Глава 9
Утром Жиган проснулся с тяжелой головой.
Накануне вечером ему было, конечно, не до больницы.
Вернувшись домой, он долго сидел в одиночестве за кухонным столом, до фильтра докуривая одну сигарету за другой.
События нескольких последних дней вновь начали менять его жизнь. И не только ее.
Состояние души возвращалось к тому прежнему, вроде бы забытому и похороненному, но быстро всплывшему наружу. Такое случалось в его жизни дважды.
Один раз, когда молодой необстрелянный солдат Константин Панфилов сразу после учебки попал на войну.
Во второй раз он испытал подобное ощущение в камере следственного изолятора и в зоне.
Оба раза в основе этих несхожих, казалось бы, ситуаций лежало одно — постоянная угроза для жизни. И на войне, и за решеткой нужно было выжить. Выжить во что бы то ни стало, любой ценой. Иногда даже ценой чьей-то жизни.
Когда-то давно, еще на занятиях в секции карате, тренер-сенсей рассказывал своим ученикам-сэмпаям об основах психологии.
Особенно заинтересовал юного Костю Панфилова рассказ об основных типах темперамента.
— Темперамент, — говорил сенсей, — это характеристика психики человека, включающая два основных компонента — эмоциональность и общая активность, как двигательная, так и речевая. В основе представления о темпераментах лежали выводы, сделанные еще знаменитым древнегреческим врачом Гиппократом. Он связывал различия темпераментов с разным соотношением крови, слизи и желчи в организме человека. Гиппократ первым выделил четыре основных типа темперамента: сангвиника, холерика, меланхолика и флегматика. Соответственно в организме сангвиника преобладает кровь, холерика — желчь, меланхолика — черная желчь, флегматика — слизь. Позднее некоторые ученые и медики предполагали, что основой темпераментов являются качественные особенности крови. Некоторые связывали темпераменты людей с типом их телосложения. Известный русский ученый Иван Петрович Павлов — помните собаку Павлова? — объяснял существование разных типов темпераментов особенностями центральной нервной системы. Ученые до сих пор так и не пришли к окончательным выводам относительно числа основных типов нервной системы и числа типичных темпераментов. Мы с вами будем пользоваться той классификацией, которая на данный момент признана основной во всем мире и опирается на заключение, сделанное еще Гиппократом. Только учтите, когда попытаетесь определить собственный темперамент, что в чистом виде типаж встречается крайне редко. Обычно он смешанный и проявляется уже в раннем детстве. Есть примеры, когда человек искусственным образом добивался воспитания в себе того или иного темперамента. Но такие случаи настолько редки, что почти все их можно встретить в учебниках по психологии. В принципе темперамент относительно устойчив и воспитанию поддается очень слабо. Это понятно?
— Понятно.
— Под воздействием внешних условий может появляться то одна, то другая составляющая человеческого темперамента. Например, в расслабляющей обстановке он может быть флегматиком или меланхоликом, в условиях, когда требуется полная мобилизация внутренних сил, — сангвиником или холериком.
Кратко описав основные типы темпераментов, их характеристики и свойства нервной системы, сенсей продолжил:
— Лучшими бойцами являются холерики. Они активны, очень энергичны, настойчивы. К этому добавляется общая подвижность организма. Такой агрессивный тип характера позволяет постоянно держаться в напряжении, в готовности. Только взрывная, импульсивная реакция позволяет мгновенно реагировать на изменения обстановки. Противник сделал движение вперед, а холерик уже знает, куда последует удар, и своевременно предпринимает защитные меры и проводит контратаку. Либо может вообще уклониться от удара и нанести поражающий контрудар.
— А как же сангвиники? — спросил кто-то из учеников. — Ведь вы только что рассказали, что они тоже активны, энергичны, легко приспосабливаются.
— Хороший вопрос, — отметил тренер. — Да, по большинству характеристик сангвиники близки к холерикам. Но волевые проявления у них не так быстры и сильны, как у холериков. Говоря проще, они не такие взрывные. А что означает замедленная реакция для бойца, участвующего в схватке? Почти неминуемое поражение. Особенно если ему противостоит соперник более агрессивный и импульсивный. Я хочу, чтобы в схватке каждый из вас, конечно, насколько это возможно, пользовался холерическими чертами своего темперамента. Нервы — напряженные до предела, реакция — мгновенная, тело — полностью подчиняется командам нервной системы. Вот залог успеха.
В свое время долго размышляя над этим, Константин пришел к выводу, что в его характере мирно уживаются два психологических типажа — сангвиник и холерик.
Он никогда не был пассивным созерцателем вроде флегматика или меланхолика.
В обстановке, позволяющей расслабиться, никогда не терял активности и энергии. А в экстремальных ситуациях в его характере полностью проявлялся холерический тип.
Только это и позволило ему выжить на войне, когда каждая нервная клетка работает только на одно — уцелеть.
Там поведение человека должно находиться на рефлекторном уровне. При появлении опасности — мгновенная реакция на нее, жесткий ответ — только это обеспечивает победу.
Так Константину удалось пережить войну.
Вернувшись домой после Афгана, он смог лишь немного расслабиться, и то ненадолго.
Попав за решетку, его снова охватило то же состояние, что и на войне.
Война потребовала всей умственной и душевной энергии. Так же и тюрьма — если бы не армейская военная школа, Константин вряд ли сохранил бы свою жизнь. Так уж получилось.
Потом были освобождение, возвращение домой, новые потрясения и продолжение борьбы.
Лишь спустя несколько месяцев Константин приобрел некое душевное равновесие. По крайней мере вопрос о выживании больше не стоял.
И вот теперь развернулись события, требующие вновь напряжения всех душевных сил.
Вроде бы война, начавшаяся между «синими» и азербайджанцами за передел сфер влияния в городе, впрямую его не касалась.
Но Константин уже знал, что впечатление это обманчиво. Чернявый прав — еще вчера можно было надеяться остаться в стороне, сегодня — уже нет.
Константин чувствовал, как нервы его снова напрягаются до предела, мозг начинает работать в экстремальном режиме: опасность — реакция.
Уже улегшись в постель, он долго не мог заснуть, ворочался с боку на бок, пытался определить, что ожидает его в ближайшем будущем.
Лишь под утро он забылся тяжелым и коротким сном. Впрочем, это был даже не сон, а рефлекторный ответ организма на усталость. Отдыха требовало тело, а мозг и во сне продолжал трудиться…
* * *
… Врач проводил Константина в палату, где на широкой, застеленной ослепительно белым бельем кровати лежал Игнат.
Вообще все в этой палате сверкало чистотой и белизной — потолок, стены, пол, покрытый керамической плиткой, свет, льющийся через широкое окно, даже аппарат искусственного дыхания, к которому был подключен Игнат, и установленная у изголовья кровати капельница.
От этой белизны Константин даже зажмурил глаза. А когда открыл их, увидел ярко-красное пятно.
Присмотревшись, Константин понял, что это кровь в капельнице. Тонкой струйкой она стекала по прозрачному шлангу, вниз, к руке Игната, согнутой в локте.
Константин прошел к кровати, сел у изголовья на белый пластмассовый стул. Равномерно гудел аппарат искусственного дыхания.
— Игнат, ты слышишь меня? — Константин наклонился над братом.
— Нет, он ничего не слышит, — неожиданно раздался за его спиной голос.
Константин оглянулся. Никого.
Что за чертовщина? Он уже слышал раньше этот голос, ему знакомы эти интонации, этот кавказский акцент.
Константин осторожно притронулся к руке Игната. Она была холодной, как лед.
— Нет, это невозможно — закричал Константин. — Я же слышу, как бьется твое сердце!
— Ты обманываешь себя, — раздался тот же голос.
Наконец Константин вспомнил этот тембр и эти интонации. Мамед.
Но ведь он давно мертв. Его нет среди живущих в этом мире.
— Ты прав, — отозвался Мамед, — я там, глубоко под землей, но слышу все, даже твои мысли. Жаль, что я не могу вырваться отсюда, из ада.
— Сгинь, нечистая сила, — Константин перекрестился, как набожная старушка в церкви.
— Мы еще встретимся с тобой, — громко захохотал Мамед. — И с тобой, и с твоим братом.
— Да провались ты под землю, исчадие ада! — закричал Константин.
— А я уже провалился, — истерический хохот перешел во всхлипывания и рев…
* * *
Константин вскочил с постели как ужаленный.
— Приснится же такая дрянь, — выдохнул он, вытирая ладонью взмокший лоб.
Откуда-то с улицы доносился отчаянный рев автомобильной сирены. Шлепая босыми ногами по паркетному полу, Константин подошел к окну и выглянул во двор.
У соседнего подъезда стояла машина-мусоровоз, дорогу которой преграждал неудачно припаркованный «Москвич».
Шофер мусоровоза давил на клаксон, пытаясь привлечь внимание владельца автомобиля.
— Да чтоб тебе провалиться… —в сердцах выпалил Панфилов и осекся.
Ведь он только что произнес эти слова во сне, а ответом ему было…
Часы показывали половину восьмого. Утро занималось тихое, спокойное, солнечное, что вовсе не соответствовало происходившим вокруг событиям.
В такое утро хорошо проснуться где-нибудь в деревне.
Выйти из избы, вдохнуть полной грудью чистый свежий воздух, напоенный ароматами трав и полевых цветов.
Потом, раздевшись до пояса, умыться холодной колодезной водой, вытереться домотканым деревенским полотенцем, присесть на скрипучие ступеньки крыльца и выпить кружку теплого парного молока, только что из-под коровы.
Константин вдруг поймал себя на мысли о том, что он не был в деревне целую вечность. Точнее — не отдыхал.
А всего-то и надо — на несколько дней, лучше на неделю, забыть о делах, проблемах, заботах, умотать отсюда, поселиться у какой-нибудь бабы Мани, пить свежее молоко и есть пышные деревенские блины. Сходить на покос и забросить снасти в маленькую запруду.
Осуществимо ли это?
Стряхивая с себя остатки сна, Константин отправился в ванную, где на протяжении четверти часа приводил себя в порядок контрастным душем.
В последнее время он редко пользовался этим способом обретения бодрости: не хватало времени. По утрам чаще всего приходилось вскакивать, почти наспех умываться, бриться, готовить завтрак для себя и брата, потом глотать, почти не прожевывая, яичницу и запивать горячим кофе.
После этого — в офис, на склад, в банк, в исполком и еще в тысячу разных мест.
Что ожидает его сегодня?
Растеревшись полотенцем и ощутив бодрость во всем теле, Константин оделся и вышел на кухню. Он заварил себе крепчайший кофе, неторопливо выпил его, выкурил сигарету и вышел из дома.
Отловив неподалеку от дома частника на обшарпанном «жигуленке», он через десять минут приехал в свой офис.
Кооператив «Радуга» располагался в небольшом одноэтажном доме дореволюционной постройки на тихой улице почти на окраине города.
В царские времена в этом доме располагалась контора какого-то страхового общества. Со сменой власти поменялась и вывеска на скромном фасаде.
Большевики изгнали профессионалов страхового дела и расположили в особняке контору местного отделения профсоюза строительных рабочих.
В туалете конторы с тех самых пор остались две занятные надписи, которые никак не удавалось замазать, они упорно проступали сквозь слой прозрачно-зеленой водоэмульсионной краски. Одна из них гласила: «В уборной как дома». Другая: «Спускай за собой воду».
Во время войны здание немного пострадало от бомбардировки. Часть стены была разрушена, а затем восстановлена, о чем свидетельствовал кирпич разного цвета — белый и мирно соседствующий с ним красный.
После ремонта здесь разместился местный собес.
Лишь в середине восьмидесятых собес перевели в новое помещение в центре города, а много повидавший на своем веку дом стал понемногу разваливаться.
Когда Константин впервые увидел это здание, оно представляло печальное зрелище.
Обои в кабинетах свисали со стен, как банановая кожура, краска в коридорах облупилась и облезла, в прогнивших досках пола зияли громадные, как колодцы, дыры, рассохшиеся перекошенные двери жалобно скрипели под порывами ветра, беспрепятственно проникавшего сквозь разбитые окна.
Но даже постоянные сквозняки не могли избавить здание от глубоко въевшегося в стены и пол запаха мочи и фекалий. Сюда регулярно наведывалась окрестная шпана, превратившая дом в помойку.
И все-таки Константин с большим трудом добился передачи здания бывшего страхового общества на баланс кооператива «Радуга».
Городские чиновники, прекрасно зная, что власти из-за отсутствия денег никогда не смогут отремонтировать здание, грудью встали на его защиту от посягательств «жуликов-кооператоров».
На самом-то деле все они хотели только одного — получить побольше взятку.
Константину пришлось накормить целый взвод чиновников самого разного ранга, пока он наконец добился желаемого.
Ему удалось заключить договор об аренде здания на ближайшие двадцать пять лет.
Правда, надеяться, что власть будет соблюдать взятые на себя обязательства, не приходилось. Но у него теперь имелись все необходимые документы, оформленные по всем правилам.
О том, сколько денег пришлось вбухать в ремонт, нечего и говорить.
Слава Богу, осталось кое-что от покойного Большакова, бывшего панфиловского шефа.
Удалось также взять небольшой кредит. И благодаря одному из знакомых матери, работавшему теперь в строительном тресте, раздобыть дефицитные стройматериалы.
Ремонт занял полгода. Но истраченные на него деньги не пошли даром. Здание сияло, как конфетка.
Подремонтированные кирпичные стены покрыли штукатуркой и выкрасили в приятный для глаза кремовый цвет. Бригада рабочих, пахавшая днем и ночью, перестелила полы, заменила всю столярку, перебелила потолки, починила металлическую крышу.
Стены оклеили дефицитнейшими югославскими обоями, в туалете появилась арабская сантехника.
И лишь в напоминание о прошлом этого здания Константин распорядился пове-
сить над унитазом таблички с надписями: «В уборной как дома» и «Спускай за собой воду».
Правда, в первое время после ремонта комнаты пустовали. Константин никак не мог раздобыть приличную мебель.
Наконец ему удалось привезти из Москвы несколько комплектов черной офисной мебели польского производства.
Общую картину процветания удачно дополняли и японские телефонные аппараты, и новехонький тайваньский компьютер в кабинете главного бухгалтера.
Оставалось лишь несколько деталей, портивших интерьер: отечественная электрическая машинка «Ятрань», которая сломалась на второй день после покупки, и решетки на окнах кабинетов. Но без них обойтись было никак нельзя.
И все-таки временами Константин чувствовал себя в собственном кабинете не совсем уютно.
Слишком уж напоминала решетка с наружной стороны окна о тех временах, которые ему очень хотелось бы забыть.
Кроме кабинетов, в новом здании кооператива «Радуга», о чем, кстати, возвещала вывеска на фасаде, имелся небольшой склад.
Там, в подвальном помещении, находилась всякая всячина, начиная от пары десятков рулонов обоев, оставшихся после ремонта, и кончая запчастями для автомобилей кооператива.
На балансе «Радуги» находилась пара грузовиков, списанных на городском автокомбинате и купленных по дешевке как металлолом.
После капитального ремонта они вполне годились для работы. Конечно, потребовались и легковушки.
Лучшей из них считалась «Волга», на которой ездил сам председатель кооператива.
Но теперь «Волга» надолго вышла из строя, и Константину придется пользоваться «Жигулями-шестеркой», которой раньше пользовался главбух.
Чтобы пройти в свой кабинет, Константин должен миновать приемную, где находилась секретарша Жанна — высокая стройная круглолицая девушка с длинными черными волосами, легкими волнами спадавшими на плечи, и неизменной челкой на лбу.
Она пришла на работу в кооператив несколько месяцев назад. Ее рекомендовал главбух Виктор Сергеевич Шевченко, поскольку она приходилась дочерью одному из его близких друзей.
Сам Шевченко много лет проработал на различных финансовых должностях в производственной сфере.
Основательный, неторопливый, даже слегка флегматичный — полная противоположность председателю кооператива.
Невысокий ростом, с основательным брюшком, одетый в поношенный пиджак и не слишком тщательно отглаженные брюки, с абсолютно голым яйцеобразным черепом, тонкими носом и губами, он напоминал слегка повернутого на своем деле изобретателя.
Этот облик прекрасно дополняли близорукие глаза и очки с толстыми стеклами в обычной роговой оправе. Одним словом, настоящий яйцеголовый, какими их обычно представляют в голливудских фильмах о свихнувшихся профессорах.
Губы его вечно шевелились, как будто он в уме беспрерывно сводил дебит с кредитом.
Свое дело Шевченко знал великолепно, без труда ориентировался в многочисленных нормативных актах и бухгалтерских инструкциях.
Константин очень ценил своего главного бухгалтера, потому что с его помощью можно было не только обойти или перепрыгнуть весьма несовершенное пока законодательство в области финансов, но даже просочиться в щели, которые не всегда заметны даже подготовленному специалисту.
Как и всякий добросовестный бухгалтер, Шевченко не любил нарушать законы, а потому вел дела с необычайной тщательностью и дотошностью.
В общем, финансовый инспектор при всем желании не мог бы найти в бумагах кооператива «Радуга» ни единого признака криминала.
За это Панфилов щедро платил главбуху и старался всегда следовать его советам, даже если они непосредственно не касались деятельности кооператива.
Поэтому в «Радуге» и появилась Жанна Макарычева.
В школьные годы она занималась танцами в хореографической секции Дворца культуры, и ее фигура ничуть не уступала лучшим манекенщицам.
Придирчивый взгляд мог бы отметить, что у нее чуть крупноватые черты лица, но этот недостаток скрадывался не маленьким для девушки ростом — метр семьдесят семь.
Свою эффектную внешность Жанна подчеркивала смелыми декольтированными блузками и короткими юбками, а также эффектным гримом «а-ля Алла Пугачева».
На ее лице особенно выделялись пухлые чувственные губы. Обязанности секретарши она выполняла вполне профессионально: лихо работала на пишущей машинке, умело болтала с посетителями, варила отменный кофе.
О том, что Жанна Макарычева влюблена в своего шефа, в кооперативе знали все.
Сам Константин не составлял исключения, но считал, что Жанна для него слишком молода. И дело даже не в разнице в годах, не такой уж большой по стандартным меркам.
Просто за плечами Константина Панфилова было уже столько всего, что порой он сам казался себе древним стариком. По-настоящему понять и принять его могла только зрелая женщина, имеющая собственное непростое прошлое. По крайней мере так думал сам Константин.
Когда он вошел в приемную, Жанна стояла возле распахнутого окна с сигаретой в руке. Это было что-то новенькое — курила она нечасто, а в приемной и вовсе никогда этим не баловалась:
— Привет, — сказал Панфилов, не закрывая за собой дверь.
Жанна торопливо выбросила в окно незатушенную сигарету и, повернувшись, тихо поздоровалась.
— Доброе утро, Константин Петрович. Он успел заметить ее покрасневшие веки и глаза.
— Похоже, утро не у всех доброе? — сказал он. — Ты что, плохо спала?
— Нет, спала я хорошо, — она сделала безуспешную попытку улыбнуться.
— Не темни. Что стряслось?
Она немного помолчала, поправляя складки на белой блузке, потом неожиданно выпалила:
— Я все знаю.
— Что ты знаешь?
— Я знаю все, что случилось вчера возле кафе «Олимп».
— Продолжай.
— Там была перестрелка, Константин Петрович. И вас чуть не убили.
Панфилов усмехнулся.
— Кто тебе сказал?
— Подруга. Она живет рядом с «Олимпом». Она вас видела возле крыльца. Там еще было несколько трупов.
— Ну и что? — пожал плечами Константин. — Я же не стал одним из покойников.
— Вас могли убить, — упрямо твердила девушка.
По лицу у нее пошли крупные красные пятна, проступившие даже через слой макияжа.
— Да не волнуйся ты, Жанна, — попытался он успокоить ее, — я жив, здоров, и на мою жизнь никто не покушался. Кстати, откуда твоя подруга меня знает?
— Я показывала ей вас. Панфилов чуть не закашлялся.
— Я вроде бы не похож на экспонат в музее.
Жанна предпочла промолчать и заняла свое рабочее место.
Константину хотелось сказать: «Господи, дурочка, как же ты не можешь понять, что я тебе не подхожу? Мы совершенно разные люди. Я тебе не пара. Когда-нибудь я скажу тебе об этом. Когда-нибудь, но не сейчас».
— Пожалуйста, сделай мне кофе.
— Крепкий, как обычно? — спросила она, с надеждой глянув на него.
Он поспешил отвернуться и уже через плечо бросил:
— Да.
Войдя в свой кабинет, он привычно сел за стол, достал из внутреннего кармана пиджака небольшой ежедневник в кожаном переплете, раскрыл его и не без удивления обнаружил, что сегодня у него нет никаких важных дел. Обычная рутинная мелочевка.
Он сидел, откинувшись на спинку кресла, и барабанил пальцами по черной полированной крышке стола, когда в кабинет вошла секретарша с маленьким металлическим подносом в руках.
На подносе стояла чашечка дымящегося черного кофе. Автоматически отметив про себя красоту ее фигуры, Константин сказал:
— Спасибо, Жанна.
Она поставила перед ним кофе и на секунду задержалась у стола.
— Извините, Константин Петрович, — нерешительно сказала она, — я больше не буду курить на рабочем месте.
Он махнул рукой.
— Проехали.
— Я совсем забыла вам сказать. Вчера вам звонил какой-то Василий.
— Василий? — он чуть приподнял бровь. — Фамилию не назвал?
— Назвал, но…
— Что?
— Я не помню. Я… ну, в общем, не очень хорошо себя чувствовала. Кажется, Лихачев или Пугачев.
Константин на мгновение задумался.
— Может, Трубачев?
— Да! — обрадованно воскликнула она. — Трубачев! Я думала, он по какому-нибудь деловому вопросу, и сказала, что вас нет.
— Нужно было дать мой домашний телефон.
— Я только потом сообразила.
— Он больше не звонил? — Нет.
— Ладно, — кивнул Константин, — надеюсь, он еще объявится.
Жанна по-прежнему стояла возле стола, водя пальцем по крышке. Ни дать ни взять — нашкодивший ребенок.
— Вы на меня не сердитесь, Константин Петрович?
— За что?
— Ну я не знаю…
— Жанна, — учительским тоном сказал он, — я никогда не сержусь. Я могу только расстроиться. Не беспокойся, со мной все в порядке. Иди на свое рабочее место.
— Константин Петрович, машинка опять не работает.
— Вызови мастера, — коротко сказал он, стараясь поскорей закончить этот бессмысленный разговор.
— Сколько можно его вызывать? Зачем мы купили эту дурацкую машинку? У нее даже название дурацкое: «Я — дрянь».
— Других не было, — Константин развел руками. — Хорошо, я что-нибудь придумаю. Приобретем тебе новую пишущую машинку, импортную.
Жанна вышла из кабинета с таким видом, будто ее только что угостили конфетой.
Когда дверь за секретаршей закрылась, Константин пригубил из чашки кофе, потом резко встал из-за стола и прошелся по кабинету. На лице его появилась странная улыбка.
«Васька, — думал он, — откуда ж ты вынырнул? Пионер-герой Васек Трубачев. Это капитан Елизаров тебя так назвал. Сколько лет прошло? Шесть? Семь? Ладно, неважно. Главное, что ты живой, земляк».
* * *
Судьба свела Константина Панфилова с увальнем из подмосковной деревни Крапивино Василием Трубачевым в учебке.
Инструктор по рукопашному бою капитан Елизаров заставлял новичков-салабонов тренироваться до седьмого пота, выжимая из них все силы. И как это он тогда говорил:
— Вы все должны вернуться домой живыми. Мне не нужны чемпионы, мне нужны люди, которые смогут остаться в живых после любой передряги. Но одного умения драться для вас мало. Этому можно научиться быстро. Знаете такую поговорку: «Если зайца долго бить, можно научить курить»? Вы должны научиться не только грамотно махать руками и ногами, но и в случае необходимости зарыться в землю, работать штык-ножом и даже перегрызть противнику горло. А еще вы должны быть выносливыми, как ишаки. Летать и ездить вам придется мало, а вот пешком по горам да еще с полной экипировкой — едва ли не каждый день.
Вначале Василий Трубачев был спаринг-партнером Константина Панфилова в учебном подразделении.
После этого они оказались в составе десантно-штурмового батальона, действовавшего в Афганистане. Мало того — даже в составе одного взвода…
… В тот холодный зимний день группа из двух офицеров и десяти бойцов на вертолетах была доставлена в район одного из горных кишлаков.
Группе предстоял пятнадцатичасовой пеший марш с полной экипировкой по горам в условиях снегопада. Между прочим, полная экипировка — это полтора-два пуда вооружения, боеприпасов, мин и взрывчатки.
К утру следующего дня группа вышла в заданную точку, где предстояло выполнить порученное задание.
Базу решили не устраивать, чтобы лишний раз не рисковать.
Тщательно подготовив к бою оружие, а также снарядив минные средства, отряд выдвинулся к дороге, проходившей по дну неглубокого горного ущелья.
По сведениям разведки, полученным из агентурных источников, по этой дороге должен был пройти вьючный караван с оружием для духов.
Дорогу заминировали проводными фугасами, а основную засаду устроили на середине склона ущелья. Гранатометчик Трубачев и снайпер Панфилов находились в трех метрах друг от друга.
Караван должен был появиться к вечеру, но сутки ожидания прошли напрасно.
Бойцы к этому времени не спали двое суток и стали вырубаться.
Снегопад прекратился еще накануне, но, очевидно, какие-то следы остались, потому что засаду обнаружила разведгруппа моджахедов.
Афганцы появились на склоне ущелья примерно на одном уровне с засадой и почти сразу же открыли огонь.
Из-за этого численность «духов» определить было трудно. Кроме автоматов и пулемета, у них имелись снайперские винтовки и ручные гранатометы.
После первого же разрыва гранаты, пущенной из афганского «РПГ», командир группы получил тяжелое ранение.
Панфилов снял гранатометчика вторым выстрелом из своей «драгунки».
Трубачев аккуратно отправлял на позиции «духов» одну гранату за другой из своего «РПГ-7».
«Духи» стали потихоньку отступать. Плотность огня с их стороны снизилась, да и прицельно стрелять им тоже не давали.
Но неожиданно к афганцам подошло подкрепление. Возможно, это появилось сопровождение каравана, а впрочем — кто его поймет.
Снова заухали ручные противотанковые гранатометы. Осколки от разорвавшихся гранат пролетали над самой головой.
Под покровом быстро спустившейся темноты группе пришлось спешно отходить.
Дорогу на дне ущелья на всякий случай взорвали. Идти старались по тем местам, где еще не намело снега, чтобы не оставлять следов.
На месте засады установили мину направленного действия.
Взрыв услышали, уже находясь на хребте, над местом засады, метрах в четырехстах от нее.
Пройдя еще два часа, решили остановиться и по радиостанции вызвать вертолет для эвакуации.
На месте сеанса связи также оставили мину направленного действия и, к своему ужасу, услышали ее разрыв спустя четверть часа.
Бойцы шли из последних сил, а ведь им приходилось еще нести раненого командира.
И тогда единственный оставшийся офицер принял решение — оставить заградительный заслон.
Требовались два добровольца. Ими стали бойцы Панфилов и Трубачев.
Несмотря на неподходящее время, вертолеты все-таки вылетели к месту эвакуации.
Но Константину и Василию пришлось сорок минут сдерживать висящих на хвосте «духов».
Хотя группа оставила им все боеприпасы, какие только возможно, экономить приходилось буквально каждый патрон.
Их спасло только появление «вертушек». Они прибыли в тот самый момент, когда боеприпасов у Василия и Константина оставалось минуты на две-три хорошего боя.
Их дождались, не бросили, но буквально в пятнадцати метрах от вертолета «духи» все-таки достали Василия.
Пуля попала ему в плечо. И последние метры до «вертушки» Константин тащил Василия на себе…
* * *
Телефонный звонок заставил Константина отвлечься от воспоминаний об афганском прошлом и снять трубку.
— Костя, ты? — послышался сквозь треск телефонной линии знакомый голос.
— Васька, откуда? Какими судьбами? — воскликнул Панфилов.
— Считай, что с того света.
— Мне передавали, что ты вчера звонил. Ты где сейчас?
— Да, в общем, недалеко. Железнодорожная, десять. Знаешь, где это?
— Найду.
— Бывшее правление жилищного кооператива. Подвальное помещение. Подходи, есть разговор.
— Добро. Ты-то сам как?
— При встрече все расскажу. Извини, долго разговаривать не могу —телефон служебный, своего пока не завел.
— Скоро буду.
Положив трубку, Константин допил уже совершенно остывший кофе и вышел из кабинета.
— Жанна, все дела оставляю на тебя. Не подведешь?
Она кисло улыбнулась.
— Постараюсь. А вы куда?
— Надо со старым другом повидаться.
— Вы сегодня еще появитесь, Константин Петрович?
— Не знаю, возможно.
