Глава 11
Тульская область.
20.05.2065
В Конфедерации считали, что патриарх у дикарей – это родоначальник какого-то клана или даже целого племенного сообщества. На деле же это не совсем так. Патриархом считался человек, переживший чуму и дотянувший до наших дней. Дикари называли таких людей сначала непонятным для меня буквосочетанием Токтовидс, позже я его расшифровал: Тот, Кто Видел Смерть.
Некогда в среде «зверьков» таких людей было немало, и в диком лесном обществе, всего за десять – пятнадцать лет скатившемся к первобытно-общинному строю, они имели серьёзный вес. Хотя это как посмотреть. Вожди дикарей совещались с ними по некоторым вопросам и прислушивались к их мнению, но поступали всегда по-своему. Если советы Токтовидса были полезны племени, патриарха уважали, давали ему хорошую еду, одежду, отдельную пещеру или хижину, а коль была потребность, то и женщину выделяли. Однако в случае если кто-то из Токтовидсов пытался противопоставить себя и своё видение мира морально-этическим нормам племени, про такого говорили, что он заболел и находится при смерти. Как следствие, вскоре ему облегчали страдания. На общем собрании всего племени его ритуально убивали, мясо варили в общинном котле и съедали всей толпой.
Токтовидс, с которым меня свела судьба, представился Суриком. Он временно, до возвращения в племя авторитетных воинов, возглавлял что-то вроде разведывательно-информационного агентства, работающего сразу на несколько дикарских общин, и поэтому собирал среди пленников, участь которых в итоге всегда была незавидна, сведения об окружающем мире, делал из них краткую выжимку и с молодыми воинами, устно, рассылал информацию по всем окрестным племенам.
Мне за информацию и сотрудничество он пообещал жизнь и неприкосновенность. Но уже через пару часов нашего общения, когда пришло понимание того, что за человек сидит передо мной, я понял, что на мою судьбу он влияет только косвенно и совсем незначительно. И, несмотря на слова старикашки, что он может отсрочить мою гибель, я чётко осознал, что он мне ничем не поможет. Самое большее, что Токтовидс может сделать, – это посоветовать вождю отсрочить мою казнь на несколько дней. На этом все. В родном племени Сурик, как и любой иной патриарх, реальной власти не имеет, и вождь Намба к словам своего старого советника прислушивается с каждым годом всё меньше и меньше.
Слава Суриков, на данный момент Токтовидс Сурик, на момент прихода чумы был самым обычным заключенным одной из мордовских колоний для несовершеннолетних, знаний о мире имел немного, и сейчас вопросы задавал самые простейшие. Однако разговаривать с ним было интересно, ведь говорил не только я, но и сам патриарх, и поведал он о многом. Видимо, нормального общения у человека давно ни с кем не было. Разговорившись, местный Токтовидс столько мне рассказал о дикарях и их обществе, что, наверное, все наши учёные, вместе взятые, столько не знали. Сурик говорил и говорил, прерывался, вскакивал с места и помешивал вонючую смесь, которую варил в котелке над огнём, возвращался на свой стул, опять задавал вопросы, касающиеся положения дел в Москве и на Кубани, и снова говорил.
Так продолжалось до самого позднего вечера, и первый день моего пребывания среди дикарей прошёл относительно спокойно и незаметно. На ночь меня вернули в общий подвал, и снова я оказался один, ни поселян, ни егеря Никитина в подземелье не было, они появились только следующим утром. Я проснулся от тех же звуков, что и минувшим днём. Со скрипом открылась дверь в подвал, по ступенькам быстро сбежал Никитин, а вслед за ним вниз покатились селяне, которых молодые дикари подгоняли сильными пинками в спину.
Егерь сразу же направился ко мне, молча сел рядом и, когда дверь закрылась, спросил:
– Ну что, братан, вспомнил своё имя?
– Да, Александром меня зовут.
– Вчера у Токтовидса был?
– У него самого, – подтвердил я.
– Не верь ему, он тебя выручить не сможет.
– Это я уже понял, но лучше у него в подвале сидеть, чем здесь, среди костей и плесени весь день гнить.
– Тоже верно, – согласился он. – О чём Сурик спрашивал?
– Общая информация. Сколько людей в государстве, есть ли танки и самолёты и каков технический потенциал. По-моему, он полнейший дилетант, сам не знает, что хочет в итоге получить, и все вопросы задаёт по какому-то дурацкому шаблону.
– Ты тоже заметил?
– Конечно. – Оглядев понурых крестьян, я спросил егеря: – А ты чем вчера занимался?
– Рыбу в местной речушке ловил, вместе с этими. – Он кивнул на селян. – Ночевали на берегу, а сейчас нас опять в стойбище вернули.
– И зачем?
– Наверное, что-то надо сделать…
Мы замолчали. В подвальной тишине было слышно только сопение других пленников, эти звуки навевали тоску, и, дабы отвлечься от них, я тихо спросил у егеря:
– Что насчёт нового побега думаешь?
Никитин понизил голос до шёпота, наклонился к моему уху и сказал:
– Есть план. Думаю, если сегодня к вечеру нас снова на реку поведут, с меня колодку снимут. Отоварю охранника, брошусь в воду и на тот берег переплыву. Шансы на спасение небольшие, но есть.
– А мне с вами на реку никак не попасть?
– Нет. – Егерь помотал головой. – За тобой особый присмотр, ты ритуальная жертва, так что будешь с Суриком говорить, а из стойбища тебя не выпустят. Да и слаб ты, чтобы через реку перебраться.
– Ничего, мне бы хоть попробовать.
– Не получится.
– Родион, а если Сурика в заложники захватить и так попробовать из стойбища выбраться?
– Чушь! «Зверьки» этого не поймут. Сурика грохнут, а тебя вырубят и на цепь посадят.
– Меня-то – понятно, а патриарха за что убивать?
Бывший сержант ухмыльнулся:
– За слабость и ротозейство. Таким людям здесь сразу смерть, потому что они бесполезны, и даже более того, опасны для всего племени.
Егерь замолчал, подтянул под себя ноги и о чём-то задумался. Я тоже погрузился в свои мысли. Моё тело начало приходить в норму. Хотелось есть, и это верный признак того, что организм пошёл на поправку и ему требуются калории. Сегодняшний распорядок дня, скорее всего, будет походить на вчерашний, и, возможно, получится перекусить у Сурика. Хорошего плана, как бы мне сбежать из стойбища, пока нет. Жить мне осталось два дня, и, куда ни кинь, всюду клин.
Что делать? Как спасти себя? Где мои люди? Что с ними? Удалось ли им вырваться с враждебной территории и добраться до Калуги? Полная неизвестность и знание о том, что смерть с каждым часом всё ближе ко мне. Получится, погибну в бою, а не улыбнётся удача, буду долго мучаться. Вот же блин! Сам не заметил, как быструю смерть стал считать великой удачей.
«Э-хе-хе-хе! Влип ты, Саша», – подумалось мне в этот момент. Я оглядел покорных селян, которые, видимо, уже смирились со своей участью, и мысли мои перекинулись на обработку информации, полученной вчера от желающего выговориться Сурика.
Для нас, считающих себя цивилизованными, людей, дикари действуют подобно животным, без всякой системы и планирования, и в этом есть доля правды. Они идут на поводу своих инстинктов, интуиции и обстоятельств, не пытаются обойти препятствия на своём пути, а уничтожают их. «Зверьки» не желают выбираться из той ямы, в которой оказались, а просто живут и убивают всех, кто не похож на них. Тот же Сурик и подобные ему люди – исключение, которое подтверждает правило. Одичавшие люди заменили слова сокращениями, которых чем дальше, тем становится всё меньше. Сколько слов в словаре среднего «зверька»? Тысяча – максимум, не больше. Про книги или умение писать можно не говорить, вымирающие патриархи, шаманы и некоторые особо продвинутые старые вожди ещё понимают, что такое буквы, а рядовой член племени плевать на всё это хотел. В повседневной жизни ему это не требуется, он озабочен более простыми, приземлёнными вещами.
Однако при всей отсталости и дикости общество дикарей имеет некие внутренние законы и ритуалы, и они совсем не так примитивны, как считают в цивилизованном обществе. На мой непрофессиональный взгляд, каждое племя дикарей держится на двух точках опоры.
Первая такая опора – это право сильного. Чем круче и яростней в бою воин и чем больше вражеских черепов в его подвале или вигваме, тем больше ему уважения, самок и почёта и тем выше его авторитет. Общество подмечает его успехи, вокруг него образуется круг из поддерживающих его товарищей, и они толкают его на вершину власти, на место вождя. Приходит время, и воин бросает вызов правителю, тот его принимает, и между ними идёт схватка до смерти. Если победит более молодой боец, то он и становится новым вождём, а все самки и богатства прежнего хозяина племени достаются ему. А если выигрывает вождь, то этим он подтверждает свой статус и поднимает собственную репутацию на ещё одну ступеньку.
Вторая точка, как это ни странно, – семья, в которой царит жёсткая дисциплина. Отец семейства подчиняет всех близких своей воле. Он – высшая власть над самками и подростками, и любой случай непослушания карается очень и очень жестоко. Сам же он при всём при этом обязан трепетать перед главой рода, который руководит объединением в несколько семей, а тот подчиняется вождю своего племени. По местным законам именно глава рода полностью отвечает за всех своих близких, которые могут оступиться и совершить некий проступок, за который лично они не несут никакой ответственности. В любом случае наказание полностью ложится на главу нескольких семей, который может перекинуть его на весь род или изгнать провинившееся семейство. И продолжается всё это до тех пор, пока не сменится вожак, который может погибнуть в бою или на охоте. После этого его близких заберёт себе другой воин из семьи, а молодёжь разбежится, девушки уйдут в новые семьи, а парни в возрасте тринадцати – четырнадцати лет направятся в войско. Всё вместе это цементирует общество «зверьков», заставляет их держаться в племени и брать пример для подражания со своих старших.
Кроме основного костяка племени, самых обычных дикарей, как я уже и говорил, существуют некоторые граждане вне общества. Конечно, это патриархи, своего рода распространители информации, хранители знаний и просто опытные люди. А помимо них есть служители примитивных религиозных культов, немного шаманы и колдуны, но в большей степени самые обычные шарлатаны с хорошими актёрскими задатками, передающие свои умения и должность по наследству. Хотя насчёт шарлатанов, скорее всего, я погорячился. Тот самый отряд, который вышел на место нашей стоянки, вёл как раз такой шаман. Следов он не видел, ветер дул на нас, собаки воинов не чуяли, и замаскировались мы мастерски. Однако он точно указал место, где мы прячемся, и что это, объяснить пока нельзя. Может, чутье, а возможно, некие экстрасенсорные способности. Ладно, ломать над этим голову пока не стану.
Что касается самого племени и его судьбы, то в данном вопросе я ничего для себя нового не открыл. Имеется племя, оно кормится охотой и собирательством, про скотоводство и землепашество «зверьки» забыли. Размножаются дикари очень быстро, и, даже несмотря на высокую детскую смертность, их численность увеличивается небывалыми темпами. Племя держит за собой какой-то участок земли, которого ему хватает на прокорм, и, когда эти владения уже не в состоянии прокормить имеющееся в сообществе количество ртов, начинается отселение молодёжи и самых буйных воинов, опасных для вождя. Этот процесс происходит вполне спокойно, без конфликтов. Молодые воины, женщины и те из стариков, кто желает их сопровождать, покидают родные для себя места, объединяются с такими же группами и образуют походную орду. Дальше всё понятно: начинается борьба за место под солнцем. Дикари выбирают из самых сильных и удачливых воинов военного вождя, идут в одном им известном направлении и уничтожают всё, что им чуждо.
Чем эти знания могут мне помочь? И так думал, и эдак, и пришёл к выводу, что никак. Сейчас необходимо действие, а в моём теперешнем состоянии сбежать трудно – вокруг стойбище, не меньше полусотни воинов, больше тысячи женщин и подростков, а помимо них ещё и боевые псы. И мне остаётся только дожидаться дальнейшего развития событий и готовиться к похоронам Кусаки.
За размышлениями прошло около часа, и повторилась вчерашняя ситуация: появился дикарь в «шотландской» юбке, селяне ломанули на выход, а мы с Никитиным следом. Снаружи меня уже ждал откликающийся на кличку Ки помощник Сурика, и я вновь оказался в подвале патриарха, который к моему приходу расстелил на полу свою верхнюю одежду, линялую шкуру, сидел на ней и сосредоточенно жевал сухое мясо. Он молча указал мне на ту же кучу одежды в углу, я сел и попросил:
– Сурик, дай поесть что-нибудь.
– Тебе еда без надобности, – вытирая сальные руки о шкуру, развязно ответил патриарх, и по его голосу я понял, что он находится в лёгком подпитии.
– А кто-то говорил, что мне ещё жить да жить…
– Ты ничего ценного не сказал.
– Как спросили, так и ответил. Да и вообще, мне кажется, вам вовсе не нужны мои знания о внешнем мире.
Почему-то нахмурившись, Сурик сделал глоток из своей фляги, в которой сегодня находилась отнюдь не вода, крякнул, кинул в рот очередной пластик мяса и с набитым ртом пробурчал:
– Это ты правильно заметил, нам ваши новости особо и не требуются. Только старики вроде меня ещё хотят их знать, но с каждым годом таких становится всё меньше. Да и не моё это дело – решать, кому жить, а кому умереть.
– Тогда зачем жизнь предлагал, если ты никто и зовут тебя никак и такие вопросы не в твоей компетенции?
– Но-но, – старикашка погрозил мне указательным пальцем, – ты, капитан, говори, да не заговаривайся. Вчера я ещё не всё про тебя знал. Думал, что на пару с шаманом прикрою тебя на некоторое время, но Кося на тебя посмотрел, когда ты от меня выходил, и сказал, что подобных тебе людей надо сразу уничтожать. Слишком вы опасные. И спасибо скажи, что ты ещё дышишь, а то он предлагал тебя сегодня ночью придавить.
– Спасибо. – Я не спорил и решил действовать так же, как и при прошлой нашей встрече, то есть поддакивать и со всем соглашаться.
Старик прищурился, довольно усмехнулся и, закинув в рот новый кусочек мяса, продолжил свои разглагольствования:
– Знаешь, как Кося хотел тебя прикончить?
– Нет.
– А хочешь знать?
– Тоже нет.
– А я тебе всё равно скажу. Вчера шаман великое камланье проводил, колдовал насчёт гибели врагов и победы наших воинов. Для ритуала ему были нужны пять человек. Их опоили хитрыми травками, чтобы, значит, они боли не чуяли, а затем живьём содрали с них кожу, только на ногах оставили. Потом людей завели в загон, возле шатра, где Кося живёт. Как действие травки закончилось и пленники осознали, что с ними сделали, их заставили бегать по кругу до тех пор, пока они не помрут. Кто последним на ногах остался, значит, тот наделён самой большой жизненной силой, и именно над ним проводилось основное колдовское действо. Из милости его добили, из мяса приготовили различные блюда, и этим кормили молодёжь, вроде как для того, чтобы они были сильными. Затем из шкуры сделают одежду для колдовских действий, а на сердце такого человека гадали и заговор составляли. Осознаешь, от чего я тебя вчера спас?
– Да, уважаемый Сурик. Спасибо вам.
Токтовидс прекратил жевать, посмотрел на застывшего у стены дикаря и указал ему наверх:
– Ки, выйди. Посмотри, что к чему.
Закутанный в шкуру «зверёк» покинул подвал без вопросов. Мы остались вдвоём, и при желании я мог бы убить Сурика голыми руками, но это не дало бы мне ничего, оставалось ожидать дальнейших действий старика, который бросил мне солидный шмат покрытого шерстинками мяса. По виду это была баранина, да и на вкус тоже. Сплевывая шерстинки, попадающие на израненный язык, я не спеша стал жевать мясо, наблюдая за Токтовидсом. Он тяжело встал, пошатываясь, зашёл в самый тёмный угол подвала, что-то там поискал и вскоре вернулся на свою шкуру. В его руках была небольшая старая книга в потрёпанной синей обложке.
– Что это? – поинтересовался я.
– Один из дневников профессора Шульгина, которые он вёл в период с декабря 13-го года по февраль 20-го. Мой учитель и воспитатель. Великий человек, случайно оказавшийся не в том месте и не в то время и за это пострадавший. Представь себе, капитан. Человек с мировым именем бросил безопасное место в бункере под Москвой, отправился бороться с чумой в одном из лагерей невдалеке от Казани, потерял всех своих друзей и был непосредственным свидетелем того, как люди превращались в тех, кого вы зовете «зверьки» и «беспределы».
– И зачем вы мне их показываете? Помирать скоро, так что эти бумаги мне без всякой надобности.
Сурик в каком-то недоумении посмотрел на дневник Шульгина, на его глазах выступили старческие пьяные слёзы, он машинально вытер их и произнёс:
– Не знаю. Думаю, что скоро отдам богу душу, и ищу того, кто бы эти бумаги к людям вынес. Я профессору обещал их в цивилизованный анклав отправить. Сорок пять лет с той поры минуло, все долги отдал, а этот не смог. – Он воровато оглянулся, мелкими быстрыми шажками подскочил ко мне, опустился рядом и быстро затараторил: – Бежать тебе надо, капитан. Понимаешь, к чему я веду?
Мне хотелось поверить в добрые намерения решившегося на благородный поступок патриарха, но я не повёлся. И хотя говорят: что у пьяного на языке, то у трезвого на уме, это неправда. Завтра Сурик протрезвеет и скажет, что пошутил. Ведь как тут ни смотри и ни думай, а если бы он хотел отправить бумаги Шульгина к людям, то давно нашёл бы способ это сделать. За примером далеко ходить не надо: уже месяц в стойбище обретается пленный егерь Родион Никитин, которому он мог бы самую малость помочь, и тот добежал бы до московских войск за двое суток. Впрочем, искренен патриарх или нет, непонятно, а я ничего не теряю и могу продолжать ему подыгрывать.
– Неужели мне побег устроишь? – поинтересовался я у Сурика.
– Да-а-а! – на одном дыхании протянул старик.
– А что взамен?
– Мне ничего не надо, только поклянись, что дневники профессора будут переданы куда надо.
– Клянусь!
– Хорошо, верю тебе. Завтра Ки тебя ко мне приведёт. Ты его шкуру наденешь, выйдешь в лес – и беги во все ноги. Где патрулей не будет, это я тебе точно скажу, так что фору часов в пять-шесть получишь.
– А собаки лагерные?
– Завтра все на московскую дорогу выйдут, будут готовиться к встрече нашего славного боевого вождя, угробившего половину войска ради того, чтобы один несчастный линейный батальон под Каширой разгромить. Не уничтожить даже, а только разгромить. В общем, уйдёшь чисто.
Сказав это, Сурик вернулся на свою шкуру, сделал из фляги несколько глотков своего алкогольного напитка, попытался затянуть какую-то песню, но вскоре замолчал и вырубился.
Патриарх лежит на шкуре, а я, пока не появился Ки, прошёлся по помещению. Ничего интересного не нашёл. Моих вещей здесь нет, оружия тоже. Зато наелся от пуза и обнаружил флягу с чистой водой. Так бы я и сидел здесь себе спокойно до наступления ночи, но появился мой сопровождающий, который проверил Сурика, удостоверился, что он жив, и потянул меня на выход.
Снова я в темнице. После сытного обеда клонит в сон, но только я закрыл глаза, как почуял какие-то изменения внутри себя. Что это такое, я сразу и не понял, а когда осознал, то от радости, несмотря на своё не самое здоровое состояние, чуть до потолка не подпрыгнул. Где-то совсем рядом находился Лихой, присутствие которого на близких расстояниях я мог чувствовать. Разумный пёс был недалеко, максимум метров за сто от меня. По волосам пробежали мурашки, Лихой послал свой зов, его эмоции излучали спокойствие и удовлетворение тем, что я жив, и сам посыл говорил о том, что меня не бросили, про меня не забыли.
Выжил, значит, четвероногий друг, ушёл от погони и благодаря своей повышенной регенеративной способности смог быстро восстановиться. Возможно, он привёл бойцов отряда, а может, и один пришёл, но и это немало. Теперь-то поборемся за жизнь, и шанс на спасение из эфемерного стал вполне реальным.
Лихой попытался мне что-то передать, но у него ничего не вышло, а вскоре заворчали боевые псы стойбища, которые, наверное, почуяли чужака. Ощущение присутствия разумного пса у меня исчезло, и вскоре мои глаза закрылись и я провалился в крепкий спокойный сон. Завтра будет новый день, и если не случится чего-то неожиданного, то я смогу попробовать осуществить побег, но для этого мне понадобятся все мои силы, а значит, необходимо выспаться.