Глава 10
Крепко обхватив руками ветку и прижавшись щекой к шершавой коре, Марго пыталась переварить в голове произошедшее. У Моргана закончился смертоносный огонь, он намеревался избавить их обоих от мучений, попросил спеть. Потом она заснула, как он и обещал, а когда проснулась… преты сгинули. А должны были сгинуть они с Морганом. Сознание агонизировало, но телесные ощущения говорили о том, что она все еще на этом свете. У мертвецов не бывает головокружений, шума в ушах и жажды. Кто-то спугнул тварей. Марго ощупала карманы плаща в поисках фляги; не обнаружив ее, принялась слизывать с листьев капельки дождя.
– И один в поле воин! – Возглас прозвучал с неподдельным восторгом.
Марго дернулась от неожиданности. Если б не ремень, она бы свалилась. Из-под соседнего дерева место побоища обозревали два амбала в кожаных штанах и кожаных жилетах, вооруженные длинными ножами и мечами: один лохматый и белобрысый, а другой обритый наголо. У лысого за спиной висел еще и арбалет. Господь послал в помощь злейших врагов нечисти! Марго подобрала ноги и вжалась в ветку, чтобы ее не заметили. Неизвестно, кто хуже, колдуны или чудовища, которых они убивают. Говорят, у Суров дурной глаз и им ничего не стоит убить, покалечить и подчинить человека магией.
Мужчины посовещались, лысый потыкал пальцем в претов и убежал. Его дружок не терял времени даром: извлек из-за пазухи ломоть хлеба с ветчиной и алчно вгрызся в него. Не отходя от возвышающегося перед ним холмика из тел! Жуя, парень пинал носком ботинка верхнее – очевидно, чтобы посмотреть, сколько под ним еще лежит. Марго поморщилась. Хорошо, желудок пуст. Утробные звуки выдали бы ее и наверняка вызвали бы идиотские шуточки. Парни в деревне всегда ржут, когда кто-нибудь блюет в кустах. А уж блевать с дерева…
С возвращением лысого бутерброд отправился обратно в карман, откуда немедленно был выхвачен: с радостным рыганием, заменяющим, по-видимому, смех, лысый запихнул его себе в рот. Минуту спустя до Марго донеслась звонкая и весьма удачная имитация соловьиной трели. Лишившийся заначки парень ткнул своего дружка в бок:
– Покукуй еще.
Трель смолкла. Оба сложили свои смертоносные железяки под соседнее дерево, где почище, натянули кожаные перчатки и принялись растаскивать гору окровавленных туш – брали каждую за лапы и уволакивали куда-то в глубь леса. Высокие, ладно сбитые. Двигаются плавно, бесшумно. Кожаные жилеты надеты на голое тело – видимо, чтоб мускулы показать. На колдунов не похожи. Скорее охотники. До сегодняшнего дня Марго видела Суров всего раз – конный отряд на базаре, в Хельне. Ей тогда было четыре года, поэтому она не помнила ничего, кроме длинных черных кожаных курток с мехом и обилия оружия. И еще ее страшно удивило присутствие в отряде молодых женщин.
От висения головой вниз началось головокружение. Марго затянула ремень потуже и перевернулась на бок. Каждое движение отдавалось болью во всем теле, будто ее всю ночь били палками. Волосы и платье пропитались запахом паленой шерсти, зловоние въелось в стенки носа. Странно: когда рядом был Морган, вонь почему-то не беспокоила. Прижавшись ноздрями к ветке, Марго глубоко втягивала в себя пряный горьковатый аромат дубовой коры. Это спасало ненадолго: едва в голове вспыхивал очередной эпизод ночной бойни, в желудке начинались спазмы, и сознание в панике металось по прошлому в надежде уцепиться за какое-нибудь ароматное воспоминание.
Как назло, на ум лезли всякие мерзости. Вместо благоухающих клумб матушки Лизы и роскошных роз, которые они каждую весну высаживали вдоль виноградных рядов для контроля здоровья винограда, в сознании маячил поросенок со вспоротым брюхом во дворе миссис Гейвер, соседки батюшки Адриана, накануне свадьбы ее дочери. Муж и будущий зять миссис Гейвер поливали из ведер каменные плиты, смывая следы расправы над несчастной животиной. Пока батюшка обговаривал с хозяйкой подробности предстоящего венчания, Марго, прячась за его рясой, зажимала нос, но теплый сладковатый запах живой крови преследовал ее потом несколько недель.
Измученная собственными мыслями, Марго закрылась от них молитвой. Молитвы вспоминались плохо, однако по сравнению с утренними потугами прогресс был заметным. Звуки священных текстов уносили ее все дальше и дальше от вони и кошмарных отзвуков побоища. Вокруг завихрилось облачко белесого тумана, запеленало легким пухом и бережно подняло в воздух. Словно в уютной колыбели, Марго поплыла над верхушками деревьев. Ветер, солнце и свобода… Бесконечная свобода, которой можно захлебнуться, если вдохнуть слишком глубоко. Облачко плавно спускается на землю. Поскрипывание оконной рамы на ветру. Далекий звон кадила. Запах воска и можжевельника. Туман рассеивается. Она в родном храме, у раки святого Аммоса. Марго наклоняется и с благоговением касается губами стекла, голос в голове шепчет благодарственную молитву. Кто-то, стоя за ее спиной, пристально разглядывает ее, бесцеремонно вторгаясь взглядом внутрь, под одежду, под кожу… Марго становится не по себе. Она однажды испытывала такое ощущение – в тот злосчастный день, на венчании Антуана.
Марго обернулась и… растерянно заморгала, сплюнула приставший к губе кусочек коры. Молитвы убаюкали ее. Где там фигуристые труженики? Она свесилась вниз и завертела головой. Парней не видать. Зато к ее дереву со стороны фермы приближается существо неопределенного пола, в кожаных штанах, без оружия и жилетки – вместо нее надета свободная льняная рубаха с коротким рукавом. Короткие волосы, мускулистые руки и узкая задница… но бедра выписывают восьмерки в совсем несвойственной мужчине манере, а к поясу прикреплен пушистый беличий хвост. Существо не смотрело вверх, однако пришедшее из сна ощущение чужого внимания не проходило. Парни одновременно, как по команде, выскочили из кустов.
– Я там закончила, – прощебетало существо девичьим голосом.
Лысый стянул перчатки и сгреб девицу в охапку, запустив руку ей под рубашку, аж по самый локоть.
– Долма, детка, что ты там прячешь?
Марго брезгливо скривила губы, а девице, похоже, это нравилось – заливаясь смехом, она обеими ладонями хлопала его по потной лысине. Предметом поползновений оказались вовсе не женские прелести. Из-под рубашки был извлечен гигантский бутерброд. Парни с довольными физиономиями разделили добычу и набили рты. Жрут не переставая. Как преты. Может, они дальние родственники? Не зря же священники называют Суров нечистыми. Уминая ветчину с хлебом, троица что-то негромко обсуждала между собой. Лысый умудрялся изрыгать свои дебильные смешки, не переставая жевать. Эх, сбросить бы на эту лысину желудь… Марго уже слышала звонкий щелчок, с которым он отскочит. Правда, эта шалость вряд ли сойдет ей с рук. Любопытно, что бы они сделали в отместку – навели порчу?
К полудню внизу не осталось ни одной туши. Некоторое время ветер доносил обрывки голосов и смех Долмы, потом все стихло. Морган не возвращался. Быть может, забыл про нее и уехал с Сурами? Марго уже чувствовала себя на дубе как дома.
«Если не вернется, останусь здесь жить. Буду спать на ветках, жевать листья, пить росу и лузгать желуди. Превращусь в лесную кикимору».
Марго снова начала подремывать, когда до нее донеслось тихое посвистывание. Для птичьего свист слишком настойчивый. Она глянула вниз: Морган жестом подзывал ее к себе. Сердце радостно заколотилось. Пальцы принялись спешно развязывать узел на ремне. Морган не сводил с нее глаз, пока она, цепляясь за ветки, сползала вниз, а когда ее нога коснулась самой нижней, протянул навстречу руки. На его лице, как блик солнца в воде, промелькнула улыбка. Надо же, каменная глыба научилась улыбаться! Для этого ему надо было побывать одной ногой в могиле.
– Эти парни с дурными манерами уехали? – уточнила Марго на всякий случай.
– С дурными манерами? Какими же?
– Они ели рядом с трупами!
Уголки его губ дернулись.
– Какой ужас. Прыгай, не бойся!
Марго благополучно приземлилась на руки Моргану. Весь путь до фермы он бережно поддерживал ее за талию, а Марго украдкой разглядывала его. За время, пока она вживалась в роль кикиморы, с Морганом произошли перемены. Он помылся, побрился, разжился чистой одеждой и перестал выглядеть так, будто ночевал в сточной канаве. Рукава рубашки были ему коротковаты, из-под правого выглядывали бинты – кто-то обработал ему рану. Но вид его обеспокоил Марго: лицо посерело и осунулось, а темные круги под глазами стали еще заметнее, длинные ресницы не могли скрыть воспаленных век.
Морган привел ее в дом, на кухню, где завалился на устроенную прямо на полу постель, сообщив, что немного поспит. Кухня была ухоженной, просторной и удобно оборудованной. Печь недавно обмазали. Кто-то расписал обращенную к обеденному столу ее стенку веселыми желтыми подсолнухами: напоминание о теплых летних деньках зимой. И здесь нет следов пребывания претов: все вещи на своих местах – там, где хозяйка оставила их вечером, – кроме грязных мисок, чашек, банок и полураскромсанного кубика ветчины на усыпанном хлебными крошками столе. Марго с неприязнью поморщилась, вспомнив Долму. Могла бы и прибрать за своими прожорливыми приятелями.
Тишина дома, где поселилась смерть, была жуткой и давящей. Прислушиваясь к звукам собственных шагов, Марго осторожно прошлась по прихожей. Она не могла отделаться от ощущения чужого присутствия… душ тех, чьи тела растерзаны? Взгляд упал на следы сапог и темные пятна на полу, с бурыми включениями, похожими на раздавленных червяков. Марго сглотнула и поежилась, подумав о том, что это может быть. Надо чем-нибудь заняться, иначе она сойдет с ума. Морган чуть живой, лошади у них теперь нет; скорее всего, им придется здесь ночевать. Эта мысль накрыла ее волной ужаса. А вдруг преты снова нападут? Марго попыталась успокоить себя Сурами: должно быть, твари под контролем, раз Морган спокойно лег спать и не дал ей никаких распоряжений, кроме как разбудить его, если кто-нибудь появится. Но это мало что дало. Она огляделась, стиснула зубы и начала с наведения порядка в прихожей. Вынесла на улицу и сложила в сторонке, за крыльцом, куски стекол и обломки оконных рам, вымела мелкие осколки. В противоположной кухне стороне, в тупике Марго обнаружила дверной проем; сорванная с петель дверь была прислонена к стене. Она с опаской заглянула внутрь: лестница вела на второй этаж. У Марго закружилась голова. Надумывает она себе или нет, но казалось, сверху тянет запахом крови. Передвинув дверь, она прикрыла вход. Хотя бы так…
На большее ее не хватило. Марго вернулась на кухню. Здесь тепло и почти уютно: в углу перед иконами горит лампадка, тикают ходики, на ярком лоскутном коврике лежат косые полосы солнца. И здесь Морган. Марго пристроилась у него в изголовье, обхватив руками колени. Она разглядывала его руки, вспоминая, как они обнимали ее, гладили по волосам. Как же не сочетаются бережные прикосновения этих ладоней с суровостью их обладателя…
«Брось, глупая! У него в Идане красавица-жена и семеро по лавкам. Такие видные ребята одинокими не бывают».
Венчального кольца нет. Но это ни о чем не говорит. Не носить же его на обрубке. Еще вчера ее это не волновало… Темная лошадка. И мастер развязывать языки. О себе ничего не рассказал, а из нее вон сколько вытянул – и про Иштвана, и про Погибший мир, и про позор на острове. Марго ни за какие коврижки не согласилась бы открыть кому-нибудь правду о той ночи, а тут на тебе – заливалась соловьем. Какой же надо быть, чтобы понравиться такому парню? Воображение, насмехаясь, выкинуло Розанну – высокую брюнетку с грудями с солидные грозди винограда, осиной талией и широкими бедрами. Да, такой. И еще загадочно-недоступной, умной и общительной. Марго обреченно вздохнула. У нее не хватает мозгов даже на то, чтобы разговорить его. Может, накормить его чем-нибудь вкусненьким? Идея ей понравилась.
Еще минут десять Марго потратила на размышления, имеет ли она право хозяйничать в чужом доме. Вдруг заявятся друзья или родичи погибших? Как они отреагируют? Вообще-то любые добропорядочные хозяева приютили бы раненого, пока он не оправится настолько, чтобы продолжать путь. Батюшка Адриан дает приют каждому, кто обращается с такой просьбой; не отказывает, даже если все комнаты в гостевом домике заняты – идет в деревню и договаривается о ночлеге, а расходы, если гость беден, берет на себя. Правда, потом предлагает поработать на территории монастыря или на плантации, во славу Божию. Так, во славу Божию, обрабатывается земля между виноградными кустами и происходит сбор винограда – благо летом и осенью в паломниках недостатка нет.
Воспоминания о доме прибавили решимости. Марго простучала пол, в нужном месте закатала коврик. Потянув за металлическое кольцо, открыла деревянную дверку и поежилась: в черную прямоугольную дыру уходила узкая крутая лестница. А вдруг Суры свалили туда мертвые тела? Или там затаился случайно уцелевший прет? И крысы… Отчего бы им там не водиться?
«Ну-ка без глупостей!»
Зажав в кулаке зажженную от лампадки свечку, Марго начала мужественно спускаться, каждый миг ожидая, что в нее вцепится когтистая лапа. Нога наступила на что-то мягкое, с чавканьем раздавив его. Свеча выпала из подсвечника. Пламя затрещало, затрепыхалось, но не погасло, высветив на каменном полу сплющенный помидор. Марго присела на ступеньку и, тяжело дыша открытым ртом, выждала, пока сердце перестанет колотиться в ушах.
«Дура! Если на Небесах есть запись о том, что сегодня ты туда отправишься, тебя уже ничто не спасет».
Хозяйские закрома впечатляли. Подняв над головой свечку, Марго разглядывала ряды стеклянных банок: овощная икра, варенье, компот, томатная паста, маринованные огурцы и помидоры, тушеное мясо… На полу в деревянных ящиках свежая морковь, свекла, картошка, баклажаны и цветная капуста – Марго тут же прихватила кочанчик. На нижней полке вырисовывались знакомые очертания кувшинов. Марго поднесла свечку поближе: Альберт Бенье, Долина Шираз, один из главных конкурентов отца. Она мысленно одобрила выбор хозяев: у Бенье отличные вина, правда, недешевые – старик знает себе цену. Марго заулыбалась, вспомнив невысокого жилистого длинноносого живчика, правнука основателя марки. Каждый год он приезжает к ним накануне Праздника молодого вина якобы поклониться святым мощам. В храме Марго ни разу Бенье не видела: все дни, которые он гостил в Ланце, он шушукался с батюшкой Адрианом – либо в винном погребе, либо в лодке посреди реки. Марго всегда думалось, будь у Бенье сын, подходящий ей по возрасту, над ней не нависала бы тень Пауля, хоть в роду Бенье и нет священников. Мысли о вине улучшили настроение. Интересно, как отнесется Морган… Красное вино помогает восстановиться при потере крови. Воодушевленная этой мыслью, Марго подняла наверх свои находки. Из всего изобилия заготовок она скромно выбрала тушеную говядину и томатный соус с чесноком и травами для заправки капусты. За дровами пришлось идти на улицу; заодно Марго нарвала зелени и свежих овощей. Она прищурилась, глядя на небо: солнце еще не коснулось острозубой стены леса, а с рассвета, казалось, прошел год.
Печка разогрелась быстро, стало душно. Марго подошла к окну, чтобы приоткрыть створку, и тут же отпрянула: у ограды пастбища Сур привязывал к колышку коня. Но, похоже, он все равно ее заметил: через минуту под окном зашуршала трава и раздался скрежет, будто окно пытаются открыть с той стороны. Марго постояла в раздумье, оглянулась на спящего Моргана – жаль будить! – и отодвинула краешек занавески. Парень – длинноволосый, лохматый, изрядно подкопченный солнцем и, как все его сородичи, с обнаженными бицепсами – вежливо извинился, откинув со лба темную прядь, состроил умоляющую рожицу и понес какой-то бред про погибших родителей, ухоженное хозяйство и заботливые руки, щедро сдабривая свою ахинею заверениями, что впредь подобного не повторится. Слащавая гримаса раздражала, и Марго перевела взгляд на украшение на груди парня – изящно вырезанное из светлой древесины солнце между двух лун. Деревянные светила усеивали мелкие вкрапления то ли мастерски обработанного стекла, то ли драгоценного камня, которые, улавливая солнечные лучи, переливались зеленым, голубым, синим и фиолетовым. Вдохновенная речь закончилась просьбой отрезать махонький кусочек ветчины в качестве благодарности за отличную лошадь. Марго охватило отвращение. Стоило так распинаться ради куска мяса.
«Да забирай ты ее всю, только уматывай отсюда!»
Она завернула ветчину в чистое полотенце, подумала и доложила буханку хлеба – не голяком же им ее жевать. Взвесила сверток в руке. Так бы и запустила в эту рожу… Рожа оскалилась улыбкой, о подоконник звякнули монетки, смешанные с шелухой от семечек. Пританцовывая от радости, парень побежал к лошади, прижимая к груди свой драгоценный груз. Кривляка! Марго сердито задернула занавеску. Смысл его излияний дошел до нее только теперь: он принял ее за оставшуюся в живых хозяйскую дочь.
* * *
Моргана разбудил дразнящий запах еды. Мясо, зеленый лук и укроп и, кажется, тушеная капуста. Ах, слюнки текут! Он сел, окинул взглядом кухню: где же заботливая хозяюшка? Голова кружилась, и, несмотря на жарко натопленную печь, его знобило. Хозяюшка нашлась в углу между стеной и печкой. Судя по доносящимся оттуда звукам, она переживала не лучшие мгновения своей жизни. Тихие жалобные всхлипы – плач потерявшегося ребенка – разрывали сердце. Когда-то это должно было выплеснуться, она так мужественно держалась, пела, глядя в пустые глазницы смерти. Морган почувствовал, что руки снова начинают дрожать, и сжал кулаки. Когда он поднялся с постели, мир вокруг затанцевал. Морган постоял, широко расставив ноги, пока не убедился, что в состоянии двигаться, потом заглянул за печь. Забилась в самый угол и сжалась в комочек: просто взять и извлечь не получится – тесновато. Он присел на корточки и позвал:
– Малыш…
Девушка вздрогнула от его прикосновения.
– Больше с тобой такого не повторится, обещаю.
Она прикрыла руками заплаканную мордашку.
– Тот парень, Сур, тоже это пообещал. Он привел лошадь. Потом попросил ветчины. И я дала. И он уехал. Больше он ничего не хотел, поэтому я не стала тебя будить. Он оставил за нее деньги. Они там, на подоконнике.
– Замечательно. Они твои.
Марго замотала головой:
– Это чужая ветчина и чужие деньги.
– Мертвецам деньги ни к чему.
– У них могут быть родственники.
– И что? Суры всегда берут плату за свои услуги. К вечеру в лесу не останется ни одной твари – ни живой, ни мертвой.
– Но мы-то не Суры!
Морган потер губы пальцем, скрывая улыбку. Он и думать забыл о своем статусе рыбака-торговца. С момента, когда он произнес слово «преты», он пребывал в полной уверенности, что выдал себя с головой, а его застенчивая спутница помалкивает из приличия. И на тебе – сюрприз! Мелочи сечет, а того, что явно бросается в глаза, – не видит. Забавная. Куда она смотрела, когда беседовала с этим парнем?
– Зато сколько претов перебили вместо них, – подыграл он девушке. – Мы можем взять здесь все, что нам необходимо, – еду, одежду, лошадей. – «Если бы осталась хоть одна живая». – Давай-ка отведаем вкуснятины, которую ты наготовила.
– Претов перебил ты. – Марго робко ухватилась за его протянутую руку и, отряхивая платье, вылезла.
– А ты меня морально поддерживала. Без твоей поддержки я бы не дотянул до утра. – «И, боюсь, не стал бы сражаться с целой стаей вообще».
– Ты смеешься надо мной… – Покрасневшее от слез личико нахмурилось. – Не будь меня, ты преспокойно удрал бы от них без этой бойни.
– Без тебя я был бы загрызен во сне. Вопрос закрыт. – Морган подставил ее ладонь, которую все еще сжимал в своей, к подоконнику и ссыпал туда монеты.
– Куда я их положу? – Марго растерянно пересчитала монетки. Три медяка и одна серебряная – случайно, наверное, затесалась. Слишком щедро за ветчину. И запихнула в голенище, к кольцам. Никогда в жизни у нее не было своих денег. – Тот парень еще сказал, что об останках они позаботятся, но не пояснил, чьих именно.
Выжидающий взгляд девушки требовал объяснений, и Морган решил, что лучше дать их, чем если она надумает себе какие-нибудь ужасы.
– Я отпустил коня, чтобы сбить претов с толку. И надеялся, что налегке ему удастся уйти. Ему не удалось.
– Ой… – Незабудковые глаза подернулись поволокой и заморгали.
Морган ласково потрепал ее по плечу, успокаивая больше себя самого. Жаль рысака. Хороший был.
На столе красовались два салата из свежих овощей, несколько ломтей хлеба и солидная порция цветной капусты с мясом. Голова снова закружилась, и уже не от слабости. Высказанные Морганом восторги привели девушку в смятение. Он еще не закончил излагать свое мнение в адрес ее кулинарных способностей, когда она отвернулась, а потом юркнула за печку. Глупышка. Совсем еще дитя.
– Эй, мышонок? – окликнул Морган, налегая на угощение. По привычке он ел, сидя на полу и держа миску в руке. Тишина. – Ну, сиди, раз нравится. – Не хвалили ее никогда, что ли? Чтобы выманить мышонка, надо бросить ему кусочек сыра. – Расскажи-ка мне еще про Погибший мир. Что тебе там понравилось, кроме фокусников?
– Зомбоящики, – донеслось из угла. – Они показывали живые музыкальные сказки, коротенькие, минут на пять. Мне понравилось про колдуна с дудочкой. Он играл на ней, и ее звуки приманили двух уродцев: лица взрослые, а туловища как у младенцев. Ночью увидишь – утром не проснешься. Один в трусах и весь в синих узорах – они были нарисованы прямо на коже. А второй в девчачьем платье. Колдун завел их в пещеру и заставил прорубать подземный ход. Они занимались этим всего полминуты, но за это время успели вырасти. Ход вывел их на чудесный песчаный пляж. – Пауза. – Там раздетые девушки играли в мяч.
– И они присоединились к девушкам, – подытожил Морган. Расспрашивать про таинственные зомбоящики он не решился: мозги не переварят.
– Угадал. Он красивый – тот колдун. С усиками, короткой бородкой и курчавыми черными волосами до пояса. И кольца на всех пальцах. На нем были блестящие черные сапоги до колен, на высоченных каблуках и пурпурная мантия. Звали его Наркатор.
Морган фыркнул от смеха и чуть не прокусил язык.
– Он что, корешки курил?
– Какие корешки? – Голосок оживился.
– Вылезешь – скажу.
В углу послышалась неуверенная возня. Из-за печки выглянули растрепанные кудряшки и любопытный глаз. Морган похлопал ладонью по полу рядом с собой. Его улыбка довершила дело.
– Я с детства выполняла послушания на кухне, – объяснила Марго, подсаживаясь к нему с миской. – Так что за корешки?
– От которых мозги плесневеют.
– Плесневеют? Как хлеб? Что, есть такие корешки? – Голубые глазки всматривались в его лицо, пытаясь понять, не разыгрывает ли он ее. – Как называется растение?
– Забыл, – соврал Морган. А то запомнит и при случае прикупит на базаре и попробует – девчонка рисковая.
– Тот колдун точно их курил. Судя по одежде и всем его выходкам, с головой у него было не в порядке.
Сытный ужин сделал обоих сонными. Морган принес из хозяйских комнат перины и еще одно одеяло. Везение нужно создавать собственными руками – это он знал точно. Расширив постель и сделав ее более удобной, он немедленно улегся. Немного подождать – и девчонка пристроится рядышком. Растянувшись на перинах, Морган мысленно поблагодарил покойных хозяев. Он никогда не ночевал в частном доме, если не считать случаев, когда их отряд снимал у знакомых фермеров амбар или сеновал. Не так уж много желающих принимать у себя грязную вонючую толпу вооруженных колдунов; обычно на это идут от безысходности – те, у кого не ладятся дела, больные и одинокие люди. Многие со временем, кто-то по собственной воле, кто-то по чужой, меняют отношение к Сурам, начинают проявлять интерес к магии, и тогда их превращают в осведомителей. Оплачиваются услуги осведомителей щедро. До самой смерти они не знают ни нищеты, ни болезней, а чтобы прокормиться, им нет нужды копаться в земле. Все, что они делают, – это не отказывают в ночлеге отрядам. Об основной же своей миссии, скрывающейся за этим фасадом, осведомители не ведают, что позволяет им спать спокойно и наслаждаться земными благами.
В полудреме, окутывающей теплой шелковистой паутиной, Морган размышлял о том, как хорошо было бы сделать Марго осведомителем. Это дало бы возможность видеться с ней, прикасаться к ней, дышать ею. Если бы только он умел соединять свою Манну с Манной другого человека настолько крепко, чтобы стать с ним одним целым, какое бы расстояние их ни разделяло… Повесить на себя дикаря имеет право только целитель высочайшего уровня, до которого не дотягивает даже Хара. Иллюзии. Он не целитель. И к тому же мужчина. Одинокий мужчина. А Марго – милая молодая женщина. Старейшины никогда не дадут добро на такой тандем. У него самого не хватит совести обманывать ее. Однажды он расскажет, как Суры контролируют дикарей, не допуская технического прогресса, который может убить и тех и других. Как глазами и ушами осведомителей отслеживают тех, кто пытается воплотить прогрессивные идеи, и при помощи Дара стирают им память. И как те потом живут, не помня своей прежней личности. Впрочем, некоторые превращаются во вполне довольных жизнью фермеров и ремесленников. Узнав все это, не станет ли Марго презирать его?
Сентябрьский денек расщедрился теплом. За уборкой и мытьем посуды Марго вся взмокла. Неплохо бы помыться. Она не успела удалиться от крыльца и на десяток ярдов, как за спиной раздался грохот шагов и окрик:
– Ты куда? – Морган спускался за ней следом. – В лесу еще опасно. Не стоит уходить далеко.
– Я хотела… хм… помыться. Мы ведь заночуем здесь, так?
Он молча повел ее в глубь сада и возле узкого деревянного строения с бочкой на крыше предоставил самой себе. Марго заглянула внутрь, повернула металлическую ручку на стене. Из воткнутого в потолок наконечника лейки на решетчатый пол забрызгал дождь. Теплый! Нагретые солнцем струи, под которыми так приятно понежиться, и не надо опрокидывать на себя ведро за ведром, как в бане. А волосы можно вымыть, не ползая на коленях перед бадьей.
Она нежилась до тех пор, пока в бочке внезапно не закончилась вода, оставив ее с намыленной головой. Марго отодвинула край кожаной шторки, заменяющей дверь, оглядела дворик. Найти лестницу, чтобы добраться до бочки, а натаскать воды ничего не стоит; главное, чтобы ее не застали нагишом, а то прискачет очередной охотник за ветчиной. Тот кусок наверняка уже съели. Полотенца едва хватило, чтобы обернуть бедра. Марго решительно вставила ноги в ботинки – не дай бог вляпаться в чьи-нибудь кишки – и приступила к устранению беды. Лестница валялась возле конюшни. У колодца Марго обнаружила два ведра, аккуратно перевернутые кверху дном. В ведре можно было запросто искупать трехлетнего ребенка, да и ее при большом желании тоже, но, если наполнять их не целиком, она справится.
Марго вытягивала из колодца вторую бадью, когда с боков ведро перехватили руки Моргана. Она вскрикнула от неожиданности, оказавшись зажатой в их кольце.
– Там… вода кончилась, – залепетала Марго, смущенно прикрывая грудь. – Не хотела тебя беспокоить из-за пустяка.
– Нырнуть головой в колодец, по-твоему, пустяк?
– Но я же…
– А надорваться, таская ведра, в которых уместишься сама?
Морган набросил ей на плечи полотенце, и Марго, виновато скорчившись на узкой лавочке возле колодца, наблюдала, как бедняга, сгибаясь на один бок, таскает воду. Второе ведро он наполнял на треть, а опрокинув очередную порцию в бочку, заходил за сарайчик – видимо, отдышаться и помассировать раненую руку. Всякий раз, когда Морган подходил к колодцу, ее лицо вспыхивало от стыда. Это продолжалось по меньшей мере полчаса, пока Морган не махнул рукой в сторону бочки, дав понять, что мучениям пришел конец. Марго вскочила ему навстречу:
– Спасибо! Извини, пожалуйста. Я как-то не подумала, что вода может закончиться. Ну, просто не подумала…
– Думать не надо было, – сквозь зубы буркнул Морган. – Надо было позвать меня.
Споласкивалась Марго без удовольствия. Свежая колодезная вода ненамного теплее монастырских купален, и Марго думала только об уютном уголке за печкой – там тепло и не придется краснеть за свою глупость. К концу помывки она покрылась гусиной кожей, у нее стучали зубы и тряслись коленки. Высунувшись за шторку, Марго обнаружила, что ее заляпанное грязью платье исчезло, вместо него на крючке под полотенцем висят рубашка и штаны. Чистые, пахнут лавандой – очевидно, хозяйка держала в шкафу засушенные цветки.
Одежда оказалась слишком просторной. Концы рубашки пришлось связать на талии; они же послужили поясом, поддерживающим штаны. Марго критически оглядела себя со всех сторон. Она никогда не носила штанов. В монастыре у нее было четыре платья – два черных шерстяных с длинным рукавом, перешитых из монашеских ряс, и два летних – бежевое и зеленое. Иштван мог достать любую одежду, но, даже насмотревшись в Погибшем мире на девчонок, у которых юбки едва прикрывали зады, а штаны начинались на лобке, она по монастырской привычке предпочитала платья до пят. Своим новым образом Марго осталась довольна. Хотя Морган и не делал попыток облапить ее, Марго страшно смущала открытая грудь и отсутствие панталон.
Поднявшись на крыльцо, она обнаружила, что запятнанный пол в прихожей застлан сеном. Марго с улыбкой вдохнула медовый аромат позднего лета. Здорово придумал! Прятаться за печку расхотелось. Да ничего и не вышло бы: едва она вошла на кухню, ее усадили на перины и закутали в одеяло.
– Будешь сидеть, пока синева с физиономии не сойдет, – шутливо пригрозил Морган и сунул ей в руки кружку с горячим травяным отваром.
Повод уложить девушку рядом с собой… Уловка не сработала. Наскоро расправившись с чаем, непоседа выпрыгнула из постели под предлогом напечь лепешек в дорогу. Она порхала по кухне как бабочка, а Морган, притворяясь спящим, следил за ней из-под опущенных ресниц. Переодевание ничего не дало, напротив… Свободные штаны подчеркивают стройность фигурки, а через льняную ткань рубашки просвечивают соски – не очень заметно, но Морган все равно их видел. Он любовался обтянутой штанами попкой, когда девушка нагибалась, чтобы поднять выскользнувшую из рук ложку и убрать с пола разлетевшуюся мучную пыль. И вспоминал, какой живописный вид на эту попку открывался, когда ее обладательница стояла перегнувшись через бортик колодца. Не такая уж она и худенькая в филейной части – есть где разгуляться. К счастью, в ближайшее время ему предстоят только моральные мучения, от физических преты его избавили – Морган очень надеялся, что до конца их с Марго совместного путешествия.
После того как идея с лепешками была доведена до материального воплощения, девушка присела на край постели. Ее уютная молчаливая близость ласково пригревала, как весеннее солнце промерзшую землю. Морган подумал, не пожаловаться ли ему на боль в плечах, а еще лучше – в пояснице, чтобы ее проворные ручонки растерли спину? Да что угодно: в его измученном теле не было ни одного места, которое бы не болело и не просило бы ее прикосновений. Морган выждал несколько минут, наслаждаясь пронизывающими все его существо струями тепла, потом открыл глаза.
– Ой! Разбудила? Извини, пожалуйста! – Из-за спины девушки робко вынырнул фигуристый глиняный сосуд с длинным узким горлышком и широким округлым основанием. – Я нашла у них красное вино. Виноградное. Оно здорово помогает при потере крови и упадке сил. Хозяева, похоже, были небедными. Это очень хорошее вино, из Долины Шираз, три года выдержанное в дубовой бочке. У них там еще шесть кувшинов. Не знаю, имеем ли мы право… Если ты скажешь «нет», я сию же минуту верну его назад.
Отказаться от вина из ее рук, поданного в постель?
«Это выше моих сил, Малыш. Я возьму все, что ты мне предложишь».
Морган принял у девушки кувшин и нож, который она захватила, чтобы сковырнуть восковую печать. Бросил взгляд на появившийся у него на коленях штопор. Предусмотрительная. Вино может натворить бед. Хорошо бы оно оказалось снотворным. Знающие люди утверждают, будто есть сорта вин, которые рубят наповал. После двух кувшинов мир вокруг прозрачен, как воздух в ясный день ранней осенью. И ты с энтузиазмом приступаешь к третьему. Потом – провал в памяти. Приходишь в себя в горизонтальном положении, на том же месте, где пил, если, конечно, друзья не позаботились вынести твою тушку с поля боя. Кто-то из бывших соотрядников, Морган припомнил, называл такое вино, очевидно основываясь на собственном опыте, бабоукладчиком.
– Хотел бы я знать, кто тебя так завиноватил, что ты по любому поводу извиняешься, – пробормотал он, стряхивая с себя восковую крошку.
– Мне неудобно. – Личико девушки зарумянилось. – Я доставляю тебе столько хлопот…
– Неудобно штаны через голову надевать. И на потолке неудобно спать: то одеяло падает, то подруга. Не смей передо мной извиняться, поняла?
Он прижал горлышко к ноздрям, отхлебнул.
– Пахнет фиалками, ежевикой и смородиной, – подсказала Марго. – Привкус у него ежевично-смородиновый, с нотками дуба.
Действительно, превосходное. И рядом не стоит с бормотенью, которую они делают дома из морошки. Морган передал кувшин девушке, и Марго охотно подхватила традицию Суров пить из одного сосуда.
Сидя плечом к плечу, они наслаждались вином. Морган – молча, Марго ненавязчиво хвалила вина отца: букет ничуть не хуже, и, мало того, они обладают целебной силой, потому как виноград растет вблизи чудотворных мощей святого Аммоса, а бочки, в которых зреет вино, регулярно освящаются. Морган больше слушал звучание ее голоса, чем содержание – половины он вообще не понимал, – и исследовал ее Даром. После ночных событий его авторитет в ее глазах явно возрос, подозрительность и настороженность исчезли, но физического влечения к себе он не ощущал. Доверие, принятие его близости – да, есть, и они уютно согревают. Приставания не добавят ему вистов; скорее всего, они испугают девушку, вызовут у нее отвращение.
Первый кувшин очень мило прижился внутри, поэтому, когда Марго робко заикнулась о втором, Морган без колебаний слазил в подпол, чтобы еще какое-то время, глядя на теплую звездочку лампадки в бархате темноты, делить с Марго чашу и уютное молчание. Третий кувшин грозил разрушить преграду в виде тонкого слоя ткани между ним и разгоряченным вином девичьим телом, и Морган предложил отойти ко сну.
Марго свернулась калачиком у него под боком. Хозяйским одеялом она побрезговала, хотя ни на нем, ни на перинах не было следов крови; Морган уступил ей свой спальник. Некоторое время лежали молча. Морган вяло размышлял о мощах. Как полуистлевшие останки, лишенные Манны, могут исцелять? Либо дикари все это выдумали, и их исцеляет собственная вера, либо Дух бывшего владельца тела по неведомым причинам не отошел в мир иной и вьется где-то поблизости. Подкинуть ребятам задачку на пирушке… А возможно, Маргаритин отец при помощи этой легенды повышает спрос на свои вина. Мастерский ход. Моргану уже начали мерещиться эти самые нетленные мощи, когда Марго завозилась. Приоткрыв один глаз, он обнаружил, что девушка лежит к нему лицом, приподнявшись на локте.
– А Суры – они носители добра или зла?
– Чего? – растерялся Морган. «Эй, парень, как ты себя оцениваешь?»
– Ну, они служат Богу или дьяволу?
Понятно. После сегодняшних событий у девчонки в голове каша, и она не знает, на какую полку положить Суров. Если бы Дар был в силе, Морган усыпил бы ее – впечатлительная и эмоциональная, она перевозбуждена и уснет не скоро. А пока не уснет, будет болтать. Он совсем не прочь послушать ее голосок, лишь бы не заставляла выворачивать мозги наизнанку.
– Суры служат своему предназначению. – «Которое вертит ими как вихрь, увлекая за собой и не давая вырваться».
– Уничтожать нечисть? Иштван говорил, будто всех этих чудищ они разводят сами, чтобы был предлог обложить нас данью. Он говорил, они лентяи и бездельники, землю не обрабатывают и удобно пристроились жить за наш счет.
– Иштван – это человек, который три года морочил тебе голову, а потом попытался убить. И убил бы, если бы не Суры. Странно, что ты до сих пор веришь его россказням.
Тишина. Морган всем своим существом ощущал, как девушка разрывается на части, пытаясь привести его слова в соответствие с тем, что имеется по данному вопросу в ее головушке.
– Мой отец называет Суров нечистыми, – уверенно изрекла она минут через пять. – И древние пророчества это подтверждают.
– Да? – Морган растерянно откашлялся. – А какие именно?
– Ты что, с луны свалился? Пророчество святого старца Азария Боговидца! Его знают даже дети! Восемь тысяч лет назад он предсказал людям в наказание за грехи страшные катаклизмы и Вселенскую битву Добра и Зла. Все это сбылось во время Большой Катастрофы. Битву должно было выиграть Добро, установив по всей земле Царство Божье, где не было бы уже ни дьявола, ни слуг его бесов, ни страданий. Но грехи человечества перевесили чашу весов – дьявола не удалось победить полностью: Царство Божье наступило отчасти – миром стала править церковь, посредница между Богом и человеком. Бесы воплотились в нечисть, а дьявол в Суров. Суры – нелюди, остатки дьявола, пытающиеся вернуть власть Зла. У них нет души. Что с тобой? Ты простыл? – Теплый комочек под левым боком завозился. – Окно закрыть?
Морган вычихнул смех и прохрипел, что ничего страшного, просто ему в горло попало перышко от подушки. Ловко дикари подогнали пророчество под реальные события. Хотя легенда, бесспорно, возникла не на пустом месте. То, что Суры и Асуры – одного поля ягоды, не могло остаться тайной: заставить молодежь держать рты закрытыми так же нереально, как штаны застегнутыми. Морган привык к проклятиям в свой адрес, но слова Марго причиняли адскую боль, будто в груди застрял громадный остроугольный камень и ворочался, разрывая внутренности.
– А твой отец не говорил тебе, что раньше было на месте Ланца?
– Там жил отшельник, святой Аммос. Его мощи покоятся в основанной им обители – нашем монастыре. Они обладают чудотворной силой. Именно поэтому у нас нет ни нечисти, ни Суров.
– А до святого Аммоса?
– М-м… – Марго заколебалась. – Не знаю.
– Так знай. Пятьсот лет назад эти места кишели претами. Суры сражались за эту землю двадцать лет. Несколько тысяч воинов, таких же, как ты, молодых и грезящих о любви, скормили тварям свои жизни за то, чтобы там смог поселиться святой отшельник. После последнего сражения Суры спалили леса между реками Ланц и Наим, чтобы уничтожить тела претов и похоронить своих мертвых. Вместе с живыми. Потому что некому было собирать то, что осталось от тех, кто принес себя в жертву. И некому было лечить раненых. Погребальный костер площадью двести акров умещается в твоей голове?
Марго притихла, как нашкодивший котенок, Морган не слышал даже ее дыхания. Он прочистил горло и подвел итог:
– Кому бы ни служили Суры, они охраняют нас, и тебя в том числе. Я бы на твоем месте постыдился называть прислужниками дьявола тех, кто спас тебе жизнь и на чьем прахе вызревает ваш виноград. Дьявол – иллюзия, – добавил он, помолчав. – Порождение человеческого ума. Величайшая из созданных людьми иллюзий, которая их же и подчинила. У Суров нет времени предаваться иллюзиям.
– Почему тогда все уверены, что дьявол существует?
Морган мысленно упрекнул себя за неосторожность. Теперь вопросы посыплются, как камни с гор во время землетрясения. Не пробило бы голову одним из них.
– Потому что он существует. Это особая форма жизни… хм… живая идея. Она складывается из того, что люди думают и воображают, а потом, напитавшись их мыслями, начинает жить собственной жизнью и обретает власть над теми, кто ее породил. Дьявол будет существовать, пока существует человеческий род. Людям нужен козел отпущения. Им проще жить, зная, что есть кто-то ужаснее и безобразнее их, на кого можно свалить ответственность за все творимые ими мерзости. Я, Антуан, изнасиловал Маргариту, потому что меня попутал дьявол. Я, Антуан, изнасиловал Маргариту, потому что нажрался до поросячьего визга и не смог совладать со своей похотью. Есть разница? А еще удобнее – объявить Маргариту порождением дьявола, потому что она будит во мне похоть. Блеск!
– Похоть разве не от дьявола?
– Приплыли, – выдохнул Морган. – От похоти, знаешь ли, рождаются дети. «Как может быть порочным то, что дарит жизнь» – не твои вчерашние восклицания? Раз похоть от дьявола, то и жизнь, получается, от дьявола. Так? Не морочь голову ни себе, ни мне. Все от Бога, дружок, а как этим распорядиться, решает человек. Неужели твой двуликий приятель, превращающий ветер в огонь, не успел тебе за три года все растолковать?
– Он утверждал, что в нашем мире нет дьявола. Он остался там, откуда мы родом.
– Гениально. Ай да Иштван!
– Про дьявола, что он – живая идея, тебе тоже твой знакомый батюшка сказал?
Теория дьявола принадлежала Бо. Впервые он озвучил ее, когда они после двухнедельного преследования претов по болотам приходили в себя на постоялом дворе. Комнат на всех не хватило, поэтому делили одну на пятерых. Кто-то принес бочонок пива, и они, полулежа на набитых свежим сеном матрасах, медленно уничтожали его. Бо бубнил и бубнил, пока Эйж не треснул ему по лбу свечой. Подцепил Бо где-то эту теорию или она родилась под воздействием пивных испарений, Морган так и не понял.
– Нет, другой. Спи. – Он отвернулся от девушки, давая понять, что разговор окончен. «Довольно поджаривать меня на сковородке!»
– Не мог священник такого сказать! Это противоречит церковным канонам.
Вот неугомонная! Морган не ответил.
– Странные у вас в Идане священники. Мой отец говорит, город – это гнездо порока.
Морган прыснул в подушку.
– А деревня, где безнаказанно насилуют девчонок, стало быть, обитель добродетели. Ты не переутомилась ли, а?
Воцарилась долгожданная тишина. Похоже, на сегодня пытки закончились. Засыпая, Морган слышал, как Марго крутится в его спальнике. Думает, наверное. Пищи для размышлений у нее теперь на целый год. Сосуд… Который можно наполнить чем угодно – если вытряхнуть оттуда мусор, накиданный Иштваном и ее монастырскими воспитателями. Он бы вытряхнул. И наполнил бы, чем надо. Девочка немножко упряма, но упрямство быстро излечивается подзатыльниками. Впрочем, от подзатыльника у нее может случиться сотрясение мозга или вывих шеи. А вот прогуляться прутом по ее голой попке – самое то. А потом прогуляться по другим местам, другим прутом…
Моргана разбудила ладошка, мягко и осторожно, как кошачья лапка, трогающая его плечо. За окнами все еще было черно, по траве и яблоням шуршал мелкий дождь.
– Там кто-то что-то ест, – с тревогой прошептала Марго. – Слышишь?
Клекот и чавканье, доносящиеся из приоткрытого окна, были настолько привычны уху, что Морган со сна не сразу сообразил, почему они так пугают девушку.
– Это стервятники. Ребята торопились, сожгли то… – Морган оборвал себя на полуслове. Исходивший от нее страх ощущался почти физически. Незачем расписывать подробности. Он коротко пояснил: – Преты убили и скотину тоже.
– Ты точно уверен, что стервятники?
– Да. Спи.
Она и не думала ложиться.
– А что ты делаешь для Суров?
– В смысле?
– Ты говорил, что иногда на них работаешь.
– А… Помогаю разыскивать преступников и пропавших людей.
– Я так и подумала. Извини. Мне не уснуть. Лежу и прислушиваюсь к каждому шороху как дурочка. Души этих людей… Мне кажется, они здесь. Какие грехи они совершили, что Бог послал им такую ужасную кару? А малыш? Он-то когда успел нагрешить? Мой отец говорит, дети, рождаясь, заражаются грехом. Не слишком ли жестоко для Всемилостивого Бога?
– Ты можешь прекратить думать? – почти взмолился Морган. Малейший намек на ответ, и его снова бросят на раскаленную сковородку.
– Не могу. У меня голова гудит как осиное гнездо, в которое бросили камень. И кто-то же должен нести дозор.
– Нести дозор – дело Суров. Твое дело – спать.
– Суры – никудышные дозорные! Они проворонили претов. Эти люди погибли из-за них. А они… Им безразлично! Эти ребята, пока убирали трупы, не переставали смеяться. Особенно девушка, Долма, – заливалась на весь лес.
– Малыш… – Морган неслышно вздохнул. – Иногда люди смеются не потому, что им весело, а чтобы заглушить боль. Долма – очень умелая целительница. Я бы умер от заражения крови, если бы не она.
Марго пристыженно замолчала. Она тихонько улеглась и больше ни о чем не спрашивала, даже не ворочалась, но ее эмоции не давали ему уснуть. Морган отгородился защитной сетью. Сразу сделалось пусто и холодно. Тогда он перевернулся на живот и осторожно придвинулся к Марго, повернулся к ней лицом, чтобы дышать ее ароматом. Аромат навевал соблазнительные картины. Выкупить у церкви ферму, если у погибших не отыщутся родственники, поселить здесь Марго. Она бы справилась, навела порядок и смогла бы безбедно жить, сдавая дом отрядам. А он бы наведывался к ней…
«Ты не тронулся ли умом?»
В первом же отряде найдутся желающие поразвлечься с юной хозяюшкой, и никто, кроме собственной совести, не помешает им воспользоваться запрещенной магией. Некоторые командиры закрывают глаза на подобные вещи, особенно если у девушки нет родни, которая может поднять хай. И в кого девчонка превратится? Черные квадраты окон начали приобретать цвет стали, а Морган все еще пытался соединить две линии судьбы – свою и Марго. Но, пересекшись на крохотном островке времени, ограниченном дорогой до Ланца, они всякий раз упрямо расходились, чтобы больше не встретиться.
День встретил их удушливой сыростью и безветрием. Сквозь рваное серое одеяло облаков, которые чуть ли не цепляли верхушки деревьев, проглядывала голубизна. Пока Морган осматривал свою новую лошадь, Марго, ссылаясь на вчерашнего охотника за ветчиной, просветила его, что это отличная молодая кобыла и зовут ее Ичхель. А после заявила, что они должны сейчас же отправиться в ближайший храм и сообщить о гибели фермеров: если покойных вовремя не отпеть, их души будут мучиться на том свете. Морган отбрыкивался всеми силами, пытался убедить девушку, что несчастные отмучились на этом, а все невинно убиенные попадают в рай, что Суры сами сообщат кому следует и когда следует. В отчаянии он сослался на плохое знание местности – они потратят не один час, прежде чем найдут храм. И в ответ ему деликатно напомнили о ночных гонках вслепую, свидетельствующих как раз таки об обратном. После такой пощечины аргументы иссякли. Морган развернул карту, легким щелчком отвадил от нее любопытный носик Марго. Уходя от претов, они забрали на восток. Ближайшая деревня, если двигаться в направлении Ланца, – в семи милях. Что ж, рискнем.
Тропа нырнула в лес, и опустевшая ферма вместе с ночным кошмаром осталась позади. Марго удобно устроилась в седле и прикрыла глаза, откинув голову Моргану на плечо. Задница не болела – вероятно, превратилась в одну сплошную мозоль. Может, удастся подремать? Ночью она почти не спала.
Не желая нарушать покой девушки, Морган не стал пускать кобылу рысью. Если мерный шаг лошади ее убаюкает, он проедет мимо деревни, а потом прикинется дурачком и свалит вину на неточность карты. Возможно, беспокойство девушки о посмертной судьбе погибших по мере удаления от места происшествия будет угасать. Ее задумчивое молчание настораживало: не готовит ли новую атаку на его потрепанные мозги? Не признаться ли ей? Маска натирает мозоли похлеще седла. Только не сейчас, пускай сперва сходит в храм. Открыться под вечер, в глубине леса, вдали от жилья… Нелюдь, остаток дьявола. Жаль, он не умеет читать мысли. Смягчили ли его вчерашние слова ее враждебность к Сурам?
Всадники двигались лесом, вдоль проселочной дороги. Когда на противоположной ее стороне сквозь деревья начали проглядывать первые дома, Марго оживилась и завертела головой. Морган ссадил девушку на опушке, прямо напротив храма, если идти напрямик. Храм сразу заметен для Дара – купол создает внутри себя пространство с более плотной Манной, яркой и красивой – золотистой, с фиолетовыми и изумрудными переливами.
– В подробности не вдавайся, – наказывал он, привязывая лошадь. – Стая нечисти напала на хутор у Берестовых озер, погибла семья фермеров. Девять человек. Ты узнала это от Суров. Больше тебе ничего не известно. И бегом назад! Я жду тебя здесь.
Губы Марго приоткрылись, но она так и не решилась спросить, почему он не идет вместе с ней. Морган уселся на поваленную березу, провожая плотоядным взглядом круглую попку. «Только бы не наговорила лишнего».
– Эй! – крикнул он вслед. – Мне не нравится твоя затея.
Марго приостановилась. Развернувшись вполоборота, махнула рукой и, перепрыгнув через канаву, решительно зашагала по дороге. Внутреннее зрение восстановилось до обычных полутора миль, и Морган снова мог отслеживать перемещения девушки. Прожевав несколько прокисших ягод малины, он поднялся и принялся нарезать круги по поляне. Повелся, дурак. Когда прошел почти час, а Марго все не возвращалась, Морган забеспокоился всерьез. Хотя он не чувствовал, чтобы с девушкой происходило что-то плохое, ощущение надвигающейся беды нарастало. Нервы? Усталость? Предвидение? Не важно. Он взял лошадь под уздцы и зашагал к храму.
