Глава 24

Лайо не любит, когда его отрывают от работы, поэтому тот, кому он нужен, не стучит в дверь, а просто садится и ждет. Для этого на защищенном от дождя крыльце с видом на реку стоит удобная деревянная скамья. Морган откинулся на спинку, потряхивая натруженной рукой. Передвигаться с тростями легче, но, ступая на больную ногу, приходится наваливаться на трость всем весом, отчего вся правая половина туловища потом горит огнем. Решение попросить об умерщвлении не вызывало ни страха, ни волнения и никак не отзывалось в теле, словно он уже мертвец. Глядя на вспенивающиеся между камнями прозрачные струи, он гадал, как отнесется Лайо к его просьбе. С такой просьбой обращаются пораженные скверной, смертельно больные и иногда – глубокие старики, которым кажется, что их тела начали рассыпаться, как у древних Асуров, – этот страх все еще сидит в подсознании, а в старости раздувается у некоторых до фобии.

Прошло не меньше получаса, прежде чем щелкнул засов и на порог величаво выплыл хозяин. Короткий наклон обвязанной белым платком головы пригласил его изложить суть дела – по возможности кратко и побыстрее.

– Приношу извинения за беспокойство, Лайо. Я пришел попросить тебя об услуге. – Ладони внезапно взмокли, и Морган запнулся. «О нет! Он сочтет это сиюминутной прихотью помешавшегося от горя придурка». – Мой жезл… – забормотал он. – Я не обнаружил его среди своих вещей, когда вернулся домой после лечения. Видимо, он остался в пещере, где меня завалило. Прошу тебя изготовить для меня другой. – Еще большая глупость. Он все равно почувствует подоплеку.

Мастер клинка-и-жезла выдержал паузу. На его лице не отразилось ни удивления, ни задумчивости. Никаких эмоций вообще. Потом вздернул подбородок и с достоинством изрек:

– Нет. Распоряжение главнокомандующего! – Дверь закрылась.

«Ах ты… Небожитель». Морган едва сдержал порыв хватить кулаком по скамейке. Опередил на несколько ходов. Ну да, с неба виднее. «Какое право ты имеешь решать, кому жить, а кому умирать?» Он порывисто вскочил и, стиснув челюсти, похромал к штабу. Дорога неблизкая и не слишком ровная, но боль и негодование хлестали его, как всадник выдохшуюся лошадь, заставляя передвигать ноги активнее.

Спускаясь с крутого каменистого пригорка, Морган нечаянно поймал ступней – больной конечно же ноги – петлю какого-то корня. Крепкий как трос, корень жестко вывернул голеностоп. Морган зашипел от боли, зато его падение прекратилось. Злосчастный склон сбегал к хижине Каулы. Пока Морган собирал себя и трости, Каула, уловив его Даром, появилась в дверях. Помахала ему единственной здоровой рукой – другая висела плетью. А потом решительно двинулась навстречу, жестом подзывая к себе. Морган напрягся. Не затем ли, чтобы, пользуясь его бедственным положением, обсудить возможность совместной жизни? По весне дуреет не только молодежь.

Одинаково неуклюже они стиснули друг друга в дружеском объятии.

– Сломала? – Морган с беспокойством кивнул на бинты, выглядывающие из-под серой шерстяной рубашки.

Каула улыбнулась своей задорной, широкой улыбкой, молодящей ее лет на двадцать.

– Пустяки. Глупая лошадь. Дар говорит мне, что кость уже срослась, но Тайнер все равно не берет меня в следующий рейд. Что заставило затворника покинуть скит?

– Да вот… – Морган покусал губу. – С Илласом надо перекинуться парой слов.

– Так ты это называешь. А я-то думала, разнести штаб. – Каула взяла его под локоть, помогла преодолеть последний наклонный участок, и они побрели через мощенный естественным каменным настилом дворик в сторону скамейки, стоящей спинкой к хижине, на южной стороне. Отбрыкиваться невежливо, да и подвернутая нога требует отдыха.

Пока Морган ерзал на скамейке, ища наименее болезненное положение тела, и растирал пульсирующий болью сустав, Каула принесла чай. Она уселась рядом, подобрав под себя ногу.

– Сочувствую по поводу прибавления в семействе.

– Да уж, это прибавление… – с грустной усмешкой пробормотал Морган. – Мама всегда мечтала о ребенке, который был бы при ней. Мечты имеют свойство сбываться.

Некоторое время молчали. Каула смотрела на небо и задумчиво помешивала чай деревянной палочкой. Небо предвещало шквальный ветер, а возможно, и кое-что похуже. Толстое одеяло слоистых облаков, покрывающее левую, ближнюю к горам половину небосвода, напоминало бурное море и пустыню с барханами, если бы барханы могли быть сизо-фиолетово-белыми. На второй половине светило солнце. В ожидании, когда остынет чай, Морган откинул голову назад, подставив лицо начавшим пригревать лучам и гадая, каким будет продолжение.

– Не думаешь обратиться в Храм?

Он замычал от облегчения и растерянности. Неожиданный вопрос, хотя и уместный. Странно… Бросив когда-то эту мысль Соуле, сам он не озадачился ею ни на мгновение.

– Я не в том состоянии, чтобы лазать по горам, – оправдался Морган перед собой.

– Там не нужно лазать. Отсюда до озера Донг – врата. Местность довольно пологая, проходимая. Тех, кто хочет помолиться, жрецы встречают на воде – там, где в озеро впадает река.

– Ага, слышал. Если сочтут твою проблему достаточно серьезной, чтобы пустить тебя в святилище. Они что-то сделали со своими вратами, чтобы те, кому не следует, не разбежались, а посторонние не беспокоили. Нас бы хоть научили.

– Твоя достаточно серьезна, Мор.

Снова наступила тишина. Стал слышен далекий шум порога и верещанье птиц. Морган проследил за взглядом Каулы и обнаружил, что его пальцы отбивают нервную дробь по скамейке. Потянулся за кружкой, чтобы занять их более полезным делом.

– Не уверен. А кое-кто даже доволен тем, что я беспомощный и прозрачный. Вот дерьмо! – Кружка выскользнула из внезапно онемевших пальцев, и Каула нагнулась, чтобы поднять ее. – Пустяки. Не обращай внимания. – Морган начал растирать кисть, пытаясь оживить пальцы. – Там какие-то нервные связи нарушились из-за перелома позвоночника. Это со временем пройдет. – Он кашлянул и поспешно отвлек внимание Каулы от изучения его Манны, которое угадывалось по пристальному расфокусированному взгляду. – А как было с тобой? Там, в Храме.

Каула со вздохом качнула головой. Результаты ее наблюдений явно расходились с его успокаивающими словами. К счастью, у нее хватило сочувствия не предлагать наполнить кружку заново.

– Лодка спрятана в прибрежных кустах. Но ее заметит только тот, кому действительно нужно попасть в Храм. Мне потребовалось полдня. Я раз пятьдесят прошла мимо места, где она была привязана, прежде чем увидела. Словно ее не было, а потом она вдруг появилась.

– Не было, а потом вдруг появилась, – недоверчиво фыркнул Морган. – Тебя околдовали, а ты и не заметила.

– Это действительно похоже на легенду, но так и есть. Жрецы каким-то образом при помощи Дара меняют восприятие местности, так что разные люди видят ее по-разному. Один видит пропасть, а другой на том же самом месте – ручей. – Каула отвела за уши растрепанные первыми, пока еще слабыми порывами ветра светлые волосы. – Не знаю, как такое возможно. Так говорят. Околдовали меня позже. Я ведь не была в Храме. Если, конечно, они не сделали что-нибудь с моей памятью. Я села в эту лодку, погребла. Потом у меня вдруг закружилась голова, и я перестала двигать веслами – последнее, что помню. Очнулась посреди озера, с ответом на свой вопрос. Я не сообразила сразу взглянуть на солнце. Сделала это уже у врат. По моим прикидкам, прошло не больше двух часов.

Морган расправил плечи, потирая спину: чувствительность пальцев вернулась, но закололо бедро и поясницу.

«Неплохо. Даже если заколдованная лодка – тоже сон».

– Ты не предашь своего одиночества, если на день покинешь его. Оно терпеливо дождется твоего возвращения, – ненавязчиво продолжила Каула ход его мыслей. – Я провожу тебя до озера.

– Да. Пожалуй. Вряд ли я сам пройду врата. – Морган благодарно сжал ее кисть и оперся на трость, с легким сожалением отрывая зад от скамейки. – Заскочу домой ненадолго.

– Хочешь идти прямо сейчас? – По лицу Каулы проскользнуло удивление, исчезнувшее так же быстро, как рябь с потревоженной бризом поверхности воды. Прежде чем Морган успел ринуться в извинения за излишнюю поспешность и уточнения, есть ли у Каулы свободное время, она твердо кивнула и поднялась вслед за ним. – Что ж, по крайней мере, мы сбежим от бури.

Бегство закончилось на большом плоском валуне, из-под которого вытекал ручей и, перепрыгивая с камня на камень, убегал вниз по склону. Всюду, куда хватало глаз, простирался безликий пейзаж – горы, покрытые ярко-зеленым ковром с серыми каменными проплешинами и белыми россыпями цветов. Здешняя весна на несколько недель опережала ивингскую, а время суток, наоборот, отставало. Солнце пряталось за восточными вершинами, резко очерчивая пики, и небо над ними светилось нежно-розовым сиянием. Морган усмехнулся при мысли, что даже приблизительно не знает, где находится это место на карте.

– Нам туда. – Каула махнула рукой вправо вниз и взяла Моргана под локоть.

– Я сам. Иди. – Он пропустил Каулу вперед и побрел со своими тростями следом, глубоко вдыхая пряную утреннюю прохладу. Из-за ослабления организма за время, как пренебрежительно выразился Тайнер, вылеживания, переход через врата вызвал приступ дурноты.

Спуск оказался протяженным, но более пологим, чем представлялся сверху. В единственном крутом месте из обломков старых лодок были выстроены длинные широкие ступени, которые Морган легко преодолел. Впереди, закованное в прочные скальные берега, мерцало серебристо-голубое зеркало. Озеро растянулось на мили, а на север уходило так далеко, что противоположный берег сливался с небом. Взгляд перескакивал с утеса на утес и неизменно возвращался к поросли редких кустов по левую руку – единственному подходу к воде без риска сломать шею. Тут и пары сапог не спрячешь, не говоря уже о лодке. Нечто подобное Морган и ожидал увидеть. Каула, сколько он ее помнил, всегда обожала древние россказни и воспринимала даже самые бредовые из них с наивной серьезностью.

На ум вдруг пришла последняя услышанная от нее легенда – о гении жизни и гении смерти. Будто бы они рождаются вместе с человеком и встают у него за спиной, на расстоянии вытянутой руки – гений жизни справа, гений смерти слева. И начинают свой путь по кругу. Где-то между сорока шестью и сорока семью годами они встречаются и решают, человек больше жив или больше мертв. В первом случае он получает дары Богов, во втором – умирает от болезни или несчастного случая. Ничей Дар ни разу не обнаруживал в упомянутых местах ничего, что могло бы сойти за этих двух сущностей, а умирали в разном возрасте, легенда, однако, продолжала жить. Из-под желудка выплеснулся необъяснимый панический страх. Морган почувствовал дрожь в ногах. С каждым шагом дрожь усиливалась и расползалась по телу. Каула бросила обеспокоенный взгляд через плечо, а потом остановилась.

«Не дрейфь, придурок! – выругал себя Морган. – Да, тебе сорок шесть. И что? Самое худшее, что может случиться, с тобой уже случилось».

А вслух сказал с наигранной небрежностью:

– Лодки нет. Может, мне покричать бранные словечки? Сакральные вибрации. По воде звук разносится далеко. Вдруг поможет? Как-то же жрецы чувствуют, когда сюда кто-то приходит по их души.

– Ясновидение, – предположила Каула. Ее лицо оставалось серьезным и озабоченным. – Не торчат же они на вратах круглые сутки в ожидании неизвестно кого.

Морган картинно поскреб затылок.

– В таком случае, может, у них найдется кто-нибудь с яснослышанием?

– Это первое, что я сделала, когда не обнаружила лодки. Даже Тайнер пристыдил бы меня, если б услышал. Мор… – Каула взяла его под руку.

«Довольно убегать от страха, – мысленно продолжил Морган. – Пора посмотреть ему в лицо». Он набрал полную грудь воздуха.

– Твой сон открыл тебе горькую правду о неизбежности неких обстоятельств, заставил принести жертву?

Каула с удивлением повернула голову:

– Жертву? Он сделал меня более сильной. Не знаю, от кого он пришел – от Богов ли, от жрецов, из глубин ли моего существа. Этот Источник, чем бы он ни был, не требует от нас никаких жертв. Скорее он хочет, чтобы мы… – Она задумчиво почесала свой длинный нос. – Были в большей степени самими собой.

– Это твой опыт. Мой может оказаться другим.

– Не сгущай краски. Это целебный бальзам, а не меч. Если хочешь, я…

– Возвращайся, – вежливо отрезал Морган. – И встреть меня здесь завтра на закате.

Каула нахмурилась, но не возразила. И продолжала идти рядом.

– Возвращайся, – повторил Морган. – И если моя мать поднимет бучу по поводу моего исчезновения, скажи ей, что умом я не тронулся и скоро вернусь.

Они медленно спустились к мелководью озерной долины, где из щелей между валунами торчали кусты ракитника. В длинных продолговатых листьях, источающих сладковатую свежесть, шелестел утренний бриз. Рука Каулы соскользнула с его локтя, и Морган благодарно кивнул в ответ на тихое: «Хаурангъя!»

Некоторое время он смотрел на искрящуюся воду – отсчитывал время, дожидался, когда Каула дойдет до врат и он останется наедине с этим зачарованным местом. Наверное, надо сосредоточиться на своем вопросе. Для начала неплохо бы его сформулировать…

«Как жить дальше?»

В груди клокотнул нервный смешок. Видно, он здорово поглупел за время болезни: кроме этой нелепицы на ум ничего не приходит. Наплевать. Тот, кто явится его встречать (или не явится?), считает информацию о нем и так. Он побрел по полоске песка, обследуя тростью береговую линию и прохлопывая, насколько палка достает, воду: лодка, какое заклятье на нее ни наложи, – материальный предмет, деревянный, а значит, осязаемый. Следов на песке нет. И вообще ничьих следов нигде, словно кроме птиц здесь никто не бывает.

Уткнувшись сотни через три ярдов в массивные неприступные скалы, проделал обратный путь, прочесал в той же манере берег по правую руку, чтобы убедиться: местность такова, какой ее видят глаза. Остается тупо ждать, когда кто-нибудь приплывет или нашлет колдовство. Взгляд набрел на относительно плоское, залитое солнцем местечко в скалах. Морган снял и расстелил на звездочках болотно-зеленого мха кожаный плащ.

«Колдовство предпочтительнее, – думал он, укладываясь на спину, лицом к солнцу. – Вдруг жрецам как условие допуска в святилище потребуется чистосердечное признание во всех прегрешениях?»

Жрецы – это хуже, чем все старейшины, взятые вместе. Моргану вспомнились слова Марго о том, как велика разница между общением со священниками и тонким эмоциональным контактом с нетленными останками святого отшельника. Жрецы во всех мирах одинаковы. Они – хранители традиций и блюстители соблюдения установленных столетия назад правил. Правил, которые касаются кого угодно, только не их самих. На отдельного человека жрецам начхать. Им важно, чтобы гигантское колесо бытия, в центр которого они себя водрузили, – источник богатства, добытого чужими руками, пропитанного кровью воинов, – не сворачивало с накатанной колеи. Если кого-то раздавит во имя всеобщего неизвестно чего, значит, так надо.

«О Боги, я не хочу общаться с Вами через посредников. А впрочем, делайте что хотите. Только не боль. Я устал жить с мечом в груди».

С этими мыслями Морган задремал.

Проснулся он далеко за полдень. Повторное исследование берега привело к печальному, но вполне ожидаемому результату: никаких зачарованных лодок. Помянув высокомерных лентяев из жреческого сословия недобрым словом, Морган улегся на прежнее место. При помощи дыхательных упражнений загасил нарастающее ощущение безнадежности, и ему снова удалось уснуть. По наработанной у Хары привычке он продрых до вечера и, если бы не боль в пояснице и бедре из-за неудобной позы, захватил бы и часть ночи. Морган сел и начал растирать спину. Над сиреневатой водой, отражающей небо, царила тишь, изредка нарушаемая криками уток. Сквозь облака просвечивали луны – половинка одной стояла в зените, серпик второй выглядывал из-за восточных хребтов, подернутых синеватой дымкой тумана. Отсутствие реакции жрецов начинало нервировать. И даже сновидения… которых не было. Приснись хотя бы какая-нибудь чушь или кошмар, их можно было бы попытаться расшифровать.

К моменту, когда Морган закончил третий безрезультатный обход берега, стемнело, а озеро заволок туман. Что теперь? Продолжать ждать? Продолжать спать? Доверчивая к легендам Каула внушила себе, что непременно должна получить совет от Богов. И получила без чьего-либо содействия, от самой себя. Самооколдовывание.

«Я не смогу обмануть себя».

Единственная странность в этой истории – таинственное появление лодки. Могла ли Каула не заметить ее сразу просто потому, что ее глаза были застланы легендой? Морган опустился на валун, наклонился вперед, потягивая ноющие мышцы. Поторопился. Прежде чем мчаться сюда сломя голову, надо было расспросить кого-нибудь еще, кто имел дело с Храмом. Взгляд упал на гладкую поверхность озера, не нарушаемую плеском рыб. Может, это озеро – обман зрения и на самом деле это огромная лужа по колено глубиной?

Морган опустил руку в воду: возле берега вода прогрета настолько, насколько позволяет весна. Почему бы и нет? Лучше действовать, чем ждать чуда. Он бросил трости, скатал и обвязал вокруг пояса плащ. Сапоги… Снять или оставить? Ну их! И плюхнулся в воду, с ясным осознанием того, что вплавь искать место, где в озеро впадает река, которая, возможно, существует лишь в легенде, – одна из наиглупейших идей, когда-либо его посещавших. Нет, не лужа. Ногой дна не достать. Но вода не ледяная. Значит, здесь бьют горячие ключи.

Плыть оказалось легче, чем ходить. Даже приятно, словно мышцы нуждались именно в такой нагрузке. Ярд за ярдом… И вот уже берега затерялись в темноте.

«Куда я плыву? Я даже не знаю, с какой стороны река. И если даже я отыщу ее, что дальше?.. Любопытно, чужая воля мною движет или все еще своя?»

Удовольствие от заплыва постепенно испарялось, а тело начало деревенеть и тяжелеть. Морган попытался освободиться от сапога, надавив на пятку другой ногой. Глотнул воды, закашлялся и едва не пошел ко дну. Поздно. На берегу надо было думать. Гребаные жрецы. Сколько жаждущих помощи Богов осталось там, на дне? Или, может, жрецы действуют подобно тому, как некоторые учат плавать своих детей – выкидывают в воду в глубоком месте: хочешь жить – плыви. Ребенку, конечно, не дадут утонуть. Кауле подсунули лодку.

«А как будет со мной? По Высшей Справедливости. Как лучше для всех».

Все же миром правят Боги, а не жрецы. Моргана охватило своеобразное облегчение: так бывает, когда стрела уже выпущена, но еще не достигла цели.

«Отдышусь и поплыву дальше. Буду двигаться, пока хватит сил».

Он перевернулся на спину и стал смотреть на звезды. Ветер разорвал туман, и сияющие точки щедро усеяли глубокую черноту небес. Они были так близко, что казалось, достаточно протянуть руку. Среди звезд выделялась одна – крупная, мерцающая оранжевым светом. В древности, по легендам, приговоренному полагалось высказать последнее желание. Морган обратился к оранжевой звезде: «Пускай нежный полевой цветок, прелестный в своей скромности, достанется достойному – тому, кто без Дара разглядит за внешней сдержанностью сияние звезды».

Пристроить милую застенчивую девчушку в надежные заботливые руки – не слишком сложная задача для Богов, пусть даже девчушка из другого мира и поклоняется другим богам. Все едино.

Звезда становилась все ярче и начала расплываться перед глазами. Она плавно скользила над водой, оставляя за собой искристую змеящуюся дорожку. Свет выхватил из клубов тумана силуэт в длинном темном одеянии с шестом в руке. На конце шеста блеснула горизонтальная, сужающаяся к концу полоса металла. Морган ошалело заморгал, стряхивая воду (слезы?) с ресниц. Неужели мифические бредни про безобразную костлявую старуху с косой – правда? Снова не заметил, как окочурился?

Совсем близко раздался всплеск, в плечо ткнулось что-то твердое. Онемевшие от холода пальцы инстинктивно попытались схватиться за предмет и соскользнули. Темная фигура наклонилась, под мышки просунулись руки, дернули Моргана вверх, в грудь врезался раскачивающийся бортик лодки. Его тянули и тянули, пока наконец его негнущееся мокрое тело не рухнуло внутрь. Женский голос ворчливо пробормотал «чудило» или что-то в этом духе. Шевелиться не было сил, и Морган все еще не мог восстановить дыхание. Так бы и лежать, уткнувшись лицом в пахнущий просмоленной древесиной, высохшими водорослями и застоялой водой решетчатый настил. И чувствовать под собой твердую поверхность. Отдыхать Моргану не позволили. Женщина принялась тормошить его, пытаясь привести в сидячее положение. Ее ладони казались ледяными. Морган не помогал ей. Он все время пытался поднять голову, чтобы рассмотреть свою спасительницу, но голова падала на грудь.

Когда его усадили, точнее, довольно компактно для его роста сложили и привалили к борту, он наконец нашел в себе силы разогнуть шею. На него в упор смотрело безносое лицо с огромными черными глазницами. Морган крякнул от изумления. Приподнялся, высматривая среди посеребренной звездами черноты плавающее лицом вниз тело. И не увидел. Очевидно, сапоги все ж таки утянули его на дно.

– Я умер? – простодушно уточнил он.

– Смерти нет, – последовал бесстрастный ответ.

«Значит, умер».

Морган с облегчением рухнул обратно, но промазал, угодив лбом в колени Смерти. И обнаружил, что так лежать гораздо удобнее. Его чем-то укрыли, сделалось темно, тепло и уютно, словно он вернулся в материнское чрево. Слов не было. Вместо них хлынули слезы. Слова пришли позже, и понеслись стремительно и неудержимо, как снежная лавина с горы.