Глава 5

Со следующего дня Серж Ефремов с головой ушел в новый проект, который обещал стать самым грандиозным в Москве. По крайней мере, Серж серьезно рассчитывал сделать его таким.

Накануне они тщательно обговорили все подробности сотрудничества. Серж очень настороженно ждал момента, когда Панфилов заговорит о прибыли, которую будет приносить проект.

Он ждал, что ему будут предложены кабальные условия, ну, может быть, чуть лучше, чем предложил бы Шиндлер. Отрабатывать деньги, затраченные на открытие заведения, он собирался не дольше года. Он просто представить себе не мог, что его салон не будет приносить баснословную прибыль, которая сразу же покроет все расходы на обустройство и раскручивание.

Самонадеянно, конечно, но Серж верил в свою удачу. А вот потом… Потом пойдет чистая прибыль, и вопрос о том, в чей карман она будет поступать, очень и очень сильно интересовал Ефремова. Пожалуй, даже посильнее, чем интересовали остальные вопросы, связанные с его будущим салоном.

Он не хотел попадать в новую зависимость от очередного хозяина. В конце концов, он вкладывал в этот проект свой талант! А это стоит гораздо дороже какого-то жалкого полумиллиона долларов! Серж очень хорошо знал себе цену и не собирался уступать свой талант за полцены. Его услуги стоят очень много.

Предложение Панфилова его поразило. Тот предложил ему совместное владение салоном и распределение прибыли фифти-фифти – 50 на 50. Причем отказался от возмещения издержек на осуществление проекта, то есть от полумиллиона долларов! И на идиота он нисколько не был похож. Скорее наоборот.

Серж некоторое время ломал голову над тем, почему Панфилов так поступает, но потом просто выбросил это из головы. Раз решил сделать так – значит это ему нужно. Значит, деньги для него не имеют такой ценности, как для подавляющего большинства остальных россиян. Что ж, это его дело. У Сержа теперь слишком много других забот, чтобы забивать себе голову такой ерундой.

Он обзванивал крупнейшие строительные фирмы, разговаривал с менеджерами, архитекторами, инженерами-вентиляционщиками, геологами, дизайнерами и прочими специалистами, пока не понял, что на постройку нового здания, обещанного ему, полумиллиона долларов просто не хватит. Это его слегка обескуражило, но помогло более трезво и реально взглянуть на свой проект.

Строить новое здание не было никакой необходимости. Не нужно было даже покупать здание, достаточно было взять его в аренду и сделать необходимый ремонт. Главное сейчас – открыть салон и запустить его на полную катушку, чтобы можно было раскручивать проект дальше и дальше и завоевывать симпатии клиентов. Все остальное придет потом.

Но даже этого он не мог сделать, пока Панфилов не выполнит первую часть их договора – не урегулирует вопрос с его прежним хозяином – ордынцем Сашей Шиндлером. Как Константин будет его урегулировать, Сержа совершенно не интересовало. Раз взялся, – значит, должен сделать, это полностью его проблема. Сержа волновал только один вопрос – когда Константин это сделает?

Константин не рассчитывал на то, что с Шиндлером удастся договориться или откупиться от него. Он слишком хорошо знал нравы таких людей и их представления о жизни. Они уверены, что, пока человек идет на компромисс, на него можно продолжать давить и угрожать ему. А как только он упрется и будет стоять на своем – просто его убить. И закрыть проблему.

Однако Панфилов решил закрыть проблему первым. Он сам убьет этого Шиндлера и тем самым расчистит путь Сержу Ефремову. От этого зависит, получит ли Панфилов то, на что надеется. Рисковать он не мог.

Вопрос с Сашей Шиндлером должен быть решен надежно, без всяких оговорок, без всяких «если». Потому что он будет последним, кто увидит прежнее лицо Константина Панфилова.

Район Ордынки Панфилов знал неплохо, хотя и не настолько, чтобы ориентироваться в нем с закрытыми глазами. Но, когда Серж рассказывал ему, где находится «резиденция» управляющего общаковой собственностью ордынцев, Константин отчетливо вспомнил небольшое трехэтажное здание на углу Пятницкой и Вишняковского переулка.

Первый этаж занимал ресторан с красноречивым названием «Трактир на Пятницкой». На втором этаже находилось казино, носящее официальное название «Зеро», но которое было больше известно как «Прощальный бакс». Часть третьего этажа занимали «нумера», в которых Шиндлер держал несколько «девочек» для «своих», то есть для постоянных клиентов. Можно было и со своей бабой подняться на третий этаж, но стоило это не дешевле, чем снять «девочку» Шиндлера.

Там же, на третьем, располагалась и небольшая «контора», где Шиндлер подсчитывал прибыль и ломал носы своим «шестеркам», когда те приворовывали слишком много. Бригадиры у него все со сломанными носами ходили, словно боксеры – профессионалы, хотя бокс большинство из них смотрели только по телевизору.

Брать его в «конторе» было практически невозможно. На это потребовался бы взвод ОМОНа как минимум. Первый охранный пост был выставлен Шиндлером у входа в ресторан, второй – на лестнице, ведущей на второй этаж, в казино, и третий – у дверей «конторы». На одном из них обязательно нашумишь, а это значит – провалишь всю операцию: у Шиндлера наверняка предусмотрен какой-то запасной путь отхода на случай непредвиденной опасности. Уйдет – и глазом моргнуть не успеешь.

Кроме того, Шиндлер, чтобы не иметь неприятностей, раз и навсегда запретил устраивать разборки в ресторане. Его охрана проверяла приборами каждого входящего и предлагала сдать оружие на хранение или отправиться в другое место.

Поначалу кое-кто скандалил, а потом привыкли. Понравилось даже. Да и правду сказать, в шиндлеровском «Трактире на Пятницкой» не было ни одного случая убийства. Случались иногда мордобития, когда дело кончалось выбитыми зубами и сломанными носами.

Но даже и любителей помахать кулаками охрана потом долго не пускала в ресторан, выполняя жесткий приказ Саши Шиндлера, который очень заботился о репутации своего заведения.

И, надо сказать, ресторан был на хорошем счету не только у милиции, но и у клиентов. Он пользовался славой самого безопасного заведения в Замоскворечье, а потому был весьма популярен. На так называемую «проходимость», то есть на число гостей за одну рабочую смену, Шиндлер пожаловаться не мог. И не жаловался. Ресторан приносил ровную стабильную прибыль, хотя ничего особенно выдающегося ее сумма, конечно, не представляла. Но Шиндлер характером был в свою любимую бабушку, старую еврейку Нину Георгиевну Шиндлер, которая любила повторять: «Курочка по зернышку клюет, а весь день сыта бывает!»

Нина Георгиевна тащила в квартиру всякий хлам, который попадался ей на глаза на московских улицах. Ее внук Саша с раннего детства запомнил атмосферу тотального скопидомства, которую создала бабушка в их семье. Он успел возненавидеть это качество в людях, но по-другому относиться к некоторым вещам уже никогда научиться не смог бы. Прежде всего – к деньгам. Бабушкина маниакальная страсть тащить все в дом приобрела у него вполне цивилизованную форму, но не стала от этого психологически менее интенсивной.

Константину пришлось поломать голову, прежде чем удалось решить ребус – как уничтожить Сашу Шиндлера? Но опыт в подобных делах у него был, слава богу, так что задача, в конце концов, обрела единственно верное решение…

Водила шиндлеровской «Ауди» – Витька по кличке Козел – отчаянно скучал, дожидаясь шефа, чтобы отвезти его после еженедельной «планерки» в сауну. Там Шиндлер отчитывался в сборах за неделю, а ордынская верхушка решала, какую часть прибыли вложить в дело, а какую – потратить на «неотложные нужды».

Дела у ордынцев в последнее время шли неплохо, недельная зарплата составляла приличные «куски». После того как сборами стал заведовать Шиндлер, у ордынцев модно стало тратить деньги не на баб и наркоту, а пристраивать их с умом. По примеру своего расчетливого и прижимистого «управляющего делами» ордынцы покупали недвижимость – любую, какая под руку попадется, в основном за границей, – открывали собственные магазинчики, автостоянки, покупали квартиры в Москве, которые потом сдавали внаем, и даже вкладывали деньги в акции предприятий, в основном германских.

Группировка стремительно приближалась к моменту своего распада, но понимал это, пожалуй, один Шиндлер. Он сознательно вел дело к разрушению самого понятия «общак», чтобы потом, воспользовавшись моментом, втихую убрать отколовшихся от общего дела лидеров группировки и забрать власть в свои руки.

Тогда он все вернет на свои места, но прибыль будет поступать только ему, не считая мелких подачек, которыми он будет кормить своих «шестерок». Саша Шиндлер был человеком нового времени и не собирался тащить в XXI век извращенные представления бабушки о том, насколько эффективны те или иные способы формирования первоначального капитала. Шиндлер мечтал повторить в России путь Рокфеллера или, на крайний случай, – Форда. Но для этого нужен был, как минимум, хотя бы небольшой автомобильный заводик, а денег не хватало даже на приличных размеров универсам. Лично у него не хватало, а это больше всего и беспокоило Сашу Шиндлера. Он собирался со временем обязательно стать первым, и не только в замоскворецкой «орде», его планы были более грандиозными, можно даже сказать – геополитическими.

Но Козел о планах шефа ничего не знал. Он каждую неделю дожидался его по нескольку часов в машине возле «Трактира», пока Шиндлер пускал кровь из носов тем своим бригадирам, у кого руки оказывались слишком «загребущими». Сеть доносчиков, которые следили за бригадирами, работала четко, и Шиндлер всегда знал уровень дохода в каждой из бригад.

Каждому из них было, за что разбить нос. Некоторым и головы давно бы уже пора было поотрывать, но с этим успеется. Нужно сначала с верхушкой разобраться, прижать остальных гораздо проще.

Козел окончательно извелся от скуки. Его мучения усугубляли звуки музыки, доносившейся из ресторана. Люди отдыхали, пили водку, раскручивали баб на посещение третьего этажа, а он торчал тут трезвый, как дурак, и голодный до баб, как полярник.

Кличку Козел он получил давно, когда только появился в одной из ордынских бригад и умудрился проиграть раз двадцать подряд в «козла».

А потом замечено было за ним, что ни одну бабу пропустить мимо себя он не может спокойно – начинает дергаться, чуть ли не подпрыгивать, руку в карман сует, шары свои перекатывает, слюни распускает, короче, начинает «козлить». Так и приклеилось навсегда – Козел.

«Да что я, бля, сижу тут! – вяло возмутился измучившийся ожиданием шефа Козел, хорошо понимая, что будет сидеть ровно столько, сколько понадобится Шиндлеру. – Хоть "спидюшник" почитать, что ли?»

Выбравшись из машины и устало потянувшись, Козел направился к киоску «Роспечати», стоявшему на углу, метрах в ста от входа в ресторан. «Спид-Инфо» был его любимой газетой. Живое воображение отчасти скрадывало ему часы вынужденного безделья – он представлял очень подробно все, о чем было написано в газете, причем в главной роли видел себя и часто, прочитав ее «от корки до корки», чувствовал себя опустошенным, словно и в самом деле трахнул всех, о ком только что прочитал, даже ощущал некоторое отвращение к женскому телу. Но это было просто от пресыщения, Козел не волновался, и отвращение его не беспокоило. Он хорошо знал, что – не навсегда, и уже, скажем, через полчаса у него наверняка возникнет желание полистать вновь тот же самый номер «спидюшника», который он только что проштудировал. И снова он будет представлять себя в главной роли.

Козел уже предвкушал, как развалится в машине, положит газету перед собой на руль и, засунув руку в карман, будет читать…

В это время кто-то не сильно, но настойчиво дернул его за руку.

– Че ты, бля! – воскликнул Козел, взглянув на мужика с видеокамерой, цепко ухватившего его за рукав черной куртки.

– Съемочная группа НТВ, – произнес мужик, направляя на Козла камеру. – Опрос общественного мнения. Ваш ответ для наших телезрителей!

Но Козел уже пришел в себя от неожиданности и, протянув вперед руку, закрыл объектив. Он тут же вспомнил, что видел по «телеку» такие кадры – точно так же закрывался от кинокамер Резо Гургадзе, когда его брали менты прямо в его вотчине, в Орехове, которое с тех пор «осиротело» и до сих пор живет без «смотрящего».

– Разрешение есть от шефа? – спросил он в полной уверенности, что Шиндлер не мог никому разрешить никакую съемку. – Пошел ты!

– Если бы выборы состоялись сегодня, – не смутила его некоммуникабельность человека с камерой, – за кого бы вы проголосовали?

– За коня в пальто! – решил перейти в наступление Козел. – Вали отсюда!

– Кого вы имеете в виду? – уточнил репортер. – Жириновского? Лебедя? Или Путина?

– Я тебя щас поимею! – разозлился Козел. – Достал, сука!

Он переложил газету в левую руку и ударил репортера правой в переносицу. Он видел, что точно так – сильно, неожиданно и точно в переносицу – бьет Шиндлер своих нечистых на руку бригадиров.

Козел тоже ударил неожиданно, как ему казалось. Но долбаный «репортер» сделал какое-то неуловимое движение, поймал руку Козла за запястье и, резко вывернув, уронил его мордой об асфальт. Видеокамера при этом отлетела в сторону и наверняка разбилась, но репортер не обратил на это никакого внимания.

– Ой, сука! Больно же! – простонал ошеломленный таким поворотом дела Козел, чувствуя, как из разбитого об асфальт носа ручьем потекла кровь.

Самое обидное – свежий номер «Спид-Инфо» оказался почему-то у него под носом, и кровь текла на газету.

– Ты что же, козел, журналистов не уважаешь? – спросил репортер. – Напрасно ты это! Мы и для тебя тоже – хоть четвертая, но власть.

«Откуда он меня знает? – испуганно подумал Козел. – Легавый? Чего-то про власть плетет… Вот попал! Надо было сказать ему, что я за этого, за Жирика, да и хрен бы с ним. Че я связался? А он – точно легавый, погонялу мою знает. Только че ему от меня надо, я же чистый сейчас, как новый памперс!»

Но тут же удар по затылку чем-то тяжелым и тупым лишил его возможности ответить на свой вопрос. Глаза у Козла закатились, и он ткнулся лицом в перепачканную кровью газету.

Константин спрятал в карман пистолет, рукояткой которого ударил шиндлеровского водителя по затылку, и, подхватив его под мышки, быстро оттащил в подъезд соседнего дома. Там он уложил его в темный угол под лестницей, вытащил у него из кармана ключи от машины и направился к ресторану. Первый этап операции прошел успешно. Осталось дождаться самого Шиндлера.

Панфилов рассчитывал расстрелять Шиндлера в тот момент, когда тот будет подходить к машине, не подозревая, что в ней ждет засада. А потом – на той же машине – покинуть место происшествия, предоставив шиндлеровской охране палить в белый свет, как в копеечку. Однако вышло все не так, как он предполагал.

Впрочем, Константина это не обескуражило, он знал, что ситуация слишком часто развивается непредсказуемым образом и нужно быть готовым к любому повороту событий. Только тогда из всех, кто оказался в этой ситуации, в живых останешься именно ты. Это знание приобретено им дорогой ценой – ценой гибели друзей, ценой смерти людей, которыми он дорожил и которые его любили.

Минут сорок он просидел в машине, поглядывая на дверь ресторана, из которой, по его расчетам, вот-вот должен был появиться Шиндлер. Публика постоянно входила в ресторан и выходила из него, но Шиндлера все не было.

Внимание Константина привлекла девица лет двадцати. Константин вначале смотрел на нее просто так, машинально, поскольку она маячила перед входом в поле его зрения. Но она, спотыкаясь, направилась к машине, и он тут же напрягся, приготовившись ко всяким неожиданностям, которые могут вмешаться в его заранее разработанный и продуманный план действий.

Девица подошла к машине и, уперев одну руку в бок, постучала другой в стекло. Ее пошатывало даже тогда, когда она стояла на месте. Казалось, что качается она от того, что внутри у нее, словно в бутылке, бултыхается алкогольный коктейль.

– Козел, хватит спать! – сказала она пьяным голосом. – Открой дверь. Долго я тут торчать буду? Меня уже ноги не держат.

«Ну, что ж! – подумал Константин. – Добро пожаловать!»

Он перегнулся через сиденье и открыл заднюю дверь. Пока девица сосредоточенно влезала в машину, задрав и без того короткую юбку, Константин низко склонился над рулем, спрятав от нее свое лицо и сделав вид, что ковыряется в передней панели.

– Ох, как мне плохо! – простонала девица. – Козел, ты любишь трахать пьяных баб? Таких, чтобы в стельку, как я сейчас?

Константин не ответил. Он не решил еще, как поступить ему с девицей.

– А вот Саша обожает, – хихикнула девица. – Извращенец чертов! Боится, что ли, нас, трезвых? Ну и правильно боится, урод!

– Скоро он там? – спросил Константин, не разгибаясь. – Ждать надоело.

– У тебя, Козел, работа такая, – глубокомысленно изрекла девица. – И у меня такая же. Он меня уже заездил, скотина. Говорит сейчас: «Будь готова, скоро поедем!» Командир хренов! Я всегда готова! Если заплатят хорошо. А он мне вчера не заплатил, это, говорит, у тебя субботник коммунистический. Козел, ты не знаешь, что такое субботник? Вчера же среда была, а не суббота, почему же он сказал – субботник?

Константин выпрямился и повернулся лицом к заднему сиденью.

– Тебя как зовут-то?

Панфилову вдруг пришло в голову, что убивать Шиндлера на глазах его охраны, пожалуй, неосторожно. Охранники могут увязаться за ним, и еще неизвестно, удастся ли ему их сбросить с «хвоста».

Константин подумал, что лучшим вариантом было бы увезти Шиндлера подальше отсюда и там спокойно с ним разделаться. А девица, кстати, может помочь, успокоить Шиндлера, если тот что – то заподозрит, пока будет идти к машине. Шиндлер не должен ничего заподозрить, иначе план сорвется и нужно будет начинать все сначала, а после неудачного покушения на себя Шиндлер наверняка примет повышенные меры безопасности, усилит охрану и на люди лишний раз будет стараться не показываться. То есть задача Константина в очень большой степени усложнится. Стоит ли создавать себе лишние трудности?

Девица наконец сосредоточила взгляд на его лице. Потрогала пальцами виски. В лице ее появилась некоторая осмысленность.

– А где же Козел? – спросила она и вновь посмотрела на Константина с сомнением. – Ведь ты же, по-моему, не Козел?

– На курсах машинного доения, – слегка усмехнулся в ответ на ее вопрос Константин. – Я его туда в качестве учебного пособия отправил. Пусть послужит делу просвещения отечества.

– А ты чего тут делаешь? – зло спросила девица и вдруг заорала на него. – Где Козел?! Что ты сделал с Козлом? Куда ты его дел? Чего тебе тут надо? Ты машину, что ли, угнать хотел?

Она вдруг пьяно рассмеялась.

– Ой, не могу! У Шиндлера! Машину угнать! – давилась девица пьяным истерическим хохотом. – Ну ты попал! Ну додумался!

Константин резко ударил ее тыльной стороной ладони по лицу.

– Заткнись! – прикрикнул он.

– Больно! – взвизгнула девица, но замолчала и притихла.

Хмель, похоже, с нее слетел. Она уже не думала, что сидящий за рулем человек намерен угнать машину Шиндлера. Он, похоже, собрался… Она уже ясно поняла, зачем этот человек забрался в машину Шиндлера… Но она-то тут при чем? Шиндлер, конечно, сволочь, но она в этом деле участвовать не собирается, на хрен ей это нужно было…

– Отпусти меня… – попросила девица плаксиво.

– Тихо! – вновь прикрикнул на нее Константин, потому что в этот момент на крыльце ресторана показался сам Саша Шиндлер – невысокий, но крепкий, накачанный, коротко стриженный и небритый.

До машины Шиндлеру оставалось пройти метров десять. Константин включил зажигание, и машина негромко заурчала, готовая сорваться с места по его приказу. Шиндлер явно не торопился.

– Позови его! – быстро приказал Константин девице, так как заметил, что Шиндлер слегка замедлил шаги, словно почуял, заподозрил что-то неладное. – Крикни, что ждешь его!

Девица немного приоткрыла дверцу, покосилась на смотрящий на нее ствол пистолета в руке Константина и зло крикнула:

– Ну чего ты застрял? А то я сейчас с Козлом уеду! Он всегда готов!

– Я те уеду, стерва! – пытаясь засунуть сотовый телефон во внутренний карман и никак не попадая в него, проворчал Шиндлер, который был уже шагах в четырех от машины. – Напоролась опять! Я тебе сейчас трезвяк устрою! Дай только до хаты добраться.

Саша Шиндлер лениво сделал свой обычный знак ожидавшему его у дверей ресторана охраннику: все в порядке, мол, я уехал.

Когда он взялся за ручку дверцы, Константин вновь склонился над передней панелью и принялся ковыряться под рулевой колонкой. Он не видел Шиндлера, но четко ориентировался по звукам, понимая, какие именно движения совершает тот. Константин был, как сжатая пружина, готовая распрямиться в тот же момент, как только он услышит, что Шиндлер ведет себя в чем-то не так, как ведет себя человек, спокойно садящийся в машину.

– В сауну! – приказал Шиндлер, усаживаясь рядом с Константином на переднем сиденье. – И побыстрей, там ждут уже.

Константин резко выпрямился, и мгновенно его правая рука, опережая движение сидящего рядом с ним человека, ударила Шиндлера по горлу ребром ладони. Удар получился жестким, поскольку голова Шиндлера оказалась прижата к подголовнику кресла, в котором он сидел. Константин не услышал, а скорее почувствовал, как в момент удара в горле у Шиндлера что-то хрустнуло.

Саша Шиндлер попытался было выхватить пистолет из-за пояса, но захрипел, закашлялся, глаза у него вылезли из орбит: вряд ли он что-то видел при такой боли. Шиндлер схватился руками за горло.

Константин надавил педаль газа, и машина с места резко взяла под восемьдесят. Правил Панфилов одной левой рукой, поскольку правая у него была занята пистолетом, который он буквально воткнул Шиндлеру в щеку и заставил вжаться в дверцу машины.

– Сидеть! – крикнул приглушенным, но очень серьезным голосом. – Пристрелю!

Его приказ был обращен, собственно, не к Шиндлеру, а к девице, вознамерившейся помочь Шиндлеру – не иначе, как спьяну. Резкие движения на переднем сиденье ее, вероятно, взволновали, и она решила тоже принять участие. Но алкоголь помешал ей сделать правильный выбор. По привычке она приняла сторону Шиндлера.

В зеркальце заднего вида видно было, как она чем-то замахивается, собираясь ударить Панфилова по голове. Константин, конечно, не опасался этого удара, но ему пришлось осуществить свою только что произнесенную угрозу.

Панфилову ничего не оставалось другого, как выстрелить. Не в девицу, конечно, а в Шиндлера, – его ни на секунду нельзя было спускать с прицела, иначе роли тут же поменялись бы. Пистолет торчал за поясом Шиндлера, и для того чтобы воспользоваться им, необходима была всего одна секунда.

Если бы Константин не выстрелил, Шиндлер не стал бы медлить. Вмешательство его подружки только ускорило развязку и приблизило трагический, но закономерный конец его недолгого владычества на Ордынке. Он умер раньше, чем девица нанесла свой удар. Стекло справа от Шиндлера оказалось забрызганным кровью. Кровавые концентрические круги вокруг небольшого отверстия в стекле, сквозь которое прошла пуля, навылет пробившая голову Шиндлера, начали оплывать вниз и стекать на дверцу машины.

Девица наконец ударила-таки Константина чем-то по голове, но на это не стоило обращать внимание. Она была опасна только до тех пор, пока Шиндлер был жив и мог выстрелить. Кажется, она ударила Константина каблуком босоножки. Он поморщился и резко затормозил машину в пустынном переулке. Тело Шиндлера занесло при развороте машины, и оно по-приятельски навалилось на правое плечо Константина. Тот легким движением оттолкнул его обратно к правой дверце машины.

– Не стоит, Саша, не будем обниматься на прощание, – сказал он, доставая сигарету и закуривая. – При твоей жизни мы не были настолько близки, чтобы проявлять сейчас сентиментальность.

Девица, поджав колени к подбородку и обхватив их руками, не отрываясь, смотрела на Константина. Хмель ее, похоже, прошел окончательно.

Константин курил, размышляя, что ему делать дальше, куда определить труп. Задача была не такой уж и сложной, но Константин имел привычку доделывать все до конца и доделывать качественно, без халтуры, чтобы не приходилось потом жалеть о минутах расслабленности, когда дело уже кажется сделанным и остались какие-то мелочи. Константин прекрасно знал, что именно на мелочах «сгорает» большинство из тех, кто вообще «сгорает».

Появляться на улице с оживленным движением на машине, окно которой забрызгано кровью, с трупом на переднем сиденье, было бы верхом глупости. Или совершенно отвязанной наглости. Но ни то, ни другое Константину свойственно не было.

Шиндлера нужно было просто оставить в его тачке, и пусть дожидается, когда кто-нибудь обратит внимание на машину, стоящую в тихом месте. Может пройти немало времени, пока отыщется такой любопытный. А может быть, труп обнаружат через несколько минут, – например, пацанва, потрошащая машины, оставленные без присмотра. Но в этом случае они вряд ли побегут в милицию. Словом, некоторое время у Константина есть для того, чтобы спокойно покинуть это передвижное место действия последней драмы в жизни Саши Шиндлера.

Но сначала нужно было разобраться с девчонкой, а заодно объяснить ей ситуацию, если она сама ее еще не до конца поняла.

– Ты так и не сказала мне, как тебя зовут, – спросил он, повернувшись к девице, вновь забившейся в угол салона. – Впрочем, мне это и ни к чему знать. Сейчас ты пообещаешь мне, что навсегда забудешь последние полчаса своей жизни. Тогда я тебя отпущу.

Константин сделал небольшую паузу и посмотрел на девицу, но она сидела, не шевелясь. Ее плотно сжатые губы слегка подрагивали, и хорошо заметной мелкой дрожью тряслась левая коленка. Правая нога оставалась почему-то неподвижной.

– Если же ты хоть что-то еще помнишь, – продолжал Константин, – я оставлю тебя тут наедине с Сашей, и сидеть ты тут будешь до тех пор, пока кто-нибудь не позвонит в ментовку. Но на этом твои неприятности не закончатся, они только начнутся. Поскольку ты должна будешь объяснить, как оказалась заперта в машине с убитым только что бандитом. И попробуй доказать этим «пинкертонам», что это не ты его ухлопала. Из ревности, например. А потом сама себя заперла в машине с дорогим тебе покойником… Они ничего не поймут и будут держать тебя до тех пор, пока не придумают, как его…

Константин кивнул в сторону тела застреленного им Шиндлера.

– …убийство повесить на тебя. Какой вариант ты предпочитаешь?

Девица зачем-то закивала, готовая поклясться, что она сделает все так, как он говорит, хотя Константин ничего ей и не приказывал. Просто у нее от страха язык не шевелился. А сидеть с мертвым в залитой кровью машине и дожидаться появления ментов с их неизбежными вопросами – это было вообще что-то невообразимое, это был просто фильм ужасов!

– Вот и хорошо, – улыбнулся Константин. – Вот и чеши отсюда. И помни, что ты ничего не видела и не слышала. Из ресторана сразу пошла домой. Пешком. Как уезжал Шиндлер – не видела. И вообще ничего не помнишь, пьяная была.

Девица продолжала судорожно кивать. Видно было, что ей не терпится выскочить из машины. Она явно делала над собой усилия, чтобы не поворачивать голову в сторону окровавленной правой передней дверцы и приткнувшегося к ней шиндлеровского тела.

– Давай! – скомандовал ей Константин и открыл дверцу. – И не дай бог, придется встретиться!

Он смотрел с минуту, как выскочившая из машины девица, не разбирая дороги, бежит прямо по лужам от него в сторону. Она бежала босиком, размахивая зажатыми в руке босоножками. Никакого желания оглядываться у нее явно не было.

Константин спокойно выбрался из машины, закрыл ее на ключ, поднял воротник куртки – дождь накрапывал мелкий и нудный, словно осенью, хотя до нее было еще порядочно…

Странное чувство удовлетворения испытывал Константин. И вовсе не от того, что ему удалось убить Шиндлера. Настроение его заметно поднялось, наверное, от сознания того, что он отпустил попавшуюся под руку глупую девицу.

А ведь мог убить, да и нужно было бы убить, если уж руководствоваться здравым смыслом, хотя бы потому, что она оказалась ненужным свидетелем. Раньше он так и поступил бы, прислушавшись к внутреннему голосу, который требовал подстраховаться.

Константину тем более приятно было осознавать, что он поступил вопреки логике. Да и разве можно называть здравым рассуждение, толкающее на убийство ни в чем не виновного человека? Разве есть ее вина в том, что она оказалась рядом с Шиндлером в момент его смерти? Хотя, может быть, и есть…

Кажется, он поступил здраво, оставив ее в живых.