Глава 25

– О великий Творец, на восходе дня мы славим тебя, – певуче произнес голос.

Морган потряс головой. Вокруг было светло. Он полулежал на дне лодки, накрытый кожаным плащом. Мокрая одежда липла к телу, в сапогах хлюпала вода, но холода не ощущалось. Что это было? Характерный сладковатый привкус во рту, какой бывает при пробуждении, отсутствует. Значит, не спал.

Лодка скользила по извилистому протоку, зажатому между каменными берегами, – настолько узкому, что его ширины едва хватало на размах весла. Берега сплошь заросли деревьями – местами их кроны почти смыкались над головой. Сумрачно-зеленоватый воздух был по-утреннему густым, налитым сыростью, а прозрачная вода приняла оттенок усеивающих песчаное дно мелких округлых камушков, отчего казалась бирюзово-молочной. Сочетание тихой сонной воды, буйной зелени, такой непривычной в горах, и укутанных мхом камней завораживало. На веслах сидела женщина, одетая как воин – кожаные штаны и кожаная безрукавка поверх рубашки, – загорелая и широкоплечая. Длинные, русые с серебром волосы болтались сзади конским хвостом. Ничего похожего на шест с металлическим лезвием в лодке не наблюдалось. За спиной жрицы стояла погасшая масляная лампа.

Прикинулась Смертью. Ну просто вершина остроумия. Помешались на легендах. Сами небось их и выдумали.

– А где твоя коса? – язвительно сострил Морган.

Жрица улыбнулась, вызвав у него ощущение, что из-за облаков вышло солнце.

– В твоем воображении. Когда в следующий раз надумаешь отправиться в плавание без лодки, разуйся и прими внутрь чего-нибудь покрепче. Еще немного, и мне пришлось бы вытягивать из воды труп.

Моргана охватило гадливое чувство, будто его вывернули наизнанку. Эта женщина околдовала его, чтобы он потом не мог никому рассказать, как добраться до Храма. Ах нет… Чтобы выведать, зачем он сюда явился! В первом случае его бы просто усыпили. Хитро придумано. А пробудившая его от забвения фраза, безусловно, действует как якорь. Содержания собственных излияний Морган не помнил, но сильно подозревал, что за время пути вывалил жрице всю свою подноготную.

– Ты околдовала меня, – обличающим тоном констатировал он. – Вы все здесь заколдовали. Одним трупом больше, одним меньше – вам наплевать.

– Ты потерял сознание от нервного и физического истощения, когда мы проходили врата, – миролюбиво объяснила жрица. – Меня зовут Мэгдан. Я провожу тебя до места, где мы принимаем гостей.

Начавшее разгораться негодование угасло. Сколько слезливых исповедей она слышала за свою жизнь? А сколько еще услышит? Он для нее – не более чем один из многих, обратившихся за помощью. Через несколько часов он покинет Храм и больше никогда не увидит эту женщину. В конце концов, он добился своего: жрецы его приняли.

«А примут ли Боги?»

Морган перегнулся через борт – попил и умылся. Холодная вода освежила его, и он успокоился окончательно.

– Хочешь, погребу? – предложил он, чтобы загладить свою вину за вспышку гнева.

Мэгдан мотнула головой:

– Мы почти прибыли.

Полмили по протоку вывели их в небольшое округлое озеро. Крутые, поросшие хвойным лесом берега создавали ощущение ямы и… чистого беспредельного покоя, не оскверненного ни движением, ни временем, ни мыслью. В середине озера на заякоренном плоту высилась маленькая аккуратная хижина из красновато-коричневых бревен. Не круглая, по традиции, а прямоугольная, с плоской крышей, поддерживаемой четырьмя деревянными столбиками. Очевидно, это и есть молельня. Что ж, идеальное место для глубоких размышлений и общения с Богами.

Еще несколько гребков, и борт лодки мягко стукнулся о край плота. Не желая показывать жрице, как он рухнет при попытке встать на ноги, Морган перебрался на плот ползком. Глядя на Мэгдан, обматывающую веревку вокруг кнехта, он думал попросить открепить весло, чтобы использовать его вместо трости. Изо рта успело вырваться только невразумительное мычание. Жрица подала ему руку. Но едва он выпрямился, убрала ее со словами: «Иди. Ты можешь идти сам». Морган сделал неуверенный шажок… другой. И правда… Его пошатывало от слабости. Немного кружилась голова. Однако на больную ногу он ступал спокойно, шаги не отдавались болью ни в спине, ни в ягодицах. Не временное ли это явление, вызванное воздействием Дара Мэгдан и особой аурой места?

На широком крыльце, обводящем хижину по периметру, жрица сняла сапоги. Морган последовал ее примеру. Внутри, несмотря на промозглый зеленоватый сумрак вокруг озера, было светло, тепло и сухо. Льняная шторка, разделяющая комнату на две половины, заколыхалась, когда Морган и Мэгдан, войдя, впустили поток воздуха. Большая печь-камин по центру, лавка и деревянный буфет высотой по пояс около торцевого окна, завешенного бежевой занавеской, составляли всю обстановку комнаты. Пол был застлан циновками. Запах чистоты и трав говорил о том, что здесь занимаются приготовлением лекарств.

– Приляг, – предложила Мэгдан, отодвинув шторку, за которой обнаружилась постель. – Здесь, – указала она на кувшин, стоящий на плите, – горячий чай с ячьим маслом. От пищи во время пребывания у нас воздерживаются. Мне нужно успеть на утреннее богослужение. – С этими словами, брошенными уже с порога, она упорхнула.

Несколько озадаченный, Морган начал раздеваться. Должен ли он обратиться к Богам прямо сейчас, совершить некий ритуал, который, как предполагается, ему известен? Разложив одежду на лавке возле печки, он обтерся лежащим тут же чистым полотенцем, сделал несколько глотков чая и скользнул под одеяло, полный решимости выждать, когда жрица уплывет, а потом выйти наружу и повнимательнее осмотреть место.

Мгновение спустя Морган вздрогнул от длинного мелодичного звука, прозвучавшего, как показалось, в голове. Он открыл глаза.

– Накопление Силы, – улыбнулась своей солнечной улыбкой наклонившаяся над ним Мэгдан. – Сила – это первый элемент. Я произношу слова на Живом языке, как требует обряд. Я знаю, что ваше поколение почти не помнит языка предков, поэтому всякий раз буду переводить для тебя. С этого момента не задавай вопросов. Жду тебя в лодке.

Ну вот, сходил… Морган потянулся и сел. И в теле, и на душе ощущалась легкость и свежесть, какой он не помнил с юности, словно сон на безмолвном озере отсек буксировочный трос, тащивший тяжкий груз прошлого.

«Навсегда ли? Вспомню ли я все это потом или в голове останется такая же несуразица, как у Каулы?»

Рядом с постелью обнаружилась чистая, принесенная жрицей одежда. Морган надел тунику до колен, шерстяной плащ-халат, шерстяные гольфы и закрытые сандалии. Проходя мимо печки, пощупал собственную одежду. Почти сухая. Значит, проспал порядочно времени. О том же свидетельствовало и солнце, успевшее прочертить две трети неба.

Над озером царил все тот же покой. Ни голосов птиц, ни шума ветра, ни плеска воды. Морган забрался в знакомую плоскодонку, и Мэгдан погребла в сторону, откуда они приплыли утром. Теперь, в длинном светлом плаще с капюшоном, из-под которого с двух сторон спадали до талии распущенные волосы, она гораздо больше походила на жрицу. Раз нельзя задавать вопросов… Морган дождался, когда лодка выйдет в канал, – молчание озера не располагало к разговорам – и обратился к жрице:

– Удивительное место. Давно не чувствовал себя так хорошо. Я хочу сохранить воспоминания о нем. Пожалуйста, не стирай мне память.

По лицу Мэгдан проскользнула едва уловимая усмешка.

– Воспоминания останутся с тобой. Если хочешь сказать что-то еще, говори сейчас.

Морган заволновался. «Я потерял Дар», «я люблю женщину из чужого народа» и «я боюсь узнать нечто, отчего мне поплохеет еще больше» будет звучать одинаково глупо. Других вопросов, переиначенных в утверждения, у него не было. О чем говорить со жрицей? Он неуклюже улыбнулся и пожал плечами.

Ярдов через пятьдесят Мэгдан круто развернула лодку влево, в неприметный узкий заливчик, глубоко врезающийся в берег. Они проплыли залив до конца и причалили у высокой скалы, представляющей собой складчатую каменную стену. Прозвучало еще одно слово на древнем языке. Морган знал его: ожидание-в-молчании. Мэгдан вместо перевода прижала указательный палец к губам, а потом жестом показала Моргану встать рядом с ней лицом к скале. В тишине стало слышно, как вода перекатывает камушки на берегу.

Ожидание-молчание длилось четверть часа или около того. Морган уже начал в нетерпении переминаться с ноги на ногу. В какой-то момент луч солнца, проскользнув в залив, высветил длинную вертикальную щель в скале. Ширина щели позволяла протиснуться только боком, но дальше просматривался довольно свободный коридор.

– Благословение, – произнесла Мэгдан на обоих языках. Трижды пропела Мантру Прославления Огня Жизни и протянула Моргану раскрытую ладонь. Прозвучало следующее сакральное слово – «доверие», также известное Моргану. Он положил на ее ладонь свою. Крепко сцепив пальцы, они вошли в пещеру.

– Когда раскрывается элемент Доверие, – вполголоса заговорила жрица, – участники обряда полностью открываются друг другу, как во время целительства и любовной близости. Твой Дар ослаблен, поэтому от тебя в данном случае ничего не требуется. Мое сердце открыто, и я чувствую, что твое отвечает мне доверием.

Под ногами зашуршал песок. Морган приготовился к длительному спуску, однако Мэгдан остановилась, не сделав и дюжины шагов.

– Врата, – предупредила она на Всеобщем языке, на древнем же последовало настораживающее: «инициация».

Головокружение, дрожь в животе. Кромешная тьма. В глубь скалы врата перенесли их или за сотни миль в недра совсем другой пещеры?.. Ох уж эти жрецы! Дышалось очень легко, и Морган понял: они в гроте.

Мэгдан выпустила его руку. Светлое пятно ее плаща замаячило слева. От прикосновений пальцев к фитилям зажглись три свечи, высветив овал прозрачного озерца посреди грота с величественным полукруглым сводом. Из холщовой сумки жрицы друг за другом появились: оловянная чаша на высокой ножке, стальной кинжал, глиняная бутыль, прямоугольная шкатулочка из камня и костяной гребешок. Мэгдан аккуратно разместила все эти предметы на плоском камне у воды, а потом сбросила плащ, под которым совершенно неожиданно оказалась голой, и уселась своей роскошной, с прелестными ямочками задницей прямо на каменный пол. Многообещающе.

С некоторой нерешительностью Морган начал развязывать пояс плаща. Лицо Мэгдан озарила солнечная улыбка. Ага, значит, он действует правильно. Дело пошло быстрее. Обнажаемые части тела моментально покрывались мурашками. Быть может, жрица догадается сделать что-нибудь с холодом. Ей-то самой он, похоже, не очень мешает.

Пока Морган разувался, Мэгдан откупорила бутыль, перелила ее таинственное чернильно-черное содержимое в чашу. И снова солнечная улыбка, отметающая сомнения. Морган сел на колени напротив жрицы.

Мэгдан щелкнула над чашей пальцами:

– Огонь.

Жидкость вспыхнула голубым пламенем. Жрица загасила его ладонью, передала чашу Моргану и ободряюще кивнула. Он сделал осторожный глоток. Пряное, с ароматом меда, снадобье прошло внутрь легко, не обожгло ни горла, ни желудка.

Они пили по очереди, передавая чашу друг другу. Напиток вызывал странное ощущение расширения в голове и, казалось, разогревал вместе с телом и пространство вокруг. На последнем глотке Морган отметил, что все еще соображает, где, с кем и почему находится, а когда они с Мэгдан поднялись и спустились по камням в озеро – что сохраняет равновесие и координацию движений. Чудеса. Как, впрочем, и ее трюк с поджиганием жидкости.

Огоньки свечей затанцевали на потревоженной воде. Он чуть не взвыл, окунувшись с головой, по примеру Мэгдан. Ух, ледяная! И противно соленая.

– Вода, – донеслось сквозь бульканье в ушах. Опять только на древнем языке. Морган предположил, что жрица чувствует, значения каких слов он знает, поэтому не сотрясает воздух попусту.

Мэгдан мягко потянула его за руку, на мелководье, где они уютно уселись вплотную друг к другу. Морган прижался грудью к ее спине, и вода сразу перестала казаться холодной. Мэгдан открыла каменную шкатулку, внутри которой Морган отчетливо разглядел только конус благовония. Пальцы жрицы коснулись трав.

– Разделение.

Закудрявился дымок, потянуло теплым древесным ароматом, напоминающим запах отсыревшей коры.

«Почему не Воздух?»

Разделение означает отделение Манны от физического тела. Это слово, Морган помнил, неоднократно повторялось в мантре, которую напевала Соула перед тем, как вывести его из тела. Есть другие значения?

«Ай… Не все ли равно?»

Он поцеловал голое плечо. Ладони заскользили по бедрам Мэгдан и выше. Гладкая загорелая кожа. Возраст выдает только слегка обвисшая грудь; Мэгдан выкормила не одного ребенка. Любопытно, сколько ей лет? После сорока угадать возраст трудно. Особенно у женщин. А уж если перед тобой жрица… Ей запросто может быть и семьдесят, и восемьдесят.

«Разве это помеха?»

Провести остаток жизни при Храме, с ней, счастливо околдованным. Солнце, сияющее у нее внутри, исцелит все раны и вдохнет жизнь. Может, это и есть решение?

– Земля. – Мэгдан откинула голову назад, нежно провела гребешком по его бедру. От ее прикосновения Морган вздрогнул и судорожно глотнул воздух.

«Все, что угодно, хоть утопиться в этой луже».

Он принял гребешок. Потемневшие от воды волосы заструились между тонкими зубьями. Густые. Блестящие. Дышащие свежестью высокогорных ледников и ароматом рубиновых звездочек смолевки, которые так дивно благоухают по ночам. Мэгдан полушепотом забормотала что-то на Живом языке. Врата… Манна… Безвозмездный дар… Переход… Слияние… Кровь… Новое начало… Сила любви… Сила любви… Сила любви… Имена Богов через каждые три-четыре фразы… Остальные слова незнакомы или проговариваются слишком тихо и быстро, чтобы разобрать их. Не храмовый ли вариант брачного обряда?

«Если разговаривать нельзя, кивни. Ты ведь читаешь мои мысли».

Мэгдан не кивнула. Но спустя несколько минут, не прерывая молитвы, достала из шкатулки пузырек из темного стекла и вложила Моргану в ладонь, которая, в то время как другая рука занималась волосами, блуждала по ее телу. Душистое масло! Это больше чем кивок. Морган откупорил пузырек, смочил маслом ладони. Пахнет полынью. Странно. Для любви используют другие масла. Хотя это может быть смесь нескольких масел, которые в сочетании друг с другом дают горьковатый аромат. Взгляд скользнул по водопаду волос. Почему бы не начать с них? Он провел ладонями по волосам. Мэгдан тут же повернулась и поощрила инициативу поцелуем – нежным, но, увы, слишком быстрым. Потянувшись за ее губами, Морган ткнулся носом в затылок: жрица снова бормотала свою молитву.

«Или это я двигаюсь медленно? Снадобье? Ему пора подействовать. Так славно полыхало».

Морган глянул через плечо Мэгдан на свои руки, втирающие масло. Точно. Еле двигаются, соскальзывают с мокрой кожи. И огоньков на воде явно больше, чем свечей. И танцуют они слишком уж бурно. И мышцы расслаблены так, что вопят от восторга. Кроме одной, самой важной, которая просто пылает. Он поцеловал Мэгдан в висок; отодвинув волосы, скользнул губами по шее.

«Закругляйся, солнце мое. Тебя услышали все боги всех миров».

Мэгдан прижалась к нему теснее. Когда его руки добрались до бедер, раздвинула колени и уселась бочком… чтобы дотянуться до кинжала, лежащего среди прочих ритуальных предметов. Из круговорота непонятных слов скороговоркой вынырнули несколько знакомых:

– Богам не нужны молитвы. Молитвы нужны мне. А значит – тебе, – и растворились в древней мелодике.

Жрица оттяпала у себя густой локон, разделила на четыре пряди. Морган подавил радостный возглас. Те, у кого длина волос позволяет, делают из них шнурки и оплетки для брачных талисманов. Он с воодушевлением зажал в кулаке кончик пряди, который Мэгдан вручила ему, чтобы косичка не распускалась, и ее пальцы затанцевали над плетенкой.

Они закончились одновременно: душистое масло, косичка и молитва. Косичка вместе с пустым пузырьком отправилась на берег. Несколько минут Мэгдан, привстав, ковырялась в своей шкатулке. Дважды в ее руке промелькнуло что-то круглое. Морган ожидал увидеть деревянные бляшки, из которых вырезают брачные талисманы. Вытягивал шею, вертел головой, но тени падали так, что разглядеть не удавалось, а подниматься на ноги было лень. В итоге никаких новых предметов не появилось. Мэгдан просто закрыла шкатулку и села к нему лицом. Уголки ее губ поползли вверх. Мгновение предвкушения было восхитительным.

– Любовь, – прошептала Мэгдан на Всеобщем языке. А на древнем прозвучало слово, обозначающее один из духовных аспектов любви – Единение. Единение – глубокое взаимопроникновение и полное слияние Манны любящих, когда двое становятся одним.

Вслед за жрицей, сжимающей его руки, Морган перебрался на более глубокое место. Она положила его спиной на воду, поддерживая голову и бедра. Наклонилась. Ее губы нежно, любяще коснулись яичек, лобка, пупка, сердца, губ, лба. Ох… Он чуть ли не вскрикивал от каждого прикосновения. Морган нетерпеливо обнял ее, притянул к себе. Вода над головой сомкнулась. Мэгдан уселась на него верхом и выпрямилась. Что-то выкрикнула в пространство. Пропела какую-то мантру. Еще раз, и еще. Он дернулся глотнуть воздуха, но руки жрицы жестко пригвоздили его ко дну. Затуманенный разум резко вернулся в реальность.

«Эй! Мэгдан! – Морган вцепился в ее запястья. – Ты шутишь? Мне не нравится твоя игра!»

Никак. Проклятье! Сильная, стерва! Воздух в легких катастрофически иссякал. Морган судорожно замолотил руками и ногами. И тотчас обнаружил, что делает это в воображении. Тело лишь вяло подергивается, как иногда во сне: хочешь бежать быстро, а получается еле-еле.

«Мэгдан!! А ты-то, дурак, повелся. Чего еще можно ожидать от жрецов?»

Внезапно паника схлынула. Это закончится. Закончится очень скоро. И наступит покой – такой же, как на священном озере. Сквозь воду Морган увидел склонившееся над ним лицо жрицы со свисающими волосами. Губы зашевелились, по их движениям он угадал… это слово – последнее. Рука Мэгдан с силой надавила на его макушку, потом протянулась к берегу. За кинжалом! Потому что все остальное убрано в шкатулку.

«Но зачем ты устроила маскарад, Мэгдан? Что мешало тебе прикончить меня, когда я спал? По крайней мере, это было бы честнее!»

Сознание залил ослепительный свет. На мгновение Морган слился с ним. Будто смотрел на солнце, не испытывая рези в глазах, потом вошел в него и вышел, унося в себе его частицу. Все его существо пронзила горячая судорога. Любовный экстаз, усиленный в десятки раз. Совместный танец Духа, Манны и тела. Танец Жизни, который никогда не прекращается.

«Ты права, Мэгдан: смерти нет».

Удар в грудь. Обжигающая холодом темнота. Удушье. Полный рот… крови? Нет. Знакомого металлического привкуса Морган не ощущал. Зато ощущал вокруг себя воздушное пространство. Тело перевернулось на бок, изо рта выплеснулась озерная вода. Глоток воздуха. Выворачивающий наизнанку кашель. Новая порция солоноватой мерзости.

Морган чуть не околел, отхаркиваясь. Когда он, измученный, все еще жадно хватая воздух, перевалился на спину, тело тряслось, как в припадке. Рядом послышалась возня. Морган почувствовал, как несколько пар рук переваливают его на сухое одеяло. Заворачивают. Поднимают. Куда-то несут. Хлопок. Звон в ушах. Врата?

– Дар Жизни, – произнес на двух языках женский голос. Голос принадлежал не Мэгдан. – Жизнь – последний, тринадцатый элемент. – Морган распахнул глаза. Он лежал в знакомой постели, в домике посреди озера. Ночной мрак разгонял уютный свет свечи. Рядом сидела на корточках стройная молодая женщина со строгим, преисполненным самоуважения и решимости служить своему долгу лицом целителя, только вчера вылупившегося из подмастерьев.

«Где эта стерва, которая меня утопила?» – хотел выкрикнуть Морган, но захлебнулся воздухом и закашлял.

– Мэгдан нет, – ответила женщина на его безмолвный вопль. – Здесь только я, Ли. – Она с непонятным сожалением склонила голову, откинула со лба темно-рыжую челку. Теплые руки накрыли его беспомощное, трясущееся тело еще одним одеялом. – Лежи. Она провела очень полезный для тебя обряд.

Морган закрыл глаза, положил руку на нижнюю челюсть, чтобы зубы стучали не так громко. Что за варварский обряд? Какая польза от того, чтобы провести через начальную стадию смерти человека, побывавшего мертвым по-настоящему?

– Чай с маслом. – Голос Ли заставил его приподнять веки и повернуть голову. Жричка постучала ногтем по пробке стоящего в изголовье кувшина. – Какое-то время он останется горячим. А вон там, – ее рука показала в сторону буфета, – можешь оставить подношения. Но помни: они нужны тебе, а не Богам, поэтому оставляй то, что тебе дорого.

Ловко. Арр бы оценил. Морган натянул на голову одеяло. Расспрашивать ее о чем-либо бесполезно. Не слишком-то здесь щедры на объяснения.

«Вали отсюда».

Ли уселась рядом с постелью.

– Подыши глубоко, без пауз между вдохами и выдохами. Быстрее согреешься.

– Не буду, – буркнул Морган. «Чем давать советы, легла бы лучше под бок».

Такой способ согревания в Храме, видимо, не практиковался: жрица перебралась в ноги, сняла с них одеяло и стала нажимать на какие-то точки на ступнях. Некоторые места оказались ощутимо болезненными. Морган не лягнул ее только потому, что ему было лень совершать лишние движения. Массаж, однако, свое дело сделал: дрожь утихла, а ощущение качки начало ослабевать. И Ли оставила его в покое. Какое-то время из-за шторки доносились шорохи, выдающие присутствие жрицы. Потом тихо скрипнула дверь, и наступила тишина. Заснуть Морган не мог из-за света, все еще сияющего в голове, поэтому просто лежал с закрытыми глазами и наслаждался покоем. Не хотелось ни двигаться, ни есть, ни пить, ни о чем-либо думать. Просто парить в безвременье, созерцая свет внутри себя.

Через какое-то время стало жарко. Пришлось стащить с себя верхнее одеяло. Неплохо бы и приоткрыть окно. Духота как в бане. Морган приподнялся на локте. Убедился, что комната больше не кружится и не раскачивается. Держась на стену, медленно встал на ноги. Ступать по теплой циновке было приятно. Сквозь занавеску сочился серый утренний свет. Самая странная в его жизни ночь на исходе. Что она оставит после себя? Возле буфета его шаги замедлились. Три каменные чаши, ожидающие подношений. Рядом с каждой по свече – оранжевая, зеленая и желтая. Цвета Богов. Морган без особой надежды потер фитиль оранжевой: вдруг Дар проявится? Пламя не вспыхнуло, и он с унылым вздохом зажег свечи от огарка, освещающего комнату.

«Подношения нужны мне, а не Богам. Как и молитвы? Мне не жаль, но что изменят металлические кругляшки?»

Морган отогнал мысль о том, что ничего, кроме того, что чей-то карман, скорее всего кого-нибудь из верховного жречества, станет на дюйм толще. И опустил в чаши маленькие мешочки, предусмотрительно захваченные из дома: в сердоликовую – с золотыми монетами, пожертвование Творцу, в малахитовую – с серебряными, Мудрейшей. Над янтарной чашей он задумался. Земной Владычице обычно приносят в дар домашнюю еду. Что можно приготовить здесь? Морган приоткрыл дверцу буфета. Обе полки заставлены склянками с травами и настойками. Помявшись, он шагнул к лавке, где лежала его одежда, нащупал в кармане рубашки брачный талисман. В случае смерти брачного партнера талисман сжигают, а Морган до сих пор носил его при себе. Самое дорогое… Солнце с двумя лунами скользнуло в чашу. С чувством выполненного долга Морган вернулся в не остывшую еще постель. Теперь можно дрыхнуть до упора. Концовка известна: он проснется в лодке, посреди озера Донг, с готовым решением, как жить дальше, но без воспоминаний, как его облапошили.

Проснулся Морган там же, где заснул. Позевывая, окинул взглядом комнату. Ли не вернулась. В теле приятная слабость, голова немного кружится. Нет причин просыпаться, кроме переполненного мочевого пузыря. Не одеваясь, он вышел на теплые бревна плота. Листва береговых деревьев беззвучно трепетала на отсутствующем ветру. Темно-синяя вода лениво дремала под полуденным солнцем. У правого края плота покачивался причаленный каяк – длинный, рассчитанный на двоих. Морган беспокойно завертел головой: неужели ночевала?

– Туалетное ведро за домом, – услужливо подсказали слева.

С лавочки на крыльце радостно скалился сухой, лысый, прокопченный солнцем старикан. Не подай он голос, Морган не заметил бы его. И сам жрец, и его одежда сливались со стеной хижины.

– Угу. – Морган хмуро поплелся в сторону, куда указывала сморщенная рука. Явился за подношениями.

«Чтоб тебя ими стошнило».

– Большая глубина. И здесь никогда не бывает ветра, – пояснил старик, едва Морган вывернул из-за угла. – Озеро Молчания – так мы зовем это место. Голоса Богов можно услышать лишь тогда, когда замолкают все остальные. Одевайся. Дома доспишь.

– Я не слышал, – грубовато буркнул Морган. – И не покину это место, не получив того, за чем пришел. – В подтверждение твердости своего намерения он скользнул обратно в хижину.

– Мы, конечно, можем устроить для тебя маскарад, – догнал его голос жреца.

«Благодарю. Вы уже устроили».

Он занял оборонительную позицию, привалившись к двери спиной.

– Привести на живописный берег реки, – невозмутимо продолжал жрец, – где ты снимешь одежду, бросишь ее в костер, искупаешься, облачишься в простыню, выпьешь крови жертвенного кого-нибудь. Задом наперед сойдешь в глубокий грот, зажжешь свечи, воскуришь благовония, сядешь, свернув ноги узлом, и начнешь пялиться в стену. Дня через три тупого сидения без воды и пищи твое измученное сознание явит тебе светлоликую красавицу ростом в десять футов, которую ты примешь за Мудрейшую или Земную Владычицу. Она промокнет полой своих длинных одеяний твои слезы и напоит тебя святой водой из серебряного сосуда, а когда она наклонится к тебе, чтобы благословить поцелуем в лоб, ты обнаружишь, что у нее светлые кудри и голубые глаза, а ростом она тебе по грудь. К чему все это? Ты знаешь, как тебе поступить.

Морган облизнул пересохшие губы и опустил голову. Пользуясь его неспособностью закрыться, облазили вдоль и поперек. Провели таинственный обряд, взяли за него плату, обставив свои бессмысленные действия высокими принципами. А теперь сообщают то, что он прекрасно знает сам, и вышвыривают. Лживое ворье!

– Злишься. Отлично! – донесся снаружи триумфальный возглас. – Гнев – это огонь. А огонь – это жизнь! Я спокоен за твое будущее.

– Если я поступлю, как знаю, меня объявят предателем, – сквозь зубы отозвался Морган. «Засунь свое гребаное ясновидение себе в задницу!»

– Мы готовы утрясти дела, связанные с твоим исчезновением, объявив твоей семье и главам общины, что ты получил откровение служить Храму. Именно поэтому я здесь. Давай поторапливайся. Детали обсудим по дороге к вратам.

«Забросил удочку с приманкой и тянешь за леску? Не получится, уважаемый!»

– Я не смогу воспользоваться вратами. Я потерял Дар после того, как Гионы вернули меня с того света.

– Сможешь, если припрет, – с наглецой усмехнулся старик. – Дар, который мы несем в себе с рождения и передаем по наследству, как и наше проклятие, – в ведении Богов. Невозможно потерять то, с чем ты пришел в этот мир. Полное восстановление – в течение двух месяцев. Это прогноз Лионеллы. У Ли точные прогнозы.

Морган набрал в грудь воздуха и контратаковал:

– Мнение Гионов менее оптимистично. У меня гораздо больше причин доверять тем, кто возвращает жизнь, чем тем, кто под видом обряда пытается ее отнять.

– Гионы не возвращают жизнь, они плодят живых мертвецов. Девушки просто сшивают тела и сращивают ткани. Их отец просто воссоединяет духовную оболочку с физической. Они сами не знают, как у них это получается, и, подобно большинству из нас, не имеют ни малейшего понятия об истинной природе Дара. Никто, кроме Храма, не суммирует наблюдения за теми, кого они вернули, хотя не стану утверждать, что и нам известна судьба абсолютно всех. Но даже если бы кто-нибудь обратил внимание на то, что эти люди не живут дольше двух лет после реанимации, ничего не изменилось бы. Надежда. За нее Гионам будут отдавать последнее. Есть тонкие вещи, не видные ни Гионам, ни целителям. То, что разрушается в момент смерти и не восстанавливается без вмешательства Богов. Точнее, тех, кто является их проводниками. Воля к жизни – так бы я это назвал на понятном тебе языке. Побывавший мертвым стремится назад. Он умирает не от болезней. Гионы профессионалы: и Манну, и тело они латают на совесть. Обычно это самоубийство, сознательное или бессознательное. Очнувшись после реанимации, ты радовался, хотел жить? – Длинная пауза. – Под видом обряда в тебе пробудили Дар, хотя ты пока этого и не чувствуешь.

Дар? В сознании снова вспыхнул свет. О Боги… Мэгдан… О таких вещах надо предупреждать заранее. Морган отлепился от двери и начал одеваться, бросая тоскливые взгляды на покинутую постель. Когда он вышел, поникший и обмякший, как побитый пес, все еще полный сомнений, старик сидел в каяке с веслом наготове.

– Если общение с Гионами имеет столь печальные последствия, почему вы ограничиваетесь наблюдениями и разговорами? – поинтересовался Морган, укладывая свои длинные негнущиеся ноги в узком пространстве суденышка. – Эти несчастные могли бы жить, если бы вы проводили обряд каждому из них.

Жрец ловко сдернул с кнехта веревочную петлю, оттолкнулся от плота, перехватил весло.

– Высокая степень риска. Недостаток людей. Этому обряду учатся всю жизнь, а совершить его можно всего раз. И не каждый больной годится. – Моргану на колени упали тонкая прямоугольная дощечка, плотно закупоренный пузырек с чернилами и перо. – Пиши: я, такой-то, передаю Храму свое движимое имущество в оплату за пользование талисманом, который, являясь собственностью Храма, позволяет в любое время попасть на его территорию, получить жилье и пропитание, остаться на неограниченный срок. Год, месяц, подпись. – Лодка, плавно набирая скорость, заскользила по зеркальной глади.

Морган открыл рот, потом закрыл, ошалело развернулся к старику.

– Ты волен не принимать моего предложения, – равнодушно пожал плечами жрец. – Вернись домой, еще раз хорошенько все обдумай. У тебя ведь совсем не было на это времени! Можешь продолжать вести прежний образ жизни, и в скором времени ты добьешься-таки того, к чему так упорно стремился. В упорстве, знаешь ли, заключена колоссальная сила, только результат скрыт за годами и наступает неожиданно. Можешь просто уйти и сжечь за собой мосты, действительно стать ренегатом, навлечь на себя позор и презрение. – Старик положил весло поперек лодки, достал из кармана оливковых штанов медный кругляш на длинном шнурке.

Тот самый шнурок, который сплела из своих волос Мэгдан! На одной стороне медальона гравировка: Солнце с двумя лунами, символы Богов, в обрамлении ветвей бука – дерева, являющегося, по легендам, проводником из знания прошлого к обретению знания будущего. Знак Храма. Морган наклонил голову, талисман приятной тяжестью повис у него на шее.

– Это поможет тебе вернуться в Храм, если возникнет такая необходимость, – сказал жрец. – Постарайся не потерять, иначе снова придется идти кружным путем. – В его руках снова ритмично замелькало весло.

За бортом тянулся однообразный пейзаж – высокие отвесные скалы, в трещинах ощетинившиеся уродливыми колючими кустиками. Из воды кое-где торчали верхушки булыжников. Не знакомая узкая протока, а настоящая горная река, обещающая впереди быть бурной. Морган поразился, насколько глубоко был погружен в собственные переживания, что не заметил, как они покинули озеро.

«Кто я теперь? – думал он, глядя на яркую полосу неба между каменными стенами берегов. – Легализованный предатель. Ренегат в законе. У тебя есть лучшая идея?»

– Вот и я о том же, – донесся из-за спины голос жреца. – Поторопись. Через полмили начинаются пороги.

Морган прислушался. На фоне далекого шума воды ухо уловило знакомый заунывный речитатив, льющийся из-за скал: кого-то хоронят. Он устроил у себя на бедре дощечку, откупорил чернильницу. Дрожащая рука начала медленно и коряво вырисовывать буквы. Чернила мгновенно впитывались в дерево и высыхали, словно он выдавливал или выжигал. Так пишут особо важные документы длительного хранения. Ему пришла мысль, что он заключает сделку на покупку любимой девушки и сделка совершается не со жрецом и не с Храмом.

«С судьбой? С Богами? С самим собой?»

А девушка еще не знает, что она любимая… Морган с горечью усмехнулся, представив, как явится к Марго.

«Привет! Я пришел к тебе жить. Ты уж прости, но я нищий, у меня нет даже запасных трусов. Все, что я могу тебе предложить, – это я сам, нечисть, нелюдь, завоеватель».

– Я когда-то сделал неверный выбор и теперь за это расплачиваюсь? – спросил он не оборачиваясь.

– Выбор не бывает верным или неверным. Ты просто выбираешь путь, один из многих, и следуешь ему, принимая на себя последствия своего выбора. Если бы выбор был другим, то и последствия были бы другими. Не хуже и не лучше, просто другими. Даже самый правильный, если тебе удобнее мыслить в категориях «верно – неверно», выбор не отменяет неправильного, сделанного в прошлом. Ты сжег себя дотла, парень. У тебя внутри – пепелище. Ох, молодежь… Почему вы всегда просыпаетесь в последний момент, когда обнаруживаете себя раскачивающимися на краю пропасти? – Жрец приподнял весло, и лодка юркнула между двумя большими булыжниками, не задев бортом ни один из них. – Зов сердца – это голоса Богов, подсказывающие, где тебе надлежит быть. Ради собственного же блага. Игнорируя зов сердца, ты отрекаешься от своего предназначения.

– Хочешь сказать, мое предназначение – продолжить род с чужачкой? – насмешливо фыркнул Морган.

– Это утешительный приз, который ты можешь вручить самому себе, чтобы тебе было не так муторно заниматься более важными делами. Приз довольно хлопотный, но со временем он может оказаться полезным.

Морган бросил законченную писанину жрецу на колени с той же небрежной снисходительностью, с какой тот высказался в адрес Марго. Хотел поинтересоваться, что за важные дела его ожидают, но вместо этого съязвил:

– Выгодное это дельце – торговать свободой.

– Если хочешь что-то получить, нужно что-то отдать, – отозвался жрец тоном заправского дельца, отчего его голос стал пугающе похожим на Арра. – Если хочешь получить то, чего у тебя никогда не было, приготовься делать то, чего никогда не делал. За все надо платить. Этот закон работает вне зависимости от того, в каком мире ты живешь. Мы не торгуем свободой, а обеспечиваем тылы тем, кто в них нуждается. И тебе с настоящего момента в том числе. Боги стоят выше условностей, выше добра и зла, выше правил и традиций.

Вода вокруг стала бурной, а внутри разлилось Озеро Молчания. Глубокая синева, дремлющий на воде золотой шар солнца, свет улыбки Мэгдан. Морган коснулся пальцами косички, нежно щекочущей шею, бережно спрятал талисман под рубашку. Веки запылали, пространство перед глазами затянул серебристый туман. Дар Жизни. Как же это больно – снова становиться живым!

Каяк ткнулся носом в берег возле маленького песчаного пляжа. Скалы отступили от воды, освободив место хвойному лесу. Впереди река поворачивала влево, из-за деревьев доносился грохот воды.

– Дальше не поплыву, – объявил жрец. – Дождей мало, вода низкая. Пойдешь прямо, через лес, пока не упрешься в озеро. Это то самое озеро, от которого ты начал свой путь к нам, но с другой стороны. Кантайн, – представился он, протянув руки на прощание.

Морган едва не опрокинул лодку. Верховный жрец! Об этом человеке ползают самые невероятные слухи; он предстает то вершителем сверхъестественных чудес, то хитрым кровожадным злодеем, питающимся для видения прошлого, настоящего и будущего начиненными травами трупами им же умерщвленных других жрецов.

«А если все это обман, ловушка?»

Морган подавил в себе подозрения. Трепыхаться поздно. Он стиснул сухие теплые ладони, все еще сильные, несмотря на преклонный возраст.

– Спасибо. Извини, если был не совсем вежлив. Я не понял, что произошло. Был немного не в себе. – Морган улыбнулся в ответ на улыбку Кантайна, на глаза снова навернулись слезы. – Слышал, ты знаешь все и обо всех, – забормотал он, чтобы отвлечься от нахлынувших эмоций. – Мой друг… Мы расстались при странных обстоятельствах.

Глаза жреца сощурились, словно разглядывая что-то вдали.

– Он жив. Хотя был близок к смерти. И он не предал тебя, – ответил он на безмолвные вопросы. – Хотя готов предать многих ради тебя.

«Ох… Прости, Арр!»

Морган не удержался и вытер запястьем глаза.

– Почему же…

– Он сам тебе расскажет.

– Мы встретимся? – почти выкрикнул Морган.

– Жизнь редко разлучает таких похожих и связанных такими крепкими узами людей. Когда один из такой пары оказывается на грани катастрофы, второй словно с неба сваливается ему на помощь.

– У нас вышло наоборот.

– Я бы не стал выносить столь категоричных суждений. – Жрец загадочно улыбнулся, и Морган впервые обратил внимание, что улыбка у него такая же солнечная, как у Мэгдан. – Возможно, есть обстоятельства, которые остались от тебя в тайне. Тебе пора. И мне тоже.

– Постой! – Морган схватил ясновидца за руку. – Это очень важно! Некоторое время назад некий подонок-ренегат отравил какое-то из наших озер. Он околдовал… – От волнения Морган запнулся. Как изложить историю с Тойвой покороче?

– Озеро. Боги… – Глаза жреца закрылись. Пальцы, держащие весло, разжались, словно оно вдруг сделалось невыносимо тяжелым. – Неугомонный, – прошептал он одними губами. Туловище Кантайна начало легонько раскачиваться взад-вперед. Боясь выдернуть жреца из транса, Морган не решился уточнить, к кому относилось последнее слово. Он просто сидел не шевелясь и ждал. – Огромное озеро в форме короны, – отстраненным голосом произнес жрец. – Две реки берут из него начало. За озером узкая полоска плоскогорья. Дальше – плоское болото по самый горизонт. Вода… пригодна для питья. Но пока из спор разовьются и размножатся ядовитые водоросли, пройдут месяцы, годы. – Сожженные солнцем веки без ресниц приподнялись. Жрец слепо уставился в пространство. – Я провел всю жизнь в Храме и слаб в географии. А мое физическое зрение доживает последние дни. Мне не разглядеть линий на картах. Сообщай об этом каждому из наших, кого встретишь. Вы найдете это озеро. Найдете. – Кантайн мягко вытолкнул Моргана из лодки. Видно, не хотел больше вопросов. Высоко поднял ладони. – Храм Сердца благословляет тебя и в любой момент предоставит тебе убежище.

– Только мне? – обернулся Морган, выбравшись на твердую землю.

Смуглое морщинистое лицо жреца расплылось в лукавой улыбке.

– Иди, не теряй времени!

Прихрамывая, Морган побрел между низкорослыми тощими елками. Кое-где ветер сдул тонкий слой почвы, и под ногами проглядывали вездесущие розовато-серые булыжники. От ходьбы по жесткой неровной поверхности заныла поясница, в бедре заскреблась знакомая боль. Вон те тонкие облезлые сосенки возле мохнатого валуна как раз сгодятся на трости. Морган сделал к ним шаг и застыл. А самая-то главная тайна…

«Как ему удалось приручить Асура?» Он метнулся назад, но жрец таинственно исчез вместе со своим каяком. Морган оглядел реку, выдохнул с досадой и поплелся обратно. «Болван. Такой шанс упустил!»

«Он позволил малоразвитой твари войти в свое тело, – громко, отчетливо ответил голос Кантайна. Морган споткнулся. Схватился за ствол дерева, чтобы не упасть, и повис на нем, морщась от боли и изумления. Голос звучал в голове. – Когда-то этот парень был у нас, с просьбой излечить от бесплодия. Наши целители не нашли это возможным. Он не поверил. Решил, что с ним не хотят возиться, и попросил пустить в библиотеку, поискать рецепт самостоятельно. Он был уверен, что снадобье, оживляющее бесплодное семя, существует. В нашей библиотеке несколько уровней доступа. На первый мы пускаем даже гостей. Но мы, хоть и жрецы, не лишены простых человеческих слабостей. Некто по небрежности оставил на первом уровне тексты, которым там быть не положено. Не важно, что это были за тексты. Вананд ознакомился с ними и применил по назначению. Как ни слаб был его Дар, Дар Асура оказался слабее, поэтому хозяином в этом тандеме стал Вананд. Их духовные тела слились. Асур мечтал о материальной оболочке, Вананд – о безграничном могуществе, оба были одержимы властью над миром. Зубцы ключа совпали с пазами замка, и дверь к заветной мечте отворилась. Двое стали одним, и уже не смогли существовать друг без друга. Мир обрел новое существо… древнего Асура».

– А скверна? – машинально воскликнул Морган. – Почему в его Манне не было скверны?

«У него врожденный дар перерабатывать скверну, – ответил голос Кантайна. – Его Манна делает это так же легко, как твой желудок переваривает пищу. Редкая особенность, которую трудно обнаружить. Но парню повезло. И он скрыл свой бесценный дар, приберег для себя. Шагай! Разумному – довольно».