Пальмгрен включил точечные светильники на потолке, сначала в прихожей, потом на лестнице, ведущей в гостиную, и постоянно ждал протестов со стороны незнакомца.

Рано или поздно он должен был приказать Пальмгрену остановиться. Выключить свет, выбрать наименее открытую для взглядов с улицы комнату, остаться там, и заткнуться, и внимательно слушать. Но ничего подобного не происходило. Они спустились в гостиную, прошли по толстому ковру в мокрых он снега ботинках и встали каждый со своей стороны низкого мягкого дивана, а из покрывавших всю наружную стену окон открывался вид на залив и слабый свет от вилл Сальтшёбадена, расположенного за ним.

Ситуация выглядела странной, но сейчас Пальмгрен уже немного успокоился.

Для случая, когда ему пришлось оказаться с глазу на глаз с кем-то незнакомым, это было хорошее место.

Они стояли молча, двое мужчин, каждый в своем конце большой комнаты, и рождественские украшения отражались в стеклах вместе с ними самими, в то время как черная вода раскинулась невдалеке впереди.

Их было прекрасно видно снаружи, и они оба хорошо это понимали.

Конечно, вряд ли кто-то находился в заливе как раз сейчас. Вечером, почти зимой и в дьявольский холод, но Пальмгрен хотел создать впечатление, что их, возможно, видят, и, если незнакомец пришел нанести вред хозяину дома, ему следовало знать, что может найтись свидетель.

Мужчина понял намек. Покачал головой, прежде чем заговорил.

— Я не сделаю тебе ничего плохого, — сказал он.

— Ладно, — ответил Пальмгрен. — Меня это устраивает.

— И прошу прощения, если ты не сможешь позвонить со своего стационарного телефона сегодня вечером. Но это неофициальный визит.

Он кивнул в сторону потолка. Без всякой на то необходимости. Пальмгрен уже понял, что тот имеет в виду.

Значит, мужчина знал о камерах в его доме. И о том, что они подключены к серверу через телефонный кабель, и он уже отсоединил провода Пальмгрена в распределительном шкафу на улице, а при мысли о том, кто когда-то устанавливал его систему наблюдения, существовал только один способ, как он мог узнать.

— Военное ведомство? — спросил Пальмгрен, хотя это было очевидно.

— Как уже сказано, я здесь не по официальному заданию.

— Но ты же оттуда?

Он покачал головой снова. Явно не знал, с чего ему начать. Сам факт его пребывания здесь противоречил массе самых разных правил, и чем меньше он скажет, тем лучше для него. Ему не следовало влезать в это дело. И какая-то его часть по-прежнему сомневалась, правильно ли он поступает, но когда Кристина появилась в сюжете новостей, он уже не смог остаться в стороне.

Честно говоря, больше не знал, что правильно, а что нет.

— Я выполняю разные задания, — сообщил он. — И военное ведомство знает не обо всех из них.

Пальмгрен внимательно посмотрел на него. Странный ответ.

— И почему ты здесь?

— Я хочу, чтобы ты связался с ней. Ты должен вытащить ее оттуда.

— Кого?

— Не стоило отпускать ее в Амстердам.

Пальмгрен посмотрел на него. Кристина.

На какое-то мгновение все в комнате как бы окаменело, даже воздух, только мысли Пальмгрена находились в непрерывном движении, сейчас он пытался связать вместе известные ему детали, и незнакомец дал ему необходимое для этого время.

Когда Пальмгрен перевел дыхание, к его голосу вернулась уверенность.

— Ты звонил мне, — сказал он.

Мужчина ничего не ответил.

— Ты ведь позвонил и рассказал, что они украли Сару.

Это было утверждение, но оно тянуло за собой массу вопросов. А мужчина с другой стороны дивана не собирался отвечать ни на один из них.

И Пальмгрен, посмотрев на него, понял это.

— Ты не обнаружил ее отсутствие. Не так ли? Ни о какой инвентаризации не шло речи, ты сам отвез ее.

Снова тот же тон. Утверждение в форме вопроса, но все-таки утверждение. И мужчина ничего не подтвердил, но и не стал отрицать.

— Бывает такое, — сказал он. — Случается такое, когда ты не уверен больше.

— Не уверен в чем?

— В том, что делаешь.

Пальмгрен прищурился, глядя на него.

— Где Вильям Сандберг?

— Этого я не знаю.

— А что ты знаешь?

Мужчина колебался.

Он знал не все. Только фрагмент, лишь часть всего того неслыханного, о котором, казалось, всем было известно, но никто не осмеливался рассказать, и, даже если он не имел полной картинки, этого хватило, чтобы ужасно обеспокоить его.

Он слышал, как они говорили об Амстердаме.

О катастрофе и о письме, которое пришло.

И об Уоткинс.

И все обстояло плохо.

— Позвони ей, — сказал мужчина. — Позвони ей сейчас.

Лео Бьёрк вздрогнул, когда телефон Кристины зазвонил в его руке, посчитал сначала, что у него просто затряслось тело.

Он боялся. И не просто, а до смерти.

Все происходило среди ночи, в темноте, и начался ветер, и он понятия не имел, что у него страх высоты, пока не открыл дверь лестничной площадки. Но явно все так и обстояло, и сейчас он знал это почти наверняка. Крыша, на которой он стоял, находилась на высоте по крайней мере десятого этажа, и каждый раз, когда порывы ветра дергали его за одежду, казалось, колени сигнализируют всему телу, что они собираются согнуться в неправильном направлении исключительно в знак протеста. И когда телефон зазвонил, ему пришло в голову, что теперь это случится и все закончится для него. Он полетит к земле прямо на глазах полицейских, журналистов и зевак, толпившихся у ограждения на другой стороне улицы.

Он закрыл глаза. Чушь, ничего подобного. Он в состоянии стоять прямо, как если бы находился там внизу у Альберта или у Кристины, где там ее сейчас черт носит.

Сделал глубокий вдох.

Попытался погасить выброс адреналина в кровь и посмотрел на мобильник в своей руке. Тот звонил снова. И снова.

— Телефон Кристины Сандберг, — ответил он.

Человек на другом конце линии, похоже, был сильно взволнован. Даже не назвал себя.

— Я ищу Кристину, — сказал он. — Это важно.

— Я не могу, стою здесь, а она в другом месте, — пробубнил Лео и закрыл глаза от раздражения, во-первых, из-за собственной неспособности ответить связно, а во-вторых, по поводу всей ситуации и стресса из-за того, что, черт возьми, он ввязался в подобную историю.

«Поскольку ты журналист», — ответил Лео самому себе.

Он ведь был журналистом и по-настоящему, и сейчас находился на месте событий, и никого на всем свете не волновало, есть в данном случае на нем пиджак или нет.

— Меня зовут Ларс-Эрик Пальмгрен, — сообщил собеседник, словно это само по себе означало нечто неслыханное. — Где вы находитесь именно сейчас?

Лео огляделся. Существовал только один очевидный ответ, но он казался абсурдным для него самого, и он понимал, что мужчина в телефоне воспримет его точно так же.

— Я на крыше, — сообщил он.

— Где? На крыше где?

— В Амстердаме. Я не знаю где. Передо мной больница.

На другом конце линии воцарилась тишина. Очень неприятная сама по себе.

— Я хочу, чтобы вы убрались оттуда, — отчеканил Пальмгрен.

— Все огорожено, — сказал Лео. — Больница огорожена.

Сказал, просто констатируя факт.

Что-то происходило, и он очень хотел знать, о чем идет речь.

Внизу на улице стояли полицейские автомобили с включенными мигалками, какие-то микроавтобусы пытались подобраться ближе, но им преграждали путь, некоторые из них, насколько он мог видеть со своего места, имели параболические антенны на крыше и логотипы по бокам. Команда новостей.

А Кристина сама решала, где ей находиться. У нее хватало опыта, и она знала свое дело, заставила персонал расположенного поблизости мотеля впустить их сюда. А потом отдала ему свой телефон и приказала найти хорошее место.

— Я знаю, что все огорожено, — не сдавался Пальмгрен. — Вы должны убраться оттуда.

— Что происходит? — спросил Лео. — Я ничего не знаю.

По дыханию Пальмгрена в трубке он понял, что того одолевают сомнения.

Когда он заговорил, тишина показалось Лео благом по сравнению с его словами.

— Паническое решение. Вот что происходит. Чертово безумное паническое решение.