Глава 18

Морган в растерянности кружил вокруг Ланца. Он дважды обследовал Даром жителей деревни и не нашел огонька, ради которого бросил свои обязанности и отмахал полторы сотни миль. Такой поворот событий в планы не входит… Затевать поиск в третий раз бессмысленно. Опасаясь повторного побега дочери, Лишинн взял ее к себе, и они живут на каком-нибудь хуторе неподалеку или уехали на праздники в гости. А возможно, неугомонная упрямица все-таки сбежала. Самую первую и логичную мысль – вышла замуж – Морган срубил на корню. Даже очень хороший следопыт потратит не один час, чтобы выискать в мешанине снега и грязи отпечатки Марго, если они еще остались. Удаляться же от Ланца по спирали, охватывая Даром все большее пространство, не позволяет хитро петляющая река. Постучаться к кому-нибудь и тупо спросить. Постучаться или ворваться с кинжалом… Морган свернул на первую попавшуюся улицу. В деревне царило обычное предновогоднее затишье. Дым из труб тянулся к реке. Отовсюду неслись восхитительные запахи готовящейся еды. Сугробы возле заборов намело по колено, но мороз не чувствовался, влажный теплый ветер скрадывал холод. Морган все еще выбирал семейство помалочисленнее, когда его Дар привлекли два одиноких огонька во дворике одного из крайних домов. То, что нужно!

Ограда вокруг длинного двухэтажного деревянного здания отсутствовала, яркий фонарь заливал вход оранжевым светом. Гостиница. Потенциальные жертвы суетились возле высокой елки за рядом густых кустов, отделяющих сад хозяев от гостевой территории. Лохматый паренек лет двенадцати устанавливал деревянную стремянку, а его маленькая сестренка в красном пальтишке до пят валяла по снегу гирлянду из блестящей бумаги, пытаясь развернуть ее на всю длину. Морган обогнул огород, привязал лошадь к дереву поодаль, бесшумно пробрался сквозь мокрые голые ивовые прутья живой изгороди. Есть шанс, что погруженные в предпраздничные хлопоты взрослые не разглядят его из освещенных комнат.

– Помочь?

Ребятишки одновременно развернулись и, задрав головы, застыли. Девчушка сморщила носик, открыла рот, чтобы завизжать, но ее брат мигом осознал пользу от высокого роста незнакомца и спас Моргана от разоблачения, протянув ему оранжевый бумажный фонарик.

– Повесь туда. – Мальчик деловито ткнул пальцем в ветку чуть выше своей макушки.

За оранжевым фонариком последовали зеленый и розовый, два раскрашенных коня из глины и неопознанный деревянный зверь, похожий на кролика, с почти человечьей физиономией и круглыми ушами на макушке. Морган наклонился за следующей игрушкой.

– Где я могу найти отца… – Он сокрушенно ахнул, изображая забывчивость. – Священник, у которого пропала дочь.

– Батюшка Адриан! – хором подсказали ребятишки. Судя по осветившимся улыбками мордашкам, Лишинн пользуется всеобщей любовью. Немного погодя парнишка добавил: – Дочь уже нашлась.

Морган принял у него блестящую гирлянду. Девчушка наконец перестала таращиться на чужака с дерево ростом, уселась на снег и пальчиком трогала мех на его сапоге.

– Вот радость-то какая! – С приторно-лукавой улыбкой Морган наклонился к малышке, погладил ее по пушистому капору.

– Моя подружка Анки тоже убегала из дома, – пропищала девочка. – Но ее нашли. Мисс Рит удалось убежать дальше, потому что ее искали целых два года. Мама говорит, она с приветом. А что это значит?

– Это значит быть очень смелым, отважным, – глубокомысленно изрек Морган, оборачивая гирлянду вокруг елки. Родители девочки очумели бы от такого объяснения.

– Мама говорит, – продолжала малышка, – мисс Рит по вечерам сидит под мостом и перебирает камушки.

– Она думает, – пояснил Морган. – Когда делаешь что-то руками, это помогает думать.

– Да? – Малютка сосредоточенно закусила нижнюю губу и уставилась на свои мокрые растопыренные ладошки.

– Повесь все. Но смотри, чтобы они не кучковались в одном месте, не задевали за нижние ветки и друг за друга, – распорядился мальчик и поднял ящик с игрушками на стремянку, поближе к Моргану. – Мне мисс Рит нравится, она добрая. Родители не разрешают мне пить вино, а она в этом году на Празднике молодого вина налила мне целых полкружки. И улыбка у нее милая. Только она почти никогда не улыбается.

– Они сейчас в Ланце? – вернулся Морган к своему изначальному интересу.

– Мисс Рит живет в Розенгартене, – опередила брата малютка, – а батюшка Адриан – тут, недалеко. Пойдешь направо, в сторону от реки. Вторая улица, зеленый дом на углу. Там два дуба растут, по сторонам от калитки. Очень легко… Ой! – Она потрясенно открыла ротик. – Где твои пальцы?

– Рыба откусила, – честно признался Морган.

– Какая рыба?

– Злая.

Малютка нахмурилась и заморгала от слез, из носа потекло.

– Тебе было очень больно?

– Не помню, малек. Это было давно. Мне было столько же лет, сколько твоему братишке. – Его ладонь ласково коснулась маленьких замерзших пальчиков, которые тут же пролезли внутрь, жадно воруя у нее тепло. Сопение и всхлипы перешли в радостное воркование:

– Мамка испекла пирог с ежевичным вареньем. Хочешь, принесу? А потом ты покатаешь меня на закорках.

Прежде чем Морган успел отказаться, малявка вприпрыжку убежала в дом. Надо сматываться. Сейчас выбежит мамаша. И точно. Не прошло и минуты, как из двери высунулось немереных объемов существо и, грозно потрясая факелом, заорало:

– Хенрик! С кем ты разговариваешь? Почему без шапки? Марш домой!

– Довешай, – умоляюще шепнул Хенрик, подобрал валяющуюся на снегу шерстяную шапочку и сестренкины варежки и понуро потрусил к матери.

Шлепок по заднице на пороге придал ему ускорение. Хозяйка загасила факел о снег.

– Свободных мест нет! – гаркнула она, держа дверь приоткрытой, чтобы в любой момент ее можно было захлопнуть.

– Прошу прощения, мэм. – Морган вежливо наклонил голову. – Я всего лишь хотел спросить, в какой стороне Розенгартен.

– Через новый мост и налево. – Дверь закрылась, щелкнула задвижка. Морган услышал удивленно-возмущенный возглас: – И до нас добрались! Как только земля их носит!

Новогодний вечер в монастыре отличался от прочих тем, что по кружкам вместо чая разливали вино. Батюшка Адриан жертвовал сестрин три кувшина, вместе с Паулем и отцом Райаном помогал их опорожнить, после чего все расходились, и Марго, ворочаясь на своей узкой кровати в келье, с тоской слушала, как гуляет молодежь. Ну, сегодняшняя-то ночь пройдет спокойно. Здесь, на отшибе, она не услышит ничего, кроме приглушенных пьяных воплей, значит, не будет и тоски по веселью, в котором она не может принять участия. Выпьет вина и уснет.

Не дожидаясь полуночи, Марго откупорила подаренный батюшкой Адрианом кувшин сухого красного и свернулась калачиком на наваленных на топчан перинах. Ей нравилось спать напротив печки. Обширная кровать, доставшаяся в наследство от предыдущей хозяйки, создавала тягостное ощущение одиночества. Марго не провела там и ночи. Скромное хозяйство бабы Аннет, вызвавшее в день смотрин восторг, теперь, по сравнению с привычной Марго тесной кельей, казалось пугающе обширным. И вообще Марго заметила, что перемена местожительства не изменила в ней самой абсолютно ничего. Она оставалась застенчивой монастырской послушницей. Носила те же длинные платья. В монастыре она их ненавидела, а сейчас вдруг оценила удобство, практичность и неброскость такой одежды. Марго редко выходила за ворота, три раза в день становилась на молитву. Послушания по храму превратились в послушания по дому. В субботу днем она уезжала вместе с отцом в монастырь, чтобы побывать на воскресной службе, помочь матушкам и помолиться в келье святого Аммоса или у его раки, а воскресным вечером отец привозил ее обратно. Она по-прежнему работала на монастырь за еду. И разделить веселье было по-прежнему не с кем. За три месяца своей новой жизни Марго так и не обросла знакомствами, хотя обменивалась вежливыми приветствиями с селянами и неоднократно наблюдала у себя под забором любопытные физиономии, в большинстве своем – нетрезвые.

Рука в очередной раз потянулась за стоящим на полу кувшином, когда раздался стук в дверь. Негромкий, осторожный. Марго застыла, уставившись в незашторенное окно, откуда на нее в упор смотрела чернота. Это не батюшка Адриан, не Пауль и не кто-то из матушек. Никто не знает про тайный лаз, который она проделала для себя, выдрав из двух заборных досок со стороны леса нижние гвозди. Если калитка заперта, ее кличут с улицы. Тому, кому хватило наглости перелезть через забор, хватит ее и на то, чтобы высадить окно или взломать хлипкую дверь на веранде. Марго бесшумно сползла с топчана и приникла к полу, как испуганный зверек. Будто это поможет! Взгляд метался по кухне в поисках чего-нибудь увесистого. Стук повторился, громче и настойчивей. Марго протянула руку и сняла с печки чугунную сковородку. С орудием наготове выползла в прихожую. В прохладной, пахнущей отсыревшей древесиной темноте прижалась ухом к двери. Тишина. А потом – глубокий с хрипотцой голос:

– Малыш, это я.

Тлевшие глубоко в груди угольки вспыхнули, словно в печке открыли поддувало. Куда-то подевались ключи. Кажется, вечером они были в двери. Нет. В замке нет. Выпали? Марго судорожно зашарила по полу.

– Сейчас… Не могу найти ключи! – Ах, вот они… на гвоздике слева от двери. От волнения Марго забыла, что всегда вешает их туда днем, когда крутится между домом и садом.

Лунный свет высветил на пороге высокую фигуру в длинной кожаной куртке и кожаных штанах, заправленных в высокие меховые сапоги, обвязанные крест-накрест шнурками. В руках Морган держал что-то круглое, увитое еловыми ветками. Сердце бешено колотилось. На ком-то Марго уже видела такие сапоги и такую куртку… В сознание ураганом ворвался эпизод из детства.

Хельнский базар. Матушки грузят на телегу коробки с подсолнечным маслом, а Марго вертится рядом и глазеет по сторонам. На базар въезжает конный отряд, человек тридцать – сорок. Среди них несколько женщин, одна совсем молоденькая, но, как и остальные всадники, вооружена до зубов. Высокие, стройные, горделивые.

– Боги будто хранят эту землю, – долетает до Марго, когда всадники проезжают мимо. – За столько лет ни одной твари.

– Смотри не сглазь! – насмешливо отвечает другой голос. – Вчера только Тарк предупреждал. В Ренвинце в прошлом году – тоже думали, что спокойно. Вечером отсмотрели – чисто, а утром…

Продолжение разговора утонуло в базарном гаме. Крайний всадник виден очень хорошо: длинная кожаная куртка с капюшоном и кожаные штаны, заправленные в высокие меховые сапоги, обвязанные крест-накрест шнурками.

– Матушка Мара! – Марго дергает за рукав свою воспитательницу. – Разве Бог не один?

– Один, детка.

– А почему они говорят «боги»?

– Это Суры. Им скучно, вот и развлекаются – выдумывают себе богов. Не смотри на них, а то они украдут тебя и скормят чудовищам!

Слова «Морган» и «Сур» с грохотом состыковались в голове.

«Глупая курица! У него на физиономии крупными буквами выведено… а до тебя дошло спустя три месяца».

Марго не заметила, как круглый предмет – сплетенная из сосновых шишек корзинка с апельсинами – перекочевал из рук Моргана к ней. Марго прижала ее к груди, словно фрукты могли защитить ее от пугающего открытия.

«Спокойно, спокойно. Это хотя бы объясняет все его странности». Вместе с серебристым светом луны в дом вливалась сырость. По телу от волнения и холода гуляла дрожь. «Боже, он же устал и замерз, а я стою на проходе, как дура». Марго молча посторонилась, прикрыла дверь.

Морган прошел в кухню, остановился посередине, не решаясь, с забрызганными грязью штанами, плюхнуться на расстеленную постель. Вот если б снять их… Марго набросила на постель клетчатый шерстяной плед, потрясла початым кувшином.

– Вина?

Морган с неловкой улыбкой мотнул головой:

– Я не пью на службе.

С вином близость к Марго опасна вдвойне. Он блаженно откинулся на подушки, вытянув ноги к печке. Уютное мерцание свечей, потрескивание горящих дров, запах домашней стряпни и аромат ромашек, летних цветов среди зимы…

«Не смей до нее дотрагиваться! Расспроси, как у нее дела, предложи помощь, если она ей нужна, и убирайся».

Убираться хотелось меньше всего. Золото распущенных кудрей – за время разлуки они стали еще пышнее – контрастировало с иссиня-черным платьем, надетым поверх ночной сорочки. Под которой конечно же ничего нет. Никого не ждала, собиралась спать. Окрашенные вином губы бордовели как спелые вишни. Так хотелось слизнуть его, а потом отведать естественный вкус ее губ. Морган заметил, что его пристальный взгляд смущает девушку, и от этого она становится еще более соблазнительной. Марго натужно улыбнулась.

– Э-э… Ты, наверное, проголодался. У меня горячая картофельная запеканка с грибами.

– Ага. – Морган расстегнул куртку. Проследовав за взглядом девушки, прикрыл полой висящий на поясе боевой арсенал. Но Марго смотрела не на оружие, а на пол. Морган наклонился: от сапог растекалась грязная лужа.

– Прости, пожалуйста! У тебя такая чистота, а я напачкал. Сейчас разуюсь.

– Нет-нет, не нужно! – Марго принесла из прихожей тряпку, аккуратно расстелила у него под ногами. Потом сполоснула в тазике руки и подала миску с внушительным куском запеканки. Подала и тут же отстранилась. Присела на противоположный краешек топчана. И снова вскочила: – Ах, забыла вилку!

– М-м-м. – Морган с набитым ртом отрицательно помотал головой.

Девушка, помявшись, вернулась на свое место. А могла бы сесть и рядом… Быстро покончив с запеканкой, Морган радостно провозгласил:

– В жизни не ел ничего вкуснее!

– Хм… – Хлопая ресницами, Марго нервно скользнула кончиком языка по губам. – Ты, наверное, хочешь ветчины. У меня ее нет. Извини.

Боги, какой деликатный намек! Теперь не придется ничего объяснять. Почти ничего.

– Я бы предпочел горячий чай. – Морган незаметно придвинулся к девушке и, повернувшись к ней лицом, облокотился на подушку. Голова закружилась, а промежность запульсировала жаром, когда его Манна влилась в Манну Марго – глубоко, поглотив ее всю, без остатка. Незабудково-ромашковые волны, брызги теплого летнего дождя… Уловить и сохранить каждый ручеек, каждое дуновение… чтобы потом продолжить бесконечный путь по мертвому, выжженному палящим солнцем плоскогорью. «А ведь ты всю дорогу клялся себе этого не делать». – Это ты извини. Сначала Иштван, потом преты. Да и сам я был не в лучшем виде. Не хотел пугать тебя еще больше. Прости, что по неосторожности заснул той ночью и подверг тебя такому страшному испытанию.

Марго молча переставила чайник со стола на печку и села, сцепив руки на коленях. Потрясена, взволнована, но по-прежнему горит робким желанием, соперничающим со смущением и стыдливостью.

– Ты ушла из монастыря, – начал Морган, чтобы завязать разговор.

– Да. – Марго бросила на него осторожный взгляд. – Отец подарил мне дом. Но я все равно работаю на монастырь: делаю свечи. В оплату мне дают молоко, яйца, масло и другую еду. Хлев в ужасном состоянии, надо менять крышу, поэтому у меня пока нет своей живности. И на огороде ничего не выросло, потому что предыдущая хозяйка дома умерла два лета назад. Весной посажу овощи, а с лета начну собирать травы и готовить лекарства для нашей знахарки, матушки Анны.

Следовало бы порадоваться, что жизнь девушки налаживается. Вместо радости Моргана захлестнуло отчаяние. Примерно так же, вежливо и отстраненно, она, наверное, отчитывается отцу – как примерная воспитанница наставнику.

– Не страшно здесь одной? Крайний дом, лес вплотную, открытая вода. Хоть бы собак завела.

– Меня часто навещают отец с диаконом и матушки. Собака может покусать. У нас в деревне были случаи.

– Глупости. Собака не тронет, если относиться к ней по-человечески. Ты совсем без охраны. А если бы вместо меня заявился Иштван? – Морган усмехнулся собственным словам. Собаки против Иштвана…

– Его что, еще не поймали? – простодушно удивилась Марго, подняв на него вытаращенные глаза. – Зачем ему приходить? Он ведь считает меня мертвой.

– Трудно сказать, считает или нет. У него очень сильный Дар. Ты ведь знаешь, что такое Дар?

Понимающий кивок.

– Иштван может погубить мир. Мы должны разыскать его быстрее, чем он это сделает. Какие имена и названия ты от него слышала? Что он говорил о технологиях? Где брал смолу, которую сжигал в той железной бочке на ножках?

Марго отодвинулась на самый край топчана.

– В какой бочке? Какую смолу? Я ничего не знаю, кроме того, что уже рассказала. – Она сжалась и замотала головой. – Никаких имен, никаких местностей, кроме Браголлака. Клянусь!

«О Боги, только клятв не хватало. Остановись! Тебя несет по второму кругу. Убирайся, если не знаешь, о чем с ней разговаривать».

– Малыш, – Морган ласково улыбнулся, – возможно, есть вещи, которые тебе кажутся незначительными, а для меня очень важны. Не было ли у тебя ощущения, что Иштван… не совсем человек?

– Поначалу… Ой! – Попытка отодвинуться еще дальше едва не закончилась падением: видно, улыбка вышла зловещей. Марго схватилась за протянувшиеся к ней руки, Морган мягко притянул ее к себе. – Не знаю. – Она слабо пожала плечами, расправляя юбку на коленях. – Он часто угадывал мои желания. На расстоянии почувствовал исчезновение ожерелья. Он тоже Сур?

– Нет. У нас синие глаза. Он хуже. – «Да-да, представь себе, любовь моя, Сур – далеко не самое зловредное существо на свете». – Он одержим демоном, – солгал Морган. А как еще защитить ее? Как заставить отказаться от бредовой идеи шлепать по дороге, по которой нельзя вернуться назад? Только запугать. Девчонка уютно устроилась в новом гнездышке, но нет ощущения, что она намерена пустить здесь корни. Так, временный передых. Накопление сил. Это не то место, где ее мечты могут осуществиться. Зверек, выросший в неволе, нюхнул свободы. И не важно, что свобода дала ему по лбу. Аромата ее он не забудет.

– Иштван не может быть одержимым, – твердо возразила Марго. – Я не встречала никого, кто бы так хорошо знал священные тексты. Он цитирует наизусть целые главы! Одержимые – их сразу видно. Они беснуются, закатывают глаза, бьются в конвульсиях, рычат как звери, набрасываются на людей. Они не могут находиться в храме. А Иштван спокойно заходил в храм. И у него никогда не было приступов. – Марго упорствовала, однако ее глазки тревожно бегали, а пальцы нервно собирали подол в складки. – Мой отец умеет изгонять демонов.

– Это не те демоны, Малыш. Не воображаемые. Это настоящие. Асуры. Которые порабощают и убивают. Они невидимы обычным зрением, поэтому многие не верят в их существование и сваливают творимое ими зло на нас.

Марго сглотнула, облизнула губы.

– Извини. Чайник. – Она встала заварить чай, подала чашку Моргану на блюдце. Руки у нее дрожали. – Варенья хочешь? Оно в подполе. Я сейчас слазаю.

«Хочу тебя».

– Не стоит. – Морган поймал Марго за запястье и усадил рядом с собой – так близко, что их колени соприкоснулись. – Асуры одержимы властью. Это как бы Идея, Дух власти, – начал объяснять он, пытаясь рассеять испуганное недоумение девушки. – Жажда власти для них сродни нашим потребностям в пище, воде, любви, продолжении рода. И реализовывают они ее за счет людей. Некоторых убивают, отнимая у них жизненную силу, – это делает Асура сильнее, могущественнее. Других, посильнее и покрепче, превращают в рабов. Самое страшное – рабы не знают о том, что они рабы. Люди думают, что действуют по собственной воле. Строят подземные крепости, грабят суда и повозки, поставляют Асуру свежую пищу – своих соседей, родных, близких, детей. Это вызывает чудовищные муки совести. Но страх, панический страх – следствие околдовывания… человек не в силах ему противостоять. Он уверен, что, если поступит иначе, с ним случится нечто ужасное. Руками рабов Асуры хотят перебить нас и стать владыками мира. А покончив с нами, они станут воевать друг с другом. Посредством людей. Вас. – Морган залпом выпил чай, чтобы смочить пересохшее горло, и повторил страшное предупреждение: – Иштваном управляет Асур. И то, что отношения с ним так счастливо для тебя закончились, – чистое везение. В следующий раз, если он надумает их восстановить, тебе может повезти меньше.

Потянулась оцепенелая тишина. Морган терпеливо ждал, когда страшная сказка переварится и все ее части займут в голове Марго нужные полочки. Ждал бы, наверное, до утра, если бы не ударили ходики – их звуки каким-то образом простимулировали мыслительный процесс. Девушка пошевелилась, убрала пряди волос со лба.

– Все это говорят о вас. Что вы завоеватели, крадете у людей мозги, разводите нечисть. Суры и Асуры. Разница в одной букве.

Прикрыв веки, Морган сквозь зубы медленно выдохнул воздух. Мисс Рит с приветом. Пожалуй, та женщина не так уж и не права.

– Я не развожу нечисть, а уничтожаю ее, чтобы ты спала спокойно! Ты видела это собственными глазами, а продолжаешь верить сплетням своих недалеких сородичей. Мы не зачинщики и не разжигатели этой войны! Она отнимает у нас родных и близких так же, как и у вас. – Морган изо всех сил старался говорить тише, но получалось у него плохо – голос то и дело срывался на крик. – Асуры – порождения нашего мира, и у нас общие предки, да. Но твари покинули его сами. Мы пришли вслед за ними, чтобы помогать вам. Защищать, а не истреблять и завоевывать! У вас нет Дара. Без Дара невозможно изготовить оружие, которое убивает Асуров. Вам не обойтись без нас. А нам не обойтись без вас. Наш народ проклят Богами. По древним пророчествам, тот, кто принесет себя в жертву в этой войне, будет освобожден от проклятия и в следующей жизни родится в мире младших богов.

Брови девушки взметнулись вверх.

– Вы воюете за нас ради того, чтобы после смерти стать богами?!

«Проклятье!»

Морган готов был укусить себя за зад. Не найдя оправдания необдуманно сорвавшейся с языка фразе, он с раздражением выкрикнул:

– Да какая разница, ради чего? Если мы выйдем из этой войны, вы погибнете! Между мной и тобой тоже разница в одной букве. Из моего имени составляется твое, если убрать букву «н».

Его последние слова, вырвавшиеся не в тему, просто от бессилия, произвели впечатление, стерли обиду за хамство, и он жадно вбирал льющуюся из широко распахнутых глаз лазурь.

– Преты тоже ваши? – спросила Марго шепотом.

– Нет. Они уже были здесь, когда мы пришли. Наши легенды говорят о том, что где-то в глубинах Вселенной существует мир, где обитают… или обитали преты. Есть мнение, что во время Большой Катастрофы ваш мир и мир претов слились, и преты проникли сюда именно тогда, по чистой случайности.

– Их мы тоже не можем убить?

– Претов убивает обычный меч, кинжал или стрела, если охотник достаточно быстр, ловок и силен. Но претов надо выследить прежде, чем они выследят вас. – Морган придвинулся к девушке вплотную, накрыл ладонями ее руки, лежащие на коленях. – Даже нам это не всегда удается.

– И все собрались в нашем мире… – задохнулась Марго. – Как странно. – Она уставилась на его губы и замерла в отчаянной надежде. «Поцелуй меня! Пожалуйста, поцелуй!»

– Здесь проще выжить, проще прокормиться. – Морган выпустил ее руки. – Нет. Есть вещи, над которыми я не властен. Возвращайся в монастырь. Здесь ты в опасности.

Марго судорожно стиснула пальцы, едва удерживаясь от того, чтобы с рыданиями кинуться ему в объятия. От чудовищной боли потемнело в глазах. Будто кто-то накалил в печи нож, вонзил в сердце по самую рукоять и провернул. Через минуту дыхание выровнялось, и Марго выдавила:

– Спасибо, что навестил. А теперь, пожалуйста, уходи.

Морган не двинулся с места, он сидел и таращился на нее.

– Уходите, – повторила Марго сине-фиолетовым глазам.

Морган встал и ушел.

Марго задернула штору, схватила кувшин и выхлебала остатки вина, глядя, как разлетаются на мириады осколков ее воздушные замки. Звук открываемой двери. Шаги в прихожей. Дыхание замерло. В темном дверном проеме появился Морган, с кинжалом в руке. Марго сунула в рот пальцы, чтобы не заорать. А может, как раз лучше заорать?

– Не бойся! – Морган опустился на колени, положил кинжал на пол, показал пустые ладони. – Если Иштван заявится, убей его. Не бойся! Ты ничем не рискуешь. Тебе не придется совершать кровавую расправу. Смотри внимательно. – Его пальцы нажали на конец рукояти, повернули ее. Раздался щелчок. Рукоять снялась, обнажив зеркальный, как и кинжал, жезл в форме вытянутой восьмерки, с прозрачным переливающимся кристаллом на конце. – Этот жезл втягивает в себя Манну. Практически мгновенная смерть. Чтобы его активировать, нужно взяться вот за это место, – не касаясь жезла, Морган указал в центр восьмерки, – и направить на Иштвана. Целься в грудь, в живот или в голову. Там расположены зоны, где накапливается Манна. – Он дотронулся до лба, горла, груди, солнечного сплетения и низа живота. – В одну из них ты точно попадешь. Можно в спину. Все зоны имеют проекции на задней стороне тела. Будет небольшая вспышка, жезл немного нагреется. Это не опасно. Дальность действия жезла ограничена. Между тобой и Иштваном должно быть не более пяти ярдов. Лучше, если будет два-три. Ты все поняла?

Марго вынула пальцы изо рта и медленно кивнула.

– Мастера делают жезлы в рукояти кинжала просто для удобства. Два оружия в одном. Никогда не направляй на себя, на других людей! Выходишь из дому, бери с собой, но носи под одеждой. Никто не должен увидеть у тебя этот жезл. Для Иштвана это будет неожиданный сюрприз. – Морган защелкнул рукоять обратно и поднялся. На мгновение задержался перед тем, как уйти. – Никогда не используй в качестве оружия сковородку. Противник выбьет ее у тебя из рук прежде, чем ты дотянешься до его головы.

Марго сжала зубы и кулаки, запрокинула голову. Слезы лились ручьями. Вина больше не осталось, и она извлекла из тайника за печкой свой неприкосновенный запас – флягу с самогонкой, забытую кем-то из рыбаков, пировавших здесь по ночам до того, как дом обрел новую хозяйку. Эти придурки потом приходили, требовали свои удочки и сеть, но Марго отослала их к отцу, до которого они, по всей видимости, не дошли. Снасти так и остались при ней – Пауль привел их в божеский вид, выстругал из тополя новые поплавки.

После первых глотков Марго обуял стыд. Выпроводила в темень и холод, не дав в дорогу еды. Как была раздетая, с флягой, она выскочила во двор – вдруг Морган не успел уехать далеко. Распахнула калитку, несколько раз окликнула ветреную темноту его именем. Темнота отозвалась скрипом деревьев.

«Вела себя как дура. Дура и есть», – со злостью думала Марго, в компании с флягой разгуливая вдоль забора. «А он? – Гнев перекинулся на Моргана. – Пришел, незваный, сжег дорогую мечту, небрежно стряхнул пепел с ладоней и пошел дальше! Да и… пошел ты!» Она бросилась в дом. Схватила принесенную им корзину, выскочила в сад. Крупные сладкие апельсины один за другим полетели в темень. А корзинка пускай себе плывет восвояси – станет подарком какому-нибудь рыбаку. Mapго широко размахнулась, но корзинка осталась в руке, зацепившись за пальцы. Бусами. Марго на ощупь открепила их от плетеной ручки и вернулась в дом, чтобы рассмотреть при свече.

На ладонь легли прохладные полупрозрачные камушки. Молочно-белые, нежно-желтые, мутно-зеленые, словно вода в пруду, дымчатые, золотисто-коричневые и самые прелестные – прозрачные, как слезы, с тонкими золотистыми и черными волосками внутри. Марго замерла от восторга. Она никогда не видела таких дивных. И лучше никогда больше не видеть. Не прикасаться к вещам, которых касались его руки! Она открыла окно, швырнула бусы в темень и плюнула вслед. А потом довершила намерение насчет корзинки.

Вскоре бус стало жаль. Под самогонку Марго обгрызла ногти на обеих руках, вспоминая полупрозрачные шарики с волосками. Нет. До утра терпения не хватит! Она обернулась пуховым платком и пошла бродить по сугробам, размазывая по щекам слезы и коря себя за опрометчивость. Когда бусы нашлись, Марго танцевала от радости, покрывая их поцелуями… вместо его отсутствующих рук.

Проснулась она на топчане. В бок врезалась пустая фляга, рука прижимала к груди драгоценный подарок, голова раскалывалась, а стоило приподняться, Марго затошнило. Она с недоумением оглядела заблеванный пол: когда это с ней успело приключиться?..

«А могла бы захлебнуться. И не проснуться».

Не самая худшая смерть, между прочим.

Марго заставила себя затопить печь и вымыть пол, потом снова легла, уставившись сквозь мутную завесу похмелья на исполосованное голыми ветвями яблонь серое небо. До чего отвратное состояние! Тошнота накатывает каждые десять минут, а желудок пустой. Была в похмелье и польза: оно отвлекало от нового, не испытанного прежде ощущения, будто Морган, как демон, завладел ее телом, по крайней мере, оставил в нем нечто похожее на то, что мужчины оставляют в лоне женщины после близости. Какие ростки даст это семя… А может, никакого семени нет, а просто у нее, как выражаются в деревне, «гостит белка»?

После нескольких чашек крепкого горячего чая из корня лакрицы, артишока, мяты и ягод боярышника – рецепт, обнаруженный в собственных записях, – последствия обильных возлияний улеглись. Под вечер Марго выволокла себя из дома. Взгляд упал на чуть припорошенные снегом ступеньки. Его следы. Она стала на колени, прижалась лбом, а потом и губами к холодным влажным отпечаткам его сапог.

«Боже, что я делаю… Видел бы меня кто-нибудь».

Слезы полились снова. Это надо прекращать! Марго пинками погнала себя в сарай, за лопатой. По старой привычке, для перезагрузки мозгов, расчистила от снега двор. Собрала апельсины. Нечего вкуснятине пропадать. Черенком лопаты выловила из воды корзинку: волею то ли судьбы, то ли ветра ее прибило обратно к берегу. После физической работы прорезался голод – признак расставания с «белкой».

Возвращаясь на кухню, Марго нечаянно пнула ногой длинный металлический предмет. Кинжал-жезл. Совсем забыла о нем. Она села скрестив ноги на почтительном расстоянии от ужасного оружия. Снять рукоять, взять жезл за сердцевину, направить на Иштвана. По уму, следовало бы потренироваться. На курах. Какая жезлу разница, птица перед ним или человек. Убийство… Почему непременно убивать? Неужели нельзя просто изгнать демона? Следовало бы закопать смертоносный жезл от греха подальше. Под сливой, где зарыта деревянная коробочка с золотыми кольцами. В доме на него может наткнуться батюшка Адриан, Слюнявый или кто-нибудь из матушек. До чего муторно ковырять мерзлую землю… Подумав, Марго осторожно обернула кинжал полотенцем и спрятала в кровать, в матрас. Матушка Надия, бывая у нее, регулярно заглядывает под кровать. Поначалу Марго недоумевала, а позже догадалась, что настоятельница проверяет, не прячется ли там мужчина. Но в матрас она не полезет. Это точно.

Взмокшая от работы и волнения, Марго сбросила шерстяное платье, в котором проходила весь день, то и дело поглаживая тяжелый кармашек, где хранилась самая дорогая вещица. Задумчиво перебирая камешки, подошла к небольшому круглому зеркалу, висящему в спальне. Стоит ли надевать? Вдруг на бусы наложено какое-нибудь заклятье. Какое заклятье он мог наложить, приворотное?

«Размечталась».

Марго смело застегнула замочек. Если бусы заколдованы, она, наученная горьким опытом, это почувствует. В крайнем случае можно тайком приложить их к мощам святого Аммоса – его чудодейственная сила наверняка разрушит злые чары. Гладкие камни приникли к груди, словно были некогда утраченной частью тела, и моментально согрелись от тепла кожи. Марго не испытывала ни удушья, ни тяжести, как от жемчужного ожерелья.

«Возвращайся в монастырь. Вот еще!»

Фыркнув, Марго развернулась на пятках. Первоначальная идея – учиться магии у Суров – достойная альтернатива Идану. Хотя, конечно, более безумная. Лесные тропки занесены, на полях сугробы по колено, дороги превратились в непролазное грязное месиво. Зимовать придется здесь.

«Все же это дом», – напомнила себе Марго. А не монастырь, где она под непрестанным наблюдением и любая из матушек может перетрясти ее одежду и постель, чтобы проверить, не прячет ли она чего-нибудь недозволенного. И потерпеть-то всего ничего. Снег сойдет к концу марта. Под весенним солнцем дороги просохнут быстро. Марго закуталась в шерстяной плед и уселась на крыльце, упрямо закусив губу и уперев кулаки в подбородок. Ждать весну.