он-я осторожно вышел, обнюхал руку человека, запомнил его запах, облизал ладонь, и выбежал в коридор. Рядом была комната с близкими, но она была закрыта стальной дверью, кнопок не было, и для него, открыть ее было невозможно.
— Нас не спасти! Беги! Наверх! На волю! — донеслось до него послание матери и, повинуясь ей, он рванулся по коридору.
Кругом были Двуногие. Они бегали в дыму, ломали лабораторное оборудование, суетились, тыкались в стены, дрались за резиновые маски, падали, а он бежал к выходу на поверхность. Он-я чуял, где свобода. Для этого ему не нужны были глаза и нюх, и в этот момент, он-я их попросту отключил. Миновав три уровня, молодой пес выскочил на последний. Здесь, будущий вожак услышал вой других собак, которые не были такими как он-я, но были близки ему по виду, и являлись побочным продуктом экспериментов профессора Сенчина.
Пес прислушался и не уловил от них телепатических сигналов, хотел продолжить свой бег, но ноги сами понесли его к клеткам, где находились другие собаки. Их было много, около сотни. Собаки сидели в стандартных клетках, и в каждой было не менее пяти особей. Он-я пробежался вдоль стены, останавливался подле каждой клетки, вставал на задние лапы, и правой ударял по синей кнопке. Дверцы клеток открывались, псы вылетали в коридор, и набрасывались на Двуногих. Люди падали на пол, их рвали на куски, убивали без всякой жалости, и когда он-я открыл последнюю клетку, то на том уровне, где находились собаки, кроме них, в живых не оставалось никого.
Он-я пробежался по всему уровню и обнаружил дверь, которая вела на аварийную лестницу. Вожак знал, что по ней можно было выбраться наверх. Он-я позвал остальных собак, и они ему подчинились. Несколько самых массивных псов, ударили своими телами в стальную переборку, и ржавый металл не выдержал напряга. Сгнивший запор с треском лопнул, и дверь распахнулась настежь.
Десятки боевых псов помчались наверх, а позади, набирал обороты пожар. Тяга шла вверх, горячий воздух, даже сквозь шерсть пробирал собак, морщил и стягивал их кожу, а потому, они торопились покинуть свой дом и выбраться на поверхность. Кто-то из псов не выдерживал жара, падал вниз, кто-то слабел и, наглотавшись дыма, ложился у стенки, и умирал. Их становилось все меньше, но они хотели жить и упрямо бежали только вперед. Последнее препятствие, заложенный обычным красным кирпичом проход. Снова мощные тела ударяют по преграде, кирпич крошится, разламывается, и тьму аварийного выхода, пронзают яркие солнечные лучи.
Один за другим, ползком, псы выбираются на свежий воздух, и оказываются на развалинах. Он-я рассылает всем телепатический сигнал «Осторожно, не все Двуногие мертвы», и овчарки осторожно крадутся по земле. Молодой пес, уже ставший вожаком, двигается впереди своей стаи, и вот, слышится голос людей, которые смогли выбраться из подземелья на лифте.
Вожак поднимает голову и сквозь весеннюю траву, видит семерых Двуногих. Один из них Майлс. Его окружают шестеро в зеленой одежде и с оружием в руках. Майлс топает ногами и кричит:
— Как собаки вырвались наружу!? Почему никто кроме нас не выбрался!? Где этот идиот Сенчин!? Что мне теперь доложить на «Закат» и как выйти с ними на связь!? Почему вы молчите!?
Люди в зеленом не отвечают ему. Они настороженно оглядывают местность, и он-я, отдает остальным псам приказ на атаку Двуногих. Все выбравшиеся наружу боевые псы, а их осталось меньше половины, длинными прыжками мчатся на врагов. Люди в зеленом открывают огонь, но поздно, мутанты уже рядом, лапы ударяют в грудь, а клыки рвут горло ненавистного врага. Куски мяса и клочья одежды разлетаются в стороны, кругом кровь, а он-я, повалив наземь Майлса, впивается ему в глотку и разрывает яремную вену человека. Так молодой вожак впервые попробовал кровь своего врага.
С тех пор минуло сорок зим, и пес был жив и полон сил. Он стал Лидером, его племя крепло и росло, и он видел своих пра-пра-правнуков, которые были с ним рядом, и могли держать с ним постоянную связь. Именно через них отдавались все приказы новому народу, и именно они являлись проводниками его воли среди племени. Все было хорошо в его жизни, и только одно не давало ему спокойствия. Он-я был одинок, и не было во всем его племени, сейчас собравшимся подле развалин Адыка, второго такого разумного, как он сам. Только с людьми, Лидер чувствовал себя на равных, бывало, что общался с безоружными путниками, забредающими в его владения, но это приносило только временное облегчение, и такого единения, как со своими близкими, у него не было более ни с кем и никогда.
Картинки-образы в моей голове погасли, все вернулось в норму, но контакт между нашими сознаниями еще не был прерван. Я получил посыл Лидера, и он был прост. Вожак хотел знать, зачем я пришел к нему с оружием в руках, и зачем захватил его в плен.
Необходим был ответ, и я сделал то же самое, что и он, представил в своей голове кусочки событий, и пес, разбирая их на составляющие, получал ответ. Так, между нами состоялось общение, которое сам для себя я запомнил как разговор:
— Зачем ты пришел к нам с оружием, человек? — спросил Лидер.
— Был слух, что здесь проживают странные собаки, которые уничтожают людей, идущих к берегам Каспийского моря. Я хотел посмотреть на вас.
— Мы убиваем только тех, кто приходит к нам с огненными стрелами, а мирных не трогаем.
— Люди об этом не знают, так как путники без оружия, прошедшие твои земли, к нам никогда не добирались. Наверное, погибали от других дорожных опасностей.
— Мой народ здесь не причем.
— Согласен.
— Что ты сделаешь со мной, человек?
— Еще не решил. Буду думать, и многое зависит от тебя. Если ты обеспечишь нам безопасный проход к населенным землям, и твои родичи пропустят нас, то отпустим тебя, а если не договоримся, придется убить, и попробовать прорваться самостоятельно.
— Мой труп — это ваша смерть.
— Все может быть, но и просто так тебя отпускать, без всяких гарантий, смысла тоже нет.
— Животные не обманывают.
— Да, но ты не животное, а разумное существо.
— Это признание меня как равного?
— Да, я признаю тебя равным себе.
На мгновение пес задумался, и общение продолжилось:
— Если ты меня отпустишь, то я отблагодарю тебя, и проведу к подземному бункеру, где хранится много интересного.
— Я не жадный, и если отпущу, то без всяких дополнительных условий и наград. Коль получится нам с тобой договориться, то все будет просто, мы уходим, а ты свободен.
— А если я попрошу тебя о помощи, ты поможешь мне?
— Что ты хочешь, Лидер?
— Там, — в моей голове возник образ заросших кустарником развалин, — находится подземная база, на которой я родился и рос. Там все еще остаются кости моих близких. Я хочу увидеть их.
— Зачем?
— У вас, у людей, есть поверье, что души непогребенных мертвецов, не дают покоя живым. Я тоскую по близким, которые умерли под землей. Они были такими же разумными, как и я, и может быть, если их тела будут сожжены, моя тоска отступит.
— Не ожидал такого от пса, пусть даже и разумного.
— Это я у людей нахватался, больше ведь все равно, полноценно общаться не с кем.
— А почему сам не спустишься под землю?
— Аварийная лестница во время пожара обвалилась, а в шахту лифта я проникнуть не смог. Да и если бы смог, все равно, ничего бы не вышло, у меня нет рук, а лапы не предназначены для того, чтобы ими по канатам перебирать. Если ты мне поможешь, мы выпустим вас, а если нет, то смерти я не боюсь, пожил достаточно, и все что хотел, от этой жизни получил.
— Мне надо подумать и посоветоваться с другими людьми.
— Но ты такой же Лидер, как и я, а значит, решения твои самостоятельны.
— Это так, но люди говорят, что один ум хорошо, а два лучше.
— Как долго мне ответа ждать?
— Тридцать минут. Ты знаешь сколько это?
— Знаю, — в последнем образе-эмоции, мне почудилась легкая насмешка, и телепатический контакт между нами прервался.
Делать нечего, слово мое сказано, время обозначено, и требовалось принять решение. Собрал на совет Игнача и Лиду. Рассказал им все как есть и, как ни странно, они сразу поверили в то, что вожак разумное существо. Совещались мы недолго и в отведенные полчаса уложились. Мнения разделились, Белая была за то, чтобы согласиться с условиями Лидера, а Игнач сомневался и надеялся на то, что удастся связаться по рации с каким-то из населенных пунктов на пути прохождения его отряда, и вызвать подмогу. Выслушав доводы сержантов, и взвесив все «pro» и «contro», я высказал свое решение:
— Камрады, поступим так, — Игнач и Лида, которые затеяли спор, прервались и посмотрели на меня. — Половина отряда, всех поровну, повольников, гвардейцев и пластунов, вместе с Игначом отходит на Чолун-Хамур. Там люди есть, и собаки туда не сунутся. После этого освобождаем Лидера, и остальной отряд, вместе со мной, идет в Черные Земли. Там шерстим и перетряхиваем базу «Восхода». После чего, мы возвращаемся. Если пес нас обманул, то с этим новым разумным видом будет кому посчитаться, а если все хорошо пройдет, то мы будем знать, что с этими существами можно иметь дело.
Возражения последовали только от Игнача, который не хотел бросать меня и остальных братков в беде. Однако я ему приказал, и он подчинился.
Посмотрел на часы, до назначенного мной срока, остается одна минута. Встал, потянулся всем телом, и направился к нашему пленнику. Точность — вежливость правильных мужчин, хоть двуногих, хоть каких. Теперь дело за словом, и игра, верю — не верю, мне знакома хорошо. Не люблю в нее играть — это как «русская рулетка», где шансы пятьдесят на пятьдесят, но иногда приходится.
