9. Работа по специальности
После второго завтрака, именуемого в поместье ланчем, Темногорская поманила Антонова пальцем и повела его за собой — на этот раз не вверх по лестнице, а вниз, где пахло плесенью и веяло сырой прохладой.
Пройдя по коридору, изогнутому, как дымоход, они остановились перед железной дверью, очень похожей на те, которые можно увидеть в старых бомбоубежищах и на военных объектах времен СССР. Передвинув пару рычажков и повернув маленький штурвал, Темногорская с усилием открыла дверь от себя. Запах плесени усилился, стало холоднее.
— Мой секретный бункер, — торжественно объявила Темногорская, включая электрический свет.
Антонов не стал озвучивать аналогии с Гитлером, пришедшие ему на ум, и они начали спускаться по узким каменным ступеням. На середине пути Темногорская остановилась и посмотрела на спутника снизу вверх.
— Подземелье сохранилось с древних времен. — Ее очки блестели, словно два немигающих стеклянных глаза, уставившихся на Антонова. — Многое пришлось переделать, но не все, не все…
Оборвав тираду многообещающим смешком, она продолжила спуск, придерживаясь рукой за каменную стену, лоснящуюся в свете ламп. Наконец они очутились на ровной площадке с низким сводчатым потолком. Здесь Антонов увидел еще две бронированные двери, расположенные напротив друг друга. Подойдя к одной из них, Темногорская взялась за штурвал и сообщила:
— Сейчас вы увидите кусочек настоящего Средневековья. Тот, кто построил усадьбу, знал, как держать холопов в узде. Не сказала бы, что его методы утратили свою актуальность в двадцать первом веке.
За открывшейся дверью Антонов увидел самую настоящую пыточную камеру, с потемневшей от времени дыбой, лавкой для порки розгами и жаровней, возле которой были разложены клещи, пилы, ломики и прочие устрашающие предметы.
— Здесь, — провозгласила Темногорская, — из русского мужичья веками выбивали лень, тупость и пьянство. Увы, занятие безнадежное.
Помолчав, чтобы совладать с голосовыми связками, Антонов небрежно обронил:
— Вы, как я погляжу, тоже вносите свою лепту в искоренение дикости нашего народа.
Он кивнул на дальний угол помещения, выложенный белым кафелем. Там мрачно поблескивал хромированный операционный стол с ремнями для рук и ног, а рядом стоял застекленный шкаф, в котором, наверное, хранились современные орудия пыток в виде хирургических инструментов и наркотических препаратов. Возможно, на его полках можно было отыскать столь любимые американцами электроды на присосках, крепящихся к наиболее чувствительным участкам человеческого тела.
Антонов неоднократно подвергался пыткам, а порой был вынужден сам устраивать допросы третьей степени. Но ему бы и в голову не пришло оборудовать для этого специальную комнату. Пытки были вынужденной мерой, к которой не станет прибегать нормальный человек без очень веской причины. А Темногорская явно гордилась своей камерой. Ее буквально распирало от удовольствия.
— Часто приходится здесь бывать? — спросил Антонов, голос которого звучал непривычно глухо… разумеется, из-за специфической акустики сырого подземелья.
— От случая к случаю, — небрежно ответила Темногорская. — Всем, кто нанимается ко мне в услужение, я устраиваю такую вот обзорную экскурсию. Людей полезно припугнуть, чтобы они старались быть лучше, чем есть на самом деле.
— Меня вы тоже решили припугнуть?
— Нет, что вы. К вам у меня особое отношение, Константин. Я готова вам довериться… до конца…
Тут Темногорская кокетливо — как ей думалось — улыбнулась, а Антонов кашлянул, чтобы не было заметно, как он передернулся от отвращения. Царевну-лягушку еще можно себе представить. Но царевну-жабу?!
— Идемте скорее, — позвала Темногорская своим низким насморочным голосом.
Подполковник подчинился.
Вторая дверь привела их в помещение, где не было ни намека на старину, а воздух явно вентилировался и радовал свежестью. Стены и потолок были отделаны дырчатыми звуконепроницаемыми плитами. На полу лежал толстый линолеум. В торце находилась длинная лавка, слева и справа возвышались две новые двери.
Темногорская повернулась к Антонову и спросила:
— Как вы думаете, какое оружие самое грозное на планете?
— Ядерное? — предположил он.
— Ошибочное мнение. Вы заблуждаетесь, как и остальные девяносто девять процентов человечества. Ядерное оружие потеряло смысл с появлением атомных электростанций. Кому нужны ракеты и бомбы, когда весь мир и так сидит на пороховой бочке. — Темногорская захихикала. — На «атомной», если так можно выразиться.
Открыв дверь, она завела Антонова в просторное, ярко освещенное помещение, обставленное и оформленное в современном офисном стиле. Здесь стояли удобные многофункциональные столы с компьютерными мониторами, крутящиеся кресла, элегантные шкафы для документации. На стене висела гигантская карта западной части России с прилегающими к ней европейскими странами.
Опустившись в одно из кресел, Темногорская жестом предложила Антонову последовать ее примеру.
— Самое опасное оружие, — сказала она, — здесь. — Ее палец прижался к виску. — Человеческий мозг. Ничего более разрушительного природа не создала и уже не создаст, потому что незачем.
Пока она разглагольствовала, Антонов бросил быстрый взгляд на карту, приметив на ней три черных флажка, воткнутых там, где, должны находиться атомные электростанции. Операция «Белладонна» не была плодом больного воображения. Темногорская действительно намеревалась осуществить свой замысел? Прикончить ее? Задушить, пронзив пальцами подушку жира на шее? Шваркнуть башкой об стену так, чтобы мозги разлетелись по всей комнате? Воткнуть ей в глаз ручку или карандаш из стаканчика на столе?
Убить Темногорскую можно было любым из перечисленных способов, а кроме того, Антонов знал немало других, и совесть не терзала его, если бы он применил их против этой ожиревшей бабы, готовой погубить четвертую часть России ради каких-то своих амбиций. Но вдруг операцию способен возглавить кто-то другой? Например, Шамиль или один из его смертников? Вдруг смерть Темногорской не устранит, а лишь усугубит опасность?
Чинно сложив руки перед собой, Антонов заставил себя слушать.
— Из этого кабинета, — говорила Темногорская, — я могу контролировать судьбу России… Да что там России! Всего мира!
— Да? — вежливо удивился подполковник.
Это должно было лишь раззадорить толстуху. Так и произошло.
— Да! — воскликнула она. — Перед вами сидит женщина, достойная управлять миром. Мой отец был выдающимся ученым, но его интеллект — ничто в сравнении с моим. Я самостоятельно разобралась в его трудах, провела кое-какие исследования и пришла к выводу, что, благодаря АЭС, наша планета заминирована. А значит, что? — Она подняла указательный палец. — Значит, человек разумный и предприимчивый не может не воспользоваться этим. И вот вы видите этого человека перед собой. — Она выпятила грудь. — И я намерена изменить ход всей современной истории.
— Понимаю, — сказал Антонов и незаметно посмотрел на часы.
Как бы незаметно. Это еще больше взбудоражило Темногорскую.
— Нет, вы не понимаете, — с жаром заговорила она. — Вы думаете, что перед вами ненормальная. Но сейчас вы убедитесь, что имеете дело с гением. Вам известно, как вырабатывается электричество?
— Ну, что-то там вращается, — неуверенно ответил Антонов.
— Не что-то, а генератор. А его приводит в движение турбина. А турбину?
— Э-э… Вода?
— Совершенно верно! — одобрила Темногорская. — Текущая или кипящая вода. Для ее подогрева используют уголь, газ, горючее или ядерные реакторы. Земной шар буквально нашпигован атомными электростанциями, но они то и дело выходят из строя. В семидесятые годы это несколько раз случалось в Америке, потом был Чернобыль, совсем недавно отличилась Япония… И всякий раз цивилизация находилась под угрозой полного уничтожения, потому что при нормальных условиях в реакторе происходит управляемая цепная реакция. Когда же выходит из строя система охлаждения, цепная реакция выходит из-под контроля. Знаете, что это означает, Константин?
Покопавшись в памяти, Антонов честно признался:
— Нет.
— Мало кто из обывателей ответил бы на этот вопрос, — усмехнулась Темногорская. — Все слышали про цепную реакцию, но далеко не все понимают, в чем ее суть. Между тем все так просто. Это стремительное возрастание температуры, которое неминуемо приводит к ядерному взрыву. В АЭС только охлаждающая система препятствует этому. Но стоит лопнуть трубе или треснуть какой-нибудь емкости… Дальше можете продолжить сами, Константин.
— Взрыв, — медленно произнес Антонов.
— Взрыв. И это не все. Потому что стержень реактора будет продолжать нагреваться, и с определенного момента его будет невозможно заглушить ни бетоном, ни сталью. Он попросту прожжет дыру и провалится в другое полушарие. Но и там расщепление атомов не прекратится. Цепная реакция, Константин, цепная реакция.
— Все это очень интересно и познавательно, — сказал Антонов, — но для чего вы рассказываете это мне? Я не камикадзе и ни за какие деньги не соглашусь участвовать в нападении на атомную станцию.
Тело Темногорской заколыхалось от смеха.
— О, в этом нет никакой необходимости! Станции давно захвачены.
— Как? — не поверил своим ушам Антонов.
— Послезавтра поймете, — сказала Темногорская. — Мой план уже воплощается в жизнь, Константин. — Но я не желаю гибели человечеству. Я всего лишь хочу перевести Россию на цивилизованный путь развития.
— Но каким образом?
— Сменив президента. Заменив его настоящим либералом со взглядами, ориентированными на Запад. И тогда прощай, немытая Россия! Прощай, страна дураков, воров и пьяниц!
Глазки Темногорской под линзами очков засверкали яростным, фанатичным блеском. Она свято верила в то, что говорила. Переубеждать эту одержимую поздно. Ее можно только убить.
Антонов посмотрел на свои руки, лежащие на столе.
— Если у вас все так замечательно, — молвил он, — то зачем тогда вы пригласили меня? Зачем понадобился этот спектакль на жердочке?
Темногорская наклонилась вперед так резко, что было слышно, как хрустнули ее позвонки.
— Чтобы операция увенчалась успехом, — сказала она, — я должна оставаться на свободе и в полной безопасности. Но есть человек, который может меня выдать. Потенциальный предатель. И от него необходимо избавиться. Это ведь по вашей части, Константин?
Антонов изобразил недоумение:
— С чего вы взяли, будто я киллер?
— Бросьте, бросьте! Я все о вас знаю. В последний раз вас наняла одна преступная группировка, но вы не выполнили заказ и скрылись с авансом в размере 50 тысяч долларов.
Антонов хмыкнул. Можно было лишь подивиться богатой фантазии тех, кто выдумывал биографию капитана Константина Заслонова.
— Рано или поздно бандиты вас найдут, и тогда вам не поздоровится, — продолжала Темногорская, стараясь придать тону сочувственные нотки. — Но выход есть.
— Какой? — спросил Антонов с самым угрюмым видом, на который был способен.
— Получить от меня сто тысяч. Расплатитесь с бандитами, еще и на жизнь останется.
— На весьма скромную жизнь.
— Хорошо, — быстро произнесла Темногорская, — пусть будет сто пятьдесят. Это больше вашего обычного гонорара, но вы того стоите.
— Откуда вы знаете?
— О, я умею добывать информацию. Это один из моих многочисленных талантов. Например, я прекрасно осведомлена о том, чем, когда и за что вас награждали. Есть у меня и список наложенных на вас взысканий. А также список людей, в убийстве которых подозреваетесь вы, Константин.
— Мало ли, кто кого в чем подозревает, — пробормотал Антонов. — Говорите, сто пятьдесят штук зелени?
— Именно так, — подтвердила Темногорская. — Сто пятьдесят штук зелени, как вы изволили выразиться.
— Ладно, я согласен. Но за двести.
— Вы меня грабите.
Антонов хитро прищурился:
— И это говорит мне женщина, в доме которой висит подлинник Шишкина? Женщина, у которой куча охранников и собственный вертолет?
На лице Темногорской отразилась внутренняя борьба. С одной стороны, ей было жалко денег… даже если она и не собиралась с ними расставаться. С другой стороны, ее хвастливая натура была польщена высокой оценкой Антонова. Наконец она улыбнулась, причем лишь одной половиной рта, потому что вторая горестно поползла вниз.
— Не будем торговаться. Двести так двести.
— Кто клиент? — деловито осведомился Антонов.
— Один кавказец, — ответила Темногорская. — Его зовут Шамиль.
— Это имя мне ни о чем не говорит. У него есть фамилия? Адрес? Друзья, родственники?
— Вам они не понадобятся.
— Как же я стану его искать.
— И искать никого не придется, — сказала Темногорская. — Шамиль живет у меня. Инкогнито. Вы просто войдете к нему и выполните свою работу.
— Согласен, — сказал Антонов. — Ведите.
— Не так быстро, Константин. Сперва Шамиль должен кое-что сделать для меня.
— А! Прикончить вашу сестренку?
Глаза Темногорской вылезли из орбит:
— Кто вам сказал такую глупость?
— Никто. — Антонов пожал плечами. — Сам слышал. Сегодня, когда я был в библиотеке, какой-то мужчина в коридоре хвастал по телефону, что свернет голову одной хорошенькой девчонке, а перед этим ее трахнет… Ничего, что я выражаюсь так прямолинейно?
Антонов посмотрел на толстуху, проверяя, проглотила ли она наживку. Проглотила, да еще как. Услышав про телефонный разговор, она вся затряслась от бешенства.
— С-сукин сын, — вырвалось шипение из ее побледневших, втянувшихся внутрь губ. — И с кем же он говорил, хотела бы я знать?
Антонов снова передернул плечами.
— Понятия не имею. Все эти чучмеки ужасно хвастливы. Нужно осторожнее подбирать… э-э, исполнителей, Белла Борисовна.
— С-сукин сын, — повторила Темногорская, думая о своем. — Что он еще говорил по телефону?
— Про какие-то группы, — небрежно обронил Антонов. — Но я не очень вник, потому что он отошел дальше, а потом закрылся в какой-то комнате.
— Проклятый предатель!
— А вы отведите меня к нему. С Павлиной я и сам могу разобраться. Да хотя бы завтра.
Темногорская подозрительно уставилась на собеседника:
— Не очень-то вы похожи на человека, готового убивать девушек ни за что ни про что.
— Во-первых, внешность обманчива, — ухмыльнулся Антонов. — Во-вторых, Павлина слишком задирает нос. Дает понять, что я в ее глазах ничтожество. Посмотрим, что она запоет, когда…
Антонов сделал вид, что кого-то душит. Его сердце билось часто и сильно. Нестандартный ход позволял ему вывести Павлину из-под удара. Кроме того, он получал возможность ликвидировать одного из самых опасных террористов современности. Главное, чтобы Темногорская приняла блеф за чистую монету. Ну? Долго еще она будет молчать, раздувая щеки?
Пауза продлилась не менее двух минут. Потом, взвесив все за и против, Темногорская согласилась:
— Хорошо, но за девчонку больше двадцати тысяч не дам.
Антонов беспечно махнул рукой:
— Годится. Всего двести двадцать. Теперь скажете, как пройти к Шамилю?
— Да, — проворчала Темногорская. — Но сразу предупреждаю, оружия вы не получите. Шамиль тоже безоружен, так что разделаетесь с ним голыми руками. Судя по тому, как вы справились с Игнатом, для вас это не составит труда.
— Да ради бога, Белла Борисовна.
— Отныне можете называть меня Белладонной.
Это было произнесено так, будто Антонов должен был почувствовать себя на седьмом небе от счастья.
— Ради бога, Белладонна, — сказал он. — А как насчет денег?
— Через пару дней вы получите карту «Виза», на которой будет храниться оговоренная сумма, — ответила Темногорская, после чего ее глаза за стеклами очков непроизвольно метнулись из стороны в сторону, словно пара юрких тараканов. — Счет будет открыт в одном из самых респектабельных швейцарских банков. Устраивает?
— Звучит неплохо. Но я привык брать аванс.
— Значит, отвыкайте, — отрезала Темногорская, вставая. — Пора обедать. Что-то я ужасно проголодалась. Нервы.
«Ага, — мысленно откликнулся Антонов, последовавший за ней. — Все прожорливые бегемотихи, которые лопают с утра до ночи, ужасно нервные. Такие чувствительные, утонченные натуры».
— Не волнуйтесь, — произнес он вслух. — Считайте двумя проблемами у вас меньше. Только не спугните Шамиля. Если он узнает, что его подслушивали…
— Вы меня за идиотку принимаете? — возмутилась Темногорская.
«Нет, за мерзкую кровожадную тварь», — подумал Антонов.
— Что вы, Белладонна, — сказал он. — Вашему уму можно только позавидовать. Придумать такой план… — Он покачал головой, цокая языком. — Гениально, просто гениально.
Выходящая из двери Темногорская остановилась столь резко, что не успевший затормозить Антонов наткнулся на ее зад. Ощущение было такое, словно под ее балахоном были спрятаны две теплые подушки.
— Оценили, значит? — спросила она.
— Кто бы не оценил, — пробормотал Антонов, пробираясь мимо нее бочком.
— Знали бы вы, сколько мелочей, сколько деталей пришлось учитывать! — заговорила Темногорская, уже не торопящаяся покидать подвал и позабывшая о голоде. — Взять хотя бы этого подонка Шамиля. Он понадобился мне как посредник, имеющий связи с террористическими организациями. Через него мне удалось отыскать фанатиков, способных захватить АЭС. Но заплатить за них обязался Шамиль — из тех денег, которые я ему пообещала, но никогда не заплачу. Вы следите за мыслью? — Дождавшись, когда Антонов в знак согласия кивнет, Темногорская продолжала, заметно возбуждаясь от собственного красноречия. — И подобных дел я провернула в своей жизни немало, можете мне поверить, Константин.
— Не сомневаюсь, — сказал Антонов.
Темногорская взяла его за руку повыше локтя, словно боясь, что он сбежит, не дослушав ее страстного монолога.
— Теперь возьмем группы захвата, — вещала она. — Обычные люди тут бы не сгодились, требовались именно смертники, готовые распылиться в ядерном взрыве. Лично я не думаю, что до этого дойдет, но кто знает, кто знает… — Темногорская наморщила лоб, собираясь с мыслями. — Так вот, с исчезновением Шамиля контроль над группами переходит ко мне, я об этом позаботилась. Он собрал их, подготовил, а выполнять они станут мои и только мои приказы. Причем ни одна живая душа не будет знать, кто стоит во главе операции.
Все это было так, и Антонов не мог не оценить коварства Темногорской. Но ее изобретательность была изобретательностью шизофренички, потому что на карту ставились жизни десятков, а может, и сотен тысяч россиян. Только в безумную голову могла прийти идея подпустить фанатиков к ядерным реакторам.
Отпустив Антонова, Темногорская начала с сопением взбираться по каменным ступеням. Поднимаясь за ней, он думал, что уже завтра утром эту толстую психопатку будут допрашивать на Лубянке, и при одной мысли об этом ему становилось легче.
— Чем я больше вас слушаю, — сказал он, — тем больше убеждаюсь, что вы чертовски умны. Но…
— Но? — поторопила собеседника Темногорская, с облегчением завершившая подъем.
— Это меня не радует, — сказал Антонов, — совсем не радует.
— Почему?
— Сегодня вы решили избавиться от Шамиля, а завтра придет мой черед. Пообещаете вознаграждение Лосю, затем закажете его самого. И деньги целы, и тайна сохранена. Та самая цепная реакция, о которой вы так интересно рассказывали. Принцип домино.
Темногорская просияла, словно услышала комплимент.
— Верно мыслите, Константин. Но в ваш логический ряд вкралась одна ошибка.
— Какая же? — спросил Антонов.
— Игнат служит мне не первый год, и до сих пор жив, потому что доказал свою благонадежность. Не разочаровывайте меня, и все будет в порядке. В противном случае…
Темногорская отвернулась, взявшись за штурвал бронированной двери.
— В противном случае? — напомнил Антонов.
— Вы очень и очень пожалеете, что не умерли вовремя, — сказала Темногорская.
Дверь отворилась, выпуская их наружу, а потом захлопнулась, как крышка самого тяжелого в мире гроба.
* * *
Застать Шамиля врасплох не удалось. Видимо, он обладал дьявольски острым слухом. Услышал приближение Антонова еще до того, как тот вошел в указанную Темногорской комнату, или ощутил опасность каким-то звериным чутьем. Во всяком случае, Шамиль не валялся на кровати и не сидел спиной к двери, а стоял у дальней стены подле окна, поигрывая металлической тростью.
— Что надо? — грубо спросил он, потом бросил взгляд на ноги Антонова и усмехнулся. — Можешь не объяснять. Тебя прислала эта жирная жаба?
Антонов, разувшийся на втором этаже и оставивший обувь за дверью, ничуть не смутился.
— Ага, — ответил он просто.
— Убивать меня пришел? — поинтересовался Шамиль.
— Рисовать, — сказал Антонов. — С натуры. Тебе придется не шевелиться очень долго. Фактически, до второго пришествия.
— Смешно.
Шамиль не улыбнулся. На нем не было ничего, кроме атласных боксерских трусов ярко-красного цвета. Он не отличался высоким ростом или рельефной мускулатурой, но был хорошо сложен и излучал уверенность человека, умеющего постоять за себя. Человека, отправившего на тот свет так много людей, что почти уверовал в собственное бессмертие.
— Это была не шутка, — сказал Антонов, быстро пересекая комнату.
На четвертом шаге он остановился. Трость в руках Шамиля разъединилась. Ненужную половину он небрежно швырнул на пол. Второй, из которой торчал двадцатисантиметровый клинок, рассек воздух замысловатым молниеносным зигзагом.
— Не передумал? — спросил он.
Вместо ответа Антонов вытащил нож, из которого выскочило короткое, тонкое и острое, как бритва, лезвие. Еще полчаса назад нож находился там, куда его поместили умельцы из технического отдела — в левой ручке дорожной сумки Антонова. В принципе, он взял его исключительно для подстраховки, памятуя о предупреждении Темногорской насчет оружия. Оказалось, это было сделано не зря. Интуиция у подполковника была развита не хуже, чем у стоящего напротив террориста.
— Не передумал, — сказал он, понемногу смещаясь то влево, то вправо.
— Эта сука тебя кинет, — сказал Шамиль, не спуская глаз с ножа в кулаке Антонова. — Как решила кинуть меня. Предлагаю порешить ее саму, а все, что найдем в доме, поделить поровну. Одно ее бриллиантовое ожерелье на лимон тянет.
Антонов кивнул.
— Я знаю.
Шамиль подмигнул:
— Ну что, договорились?
Решив, что бдительность противника усыплена, он сделал выпад, едва не проткнув левое плечо Антонова.
Подполковник отпрянул, обдумывая тактику боя. Короткая своего рода пика не позволяла приблизиться к ее обладателю вплотную. Можно было взяться за лезвие ножа и, красиво размахнувшись, метнуть его, как это делают киногерои. Но жизнь сильно отличается от происходящего на киноэкране. Для метания предназначены лишь специальные ножи с правильно сбалансированной рукояткой. Остальными можно дырявить двери на радость неискушенным зрителям, но убить или хотя бы серьезно ранить ими человека невозможно.
Пока Антонов маневрировал, не зная, как подступиться к противнику, тот сделал еще пару пробных выпадов. Клинок, которым он орудовал, был трехгранным и представлял собой штык с незаточенными краями. Опасаться следовало лишь острия.
Обнаруживший это Антонов стал действовать смелее. То наступая, то отступая, он хотел вынудить Шамиля сделать очередной выпад, чтобы схватиться за клинок и, шагнув вперед, вспороть ему брюхо одним точным движением, как будто расстегивая куртку на «молнии» — от паха до грудины.
Первая попытка оказалась неудачной. Штык проткнул левую ладонь Антонова и, выскальзывая наружу, порезал ему пальцы, так что совсем тупыми грани не были. Наносить новый укол Шамиль не спешил, ограничиваясь тем, что не позволял приблизиться к себе на расстояние удара.
— Давай, — поддразнивал он Антонова, — подходи. Или ты не мужчина?
Задачу затрудняло то обстоятельство, что чеченец владел своей пикой с необычайной ловкостью. Вряд ли он занимался в детстве фехтованием или играл с деревянным мечом, потому что у горцев это было не принято. Скорее всего, мастерское обращение с холодным оружием было у него в крови.
Антонов вытер порезанную руку о занавеску и отпрыгнул в сторону: как раз вовремя, чтобы не оказаться насаженным на оружие Шамиля. Находиться у окна было опасней, чем у двери, потому что здесь было меньше свободного пространства, но Антонов пошел на риск умышленно. Уходя от удара, он стремительно наклонился и завладел второй половинкой трости, представлявшей собой легкую, но достаточно длинную дубинку для того, чтобы ею можно было отбиваться.
— Тебе это не поможет, — заявил чуть запыхавшийся Шамиль.
— Посмотрим, — сказал Антонов.
Теперь он чувствовал себя уверенней, держа в левой руке палку с рукояткой, а в правой — нож.
Не давая ему освоиться, Шамиль пошел в атаку, но Антонов отбил пику палкой, а сам пустил в ход сверкающее лезвие, попытавшись полоснуть им противника по глазам. Тому удалось сохранить зрение лишь благодаря отчаянному прыжку назад.
К этому моменту комната находилась в полном беспорядке из-за сорванных гардин, опрокинутых стульев и прочих предметов, валяющихся на полу. Чтобы не споткнуться и не упасть, сражающимся приходилось проявлять чудеса ловкости и изворотливости. Пританцовывая, лавируя и делая прыжки, они перемещались от стены к стене, из угла в угол, не переставая угрожать друг другу своим оружием.
Чем дольше продолжался поединок, тем лучше у них получалось сражаться. Лица обоих лоснились от пота, дыхание сбилось, но движения не утратили стремительности. Шамиль обладал отличным глазомером и двигался весьма проворно, но ему пришлось иметь дело с не менее опасным противником. То дубинка, то короткий клинок ножа обрывали атаку и Антонов сам наносил удары, каждый из которых мог бы стать для чеченца последним, зазевайся он хоть на секунду.
Снова и снова он яростно бросался на противника, хотя ему надо было бы просто загнать его в угол и там пригвоздить к стене, как таракана. Но Шамиль упрямо пытался уколоть Антонова в лицо или в корпус, в то время как ему следовало метить в руки или даже в ноги. Эти ошибки не прошли ему даром. Внешне это никак не проявлялось, но Антонов интуитивно чувствовал, что Шамиль теряет силы. Трехгранный штык устремлялся вперед все реже, отбивать его становилось все легче.
Наконец, улучив момент, подполковник подцепил вражескую руку рукояткой трости и повернул против часовой стрелки. Несколько минут назад Шамиль играючи избавился бы от захвата и сам перешел в наступление, но его реакция уже притупилась, и внезапная атака застала его врасплох. Он выпустил из пальцев свою пику и, описав дугу, та грохнулась на пол.
На мгновение противники застыли, каждый по-своему ошеломленные случившимся. Антонов был потрясен тем, что сумел проделать этот фокус. Шамиль ожидал смертельного удара, который должен был последовать сразу после того, как он остался без оружия.
Первым опомнился он. Антонов прыгнул вперед, но было поздно. Издав победоносный гортанный возглас, Шамиль подхватил свою пику и едва не вонзил ее в нападающего.
С этого момента он действовал более осторожно и держал свою половинку трости обеими руками, нанося ею не только колющие кудары, но и рубящие. Он сражался аккуратно и расчетливо, явно намереваясь измотать Антонова, чтобы нанести неотразимый удар. Будучи моложе, он считал себя выносливее и решил воспользоваться этим преимуществом.
Подполковнику это было на руку. Он больше не атаковал, а только отступал, все сильнее раззадоривая противника. Наконец, Антонов сделал вид, что поскользнулся, и припал на левую ногу. Словно удерживая равновесие, он отвел руку с ножом в сторону и увидел, как в глазах чеченца зажглись торжествующие огоньки. Он замахнулся пикой слева, чтобы нанести удар с незащищенной стороны.
Но в тот момент, когда его рука была еще занесена над головой, Антонов сделал короткий выпад, выставив нож. Лезвие мягко вошло Шамилю в живот и засело по самую рукоятку. Его лицо посерело и обмякло.
— Это еще не все, — сказал Антонов, проворачивая лезвие.
Трость выпала из ослабевшей руки Шамиля. Он стал заваливаться вперед, но Антонов толкнул его ладонью под подбородок, а когда окровавленное лезвие вылезло наружу, всадил его еще три раза подряд, целясь в разные уязвимые места.
Шамиль лишь беззвучно открывал рот при каждом ударе.
— Теперь все, — сказал Антонов. — Можешь падать.
Словно услышав приказ, Шамиль опрокинулся навзничь. Его живот и грудь стали такого же цвета, как и его шорты. Он умирал медленно, поскуливая и суча ногами по полу.
Не обращая на него внимания, Антонов тщательно вытер нож и спрятал его в карман. Потом взял выроненную Шамилем половинку трости и вогнал ему штык в горло. Это не было ни актом милосердия, ни проявлением садизма. Просто Антонов не собирался признаваться Темногорской, что у него был припрятан нож. Ему было велено войти к чеченцу без оружия, он так и поступил. И не его вина, что Шамиль пронес в комнату разборную трость с секретом.
— Ну что, ты сдох? — спросил Антонов, склоняясь над жертвой.
Ответом был свистящий хрип, вырвавшийся сквозь стиснутые зубы террориста. Это и был тот самый последний выдох, с которым, как считается, души умерших покидают мертвые тела. Но Антонов не верил в существование душ, их переселение и новые воплощения. Потому что в таком случае его работе не было бы ни конца, ни краю. А он устал убивать. Он был еще не стар и верил, что когда-нибудь сможет зарабатывать себе на жизнь каким-нибудь иным способом.
