Глава 21
Украина. Дебальцево.21.02.2063

В пункт назначения, то бишь городок Дебальцево, наш караван прошел беспрепятственно. Ни одной стрелы из леса, ни одной ловушки, ни одного завала на дороге, и ни одного вражеского разведчика в пределах видимости. Странно? Еще как странно, и вместо успокоения, необычное поведение сектантов, только вселяло тревогу. Впрочем, такое положение дел озаботило всего нескольких человек во всем караване, а для остальных, это было нормой. Как же, такая армия по дороге идет, наверняка, дикари перепугались, обделали от страха свои шерстяные штанишки и разбежались по глухим чащобам. Примерно так думал каждый рядовой наемник и большинство бойцов нашего Отдела Дальней Разведки.

Встретили нас в Дебальцево как положено, всеобщей радостью и праздником, хотя в сам город, караван не впустили. Что поделать, горожане и градоначальник опасались за сохранность своего имущества, а потому, гулянка велась сразу в двух местах. Одна проходила за городскими стенами, и на нее были приглашены около полусотни наиболее авторитетных бойцов и командиры, а другая шла в укрепленном лагере Кары, который располагался с восточной стороны города. Все нормально, люди отгуляли, был праздничный ужин и торжественная речь, нападения не случилось, и пришла пора тягостного для нас ожидания, которое продлилось почти три недели.

В эти дни я жил по строгому распорядку. Подъем. Зарядка с личным составом отряда. Завтрак, а после него до самого полудня идет тренинг. Конечно, особо не разгуляешься, за пределы лагеря мы не высовывались, но и так, можно многое освоить, тем более что развалин вокруг нового Дебальцево хватает. После полудня, я отправлялся в домик, где обитало семейство Буровых, и как минимум пару часов проводил в обществе своей новой родни.

Все бы ничего, это приятно, вот только для девушек, младших дочерей Кары, молодой мужчина на расстоянии вытянутой руки, потенциальный жених, и то обстоятельство, что я женат на их сестре, для них было не минусом, а дополнительным плюсом. «О времена, о нравы!» — воскликнул бы древний поэт, но в наше время, это нормально. В общем, посмотрел я на эти движения и решил на время прекратить свои визиты к Буровым. Пока я примерный семьянин, что есть, то есть, жене не изменяю, но когда рядом симпатичные девчонки, которые совсем не против покувыркаться на чем-то мягком, то это серьезное испытание для психики любого нормального мужика. Подальше от соблазнов, и побольше заниматься делами, решение принято, и обжалованию не подлежит.

Итак, сидим мы в обороне, и противника не наблюдаем. Кажется, чего нам опасаться? У Кары теперь опять полторы тысячи бойцов, есть минометы, несколько орудий и два БТРа. В городе триста пятьдесят дружинников и почти тысяча ополченцев, опять же с минометами. Да и нас, воинов ОДР полторы сотни профессионалов. Должны отбиться от этого зимнего наступления, если оно все же случится, дождаться середины весны, когда Внуки Зари вернутся в Харьков, и отправиться в обратный путь. Местный градоначальник улыбается, горожане расслабились, а наемники начинают по мелочи на службу забивать. Посмотрел Буров на эту порочную практику, и принял решение послать по окрестным лесам разведку.

В поиск вышли те, кого не жалко. Разведгруппа наемников, сформированная из залетчиков, и местные поисковики, которых все так же, возглавлял их лидер Зиновий. В ночь выдвинулось тридцать хорошо вооруженных и отлично подготовленных бойцов. Минули сутки, ждем их возвращения или хоть какого-то сигнала. Ничего. Тишина. Наступает следующее утро, и в двух километрах от укреплений, прямо на дороге, по которой пришел караван, обнаружились вкопанные в щебень деревянные колы, а на них головы наших разведчиков, всех до единого. Вот так вот, пошли бойцы в лес, а ни одного выстрела сделать не сумели, их повязали, и с пытками прикончили.

Такая вот обманчивая тишина, и сложилось впечатление, что караван в Дебальцево пропустили специально, дабы не вылавливать нас потом по лесам. Паршивая ситуация, в которой чувствуешь себя мышкой, которую загнали в нору. Вроде бы безопасно, а наружу не выберешься, коты схарчат. Меня одолевали нехорошие предчувствия, и я решил серьезно переговорить с Еременко, который практически не спал, и после гибели разведчиков, ходил мрачнее тучи. Тем более что из города приходил один из поисковиков покойного Зиновия и рассказал кое-что интересное.

Головы разведчиков сняли в полдень, похоронили к вечеру, и я направился в палатку к полковнику. Вхожу, Еременко сидит подле небольшой походной печурки, и чистит свой «стечкин».

— Привет, Иваныч, — обратился я к полковнику, подкинул под себя полипропиленовый коврик, поджал ноги и уселся напротив.

— Виделись уже, — пробурчал он. — Чего пришел?

— Чуйка у меня нездоровая, Иваныч.

— Как у собаки, которая все понимает, а ничего сказать не может?

— Точно так.

— Не у тебя одного, и ты за сегодня уже пятый, кто с такими словами подходит. Были бы обычные бойцы, на мандраж списал, а так, все воины опытные, и не одно сражение прошедшие. Есть над чем подумать и, видимо, опасность совсем рядом, — Еременко собрал свой «стечкин», обтер черный ствол тряпочкой, убрал пистолет в кобуру и спросил: — Ты что-то узнал, Саня?

— Да. Ко мне один из поисковиков подходил и на ушко шепнул, что от города в лес ведет старый и заброшенный канализационный коллектор, и прошлой ночью там было какое-то непонятное шевеление. Он хотел Приходько доложиться, да тот его даже не принял, сунулся к дружинникам, но ему сказали, что он паникер, а шум в коллекторе от крыс или бродячей собаки, которая туда упала.

— И он считает, что это сектанты?

— Да.

— А ну-ка, пойдем в город сходим, посмотрим, что там и как, — полковник поднялся на ноги, и в этот момент до нашего слуха донеслись отдаленные звуки выстрелов.

— Блин! Опоздали! — выкрикнул я, и рванулся на выход.

Следом выскочил Еременко, на миг замер, и громко прокричал:

— Тревога! В ружье! Нападение с тыла!

Мои бойцы были готовы, и всего через несколько минут, покинув лагерь Кары, с передовой группой, я подходил к воротам Дебальцевского поселения, высоким трехметровым перегородкам из стальных плит. Где-то в самом городке кипела жаркая схватка, кто-то заполошно стрелял, кто-то кричал, и мы, торопились, как могли. Однако поздно мы спохватились, на воротах уже шел бой и, судя звукам и отчаянным выкрикам, дружинники схватку проигрывали, и не могли отвлечься на то, чтобы открыть нам проход.

— Ищите шесты и бревна! — разнесся в вечерних сумерках мой голос.

Воины сноровисто разбежались вокруг и, к счастью для нас, через пару минут, отыскали то, что было нужно, несколько длинных и крепких веток. После чего, начался штурм стены, один воин держится за край ветки, а четверо разгоняют его и подпирают ее с другого края. Полминуты, и первая пятерка бойцов на вершине. Еще полминуты, и следом за ними, последовала вторая пятерка. Вовремя, так как те, кто взобрался на стену первыми, выручили растерявшихся дружинников и смогли отбить натиск сектантов.

Вскоре весь мой отряд был за городскими стенами, но помощи ждать было неоткуда. Дикари перешли в наступление на лагерь Кары, и наемникам было не до городских боев. Так мало того, еще ворота открыть не получалось, вражеские вояки подорвали под ними гранату, и стальные плиты, которые разъезжались в стороны на шарнирах, заклинило.

В общем, со мной восемь десятков моих воинов и десять дружинников, позади, идет бой, а в городе творится резня. В отсветах разгорающихся пожаров я не мог точно определить, сколько сектантов в городе, но, судя по тому, что городок они захватили за полчаса, никак не менее полутысячи. Требовалось принять решение, и я его принял:

— Вперед! Захватить окраинные дома и склады под товар! Закрепиться и ждать подмоги! Игнач, за тобой левый фланг! Лида, с повольниками на правый! Исмаил в центр! — Воины перешли в атаку, а я обернулся к командиру дружинников, невысокому крепышу в рваной телогрейке и окровавленным лицом: — Сколько вас здесь в живых осталось?

— Шестеро, и все поранены.

— Ворота открыть сможете?

— Постараемся, там металлические ролики слетели, и если их ломами на рельсу вогнать, то можно проход открыть.

— Помощь нужна?

— Нет.

— Работайте, — на бегу бросил я и, перекинув «Абакан» на грудь, побежал вслед за гвардейцами.

Поначалу для нас бой складывался хорошо, силы противника были рассредоточены по всему городку, и небольшие группы сектантов уничтожались нами сходу. Взяли одно здание, второе, третье, попытались продвинуться к бывшему железнодорожному вокзалу, оплоту местной власти, где все еще шла стрельба и, потеряв ранеными троих бойцов, откатились на окраину. Гадские фанатики имели стрелковое вооружение, и захватили городские арсеналы, так что встретили нас не стрелами и метательными дисками, а шквалом пулеметного огня. Стреляли они плохо, не было навыков, но как работает пулемет, понимали очень четко, и патронов не жалели. В итоге, мы на окраине, держим восточные ворота и три здания, и что творится вокруг, не очень-то и понятно. В лагере Кары минометы взвывают, стрельба и отдаленные звуки рукопашной схватки. В самом Дебальцево жители заперлись в домах, и ждут, что же дальше будет. Казарма дружинников и арсенал в руках Внуков Зари, и только городская управа еще держится.

Так проходит полчаса, дружинники смогли распахнуть одну створку ворот, и к нам на подмогу подошел Астахов со своими спецназовцами. От него-то и узнал, что же происходит. Я сидел с группой Исмаила, в бывшем торговом складе, который сейчас был пуст. Под светом фонарика на разбитую ладонь клеил пластырь, и в это время ко мне подошел капитан.

— Что там? — кивнув в сторону лагеря наемников, спросил я.

— Жопа! Не меньше пяти тысяч ромбов из разных кланов, атака по всему фронту, и спасло только то, что у Кары минные поля перед позициями были.

— До рукопашной дошло?

— Да, и фанатики до сих пор не отступают. Гады, закрепились в первой линии обороны, взяли несколько ДШК и теперь скапливаются для следующей атаки. Кара против них БТРы с пехотой послал, а сектанты тоже не идиотами оказались, «коробки» гранатами подбили, а стрелков назад отогнали. Походу, сильно они на нас озлились за Снежное, и стянули сюда все, что у них только есть. Удивляюсь, что они минометы не притянули или еще что-то подобное.

— Это ни к чему. Они Дебальцевские батареи захватили, так что если не дураки, а они таковыми не являются, вскоре начнут обстрел лагеря наемников.

— И что делать будем?

— Как полковник скажет, я к нему посыльного послал, попросил подкреплений, и разрешения на серьезную атаку.

— Кто тут про меня говорит? — в складское помещение вошел Еременко, а вслед за ним показался и один из наемных командиров, ставший правой рукой Бурова, одессит Остап, — полковник и наемник расположились рядом, и командир спросил: — Излагай, Саня, какие идеи есть?

— Имеется три первоочередные задачи. Первое, захватить выход из коллектора, через который сектанты свежих бойцов получают. Второе, деблокировать городскую управу. Пока она в осаде, и Приходько не позвал народ на борьбу, местные жители будут сидеть по домам, и в сражение не ввяжутся. Третье, это отбить минометы, арсенал и казарму дружинников. Как только эти три задачи выполним, так весь бой за нами и останется, а нет, так через пару часов, когда дикари в контратаку перейдут, кровью умоемся.

— Решено, — одобрил мои слова полковник, — так и поступим.

Вскоре начали подходить наемники, около трехсот бойцов, все те, кого Кара смог оттянуть из сражения за свой лагерь. Кроме того, собралось с полсотни местных мужиков и десяток дружинников.

Звучит команда полковника, и три штурмовых отряда переходят в наступление. Мои бойцы идут к вокзалу, Астахов и местные пробиваются к арсеналу, артиллерийским складам и минометам, а наемники взяли на себя основное, блокирование канализационного коллектора.

— Пошевеливаемся, парни! — кричу я и ответом мне, только топот ног.

Проходим через небольшие улочки, пробираемся какими-то закоулками, и начинается бой. Против нас не менее пяти пулеметов, десятка два автоматов, и почти сотня вражеских бойцов.

— Бей! — сквозь огонь и грохот, разносится чей-то дикий рев, и наш отряд отвечает огнем на огонь.

Со мной рядом только три бойца, и все гвардейцы. Мы упираемся в какую-то хлипкую дверцу. Удар ногой и она влетает внутрь небольшой жилой комнатки, где полураздетый мужичок с вилами в руках, стоит на входе, а два женских голоса причитают в углу.

— Опусти вилы! Свои! — выкрикиваю я и отталкиваю человека в сторону.

Устремляемся к другой двери, и она выводит нас в тыл сектантам. На улочке кипит бой, наши воины гранатами задавили вражеские пулеметы, сблизились с противником и вступили в рукопашную. Схватка идет не на жизнь, а на смерть, повсюду трупы, кровь, дым, но мы одолеваем, еще чуть, и путь к вокзалу будет пробит.

Однако на помощь к врагам идет подмога, десятка три размалеванных вояк с саблями наголо. Против них стоим мы и, не задумываясь, рассыпаемся вдоль двери, из которой выскочили, и открываем по ним стрельбу. В три длинные очереди опустошаю первый рожок, гвардейцы поддерживают меня, и противник, человек пять-семь, не больше, слаженно откатывается назад. Тем временем бойцы добивают тех, кто преграждал им проход по улочке, и всем отрядом, прикрывая друг друга и, держась своих групп, мы движемся дальше.

Не встречая никакого серьезного сопротивления, вышли к зданию бывшего железнодорожного вокзала. Остается только пересечь площадь, на которой проводились торговые ярмарки, и местная власть будет освобождена. Один рывок, но вся площадь простреливается, а несколько десятков местных дружинников, закрепившихся на втором этаже управы, серьезной поддержки нам оказать не могут. Приходится делить отряд и вновь пробиваться в обход через жилые дома. Вот здесь-то, снова завязывается ближний бой.

Темный проулок, никто не стреляет, что такое рикошет в узком и почти замкнутом пространстве, понимают все. Нас три десятка и врагов столько же. Кто начнет первым? Никому не хочется умирать, но если мы сейчас не сломаем сектантов, то завтра нам будет тяжело.

— Мочи сучар! — выкрикиваю я, и сам не узнаю своего озверевшего голоса.

— А-а-а! — поддерживают меня воины, и мы бросаемся на ощетинившихся стальными клинками дикарей.

Принимаю удар на автомат. Сталь скребет по прикладу, рывок вперед, отбрасываю противника назад, и наношу резкий удар в челюсть. Под прикладом, который выдержал удар сабли, челюсть врага ломается. Перехватываю «Абакан» как дубину за ствол, и пошла гульба. Проходит пара минут и, круша врагам кости, разбивая их лица кулаками и оружием, пронизывая вражеские тела ножами и штыками, разбрызгивая кровь и выпуская кишки, наш отряд снова пробивает себе дорогу.

Пространство вокруг расчистилось, проулок пройден, и сектанты в панике бегут. Впервые такое вижу, и для меня это значит очень много. Кто-то из воинов гонится за ними, кто-то стреляет им вслед, а я, сопровождаемый своими бойцами, направляюсь в здание управы.

Ожидается еще один бой, надо очистить первый этаж вокзала, но здесь врагов нет, они отступили. Сверху, во главе со своим командиром Брагиным, спускаются уцелевшие дружинники. Их мало, не более трех десятков, лица их растеряны, почти все изранены, и радости на лицах не наблюдается. Понимаю, их вина, что враги в родной город проникли, а тут еще и градоначальник погиб.

Занимаем оборону, ждем дальнейших распоряжений от Еременко, и вскоре он выходит на связь. Приказ прост, оставить управу на попечение дружине, которая должна собирать подле себя всех жителей, которые могут держать в руках оружие, а самому направляться на помощь к наемникам. Люди Остапа так и не смогли пробиться к коллектору, а к дикарям постоянно подходят подкрепления.

Весь мой отряд в сборе, и снова мы ныряем в темноту улочек и закоулков, снова пробираемся через окраинные трущобы, в которых живет местный народ, и снова успеваем вовремя. Небольшой пятачок освещен недалеким пожаром, с одной стороны наемники, с другой дикари. Идет перестрелка, силы противников равны, и в тыл наемникам ударяет отряд вражеских бойцов. Еще немного и люди Кары начнут отступать.

— Смерть упыркам сатанинским! — подняв вверх сжатую кулак правую руку, выкрикиваю я, и указываю в ту сторону, где ведут бой наемники. — Вперед, воины! Добьем тварей!

Наши стволы изрыгают огонь, тысячи пуль вспарывают вражеские ряды, и десятки дикарей падают наземь. Видя, как мы выкашиваем врагов, сменив очередной рожок, я выкрикнул нечто нечленораздельное и яростное. В этот миг что-то первобытное прорвалось из глубин моей души. Я знал, что не погибну, знал, что победа будет за нами, встал в полный рост и помчался на ошеломленные нашим неожиданным появлением и своими потерями сатанистов. За мной, весь отряд, бывшие гвардейцы, пластуны и повольники, именно в эту ночь ставшие единым целым, без всяких разделений на свой-чужой. Приободрившиеся наемники Остапа, тоже перешли в контратаку, и вскоре дело было сделано. Опять страх оказался сильней фанатизма, и вновь дикари побежали.

Встав на одно колено, короткими очередями я стрелял в спины убегавших врагов. Они падали, а я не останавливался, пока не иссяк боезапас. Никакой жалости. Никакого сожаления. Смерть убийцам!

Теперь пришла пора заняться коллектором. Большая часть моего отряда отправилась на зачистку города, а я с пятеркой гвардейцев остался с наемниками. Бойцы Кары указали нам на выход из канализации, широкую дыру уходящую черным провалом вниз и в эту ночь подорванную зарядом снизу. Только один из их бойцов неосторожно промелькнул над ним, как снизу прилетело сразу несколько стрел и автоматная очередь. Боец вскинул руки, вскрикнул, и упал подле провала.

— Ах, так!? — выкрикнул Остап, и обернулся к кому-то из своих: — Петро, ты где?

— Здесь, — рядом с нами появился широкоскулый и мордастый паренек с РПК в руках.

— Где ты говоришь, масло видел?

— За углом, в складе, перед тем как в атаку пошли. Десять бочек подсолнечника стоит.

— Бери двадцать хлопцев, и живо бочки сюда катите.

— Сделаем, — Петро весело улыбнулся, и умчался выполнять приказ.

Не прошло и десяти минут, как первая столитровая бочка оказалась рядом с выходом из коллектора, пробка была выбита, и содержимое полилось вниз. Вскоре все бочки были опорожнены, и Остап, смотав из кусков дикарской одежды большой ком, намочил его в масле, подпалил и швырнул в темноту. Несколько секунд ничего не происходило, но вот, раздалось какое-то гудение, и из провала вырвался длинный язык пламени, который достигал метров семи в высоту. Все, кто стоял поблизости от выхода, резко отскочили в сторону, а внизу раздался истошный вой нескольких десятков людей. Это горели вражеские воины, которые так и не успели вырваться на поверхность, и видимо, не посмели без приказа отступить назад.

Впрочем, предсмертные крики заживо сгорающих людей, смолкли быстро. Часть наемников осталась на месте, заделывать проход на поверхность, а большая часть отправилась в свой лагерь, который все еще продолжало штурмовать основное войско дикарей. Хотел последовать за ними, но появился один из моих рассыльных. В западной части города группа Игнача столкнулась с нестандартной ситуацией, и им требовался кто-то, кто примет решение. Пришлось топать в совершенно противоположную от лагеря сторону.

Действительно, вопрос возник не обычный. Около пятидесяти Внуков Зари забаррикадировались в одном из общинных домов для рабочих, взяли в заложники около сотни некомбатантов, и требовали встречи с кем-то из командиров. Ну, чем я не командир? Самый настоящий лейтенант ГБ, так что можно и переговорить с новоявленными террористами.

Светает. Низкое приземистое здание, наверняка, до Хаоса ремонтные мастерские, ныне общежитие. Окон практически нет, расположение комнат неизвестно, где держат заложников не ясно, а сколько точно врагов, определить можно только приблизительно. Штурмовать здание бесполезно, мы не антитеррор, а разведка. Стою на небольшой площадке перед выбитой дверью, а позади меня, весь мой отряд, стволами автоматов и пулеметов, цели выискивает.

— Эй! — кричу в сторону общаги. — Кто тут с командиром переговорить хотел?

— А ты кто? — услышал я глухой и несколько скрипучий голос.

— Тот, кто этой ночью не дал вам город захватить.

— Имя назови.

— А не много ли хочешь?

— Боишься?

— Дурак ты, сатанист. Если бы боялся, то не вышел бы на открытое и простреливаемое место. Выходи, и поговорим.

Створки выбитой двери качнулись и, осторожно ступая по битому стеклу, ко мне, вышел вражеский вожак. Среднего роста широкоплечий и длиннорукий мужчина с фиолетовыми ромбами на обеих щеках. В руках он держал обоюдоострый топор, а на боку висел обрез карабина. Одет стандартно, в какую-то дубленку из шкуры, на ногах кожаные штаны подшитые мехом, а на ногах что-то вроде сибирских унт. Он пристально осмотрел меня, и сказал:

— Я тебя запомнил.

— Хм, — усмехнулся я ему в ответ, — так и я тебя тоже. Говори, чего за горожан хочешь?

— Свободный выход из города. Мы берем с собой половину людей и с ними уйдем. Как только окажемся в безопасном месте, всех отпустим.

— Нет, вариант неприемлем. Я даю слово, что ты и твои воины выйдут из города без препятствий, но заложники освобождаются сразу.

— Ты можешь меня обмануть.

— Как и ты меня. Хочешь, поверь на слово, а нет, пусть все остается, как есть. Мы не местные, и хотя нам жителей жаль, всегда сможем оправдаться тем, что отомстили за них, так что или принимай условия, или не морочь мне голову. Никакого иного варианта не будет.

Вожак подумал и, приняв решение, громко и членораздельно, печатая каждое слово, произнес:

— Я, военный вождь клана Фиолетовых Ромбов, Ига Косец, говорю. Мы отпустим заложников, а взамен, получим беспрепятственный выход в лес.

Он посмотрел на меня, и я, подражая его словам, так же громко ответил:

— Я, Александр Мечников, говорю. Мы получим заложников и выпустим Внуков Зари из города в лес.

Ига Косец удовлетворенно кивнул, скрылся в здании общежития и начал выпускать гражданских. Спустя десять минут все заложники были в безопасности, и появились вражеские воины, которые настороженно оглядывали моих бойцов, которые взяли их в плотное кольцо и были готовы по команде открыть огонь. Из строя сектантов снова вышел вожак и, горделиво вскинув подбородок, спросил:

— Ты сдержишь свое слово?

Был соблазн, прямо здесь и сейчас, уничтожить всех дикарей, но я решил, что клятву надо выполнить, и подтвердил договоренность:

— Да, мое слово твердое. Как сказал, так и будет.

Колонна вражеских воинов, все так же, в окружении и под присмотром бойцов моего отряда, двинулась к западным воротам. Проходит двадцать пять минут, последний сектант скрывается в лесу, а отряд возвращается в город и продолжает зачистку.

С рассветом сражение прекратилось само собой, Внуки Зари отступили по всем направлениям, и в здании городской управы, в кабинете погибшего Приходько, собирается военный совет. На нем присутствуют Еременко, Астахов, Кара, Брагин, новый градоначальник купец Нестеренко и я. Расположились по кругу, лица у всех невеселые, вроде и победа, да только потерь слишком много, и поражение было очень близко. Да, сектанты потеряли более полутора тысяч своих бойцов, но и мы, вместе с гражданскими, не меньше.

Первым, высказался Нестеренко, круглолицый и лысый толстячок лет около сорока, и начал он разговор с претензии в мой адрес:

— Почему дикарей выпустили? Как так? Их необходимо было уничтожить всех до единого.

— Я слово дал, и слово сдержал, — ответил я. — Для меня это значит немало. Опять же, разменять больше сотни ваших граждан на полсотни врагов, это плохой размен и совсем не выгодный.

— Вы могли постараться отбить их!

— Могли, только зачем нам это? Мы не наемники, а добровольные помощники, и если завтра нас здесь не будет, то не обессудьте, господин новый градоначальник. Вам жизни спасли, город отстояли, а вы еще и недовольны. Нехорошо.

— Ладно, — пошел на попятную Нестеренко, — что случилось, так тому и быть. Сами понимаете, весь на нервах. Треть города выгорела и больше тысячи людей убито. Минометы подорваны, и только за малым, склад боепитания на воздух не взлетел. Спасибо, ваши бойцы, — он кивнул Астахову, — вовремя подоспели, и смогли взрывные устройства обезвредить.

Градоначальник замолчал, и инициативу перехватил Еременко:

— Буров, у тебя, что с потерями?

— Почти четыреста бойцов вместе с тяжелоранеными, оба БТРа, две пушки и станкачи, которые в первой линии обороны стояли.

— Брагин? — полковник посмотрел на командира дружины.

— От дружины только полсотни человек в строю осталось. Могу из ополчения еще сотню нормальных бойцов набрать, а остальные, мясо, которое надо учить и тренировать.

— Астахов? — кивок капитану.

— Потерял четверых, всех во время боя за склад с боеприпасами.

— Мечник?

— Семеро насмерть и семеро тяжелых. Почти все потери на рукопашный бой пришлись.

— Ясно, — полковник оглядел всех собравшихся, остановил взгляд на новом градоначальнике, и спросил: — Как дальше воевать будем?

— Не знаю, — Нестеренко растерянно пожал плечами. — Вы люди военные, вы и решайте. Мне то чего, я не Приходько, по весне соберусь и в Конфедерацию мигрирую.

Еременко еле заметно поморщился, и сказал:

— Тогда так. Всех наемников и их семьи переводим в город. Нечего за стенами торчать. Главным комендантом назначаю себя, и до тех пор, пока враг под стенами, повиноваться мне беспрекословно. Хватит. Воевать, значит воевать, а кто не согласен, тот может высказаться прямо здесь и сейчас, а после этого, или выполняет мои приказания, или к стенке.

Еременко все рассчитал верно, и никто ему не возразил. Нам с Астаховым это ни к чему. Все понятно. Каре хорошо, за городскими стенами остаток зимы пересидеть лучше, чем на развалинах за стенами. Брагин после разгрома дружины в шоке, а Нестеренко, по жизни купец, а не градоначальник, и такой, по весне, запросто на ПМЖ в сторону Конфедерации может свалить. Ссориться с полковником, ему смысла нет, и он, только кивнув головой, согласился со всеми условиями моего командира.

На этом совет был окончен, и так прошли еще одни сутки моей жизни. Не самые лучшие, надо это признать, в отряде есть потери. Однако и не худшие, большинство бойцов уцелело, а сам я по прежнему жив и здоров.