Глава 14
Когда прошло три недели с момента возвращения Марго и отец все еще думал (или делал вид, что думает), она занервничала. Надо шевелиться, иначе она снова окажется замурованной в монастырских стенах – не навсегда, возможно, но надолго. В первую очередь ей нужна лошадь, значит, надо выяснить, сколько она стоит, и, возможно, взять у кого-нибудь несколько уроков верховой езды. Последнее Марго представляла себе плохо: придется хитрить и изворачиваться, выдумывать поводы сходить в деревню – просто покататься на лошади ее никто не отпустит. И еще хуже она представляла себе поездку в Хельн к ростовщику. С кем ехать, с матушками? Как удрать от них на базаре? Но надо сделать хотя бы дюймовый шажок, хотя бы просто начать раскачивать лодку. Раскачивать осторожно. Эти чудом уцелевшие золотые кольца – ее дорога к свободе. Нет права на ошибку. Сначала Марго держала кольца в ботинке, затолкав в носок. Потом зашила в панталоны. Но зоркая матушка Анна во второй же вечер заявилась к ней в келью и с тревогой спросила, почему она все время трогает живот и нельзя ли осмотреть ее. С тех пор как у Марго начались месячные, знахарка осматривала ее каждые два-три месяца. И осмотр не ограничивался пальпацией живота. Теперь-то Марго понимала, что проверяла матушка Анна. Краснея и бледнея, Марго солгала, что у нее месячные, а живот она трогает потому, что он немного побаливает.
На следующий вечер, после молитвы, Марго тайком утащила с кухни самую большую ложку и на обратном пути из купальни спустилась к пристани на заднем дворе монастыря. Где-нибудь здесь, неподалеку от храма… Никто не защитит сокровище надежнее матушки-земли и святого Аммоса. Взгляд остановился на лодках. Марго замерла. Раскачивать лодку… Почему бы и не в прямом смысле? Она ни разу не плавала без отца, точнее, без его проповедей: очевидно, гребля служила батюшке источником вдохновения. Совершить неординарный поступок. Преодолеть страх перед глубиной и отцом. Научиться грести, если насчет верховой езды пока идей нет. Может, во время плавания они придут? Ноги вмиг взнесли ее на деревянный настил. Марго спрятала ложку в рукав и решительно спрыгнула в одну из лодок. Закопать кольца можно и позже.
«Можно ли мне плавать в одиночку? – размышляла она, отвязывая плоскодонку. – Матушка Надия плавает, когда ей нужно зачем-нибудь в соседнюю деревню. И матушка Анна – в лес за травами. Слюнявый плавает постоянно, просто так, от безделья. Вот и проверим!»
– Рит!
Резкий окрик заставил Марго выпрямиться. По ступенькам, приподняв рясу, спускался отец.
«Ух! Всевидящее око. Хорошо, что с кольцами повременила. Не сдаваться!»
Она вскинула подбородок, сделала каменное лицо, как у Моргана, призвала фантом зеркального кинжала – он послушно завис в пространстве между ней и отцом.
– Я хочу научиться управлять лодкой!
Батюшка Адриан аккуратно отстранил ее и сел за весла. Марго с обидой плюхнулась напротив.
– Так ты, значит, хочешь жить самостоятельно и зарабатывать на жизнь травничеством, – неторопливо произнес отец, когда они отплыли достаточно далеко, чтобы не быть услышанными с берегов. – Как ты себе это представляешь?
– Пойду в город. Наймусь к аптекарю.
В его спокойных, как вода в реке, серо-голубых глазах проскочила искорка иронии.
– Ты уже побывала у одного.
– Ну не все же такие!
– Разумеется. Одни увлекаются ядами. Другие – юными девушками.
– С чего вы взяли, что мною кто-то увлечется? Я же не Розанна Кресс, у которой сиськи вываливаются из платья! – Марго с неприязнью передернула плечами. – Иштван мною не увлекался. И Морган тоже. Я наймусь к семейной паре или безобразному горбатому старику.
– Розанна Кресс замужем. У нее близнецы, – сказал отец с непонятной гордостью, будто сам их родил.
«Ах да… Замужем!»
Марго вцепилась в сиденье под коленками, чтобы выдерживать ровный, уверенный, как у отца, тон и не сорваться в пререкания, которые всегда звучат у нее пискляво, по-детски.
– Семейным парам редко требуются подмастерья: они обучают собственных детей. В какой город ты собралась? Как ты туда доберешься – пешком?
– Почему пешком? На телегах. На торговых повозках.
Отец сухо усмехнулся:
– И у тебя есть деньги на проезд и ночлег.
Марго уставилась на лопасть весла, то плавно погружающуюся в синюю гладь, то поднимающуюся над бортом. Про кольца говорить нельзя. А вырученные за ветчину монетки она посчитала правильным опустить в ящик для пожертвований. Да их все равно бы и не хватило.
– Нет.
– На телегах. Неизвестно с кем. И ночевать в лесу под кустом. Так ведут себя доступные женщины, потаскушки! Неужели ты сама не понимаешь, насколько глупа твоя затея?
Слова и тон отца неприятно напоминали разговор на ту же тему с Морганом.
«И почему они оба уверены, что я нарвусь на негодяя? Молния не ударяет дважды в одно и то же место!»
Смелость испарялась, словно туман под утренними лучами солнца. И фантом кинжала не помогал. Марго сердито кусала губы, изо всех сил пытаясь не расплакаться. Батюшка не отпустит. И, как она сегодня убедилась, теперь блюдет ее вдвое зорче. Если она сбежит, ее рано или поздно найдут. Сбежать можно только замуж. За кого?.. Ей должно очень повезти, чтобы встретить своего суженого до того, как ее разыщут.
– Помнишь бабу Аннет из Розенгартена? – спросил отец после длительной паузы, очевидно выделенной Марго для осознания собственной глупости.
Марго в недоумении насупилась.
«При чем тут баба Аннет?»
– Да, батюшка.
– Мы похоронили ее той весной.
Одинокая старушка, пережившая мужа и двух сыновей, – они торговали на реке и все трое погибли в стычке с разбойниками, напавшими ночью на их судно. Марго хорошо знала эту историю, хотя она произошла до ее рождения.
– Уверена, Господь воздал ей за ее доброту, – отозвалась она со вздохом. Осенила себя крестом и на мгновение сложила ладони перед грудью.
– Родни у нее нет. Домик пустует. Ты могла бы пожить там, пока не определишься, чем хочешь заняться в будущем.
Затянутая синей поволокой речная долина вспыхнула, словно солнце выкатилось обратно из-за горизонта. Марго прикрыла и снова подняла веки. Дом? Ох… О таком подарке она и мечтать не смела.
– Благодарю вас, батюшка. – Она сползла на колени, поймала и поцеловала руку отца, которая тут же мягко водворила ее на место.
– Матушка Надия подготовит посуду, одеяла, постельное белье – все необходимое на первое время, чего не найдется у прежней хозяйки, – неторопливо продолжал батюшка, разворачивая лодку к пристани. – Я буду навещать тебя каждую субботу и воскресенье – в дни, когда мы совершаем службу в Розенгартене. А Пауль поможет с заготовкой дров и хозяйственными делами, которые тебе не под силу.
– Я не пойду за него замуж, – машинально отреагировала Марго.
– Тебя никто не заставляет. Единственное, что от тебя требуется, – быть вежливой и благодарной. Если он попросит напоить чаем, накормить, истопить баню, ты не должна отказывать.
«А если попросит постирать штаны? Остаться на ночь?»
Мужская работа по хозяйству в обмен на готовку – это почти семейная жизнь.
Черта с два! Набухать в чай соли, а если не поможет – подмешать слабительное. Марго злорадно захихикала про себя. Уж она-то сообразит, как обдурить недалекого диакона, чтобы тот заглядывал пореже.
Последовавшие далее нравоучения о нормах поведения благочестивой девушки Марго слушала вполуха, стараясь не выдавать своей радости, которая так и перла наружу. И усталый голос, и печально-задумчивое лицо отца свидетельствовали о том, что решение принято им не пять минут назад и далось оно ему нелегко. Возможно, он вообще не озвучил бы его, а выжидал бы, когда у нее из головы выветрится дурь, если бы… В жизни подчас случаются странные совпадения.
Когда бортик лодки скребнул о пристань, выцветшее небо все еще переливалось в глазах Марго красками заката. Нет, рассвета! Собственное маленькое хозяйство! В удалении от Ланца! Она с трудом удержалась, чтобы не пуститься к келейному домику вприпрыжку. Все дороги мира лежали у ее ног.
Смотреть дом поехали через два дня. Марго еле хватило терпения отстоять службу и дождаться, пока прихожане наобщаются с батюшкой Адрианом. Эту небольшую деревянную церквушку отец держал за собой и открывал два раза в неделю, чтобы избавить селян от необходимости ехать в Ланц. Совершив обряды и выслушав всех жаждущих его совета, он возвращался в монастырь, а Пауля оставлял дежурить до вечера – принимать прошения о молитвах и ухаживать за храмом.
Сидя на козлах рядом с отцом, Марго извертелась, высматривая свое будущее жилище. Батюшка не сказал о доме ничего, кроме того, что он самый ближний к озеру. Озеру, вода которого приняла кровь ее потерянной невинности. Марго вглядывалась в простирающуюся за деревьями серебристо-синюю гладь: вместо голых тел истязающих ее парней перед глазами маячили оранжевые огоньки сгоревшего греха-полена.
– Батюшка, острова далеко отсюда? – робко бросила Марго пробный шар.
– В той стороне.
Она проследила взглядом за рукой отца, указывающей вправо.
– Озеро делает изгиб, поэтому их отсюда не видно. Местные редко туда плавают. Здесь полно своих рыбных заводей. Если хочешь, Пауль потом тебе покажет и научит обращаться со снастями.
От облегчения Марго даже не стала отбрыкиваться от диакона. Ее позор остался тайной, иначе отец не говорил бы об островах с таким безразличием.
Единственная деревенская улица перешла в узкую тенистую дорожку. Телега со скрипом и грохотом спустилась под горку, протряслась вдоль плотно сбитого забора из посеревших от времени досок, и батюшка Адриан натянул вожжи. Приехали! Марго спрыгнула на землю. Опередив отца, толкнулась в запертую калитку.
– Закрыл, чтобы не шастали. – Батюшка перекинул руку через забор, скрежетнул ключ, и Марго приняла у отца амбарный замок. Он извлек из кармана рясы связку ключей. – Это тоже твое.
Крепко зажав ее в кулаке, Марго вступила в свои новые владения.
Дом прятался в глубине сада. Оба они выглядели одинаково запущенными и покинутыми. Сквозь тронутую желтизной траву проглядывала выложенная наполовину ушедшими в землю камнями дорожка. Вслед за отцом Марго обогнула по ней заросли крыжовника, несколько фруктовых деревьев и бывших грядок. Фасад выходил на озеро. Домик словно был влюблен в него и, отвернувшись от всех, любовался отражением солнца, играющего в прятки с заполонившими небо серыми облаками. Крышу широкого крыльца и окна веранды затянуло черемушником, диким виноградом, хмелем и разной дурниной. Между крыльцом, озером и лесом, отделяющим Розенгартен от соседней деревушки, раскинулась уютная поляна с удобным песчаным спуском в воду, подпорченная следами кострищ и засохшими коровьими лепешками.
– Вот черти! – ругнулся батюшка Адриан.
Марго проследила за его взглядом. Забор со стороны леса был снесен начисто. Отсутствовал также ряд досок со стороны веранды, но здесь хотя бы остались столбики и продолины, к которым они крепились. Кто-то из соседей позарился на халявный сушняк. Впрочем, за скошенную на корм скотине траву в саду им стоит сказать спасибо. Хмурясь и покусывая ноготь большого пальца, Марго побрела за отцом осматривать летнюю кухню и хозяйственные постройки, расположенные с противоположной стороны дома. Мимоходом взгляд зацепили дышащие на ветру засаленные, бывшие когда-то белыми, занавески двух окон. Судя по отсутствию осколков, стекла перекочевали в чужие рамы. Услуги Пауля придется принять. Рыбаков и желающих поживиться чужим добром имя отца, возможно, и отпугнет – не пройдет и двух дней, как соседи узнают, кому отошел бесхозный домик, – а шальные молодые дураки типа Антуана будут продолжать таскаться сюда на пикники.
Во дворике наблюдалась не менее печальная картина. Крыша хлева провалилась. Дровяник вскрыт. Все, что могло сойти за дрова, – растащено. Летняя кухня, если не считать покосившейся печной трубы, казалась целой, пока Марго не зашла внутрь. Хотя замок не взломан, здесь кто-то побывал – выдрал годные на растопку дверцы рассохшегося посудного шкафа и спер все содержимое, кроме чашек с отбитыми ручками, горелых кастрюль и покрытой дюймовым слоем жира чугунной сковородки. Глядя на следы бессовестных деяний соседей, батюшка Адриан качал головой и цокал языком. Он делал это так нарочито, что Марго думалось, в душе отец радуется внушительному объему работ для Пауля, и она показывала ему в спину кукиши.
Подоплека отцовской щедрости раскрылась во всей своей красе вместе с дверью в кухню. Марго, потрясенная, остановилась на пороге. Мебель, кроме стола, двух лавок и топчана, разломана. О том, что неизвестные пришельцы топят ею печь, говорил не только здравый смысл, но и лежащий в углу топор. Пол заплеван, закапан воском и еще невесть чем, забросан засохшими рыбьими костями и шелухой от семечек. На топчане напротив печки навалено вперемежку с битой глиняной посудой грязное тряпье и рваные, покрытые пятнами одеяла. Марго чувствовала, как отец ухмыляется за спиной: «Ты хотела стать самостоятельной. Что, слабо?». Конечно же он побывал здесь накануне и прекрасно знал, в каком состоянии дом, а теперь, в надежде, что ее энтузиазм угаснет, бросает вызов.
«Я принимаю!»
Да, сейчас здесь грязь и разруха. Но через месяц от них останутся лишь блеклые воспоминания. Марго по-хозяйски шагнула в кухню. Перенесла с подоконника на топчан стопку грязной посуды, открыла окно, чтобы выветрить тошнотворный букет пота с перегаром, который перебивал даже бабкино наследие – стойкий запах старости.
Обходя свое новое жилище, Марго мысленно загибала пальцы. В первую очередь вынести весь хлам и мусор. Потом кормилица-печка – почистить и обмазать. Вымыть и выскрести все, включая стены и потолок. Веранда и просторная комната, разделенная на две шкафом и шторкой, загажены меньше, но предстоит возня с окнами, в одном из них стекла умыкнули вместе с рамами. И еще – поставить на место выломанную дверь веранды. Этим надо сразу же озадачить Пауля. Оно и к лучшему, что работы от зари до зари. Меньше времени останется на мысли о Моргане. С тех пор как они расстались, Марго каждую ночь засыпала на мокрой подушке. Тоску по нему не прогоняли ни молитвы, ни привычные послушания по кухне, трапезной и храму. А самым трудным из всех дел будет выставить диакона вон в благодарность за помощь. Ни он, ни отец, ни сам Бог не заставят ее против воли идти под венец. Как ни странно, к домику Марго испытывала гораздо больше сочувствия. Казалось, он страдает от одиночества и жестокого обращения.
«Теперь ты со мной. – Она ласково погладила ладонью стену. – И мы будем заботиться друг о друге».
– Когда переезжаешь? – раздался за спиной невозмутимый, чуть насмешливый голос отца.
Марго обернулась и, задрав подбородок, решительно выкрикнула:
– Завтра!
