Ведьма
Пять раз весна сменяла зиму, осень медленно наползала на лето; жители деревни привыкли к лесной ведьме и называли ее так больше по привычке, чем по существу. Даяна не вмешивалась в их жизнь, не просила помощи и не оказывала ее сама. Она была старательно незаметна. Очень редко появлялась в деревне и, если кто-то из селян проходил мимо ее лесного дома, никогда не приглашала отдохнуть. Она бы предпочла, чтобы о ней совсем забыли, но тот, кого она ждала на берегу тихой речушки, должен был ее найти. И эти два понятия несовместимы.
Даяне приходилось оставлять следы, напоминать о себе редкими визитами в деревенскую лавку и развлекать сельских сплетников своим непривычным видом.
«Вы видели ее плащ? Он явно из заморского сукна. Никогда не намокает. Все в моей лавке стояли как мокрые куры, а эта только несколько капель на пол уронила…»
«А ее кот! Это бандит какой-то, а не кот! Словно ему в лесу мышей мало, все в деревню шастает! А вдруг… вдруг он и не зверь вовсе? А это сама ведьма котом оборачивается и бродит меж домов, слушает, подглядывает…»
«И дровосека ни разу не пригласила… Откуда у нее дрова, чтоб такой домище протопить, а? Палочек, которые она по лесу собирает, на путный костер не хватит!»
Не раз и не два встречала Даяна в лесу жителей деревни. Толкая впереди себя небольшую, груженную хворостом тележку, она раскланивалась с ними и шла мимо.
Дрова в печи и камине она сбрызгивала жидкостью, привезенной с орбиты, и срок их горения увеличивался многократно. Леди Геспард вполне хватало хвороста, собранного в лесу после редких штормовых ветров, приносящихся с побережья океана. Именно такими грозовыми ночами она вызывала с Миаллы челнок и незаметно — все аборигены по домам от непогоды прятались — взлетала над лесом и уносилась в черное небо.
Как ведьма, как смутный призрак…
Сверхчувствительные локаторы базы, настроенные на прием, собирали для нее всю информацию о жизни в цивилизованных мирах. Вылавливали в глубинах космоса обрывки сообщений с транспортных кораблей и пассажирских лайнеров, электронный мозг сортировал их по степени значимости, и несколько часов — всю грозовую ночь — Даяна проводила в знакомой обстановке своего времени.
Положа руку на сердце, в этих посещениях не было необходимости. База вполне могла отправлять сообщения на индивидуальный коммуникатор леди, закамуфлированный под кулон… Но как приятно было скинуть с себя тяжелую «средневековую» одежду! Босиком пройтись по гладким пружинящим полам станции и устроить себе небольшой праздник, праздник музыки, легкого трепа на родном языке с компьютером базы — просто язык размять, и то прелесть! — и гастрономического сумасбродства.
Кавалер не меньше Даяны любил эти орбитальные набеги. Внизу, на проплывающей под брюхом Миаллы планете, ему приходилось делить территорию с драчливыми соседями-котами, — база принадлежала ему безраздельно. И хотя зверь был совсем разумным, инстинкты брали свое. Едва перепрыгнув порог шлюзовой камеры, кот уносился вперед и пропадал в отсеках на полчаса.
Даяна с усмешкой наблюдала, как ее полосатый друг с усердием трется мордой обо все углы и ножки стульев. Кот метил территорию базы, и это было неукоснительным ритуалом их редких набегов.
И кстати сказать, именно Кавалер нашел для леди друга-человека.
Однажды поздним вечером, когда пятая осень шла на замену лету, кот ворвался в дом, сел у ног хозяйки и, задрав вверх морду, послал эмоциональный сигнал: «Леди, тебе надо пойти со мной», — и передал слабый размытый образ лежащего на земле человека.
— Кто это? — спросила Даяна.
Кот попытался сделать мысленное изображение четче, по получилось плохо, и она, прихватив посох-палку, в которую был вмонтирован парализующий излучатель, вышла на улицу.
Кавалер обежал хозяйку и, сев у ворот, перегородил дорогу — образ дровяной тележки возник перед мысленным взором Даяны.
— Ты хочешь, чтобы я привезла человека в дом? — удивилась она.
«Помощь, помощь, он болен». — Кот передал свою тревогу таким трогательным эмоциональным всплеском, что Даяна сдалась. Сходила в сарай и вывезла из него тележку для хвороста.
Кавалер, высоко задрав хвост, побежал вперед. Иногда он останавливался, садился и смотрел на Даяну, почти не посылая, а только отмечая недовольство сердитым движением ушей — ну что ты там тащишься?! Тележка легкая, колеса смазаны, перебирай ногами быстрее!
Немного запыхавшись, Даяна вышла на дорогу от деревни к океану, Кавалер, перепрыгнув укатанную колею, юркнул в заросший высокой травой кювет и жалобным, но крайне басистым мяуканьем позвал хозяйку.
Человек лежал, уткнувшись лицом в примятую падением жесткую траву. Из высоко задравшихся брючин торчали худые грязные ноги с разбитыми пятками, руки безвольно раскинулись по сторонам, создавалось впечатление, что человека просто сбросили с телеги в кювет, как тюк ненужного старого тряпья.
Даяна присела на корточки — кот суетился рядом, как медицинская сестра, и только что советов по лечению не давал, — убрала с лица бедолаги жиденькие седые волосы и налипшую траву и сразу его узнала. Это был тот самый старик, что первым указал ей на место, где теперь стоял дом под красной черепицей. Старик несколько раз приходил на строительство, работал на подхвате разнорабочим, и Даяна знала — деревенские кличут старика смешным прозвищем дед Бабус. (Бабус — пивная кружка на местном диалекте).
Даяна дотронулась до грязной исцарапанной руки с заскорузлыми от тяжелой работы пальцами и ощутила жар, идущий от тела.
В деревне случилась эпидемия ползучей одры. Карантинные заставы окружили селение и пропускали только телеги с инфекционными больными, выезжающие на дорогу, ведущую к океану. Испокон веку от заразы избавлялись морскими ваннами. Больных свозили на мелководье и просто сбрасывали на густую подложку разросшихся водорослей.
Позже Даяна исследовала эти водоросли. В них содержались элементы, способные противостоять развитию болезни. Сахуристарцы знали об этих способностях морской травы, но также опытным путем они выяснили — водоросли теряли целебную силу, едва начинали высыхать. Больных свозили на мелководье, притапливали в воде так, чтобы только головы торчали, и держали в этом состоянии не менее двух суток.
Болезнь отступала.
Но только у тех, кто получал уход от родственников, друзей или просто сердобольных односельчан. Человек, оставленный без присмотра, просто захлебывался в первой же приливной волне.
У Бабуса не было родственников в деревне. Его жена давно умерла, детей они не нажили, и как получилось, что умирающий старик оказался в придорожной канаве, так и осталось тайной. Бабуса, видимо, везли на последней телеге из направляющихся к океану. И то ли он вывалился в бреду, а возница не заметил, то ли кто-то сбросил беспомощного старика, чтобы не создавать себе заботу…
Кто ж признается в подлости? Даяна подержала пальцы на пульсе бедного старичка. Он был еле слышен, слаб и сбивчив.
— И что ты предлагаешь? — обратилась она к коту.
Кот демонстративно сел задом и принял позу суровой добродетели. Даже полосатая спина Кавалера выдавала презрение: «Что за вопросы, леди Геспард, вы не можете оставить человека подыхать в сточной канаве. Я, как добропорядочный кот, не желаю участвовать в этаком злодействе…»
— Ладно, поборник нравственности, — усмехнулась Даяна. — Повезли твоего деда к нам в дом.
Той ночью Даяна впервые нарушила все правила строжайшей конспирации. Во-первых, поняв, что самой ей с болезнью не справиться — организм старика был сильно изношен временем и неправильным образом жизни, — она вызвала орбитальный челнок не грозовой ночью, а при полной луне и ясном небе. (Деревня была так занята нарастающей эпидемией, что Даяна решилась на риск.) Во-вторых, она привезла человека с закрытой планеты на орбитальную станцию.
Робот-погрузчик перенес бредящего старика из челнока в медицинский отсек, Даяна, следуя за ними, на ходу давала указания базе:
— Активизировать геронтологическую капсулу с терапевтическим приводом. Больного помыть, провести полный курс лечения и… почистите ему печень, что ли…
Кавалер при этих словах согласно мяукнул. Винные пары, казалось, не способна была выветрить из Бабуса никакая болезнь.
Старика бережно уложили в медицинскую капсулу, и Даяна дала последнее указание:
— Он не должен ничего помнить. Сделайте ему щадящую инъекцию снотворного…
Утром подстриженный, отмытый Бабус очнулся на широченном сундуке-лавке в кухне Даяны. Ларь был застелен мягким тюфячком, под головой благоухала травами свежая подушка, старик испуганно подтянул легкое, но очень теплое одеяльце к подбородку и сразу заметил, что все не так.
Прежде всего — руки, тянущие край одеяльца, были удивительно чистые. «Как у девушки, — повертев перед носом пальцами без привычных траурных каемок на ногтях, подумал Бабус. — Прям нежные да чистые… хоть снова в женихи…»
Почему такая чистая «девушка» вдруг захотела в женихи, Бабус не задумывался. Его ассоциативное мышление работало в особом порядке: где отмытые девушки, там и женихи неподалеку.
Вторым по значимости фактором было удивительное восприятие запахов. Бабус давно отвык ощущать что-то, кроме кислого запаха дешевого винца и густого духа трактирной похлебки с сильно подгоревшим луком, что подавали ему за колку дров, носку воды, пригляда за лошадьми…
Конский навоз, кстати говоря, ноздри Бабуса тоже как-то не тревожил, этот флер следовал за Пивной Кружкой как запах родного тела.
«И меня, такого вонючего, да в чистую постель?!» — встревоженно подумал Бабус, потом задрал одеяльце и потянул носом — жених, однозначно жених! Таким чистым Бабус не был лет двадцать, со времен, когда не стало жены.
На шорох одеяла и пыхтение Пивной Кружки из-за печи вышел крупный полосатый кот, и старик с некоторым огорчением понял — не в доме у некой сумасшедшей невесты он, а очень даже наоборот — у лесной ведьмы оказался.
— Хорошего вам дня, сосед, — почему-то сказал Бабус коту. (Обращение «сосед» заменяло в деревне все прочие адресации.)
Коту такая деликатность и вежливость пришлись по вкусу. Он прыгнул на соседний ларь, стоявший у окна, и вроде бы отправил старику ответное приветствие.
«Точно сбрендил! — перепугался Бабус. — С котами разговариваю… Хотя… если уж сошел с ума — не помню, как отмылся, как выздоровел, как вообще сюда попал, — то почему бы не получить от сумасшествия подарок? Науку понимать котов, например…»
Фатализм деревенского пьяницы всегда помогал Бабусу адаптироваться в любой ситуации. Отлупили — плохо, не отлупили — уже отличный повод, чтоб напиться, за что потом опять-таки отлупят.
— Э-э-э-э… котик, а нельзя ли старичку стаканчик винца? А?
Откормленный, ухоженный «котик» — даром что морда да уши местами в схватках драные, что, впрочем, очень роднило старика с котом, — недовольно прищурил желтые глаза и отвернул морду.
— Что, жалко? — ныл старик. — Один стаканчик… похмелиться…
«А с чего бы это вдруг тебе опохмеляться?» — подумал то ли Бабус, то ли кот, но здравая мысль тем не менее вернула старика к действительности.
Похмелья, ставшего привычным уже много лет не было в помине. Чистые «девичьи» руки не тряслись, сухой язык не царапал нёбо, в голове легонько гуляли всяческие приятственные мысли… о жениховстве, например…
«Ой, да не в раю ли я?! — окончательно перепугался Бабус и подскочил. — Нет, не летаю, и крыльев нет, а на адское пекло как-то не похоже… У ведьмы я, у ведьмы, это она меня вылечила».
Легкие шлепки босых ног по деревянным ступеням лестницы заставили Бабуса юркнуть под одеяло и притвориться спящим. «Чтоб казнь какую мне замыслить, вроде не похоже, но кто их знает, этих ведьм… Еще превратит в рабочую лошадь, ломайся потом на пашне…»
Откуда у ведьмы пашня, на которой требовалось ломать рабочих лошадей, Бабус как-то не подумал. Просто уж больно живописный образ возник перед глазами: несчастная неопохмеленная кляча волочет за собой железный плуг… тяжелый, как прожитые годы…
В крепкий сон Бабуса ведьма совсем не поверила. Остановилась у сундука, положила легкую руку на прохладный лоб старика и проговорила:
— Хорошего вам дня, сосед Бабус. Как выспались?
Старик открыл один глаз, повращал им испуганно и отозвался:
— И вам того же, госпожа. Отлично выспался.
Кот, словно неся охрану, сновал у ног хозяйки — между ней и стенкой сундука. Бабус сел, спустил на пол чистые — с подстриженным ногтями! — ноги и отважился спросить. Невнятно, бестолково, но достаточно для первого утра в доме незамужней дамы:
— А как я тут?.. Оттуда?..
— Вы заболели, — с приветливой улыбкой сказала ведьма. — Я нашла вас у дороги, привезла сюда. Но теперь, кажется, вы уже здоровы?
Этот вопрос «но теперь» показался Бабусу самым горьким вопросом в его жизни. В нем, как думалось старику, звучал намек: вы здоровы, я исполнила свой долг, теперь прощайте.
Старик медленно сполз с лавки, он и в самом деле великолепно себя чувствовал, так что, сделав несколько шаров по направлению к двери, вдруг подпрыгнул на месте, схватил, растянул кончиками пальцев ночную рубашку и обрадованно прокричал:
— Куда ж я в этом?! Засмеют! Не-е-ет, так дело не пойдет…
— Одежду я сейчас вам дам, — все с той же улыбкой (Даяну умиляли наивные происки старика) сказала хозяйка. — Но не хотите ли сначала позавтракать?
За это предложение Бабус с удовольствием пожертвовал бы свой домик-развалюху, курятник, где давно перевелись куры, и главную драгоценность — бессмертную душу горького пьяницы.
Старик прижился у Даяны. Дождливыми осенними вечерами или зимой, когда в окно стучала вьюга, Бабус любил усесться у камина и рассуждать о жизни. Он долго жил и много видел. Неиссякаемый запас историй — в них всегда главным действующим лицом выступал непосредственно Бабус, хотя бы речь и шла о моряках, торговых людях или ратниках, — развлекал Даяну. Острый на язык дед неизменно добивался ее улыбки и справедливо принимал ее за похвалу рассказчику.
Летом Даяна часто видела деда Пивную Кружку, беседующего с котом. Бабус на пригорке, Кавалер рядом — умилительная картина. Дед подружился с Кавалером, хотя и стеснялся при госпоже увлеченно общаться с хвостатым собеседником. Уходил к реке, садился на пригорок и, как ему казалось, скрытно рассказывал секретные мужские истории.
Коту общество деда нравилось не меньше. И совершенно их роднила истовая преданность своей хозяйке — леди Даяне. Старик почти обожествлял свою спасительницу, он не помнил ни орбитального челнока, ни базы, ему казалось, что госпожа вылечила его одним своим свежим дыханием и — чистотой. Чистота стала главной стимулирующий идеей старика, и, если бы не собачья преданность Даяне, Пивная Кружка давно ушел бы в народ и проповедовал новую концепцию жизни без отбросов. Прибегая ненадолго и изредка в родную деревню, дед уже пытался вести пропаганду — убр-р-рать помойки от домов! — и пару раз получал за это в ухо. Односельчане не были готовы к идейной чистоте, их больше заботили виды на урожай, цены на изделия народных промыслов и не шибко достоверные слухи о беременности невестки герцога Урвата.
Даяне новообращенный дед доставлял хлопот не меньше. В борьбе за порядок неофит Пивная Кружка проявлял неутомимость истинного приверженца прогрессивной идеологии: Бабус бдительно следил за уборкой территории и своевременным выносом мусорного ведра, в связи с чем выкопанная за домом выгребная яма начала пополняться. Раньше там, для отвода глаз, складировались невонючие отбросы жизнедеятельности госпожи Гунхольд, — надо сказать, их было совсем немного, — теперь Бабус сносил туда каждый огрызок, каждую косточку, сломанную пуговицу, черепки битой посуды, пыль в совочке, клочок шерсти линяющего Кавалера, все это дед засыпал землей, и яма разрасталась. С угрожающей скоростью.
— Прекрати эти копания! — не выдержала Даяна.
— Не буду глубоко закапывать, к дому придут лесные звери, — глубокомысленно замечал Бабус и оттаскивал к яме очередную порцию мусора.
Звери, впрочем, и так приходили. И намучившейся леди Геспард пришлось самой пойти… на хитрость. Отвлекая Бабуса каким-нибудь пустяковым занятием, она поспешно сметала все отходы в ведро, нажимала на потайную кнопку в днище, и мусор аннигилировался в мельчайшую безвредную пыль, которую леди элементарно рассеивала над той же ямой.
Таинственное исчезновение мусора крайне удивляло деятельного Бабуса. Только что ведро стояло полное, стоило ему, Бабусу, отвлечься, как — оп! — пустое ведро сверкало чистыми стенками.
А ведь госпожа даже песочком его не драила! Ручек не замарала.
Приписав все это колдовству, Бабус направил энергию в другое русло — в огород. Вокруг дома леди Геспард разбила небольшой цветник, неумело оборудовала пару грядок с зеленью, Пивная Кружка подошел к проблеме гораздо радикальнее: вскопал под посевы добрый участок лугового чернозема, засадил его корнеплодами и непривередливыми бахчевыми культурами и начал ждать урожая.
Урожай погиб, едва дав всходы. Корнеплодами с удовольствием закусили местные аналоги кротов и зайцев, прочие всходы обглодали дикие козы, и Бабус впал в уныние.
Деду очень хотелось быть полезным. Обвязавшись серым фартуком, Пивная Кружка встал к плите. И, стараясь так, что даже спина взмокла, состряпал фирменное блюдо — смесь из тушеных овощей, мяса и каких-то травок…
Потом попробовал и честно сказал Даяне:
— Вы уж это, госпожа… Перекусите чем-нибудь другим… а это я сам как-нибудь доем…
Готовить Бабус и раньше не умел, а теперь, избаловавшись на яствах лесной госпожи, утвердился в этом мнении окончательно.
— Не мужеское это занятие — стряпня, — вздыхая, жаловался коту. — Саночки, что ль, смастерить? Или лавку какую?..
Сани дед смастерил, но зима на полуострове редко бывала снежной — сугробы не стояли больше нескольких дней, — так что и это изделие Пивной Кружки осталось бесполезно пылиться рядом с вязанками хвороста.
— Приживалка я какой-то получаюсь, — грустил дед, и Кавалер пытался его утешить, потираясь ушками о руку. — Никакой от меня пользы…
Очень тактично, в течение нескольких вечеров у камина леди Геспард внушала деду мысль: «Мне было одиноко, Бабус. Теперь у меня есть компаньон, и в этом звании нет ничего постыдного…»
Концепция «компаньонства» пришлась Бабусу по сердцу, и постепенно он трансформировал ее в понятие «служение другу». «Мы с госпожой друзья-товарищи, — сбегая изредка в деревенскую пивную, рассказывал он односельчанам. — Она без меня пропадет. Я и столяр. — Была в этом толика правды. — Я и повар. — Тут дед немного приукрасил. — Я и защитник. — Если вспомнить „нападение“ на огород диких коз и зайцев, то дед почти не лукавил. — Я за все в ответе».
О том, что больше всего от Бабуса помощи бывает, когда он по дому с веником бегает, дед благоразумно умалчивал. Не мужицкое это занятие — пыль по углам собирать.
— Я за все в ответе! — стукая кружкой по столу, говорил дед, и деревенские ему верили. Вид гладкого и упитанного Бабуса говорил сам за себя.
Сказал ли кто Даяне спасибо за спасение жизни когда-то горького пьяницы?
Вряд ли. Совершившие подлость не любят вспоминать о чужом благородстве. Тем более что времена были не те. Не благородные.
Но слухи о ведьме-целительнице все же понеслись по землям герцогства Урвата…