Глава 25
«Опель-Сенатор» с четырьмя пассажирами ехал по улицам Фокина, направляясь в центр города.
Автомобиль остановился у обочины тротуара, рядом с рестораном «Восток».
Пассажиры вышли из машины и, ежась от холодного, пронизывающего ветра, торопливым шагом направились в ресторан.
На первом этаже, у гардероба, они задерживаться не стали, и, не снимая курток и плащей, поднялись наверх, в ресторанный зал.
Клиентов в этот дневной час было немного: несколько мрачных субъектов с опухшими, как видно, после вчерашнего перепоя, лицами, поглощали пиво. Один из субъектов был наголо обрит, остальные – коротко стрижены.
Вошедшие в зал гости немедленно привлекли их внимание.
По внешнему виду и те, и другие мало чем отличались друг от друга, разве что золотые цепи на шеях фокинских завсегдатаев «Востока» были потолще.
Гости выбрали столик у окна, побросали куртки и плащи на спинки стульев, уселись, подозвали официанта.
– Эй, халдей!
Подбежал услужливый парнишка, с готовностью кивнул головой.
– Чем тут у вас есть пузо набить?
– Меню на столе.
– Ты кочумай нам мозги засирать! Давай что получше на четверых.
– Рекомендую антрекот, сегодня у нас хорошая вырезка. На первое – соляночку. Есть также мясное ассорти, салаты из свежих овощей. Хоть и зима за окном, а у нас огурчики свежие есть, помидорчики.
– Во-во, давай все до кучи. И пару фуфыриков водяры тащи!
– Сию минуту.
Официант убежал.
Местная клиентура за дальним столиком возбужденно зашевелилась.
В ожидании выполнения заказа приезжие братки вальяжно развалились на стульях, шумно позевывали, потягивались, оглядывали полупустой зал. Местных они как бы не замечали.
Официант принес большой пузатый графин водки и овощные салаты.
Один из клиентов небольшого роста с юным, почти детским лицом схватил графин и принялся вертеть в руках.
– Ты чего, Сынок? – засмеялись остальные. – Фуфырика никогда не видал?
– Видал только маленькие, стеклянные, а тут здоровый, хрустальный.
– Фуфырь как фуфырь, разливай!
Сынок разлил на троих, четвертый – высокий бугай с плечами культуриста – не пил.
– Конь, а слюнки-то текут? – подшучивали над ним остальные. – Небось хоцца? А мы тебе базарили – возьми водилой Мельника.
Конь уже начал рубать овощной салат.
– Ладно, – хрустя свежим огурцом, сказал он, – вечером буду керосинить, когда в Запрудный вернемся.
Сынок, Блоха и Трофим подняли рюмки, чокнулись.
– За братву, что на кичманах гниет!
Запрудненские приехали в Фокино передать грев пацанам, которые парились на восемнадцатой зоне. Финки жгли карманы, да и дорога оказалась утомительной – снег, кое-где гололед. Пока добрались до Фокина, кишка кишке стала хер сулить, потому сразу и отправились в кабак – какая же работа на пустой брюхан?
Возгласы о братве, звон посуды доносились до столика с фокинскими. Здоровенный жлоб с оплывшей физиономией и килограммовой цепью на шее брезгливо скривил рот.
– Это ж запрудненские козлы, – сплюнул он под стол. – Я их еще на стрелке срисовал.
– Точно, Ларик, – добавил его сосед справа, сухощавый малый с желтым, пергаментным лицом.
Бритый наголо субъект со стаканом пива в руке обернулся, долго присматривался через плечо.
– Вообще, оборзели в натуре, – сказал он. – Самсон мне свистнул, что запрудненские будто бы к нам собираются, грев для своих на зоне притарабанить. Я думал, он мне фуфло прогоняет…
– Индюк тоже думал, – поддел его желтолицый.
– А ты, Бельмондо, заткни пасть, – беззлобно оборвал кореша Кудрявый. – Сам просеки, какими ж вольтанутыми надо быть, чтобы тут нарисоваться?
– Или борзыми… – прогудел Ларик.
– Ладно, мы счас муди им подрежем. Ларик, дай мобилу.
Взяв у подельника сотовый телефон, Кудрявый набрал номер:
– Афган, бери пацанов… Ну, не знаю, человек семь-восемь… Кати на «Восток» по быструхе… Ты че, с тараканом в котелке? Я сказал – скоренько. Дело есть. Тут на кабаке запрудненские проявились. Че, че?.. Хрен через плечо!
* * *
– …а еще слушай анекдот. Вчера рассказали, да я только сейчас вспомнил. Стоит мент на дороге, гаишник. Видит тачку крутейшую, с наворотами…
– Джип, что ли?
– Ну, джип, хрен с ним… Мент палкой машет, останавливает, подходит к тачке. Мужик дверцу открывает. Мент ему – ксиву давай! Тот ему ксиву дает, все чин по чину. Мент зырит в тачку, а там, рядом с мужиком, обезьяна сидит…
– Черножопый, что ли?
– Да какой черножопый? Ну ты, Трофим, вообще – гигант мысли! Я ж тебе говорю – обезьяна, в натуре, макака.
– А…
– Мент спрашивает – а на хрена тебе макака? А тот ему – как на хрена? Зырь, чего она делать умеет. Хуякс ей по башке кулаком, та ему гачи расстегивает и минет делает. Мент – ну, ни хрена себе! Мужик – это еще не все! Хуякс ей по башке два раза, обезьяна прыг в сторону. Мент – ну, ни хрена себе! Мужик ему – а ты так хочешь? Садись в тачку. Мент в кумпале почухал и мужику – не, не хочу. А тот ему – а че, не хочешь? Мент – да ну тебя на хрен, ты мне всю бошку отобьешь.
За столиком воцарилось напряженное молчание.
– Сынок, я не врубился. Так в чем прикол?
– Ну, ты, Трофим, полный тормоз! Тебе только на лесоповале бревна катать. Мужик-то ему про обезьяну базарил, а мент подумал, что это он должен минет делать.
– А… – Трофим гоготнул. – Да ну, Сынок, херня какая-то, мент, минет…
– Ладно, – скомандовал Конь, – кончай базлы гонять, у нас еще дело есть. Добивайте фуфырик, и покатили.
Он первым встал из-за стола, за ним, торопливо разлив остатки водки из графина по рюмкам и выпив их, потянулись остальные.
На первом этаже возле гардероба стояла группа фокинцев. Они молча пропустили запрудненских мимо себя и словно почетный караул двинулись следом.
Единственный трезвый из четверки приезжих Конь видел, что силы неравны и в случае кипиша придется надеяться только на себя. Он сунул руку под куртку, нащупал на животе теплую рукоятку «ТТ» и снял оружие с предохранителя.
Фокинцы шли сзади, сопели в затылок, но Трофима, Блоху и Сынка не трогали, как будто чего-то ждали.
Конь открыл тяжелую ресторанную дверь, выпустил своих, потом вышел сам.
Фокинцы чуть задержались сзади.
– Ох, твою маму за сиськи… – проговорил, пошатываясь на ступеньках крыльца, Сынок.
У тротуара, позади «Опель-Сенатора», стояли два джипа, возле них еще человек пять фокинских. В этой толпе можно было увидеть и Ларика, и Кудрявого, которые покинули ресторан еще полчаса назад, допив свое пиво. Некоторые стояли, засунув руки в карманы курток, четверо поигрывали бейсбольными битами.
Машину, на которой приехали запрудненские, трудно было узнать – как будто «Опель-Сенатор» прожевало и выплюнуло какое-то огромное механическое чудовище.
Все стекла в автомобиле были выбиты, наружные зеркала снесены напрочь, мертвецки зияли пустые глазницы фар, задних фонарей как не бывало. Дверцы, капот, крышка багажника, верхняя часть кузова – все было измято и покорежено. Разбили и разбросали в стороны пластмассовые колпаки колес, умудрились вырвать и отшвырнуть на обочину даже выхлопную трубу. Из крыши салона торчал изогнутый, изувеченный люк, который не смогли отодрать. Бывший еще час назад элегантным красавцем, автомобиль превратился в рухлядь, которой место на свалке. Даже шины были пробиты и спущены.
Афган вышел вперед, помахивая битой и ощерившись в злобной ухмылке, спросил:
– Ну, че, пацаны, прокатимся до Запрудного?
Толпа дружно загоготала. Громче всех ржали те, что вывалили из ресторана.
Конь еще успел выдернуть из-за пояса «ТТ», но кто-то резво подскочил к нему сзади и рубанул прямо по руке лезвием ножа.
Конь выронил пистолет, кровь хлынула из запястья на утоптанный снег.
– Мочи их! – заорал Афган.
Удары посыпались на запрудненских со всех сторон. Били руками, ногами, битами. Когда четверо запрудненских упали, их стали пинать носками ботинок, устроив самое настоящее толковище. Наконец Кудрявый, который не участвовал в избиении, закричал:
– «Волга»!
Фокинцы, тяжело дыша, расступились. Только Афган, самый злой и нервный, продолжал пинать ногами Коня.
– Харэ, Афган! – истошно завопил Кудрявый. – Ты че, оглох? Матрос сказал – пропустить через бригаду, но так, чтоб ласты не завернули.
Афгана еле оттащили за руки, он все порывался взмахнуть бейсбольной битой, но ему не давали.
– Да я бы этих пидоров галимых вглухую завалил!
– Ты бы всех завалил, мы в курсах, – прогундосил Ларик. – Когда надо будет, тогда и завалишь.
Афган смачно харкнул на забрызганную кровью голову Коня и только после этого затих и успокоился.
– Волыну подберите! Давай этих козлов за клешни, – распоряжался Кудрявый, – и в тачки. Прокатимся до Запрудного.
* * *
Маленький темно-зеленый «Пежо» с московскими номерами мчался по заснеженной магистрали в сторону столицы. Елена Филатова сидела в салоне, одной рукой держа руль, другой стряхивая пепел с сигареты.
Хотя дорога была плохая и тяжелая, Елена, по выработавшейся за время пребывания в Москве привычке, гнала, не снижая скорости.
Приближался изгиб трассы. Елена положила дымящуюся еще сигарету в пепельницу, обеими руками плотно обхватила рулевое колесо. Машина удачно вошла в изгиб дороги, лишь зад чуть-чуть занесло. Несколькими уверенными движениями руля Филатова выровняла автомобиль и помчалась дальше.
У нее было прекрасное настроение. Она сделала то, что должна была сделать, и жизнь снова обрела вкус. Она видела перед собой вовсе не скользкую, кочковатую подмосковную дорогу, пролегавшую между замерзшими полями и лесами.
Перед ее мысленным взором открывалась широкая бетонированная магистраль в штате Оризона на подъезде к Большому каньону. По обе стороны от магистрали возвышались изъеденные ветром утесы из песчаника, дальше заросли кактусов, на их мясистых телах сидели желтые, красные, сиреневые бабочки, похожие на цветы.
Вместо крохотного, слабосильного «Пежо» – широченный «Кадиллак» с мощным мотором! Вместо слащавых песен Димы Маликова – энергичный, агрессивный рок-н-ролл!
Все это будет, ждать осталось совсем недолго.
Сначала – в Москву, в гостиницу «Рэдиссон-Славянская», потом – на съемную квартиру в Крылатском. Собрать вещи, упаковать чемоданы, заказать по телефону билет на ближайший рейс авиакомпании «Транс уорлд эйрлайнс», во втором Шереметьеве подняться на борт широкофюзеляжного «Боинга» и…
Прощай, Россия! Здравствуй, Америка! Здравствуй навсегда!..
Словно не веря своему везению, Елена взяла одной рукой сумочку, поставила на колени, открыла, вынула записную книжку. Попеременно глядя то на дорогу, то вниз, пролистала странички, нашла нужную, улыбнулась.
Все на месте. Вот он – долгожданный пропуск в благословенную, сытую жизнь. Всего лишь страничка, но как много она значит…
Сегодня ночью, когда Панфилов спал, накрыв голову подушкой, Елена поднялась с постели. Перед этим долго лежала с закрытыми глазами, думала… Где искать? И что искать? Встроенный в какую-нибудь стену сейф? Дискету? Ежедневник? Электронную записную книжку? Портативный «лэп-топ»-компьютер? Да они здесь, в России, еще представления не имеют о «лэп-топах»… Хотя… Не так все просто…
Обшарив карманы пиджака, нашла ежедневник, пролистала – безрезультатно. Этого следовало ожидать…
Электронная записная книжка. Одна из ранних моделей «Касио», персональный пароль не предусмотрен… Что здесь? Имена, фамилии, адреса, телефоны… А это что? Двадцатизначный код, еще один… набор символов – пароль…
Она аккуратно переписала все в собственную записную книжку, затем еще раз аккуратно сверила записи, просмотрела память электронного «ноутбука» – других кодов и паролей не обнаружила. Значит, все верно – нашла то, что искала…
Скоро этими записями займется Елизаров – увы, от него так просто не избавиться – и исчезнувшая было за горизонтом мечта снова превратится в реальность.
Елена положила записную книжку в сумочку и, смеясь, бросила ее через плечо на заднее сиденье.
Потребовалось всего лишь двое суток работы… Впрочем, не без удовольствия. Этот Панфилов оказался неплох в постели, очень неплох… И вроде бы не дурак… Когда-нибудь в другой жизни они вполне могли бы… Но что теперь вспоминать?
Ей снова захотелось курить. Помня, что сигареты остались в сумочке, Елена чертыхнулась про себя – вот теперь надо шарить за сиденьем и искать.
Чуть-чуть сбросив газ, Филатова просунула руку между креслами и принялась шарить ладонью по салону.
– Да где же?
Она на секунду обернулась, увидела сумочку, потянула к себе, а когда снова взглянула на дорогу, из горла ее вырвался непроизвольный крик:
– Мамочка! Навстречу ей мчался огромный многотонный автопоезд. Маленький «Пежо» оказался на его – встречной – полосе.
Водитель автопоезда стал отчаянно сигналить.
Елена была опытным водителем, но на мгновение потеряла самообладание и дернула руль вправо.
Машина ушла со встречной полосы.
Гудящий, чадящий «КамАЗ» с фурой-полуприцепом пронесся мимо, но «Пежо» оказался на скользком участке дороги, его начало заносить и разворачивать поперек полотна. Филатова стала выкручивать руль обратно, чего ни в коем случае нельзя было делать.
А тут еще правое переднее колесо угодило на снежную кочку – машину резко подбросило вверх, и она, как спичечный коробок в камерной игре, перевернулась в воздухе несколько раз.
На лету распахнулась дверца. Филатову, которая никогда не пристегивалась ремнем безопасности, выбросило из машины словно куклу. Удар о покрытое льдом и укатанным снегом дорожное полотно оказался для Елены смертельным.
Тело ее, уже бездыханное, кувыркнулось несколько раз и неподвижно застыло на обочине. Измятая, с разбитыми стеклами, машина упала колесами вверх на сугроб, рядом с дорогой.
Когда рядом с местом аварии остановилась проезжавшая по шоссе «девятка», колеса «Пежо» еще вращались.
* * *
Жанна, открыв дверь рабочего кабинета Панфилова, удивленно сказала:
– Константин Петрович, там звонят из горбольницы.
Он поднял трубку и услышал голос человека, которому был обязан многим.
– Здравствуй, Константин Петрович. Узнал?
– Савельев? Здравствуй.
Звонил Евгений Савельев, врач из отделения реанимации городской больницы. Когда-то он спас жизнь Игнату Панфилову после перелома позвоночника. Константин по сей день считал себя обязанным лично Савельеву и всем, кто вытащил Игната в ту страшную ночь, а потому помогал больнице деньгами и медикаментами по первому требованию. Правда, врачи вели себя достойно и просьбами не досаждали. Потому звонок для Константина был в какой-то степени неожиданным.
– Что случилось? Бинты кончились? – шутливо спросил он.
– Нет, с бинтами все в порядке, спасибо. Тут вот какая штука… – замялся Савельев. – Поступила одна… гм, пострадавшая в автокатастрофе, мы тут посмотрели ее документы… В общем, все, что удалось собрать… В записной книжке нашли твою фамилию. Вот я по старой памяти и решил тебе сообщить.
– Кто такая? – уже догадываясь, о ком идет речь, спросил Панфилов.
– Филатова Елена, тележурналистка. На визитной карточке у нее так написано. Знаешь ее?
– Знаю. Что с ней?
– Скончалась… к сожалению. Я уже ничем не мог помочь – она была мертва еще до того, как ее привезли к нам в отделение. Перелом основания черепа, травматическое повреждение мозга, несколько компрессионных переломов позвоночника… В общем, травмы, не совместимые… Да…
– Где она?
– Пока у нас, но скоро придется отправить в морг.
– Подожди отправлять, я сейчас приеду.
* * *
Савельев отдернул белую простыню, показал Панфилову лицо погибшей.
Ссадины, царапины, правая щека, почерневшая и заплывшая, почти закрыла глаз.
– Вылетела из машины, несколько раз ударилась о дорожное полотно, – объясняя, Савельев двумя пальцами повернул голову Филатовой, показал шов на затылке. – Полчерепа всмятку, мозг совершенно разрушен. В каком-то смысле ей повезло – умерла мгновенно.
– Ну, да… Повезло как покойнику.
Нервничая, Панфилов не заметил, как машинально стал тереть шрам на лице.
– Что поделаешь… – вздохнул врач.
– Как это случилось?
– Не по адресу обращаешься, Константин Петрович. С таким вопросом не к нам, а в милицию. Могу только сказать, что столкновения не было. Парень, который ее привез, сказал, что перевернувшаяся машина лежала в кювете. А вот она, – Савельев показал глазами на труп, – прямо на шоссе.
Врач опустил простыню на лицо покойной, позвал Панфилова за собой:
– Там у меня в кабинете ее документы и все, что при ней нашли. Сумочка на дороге валялась. Глянь, Константин Петрович, на всякий случай.
– Куда ее потом отправят?
– Даже не знаю, – пожал плечами Савельев, открывая дверь кабинета и пропуская туда Константина. – Родственников будут искать, а пока в морге у нас полежит. Ты присаживайся к столу, там удобнее.
Опустившись на стул, Константин стал перебирать лежавшие на крышке стола вещи: пудреница, тюбик губной помады, пилочка для ногтей, пара визитных карточек, водительское удостоверение на имя Елены Филатовой, выданное в Москве, еще какая-то мелочь, пачка сигарет «Парламент», записная книжка в ледериновой обложке.
Панфилов открыл ее, пролистал. Цифры, даты, отметки о времени, опять цифры… Вот это, через восьмерку, кажется номера телефонов. Международных, сплошные Штаты… Этот код Панфилов знал хорошо. Рядом с номерами телефонов пометки из буквенных сокращений на английском языке. Вот, наконец, и записи… Тоже на английском. Какой-то Мигель Хелесарос, номер телефона с американским кодом. Еще один номер, тоже американский. А вот этот, судя по всему, московский.
На другой стороне того же листочка – Константин Панфилов, город Запрудный, фирма «Лидер», генеральный директор… Что?!!
Он не поверил увиденному и даже поднес записную книжку поближе к глазам. Чтобы убедиться в том, что не ошибся, Панфилов достал электронную записную книжку, которую купил в прошлом году в Штатах и всегда носил с собой. Нашел нужную запись, сравнил каждую цифру – все верно.
Это были его личные счета: кодированный, в банке на территории оффшорной зоны Восточного Самоа, и в московском банке «Профиль», куда с помощью многоходовых операций перечислялись средства с первого счета.
Этими деньгами хотелось обладать многим: банкиру Кононову; бывшему армейскому наставнику Константина Михаилу Елизарову, делавшему бизнес на оружии и наркотиках, и тем, кто стоял за его спиной.
Но в результате деньги оказались у него, Константина Панфилова – бывшего бойца десантно-штурмовой бригады, бывшего зека, бывшего кандидата в мэры города Запрудный…
Код, пароль… Все аккуратно переписано из электронной памяти его «Касио». Панфилов торопливо пролистал до конца записную книжку Филатовой – остальные страницы были пусты. Кажется, что-то торчит сзади, из-под обложки. Панфилов увидел цветной уголок, подцепил ногтями, вытащил. Это была небольшая фотография: смеющаяся молодая пара по колено в волнах на фоне гигантских многоэтажных отелей и набережной в пальмах.
На обороте фотографии надпись по-английски, познаний Панфилова, оказалось, вполне достаточно, чтобы прочесть: «Мы с Сашей в Майами». Мы с Сашей?..
Он снова перевернул снимок, присмотрелся. Так и есть – Кононов. Выходит, она его подруга… Или жена?
– Евгений Семенович… – в кабинет Савельева заглянула худенькая медсестра. – Там пациентов привезли. На улице подобрали избитых. Один очень плох. Взгляните, пожалуйста!
– Сейчас.
Савельев, который все это время сидел на стуле с сигаретой, затушил окурок в пепельнице-черепе и вышел в коридор, на ходу бросив Панфилову:
– Я скоро вернусь.
Оставшись один, Константин обхватил голову руками. Неужели все так просто? Только ложь и больше ничего… Словесная шелуха, дымовая завеса, туман…
А за всем этим всего лишь деньги…
Он ерошил волосы, стараясь забыть все, что было за последние дни. Что она там говорила про детство, запах коровы, дом?.. Какая белиберда…
Возбужденные голоса, донесшиеся из коридора, вернули Панфилова к реальности. Тряхнув головой, словно сбрасывая наваждение, Константин встал.
Вдруг что-то вспомнив, склонился над записной книжкой Филатовой, перевернул страницу.
Мигель Хелесарос… Елизаров – вот, что напомнила ему эта испанская фамилия. Эх, капитан, капитан… Неужели ты?
Панфилов вырвал страницу, сунул в карман куртки. Не дожидаясь возвращения Савельева, покинул больницу. Константин еще не знал, что в эти минуты дежурный реаниматолог осматривал поступившего в больницу с многочисленными травмами и сотрясением мозга Сергея Конева, известного в определенных кругах города Запрудный под кличкой Конь.
