Глава 13

Ты торчишь здесь третий час, – напомнил себе Морган, лежа в густых зарослях орешника. – И зачем, скажи на милость?» Внутреннее зрение перебегало с храма на Марго. Прикосновение к лавандово-розовому сиянию храма вызывало удивительное ощущение, будто ты после рейда длиною в десяток лет вернулся домой. И Марго носит в себе частицу этого сияния. За это время Морган осмотрел и накормил лошадь, погрыз орехов, подремал, отсмотрел по карте путь до ближайших врат.

Когда между ним и Марго пролегли три сотни ярдов, а девушка все еще стояла на мосту, одинокая и растерянная, среди обломков собственной жизни, он натянул поводья и повернул обратно. Нельзя уезжать, не убедившись, что она добралась до монастыря. Марго заставила его подергаться, забравшись в воду. В первое мгновение Морган решил, что она собралась топиться, и в панике выскочил на тропу. Ум тотчас зацепился за соблазнительный предлог перекроить будущее. Если она попробует покончить с собой, он вытащит ее. Они неспешно поедут берегом, присмотрят уединенное местечко, и он сделает все, чтобы ночь согрела обоих. А утром… На Ледяшку? Там их точно не найдут, а трусливый алхимик не рискнет вернуться в свое логово. Но девушка просто искупалась, устроив себе своего рода инициацию в новую жизнь. Церковный ли это обряд или интуитивная догадка? Похожий ритуал у них проходят новорожденные и новобрачные. Умница. Встала, отряхнулась и пошла. Семь раз упадет, восемь раз поднимется.

Когда-то этот момент должен наступить. Часом раньше, часом позже… Морган заставил себя оторваться от земли и взгромоздиться на лошадь. С каждым ярдом огонек жизни Марго становился все более далеким. Морган чувствовал себя напряженным луком. Тетива натягивалась и натягивалась, а потом лопнула с коротким глухим звуком. Сделалось темно и холодно. Невидимая дыра, образовавшаяся после гибели Бо, снова заныла. И только сейчас Морган осознал: Марго ее – заполняла. Вернется ли он сюда когда-нибудь? Морган окинул взглядом пространство вокруг, стараясь впитать в себя благодать этого края. Она лилась отовсюду. Дымилась туманом над рекой, тихо плескалась под веслами одинокого рыбака, зеленела ровными, словно расчесанными гигантскими гребнями виноградными полями, простирающимися по самый горизонт. Нельзя позволить тварям осквернить эту землю. Если другие священники Долин настроены враждебно, он мог бы попробовать договориться с отцом Марго, на правах ее спасителя.

Проехав шесть миль полузаросшей тропкой вдоль реки, Морган свернул на дорогу. В этот час большак уже был пустынным. Темнота смыла краски окружающего мира. Мчаться галопом по ровной дороге, ночью, в одиночестве – пожалуй, единственное, что все еще доставляет настоящее удовольствие. Если мчаться достаточно долго, исчезают мысли, дорога, лошадь. Все исчезает. Остается только движение, полет.

Морган добрался до врат около полудня. Ночью он не сомкнул глаз, утром ничего не ел, поэтому чувствовал себя совсем разбитым. И виноватым перед молодой лошадкой – за то, что измучил ее так, что она охромела. Юго-Западные врата находились прямо в озере – недалеко от берега, но окунуться пришлось вместе с лошадью. Их так и называли – Озерные. Водную гладь сменили сырые удушливые сумерки пещеры. Выбравшись наружу, Морган вперился мутным взглядом в пасмурное небо и погруженные в дымку горы, силясь понять, который час. Потерялся во времени.

– Нашелся! Хвала Богам! – К Моргану бежала молодая женщина в штанах до колен и рубашке, с блестящими темными волосами, заплетенными в три длинных косы. – Боги, весь мокрый! Тетя Ирия собирает поисковый отряд. Она уверена, что ты уже плаваешь в какой-нибудь речке лицом вниз.

– Почти угадала, как видишь. – Морган обнял племянницу за плечи.

Скуливший на одной ноте годовалый сынишка Ишты умолк. Перевалился через бревнышко, запихнул в рот кусок веревки, которую Ишта плела до того, как отвлеклась, и принялся с энтузиазмом жевать.

– Не представляю, чего ты могла натворить, чтобы угодить на врата.

– Замещаю Натана. Он упал с лошади, сломал ногу. А Сигилл отошел за рыбой к ужину.

– Сложный перелом? – забеспокоился Морган.

– Паршивый. Колено. Он все еще у Хары. Там Викки, Орен. Они втроем его истязают. Что с твоей рукой?

– Да так… Вон твой ужин. – Морган помахал тощему рыжему пареньку, который поднимался по склону, вознеся над головой здоровенного омуля. – Приятного аппетита!

Хара занята. Значит, сперва Иллас.

По пути Морган отвел свою новую кобылу в конюшню, где держали лошадей члены их клана, – там о ней позаботятся. Дежурившая по конюшне Киара, одна из его многочисленных кузин, почти в точности повторила слова Ишты про тетю Ирию и выругала Моргана за скверную манеру срывать плохое настроение на лошадях. Мать была последним человеком, которого Морган хотел видеть; собственный дом он обошел стороной, сделав крюк через дубильни. Туман сполз с гор и накрыл поселок непроницаемой пеленой. Шум воды и голоса сделались глухими, словно туман скрадывал не только контуры, но и звуки. Ах, если бы он мог скрывать и тайны… Лгать легко лишь доверчивой девочке без Дара, смотрящей на мир широко распахнутыми наивными глазами. Остается надеяться на свою репутацию честного человека. Защитная сеть, накинутая с целью оградить окружающих от боли, которую Морган и вправду испытывал, возможно, и не вызовет подозрений. Только б Иллас не подумал, что он после гибели Бо тронулся умом, и не счел Иштвана сном или бредом.

Возле штаба были привязаны две лошади. Одна из них, покрытая пеной и забрызганная грязью, могла принадлежать только гонцу с тревожными вестями. Морган поднялся на крыльцо. Первая комната, обстановку которой составляли несколько деревянных лавок, пустовала, дверь во внутреннюю была плотно закрыта. Из-за нее донесся раскатистый возбужденный мужской голос:

– Девяносто семей! Где мы их расселим, на склонах?

У Илласа консилиум. Морган открылся, чтобы посчитать количество участников. Четверо. Помимо военачальника, старейшины Сана и Хонига. Второй мужчина Моргану знаком не был.

– Восточнее, – ответил голос Саны.

– Чтобы они уничтожили остатки леса? Хочешь жить на голых камнях, как в Куаронге?

– Хонига, лес все равно рано или поздно вырубят.

– А если осушить озеро? – предложил гонец после долгой паузы.

Женщины громко фыркнули.

– Банное? – загремел Иллас. – Лишить три поселка возможности мыться в горячих источниках? Возьму только тех, у кого здесь родственники. Не больше пяти хижин по берегу, где удастся договориться с соседями и втиснуться!

Раскаленная лава уничтожила поселок. Вулканы, вторая беда после землетрясений, гоняют людей с места на место, вынуждая кочевать в поисках пригодных для жизни долин и предгорий, которыми оба материка бедны. Многочисленные острова представляют собой гряды потухших вулканов. На них не селятся. Цунами от подводных толчков смоют островное поселение за несколько секунд. Ивинг – один из немногих оазисов в безопасной удаленности от вулканов, поэтому погорельцы стремятся в первую очередь сюда. Здесь даже строят устойчивые к суровым зимам и ураганам хижины из глины и подогнанных друг к другу камней. Обычно же жилищами служат конические каркасные шатры, покрытые шкурами, которые можно быстро сложить и погрузить на телегу.

Дверь распахнулась. Гонец вышел с кислой физиономией, бормоча под нос ругательства. Из помещения пахнуло духотой и потом. Иллас возвышался перед сидящими на лавке женщинами и выглядел таким же взмыленным, как лошадь гонца.

– Совсем обнаглели, – ворчал он. – Осушайте Глухое болото и живите на здоровье.

Морган вошел и прислонился спиной к стене, скрестив руки на груди. При виде его Хонига хищно ухмыльнулась:

– А, потерянный. Боишься идти домой. И правильно! Мать-то тебе голову открутит.

– За Глухое примутся, когда не будет альтернативы… – вздохнула Сана.

Повисла тишина. Продолжение фразы витало в воздухе: переселяться к дикарям.

– Где на этот раз? – спросил Морган.

– В Ингенау. Где тебя носило столько времени? – Военачальник моментально расшифровал его пристальный взгляд. Кивком на дверь выпроводил обеих женщин и запер ее на крючок. – Ты бы, друг мой, не усердствовал с Ледяшкой. Праотцы подождут. – Иллас проскрипел половицами к маленькой железной печке в торце комнаты, поставил греться повидавший виды чайник. – Есть другие места, нуждающиеся в твоей охране.

– Например, Долины. – Морган придвинул стул к открытому окну, сел, помахал ладонью в попытке поймать хотя бы струйку свежего воздуха. Уже настучали. Кто-то не в меру внимательный и заботливый проходил через врата сразу после него. Знать бы, кто этот дятел, поймать да нащелкать по клюву. – Почему в Долинах нет наших отрядов?

– Потому что там нет претов. – Иллас присел на краешек стола напротив. – Местные священники утверждают – благодаря их молитвам. Самообман, конечно. Из-за их жадности нам в свое время пришлось усилить охрану сопредельных областей.

– А Асуры? Неужели ни один Асур ни разу…

– Не один и не раз. Последний инцидент был не далее как полтора года назад. Асур заарканил десятка два забулдыг. Они грабили торговые фургоны на дорогах, а пленников скармливали своему хозяину. Отряд Рионы Биаор Алатау вышел на них по жалобе какого-то чудом уцелевшего торговца. Священники обвинили нас. Мы выдумываем несуществующих демонов, чтобы истребить местное население и захватить плодородные земли. Отряду не выплатили ни дана.

Морган откинулся на спинку, вытянув ноги, и устало пробормотал:

– Я не знал.

– Риона велела ребятам помалкивать, чтобы не разжигать вражды. О том же прошу тебя и я. Ты пришел предложить мне прибрать к рукам Долины? Это пытается сделать каждый отряд, курсирующий поблизости. Как минимум дважды в год.

Чайник перекочевал на стол. Морган нехотя наклонился вперед, чтобы принять из рук Илласа кружку.

– Не морщись. В первый месяц лета нужно пить больше горячего, – отеческим тоном напомнил Иллас, – чтобы изгнать из организма зимний холод.

Мало кому из оказавшихся в штабе удается избежать кисло-сладкого отвара лечебных трав, собираемых многочисленным семейством Илласа в высокогорьях. И чем жарче за окном, тем пойло горячее. К концу лета, когда погода начинает портиться, оно становится холодным: организм должен подготовиться к стуже. Посильная забота главнокомандующего о здоровье воинов, которые, по его мнению, ею пренебрегают.

Оба прихлебывали обжигающую жидкость маленькими глотками. Затянувшееся молчание Илласа намекало на то, что прелюдия закончена. Морган побарабанил пальцами по глиняной кружке и выдал краткое резюме:

– На Ледяшке появился жилец. Некий Иштван Краусхоффер, родом из Браголлака. Сооружает агрегаты для превращения ветра в огонь, открывает новые миры и изготавливает обереги, делающие Манну невидимой. Не раб Асура. Не один из нас. Мы, по его мнению, испорченные люди и недоделанные демоны. – Сделав паузу, он добавил: – С головой у меня в порядке.

Иллас поставил кружку, медленно обошел вокруг стола. Морган с тревогой наблюдал за ним.

«Сейчас попросит снять защитную сеть».

Иллас не попросил.

– Это, знаешь ли, закон. Один идиот выкрикнет в пространство глупость, а чья-нибудь пустая голова через пару дюжин лет и миль ее подхватит. Испорченные люди, недоделанные демоны… – Стол скрипнул под весом массивного тела. Иллас уселся скрестив ноги и, комично потрясая воздетыми к потолку руками, воскликнул: – А должны править миром как Боги!

Морган мысленно хлопнул себя по лбу. Губы невольно растянулись в улыбке. В точности так его изображали на пирушках. Вананд Заар! За свои незаурядные дипломатические способности некогда получивший место в Совете старейшин и за столь же незаурядные идеи мироустройства оттуда выкинутый. Обиженный, он ушел в Храм Сердца, но то ли жрецы отказались его принять, то ли, выслушав его бредни, выставили вон: через четыре года он объявился у дикарей, напав с кучкой плохо вооруженных крестьян на отряд Суров. Нелепый, необъяснимый, заведомо проигрышный ход. Ах, какая стройная и логичная версия могла бы выстроиться… если бы Вананда в той стычке не продырявили мечом. Тело было сожжено, а прах, согласно традициям, соединен с глиной и захоронен в горах.

Вананда Морган лично не знал, ни разу его не видел. Он жил в Ционе, далеко к западу от Ивинга, за горным перевалом – у Моргана никогда не случалось там дел. Однако Ванандова слава гуляла далеко за пределами его поселка. Амбиции приклеили к нему прозвище Ционский Император, позже сократившееся до просто Императора. Вананд попирал заветы предков, презрительно называя их полуразложившимися байками. Освобождать мир, причем чужой, от демонов, жертвовать собой ради варваров и за это в следующей жизни воплотиться в мире Дэвов – морковка, подвешенная перед носом у осла. Глупо лелеять надежды на лучшую долю после смерти. Наслаждаться беспредельным счастьем среди плодородных земель, животворящих вод, окружающих дворцы из драгоценных камней, в мире, где не бывает стихийных бедствий и где не страшны ни преты, ни Асуры, ни люди, – все эти вдохновенно расписываемые легендами реалии мира Дэвов можно создать здесь и сейчас. Для этого нужно заставить жрецов рассекретить древние знания и возродить технологии погибшей цивилизации дикарей. Дикарей превратить в рабов – они все равно не будут об этом знать. Загрязняющее окружающую среду производство сосредоточить в малопригодном для жизни родном мире, а самим перебраться в зеленый и плодородный. С нечистью разобраться нетрудно: претов можно тупо перебить, если опять же обратиться к древним знаниям и изготовить оружие, стреляющее раскаленным металлом, а не заостренными палочками, а Асуров – подчинить. Идей подчинения Асуров у Императора, правда, не было; он бормотал на этот счет что-то невнятное типа «проблема со временем разрешится сама собой».

Бунтарские призывы, однако, не делали его преступником. Как мастер Вананд был зауряден, лихой боец из него тоже не вышел. Его считали мечтателем и фантазером, за глаза посмеивались, а нападение на отряд расставило все по местам, породив слухи о его невменяемости. В народ императорские идеи не пошли: все понимали – принять их означает превратиться в Асуров. Его сказкам – как за один миг превратиться из жалких ублюдков, прячущих свою гордыню и алчность за фасадом благих намерений, во властелинов двух миров – внимал лишь недалекий умом молодняк.

– Быть может, это его сын? – предположил Морган.

– Если мне не изменяет память, – Иллас с кряхтением слез со стола, – Вананд был бесплоден. Он долго лечился. Жена, потеряв надежду, ушла от него и повторно вышла замуж. Едва ли какой-нибудь дикарке удалось вдохнуть жизнь в его семя. Скорее он выпестовал ученика. Ему всегда нравилось окружать себя дураками, которые слушали его разинув рот. Среди дикарей таких даже искать не надо – прилипнут сами и будут ходить следом табунами.

– Где его жена теперь, интересно… – задумчиво пробормотал Морган, оттягивая момент начала детального изложения событий.

– В мире Дэвов, надеюсь. Она умерла тогда, в Ционе.

Оба замолкли. Трагедия, случившаяся четыре года назад, – массовое отравление водой – все еще режет память. Большинство воинов были в рейде, поэтому погибли в основном женщины, дети и старики. Одни говорили, будто кое-кто из живших по берегам сбрасывал в озеро, откуда брали воду для питья, содержимое нужников. Другие винили водоросли, якобы выделившие токсичные вещества. Были и третьи, утверждавшие, что это ловко провернутая диверсия с целью мести: кому и за что – неизвестно. Так или иначе, диверсантов не нашли, а немногочисленные выжившие покинули свои дома. А озеро, единственный источник пресной воды в той местности, заросло какой-то зловонной дрянью.

– Ты видел этого парня собственными глазами? – прервал молчание Иллас, уставившись на Моргана в упор.

Моргана затрясло. Чтобы скрыть дрожь в руках, он опустил кружку на колено.

– Нет. Я узнал о нем от девочки, его… – Он запнулся. Слово «любовница» к Марго не клеилось. – Которую он приколдовал и держал при себе для любовных утех. И считал с нее его фантом.

– И где эта девочка?

– Умерла, – солгал Морган, глядя ему в глаза.

– Но перед смертью успела тебе все выложить…

– Боюсь, малую толику. Он отравил ее каким-то сильнодействующим ядом. Я едва не окочурился, пытаясь спасти ей жизнь.

Не дав Илласу паузы для очередной реплики, Морган выдал сокращенную версию событий, перетасовав их словно колоду карт. Сначала был на Ледяшке. Потом заскочил к дикарям погреться и по чистой случайности помог ребятам Трау Ингера-Аллойда расправиться с претами. Затем снова Ледяшка. Вот тогда-то он и столкнулся с девочкой-невидимкой. Воспоминания о битве на дереве ввели его в раж, и к середине рассказа Морган заливался соловьем, отвлекая внимание Илласа от Марго описаниями таинственного агрегата, Погибшего мира и заклятого ожерелья, которое не только скрывает Манну, но и шибает как молния, когда к нему прикасаешься. Он заставил девочку снять оберег, припрятал под снегом, последовал за ней с разрывом в четверть часа – время, потраченное на поимку взбрыкнувшего коня, – и нашел умирающей, а логово Иштвана – пустым. Закончил гибелью бедняжки у него на руках, добавив невзначай, что труп сжег. А что с ним было делать? Родители девочки умерли, пропала она давно, откуда Иштван ее похитил – неизвестно. Морган содрогнулся, представив Марго мертвой в снегу и как зелено-голубое пламя пожирает ее восхитительное тело.

Стоявший все это время неподвижно Иллас забродил по комнате, как медведь-шатун. Морган, прикрыв глаза, допивал остывший отвар и слушал скрип половиц. Поверит – не поверит… Поверит – не поверит… Пока тянулось безвременье, он прошел все стадии – от сбивающегося дыхания и пылающих ушей до полного безразличия.

Иллас глубоко втянул воздух.

– Знаешь, как в древности дикари поступали с гонцами, принесшими дурные вести? – Он жестом пригласил занять место за столом, вынул из ящика несколько чистых листов бумаги. – Валяй. Сначала про свои похождения, потом – про ваши с Тайнером. Тайнер на похоронах отделался парой фраз про Асура с каналом и двух ребятишек Ушана. Сказал, что ты все знаешь, и в спешке отбыл.

Морган плюхнулся на стул, расстегнул рубашку. Спина взмокла – то ли от духоты, то ли от волнения. Поверил. Но если он попросит повторить все это в присутствии семнадцати глав кланов, без защитной сети… Нарисовать в воображении образ умирающей девочки ничего не стоит, но эмоции наверняка выдадут его. За подтасовку фактов, фальсификацию рапорта – три года дозора на вратах и несмываемое пятно на репутации. Морган нервно заерзал.

– Будешь собирать Совет? – как бы между прочим осведомился он, облекая свои последние злоключения в ненавистные закорючки.

– Подумаю. – Иллас не менее нервно гремел чайником, готовя вторую порцию снадобья. – Сегодня переговорю с теми, кто отдыхает. Соберем отряд на Ледяшку. Прихватим Лайо и еще кого-нибудь из мастеров. Я тоже поеду.

В глазах потемнело. Если в Иштвановом логове остались отпечатки Марго… После смерти человека его личные вещи какое-то время хранят его Манну, и нельзя сказать наверняка, жив он или мертв. Но Лайо, мастер клинка-и-жезла, чьи руки и Дар превращают сплав стали, золота, серебра, олова, железа, меди и свинца в кинжалы с зеркальной поверхностью и длинной рукоятью, скрывающей жезл с кристаллом алмаза, который, как Асуры, питается Манной и, как люди, живет, старится и умирает… он почувствует. И не станет покрывать, как снисходительная тетушка Хара. Морган вздохнул и сосредоточился на рапорте. Нет сил беспокоиться еще и об этом.

Он барахтался в писанине, с тоской вспоминая тщательно выведенные буковки Марго, а Иллас молча бродил по комнате и опрокидывал кружку за кружкой, не забывая наливать и ему. Скверная привычка – в критической ситуации держать свои умозаключения при себе. И стоять над душой. А как стемнеет, пойдет по домам трубить в уши сонным, вернувшимся вчера из похода ребятам, что завтра им тащиться на Ледяшку, без объяснений зачем.

– Завидное дельце ты урвал. Поздравляю. Если выгорит, отправишься комендантом округа в Зотерн.

Перо остановилось на полуслове и сделало кляксу. Зотерн – тепленькое местечко, мечта многих. Мягкий влажный климат, море, морозов не бывает, и попы не слишком вредничают. Какая-то шустрая часть сознания прикинула расстояние до Ланца.

«Что останется от твоего доверия завтра, Иллас?»

Исписав еще пару листов, Морган наконец поставил последнюю точку. Вылил в рот остатки снадобья. Будь оно с градусами, организм избавлялся бы от зимней стужи гораздо быстрее.

– Почему бы тебе не подавать разогретое вино, приправленное специями, как в элитных питейных заведениях у дикарей? – предложил он, потряхивая кистью, уставшей от непривычной филигранной работы. – Количество желающих писать рапорты заметно прибавилось бы.

– Хм… – Иллас отвесил ему иронический взгляд. – И количество бездельников, несомненно, тоже. – Он нагнулся над столом, пробежал глазами по первой странице рапорта. – Свободен. Завтра чтоб как штык был здесь в шесть.

Отяжелевший, с единственным желанием – опорожнить мочевой пузырь, – Морган рванулся к двери.

– Мор?

Он обернулся на пороге.

– В восемь. Выспись! Это приказ.

По пути к Харе Морган заскочил к жене Эйжа узнать, были ли на похоронах Бо Эйж и Анаил. Обезображенный утопленник относился к изъятому из рапорта блоку событий, поэтому задавать вопросы Илласу Морган поостерегся. Что бы ни сотворили с убийцей дядья Алсура, Эйж не станет держать это в секрете. Оказалось, не приезжал ни тот ни другой. Странно. Если Гордон – дело их рук, они должны были уже вернуться. Потом Морган забежал к Танире извиниться за отсутствие на похоронах. Написал несмываемыми чернилами на белом прямоугольном куске ткани молитву за Бо, прикрепил ткань к древку. Завтра он встанет пораньше и отнесет флажок в горы, чтобы установить его на месте захоронения праха. Танира попросила младшую дочь проводить Моргана до могилы. Если бы девушка не была занята стиркой, он сходил бы и сегодня, лишь бы оттянуть возвращение домой.

Хара встретила его ехидной улыбочкой, встряхивая бутыль с каким-то варевом:

– А-а, явился… Как твоя девочка? – Она кивнула на раненую руку: – Небось родичи ее постарались?

Морган вздохнул и переменил тему:

– У меня есть для тебя другая. Не фырчи. Очень талантливая. Умеет отделять Манну от тела, не разрывая связи между ними. Просто выводит ее, и ни пациент, ни целитель не чувствуют боли.

– Ты не про дочь ли той потаскушки из Аштры? Мне нечему ее учить. Ей впору самой брать подмастерьев.

Шустрая какая. Уже считала образ.

– Хара, у девушки отсутствует рука до локтя. Она пробовала заживлять раны фантомными руками. Ты могла бы научить ее брать потоки. Тогда бы она после этого не падала в обморок от потери сил.

– В роду Аояги все хромые на голову. Мне не нужны чокнутые. Их хватает среди вас. – Хара поставила бутыль на подоконник, сыпанула в таз с водой какой-то порошок и начала тщательно ополаскивать руки. – Чего стоишь как истукан? Давай показывай, что там у тебя.

Морган понуро опустился на койку, закатал рукав и привалился к стене. Проигрыш. Соула права. С койки напротив, задернутой плотной шторой, доносился плач ребенка. Ребенок то вскрикивал, то затихал. Голоса Викки и мамы малыша пытались убедить его, что потерпеть осталось совсем недолго, а если ранку как следует не промыть, в ней заведутся червяки и съедят все внутренности.

– Пропорол ногу ржавым гвоздем, – сказала Хара, вытирая руки белоснежным полотенцем. – Сегодня у нас день несчастных случаев. Утром сестра Хониги привела внука – тот гонялся за шаровой молнией. Догнал. Хвала Богам, остался жив. Но руки, грудь… – Она покачала головой и подытожила: – Болван.

– Будущий воин, – поправил Морган.

– К сожалению, с возрастом в ваших головах мало что меняется. О Боги… Ну и запах! – ахнула Хара, освобождая руку от грязных бинтов, которые пришлось еще и смачивать дезинфицирующим снадобьем, чтобы они отлипли от раны. – У них что, не было водостойких бинтов?

Обрабатывая и перевязывая рану, Хара не прекращала ругать Долму, называя ее криворукой неумехой. Ворчала, что зашито похабно, кое-где загноилось и на месте шва вместо узкой светлой полоски останется красная борозда. Морган усмехался в ответ: он еще не встречал целителя, который упустил бы случай изругать работу коллеги.

Когда он вышел от Хары, было совсем темно. Воздух по-прежнему сочился влагой, но дышать стало легче. Дома, на дворике светился очаг, в прихожей витал аромат лука и свежей рыбы. На прошлой неделе у дикарей выменяли на собольи шкурки тысячу фунтов пшеничной муки, на всю общину. Мать готовила рыбник.

– Ты должен починить дверную петлю, – отчеканила она, не оборачиваясь.

«Которую выдрал, когда хлопнул дверью».

Морган раскатал на полу спальник и рухнул на него лицом вниз. Внутренняя ткань все еще хранила отпечатки Марго и запах ее волос. Проклятье! За несколько дней он привык к ней так, будто она всю жизнь была рядом.

– Вчера похоронили Боро, – продолжила мать замогильным голосом.

«И там были все, кроме тебя», – закончил Морган ее мысль. Будь он в менее раздрызганном состоянии, он озвучил бы, развил и углубил ее и взял бы реванш за поражение в предыдущем раунде.

– Из-за тебя похороны состоялись на день позже.

– Не помнишь, как называется тот, кто детей трахает?

Морган насладился наступившей паузой. Поворачивать голову, чтобы полюбоваться выражением ее лица, было лень.

– Педофил?

– Верно!

Через некоторое время ему предложили горячий ужин. Морган притворился спящим. Нет сил ни на еду, ни на общение с матерью, неминуемое во время трапезы. Он почувствовал, как его освободили от ботинок, укрыли одеялом. Потом прибежала Имандра, уселась в ногах и похлопала его по бедру:

– Эй, трупик, ты жив? С кем ты подрался?

Мать шикнула на нее. Морган натянул на голову одеяло. Больше его не трогали.