Одиннадцатая глава. Воздушный налет

В ночном небе среди туч, что гнал западный ветер, почти не слышно плыли четыре цепеллина, их нес попутный ветер, только иногда они подправляя курс, заводя два из четырех двигателей. Этот вылет должен был состояться ещё четверо суток назад. Он задумывался как превентивный бомбовый удар по русским кораблям в их главной базе. Надеялись таким способом вывести из строя на некоторое время русский флот, чтобы он не помешал, так как в это же время начиналась операция по прорыву в Рижский залив. Из-за этой операции пришлось перенести другой налет возмездия – на Англию.

С самого начала войны Кайзер Вильгельм II запретил наносить какие-либо бомбовые удары или обстреливать Англию. Так как состоял в кровном родстве с британской королевской фамилией. Война, в которой солдаты убивали солдат противника, считалась делом вполне пристойным и даже благородным. Но стать изгоем в собственной семье из-за того, что снарядами и бомбами, будут убиты английские женщины и дети… Пойти на это Кайзер отказывался. Но, в конце концов, под давлением высшего командования рейхсвера, Вильгельм был вынужден разрешить бомбардировки и обстрелы Британских островов. В телеграмме, которая поступила в главный штаб ВМФ под новый 1915 год, Экипажам боевых кораблей, которые будут участвовать в набегах на английское побережье, а также цеппелинов, категорически запрещалось обстреливать и бомбить что-то кроме военных баз и объектов военного значения, судоверфей, доков, промышленных объектов, и заводов выпускающих военную продукцию.

19 января 1915 года можно считать днем рождения стратегической авиации. В этот день впервые в практике боевых действий немецкие цеппелины атаковали военные объекты в глубоком тылу врага, и не просто в тылу, а на территории Британских островов, ранее считавшейся абсолютно недоступной для нападения с моря или воздуха.

Лондон по-прежнему был исключен из разрешенного списка целей, и здесь на руку немцам сыграли французы. 20 июля они произвели бомбардировочный налет на Карлсруэ. В этот день набожные немцы отмечали праздник тела Христова, и на улицах было много народу. Во время бомбардировки погибло 110, и было ранено 123 человека. Одна из бомб угодила прямо на площадь, где погибло много детей. Реакция общественности, была ужасной. По стране прокатилась волна ненависти к французам и, естественно, ко всем странам Антанты. Даже французские газеты отметили, что этот бесчеловечный акт "станет прелюдией к будущим кровавым кошмарам". Кайзер Вильгельм II умыл руки, и разрешение было получено без всяких ограничений. Петер Штрассер, когда узнал эту новость, воскликнул. Наконец-то наступил звездный час боевых дирижаблей! То, чего не могли добиться закованные в броню эскадры линейных кораблей, сделает его дивизион "летающих сарделек". Он, лейтенант Штрассер, как древний галл, принесет войну на берега надменной Англии и заставит противника капитулировать в своем собственном логове.

Секретный меморандум главного штаба недвусмысленно указывал: "Мы не должны отвергать ни один из способов поставить Англию на колени, каким бы фантастическим он не выглядел"

И вот, чтобы лететь на Лондон, был получен приказ нанести удар по Гельсингфорсу. В этом налёте участвовал сам командир воздушной эскадры Петер Штрассер по прозвищу "сумасшедший лейтенант".

Прозвище "сумасшедший лейтенант" укрепилось за Штрассером с легкой руки адмирала Тирпица. Однажды, доведенный до белого каления настойчивыми требованиями командира Дивизиона воздушных кораблей о постройке все новых цеппелинов, адмирал Тирпиц обозвал неуемного аэронавта – "маньяком, возомнившим, что дирижабли лучше дредноутов". Раздражение адмирала понять было нетрудно – английский флот с успехом блокировал немецкий флот в гаванях. А Штрассер при каждом удобном случае напоминал флотскому начальству – "дирижабль способен преодолеть любую стену блокады, какой бы высокой она не была". Следует заметить, что хотя Штрассер и вызывал раздражение адмирала, но в словах командира дивизиона была изрядная доля истины. В начале войны флот Германии действительно переживал не лучшие времена он был заперт в своих базах и не мог без опаски выйти в море. И поэтому главный штаб ВМФ настойчиво искал способы нанесения врагу как можно более чувствительных ударов. Поскольку традиционные методы ведения войны на море себя не оправдывали, в ход пошли довольно экзотические для того времени новинки техники, такие как подводные лодки, авиация и дирижабли которых раньше не было и вот теперь бурно развивался. И уже кое-какие положительные результаты их применения были.

Они вылетели ещё засветло, их курс лежал на север вдоль Шведского побережья до Аландских островов. Но на таком расстоянии, чтобы не было видно с берега невооружённым глазом. Они рассчитывали появиться в районе островов в вечерних сумерках или темноте, а уж оттуда повернуть на восток, к северной точке входа в Финский залив. До островов долетели без происшествий, никто не отстал. Механизмы на всех четырёх цепеллинах работали без серьёзных поломок. Как только вдали у самого горизонта показались острова, повернули на восток, чтобы не быть замеченными с находящих на островах наблюдательных постов русских. И было очень маловероятно, что в опускающейся на море ночи, да на таком большом расстоянии их могли заметить. Теперь оставалось пройти ещё около 150-и километров до первой линии русских дозоров. Дальше по приказу Штрассера, каждый командир цепеллина должен действовать самостоятельно. До этого они летели в относительной близости, если пару километров между ближайшими, назвать – близким расстоянием. То теперь они еще больше увеличили дистанцию между собой, чтобы ночью ненароком не протаранить друг друга. Над морем в полёте работали все четыре мотора, но вот подлетая к линии дозора русских кораблей, два мотора были выключены, а другая пара работала на малых оборотах. Сейчас цепеллины летели по воле ветра, так как он был попутный, и это было на руку командиру отряда. Он намеревался незаметно подойти к главной базе русского флота и выполнить приказ Кайзера отомстить этим варварам за их варварский обстрел мирного города Мемель. И уж потом после выполнения этого задания можно будут нанести сокрушительный удар по Лондону. А сейчас у них другое задание, для которого каждый цепеллин нёс более тонны бомб, и из них, десять, двадцати килограммовых удушающих, по одной трехсот килограммовой бомбе, специально предназначенных для удара по русским линейным кораблям. Остальной арсенал составлял фугасные и зажигательные малокалиберных бомб, от трёх кило и до пятидесяти. В первом часу ночи первый цепеллин пересёк невидимую в темноте линию дозорных русских кораблей. Никто не видел и даже не догадывался о присутствие друг друга. Когда по расчётам штурмана до Гельсингфорса оставалось 80 километров, но цепеллин сносило ветром южнее, пришлось задействовать все четыре двигателя чтобы взять курс на русскую базу.

Через час в утренней мгле на северо-востоке, показалось светлое пятно – это был город Гельсингфорс.

Если бы не противный северо-западный ветер, который задул после полуночи, сейчас мы были бы над базой, а так, ещё не менее получаса надо лететь дотуда, а потом найти эти корабли среди этих островков, что находятся перед городом. Это может занять немало времени, а тут и до рассвета недалеко – рассуждал Штрассер. Проведя в полёте по направлению к городу ещё минут пятнадцать, впереди стали появляться яркие вспышки и доносились раскаты грома. Кто-то из его подчиненных добрался сюда раньше его и теперь производит бомбардировку чего-то. Кто бы это не был, неужели он вышел прямо на линкоры русских, это надо же так повести.

Ваше Превосходительство проснитесь, да проснитесь же – услышал я взволнованный голос Качалова. Германские дирижабли прилетели, на корабли бомбы сбрасывают.

— Что? И тут же вскакиваю с дивана, — какие дирижабли?

— Германские, Ваше Превосходительство.

И тут я окончательно проснулся. Вначале глянул на иллюминатор, там за ним было ещё темно, потом на хронометр 4.16 скоро рассвет и про себя отметил, что поспать удалось три с половиной часа. И тут же до ушей донеслись трели боцманских свистков.

Крепко я заснул, даже не услышал, что объявили боевую тревогу – коря себя за это, я быстро надеваю обувь, хватаю мундир и выскакиваю из каюты. Надо быстрей на мостик и сниматься с якоря, а то по неподвижному кораблю очень удобно отбомбиться. А то эта сосиска зависнет точно над палубой и вывалит весь груз на неё.

Я выскакиваю на верхнюю палубу, глянув вверх – над нами никого. Тогда где дирижабли и кого бомбят? И тут раздался мощный взрыв по правому борту. Я глянул туда, в пяти кабельтовых от нас, стоял линкор "Гангут", а рядом с ним напротив носовой башни был угольщик. А почему был? да потому что над ним было огромное облако угольной пыли выброшенной взрывом из трюма, куда попала бомба и он тонул. Как я понял по силе взрыва, и какой был грохот, она была не маленькой.

И чем же его так шандарахнули, или бомба попала в котёл, и он ещё добавил, что судно так быстро идёт ко дну. А вот и гад висит над линкором, глядя как огромная колбаса по размеру не уступающая самому линкору медленно плыла вверху. Тут и высоты-то чуть больше полкилометра, и не побоялся разлета осколков так низко опуститься. Хотел наверняка сбросить ту дуру, да промахнулся. Чудом повезло Кедрову, а попади она в линкор и мог бы повторится тот самый случай, что случилось с "Маратом" в 41 или того хуже…

На палубе линкора разорвалось несколько небольших бомб, некоторые взрывались с яркой вспышкой, и потом в том месте начинало что-то гореть. А некоторые давали облако без громкого взрыва.

Мать их, да они суки бомбят какой-то гадостью.

Оглядываюсь в поисках угрозы сверху, не может быть, что только один к нам пожаловал.

Ага так и есть, вон еще один с юга плывёт по небу, но до него еще не менее десяти километров.

Снимаемся с якоря Сергей Сергеевич – как только поднявшись на мостик объявил я Вяземскому. И с этим это поспешать ещё один германец летит и если он нас уже видит, то будет атаковать. Сколько у нас котлов под парами?

Второе котельное в рабочем состоянии тоесть шесть котлов под парами, можем через 15-ь минут и первое котельное пустить.

В общем слушай. Германцы применяют против нас какие-то очень крупные бомбы, наверно и сам заметил, как быстро ушел на дно угольщик. Так они суки против нас применяют и удушающие. Выдать винтовки экипажу и на палубу в помощь к нашим четырём противоаэропланным пушкам. Как только приблизится эта сосиска то трёх кабельтовых, пускай начинают стрелять. В такую большую цель я думаю, они попадут. Если конечно она опустится также низко как вот эта колбаса. Срочно оповестить все корабли отряда – сниматься с якорей и выходить в море.

Ваше Превосходительство, но из винтовки невозможно сбить Цепеллин.

Зато можно понаделать немало дырок, а это утечка водорода, а как следствие потеря высоты и грузоподъемности, это конечно временно и они все дырки заклеят. А если какая-то дурная пуля, да залетит куда-то… Сергей Сергеич, как только якоря оторвутся от грунта, сразу даем ход. Якоря подымаем на ходу. Идём на встречу вот той сосиске, что приближается с юга, за кабельтовый до неё поворачиваешь против ветра, им будет очень трудно среагировать на такой маневр против ветра, да ещё на встречном курсе. Они обязательно пролетят мимо. Вяземский быстро отдал приказы и теперь вместе со мной наблюдал, как медленно приближался к нам воздушный противник, а мы ещё и хода не дали, а это грозит нам большими неприятностями.

С носовой башни открыла огонь шрапнелью зенитная пушка по приближающему к нам цепеллину. Ещё месяц назад я настоял, чтобы на всех кораблях моей группы установили зенитные орудия. Как всегда что-то не хватает, так и зенитных орудий тоже катастрофически не хватает, но некоторые корабли успели получить и даже кое-где установить. А по проекту на каждый линкор должны были поставить по четыре зенитных орудия, но как всегда из-за нехватки последних корабли приняли без них. Это потом их начали устанавливать, но как-то очень медленно. Вот и на "Полтаве" только как неделю назад, установили ещё одному орудию к тем двум, что стояли на концевых башнях. Кроме того я заказал на местном судоремонтном специальные станки под пулемёты Максим с возможностью стрельбы и по воздушным целям. Но они ещё не готовы, обещали на днях привести – как бы они сейчас пригодились.

Наконец боцман отдал отмашку – что якоря оторвались от грунта, линкор тут же дал ход. Но первыми устремились на выход тройка оставшихся при отряде эсминцев из дивизиона Беренса и крейсер "Адмирал Макаров" Мы шли за крейсером так ещё не полностью поднятым якорем, но главное мы могли двигаться и по возможности маневрировать.

Якорь чист – услышал я голос вахтенного. Вяземский начал увеличивать скорость, и линкор стал лучше слушаться рулей. К выстрелам пушки прибавилась трескотня винтовок. Эсминцы уже вышли с рейда и рассыпались в разные стороны. Следующим выходил крейсер, на который цепеллин сбросил несколько мелких бомб, которые упали даже не плохо, в какой-то полусотне метров он левого борта. Линкор сближался с цепеллином, мы точно шли на него. И вот когда до него оставалось метров 350, Вяземский скомандовал – право на борт. Машинное, выжать всё что сможете.

Но как я думаю, более 12-13-и узлов вряд ли мы сможем сейчас дать, идём пока на шести котлах, через несколько минут ещё три подключатся.

Линкор медленно покатился направо, уходя из-под этой огромной сосиски, что неукротимо приближалась к нам. И вот она уже над нами, а мы ещё ни как не можем из под неё выскользнуть, она так же как и мы делает поворот чтобы не выпустить нас из своих объятий. Пушки уже не могли стрелять почти вертикально вверх, была слышна только трескотня винтовок, некоторые матросы легли на палубу и лёжа стреляли вверх. Мы понемногу выползали из-под сосиски, когда оттуда сорвалось несколько черных капель, и устремилась вниз к нам и одна из них была довольно большой.

Петер Штрассер видел, как внизу русские корабли приходят в движение, пока они стояли, их не так сильно было видно. Но вот как только кто-то из них давал ход, сразу стало заметно, их выдавал кильватерный след, он как бы увеличивал сам корабль. Сейчас внизу навстречу ему шли русские корабли. Впереди, вот эти быстро приближающих три длинных корабля – русские эсминцы, мы даже не будем пытаться бомбить, в них невозможно попасть слишком маленькая цель. А вот следом идут четырехтрубный крейсер, а за ним то, что нам надо – русский линейный корабль. Там дальше ещё какие-то корабли выходят…. Не это ли линкор бомбили и теперь он убегает. Штрассер ещё на подлете видел яркие вспышки во мгле, это было похоже на разрывы бомб или орудийные залпы. Вот и сейчас с русского крейсера стреляет одна пушка и с дредноута пара, но пока близких разрывов не было, русские снаряды почему-то разрываются над нами.

В спешке неправильно выставляют трубки. Это нам на руку – подумал Штрассер и стал рассматривать в бинокль, увиденный вдалеке цепеллин, висевший над рейдом русской базы. Вокруг его взбухали редкие шрапнельные разрывы

Внизу он заметил ещё один русский дредноут на палубе того что-то дымилось – так это его бомбили и видимо не столь удачно раз дыма мало и огня не видно. И кто это был? — задал сам себе вопрос вслух.

Цепеллин уже пролетел над линкором, оставляя его позади себя, и теперь пытается развернуться на обратный курс.

Нет, у него ничего не выйдет, а если и выйдет, то это займёт слишком много времени. И что он пытается ему же ветер не позволяет совершить такой маневр.

И тут наконец Штрассер понял чей это воздушный корабль, им командовал лейтенант Штикер (он определил это потом по номеру на борту). Это он отбомбился по тому русскому линейному кораблю, фугасками и зажигательными бомбами, это и были те самые вспышки в ночи, что я видел, но видимо самой большой из имеющихся в наличии бомб или не попал, а возможно не успел её сбросить на линкор. Вот поэтому он теперь и пытается повернуть назад, чтобы её сбросить.

Он слишком низко опустился, тут и восемьсот метров не будет, так как мы сами летим на тысяча двести метров – раздался голос капитан-лейтенанта Клауса Хирша, командира воздушного корабля.

— Да, он низко опустился и может за это поплатится. Погляди, тут у русских слабая противовоздушная оборона, по лейтенанту Штикеру от силы стреляют 2–3 орудия. Давай Клаус теперь наш черед испробовать нашу малютку вот на этом линкоре русских, раз он так торопится к нам на встречу.

На цепеллине всё было готово к бомбометанию, все находились на своих местах в ожидании приказа. Вот внизу под воздушным судном проскочили русские эсминцы, по ним открыли огонь из пулемётов так на всякий случай, а может в кого-то и попадут, хотя высота полета более километра но и пуле лететь в низ а не вверх. Русские же пули залетают сюда, сколько дырок понаделали в баллонетах, даже капрала Шульца серьёзно ранило. Только Штрассер об этом подумал, как пуля попала в бинокль, выбивая его из рук. Ещё чуть-чуть на десять сантиметров в сторону и получил бы пулю в лицо или того хуже под подбородок и прошла бы она до самого мозга – от таких мыслей у Штрассера по спине потек холодный пот и его прошиб холодный озноб, хотя тут на высоте и так было прохладно. Но он не подал виду что ему стало страшно, но он заметил как на него посмотрел Клаус Хирша. Как будто ничего не случилось, Штрассер попросил бинокль у Клауса взамен разбитого.

Приготовились – скомандовал Штрассер, наблюдая за русским кораблём – сейчас русский линкор будет в прицеле, и мы нанесём по нему удар. Немного взять влево, а то нас сносит ветер.

Он видел, что на палубе линкора, матросы кто стояли, а кто-то лежали и стреляли по их воздушному кораблю из винтовок – вот кто-то из них чуть не попал. Сейчас вы у меня побежите, как крысы прятаться, когда на вас полетят бомбы.

— Ещё взять влево. Приготовится.

Но в этот момент русский корабль стал ворочать влево, выходя из-под удара.

Влево ещё влево – командовал Штрассер – моторы правого борта на полную мощность.

Цепеллин не поддавался на команды, он не хотел поворачивать влево. Нет он поворачивал, но очень медленно и не так как хотелось тем кто им командовал, это всё из-за противного ветра который не дает повернуть в сторону выходящего из под удара русского дредноута. Хотя шанс ещё был его поразить, но вот цель сокращается в площади поражения. Если ещё пару минуту назад можно было пройтись вдоль всего корабля и вывалить на него весь бомбовый груз, то теперь уже нельзя. Но вот поперёк или даже немного наискось, пожалуй выйдет, только поточнее прицелится и немного ниже опустится для верности.

Прекратить огонь из пулемётов, если не хотите превратиться в баварские сосиски. Стравить из носовых баллонетов 1000 кубометров газа. После этого нос нашего корабля немного опустится, и при снижение наша скорость возрастет, как только бомбы будут сброшены, нас подымет кверху.

Так и поступили. Как только нос завис над палубой линкора, последовала команда на сброс бомб. Вначале от цепеллина оторвались четыре фугасные пятидесятикилограммовые бомбы, сразу за ними большая, и напоследок из кормового отсека успели сбросить несколько зажигательных и пару удушающих.

Я глядел только на вот эту большую каплю, другие просто не видел. Мой мозг их не воспринимал. Успеем или нет выйти из-под удара? Попадет или мимо пролетит? Только эти два вопроса были в моей голове. Где-то в районе третьей башни прогремел взрыв, потом с обоих бортов встали водяные фонтаны, вода обрушилась на корму, и тут прямо за кормой встал ещё, более большой столб воды. В корму ударил гидродинамический удар, что весь корабль содрогнулся от толчка.

Пронесло – выдохнул я с облечением.

Нам в кормовую часть линкора попало две фугасные бомбы. Одна упала между третье башней главного калибра и рострами. Пробив палубу, она взорвалась в коридоре между каютами, повыбивав почти все двери, и взрывной волной наводя там страшный погром. Другая бомба попала между кормовой боевой рубкой и башней, если точно, то в площадку кормового мостика снеся её и коверкая, вот поэтому пробития палубы не было. Но этой бомбой было убито двое зенитчиков, что располагались на башне, и троих ранило, да двое получили травмы – их сбросило взрывной волной на палубу. Так в корабль попали ещё две зажигательные, но с возгоранием быстро справились, а вот с паникой – что произвела удушающая, не сразу. Когда разорвалась эта бомба, начиненная какой-то хе…й и кто-то истошно заорал газы, все кто был на верхней палубе (не только стрелки но и аварийная команда) ломанулся на нос линкора, и их потом с трудом пришлось уговаривать чтобы они разошлись, так как давно уже эту гадость унесло ветром. Даже самому продемонстрировать, что опасности уже давно нет. И так в результате мы потеряли двух убитыми, пятерых ранеными и трое пострадали от газа, но не смертельно так немного хватанули. Но налёт на базу ещё не закончился. Это мы успели выйти в море, за нами шли ещё "Олег" с "Богатырём". Но вот почему другие не выходят? Ну ведь понятно, что в движущийся корабль труднее попасть чем в стоящий. И почему "Гангут" и "Севастополь" до сих пор не снялись с якорей. На что они надеются?

Промазали – в сердцах выкрикнул Штрассер, видя, как в каких-то 15-20-и метрах позади линкора встал большой фонтан воды.

Но мы в него всё же попали двумя бомбами – возразил Клаус.

— Этого для него слишком мало он даже не почувствовал. Нам всего-то не хватило секунды.

И тут он вспомнил, что на такую же секунду поспешил тот русский матрос, что выбил пулей из его рук бинокль.

Курс на тот линкор. Лейтенанту Штикеру до него уже не достать, пусть другую цель ищет. Но вот где остальные что-то их не видно.

Штрассер начал осматривать горизонт в поисках ещё двух цепеллинов из его дивизиона – они должны быть на подходе.

На западе никого не было, горизонт был чист, кроме облаков, ничего. Он перешел на правый борт стал осматривать горизонт на востоке и вдали увидел ещё один цепеллин, который медленно приближался, преодолевая почти встречный ветер.

И кто так промахнулся, придётся поговорить с их штурманом, из-за этой бестолочи, им теперь не меньше часа сюда против ветра выгребать. А что случилось с четвёртым, куда его занесло, неужели они ещё дальше проскочили.

А вот четвёртому крупно не повезло, случился просто уникальный случай. Цепеллин L-13 под командованием капитан-лейтенанта Генриха Мати шел самым последним. Когда по расчетам штурмана они проходили линию русского дозора сломался вал на кормовом правом двигателе. Но решили полёт продолжить, но тут ветер поменял направление и цепеллин начало сносить к югу, все попытки продолжать полёт к Гельсингфорсу не увенчались успехом. Было два варианта: освободится от половины полезной нагрузки и всё же пробиться к русской базе, или поворачивать к югу в сторону Курляндского побережья. Решили оставить только самую большую бомбу и четыре фугаски, а остальное сбросить в море. И вот бомбы посыпались в море, и вдруг с поверхности моря кто-то выстрелил. В темноте они не видели русский крейсер – это был "Громобой". Там подумали, что это их германец обнаружил в темноте и бомбит, открыли огонь. Но вот, то что случилось после первого же выстрела, никто на крейсере не ожидал. В небе вспыхнул огромный огненный шар и стал падать в море. Снаряд попал в баллонет и там разорвался, водород воспламенился. Так что, никто не выжил из этого цепеллина, всем настал полный п…. А ведь на крейсере было всего две 47-мм зенитки, да на них и никто и не надеялся. Что можно сбить этой мухобойкой, кроме разве самой мухи, если в момент выстрела она решила заглянуть в ствол пушки.

Штрассер подходил к ещё одному русскому дредноуту, этот стоял и сниматься с якорей не желал.

— Клаус сколько и чего у нас осталось после первой атаки?

— Шесть фугасных бомб, восемь удушающих и сотня зажигательных.

— Если всё это вывалить точно на линкор, может что-то и выйдет. Потопить не потопим, а серьёзный урон нанести получится.

— Тогда нам опять придётся опускаться ниже, а то с такой высоты не все бомбы попадут по линкору.

— Насколько мы поднялись после сброса почти 550 килограмм бомб.

— Сейчас 1780 метров, чтобы опустится до отметки 1200 метров, надо ещё 2000–3000 кубов газа выпустить.

— Исполнять. Идем на снижение.

Цепеллин приближался к линкору с носа, он так и не предпринял попытки, снятся с якоря. И у этого линейного корабля, как и у предыдущего, на носовой башне стояло два зенитных орудия, и они стреляли по нему, но всё мимо. Осталось минута или две и бомбы упадут на него.

Русские самолеты – раздался крик одновременно с трескотнёй пулемётов.

— Держать курс на линкор мы выполним приказ Кайзера, они поплатятся за свой варварский налёт на наш город. Клаус половину зажигалок оставь на город мы их там сбросим.

— Но герр капитан, а самолёты русских.

Пока огня не открыть, мы стравливаем водород, одной искры и мы все влетим на огненном шаре в валгаллу.

Бомбы посыпались на стоящий внизу линкор, в который попало три фугаски, четыре с удушающей начинкой и два десятка зажигалок. На линкоре в нескольких местах наблюдались возгорания. Так до этого ещё в первом налёте на корабль, попало четыре фугаски и шесть удушающих и около двух десятках зажигалок.

Потом на разборе полётов у командующего, первому кому поставили на вид, был начальник первой бригады линейных кораблей контр-адмирал Максимов, за вон из рук плохую военную подготовку в вверенной бригаде, следующим был капитан 1 ранга Кедров. Вот он отхватил по полной, и за тяжёлые повреждения линкора, и большие потери в личном составе. Как выяснилось впоследствии это из-за паники перед газовыми бомбами, что немцы сбросили вместе с фугасками на корабль. Многие матросы при вопле газы, германец нас травит газами – прыгали за борт или запирались в нижних помещениях линкора. Поэтому линкор почти остался небоеспособный, он даже не мог сняться с якоря и дать ход, так как дежурная вахта третьего котельного отделения на половину отравилась газами, попавшими в отсек вместе с подаваемым вентиляторами воздухом. (Был и один положительный момент, в этом отсеке пострадали также два унтер-офицеры Г. Ваганов и Ф. Яцкевич – бывшие на вахте. Через месяц, вернувшись из госпиталя они заделались такими непримиримыми врагами немцев, что в последующем на этом линкоре большевистской ячейке что агитировала за окончание войны было не уютно. Да и бывшие руководители ячейки погибли при этом налёте, а внедрение новых, наталкивалось на враждебность большей массы экипажа, кто испытал на себе ту утреннею бомбардировку)

Подвергся бомбардировке и "Севастополь", его атаковал лейтенант Штикер после того как не смог повторно выйти на "Гангут". Он увидел ещё один русский линкор, который стоял на якорях возле Свеаборга, и после атаки попав в него двумя фугасками и несколькими зажигалками. Но и сам за это поплатился, один из шрапнельных снарядов разорвался рядом с его воздушным кораблем. Остальной груз он сбросил на крепость и стал уходить в сторону Моонзунда, преследуемый тремя русскими самолётами. Разрыв снаряда вблизи не прошел бесследно, были повреждены несколько баллонетов с водородом. Дирижабль начал медленно, но верно терять высоту. В надежде, что с увеличением скорости аэродинамическая подъемная сила возрастет, лейтенант Штикер приказал перевести двигатели на максимальный режим. Это на некоторое время выправило положение. Но вот русские самолеты, преследующие его, ещё понаделали немало новых дырок.

Выбросить за борт балласт – скомандовал лейтенант. Цепеллин поднялся ещё выше да попутный ветер помогал им, русские гидропланы к этому времени уже повернули назад, оставив их в покое. Всего этого хватило на часа, и цепеллин опять начал медленно терять высоту.

Запчасти и бортпаек! За борт – скомандовал Штикер.

Но и этого было недостаточно. Тогда вслед за пайком полетели – пулеметы, патроны, теплая одежда. Скорость снижения заметно уменьшилась, но шансы достичь ближайшей базы дивизиона таяли с каждым потерянным метром высоты. Штикер принял решение тянуть до ближайшей к ним земной тверди – к оккупированному немцами, побережью Курляндии. Попутный ветер помогал подбитому дирижаблю быстрей достичь берега, увеличивая все шансы экипажа в борьбе за спасение своего воздушного корабля. Выбрасывать за борт было уже нечего. Отчаянно пытаясь облегчить дирижабль, команда избавилась от радиостанции, пустых топливных баков, поручней в рулевой рубке и даже деталей переднего двигателя, который к тому времени уже остановился из-за выработки топлива. И наконец долгожданный берег показался, и дирижабль буквально ползком заполз на спасательный прибрежный песок.

С юго-востока против ветра к главной базе русского флота пробивался третий цепеллин. Во время рейда к русской базе он шел третьим в группе, а с наступлением ночи шел на высоте двух с половиной километров, где ветер был несколько сильнее, чем на тысячу метров ниже.

А туда он забрался в целях безопасности.

Обер-лейтенант Венке рассудил так, что если он заберётся повыше, то уж точно ни с кем в ночном небе не столкнётся. Вот эти лишние метры в секунду и сыграли злую шутку. Венке на двадцать километров проскочил точку поворота, и пока он с большим трудом из-за перемены направления ветра смог взять верный курс, был снесён ещё на тридцать километров на юго-восток. И вот теперь для него ветер был встречный, а это очень осложняло дальнейшее выполнение задания. Даже при работе всех четырёх двигателей его скорость против ветра не превышала 40 км/час и он сильно опаздывал. Уже наступил рассвет, когда он подошел к Гельсингфорсу на расстояние видимости.

Обер-лейтенант Венке видел, что два воздушных корабля его дивизиона уже сбросили свой бомбовый груз и уходили. Огромное пространство водной глади перед Гельсингфорсом занимали большие и маленькие островки, и среди этих островков сновали суда. Венке также разглядел, что среди этой мешанины островков в двух местах подымается черный дым от пожаров. Значит операция прошла вполне удачно. Особенно было много дыма над одним из кораблей, и похоже что это русский линейные корабль. Пока эти русские спали, кто-то из наших смог в темноте незаметно подойти к линкору. А они похоже не ожидали нашего визита, вот за это и поплатились, что их захватили врасплох. Понадеялись, что в базе на них никто не нападет, что тут они в полной безопасности.

Эх, подвел нас Гейнс, если бы не его ошибка, да и я сам виноват, понадеялся, раньше такого не случалось, тогда и мы бы отбомбились в сумерках. Сейчас уже солнце встала и нам будет ох как нелегко пробиться к кораблям, так ещё и русские гидропланы в воздухе. Надо забираться ещё выше и сбросить свой груз на портовые сооружения, у меня другого выхода нет, так как с большой высоты в корабль можно попасть только случайно. А ниже опустится, да при свете, это просто самоубийство, мы будем у них как на ладони – рассуждал обер-лейтенант.

Венке направил свой цепеллин к городу, который уже давно проснулся и толпы народа собрались на всех возвышенностях, откуда открывался вид на корабли что базировались на Гельсингфорс. Они были разбужены орудийными залпами и разрывами бомб, и решили поглазеть – что же происходит на рейде и что там за пальба?

Над "Гангутом" подымался дым от пожара, рядом с ним в воде плавали люди, многие плыли к островкам, чтобы там спастись. К ним спешили лодки и баркасы местных рыболовов и доставляли на городскую пристань. Вот от них обыватель и узнал, что в утренних сумерках германские дирижабли незаметно подкрались к линкору и давай кидать бомбы начиненными ядовитыми газами и травить людей. Люди видели, как в небе к югу от порта происходил воздушный бой, несколько маленьких самолетов кружило вокруг двух огромных по сравнению с ними колбасин, которые уплывали по воздуху. Кроме того они видят как на большой высоте к городу приближается ещё один цепеллин, и что он будет бомбить? им пока неизвестно. Может опять корабли, но может и на город сбросить. Кое-кто был в курсе и знает, что вот такие колбаски летали в Англию и бомбили не только промышленные здания, но и дома простых граждан. А тут ещё послухам, что пронеслись среди местных обывателей, что вот эти огромные пузыри кроме бомб и ядовитый газ распыляют – он у них наверно в этом пузыре находится. Цепеллин приближался к городу, люди задрав кверху головы, наблюдал за его полётом. Он летел. Даже не летел, а очень медленно плыл как облако высоко в небе. Снизу по спирали к нему поднимались два гидроплана. А в низу среди праздной публики начали заключать пари – смогут подняться на такую высоту гидропланы или нет.

Венк решил, как только дирижабль окажется над портом, освободиться от груза, после этого его воздушный корабль поднимется ещё выше, а там развернуться и сразу уходит на юг в сторону Курляндии. Да при попутном ветре, да на всех моторах, то русским его и не догнать.

На следующий день в России начались немецкие погромы, и с каждым днем они становились всё масштабнее. Те, что были в Москве в мае, по сравнению с теперешними, были только цветочками, а тогда Москва в течение трех дней была во власти толпы. В это были вовлечены многие люди, стремившиеся попросту чем-либо поживиться на халяву, пока одни изображали из себя патриотов России, другие тянули, что плохо лежало. Но так как народ не знал иностранных языков, то заодно громил всех подряд с иностранными фамилиями или кто плохо говорил по-русски. Пострадало 475 коммерческих предприятий, 207 частных квартир и домов, 113 подданных Австро-Венгрии и Германии, 489 русских подданных с иностранными фамилиями и именами и граждан союзных государств, и, кроме того, 90 русских подданных с русскими же именами и фамилиями. За три дня в городе насчитали 70 пожаров, 10 из них – "очень больших" и 11 – больших", убытки, понесенные частными лицами, составили около 4000000 руб. Удар, которые нанесли погромы по экономике Москвы, был весьма чувствительным. Достаточно сказать, что в городе не работало около 200 тыс. рабочих. К 14 июня в городе закрылось 193 предприятия и 300 магазинов, в основном принадлежавших подданным враждебных государств (за исключением славян, французов, итальянцев и турецко-подданных христиан), 40 фирм было переведено на новых владельцев и это только в Москве.

Сейчас масштабы погромов выросли в разы и всё из-за того что вовремя бомбардировки Гельсингфорса, погибло и получили ранения более 300 человек и более 100 человек получили отравления и это только среди мирного населения. И самое страшное, что тогда случилось, что среди пострадавших было много детей. Народ требовал возмездия за такое чудовищное преступление – где погибли и пострадали невинные дети. Во время похорон невинных жертв войны, собрались тысячные толпы людей. На головы германцев посыпались проклятья, а так как их тут рядом нет, то на тех, кто как-либо лояльно относился к ним или намекал о примирении с немцами, для них настали весёленькие дни. В Германии этот инцидент хотели преподнести как случайность, что цепеллины бомбили только корабли русского флота, и несколько бомб случайно попало на городские кварталы. Но многие видели, а там на берегу находились не только жители города, но было не мало представителей других стран в том числе и нейтральных. И что этот германский цепеллин умышленно сбросил бомбовый груз на город, он даже не пытался атаковать русские корабли, и это была не случайность, а преднамеренные действия германского экипажа. После этих событий по стране прокатился патриотический подъём под лозунгом всё для победы. Появилось много добровольцев среди среднего класса, но таких направляли в училища и на курсы – фронту нужны офицеры и всякого рода специалисты.

Нашу "Полтаву" залатали за двое суток, как и "Севастополь", рабочие Гельсингфорса работали круглосуточно, да когда это было видано – (если не считать следующую войну, но вот будут она или нет, покажет время). На этом же подъеме был отремонтирован и крейсер "Адмирал Макаров", что простоял до этого 10-ь дней в ремонте. А тут после всего этого, без всякой волокиты, ремонт быстро завершился.

Общественность требовала, от правительства, армии и флота, решительных действий, досталось флоту за его пассивность. Назревали перестановки и отставки. Подчинение Балтийского флота Главнокомандующему VI армией, было одной из роковых ошибок, чтобы не сказать больше – несуразностей верховного командования. Во-первых, флот вывели из подчинения армии и предоставили больше самостоятельности. Правда была создана оперативная группа кораблей на базе Морских сил Рижского залива, куда вошли несколько канонерских лодок и старых эсминцев для непосредственной поддержки приморского фланга русских войск держащих оборону по побережью Балтийского моря. История всех войн, и в особенности несчастной русско-японской, подтверждает старую истину, что флотом нельзя управлять с берега. После этого адмирал Канин получил от Императора добро, по своему усмотрению использовать все четыре линкора, и на планирование и проведения самостоятельных морских операций. В мою группу перевели "Севастополь" пока "Петропавловск" на ремонте, но это будет чуть впереди, а пока операция Германского флота по прорыву в Рижский залив продолжается.