Книга: И не таких гасили
Назад: 9. Работа по специальности
Дальше: 11. Вопросы без ответов

10. Прорыв с боем

Названия трех атомных электростанций не выходили у Антонова из головы до самого вечера, прокручиваясь в мозгу, как старая заевшая пластинка.
Калининская АЭС на берегу озера Удомля в Тверской области… Ленинградская АЭС в городе Сосновый Бор на берегу Финского залива… Ростовская АЭС под Волгодонском на берегу Цимлянского водохранилища…
Калининская, Ленинградская, Ростовская…
АЭС, АЭС, АЭС…
Его познания об атомных реакторах оставались поверхностными, несмотря на штудирование специальной литературы. Но не нужно иметь семи пядей во лбу, чтобы представить себе, чем может закончиться авантюра, задуманная толстой психопаткой, называющей себя Белладонной. И, закрывая глаза, Антонов явственно видел ядовитый ядерный гриб, набухающий на горизонте. Один гриб, второй, третий… А потом темнота — полная, беспросветная.
Не раз и не два Антонов перебирал в уме все известные ему факты, стараясь определить слабые места в плане «Белладонна». Ему было известно, что операция начнется в полдень в понедельник. Он знал также, что пульты управления трех станций подлежат захвату группами смертников. Хотелось бы получить более подробную информацию, однако на сбор ее уже не оставалось времени.
Бежать днем Антонов не стал, понимая, что не добьется этим ничего, кроме переполоха в стане врага. Но ожидание ночи было томительным, как никогда. Время ползло медленнее улитки, заставляя Антонова понапрасну сжигать энергию, бурно вырабатывавшуюся в его организме. Бездействие сводило его с ума. Ему так не терпелось предстать с докладом перед Вторым, что он был готов отдать год жизни за такую возможность.
Он решил попросить разрешения присутствовать при захвате поместья, потому что хотел посмотреть в глаза жирной твари, возомнившей, что ей позволено решать судьбу России. Антонов не был ярым сторонником действующего президента, но считал, что тот может смениться лишь в результате законных выборов. Ему была противна сама мысль о том, что какие-то заокеанские умники намереваются посадить на трон своего ставленника, который станет плясать под их дудку. Но ужаснее всего была перспектива той самой неуправляемой цепной реакции, о которой с таким жаром рассказывала Темногорская.
Расправа над боевиком и террористом, пролившим реки крови, лишь отчасти утешала Антонова. Смерть Шамиля ничего не меняла в существующем раскладе. Угроза, нависшая над страной, не миновала. Местонахождение и имена участников захвата оставались загадкой. Все это и многое другое следовало выжать из Белладонны, когда она будет арестована. Пока что лишь оставалось вежливо улыбаться, слушая ее разглагольствования за столом, накрытым для ужина.
Одновременно поглощая сразу несколько блюд, она говорила о необходимости демократических преобразований, о гуманизме и пацифизме, о том, как мир постепенно становится единым целым, и о неминуемом слиянии всех народов в одно большое человечество. И все это было бы прекрасно, если бы не истинные цели и устремления Темногорской, скрывающиеся за цветными фасадами. Совсем недавно Антонов уничтожил человека, с которым она не хотела делиться. А рядом с ней за столом сидела девушка, тоже приговоренная к смерти. И жители трех густонаселенных областей России устраивались перед своими телеящиками, не подозревая, что их жизни и жизни их близких висят на волоске.
Слушая рассуждения Беллы Борисовны, Павлина смотрела в тарелку и механически пережевывала пищу, очевидно, не чувствуя ее вкуса. Антонову тоже было не до еды, и тем не менее он ел, снабжая свой организм калориями, белками и витаминами, что было жизненно необходимо — силы ему потребуются в ближайшее время.
Сегодня он не имел права на слабость. И права на ошибку не имел. Слишком многое зависело от него.
Выговорившись, Темногорская умолкла и продолжала есть уже без прежнего азарта, бросая на Антонова исподлобья угрюмые взгляды. Возможно, как все люди, склонные к болтливости, она уже жалела о том, что рассказала больше, чем требовалось.
Закончив трапезу, Темногорская властно похлопала Павлину по плечу, подавая ей сигнал встать и отправиться восвояси. Они одновременно поднялись, и Антонов с удовольствием проделал то же самое. Ему не терпелось остаться если не в одиночестве, то подальше от ненасытной хозяйки поместья, которая за ужином проглотила не меньше пяти килограммов съестного.
— Желаю приятных снов, — прогнусавила Темногорская, даже не пытаясь придать своей физиономии приветливое или хотя бы любезное выражение. — Завтра утром физические упражнения на свежем воздухе отменяются, так что не просыпайтесь слишком рано.
— Почему отменяются? — спросил Антонов.
— Потому что с этой минуты мы переходим на осадное положение. Контакты с внешним миром сокращаются до минимума.
— Вас понял.
Антонов мысленно порадовался тому, что никто в этом доме не догадывается о наличии у него маленького, но чрезвычайно острого и прочного ножа. Неплохо изучив натуру Темногорской, он не сбрасывал со счетов вероятность того, что она решила избавиться от него, как избавилась от Шамиля. Что ж, пусть Лось только попробует сунуться к нему! Правда, если он сделает это с карабином в руках, а карабин тот будет заряжен картечью…
Тихий, как шелест, голосок Павлины вывел Антонова из задумчивости.
— Покойной ночи, — пролепетала она, изобразив нечто вроде намека на книксен.
— Пока, — небрежно произнес он, а его сердце между тем застучало сильнее, потому что быстрый взгляд из-под девичьих ресниц сказал ему, что ночью Павлина будет у него и что она готова на все.
* * *
Дворецкий проводил Антонова в апартаменты для гостей, попрощался, вышел и закрыл за собой дверь. Раздался уже знакомый щелчок, свидетельствующий о том, что замок захлопнулся и взят под электронный контроль. Теперь все зависело от того, проберется ли сюда Павлина.
Решив не рассматривать отрицательный вариант, Антонов занялся укладкой своих вещей. Нож он спрятал в тайник в ручке сумки, саму ее аккуратно заполнил вещами, а на себя надел широкий пояс, в котором хранились деньги и еще кое-какие секреты для экстренного случая. После этого он дважды провел ладонью по правому карману джинсов, убеждаясь, что ключи от машины на месте. В другом переднем кармане хранился кусочек пластмассы, вырезанный из подоконника.
Светлую рубашку Антонов заменил темной футболкой, и, решив, что больше ему заняться нечем, отправился в ванную бриться, как всегда поступал перед особенно ответственными событиями. Когда череп и лицо перестали отзываться шорохом на прикосновения бритвы, он ее сполоснул, вытер и вынес из ванной вместе с другими туалетными принадлежностями. На этом сборы закончились. Антонов развалился на кровати и стал грызть леденец, перемещая палочку из одного угла рта в другой.
Время продолжало тянуться, и он — в который раз за сегодня — мысленно обратился к операции «Белладонна».
Из того, что было известно Антонову об атомных электростанциях, следовало, что они надежно защищены и находятся под бдительной охраной специально обученного персонала. Пульты управления, насколько понимал подполковник, были практически неприступны и долгое время могли функционировать в автономном режиме. Это-то его как раз и беспокоило сильнее всего. Если Темногорская действительно придумала, как захватить командные пункты станций, то выкурить оттуда террористов будет крайне сложно… или невозможно. А любые попытки сделать это неизбежно закончатся отключением охлаждающей системы реактора. Ведь насколько понял Антонов, это и было главным пунктом программы, изложенной Темногорской.
Требовать денег она не станет. Ей заплатят друзья-американцы, которые одобрили план в целом. Темногорская будет добиваться добровольной отставки президента. А террористы, захватившие пульты управления, будут в это время держаться за рычаги, тумблеры или кнопки, способные коренным образом изменить политический строй в России… или уничтожить огромную часть ее населения. Цепная реакция, сказала Темногорская. Реакция, которая, выйдя из-под контроля, уже никогда не остановится сама по себе.
Уйдет много времени, прежде чем правительство РФ поверит в реальность угрозы. Потом государственные мужи станут спорить, должны ли они уступать шантажистам. После этого дебаты начнутся среди силовиков, которые будут решать, кто и как будет брать террористов. А президент, получающий множество противоречивых сведений и взаимоисключающих советов, будет пребывать в нерешительности, не зная, как ему поступить. Сколько часов это займет? А ведь Темногорская даст на размышление всего лишь одни сутки. И у кого-то из захватчиков могут попросту не выдержать нервы. Одно неверное движение, и мир полетит в тартарары.
Вероятность этого была очень велика… слишком велика, чтобы играть с огнем. Ситуация представлялась Антонову еще более опасной, чем спрятанная где-нибудь в мегаполисе мощная атомная бомба с часовым механизмом, потому что три радиоактивных джина, выпущенные на свободу, были способны заразить большую часть России, пригодную для проживания, с ее полями, городами, водными ресурсами.
Антонов еще раз спросил себя, а не надежней ли прикончить Темногорскую прямо здесь, например, за завтраком, чем совершать побег и оповещать руководство? Ответ был снова отрицательный. Белла Борисовна Темногорская проявила себя особой, способной скрупулезно продумывать каждую мелочь. В одиночку Антонов не мог остановить запущенный ею механизм. Кроме того, убив среди бела дня хозяйку поместья, он сам превращался в мишень. Одна пуля, пущенная ему в голову, и вся информация, собранная им, будет пущена по ветру. И тогда может случиться непоправимое.
Антонов не заметил, как задремал. Его разбудил звук открывающегося замка. В мгновение ока спрыгнув с кровати, он подскочил к двери и придержал ее. Вошедшая Павлина ойкнула.
— Все в порядке, — произнес подполковник хриплым спросонья голосом.
— Ты меня испугал, — пожаловалась девушка.
На этот раз она явилась не в ночной рубашке, а в обрезанных по колено джинсах и ветровке поверх желтой маечки с красной божьей коровкой на груди. На плече у нее висела довольно объемистая кожаная сумка.
— На свете есть создания пострашнее меня, — сказал Антонов, запуская руку в карман.
— Я не в том смысле…
— А я в том самом.
Достав пластмассовую заготовку, Антонов сунул ее в углубление, предназначенное для язычка замка. После этого он закрыл дверь, услышал приглушенный щелчок, означающий, что на охранном пульте не мигает тревожный огонек, сигнализирующий о том, что гостевые покои не заперты. Лишь бы никто не спохватился за те четверть минуты, пока девушка входила к Антонову.
Он подмигнул ей:
— Молодец, что пришла. Считай, мы свободные птицы.
Она с сомнением покачала головой:
— Ой, не знаю. Сначала надо выбраться отсюда.
— Выберемся, — пообещал Антонов. — Трубку принесла?
Павлина захлопала ресницами:
— Трубку?
— Телефон. — Поразмыслив, подполковник на всякий случай уточнил: — Мобильный.
— Ах да, конечно…
Девушка суетливо полезла в сумку и достала оттуда изящный перламутровый мобильник. Взяв его, Антонов нажал кнопку включения, посмотрел на дисплей и, стараясь не психовать, спросил неестественно добрым голосом:
— Подзарядное с тобой?
— Что? — спросила Павлина, видимо не отличающаяся особой сообразительностью в это время суток.
Антонов заставил себя улыбнуться.
— Подзарядное устройство, — растолковал он. — Дело в том, что твой «Самсунг» разряжен. Полностью.
— Ой! — воскликнула девушка, схватившись обеими руками за лицо.
— Ты это уже говорила, — сказал Антонов. — И «ой» и «ай». Так как насчет подзарядки?
Она уронила руки вдоль туловища, поникла и помотала головой:
— Нет. Я не захватила.
Захотелось отвесить ей оплеуху. Так сильно, что руки зачесались. Сунув их в карманы джинсов, Антонов несколько раз качнулся с пятки на носок и обратно. Глубокий вдох… выдох… Вдох… выдох…
— Ничего страшного, — сказал он. — Найдем телефон где-нибудь по дороге.
— Тебе очень нужно позвонить, да? — спросила Павлина, виновато глядя на него.
— Не то чтобы очень. Просто послезавтра твоя родственница собирается уничтожить полстраны, и я думал, может, стоит сообщить об этом в Москву? Но дело не очень срочное и, раз ты забыла зарядить трубку, то оно потерпит.
— Извини… Я еще никогда не убегала из дому. Я так волновалась, что чуть не упала в обморок по дороге. Руки до сих пор трясутся. Вот…
Она выставила перед собой обе пятерни с подрагивающими пальцами. Жест послушной девочки, показывающей родителям вымытые руки.
— Забудь, — буркнул Антонов. — С кем не бывает. Выкрутимся. — Он кивнул на кресло. — Садись. И постарайся успокоиться.
Павлина повиновалась. Держась за ремень своей сумки, как утопающая за соломинку, она робко спросила:
— Разве мы не должны спешить?
«Одна уже поспешила», — съязвил Антонов, но только мысленно. Вслух было произнесено другое:
— Нет. Еще слишком рано.
— Но темнота все равно не наступит, — предупредила Павлина. — Белые ночи.
— Я в курсе, — сказал Антонов. — Но люди имеют обыкновение дрыхнуть и белыми ночами, верно? Вот пусть и заснут как можно крепче.
— Как скажешь. Я просто спросила.
Антонову показалось, что Павлина вот-вот разревется. Он обозвал себя кретином. Перед ним сидела не просто девушка, а девушка, практически не знающая жизни. Ее продержали в этой дыре, как узницу, лишили даже возможности общаться по Интернету с ровесниками, а потом вообще обрекли на смерть. Неужели всего этого недостаточно, чтобы относиться к Павлине со снисхождением?
Сделав шаг в ее сторону, Антонов вовремя сориентировался и сел на кровать. Он подавил в себе желание приласкать девушку. Известно, чем заканчиваются подобные ласки. Сначала ты гладишь ее по головке, а потом…
Велев внутреннему голосу заткнуться, он спросил:
— Что новенького в вашем замке?
— Этот противный Лось грозился с тобой расправиться, — ответила Павлина. — Он говорил об этом Белле в холле. Из-за выбитых зубов шепелявил, но разобрать было можно. Лось ужасно злился, а Белла просила его потерпеть, мол, не сейчас, Игнат, позже.
— Забудь об этом, — отмахнулся Антонов.
— Я бы хотела, но не получается. Потому что я… Потому что ты…
Губы Павлины запрыгали, давая понять, что она едва сдерживает слезы. Антонову не хотелось ни видеть, как она плачет, ни слушать сопливые девичьи бредни про любовь с первого взгляда или что-нибудь в этом роде.
— Смени пластинку, — грубовато произнес он.
— Какую пластинку? — не поняла Павлина.
Он совсем забыл, что пластинка для девушки ее лет — все равно что для него паровоз или арифмометр.
— Диск, — сказал Антонов. — Так доходчивей?
Она кивнула поникшей головой.
— Как работают ворота? — спросил подполковник, не давая ей времени сосредоточиться на своих обидах, комплексах и капризах. — Если мы не проскочим ворота сразу, то придется несладко. Родственница показывала тебе комнату для пыток в подвале?
— Еще в детстве, — тихо ответила Павлина, по-прежнему не поднимая головы. — Меня потом долго мучили кошмары.
— Так вот, если ты не хочешь оказаться там опять, то тебе лучше рассказать мне про ворота. Подробно и доходчиво.
— Мне нечего рассказывать. Я ничего не понимаю в механизмах…
«И в самом деле, — подумал Антонов. — Нашел кого спрашивать». Он хотел незаметно перевести дух и уже набрал полную грудь воздуха, когда услышал:
— Но зато у меня есть дубликат пульта. Я ведь иногда выезжаю покататься.
Антонов шумно выпустил воздух из легких.
— Пульт? — переспросил он. — Какой пульт?
— Дистанционный, — пояснила Павлина. — От ворот. — Она сделала вид, что держит воображаемый пульт в руке. — Он действует на расстоянии тридцати метров. Нажимаешь зеленую кнопку, ворота открываются. Нажимаешь красную…
— Закрываются, — закончил Антонов и, не зная, куда девать избыток чувств и энергии, подскочил к девушке, чтобы встряхнуть ее за плечи. — Молодец! Ты даже не представляешь себе, какая ты молодец!
Она встала с кресла и оказалась с ним нос к носу… губами к губам.
— Ты рад, Костя? А я думала, ты на меня сердишься.
— Нет, что ты, — пробормотал он. — С чего ты взяла?
Неизвестно, кто из двоих кого обнял первым. Кто поцеловал, а кто ответил на поцелуй. И какая волшебная сила перенесла их через комнату, опрокинув на кровать?
«Не смей, — говорил себе Антонов, — не смей, не смей», а его губы жадно ловили ее влажный язычок, то заныривающий ему в рот, то выскальзывающий оттуда. Ах… — она застонала, когда он лег сверху, работая ртом так, словно вознамерился всосать ее в себя всю, без остатка. Ее соски напряглись под его пальцами, сделавшись большими и твердыми, как пули. Он поместил свою ногу между ее ног и почувствовал, что еще немного, и джинсовая ткань на обоих разлезется, как ветошь под напором двух разгоряченных тел, жаждущих слиться друг с другом.
— Хватит, — пробормотал Антонов, плохо слыша собственный голос из-за шума крови в ушах. — Не будем вести себя как дети.
— Не будем, — с готовностью согласилась она, но, стоило ему приподняться на руках, как она расстегнула «молнию» своих бриджей и задрала на себе футболку. — Я хочу, как взрослые…
Если бы Антонов сумел отказать ей в этот момент, он мог бы считать себя самым волевым и стойким мужчиной в мире. Но таковым он не был, увы.
* * *
Время пролетело, что называется, незаметно. Одновременно недовольный и в глубине души очень довольный собой, Антонов постучал в дверь ванной комнаты, поторапливая Павлину. То, что он сделал ее женщиной, не радовало его, а ее умение отдаваться, забывая обо всем на свете, было выше всяческих похвал. Одним словом, он был смущен и не знал, как быть дальше. Получив свое, он чувствовал себя котом, съевшим чужое мясо. Приятно и стыдно. То ли мурлыкать хочется, то ли бежать, куда глаза глядят.
А вот Павлину подобные противоречивые чувства не обуревали. Выскользнув из ванной комнаты, она первым делом чмокнула Антонова в щеку, а потом попыталась обвиться вокруг него, на манер лианы, ищущей опоры у дерева.
«У могучего старого дуба, — прокомментировал голос в голове Антонова. — Или у баобаба, мать его».
— Вот что, — он отстранил от себя Павлину и строго посмотрел ей в глаза. — Покуролесили и будет. Родина в опасности. Сейчас не до личной жизни. — Произнося свою тираду, подполковник подивился, как гладко это у него получается, а потом добавил уже совсем другим тоном: — Обсудим наши отношения, когда выберемся отсюда, договорились?
— Договорились, — сказала Павлина. — Только не надо ничего обсуждать. Каждый получил то, что хотел. И никто никому ничего не должен.
— Как скажешь, — буркнул Антонов, не подавая виду, что с его души свалился огромный камень. — А теперь ты должна понимать меня с полуслова, ловить каждый мой жест и шага не делать без моего разрешения. Берем вещи и на выход.
Приблизившись к двери, он стремительно распахнул ее, выпустил в коридор Павлину и вышел сам, после чего отпустил стальной язычок замка, который придерживал. Пульт дистанционного управления воротами торчал из его заднего кармана, в правой руке он сжимал нож, а в левой нес сумку.
Пройдя несколько шагов, подал знак остановиться и прислушался. Сквозь окна в дом проникал серый призрачный свет, придавая происходящему оттенок нереальности. Повсюду царила мертвенная тишина, нарушаемая лишь поскрипываниями и пощелкиваниями рассохшегося дерева.
Махнув рукой, Антонов двинулся дальше. Спускаясь по лестнице, он ставил ноги на края ступенек, чтобы они ненароком не запели визгливыми голосами.
Достигнув холла, Антонов испытал инстинктивное желание броситься к двери со всех ног, но привычно подавил его и приблизился к двери осторожными, бесшумными шагами. Павлина держалась в полутора метрах позади, стараясь подражать его движениям. Было в этом что-то от детской игры. Подполковнику было хорошо знакомо это пьянящее ощущение, поэтому он внимательно отслеживал свои эмоции, чтобы не позволить азарту вскружить себе голову.
— Костя, — прошептала Павлина, — мы с тобой как два…
— Закрой рот, — шикнул Антонов и не почувствовал никаких угрызений совести. В такие минуты он просто не мог позволить себе проявление сентиментальности. Это была его работа. Опасная, тяжелая мужская работа, в которой нет места хихиканьям и сюсюканьям.
В правом верхнем углу двери горел крохотный красный огонек, похожий на глаз злобного гнома. Это означало, что дверь поставлена на сигнализацию. А еще это означало, что в распоряжении беглецов будут считаные секунды.
— Держи. — Антонов бесцеремонно сунул Павлине свою увесистую сумку, а сам взял в свободную руку ключи от «Порше».
Открыть машину и завести ее нужно было очень быстро. Быстрее быстрого, потому что Антонову не верилось, что люди Темногорской охраняют двери и ворота без оружия.
Все три засова замка щелкнули в унисон, когда Антонов повернул ручку. В ночной тишине это прозвучало громко, как пистолетный выстрел. В следующую секунду дверь распахнулась, впуская в холл клубящийся туман вместе с запахами леса и болот. Подполковник шагнул за порог, и тут его ноздри уловили еще один запах — кислый душок пивного перегара.
Трое охранников одновременно бросились на него со всех сторон. Обладатель густых бровей, мужик с перебитым носом и парень, лицо которого выглядело не грозным, а плаксивым, словно он заранее знал, что все это добром не кончится.
Кривоносый и бровастый попытались повиснуть у Антонова на руках, получили по уколу ножа в корпус и отступили, утратив слаженность и быстроту движений. Молодой был сбит с ног ударом в челюсть, после которого на костяшках пальцев остались отметины его зубов.
Антонов не очень любил кулачные бои, потому что во время их редко обходилось без повреждений рук, особенно правой. Но его не спрашивали, хочет ли он драться, или нет. Ему не предлагали альтернативы. На него напали, он защищался и не жалел кулаков.
Эти трое были без оружия, поэтому Антонов старался не пускать в ход нож, используя его, скорее, в качестве кастета. У нападающих были подбиты глаза, расквашены носы, а из ран двоих сочилась кровь, но они продолжали наседать, а кривоносый даже попытался сграбастать Павлину, что было с его стороны большой ошибкой. Решив, что хватит миндальничать, Антонов полоснул его лезвием по горлу, а потом набросился на остальных, обратив их в паническое бегство. Кривоносый остался лежать, хрипя и держась за шею, а его друзья скрылись в низко стелящемся тумане.
Антонов поморщился, взглянув на свою окровавленную руку.
— Костя, тебя не ранили? — тревожно спросила Павлина.
— Нет, — отозвался он. — В машину бегом. На заднее сиденье.
Выхватив из кармана ключи на брелоке, он открыл дверцы. «Порше» завелся с полоборота, но Антонов некоторое время удерживал его на тормозе, выжимая ногой газ. Когда он отпустил тормоз, автомобиль, словно стрела, рванулся вперед, выбрасывая из-под колес горячий гравий.
Но душа подполковника не преисполнилась ликования. Как-то все получалось просто. Почему охранники были не вооружены хотя бы дубинками? Почему не кричали, не звали на помощь? Да и само нападение казалось каким-то странным. Антонова поджидали снаружи, причем поджидали втроем, как будто знали, что он появится еще до того, как он открыл входную дверь. Может быть, охрана была предупреждена заранее? Еще до того, как Павлина прокралась в апартаменты для гостей?
Мысли, короткие, беспорядочные, проносились в мозгу Антонова, не задерживаясь там. Короткая схватка — если это можно было назвать схваткой — закончилась, и теперь нужно было срочно выбираться отсюда. Притормозив в пятнадцати метрах от ворот, Антонов утопил зеленую кнопку на пульте.
Створки еще не успели разъехаться до конца, как он погнал «порш» вперед, пришпорив его педалью акселератора. За окном мелькнуло перекошенное лицо охранника, орущего что-то нечленораздельное. Обдирая лакированные бока, автомобиль вырвался сквозь приоткрывшийся проем.
— У него ружье! — крикнула Павлина, оглянувшаяся через плечо.
— Пригнись, дура! — рявкнул Антонов, бросая руль из стороны в сторону, чтобы не позволить охраннику прицелиться.
Но тот оказался парнем расторопным и метким: третий по счету выстрел вышиб кусок заднего стекла, швырнув внутрь осколки. Если бы Павлина вовремя не пригнулась, ей снесло бы череп, но она спаслась и оповещала об этом округу пронзительным визгом.
— Молчать! — велел Антонов.
Белая ночь представляла собой серые сумерки, в которых все виделось смутным и расплывчатым. Было темновато, но подполковник решил не включать фары, опасаясь, что впереди может находиться какой-нибудь замаскированный КПП. Если так, то часового или часовых уже предупредили по телефону, так что благоразумнее не выдавать себя заметным издалека светом.
Зато в окне заднего вида свирепо пылали фары автомобиля, пустившегося в погоню. Скорее всего, это знакомый фордовский «пикап», хотя особого значения это не имело. Удерживая руль одной рукой, Антонов набросил ремень безопасности.
— Лежи и не вставай, — приказал он Павлине.
— Я ска… скаты… скатываюсь, — пожаловалась она за его спиной.
«Порше» скакал по ухабам, как необъезженный мустанг, пытающийся сбросить всадника.
— Скатывайся, — разрешил Антонов. — На полу безопасней.
Сзади раздались хлопки выстрелов, которые, впрочем, не могли причинить вреда на столь неровной дороге. Если в машину могли попасть пули, то только шальные, случайные, хотя, если разобраться, они были бы ничем не лучше прицельных.
— Нас убьют? — сдавленно спросила Павлина.
— Лично я так не думаю, — сказал Антонов, ведя машину по темному тоннелю, образованному елями.
Набрать скорость больше шестидесяти километров в час не получалось. Иногда наезженные колеи становились слишком глубокими, и тогда «порш» с грохотом ударялся днищем об землю.
— На всякий случай, — крикнула Павлина, невидимая за спинками сидений, — я хочу, чтобы ты знал… Ты был лучшим мужчиной, которого я знала.
— Почему был? — почти весело прокричал Антонов. — Я и сейчас лучший.
Выстрелов преследователей он не слышал, но видел вспышки, свидетельствующие о том, что у них имеется автоматическое оружие. Припоминая, что до деревни остается километра четыре, он попытался хоть немного увеличить скорость, чтобы оторваться от роя металлических пчел, преследующих их. Автомобиль взлетел чуть ли не на метр и приземлился с таким громыханием и дребезжанием, словно был готов развалиться на части. Пришлось убавить газ.
Начался подъем, за которым, если не изменяла память, находился крутой поворот. Антонов переключил скорость, не снимая ноги с педали. По багажнику словно ломом ударили — раз, другой. Павлина вскрикнула.
— Зацепило? — громко спросил Антонов.
— Да, — послышалось в ответ.
— Куда?
— Волосами зацепилась, — крикнула девушка. — Тут какая-то штуковина из сиденья торчит. Я же на полу.
— Вот и отдыхай.
— Ой!..
«Порше» резко повернул, скользя по луже, которая, наверное, не просыхала еще со времен великого потопа. Пока дорога шла поверху, туман почти рассеялся, но, когда автомобиль нырнул в лощину, вокруг снова потянулась сизая кисея, похожая на дым костра. Потом начался подъем на новый холм, на котором, как припомнил Антонов, находилась деревня Дружная Горка.
— Дальше поедем веселее, — пообещал он. — По асфальту мы от них в два счета оторвемся. Считай, самое трудное позади.
Но не стоило спешить с выводами. Не зря ведь в народе говорят: не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. Спугнул Антонов удачу. Сболтнул лишнее.
Вместо деревни он заметил впереди грузовик с будкой того типа, на которых обычно написано: «Аварийная». Но надписи Антонов не видел, потому что грузовик был развернут к нему задом. Дверные створки будки были распахнуты настежь. Там, в полумраке, угадывалась пригнувшаяся человеческая фигура.
— Боже! — пробормотал Антонов, считавший себя атеистом до кончика ногтей.
— Что? — встревожилась Павлина.
Выбравшись из тесной щели, она не придумала ничего лучше, чем привстать, держась за спинку правого переднего сиденья.
Оглянувшись, Антонов увидел настигающий их «Форд». Посмотрев вперед, он понял, что ему не померещилось, и из зеленой автобудки торчит ствол пулемета.
— Похоже, приплыли, — пробормотал он.
— Не слышу, — крикнула Павлина.
— Лежать! — приказал Антонов. — На место!
Он бы мог и не говорить этого. Стоило «Порше» рвануться вперед, как девушку швырнуло назад, где, побарахтавшись немного, она сползла на пол. Их швыряло и подбрасывало, как будто они находились в утлой лодчонке на бурном перекате, потому что, мешая пулеметчику прицелиться, Антонов крутил баранку то влево, то вправо. И все равно белый автомобиль, перескакивающий с одной обочины на другую, являлся слишком заметной мишенью. Надежда была лишь на просеку, проложенную параллельно дороге. Там можно было заглохнуть и застрять намертво (намертво — в буквальном смысле этого слова), но эта же просека могла оказаться для беглецов и дорогой жизни. Если очень повезет.
* * *
Как только внутри будки заплясали оранжевые огоньки, Антонов бросил «Порше» в сторону, проломился сквозь подлесок и поехал по просеке. Когда-то здесь проехали тяжелые грузовики, на которых вывозили бревна, и в непросыхающей болотной грязи сохранились их следы, но там и сям из травы торчали предательские пни, грозя поддеть колесные оси или кардан. Слалом среди них отнимал все внимание Антонова, но каким-то дальним уголком сознания он не переставал дивиться тому, что пулеметные очереди косят ветки, не прошивая приметный корпус «порша». Скорость, с которой он двигался по лесному коридору, казалась головокружительной лишь изнутри — из-за стремительного мелькания древесных стволов. Для пулеметчика это должно было выглядеть иначе. Отчего же он бил то выше, то ниже, не в состоянии поразить такую крупную цель? Пьян? Никогда прежде не жал на гашетку и не может справиться со стволом, который уводит в сторону?
Очередной пень отодрал левое крыло, которое болталось на честном слове, громыхая, словно гигантская консервная банка. Ноги Антонова приплясывали на педалях в сложном танце. Павлина опять что-то вопила, тоскливо и жалобно, но вместо слов до ушей долетали отдельные возгласы, как будто она кричала, сидя на санях, скачущих по буеракам: «А!.. А!.. А!..»
Бросив взгляд в зеркало, Антонов обнаружил, что «пикап» пристроился в фарватере, хотя логичнее было бы обогнать «Порше» по дороге и встретить его кинжальным огнем.
Справа промелькнул и исчез из виду грузовик с будкой, последняя очередь из которой срезала стайку молоденьких березок, как травяные стебли. Высмотрев просвет среди деревьев, Антонов направил туда «Порше», который, то вставая на дыбы, то взбрыкивая задом, выломился из зарослей и, натужно взревев, вскарабкался по откосу на дорогу.
Почувствовав под собой твердое покрытие, колеса закрутились веселее. Разогнавшись, Антонов пронесся через деревню, доведя до истерики всех тамошних собак и кур, разлетавшихся в стороны, как клочья белой бумаги. Встречных машин не было, вражеский «Форд» отстал, и подполковник позволил себе оглянуться, чтобы проверить, как дела у Павлины. Она полулежала на заднем сиденье, глядя на него глазами, которые за минувшие полчаса увеличились чуть ли не вдвое.
— Неужели вырвались? — спросила она.
— Пронесло, — заверил девушку Антонов. — Можешь считать, что мы заново родились.
Опять он опередил события, но узнал об этом несколько позже. Пока что все гладко, и подполковник держал максимально высокую скорость, чтобы отъехать как можно дальше от поместья Темногорской. В ближайшем населенном пункте он собирался поискать мобильник, чтобы поднять войска АТЦ по тревоге, хотя сильно сомневался, что это ему удастся. Все-таки стояла ночь, хотя и белая. Люди спали, отдыхая от трудов праведных и неправедных. Им не было дела ни до Антонова, ни до его задания, ни до его переживаний по поводу изуродованного «Порше».
А между тем это был не самый главный повод для огорчения. Антонов осознал это, когда прислушался к гудению двигателя, показавшемуся ему странным, а потом посмотрел по сторонам в поисках постороннего шума. Впереди и немного правее над черным частоколом елей летел вертолет. Тот самый, который Антонов видел на заднем дворе Темногорской, сомнений в этом не было. Он двигался по прямой неспешно и уверенно, как хищник, высмотревший добычу и знающий, что она никуда не денется. Его винт безостановочно перемалывал серый воздух, производя характерный для вертушки звук: «плюх-плюх-плюх-плюх».
— Ну вот, — сказал Антонов. — Опять сглазил. И кто меня за язык тянул?
Припавшая к стеклу Павлина постаралась его успокоить:
— А вдруг не заметит? Вдруг пролетит мимо?
— Это прыщ на заднице можно не заметить. А белую машину с вертушки…
Не договорив, Антонов выругался, сделав это по возможности тише. Было неприятно представить, что он погибнет, так и оставшись в глазах девушки неисправимым грубияном. Правда, недолго жить оставалось и ей. Не для того же Темногорская «заказывала» Павлину, чтобы теперь отпустить с миром.
— Пистолет бы, — тоскливо проговорил Антонов, не сводя глаз с приближающегося вертолета. — А лучше автомат.
— А у тебя нет? — спросила Павлина, еще надеющаяся на чудо.
Все-таки она была еще совсем девчонка.
— Не захватил, — сказал Антонов, после чего неожиданно дал полный газ.
Расчет был прост. Если сидящие внутри вертолета успели приноровиться к движению «Порше» и уже ловили его в прицельную рамку, то следовало усложнить им задачу. Как можно сильнее усложнить, потому что несмотря на очевидную безвыходность ситуации, поднимать лапы кверху Антонов не собирался.
Да, он отлично понимал, что автомобиль виден сверху как на ладони. Понимал, что от вертолетчиков не спрятаться на просеке и не уйти по шоссе. Тем не менее его характер не позволял сдаваться без боя.
Поднырнув под винтокрылой машиной, подполковник понесся дальше, не надеясь, впрочем, уйти далеко. Секунд десять он наслаждался иллюзией одиночества, а потом вертолет пролетел над «Порше» и резко взмыл вверх. Антонов, успевший увидеть маленький продолговатый предмет, упавший на асфальт перед машиной, ударил по тормозам.
Прекрасная реакция позволила уклониться от необычайно громкого и необычайно яркого взрыва, от которого потемнело в глазах и заложило уши. Снова набирая скорость, Антонов приготовился объехать яму, проломленную в асфальте, но не увидел ничего, кроме черного пятна копоти. Граната была светозвуковой, вероятно, израильского производства, потому что, если зрение не подвело Антонова, то на дорогу упал синий цилиндр с белыми буквами.
— Не бойся, — крикнул он через плечо. — Это не смертельно.
Он не услышал собственного голоса, а перед глазами плавали разноцветные пятна, закрывая обзор. Успокаивая Павлину, Антонов не мог подавить приступ паники, поднимающийся из глубин сознания.
Только теперь до него дошло, почему их пытались перехватить безоружные охранники и почему автоматчик с пулеметчиком проявили себя столь бездарными стрелками. У них не было приказа убивать Антонова и Павлину. Их загоняли, как дичь. Это была травля, а не настоящая охота. И это было хуже всего. Потому что Антонов видел комнату для пыток, продемонстрированную ему Темногорской. Видел ее и хорошо запомнил. Память услужливо подбрасывала ему детали, которые он хотел бы забыть.
— Развернулся, — сообщила Павлина.
Ее голос, наполненный отчаянием, прозвучал не громче мышиного писка. Она и смотрела на вертолет, как мышка на сову: обреченно, подавленно.
— Вижу, — сказал Антонов.
У него появился план. Почти безнадежный, как любая попытка уйти от летающего аппарата на четырех колесах, но все же план. Лучше, чем совсем ничего.
Новая граната разорвалась левее и позади, потому что нападающим приходилось иметь дело с превосходным водителем, сидящим за рулем превосходной машины. Но везение не могло длиться вечно. Тем более, что Антонов почти оглох и видел еще хуже, чем после первого взрыва. Павлина вообще больше не высовывалась из-за спинки сиденья: безвольно лежала на спине, контуженная или полуконтуженная.
Только не плен, нет! Поглядывая на вертолет, начинающий новый заход, подполковник на всем ходу вывернул руль до отказа. Мир крутанулся за забрызганным лобовым стеклом, словно гигантская карусель, раскинувшаяся до горизонта. Истошно вереща, дымящиеся шины прочертили черные дуги на асфальте. На протяжении двух или трех секунд Антонов был уверен, что «Порше» опрокинется сначала на бок, а потом на крышу, не вписавшись в столь неожиданный, столь крутой поворот. Проехав на двух колесах, он тяжело упал на все четыре, подпрыгнул, вильнул задом и помчался в обратном направлении.
Антонов решил вернуться в деревню. Там можно было, с горем пополам, укрыться от вертушки и привлечь к себе внимание местных жителей. У кого-нибудь да найдется телефон с пополненным счетом, кто-нибудь да догадается позвонить в полицию, чтобы сообщить о боевых действиях близ Дружной Горки. Только после этого можно будет сбежать в лес и постараться спрятаться там до прибытия группы захвата.
До деревни оставалось около километра, когда на капоте «Порше» распустился ослепительно-яркий цветок. Сопровождающий это грохот был таким громким, словно гром ударил прямо в черепе Антонова. Не видя перед собой ничего, кроме наплывающей темноты, он продолжал удерживать руль прямо, строго прямо, как будто от этого что-то зависело.
Уже совершенно ослепший и оглохший, он почувствовал, как вместе с автомобилем проваливается куда-то и летит, летит, оторвавшись от земли.
Потом перед его мысленным взором возникла карта России с тремя черными флажками, отмечающими местонахождение атомных электростанций. Тут Антонов перестал цепляться за остатки сознания и потерял его полностью. Видеть эту карту в бункере Темногорской и понимать, что она, по всей видимости, приведет свой план в исполнение, было невыносимо.
* * *
Стоя рядом с Ми-34, Темногорская наблюдала за тем, как Лось вытаскивает из машины бесчувственное тело Павлины. Антонов уже лежал в вертолете, связанный прочными матерчатыми ремнями на липучках. Раньше люди Темногорской использовали в подобных случаях наручники, но потом она прочитала в Интернете, как ненадежны эти стальные браслеты, которые можно открыть обычной булавкой, и стала умнее.
Всю жизнь, сколько Темногорская себя помнила, она становилась все умнее и умнее. Не для этого ли человеческим душам даются земные воплощения? Прогресс, развитие, неуклонное движение вверх. Только это делает людей людьми, ничто другое. И уж конечно, не труд создал человека из обезьяны. Много и тяжело работают как раз недочеловеки, у которых мозгов не хватает, чтобы добывать себе пропитание каким-либо иным способом.
Вот как Лось, например.
Почувствовав обращенный на себя взгляд хозяйки, гигант повернул к ней лицо с распухшей нижней губой, отчего его физиономия казалась капризной и надменной. С девушкой на руках, он отдаленно напоминал Кинг-Конга. Человекообразное, которому никогда не стать полноценным человеком.
— Куда ее? — спросил Лось.
— Сюда, Игнат. — Темногорская показала на связанного Антонова, лежащего у ее ног. Одетая в комбинезон и фуражку, она походила на раскормленного парня, отрастившего слишком длинные волосы.
— Тоже связать, Белладонна?
— Связать, Игнат, связать.
— Не понимаю, зачем с ними возиться, — проворчал Лось, шагая с обмякшей Павлиной к вертолету. — Отвернуть бы головы обоим и в болото.
Он оглянулся на «Порше», передние колеса которого просели в вязкой почве. Дальше начиналось редколесье, переходящее в болото. Самое подходящее место для того, чтобы избавляться от ненужных вещей. В глазах Лося Антонов и Павлина были именно вещами, неодушевленными предметами. Он мог бы перекрыть им кислород или перерезать глотки, а потом, не помыв руки, позавтракать. Аппетит у него был зверский.
Не нужно обладать телепатическими способностями, чтобы читать его желания и мысли, отчетливо проступающие на физиономии. Темногорская усмехнулась:
— В болото успеется.
— Как скажете.
Лось запихнул Павлину внутрь вертолета, потом, повинуясь взмаху хозяйской руки, полез туда сам.
С трудом устроившись в кресле пилота, Темногорская запустила двигатели.
— Потом пришлешь сюда кого-нибудь, — велела она, перекрикивая нарастающий свист. — Пусть отволокут машину подальше, чтоб никто не наткнулся.
— Я бы от такой тачки не отказался, — заметил Лось, насупившись.
— Будет у тебя «Порше», Игнат. Новый. А этот — вещественная улика.
— Какая-какая?
Не снизойдя до ответа, Темногорская подняла «Ми» в воздух, сделала плавный разворот и полетела в сторону усадьбы. Управлять вертолетом она выучилась за каких-нибудь два-три дня. Она все схватывала на лету, обладала энциклопедическими знаниями и отличалась мужским складом ума, то есть умела мыслить логически, абстрагируясь от эмоций.
Побег этой пары, что валялась сейчас на полу кабины, не был результатом озарения. Она просчитала их дальнейшие шаги с того момента, когда ей доложили, что дверь в гостевые апартаменты таинственным образом открылась. Заглянув к Павлине и не обнаружив ее в постели, Темногорская села, немного подумала, а потом отдала охране соответствующие распоряжения.
Убивать Константина, известного ей под фамилией Заслонов, она не собиралась, вернее, не торопилась. Необходимо было сперва выяснить у него, кто он такой на самом деле, с какой целью проник в поместье и что успел сообщить тем, кто его послал. Он оказался обыкновенным лазутчиком, теперь в этом не было ни малейшего сомнения. И Темногорская знала, что либо вытащит из него правду клещами, либо выбьет ее какими-либо иными подручными средствами.
Причинять ему боль из мести она не собиралась. Во-первых, это было не рационально, а во-вторых, Антонов ей импонировал. Если бы он не был шпиком, она бы приблизила его к себе. Глядишь, он бы и чести разделить с ней ложе удостоился, хотя в мужских ласках как таковых Темногорская не нуждалась. Ей было достаточно собственных рук, хорошо знающих свое дело.
К мужчинам у нее было специфическое отношение. Сильные, храбрые, решительные самцы нравились Темногорской, общение с ними приятно щекотало ее нервы. Однако покоряться им, раздвигая ноги или вытворяя какие-нибудь другие непотребства, известные по порнофильмам, она наотрез отказывалась даже мысленно. Это было ниже ее достоинства, а свое достоинство и саму себя Темногорская ценила превыше всего.
— Вопрос можно? — нарушил молчание Лось, которому надоело смотреть на осточертевшие болота, проплывающие внизу.
— Спрашивай, Игнат, — разрешила Темногорская.
За свою верную службу он иногда удостаивался права париться с ней в сауне, но прикасаться к себе она ему не позволяла. Ей нравились мужчины не только сильные, но и умные.
— Почему вы меня не послали взять их на выходе? — хмурясь, спросил Лось. — Я бы…
— Ты бы их убил, Игнат, — понимающе улыбнулась Темногорская.
— И правильно бы сделал. Они же вон, чуть не удрали.
— Но не удрали же.
— А могли, — гнул свое Лось.
— Хватит, — прикрикнула Темногорская.
Ей было неприятно сознавать, что ее выдающиеся аналитические способности дали сбой. Проклятая девчонка снабдила Константина пультом от ворот, чего не учла Темногорская, устраивая облаву. Она полагала, что беглецов схватят во дворе, подарив им призрачную надежду на свободу, но события начали развиваться по другому сценарию. Если бы не вертолет, «Порше» бы давно был далеко отсюда или стоял бы сейчас на дороге, изрешеченный пулями и сочащийся кровью. Но Темногорская сумела оправиться от неожиданности и сориентировалась вовремя. Теперь Константин в ее руках.
Мысль об этом приятно пощекотала самолюбие толстухи… и не только самолюбие. Беспрестанно ерзая на сиденье, она разрумянилась и покрылась липкой испариной. Обладание беспомощным, связанным пленником ее приятно возбуждало.
Сажая вертолет на площадку за домом, она повернула голову к Лосю. Почувствовав ее взгляд, он тоже повернулся к ней и осклабился, обнажая дыры вместо недостающих зубов. Дебил он и есть дебил. Отвернувшись, Темногорская стала размышлять, как поступит с Антоновым, когда он очнется.
Произошло это не так скоро, как она рассчитывала.
Назад: 9. Работа по специальности
Дальше: 11. Вопросы без ответов