Глава 10

Константин свернул во двор панельного пятиэтажного дома на Железнодорожной улице — ничем не примечательного среди сотен и тысяч подобных строений.

По тихому дворику неспешно брела одинокая старушка с мусорным ведром в руке.

Константин припарковал «Жигули», вышел из машины и обратился к старушке с вопросом:

— Где тут помещение правления жилкооператива?

— А вот оно, — она махнула рукой, — в подвале первого подъезда.

Константин потянул на себя грубо сколоченную из неструганых досок дверь и спустился по ступенькам в тесный подвал, освещенный единственной лампочкой под потолком.

Здесь находилась еще одна дверь, на которой висела табличка с надписью: «Саланг». Прочитав название, Константин едва заметно улыбнулся. Возможно, для старушки во дворе это слово ничего не значило, но те, кто хоть раз побывал на знаменитом афганском перевале, никогда его не забудут.

За дверью, обитой жестью, оказалось две комнаты. В одной, совсем маленькой, были грудой навалены пачки бумаги, пустые картонные упаковки. Из другой доносился редкий стук пишущей машинки.

Константину пришлось нагнуться, чтобы не удариться головой о низко нависший дверной косяк.

В комнате, своими размерами и обстановкой напоминавшей камеру штрафного изолятора, за одиноким столом сидел давний армейский друг Константина Василий Трубачев и неумело, одним пальцем пытался напечатать какой-то документ.

— Здорово, пионер-герой, — широко улыбнулся Константин.

— Здорово, если не шутишь, — ответил ему улыбкой Василий.

Он отодвинул стул, наклонился и зачем-то стал шарить рукой под столом.

— Ты никак для меня цветы припас? — засмеялся Панфилов.

— Нет, — каким-то виноватым тоном произнес Трубачев, — просто без них я встать не могу.

Он вытащил из-под стола костыли и, опираясь на них, направился к Панфилову.

Улыбка сползла с лица Константина, когда он увидел пустую подвернутую штанину на месте правой ноги. Константин замер, лицо его помрачнело.

— Что? — только и смог вымолвить он.

— Первая группа инвалидности, но могло быть и хуже.

Наконец боевые товарищи обнялись, правда, Василий мог пользоваться лишь одной рукой, придерживая в другой костыли.

Всей своей внешностью Трубачев напоминал русского былинного богатыря — высокий, плечистый, с руками-кувалдами. Его прямые русые волосы были зачесаны назад, а на верхней губе красовались все те же знакомые пшеничные усы.

И душевные качества Трубачева вполне соответствовали его внешности. Может, не слишком образованный, но всегда открытый, честный и прямой. Смелости и мужества Трубачеву тоже хватало.

Такому человеку Константин мог без раздумий доверить свою собственную жизнь.

— Ты это… садись, — Василий показал на колченогий стул. — Я тоже присяду, а то мне, сам понимаешь, стоять тяжеловато.

Константин опустился на стул, достал из кармана пиджака пачку «Кэмела», протянул Василию.

— Угощайся.

— Спасибо, у меня свои.

Он достал из кармана измятую пачку

«Примы», вынул сигарету, размял ее своими толстыми, как ствол ракетницы, пальцами. Они закурили.

— Где это тебя угораздило? — спросил Константин, сделав глубокую затяжку.

— Не поверишь, — Василий провел рукой по усам, — в Нагорном Карабахе.

— Твою мать, — не удержался Панфилов от восклицания, — что ж ты там делал?

— Как что? Воевал.

— А я думал, это следы Афгана.

— Следы Афгана у меня здесь, — Трубачев похлопал себя по плечу. — Помнишь, как ты меня в вертолет запихнул?

— Да… С тех пор мы и не виделись. Тебя сначала в медсанбат отправили, а потом на Большую землю. Я думал, комиссовали.

— Нет, куда там. Я как только подлечился в госпитале в Ташкенте, так сразу рапорт написал начальству, чтоб, значит, отправили меня на прежнее место службы. Хотел в свой батальон попасть, но врачи уперлись. В общем, отправили меня после лечения в полигонную команду. Месяца четыре ходил, мишени расставлял. Скукота. Бывало, такая тоска заберет, что хоть волком вой. Мне ж так повоевать еще хотелось.

— С плечом-то все нормально?

— Вылечили. Только теперь у меня не плечо, а прогноз погоды. Перед дождем всегда болеть начинает.

— Что же ты после армии делал?

— Я из нее и не уходил.

— На сверхсрочную остался?

— Точно. Получил звание старшины. Салабонов гонял. Не сильно, конечно, мне до Елизарова далеко.

— Да, суровый был мужик, — кивнул Панфилов. —Но если бы не он…

— Елизаров уже подполковник, — сказал Василий.

— Дану?

— Ей-Богу. Встречал я его недавно в Москве.

— Когда?

— Весной.

— А когда же ты у нас в городе появился?

— Неделю назад.

— И все это время молчал? Ну, Василий, — Константин укоризненно покачал головой.

— Извини, Костя. Пока устроился, то да се. И потом тебя же не так просто найти. Хорошо, добрые люди помогли.

— Где»живешь?

— У родственников частный дом. Старики они уже… Неважно. Я ж тебе не рассказал о том, что дальше было. В общем, приехали к нам с годика полтора назад вербовщики. Ходили слухи, что они вроде бы из Генштаба. Но я так думаю, это кагэбэшники. Вербовали сверхсрочников, прапорщиков, даже офицеров. Короче, сколотили небольшой отряд и отправили на переподготовку — стрельба там, минно-взрывное дело…

— А что предлагали-то?

— Отправиться в «горячие точки», ну и хорошую зарплату, конечно. Родным там пособие, если что со мной случится. Я, недолго думая, согласился.

— Только из-за денег?

— Да вовсе не из-за денег. Недовоевал я свое, понимаешь? Жизнь — это… вовсе не жизнь, а тоска. В армии неинтересно. А если бы на гражданку вышел, то и не знаю, что бы со мной стало. А тут такое дело. Ты же понимаешь, руки сами зачесались. Из Афгана войска вывели, а тут на тебе — Сумгаит. Потом — Нагорный Карабах. Вот я туда и отправился. В общем, долго рассказывать не буду. Два месяца я там пробыл, даже старых знакомых наших встречал, афганских «духов». Они там наемниками служили у «азеров». Подстрелили меня. Очередью из пулемета шандарахнули. С медпомощью там оказалось хренова-то. Пока то да се… Ногу пришлось отнять. Опять в госпитале лежал, лечился. Потом поехал домой в свою деревню. Но не смог я в Крапивине, не смог… Поначалу решил в Москву податься, но передумал. Тут все-таки родственники, есть где жить.

— Обо мне не вспоминал?

— А как же, вспоминал. Но кто тебя знает, где ты сейчас. Жизнь вон как всех размотала. Елизаров наш всю жизнь на ногах, а теперь вот в столице осел.

— Ты говорил, что видел его.

— Видел, да только поговорить не успел.

— Откуда же ты узнал, что он подполковник?

— Знающие люди сказали. Я-то в Москве много времени провел. По разным инстанциям ходил.

— Пенсию, что ли, хотел выхлопотать?

— И это тоже. От нас ведь там в Карабахе родная Советская Армия отказывалась. Некоторые ребята до сих пор по тюрьмам сидят.

— Азербайджанским?

— Кто в азербайджанских, а кто в армянских. Это смотря на чьей стороне попался.

Константин покачал головой.

— Непонятная какая-то война. Страна вроде бы одна, а армий получается две.

— Вот попомнишь мое слово, — горько улыбаясь, сказал Василий, — скоро будет не две, а двадцать две.

— То есть?

— А, — махнул рукой Трубачев, — развалится все к чертям собачьим. Не будет страны. Вон прибалты уже откололись, скоро Кавказ отвалит, за ними остальные.

— Ты что же это, политикой интересоваться начал?

— Тут хочешь не хочешь, политикой интересоваться будешь. Я в Москве по разным высоким кабинетам ходил, такого наслушался. В Генштабе один старый сослуживец попался. Так он мне вовсе по секрету шепнул, что летом больших событий ждать надо.

— И ты веришь?

— А зачем ему врать? Большие события — это хорошо. Значит, наш брат еще понадобится. Ты на костыли мои не смотри. Воевать я, конечно, не смогу, но чем другим помочь сумею. «Саланг» я в одиночку пробил. Табличку на двери видел?

— Да.

— Вообще-то полностью мы называемся «Союзом воинов-интернационалистов и ветеранов вооруженных конфликтов „Саланг“. Это я сам придумал, — с гордостью сказал Трубачев. — Сначала думал как-нибудь попроще назвать. Ну там „Союз ветеранов Афганистана“… Потом прикинул: а ведь не только в Афгане наши братки жизнь клали. Так что двери „Саланга“ открыты каждому. Вот тебя хочу пригласить.

Константин улыбнулся и обвел взглядом унылые стены штаб-квартиры союза воинов-интернационалистов.

— Ты не гляди, что мы в такой дыре сидим, — торопливо сказал Василий. — Это временно. Я уже договорился в исполкоме — нам сейчас в другом месте помещение ремонтируют. Через пару месяцев переедем. Мы же серьезная организация, не хухры-мухры. В Министерстве юстиции зарегистрированы. Я лично в Москве разрешение получал. Пришлось, конечно, по кабинетам потыкаться. Много сволочей там сидит. Эх, сколько раз мне хотелось взять в руки родной «РПГ» и так врезать…

— Мне самому того же хочется, когда по кабинетам хожу.

— Ладно, хрен с ними. Главное, теперь мы общественная организация, самостоятельное юридическое лицо, — Трубачев поднял вверх палец и важно сказал: — О, понял, какие слова я теперь выучил? Ты небось думал, что я все тот же деревенский олух? Нет, брат, растем. Теперь Трубачев Василий Васильевич — председатель общественной организации.

— Поздравляю, пионер-герой, — засмеялся Константин. — Сколько же у тебя народу в организации?

— Работают пока немногие, но если что, на два десятка человек могу рассчитывать.

— На какие же деньги вы собираетесь существовать? На добровольные взносы с двадцати человек долго не протянешь.

— Само собой, — согласился Василий. — Да и взносы у нас небольшие. Хочу кое-какими делами заняться. Начального капитала не хватает. А ты, говорят, развернулся, настоящим буржуем стал? Да что там — говорят. Я и сам вижу.

— Сколько вам надо, Василий?

— Тысяч пятьдесят, — не задумываясь, сказал Трубачев и после некоторой паузы добавил: — В кредит, конечно.

— Многовато…

— Тогда хотя бы половину. Остальное попробую в банке взять. Но все равно обналичить придется.

— Это не проблема. Обращайся, помогу. А насчет двадцати пяти тысяч… Надо прикинуть свои силы. У меня же все в деле, да и в ремонт много вбухал. А с чего ты начинать собираешься?

— Сделка надежная, — уверенно сказал Трубачев.

— Перепродать что-нибудь хочешь?

— Ага.

— Смотри, могут кинуть.

— Как-нибудь справлюсь. Мне главное сейчас деньгу раздобыть. Будут наличные — будет и навар. И тебя, Костя, не обижу. Верну — и месяца не пройдет. Пятьдесят процентов сверху.

— Хм… На чем же ты рассчитываешь так подняться? Или это секрет?

— Да, — уклончиво сказал Трубачев, — не будем пока говорить, чтоб не сглазить.

Константин ненадолго задумался.

— Ладно, звони через пару дней. Что-нибудь скумекаем.

— Обязательно позвоню, — обрадованно сказал Василий.

— И в гости заходи. Давай я тебе адрес напишу.

Он взял со стола лист бумаги, вынул ручку и черкнул адрес своей новой квартиры.

— Посидим, попьем, Афган вспомним, друзей старых.

— Как-нибудь на днях обязательно зайду.

— Только позвони сначала, чтобы я дома был.

— Само собой.

Константин поднялся со стула, протянул Василию руку.

— Ну, будь здоров. Не вставай.

— На работу торопишься?

— Нет, надо в больницу заехать.

— А что такое?

— Брат у меня там.

— Серьезное что-нибудь?

— Как тебе сказать? Травма позвоночника.

— Вон оно что, — протянул Василий. — Погоди-ка, задержись на минутку.

Константин, уже успевший пожать руку Трубачеву, снова опустился на стул.

— Расскажи, что там у тебя с братом, — требовательно произнес Трубачев.

— Зачем тебе это, Василий?

— Если спрашиваю, значит, надо.

— Перелом позвоночника.

— Это младший твой, кажется?

— Да, Игнат.

— Как же это он?

— Не повезло.

Константину не хотелось озадачивать Василия рассказами о семейных бедах. К счастью, Трубачев сам не стал расспрашивать его о подробностях. Он лишь поинтересовался:

— Давно это случилось?

— Так, пару лет назад.

— И что, с тех пор он в больнице?

— Нет, просто пару дней назад… В общем, я недоглядел. Он упал и…

— Ясно, — выдохнул Василий. — Я к чему все это спрашивал? Есть в Москве одно заведение. Называется, если я ничего не путаю, «Центр протезирования и реабилитации». Открылось недавно, но персонал там хороший, грамотный. Мне эту контору наши порекомендовали, из «Всесоюзного общества инвалидов войны в Афганистане».

— Чем же этот центр занимается?

— Лечат, протезы ставят. Все по немецкой технологии. Я и сам хотел туда лечь, да времени нет. Сначала надо «Саланг» на ноги поставить, а потом уже о себе думать.

— Ты бывал у них?

— Заглянул разок. Корпус у них современный, аккуратный такой, возле Филевского парка располагается. Там все немцы делали и оборудование свое поставили. У них там все как из другого мира. Персонал вышколенный, вежливый, все чистенькое, новенькое, сверкает. Я тебе честно скажу, пожалел, что там не остался. Их главврач, Мокроусов, пообещал с меня даже денег не брать.

— Лечение платное? — спросил Константин.

— Если по нашей линии, то вроде бы денег не берут. А так придется платить. Но ты же у нас не бедный?

— Пока на нищету не жалуюсь, — пожав плечами, сказал Константин.

— Вот видишь! — обрадованно воскликнул Трубачев. — Ты съезди, поговори с этим Мокроусовым. Мужик он как будто ничего. Высокий такой, представительный.

— Где, ты говоришь, они располагаются? Возле Филевского парка?

— Да, у них Москва-река под боком. Хорошее такое место, спокойное, тихое. Для больницы — то, что надо. А, погоди. Я же совсем забыл. Мне главврач свою визитку дал.

Трубачев принялся открывать один за другим ящики стола, рыться в каких-то бумагах и папках. Наконец он нашел то, что искал.

— Вот,— Василий протянул визитную карточку.

— Мокроусов Владимир Андреевич, — прочитал Константин надпись на кусочке серебристого картона. — «Центр протезирования и реабилитации больных с нарушениями опорно-двигательного аппарата», главный врач.

Ниже были указаны адрес и телефон центра. В левом верхнем углу визитки были изображены какой-то логотип и сокращение «И. М. С. ».

— А что такое «И. М. С. »? — спросил Константин.

— Черт его знает, — честно признался Трубачев. — Я особо не расспрашивал. Да ты сам позвони или съезди туда, если время есть.

— Ладно, — поразмыслив, сказал Панфилов.

Он полез во внутренний карман пиджака и достал записную книжку.

— Я сейчас перепишу…

— Да забирай ты эту визитку. Мне-то она особо ни к чему. Сейчас все равно некогда. Других дел навалом.

— Зачем же ты ее брал? — спросил Константин, положив визитку в записную книжку.

— Дают — бери, бьют — беги, — засмеялся Трубачев. — Видишь, тебе пригодилась.

— Ты уверен, что они лечат больных с травмами позвоночника?

— Лечат, — уверенно произнес Василий. — Мне главврач сам об этом сказал.

Внезапно Константин услышал, как скрипнула наружная дверь подвала. По лестнице, ведущей в помещение бывшего правления жилищного кооператива, кто-то шел.

Шаги были тяжелые, неторопливые. Ступеньки натужно поскрипывали.

— Гости? — спросил Панфилов, прислушиваясь к звукам шагов.

— Наверное, мои парни пришли, — спокойно сказал Василий, разминая руками «Приму» из смятой пачки.

Константин встал.

— Ладно, мне пора.

На пороге вырос детина ростом под два метра, косой сажени в плечах. Казалось, майка на его груди вот-вот разойдется по швам.

«Как настоящий гренадер», — подумал про себя Константин. Судя по мрачной перекошенной физиономии, покрытой трехдневной щетиной, вряд ли это один из парней Трубачева. Лицо Василия также не излучало радости от встречи с гостем. Глаза его напряженно следили за «гренадером», пальцы продолжали машинально разминать сигарету.

За спиной детины раздался скрежет, за ним послышался звук удара, и все это сопровождалось отборной матерной руганью.

— Василий, бля, мы же тебя предупреждали, — голосом, напоминающим рычание медведя, сказал «гренадер». — Это что за херня?

За его спиной появился спутник — парень помоложе, поменьше ростом, но такой же плечистый. Он протянул своему приятелю табличку с надписью «Саланг».

— На, бля, еле оторвал, — сказал он, нервно дергая головой. — Чуть ногти, бля, в этой доске не оставил.

Громила повертел табличку с таким видом, будто держал в руках кусок свежего дерьма. Потом он брезгливо швырнул табличку на пол и грохнул по ней каблуком грубого ботинка.

Константин, еще несколько мгновений назад собиравшийся покинуть своего старого боевого друга, понял, что придется на некоторое время задержаться. Слишком уж агрессивно вели себя гости.

— Нервные парни, — обращаясь словно к самому себе, сказал Панфилов.

При этом он снял пиджак, аккуратно сложил его и повесил на спинку стула.

— А ты бы валил отсюда подобру-поздорову, — демонстративно сплюнув, сказал подельник «гренадера», явно страдающий нервным тиком. — У нас с Василием свои дела.

— Вас что, Чернявый прислал? — спросил Константин, закатывая рукава рубашки.

— Не знаем мы никакого Чернявого. Ты давай, собирай свою барахло и мотай отсюда. А то как бы галстучек на шее не затянулся.

— Парни, вы еще не знаете, с кем имеете дело, — сказал Василий впервые с момента появления непрошеных гостей.

— Да? Ну так познакомь нас, — засмеялся нервный.

На мрачной физиономии «гренадера» появилась болезненная гримаса, как будто ему собирались вырвать зуб.

— Это Константин Петрович Панфилов, салабоны, — несколько изменившимся голосом произнес Трубачев.

— Может, нам упасть и отжаться? — не унимался нервный. — Слышал, Гаврила? Его Константином Петровичем зовут.

— Кончай ржать, Черт, выкинь его отсюда. А с Василием мы поговорим. Только время зря теряем.

«Нервный тик» подскочил к Константину и попытался нанести ему левой ногой удар в пах. Панфилов даже и не думал уворачиваться. Заученным экономным движением он перехватил ногу нападавшего, резко рванул ее вверх и ответил тем самым ударом, который хотел нанести ему Черт.

Носок его ботинка наткнулся на что-то мягкое, после чего нервный парнишка враз изменился в лице. Оно у него застыло и пошло крупными пятнами, глаза вылезли на лоб. Из горла вырвался сдавленный стон, перешедший в хриплый кашель.

Черт стал приседать на одной ноге, а вторую Константин по-прежнему придерживал рукой.

В следующее мгновение легонько толкнув своего противника пятерней в лоб, Константин уронил его на пол. Тот свалился на спину, схватился руками за ушибленное место и сдавленно захрипел.

Константин испытал даже некоторое разочарование от такой легкой победы. Впрочем, бой только начинался.

Гаврила, мрачно осклабившись, прорычал: «Я ногами размахивать не буду», — и, резко вскинув вверх кулаки, принял боксерскую стойку и двинулся вперед. Черт на четвереньках принялся переползать за дверь, освобождая место для драки своему более крупному товарищу.

Гаврила, несмотря на свой громадный рост и мощное телосложение, дававшие ему явное преимущество в схватке с любым противником, на рожон не лез. Константин где-то в подсознании отметил, что у этого «гренадера», очевидно, вполне толковый инструктор рукопашного боя.

Ух!

Кулак Гаврилы довольно чувствительно долбанул Константина в плечо. Если бы он не успел отскочить назад, соперник вторым ударом смог бы уложить его на пол.

Отскочить-то ему удалось, но теперь он оказался в крайне невыгодном положении — почти прижатым к столу, за которым сидел Василий. А Гаврила не торопился, мелкими шажками продвигаясь вперед.

Резко отклонившись вправо, Констан-

тин попытался нанести удар Гавриле в солнечное сплетение. Но «гренадер» успешно блокировал левую руку Панфилова и своим огромным кулаком наотмашь ударил Константина в челюсть.

Панфилов ощутил на губах соленый привкус крови. Это завело его окончательно. Чувствуя упиравшуюся ему в бедра крышку стола, Константин резко откинулся на спину и выбросил вперед правую ногу.

Удар каблука в плечо получился не точтобы очень сильным, но неожиданным. Гаврила отлетел на полметра назад, и Константину удалось выиграть несколько мгновений. За это время он успел спрыгнуть наноги и переместиться к правой стене. Теперь у него по крайней мере появилось пространство для маневра.

Гаврила по-прежнему осторожничал, вперед не рвался, ногами не размахивал. С таким противником Константин встречался едва ли не в первый раз в жизни. Нужен какой-то нестандартный тактический ход. И Константин нашел его.

Воспользовавшись тем, что путь к двери был свободен, Константин рванулся туда, подобрал с пола треснувшую пополам табличку с надписью «Саланг» и резким движением кисти отправил ее в голову «гренадера».

Неожиданный удар в ухо ошеломил Гаврилу. Он поднял руки вверх, на считанные доли секунды оставив корпус без прикрытия.

Константину понадобилась полная концентрация сил, чтобы воспользоватьсяэтой предоставившейся возможностью для атаки. Почти из положения сидя он прыгнул на противника и нанес ему прямой боковой удар в голень чуть пониже коленной чашечки.

Удар оказался настолько сильным и болезненным, что Гаврила мгновенно потерял равновесие и рухнул на колено. Со стороны это выглядело так, словно его ногу внезапно перерубили пополам.

Дальнейшее было делом техники. В полушпагате Константин ударил противника ногой в лоб чуть повыше переносицы.

Гаврила завалился на спину и, неловко взмахнув руками, ударился затылком о стол. В следующее мгновение он затих.

Василий, с тревогой наблюдавший за схваткой, наконец-то смог облегченно вздохнуть.

— Уф, — сказал он, наклоняясь через стол, чтобы взглянуть на поверженного противника. — Я думал, он тебя завалит.

Константин выпрямился, отряхнул брюки, вынул из кармана носовой платок и приложил к губе.

— По морде он мне все-таки дал, — сказал он, промахивая кровь.

— Ну-ка повернись, — произнес Василий.

— Что?

— У тебя штаны по шву разъехались, — заметил Трубачев.

Скосившись через плечо, Константин нащупал на брюках под поясом дырку в ладонь шириной.

— Твою мать, — ругнулся он, — итальянские…

— И рубашка в крови. Действительно, на левой стороне белой рубашки Константина появилось несколько небольших красных пятен.

— Ладно, пиджак надену — все прикроется.

Константин наклонился над Гаврилой, который застонал и пошевелился.

— Что за мудаки?.

— Афганцы, — сказал Трубачев, закуривая сигарету, которую он так и не выпустил из рук.

— Афганцы?

— А ты думал кто?

— Теперь уже неважно, что я думал.

Что ж, это объясняло многое. Люди Чернявого едва ли пришли бы сюда с пустыми руками. Да и руки у большинства из них были синими от росписей, сделанных на тюремных нарах. Именно поэтому их группировка называлась «Синими».

А у Гаврилы и у Черта ни одной татуировки Константин не заметил. Кстати, Черт по-прежнему стоял на четвереньках в ко-

ридоре, покачиваясь из стороны в сторону и негромко канюча:

— Уй, бля, уй, бля.

Только сейчас Константин почувствовал, что напряжение схватки спадает. Глубоко вздохнув и выдохнув несколько раз подряд) он успокоился, поправил съехавший набок галстук, снял со спинки стула пиджак, надел его и застегнул на все пуговицы.

— Василий, глянь-ка, сзади все нормально? — сказал он, поворачиваясь спиной к Трубачеву. — Дырки не видно?

— Порядок.

— Ладно, так что им от тебя надо?

— Как тебе сказать, — вздохнул Трубачев, — хотят, чтобы я сваливал отсюда.

— Почему?

— Они же местные, собираются свой союз зарегистрировать. А может, уже зарегистрировали.

— Не понимаю, — искренне удивился Константин. — Ты точно знаешь, что они афганцы? Может, урла какая-нибудь?

— Не урла, точно — махнул рукой Трубачев. — Вон тот, Черт, служил в роте охраны Сороковой армии. А Гаврила — спецназовец.

— Не может быть, — вырвалось у Константина.

— Еще как может.

— Так что же это за херня получается? Там все вместе воевали, под одними пулями ходили. А как домой вернулись, так готовы уже и глотки друг другу перегрызть. За что? Объясни, Василий.

— За что? За деньги, конечно. Льготы у нас, понимаешь? Кто раньше сел, тот раньше съел.

— А вместе никак нельзя?

— Я им предлагал. Но они говорят, что я самозванец и чтобы убрался отсюда.

— Неужели нельзя договориться? Нас же мало.

— Двоим на одном стуле не усидеть. Гаврила наконец очнулся и привстал на полу, держась рукой за ушибленный затылок.

— Ну ты и приложил меня, — хрипло сказал он, глянув на Константина.

— Мужики, я же вас предупреждал, — сказал Трубачев, — это Костя Панфилов. Не надо с ним связываться.

Константина охватило странное чувство брезгливости, перемешанное со стыдом и болью. Болью не физической, но душевной.

Армейское братство, скрепленное кровью и общей судьбой, рушилось прямо на глазах. Неужели нет в этом мире ничего надежного и настоящего?

— Ты где служил? — спросил Константин своего поверженного противника.

— Триста семидесятый отдельный отряд спецназа Двадцать второй отдельной бригады.

— Да какой же ты, к едрене матери, спецназовец, — взорвался Константин, — если на своего брата прешь?

Гаврила угрюмо молчал. Константин замахнулся на него кулаком.

— Сучий потрох!

Внезапно накатила горячая волна ненависти и презрения. Но Константин все-таки смог сдержаться. Опустив подрагивающий кулак, он мотнул головой, будто пытаясь избавиться от наваждения.

— Кто их прислал? — обратился Константин к Василию. — Или они сами по себе?

— Да есть там один. Матвеев его фамилия. Они его зовут Матвей.

— Где его можно найти?

— Не знаю. У этих спроси.

— Слышишь, ты, спецназовец, где твоего Матвея найти?

— Зачем он тебе? — хмуро поинтересовался Гаврила.

— Побазарить хочу. Ну?

— Мы по вечерам тренируемся в спортзале четвертого ПТУ.

— Проваливай с глаз моих долой и Черта своего забирай. А то вам долго еще не придется тренироваться.

Гаврила тяжело поднялся и, припадая на левую ногу, вышел из комнаты. В коридоре он помог подняться с пола своему спутнику, и вскоре непрошеные визитеры покинули подвал. Константин еще на минуту задержался — выкурить сигарету.

— Не думал я, что в этой жизни все так обернется.

— Вот поэтому я и не хотел возвращаться на гражданку, — сказал Василий. — Там все казалось проще. Свои, чужие, «духи» на одной стороне, мы на другой. Нет нам здесь места.

Константин долго молчал, дымя сигаретой. Все происшедшее не укладывалось у него в голове. Что-то не то происходит вокруг… Что-то не то.

Если даже люди, прошедшие бок о бок через огонь и смерть, готовы забыть обо всем и перегрызть друг другу глотки только за право доступа к кормушке. Да что же это за братство?

Кому верить, кроме самого себя?

Какой правде следовать, кроме своей?

Кто может дать на это ответ?