54
В первый раз Франкен вызвал к себе Родригеса через двенадцать часов после того, как Коннорс последний раз дал знать о себе.
Он проинформировал Родригеса о ситуации, поскольку так значилось в их рутинных правилах и не существовало никакой причины нарушать их. Через двадцать четыре часа у них состоялась вторая встреча, и, когда сейчас кто-то постучал в железную дверь каюты Франкена, он не сомневался, о чем пойдет речь.
— Тридцать шесть часов, — сказал Родригес.
И Франкен кивнул. Знал очень хорошо.
— Хочешь, чтобы я сделал это? — спросил Родригес.
И Франкен коротко покачал головой. Это же была его задача.
Единственно его беспокоило, что он не понимал происходящего. Коннорс, судя по всему, так и не прибыл на борт вертолета. Пилот отказался выполнить приказ (как вариант, произошел сбой со связью, от подобного никто не застрахован), а потом они потеряли все контакты с ним, и речь могла идти об аварии, хотя этого нельзя было знать наверняка тоже.
Если бы Коннорс находился на борту, имелись бы две возможности.
Либо они стали жертвой несчастного случая, либо также вместе решили покинуть Организацию и прихватили вертолет с собой.
Но сейчас все обстояло совсем иначе. Коннорс не явился на вертолетную площадку. А значит, совершенно независимо от того, погиб пилот или решил, что ему будет приятнее умереть от эпидемии, чем спастись на судне, это нисколько не объясняло, куда направился Коннорс.
А именно Коннорс отвечал за то, чтобы доставить все данные в безопасное место.
И если ему это сейчас не удалось, на такой случай тоже существовали свои инструкции.
— Дай мне трех человек, — сказал Франкен. — Мы отправляемся, как только сможем.
И Родригес кивнул.
Оставил Франкена за маленьким столом в центре его каюты.
Еще вчера он не верил, что ему когда-либо придется вернуться в замок снова.
А теперь ему предстояло сделать это всего лишь через двое суток.
* * *
Вильям стоял в конце улицы.
Стоял и смотрел вдоль склона на холмы, покрытые замерзшей травой, тянувшиеся насколько хватало глаз вниз в направлении долины, те самые холмы, которые он и Жанин преодолевали сутки назад на пути вверх.
А Лео наблюдал за ним издалека. Он тоже вышел из дома, нашел его взглядом, посчитал, что это ему необходимо. Нет, испытал желание. Желание посмотреть, как Вильям чувствует себя, может, он смог бы что-то сказать ему, как-то помочь.
Он же в любом случае помогал ей отыскать его. Из-за него ведь и находился здесь. А сейчас Вильям стоял посередине дороги с поникшими плечами, его тело уже пережило лучшие дни и начало постепенно клониться к земле.
И Лео решил приблизиться. Шел медленно по мерзлой земле. Видел, что Вильям услышал его и старается не обращать на него внимания.
Он остановился, поравнявшись с ним. Но специально оказался на расстоянии от него, сбоку, но у края канавы, находившейся на полпути между ними, с целью показать, что он не собирается навязываться.
— Конечно, я не знаю тебя, — сказал он наконец.
Вильям повернул голову в его сторону. Ожег резким взглядом в попытке прервать любое возможное продолжение.
— Я не знаю, что ты собираешься сказать мне, — буркнул он. — Но не делай этого.
Вот и все, что он выдавил из себя ужасно тихо и сквозь сжатые зубы, словно только мышцы челюстей удерживали от того, чтобы не наброситься на Лео и не сделать какую-то глупость.
А Лео колебался. Взвешивал свои слова.
— Я только хочу сказать, — решился он наконец. И потом замолчал и понял, что сам не знает, куда ему идти дальше.
Пауза, прежде чем он сделал новую попытку:
— Конечно, мне не досталось и толики того, что выпало на твою долю. И само собой, я не могу, как это называется?… Представить себе, что ты пережил.
Он говорил непроницаемому профилю Вильяма сбоку от себя. Но все равно надеялся, что его слушают.
— Конечно, не мне давать тебе оценки. Но если я все-таки сделаю это?
Пауза, а потом он сделал это:
— Ты ведь не из тех сказал, кто сдается.
Вильям среагировал, посмотрел на него, и звук, который он издал носом, не имел никакого отношения к дыханию, как бы кто-то ни пытался доброжелательно истолковать его именно так. Вильям ухмыльнулся его словам. И не попытался даже как-то замаскировать это.
— И что ты знаешь об этом?
— Именно такую информацию я, как мне кажется, получил.
— Вот как?
Ага. Прошла секунда, прежде чем Вильям понял, откуда ветер дует, и тогда это как бичом ударило его, жестко и неожиданно, и гораздо более жестоко, чем он того заслужил. Кристина говорила о нем, естественно, и сейчас в двух метрах от него стоял мальчишка и считал, что он знает его хорошо.
— Тогда, мне кажется, тебе стоило бы дважды проверить свой источник, — сказал Вильям, почувствовал, как он машинально поджал губы, пытаясь удержать эмоции при себе. — Поднять руки для меня — раз плюнуть.
Он сделал паузу, прежде чем закончил предложение.
— И если она сказала что-то иное, это было просто ее желание. Она хотела бы видеть меня таким.
Он снова обратил взор в сторону долины.
Выругался про себя, парень не виноват в том, что он стоял здесь, он всего лишь искал подход к нему и хотел только хорошего, и понятно, черт побери, не годилось обвинять молодого журналиста в том, что собственные эмоции завели его в пропасть снова.
У него вспыхнула надежда. В этом вся причина.
Из-за конверта, который они привезли с собой, призрачного шанса, что Дженифер Уоткинс пришла куда-то, он расслабился, хотя понятно, все могло пойти к черту.
И Лео, естественно, был здесь абсолютно ни при чем. Но все пошло к черту, и это он тоже сказал.
— Мы не пройдем дальше, — констатировал он. — Мы в конце пути. И ничего не изменится, если мы будем мучиться с ничего не значащей массой бумаг.
А потом вздохнул. Так все виделось ему. Он снова вернулся к тому, с чего начинал, или, точнее, начало само пришло к нему в виде чертова желтого конверта, прокатившегося отсюда до Берлина и вернувшегося назад.
— Нечего и пытаться, Лео. Все закончилось. Это бессмысленно.
На какое-то время воцарилась тишина.
— Я не верю в это, — сказал Лео.
Вильям презрительно посмотрел на него уголком глаза:
— Не веришь во что?
— Что все бессмысленно.
Вильям не сказал ничего.
— У меня прямо противоположное мнение. По-моему, в этом есть смысл. Ведь был какой-то смысл в том, чтобы мы пришли к тебе с нашими бумагами. А именно что ты не должен сдаваться, тебе надо попытаться еще раз. Здесь нет никакой иронии, Вильям, все совсем наоборот. Это шанс. Шанс, который ты получил, поскольку должен был получить его.
Тот же взгляд уголком глаза.
То же презрение.
— Должен был?
— Да.
Он покачал головой:
— Нет смысла, Лео.
Он буквально выплюнул это слово. Как будто смысл было ругательством, словно само оно вызывало у него желание выполоскать Лео рот средством вроде парфюма и обладало каким-то особым содержанием, оскорблявшим его лично, из-за чего он никогда не произнес бы его снова.
— Моя жена мертва, и ты видел, как все случилось. В этом был какой-то смысл? Я сидел на расстоянии тысячи километров и наблюдал ее смерть на большом экране. В этом был какой-то смысл? Люди умирают по всему миру, никто не знает, как остановить заразу, и ты пытаешься мне сказать, что здесь он тоже есть? Смысл?
Он сорвался на крик.
Совершенно несправедливо, Лео не имел к этому никакого отношения, но ему было не до справедливости. Он не мог слышать доброжелательных фраз, по сути не значивших ничего, не выносил людей, которые утешали и верили, что все будет выглядеть лучше, если за этим, возможно, стоит какая-то высокая цель.
Жизнь слишком коротка, чтобы заниматься пустословием.
Она слишком коротка, чтобы утверждать, что все предопределено заранее и управляется кем-то другим, кто все знает лучше, и что, когда жизнь кажется тяжелой, это просто из-за того, что человек не видит положительных сторон в своих проблемах.
Он не мог слышать это снова.
Что от судьбы не уйдешь. И все назначенное тебе в конце концов сбудется, и здесь ничего не поделаешь.
Все это чушь.
Так он сказал Лео.
— Каждый сам решает, что ему делать, — сказал он. — Я решаю за себя. И если нам чертовски везет, получается что-то хорошее, а если нет, результатом становится всякое дерьмо при тех же исходных данных. Но если ты приходишь сюда и отказываешься нести ответственность, утверждая, что будущее такое, какое оно есть… Ты лишаешь меня права распоряжаться собственной жизнью…
Он замолчал. Покачал головой.
И начал снова. Более спокойным голосом. Усталым, но спокойным.
— Кристина умерла не потому, что это должно было случиться. Ее смерть стала результатом массы решений, принятых множеством людей.
Пауза. А потом:
— И ты приехал сюда со своими бумагами не из-за того, что кто-то посчитал это необходимым. Нет здесь никакого смысла. И если считаешь, что будущее предопределено заранее, ради бога. Но это не так. Будущее такое, какое оно есть.
Снова наступила тишина. Затянувшаяся надолго. А потом Лео посмотрел на него.
Произнес все про себя, прежде чем сделал вдох и сказал то же самое вслух.
Хотел, чтобы все слова легли в правильном порядке и ему не пришлось перескакивать с одного на другое, запинаться и начинать сначала. Чтобы смысл его слов был сразу понятен. И чтобы придать им соответствующий вес.
— В таком случае… — сказал он. Сделал паузу. Именно такую долгую, как и задумал. Серьезно смотрел в глаза Вильяму. — В таком случае я не понимаю, почему ты стоишь здесь.
Вильям уставился на него.
А Лео сказал спокойно и четко:
— Ведь если мы сами творцы нашего будущего, по-моему, ты должен взять все бумаги и сделать что-то ради него.
