Глава 8
Константин проснулся оттого, что яркие лучи солнца били прямо в лицо. С трудом продрав глаза, он приподнялся на кровати и огляделся. В квартире стояла непривычная тишина.
Обычно из комнаты Игната доносился шум работающего телевизора. Сейчас лишь откуда-то издалека доносились детские крики.
— Витька, пасуй мне, пасуй!
На спортивной площадке за домом пацаны играли в футбол.
«Эх, — подумал Константин, — сейчас бы встряхнуться, сбросить годков десять и погонять мячик».
Подумав о пользе спорта для здоровья, Константин тут же потянулся к небольшому журнальному столику, стоявшему возле кровати, сгреб с него пачку «Кэмела», зажигалку и закурил.
Шлепая босыми ногами по паркетному полу, он прошел на кухню и принялся варить себе кофе. «Надо сделать покрепче, чтобы мозги прочистить, — думал он. — По-моему, я так и не проспался».
Состояние и на самом деле было мутное, словно с похмелья.
Нет, пожалуй, полегче. Затягиваясь крепким «Кэмелом» и отхлебывая черный, как ночное небо, кофе, Константин уселся за стол. Надо собраться с мыслями.
«Итак, — думал Константин, — подведем итог вчерашнего дня. Нет, суток. С самого утра влип в какую-то идиотскую историю. Труп на дороге. Гаишник этот ненормальный. Бешеный грузовик… Зачем мне все это надо? Ну ладно бы еще кому-нибудь нормальному помогал, или, как выражались на зоне, порядочному человеку, а то ведь ментяра обыкновенный, да к тому же псих. Ну да, — он скривил губы в скептической усмешке, — а сам-то я нормальный после всего этого? „Волгарь“ разбил. Ладно, черт с ними, с деньгами. Как говорил Карлсон, который живет на крыше, дело житейское. Машину новую купим. Хотя… Интересно, куда ее утащили?»
Сделав из чашки несколько глотков, он рассеянно помешивал ложечкой густой черный напиток.
«Будете свидетелем по делу об убийстве сотрудника милиции, — вспомнил он слова, услышанные накануне, и снова усмехнулся. — Хорошо хоть не обвиняемым».
Константин потрогал царапину на лбу. Уже начинает пощипывать, значит, заживает.
Неожиданно раздался длинный настойчивый звонок в дверь.
— Кого там черти несут, — пробурчал Константин, поднимаясь из-за стола.
Звонок повторился еще и еще раз.
— Иду! — крикнул он еще раз и вполголоса добавил: — Хватит звонить, голова болит.
На пороге стоял, глупо улыбаясь, Олег Терентьев, его давний приятель, еще по секции карате.
— Конечно, — фыркнул Панфилов, — кого же еще можно было ожидать. Это ты, чудак с тринадцатой буквы?
Улыбка тут же сползла с лица Терентьева.
— Ты че ругаешься, Жиган? Я к тебе как к дружбану, а ты меня на порог не пускаешь.
— Проходи.
Константин пропустил вперед Терентия, запер за ним дверь.
— Здороваться надо для начала…
— Здорово, здорово, корова, — приходя в свое обычное состояние, весело произнес Терентий. — Ты куда запропал? Меня за тобой из конторы прислали.
— Что, беспокоятся?
— Ага, как же без шефа. Кто у нас начальник в кооперативе, ты или я?
— Я тебе предлагал, становись моим замом.
На лице Терентия появилось такое кислое выражение, как будто он только что надкусил незрелую сливу.
— Слушай, Жиган, что ты как этот? Я этой фени гнилой не рассекаю — зам, х… ям. Я не для этого создан.
— Что, так и останешься охранником на всю жизнь?
— А че? — вызывающе заявил Терентий. — Мне и в охранниках клево. Сутки дежуришь, двое дома. Каждый должен быть на своем месте.
— Ладно, не кипятись, — успокаивающе сказал Константин. — Кофе хочешь или чаю?
— Да ну их на хрен, и чай твой, и кофе, — развязно сказал Терентий. — Вот ежели б ты мне хавла стакашку плеснул.
Константин хмуро глянул на приятеля.
— Ты же сегодня на дежурстве.
— Ты, Жиган, че? Это я вчера был на дежурстве. Сегодня все, кончилась моя смена. Я уже домой собирался, да вот Жанка прилипла, как банный лист к жопе. Съезди, мол, проведай.
— Вон оно что, — понимающе кивнул Константин, — я так и думал, что это ее штучки. Ладно, у меня все равно водки нет.
— Че, выхлестал всю или на «конину» перешел? Так я «конину» тоже пью.
— Ладно, сейчас посмотрю. Оставалась где-то бутылка на антресолях.
Через минуту Константин вернулся на кухню, где за столом, протирая стаканы, сидел Терентий.
— Тебе повезло как покойнику, — сказал Панфилов, ставя на стол полбутылки «Столичной». — Не помню, откуда она взялась.
— Какая разница, — радостно потирая ладони, воскликнул Терентий.
Он взял бутылку, приложился к ней щекой, потом чмокнул губами этикетку.
— Нежно ты к ней относишься, — мельком бросил Константин, вытаскивая из холодильника колбасу, шпроты, сыр.
— А как же. Водка — это витамин, сказал Хо Ши Мин. Пить надо в меру, сказал
Неру. Ребята, пей досыта, сказал Хрущев Никита, — продекламировал Терентий. — А что еще русскому человеку надо?
— Русскому человеку еще надо хоть иногда о душе думать.
— Когда ж о ней думать, как не за столом? Вот сейчас посидим, подумаем.
Терентий разлил водку по стаканам, абсолютно точно разделив ее на две равные порции.
— Миллиметраж, — самодовольно сказал он.
— Если бы не вчерашнее, я б с тобой, конечно, не прохлаждался, — сказал Константин, усаживаясь за стол.
— А что вчерашнее? — откликнулся Терентий.
Панфилов в двух словах рассказал ему о том, что случилось с братом — без уточняющих подробностей. Просто случайно повредил позвоночник — и все.
Терентий сочувственно покачал головой и тут же залпом выпил.
— Это за брата твоего, — произнес он чуть запоздалый тост, набивая рот колбасой. — Чтоб выздоравливал.
— Да, — тихо добавил Константин, задержав свой взгляд на стакане.
Он еще раз добавил «да» и наконец выпил. Глядя на то, как он сморщился, Терентий укоризненно покачал головой и продекламировал:
— Жиган, водка — сила, спорт — могила. Нельзя так кривиться, когда белую употребляешь. Это же самый главный продукт.
— Кто сказал? — поинтересовался Жиган, закусывая.
— Я. Слушай, Жиган, хорошо сидим.
— Ну и что? — Константин сделал вид, что не понял такого прозрачного намека.
— Как что? — возбужденно воскликнул Терентий. — Продолжить надо. С каких это пор ты стал трезвенником, Жиган? — чуть заметно заикаясь, проговорил Терентий. — Бери пример с меня, в натуре.
— Это ты загнул, какой же я трезвенник? Когда надо — принимаю. Просто без дела не люблю.
— Так ведь сегодня же п-по делу.
— По какому делу? Терентий развел руками.
— Так ведь брата…
Наверное, он хотел сказать что-то вроде «поминаем», но успел вовремя сообразить и поправиться.
— За брата пьем, за его здоровье. Чтоб поправлялся. Жиган, д-давай я еще сбегаю.
— Вообще-то на работу надо бы сгонять, — сомневающимся голосом сказал Константин.
— Д-да ну ее к херам собачьим, эт-ту работу! — жестикулируя, воскликнул Терентий. —Пускай работает железная пила.
Что ты все как проклятый в этой конторе сидишь?
Перехватив укоризненный взгляд Панфилова, Терентий поменял тональность.
— Нет, я серьезно, там все нормалек. Только Жанна на стуле ерзает. Обойдутся без тебя.
Константин понял, что так просто ему от Терентия не отвязаться.
— Держи.
Он сунул в ладонь приятелю несколько денежных купюр, и обрадованный Терентий тут же бросился к выходу.
— Я щас! — крикнул он на ходу. — Одна нога тут, другая там!
Константин знал, куда направляется его подельник. В соседнем подъезде в расположенной на первом этаже малюсенькой однокомнатной квартире торговали водкой.
Об этом знали все, даже участковый милиционер, который и сам регулярно отоваривался, — конечно, бесплатно. Что ж, время было такое.
Константин едва успел привести себя в порядок, когда в дверь снова позвонили. На пороге стоял с сияющим видом Терентий.
— Во, два пузыря взял. Пятерик пришлось сверху переплатить, зато быстро.
— Зачем две?
— А вдруг одной не хватит? Мы же с тобой не алконавты какие-нибудь. Надо посидеть, за жизнь побазланить.
На сей раз Константин достал из холодильника все, что там оставалось. Тем временем Терентий разливал водку по стаканам.
— Садись ты, — нетерпеливо сказал он Константину, возившемуся с закуской. — Жеванины нам хватит. Давай вздрогнем.
Они сдвинули стаканы, выпили. Терентий закусил водку колбасой и, прожевав, сказал:
— Чернявый предлагает стрелку забить.
Под погонялой «Чернявый» в определенных кругах города Запрудного знали Сергея Николаевича Чернова. Несколько месяцев назад он вернулся из мест не столь отдаленных, где провел довольно продолжительное время.
За плечами Чернявого были два срока — за кражу и ограбление.
Чернявый был невысок ростом, не отличался атлетическим телосложением — многие даже считали его тщедушным.
Но несмотря на это, ему довольно быстро удалось сколотить группу крепких ребят, взявших под свой контроль едва ли не половину города.
Константин хорошо знал, что Чернявому платят не только «наперсточники» и «каталы», но также базарные перекупщики и кооператоры.
Как-то раз, еще весной, Чернявый сам навестил Константина. С первого же взгляда Жиган понял, в чем сила этого человека.
У Чернявого был тяжелый, порой даже страшный взгляд, не лишенный определенной доли гипнотизма. Так смотрят на мир лишь те, кто провел за решеткой долгие годы.
Но Жигана трудно испугать взглядом. Разговор, состоявшийся у них с Чернявым, поначалу проходил напряженно.
Но Чернявый быстро понял, с кем имеет дело, и сбавил тон.
Представившись почитателем старых воровских традиций, он прозрачно намекнул на то, что Жигану неплохо бы отстегивать определенную, для начала небольшую, сумму в общак, чтобы греть тех, кто находится на зонах и откидывается после отсидки без гроша в кармане.
Взамен он обещал покровительство со стороны «синих» и спокойную жизнь для кооператива.
Поразмыслив, Жиган решил, что ссориться не стоит, но ограничился единовременным взносом и взял на себя обязательства принимать на работу в свой кооператив бывших зеков — по мере возможности, конечно.
Судя по некоторым репликам Чернявого, он был наслышан о прошлом Жигана, и такой результат его в некоторой степени удовлетворял.
За время, прошедшее после этого разговора, Чернявый больше не напоминал о себе. Лишь несколько человек от его имени приходили с просьбой устроиться на работу в кооператив «Радуга».
Никому из них Жиган не отказал. Он дал всем бывшим зекам хорошую работу, положил неплохие оклады, строго придерживаясь взятых на себя обязательств.
Услышав о том, что Чернявый хочет назначить ему встречу, Жиган на некоторое время задумался.
Без сомнения, Чернявому нужны деньги. К тому же, как слышал Жиган, в последнее время «синие» испытывали большие трудности в связи с «наездами» азербайджанцев.
Чернявый попытался вытеснить «азеров», или «обезьян», как он их называл, из города. Поначалу ему удалось установить свой контроль над городским рынком.
Азербайджанцы были вынуждены платить людям Чернявого за право торговать. Но после событий в Нагорном Карабахе, когда с юга в Подмосковье хлынула волна беженцев, азербайджанская община в Запрудном значительно пополнила свои ряды.
Тем же путем к «азерам» прибывало оружие. Они осмелели и стали переходить к активному сопротивлению.
Вначале людей Чернявого, явившихся за очередным сбором дани, «азеры» избили и вышвырнули с рынка.
Чернявый, конечно, не остался в долгу, и его братва, отловив обидчиков, основательно намяла им бока. Несколько азербайджанцев в тяжелом состоянии попали в реанимацию.
Затем прогремели и первые выстрелы. Правда, обошлось без трупов, но раненые были.
И вот теперь Чернявый ищет встречи.
— А что, ты к нему в курьеры нанялся? — чуть отстраненным голосом сказал Жиган.
— Так ведь, — замялся Терентий, — меня попросили, я и передал. Мне-то чего? Чернявый — пацан нормальный. Мы же с ним через одну пересылку прошли.
— Что ему надо?
— Я п-почем знаю, — Терентий снова начал заикаться. — Он мне своих п-планов не докладывал. Сказал, мол, надо стрелку забить с Жиганом. И все. Т-ты же, говорит, его кореш. Передай.
— И все? Больше ничего не говорил?
— Н-ну так, — Терентий пожал плечами, — сказал, что «обезьяны» достали.
— Где ты с ним виделся?
— В «Олимпе».
Кафе «Олимп» открылось недавно на одной из центральных улиц города. По вечерам там работала дискотека.
Кафе принадлежало одному из кооперативов, который контролировал Чернявый. Он же избрал «Олимп» своей базой, штабом, если можно так выразиться.
Жиган глянул на часы, висевшие на стенке. Было начало седьмого.
Значит, кафе уже открылось после дневного перерыва и посетителей там немного. Обычно публика в таких заведениях начинает собираться часам к восьми-девяти.
— Он сейчас там? — спросил Жиган.
— Н-не знаю. А что? Т-ты к нему собираешься? — Терентий недоуменно уставился на Панфилова.
— Не люблю тянуть резину. Тачка твоя на ходу?
Жиган решительно встал из-за стола.
— Погоди, погоди, — торопливо воскликнул Терентий, — мы же пузырь не добили.
— Ничего, в кабаке добьешь, — Жиган уже шагал в прихожую.
— Так ешь твою вошь, — ругнулся Терентий, быстро наливая себе в стакан и выпивая водку с таким видом, будто это была его последняя в жизни доза. — Может, его там нет.
—Если нет, назад вернемся. Давай ключи.
* * *
Жиган припарковал машину напротив кафе «Олимп». Одноэтажное здание из красного кирпича с плоской, недавно залитой гудроном крышей располагалось между двумя девятиэтажными жилыми зданиями.
На стоянке у кафе, кроме «Жигулей», на которых приехали Терентий и Жиган, располагалась лишь одна машина — темно-синий «Опель-Рекорд» с разбитым левым подфарником.
Иномарок в городе было еще совсем немного, и владельца каждой из них знали в лицо.
На этом темно-синем «Рекорде» ездил Чернявый.
Но сам он за руль не садился. Чернявого возил личный шофер по прозвищу Бычок — маленький низколобый крепыш с короткой стрижкой и угрюмым подозрительным взглядом.
Бычок был не только личным шофером Чернявого, но и его охранником. Сейчас он сидел в салоне машины, рядом с ним находился еще один коротко стриженный парнишка в кожаной куртке.
«Похоже, дела у Чернявого идут хреновато, — подумал Жиган. — Двое отбойщиков в машине, а сколько в кабаке?»
Дверца «Опеля» была открыта, охранники, флегматично дымя сигаретами, слушали магнитолу. Из салона доносился хриплый голос тюремного барда.
Когда на стоянке остановилась машина Жигана, охранники обратили на нее немигающие взгляды.
Терентий помахал им рукой как старым знакомым. После этого Бычок и его подельник едва заметно кивнули и с равнодушным видом отвернулись.
— Твои друзья? — спросил Жиган, уже зная ответ.
— Братва, — весело улыбнулся Терентий.
— Бычка я знаю. А кто второй?
— Рэмбо, — не скрывая уважения, произнес Терентий. — По серьезной статье сидел, за мокруху.
— Семьдесят седьмая?
— Точно. Неслабый пацан.
— Похоже, не из наших краев.
— То ли из Рязани, то ли из Калуги. Я и сам не знаю.
— Как он здесь оказался?
— С Чернявым на зоне познакомился. А ему такие люди нужны.
— Ясно.
Они вышли из машины и направились к входу в кафе. У двери путь им преградил высоченный амбал с рублеными чертами лица в неизменной кожаной куртке.
— Сандень, — глухим, словно замогильным голосом сказал он.
Действительно, на двери кафе висела табличка с кривой, от руки выведенной надписью карандашом.
— Т-ты чего? — воскликнул Терентий. — Это же я. Нам к Чернявому надо.
Амбал равнодушно сплюнул, потом уставился на Жигана.
— А это кто?
Константин вдруг испытал острое, почти непреодолимое желание врезать этому жлобу по яйцам.
Он встречал подобных мордоворотов не впервые и всякий раз удивлялся — почему же Бог награждает их силой и обижает мозгами?
— Это Жиган, — сказал Терентий, — у нас стрелка с Чернявым. Понял, Шварценеггер?
Немного поколебавшись, амбал отступил.
— Вот так-то, — нравоучительно сказал Терентий, открывая дверь.
Они оказались в довольно просторном вестибюле, половину которого занимал гардероб с пустыми металлическими вешалками.
Несмотря на так называемый сандень, из зала доносилась негромкая музыка.
— Его что, на самом деле Шварценеггером зовут? — спросил Жиган. — Или ты пошутил?
— Не, в натуре, — серьезно сказал Терентий. — Ты же сам видел, какой шкаф.
— Бля, — не удержавшись, ругнулся Жиган, — не Подмосковье, а Голливуд какой-то. Рэмбо, Шварценеггер — видаков насмотрелись…
Жиган не был в кафе «Олимп» после ремонта, и потому огромный полупустой зал произвел на него должное впечатление.
Столики располагались вдоль боковых стен. У противоположной стены на небольшом подиуме стояла мощная звукоусилительная аппаратура.
Из колонок, установленных в углах зала, доносилась музыка вышедшей из моды группы «Модерн Токинг». Мигала цветомузыкальная установка. С потолка свисал большой серебристый шар.
За столиком, расположенным у левой стены заведения, сидели трое.
Сбоку на стене висело включенное бра в форме цветка ромашки.
Чернявый сидел спиной к входу, неторопливо потягивая из стакана минералку.
Его спутники прикладывались к горлышкам маленьких, в серебристой фольге бутылочек, судя по всему, пивных.
Пристрастие Чернявого к минеральной воде могло удивить непосвященного, но Жиган знал, что Чернявый в рот не берет спиртного. Он сидел на кайфе, отдавая предпочтение «колесам». Таблетки ему привозили из Москвы, где с этим делом обстояло проще.
Чернявый вопреки своему прозвищу был русоволос, лицо его обрамляла небольшая аккуратно подстриженная бородка.
Вообще его можно было принять за младшего научного сотрудника какого-нибудь заштатного отраслевого НИИ, если бы не взгляд и не татуировка на наружной стороне кисти — обвитый колючей проволокой факел с надписью «Свобода» внизу и инициалами «С. Ч. ».
Пальцы Чернявого также украшала татуировка в виде перстней.
Первым к столику Чернявого подошел Терентий.
— Привет, бродяга, — сказал он. Чернявый ответил ему исполненным достоинства кивком.
— Вот кореша привел.
Жиган в это время достал из кармана пачку сигарет и закурил.
— Прогуляйтесь, — обратился Чернявый к своим спутникам.
Двое коренастых крепких парней, мельком глянув на Жигана, встали из-за стола и неторопливо направились в вестибюль.
Терентий, вопросительно посмотрев на Жигана, потоптался на месте и отправился следом за людьми Чернявого.
— Пацаны, кто тут у вас гостям наливает? — услышал Жиган его голос.
Сам он уселся за столик напротив Чернявого и, оглядевшись по сторонам, откинулся на спинку стула.
Чернявый придвинул к нему чистый стакан и наполнил его минеральной водой из бутылки. После небольшой паузы он спросил:
— Может, чего-нибудь покрепче налить? Я-то не люблю, ты знаешь.
Судя по выговору, Чернявый пребывал слегка под кайфом, но держался спокойно и уверенно.
— Благодарю, — сказал Жиган, — в другой раз. Говорят, ты хотел меня видеть?
— Верно, — сказал Чернявый и чуть заметно улыбнулся. — Только вот не ожидал, что ты так быстро откликнешься.
— Что надо?
Всем своим поведением Жиган демонстрировал, что он настроен на деловой разговор. Но, похоже, Чернявый не хотел торопиться.
— Я слыхал, у тебя проблемы с «Луной».
— То есть?
— Вроде бы какие-то ксивы не можешь раздобыть.
— Допустим, — осторожно сказал Жиган.
— Что же ты ко мне не обратился?
— Я привык свои проблемы решать сам.
— Это зря, зря… — протянул Чернявый. — Братва должна держаться друг друга.
— Я в ваши дела не лезу. Вы сами по себе, я сам по себе, — отрезал Жиган.
— Так ведь мы тебе тоже не мешаем, а помочь могли бы, — глубокомысленно изрек Чернявый, водя пальцем по краешку стакана с минеральной водой. — Мы понятия знаем: хочешь быть мужиком — будь им.
Жиган предпочел не комментировать эти слова собеседника.
— Если каждый знает свое место, — продолжил Чернявый, — это хорошо. Я считаю себя вором. Мне сорок лет. Я ни разу в жизни кайлом не махал. Другим с рождения на шею хомут вешают, они так с хомутом и откидываются. Значит, им это и нужно.
— Ты хотел встретиться со мной, чтобы лекцию читать? — усмехнувшись, спросил Жиган.
— Нет, конечно, упаси Бог. Просто хочется с умным человеком поговорить. Я свою братву, безусловно, уважаю, но толковых людей среди них, как ты понимаешь, раз, два и обчелся. Они же университетов не кончали. Зона мешала. В зоне ведь что самое главное — выжить. На это все силы человеческие уходят, особенно если ты не вор, а мужик. Помнишь, какие там на зоне мужики? Зашуганные, по углам сидят, мечтают стать маленькими-маленькими, чтобы их не видно было и не слышно. Дотянуть как-нибудь до конца срока, чтоб никто не заметил и не трогал. Они же каждого шороха боятся. Это только я мог позволить себе книжки читать. Что смотришь? Не удивляйся. Блатной музыке каждый научиться может, для этого семи пядей во лбу не надо. Мне даже в шизо книги проносили. Вот так-то.
Спутники Чернявого вместе с Терентием вернулись в зал.
Возле них тут же нарисовался официант, вынырнувший откуда-то из подсобки, и выставил на стол прямо у входа несколько тарелок и бутылку.
Терентий, размахивая руками, шумно рассказывал о чем-то.
Оглянувшись на них, Чернявый заметил:
— Пусть отдохнут.
Потом он немного помолчал и, пошевелив бровями, сказал:
— По кайфу хочешь ударить? Не тушуйся.
— Нет, — твердо сказал Жиган, — двое в одной семье — это слишком много.
Чернявый пропустил мимо ушей последнее замечание Жигана, касавшееся Игната. Его слишком занимали собственные мысли.
Жиган даже удивился, что Чернявый рассуждает вполне здраво. Правда, непонятно, к чему он клонит.
— Дешево по тюрьмам жить, да накладно, вспомнил Чернявый старую русскую поговорку. — И самое главное — скучно. На воле интересней. Сейчас такие дела пошли. У нас ведь кто главвором всегда был? Правильно, государство. Мы и надеяться не могли, что оно захочет с нами поделиться. А вот как все повернулось. Чинуши зашевелились, чувствуют, без нас не обойтись.
— К чему это ты?
— Стену головой, конечно, пробить можно, только здоровьем рискуешь. Проще обойти. Тогда в первопрестольную не пришлось бы мотаться. Для меня ксиву на месте организовать — что муху прихлопнуть. Есть люди, есть подходы. Один раз забашляешь — и никаких вопросов. Они ведь, крысы эти кабинетные, чего хотят? Хватануть то, что перед носом лежит, а я им в этом помогаю. Им корка достается, а мне мякоть. Вот так оно все и повернулось. Попомнишь мои слова: еще пара лет — и мы в России все решать будем. Не эти гниды, а мы — братва. Вот почему нам вместе держаться надо. Коммунисты прогнили до самых костей. Скоро они свалят, и кто тогда мужиков в подчинении сможет держать? Вот об этом я и толкую. Только нарисуй, кто там тебе мешает, я все быстро улажу.
Впервые за все время разговора Жиган встретился взглядом с Чернявым и снова поразился, как много могут сказать о человеке его глаза: такая в них стояла беспросветная тьма.
— А что взамен? — спросил Жиган, выдержав паузу. — Бабки?
— Бабки — это шелуха, мусор, — ровным голосом сказал Чернявый. — Идея — вот главное. Без идеи мы останемся обезьянами, как «азеры». Мы, русские воры, должны Россию держать. Все зло в ней от «чурбанов». Согласен?
— Не знаю.
— Зачем тогда «азеров» мочил, если не знаешь?
Само собой. Чернявый знал, какие счеты были у Жигана с азербайджанцами. Город, в общем, небольшой, всем все обо всех известно.
— Тогда было другое дело, — закуривая новую сигарету, сказал Жиган. — Сейчас они меня не трогают.
— Сейчас не трогают, а завтра?
— До завтра еще дожить надо. Чернявый неожиданно позволил себе улыбку, но она получилась такой зловещей, что Жигана едва не передернуло.
— Дожить надо. Это верно. «Обезьяны» спят и видят, как бы меня на тот свет отправить. Только меня этим коням бздиловатым не взять. С тобой же они обосрались.
— Раз на раз не приходится. Ярость блеснула в глазах Чернявого.
— Я их всех положу, ни одного черножопого в городе не будет, — металлическим голосом проговорил он.
— Много крови будет, — заметил Жиган.
— Мертвых бояться, в морг не ходить, — презрительно хмыкнул Чернявый.
— Хочешь объявить войну?
— Она уже началась. Пацаны рвутся в бой.
— А ты что же?
— Сдерживаю пока.
— Что так?
— У «обезьян» по две «волыны» на рыло, а у меня голяк на базе — пара ржавых «наганов». Вот разживусь стволами, тогда черномазым хана придет.
— Где же ты собираешься стволы взять?
— Порядочные люди обещали помочь.
— Из столицы?
— Матушка Россия велика.
Жиган демонстративно поднял руку и посмотрел на часы.
— Торопишься? — спросил Чернявый.
— Надо бы к брату в больницу заглянуть.
— На крест всегда успеешь, — осклабился Чернявый.
— Ладно, базары базарами, а чего ты от меня-то хочешь?
— Хочу узнать, на чьей ты стороне. Ходили слухи, будто ты под «азеров» лечь собираешься.
Жиган не поверил своим ушам.
— Что?
— Да вот пошли базары, будто к тебе в офис «обезьяны» наведываться стали.
Несколько дней назад в новый офис кооператива «Радуга» действительно заходили двое азербайджанцев, которых дальше входной двери не пустили.
На вопрос охранника о цели своего визита они сбивчиво объяснили, что перепутали адрес. После чего сели в ожидавший их автомобиль и удалились восвояси.
Константин в этот момент отсутствовал и узнал о странных посетителях лишь на следующий день.
— Да мало ли какая шваль под окнами шатается! Я ни с кем не встречался и ни под кого ложиться не собираюсь.
— Значит, моя разведка что-то перепутала, — с подтекстом сказал Чернявый.
— Хреновая у тебя разведка, — коротко прокомментировал Жиган.
— Ну да Бог с ними. Я только предупредить тебя хотел по-честному. Кто под «азеров» ляжет, тому не жить.
Жигана уже начал тяготить этот разговор, а прозвучавшая напоследок недвусмысленная угроза и вовсе заставила его подняться из-за стола.
— Это все? — холодно спросил он. —Нет.
— Что еще?
— На тебя там несколько моих пацанов ишачат. Ты их на следующей неделе особо не загружай.
— Если они тебе нужны, пусть увольняются. Никого задерживать не стану, — отрезал Жиган, давая понять, что разговор закончен.
Он направился к выходу, чувствуя на себе тяжелый взгляд, который буквально жег ему спину.
Возле крайнего столика, где Терентий сильно заикающимся голосом рассказывал какую-то лагерную историю из своей жизни, Жиган остановился.
— Я ухожу.
Прервавшись на полуслове, Терентий умолк.
— Жиган, я это… ик… останусь… Тут братаны… мы с ними это…
Двое братков, сидевших за столом вместе с Терентием, подняли головы и посмотрели на Жигана.
Он вынул из кармана брюк ключи и бросил их на столик.
— Тогда сам домой добирайся.
— Я это… а ты?
— Прогуляюсь пешочком, мне полезно.
— Н-ну, как знаешь.
Жиган прошел мимо Шварценеггера, со скучающим видом болтающегося у входной двери.
Охранник глянул на него, как на пустое место, и отвернулся.
Жиган мысленно ругнулся и стал спускаться вниз по ступенькам.
Темно-синий «Опель» с раскрытой дверцей, откуда торчали ноги Бычка, по-прежнему стоял возле кафе. Но вместо хриплого мужского голоса доносилось характерное сиплое пение Любы Успенской.
Жиган сунул в рот сигарету, закурил и
не спеша зашагал вдоль по улице. Несмотря на теплый вечер, народу было немного, несколько парочек, пожилая тетка с собачкой да пара алкашей, тыкавших друг друга в грудь.
— Нет, ты мне объясни, — доносились пьяные голоса, — почему он свою Райку повсюду с собой таскает? Так не положено.
Жиган решил перейти на другую сторону улицы.
Едва он ступил на проезжую часть, как из-за поворота, скрипя тормозами, выскочила обшарпанная грязная «Волга», изначальный цвет которой уже невозможно было определить.
Почти не сбавляя скорости, она промчалась буквально в нескольких сантиметрах от Жигана, едва не сбив его.
Он едва успел отшатнуться. Если бы не хорошая реакция, «Волга» могла бы зацепить его задом, который на повороте сильно занесло. А ведь машина была загружена до отказа.
Жиган не успел разглядеть лиц тех, кто сидел в автомобиле.
И тут раздался возмущенный голос пожилой тетки-собачницы:
— Вот суки черножопые, расплодились на нашу голову. Ездют по улицам как хотят. Проходу от них русскому человеку нет.
После этого она добавила еще несколько ругательств, таких забористых, что Жиган на мгновение позабыл о «Волге», едва не сбившей его с ног, и уставился на тетку.
Поймав на себе его взгляд, она тут же заорала:
— А ты чего зенки вылупил? Взял бы камень — и им по стеклам. Тогда знали б, как тут ездить. Они скоро всех наших девок перепортят, а вы только водку хлестать умеете да по подъездам ссать.
Шумно размахивая руками, она свернула во двор ближайшего дома.
Пока Жиган стоял на перекрестке, докуривая свою сигарету и раздумывая над словами крикливой старухи, «Волга» резко затормозила возле кафе «Олимп».
Автомобиль еще не успел как следует остановиться, когда из распахнутых дверей выскочили четверо азербайджанцев с оружием в руках и открыли беглый огонь по темно-синему «Опелю», припаркованному на стоянке.
Один из нападавших стрелял из автомата Калашникова армейского образца с откидным прикладом, остальные были вооружены пистолетами Макарова.
Бычок едва успел высунуться из машины, как тут же получил несколько пуль в голову и в грудь. Его спутнику по кличке Рэмбо повезло чуть больше.
Пока нападавшие молотили по заднему стеклу «Опеля» и кромсали пулями падающее на асфальт тело Бычка, Рэмбо успел выскочить из машины и броситься к ступенькам, ведущим в кафе.
Автоматная очередь настигла его почти у самой двери.
Пули прошили ему бедра, и он рухнул на бетонные ступеньки.
Скрюченными пальцами Рэмбо судорожно вцепился в дверь, из которой выскочил амбал по прозвищу Шварценеггер. На ходу он выдергивал из-за пазухи «тэтэшку».
Он успел сделать единственный выстрел, и в то же мгновение пуля попала ему в руку. Он выронил пистолет, согнулся, схватился за раненое предплечье и, по существу, превратился в живую мишень.
Азербайджанцы стреляли беспорядочно и не очень метко.
Пули стучали по дверному косяку, кирпичным стенам, бетонным ступенькам, но закон превращения количества в качество все-таки сработал.
Смерть настигла Рэмбо в тот момент, когда он уже почти скрылся за дверью, оставив за собой кровавый след.
Шварценеггеру досталось больше всех.
Автоматная очередь из «Калашникова» наискосок шарахнула по крыльцу. Одна пуля раздробила коленную чашечку, другая попала в бедро в районе паха, еще две — в живот и грудную клетку.
Шварценеггер согнулся еще сильнее и упал на одно колено.
В него продолжали стрелять. Шварценеггер оказался парнем крепким и, даже получив еще несколько пулевых ранений в область грудной клетки, оставался на ногах.
Кровь хлестала изо всех ран, губы шевелились в безмолвных проклятиях, но Шварценеггер продолжал стоять до тех пор, пока взбежавший по лестнице автоматчик не влепил ему короткую очередь в голову.
Серо-красные сгустки вылетели из разбитого черепа и шлепнулись на кирпичную стену рядом с дверным косяком.
Следом за автоматчиком на крыльцо бросились и остальные азербайджанцы. Они стали один за другим нырять в вестибюль.
Первый проникший внутрь автоматчик сразу же получил пулю от обороняющихся.
Охранники Чернявого не стали опрометчиво выскакивать наружу, а, услышав выстрелы с улицы, с пистолетами на изготовку ждали нападавших у дверей между залом и вестибюлем.
Эта тактика оказалась единственно верной.
Азербайджанец-автоматчик, почти не целясь, от бедра выстрелил из своего «Калашникова» в дверной проем. Но вместо очереди прозвучал одиночный выстрел. Патроны в рожке кончились.
Охрана Чернявого, не дожидаясь, пока противник перезарядит автомат, всадила пулю в плечо и живот. Выронив «Калашникова», он рухнул на полированный каменный пол.
Остальные под прикрытием беспорядочной стрельбы, рассчитанной скорее на шумовой эффект, подхватили раненого под руки и вытащили из вестибюля.
Еще один сделал попытку дернуться за автоматом, но просвистевшая над головой пуля заставила его спешно ретироваться.
Отстреливаясь на ходу, азербайджанцы спустились по лестнице к машине, забросили раненого на заднее сиденье «Волги» и кое-как втиснулись сами.
Хлопнули дверцы, машина, набирая скорость, помчалась по дороге. Пока Чернявый и его люди выскочили на улицу, машина на первом же перекрестке резко ушла направо.
Стрелять вслед было бесполезно, отправляться в погоню не на чем.
Кроме темно-синего «Опеля», пострадали «Жигули» Терентия. В них оказались разбиты стекла, продырявлены пулями дверцы, крылья и два колеса.
Сам Терентий выбрался на крыльцо последним. К моменту нападения он выпил уже столько, что все произошедшее не коснулось его сознания.
Когда началась стрельба, кореша просто толкнули его под стол. Когда Терентию удалось выбраться из-под стола, перестрелка уже закончилась.
Сейчас он, ошеломленно хлопая глазами, смотрел на трупы, валявшиеся у его ног.
Шварценеггер лежал в огромной луже крови, которая стекала вниз по ступенькам, уже достигнув тротуара.
Рэмбо валялся в вестибюле у самого порога лицом вниз.
Охранники подняли его, перевернули на спину, осмотрели.
Чернявый стоял рядом с пистолетом в руке. Ему так и не довелось сделать ни единого выстрела. Глаза лидера «синих» метали молнии, лицо было перекошено от злобы и ярости, руки дрожали от возбуждения.
— Что там? — почти выкрикнул он.
— Готов жмурик, — сказал один из охранников, выпрямившись и брезгливо сморщившись.
Его пальцы были в крови.
— А «волына» где?
— За пазухой торчит.
— Тоже мне Рэмбо, — презрительно сказал Чернявый и сплюнул. — Хоть бы раз на курок нажал.
— Ему в спину все засадили.
— Значит, так и надо, — проговорил Чернявый, перешагивая через труп.
Выйдя на крыльцо, он спрятал свой пистолет в подмышечную кобуру. Потом подобрал валявшийся под ногами «ТТ».
Когда Шварценеггер выронил свое оружие, оно отлетело в сторону и потому не испачкалось в крови. Чернявый вынул из «ТТ» обойму, сунул пистолет за пояс и принялся пересчитывать патроны.
Именно за этим занятием его и застал подбежавший к «Олимпу» Жиган. Тем временем охранники вытащили из «Опеля» труп Бычка и осмотрели его.
— Этот тоже готов.
— Царство ему небесное, — кивнул Чернявый.
Жиган, глядя на трупы, покачал головой.
— Опередили они тебя.
— Ну это мы еще посмотрим, кто кого опередил, — мрачно сказал Чернявый и добавил: — Семь…
— Что? — не понял Жиган.
— Семь патронов у него осталось. Только один раз и успел выстрелить.
— Я бы на твоем месте с такими бойцами воевать не пошел.
Чернявый метнул на Жигана испепеляющий взгляд.
— А ты не на моем месте.
— Это верно.
Терентий на негнущихся ногах спустился вниз по ступенькам к Жигану.
— Ну дела творятся… — осоловело про-
говорил он. — Не успел я пару рюмок хлопнуть, а тут уже три жмурика.
Заикаться он, как ни странно, перестал.
— Надо валить отсюда, Жиган, а то щас ментура понаедет. Вон, смотри, как из окрестных домов повылупливали.
Жиган только сейчас обратил внимание на испуганные лица за окнами квартир.
— Тебе тоже не стоит задерживаться, — обратился Жиган к Чернявому.
— Я сам разберусь, — угрюмо произнес тот. — Эй, пацаны, давайте отсюда через служебный вход и двором. И «волыны» не забудьте с собой забрать.
Он отдал одному из охранников свое оружие и пистолет Шварценеггера.
— А с «Калашниковым» что делать? — спросил другой охранник.
— Забирайте, он нам тоже пригодится. Терентий с унылым видом разглядывал свой «жигуленок».
— В-вот суки! — в сердцах выругался он. — Такая тачка была. Что теперь делать? Дырок столько, что не замажешь.
— А ты ментам пожалуйся, — без тени юмора сказал Чернявый. — Может, помогут чем.
Терентий хотел огрызнуться, но, вовремя передумав, лишь махнул рукой.
— Э-э…
Чернявый прошел к своему изуродованному «Опелю», задумчиво посмотрел на кровавые пятна под ногами, а потом ни с того ни с сего врезал носком ботинка по продырявленному крылу.
В машине что-то щелкнуло, и над улицей разнесся сиплый голос Любы Успенской:
Раз темной ночкой
Пошли мы на дело,
Вор погорел,
Погорела и я,
Вор оторвался,
А я не успела…
