12. На финишной прямой
Когда он снова открыл глаза, рядом никого не было. Он лежал на матрасе у сырой стены камеры без единого окошка. Невозможно было определить, который сейчас час и сколько времени прошло от допроса, но наркотическое опьянение еще не прошло полностью. Убедившись, что не способен мыслить связно, Антонов сомкнул веки и уснул.
В следующий раз его разбудил какой-то шум. Оказалось, это был собственный голос, хриплый, как карканье простуженной вороны. Подполковник лежал там, где и прежде, уже одетый и, к счастью, не обмочившийся. Проведя по щеке, виску и голове, он почувствовал шероховатость щетины и поморщился.
Ржавая низкая дверь отворилась, впуская полусогнутого Лося.
— Жри, — проворчал он, почти роняя на пол алюминиевую миску, так, что часть ее содержимого расплескалась. — Белладонна велела тебя покормить. Доброе у нее сердце. Лично я бы…
Дальнейшие слова заменил плевок. Хорошо, что не в миску.
— Пить хочу, — признался Антонов, потому что жеманничать или строить из себя сверхчеловека не было сил. — И отлить.
— Пить из синего ведра. — Лось кивнул в угол, куда Антонов до сих пор не догадался посмотреть. — Мочиться в красное. Не перепутай, Кутузов.
— А как насчет кофейку?
— Перебьешься, — отрезал Лось, начиная пятиться в открытую дверь.
— Погоди, — попросил Антонов. — Вопрос есть.
— Ну?
— Сейчас какой день?
— Воскресенье, — ответил Лось.
— День?
— Вечер.
Антонов присвистнул. Долго же он отсутствовал в этом бренном мире. Не удивительно, что все тело болит, а суставы поворачиваются со скрипом.
— Где Павлина? — спросил он.
Лось поманил его пальцем, а когда Антонов, дивясь такой сговорчивости, приблизился, наградил его свирепым ударом в живот, от которого кишки скрутились в жгут, обжигающий болью.
— Приятного аппетита. — Лось осклабился, демонстрируя поредевшие зубы. — А Павлину твою скоро приведут. Она уже рассказала все, что знала.
Дверь захлопнулась. Антонов, который до этих пор делал все, чтобы остаться на ногах, повалился на пол. Так он лежал пять или десять минут, а когда боль отпустила, принялся за баланду. Ложку ему не выдали, поэтому пришлось юшку выпить, а гущу выбирать руками. Вкуса еды он не ощущал. В мозгу тикали часы, отсчитывающие время, оставшееся до полудня понедельника. Все участники событий вышли на финишную прямую. Но добраться до финиша было суждено не всем.
* * *
Стоя у окна, человек, привыкший к тому, что именем ему служит порядковый номер — Второй, смотрел на рубиновую звезду, зажегшуюся над Спасской башней Кремля. У кого-то это могло бы вызвать приподнятое, даже праздничное настроение. Но не у Второго. Не этим вечером.
— Где это произошло? — спросил он, не оборачиваясь.
Прежде, чем ответить, генерал Чацкий кашлянул в кулак, хотя горло у него не болело.
— Возле деревни Дружная Горка. На границе заказника.
— Когда?
— На рассвете. Жители показывают, что слышали взрывы и пулеметные очереди… — Вкратце рассказав, что удалось выяснить об экстраординарных событиях в Мшанских болотах, он добавил: — Туда была послана поисковая группа, скрытно прочесавшая местность. Воронок от взрывов не обнаружено. Зато…
— Я слушаю, генерал, слушаю, — сказал Второй.
— Недалеко от дороги нашли изрядно помятый белый «Порше», — сказал Чацкий, осторожно пробуя губами чай в чашке. — С пулевыми отверстиями.
— Номер?
— Тот самый. Принадлежащий вашему сотруднику.
— Следы крови?
Второй задавал вопросы механическим, бесстрастным голосом. Его широкая спина была очень прямой.
— Кровь не обнаружена. — Чацкий сделал несколько быстрых, мелких глотков. — Только прядь длинных волос, выдранных с корнем. — Запутались за крепежную скобу сиденья.
Второй обернулся.
— Волосы?
— Женские, — уточнил Чацкий, подумал и добавил: — Мне докладывали, что этот ваш Антонов тот еще бабник.
— Антонов не мой, — возразил Второй. — Он даже не штатный сотрудник СМРТ, о чем я очень и очень сожалею. Что касается личной жизни, то она принадлежит ему и только ему.
— Когда это не отражается на исполнении служебных обязанностей. — Буркнув это, Чацкий отхлебнул чай и опустил взгляд.
— Не отражается, — заверил собеседника Второй. — Если мне не изменяет память, то вы начали с того, что из усадьбы вынесли два мужских трупа, которые были утоплены в болоте. Готов утверждать, что один из них принадлежит Шамилю. — Заметив скептическую ухмылку на лице Чацкого, Второй повысил голос. — Которого вы неоднократно упускали из виду, позволяя ему безнаказанно перемещаться по стране.
Они молчали достаточно долго, чтобы чай на столе Второго успел остыть. Потом Чацкий, задетый за живое отповедью начальника СМРТ, сообщил, глядя в пустоту:
— Если Шамиля и убрал подполковник Антонов, то, увы, это был его последний подвиг. — Генерал сделал притворно скорбную мину. — Все говорит о том, что он был убит. Ведь он ни разу не вышел на связь, так?
— Не вышел, — согласился Второй. — Пока не вышел. Значит, на то есть причины. Он жив. И не из таких переделок выбирался.
Чацкий сделал вид, будто зевает, и прикрыл ладонью рот.
— Послушайте, а не захватить ли нам это осиное гнездо? — предложил он. — В рамках совместной операции.
— На каком основании? Только потому, что мой сотрудник не дает о себе знать?
— Сейчас вы руководствуетесь не государственными соображениями.
— Даже так?
Взгляд Второго был тускл и холоден, как у мертвеца. Чацкий снова опустил глаза.
— Вы не хотите отдавать приказ о захвате поместья только потому, что боитесь, что Антонов находится в плену и может быть казнен.
Бросив это обвинение, Чацкий тотчас пожалел о сказанном. Второй медленно поднялся с кресла и, наклонившись вперед, уперся кулаками в стол. Они были красными, как и его лицо.
— Пора бы вам знать, — сказал он, — что я ничего и никогда не боюсь. И уж тем более ваших беспочвенных обвинений, генерал. Вы, разумеется, отразите это в своем рапорте директору ФСБ?
— Почему бы и нет? — Чацкий тоже встал, стараясь демонстрировать собеседнику самоуверенность, которой он не испытывал.
— А потому, — веско произнес Второй, — что в этом случае на стол директора ляжет и мой рапорт. С соображениями о том, почему так долго гулял на свободе небезызвестный террорист Шамиль, объявленный в международный розыск. Ну что, генерал, померяемся, у кого аргументы сильнее? А? Померяемся, я спрашиваю?
— Успокойтесь, — быстро заговорил Чацкий. — Не надо так горячиться. Понимаю ваше состояние… нервы и все такое, но это не повод для ссоры.
Видя, что генерал пошел на попятный, Второй опустился в кресло и растянул губы в простецкой дружелюбной улыбке.
— Ссора? — весело удивился он. — Какая ссора? Так, мелкое недоразумение.
— Совершенно с вами согласен, — облегченно произнес Чацкий и пожал протянутую ему руку.
Задержав хрупкую генеральскую ладонь в своей лопатообразной лапище, Второй притянул Чацкого к себе, посмотрел ему в глаза и тихо сказал:
— Вы сами настояли на том, чтобы операция была совместной. Отлично. Но руковожу ею я, не забывайте об этом. — Отпустив вспотевшую ладонь, он снова улыбнулся. — Ну, не смею вас больше задерживать. Вы, наверное, спешите?
Как выяснилось, Чацкий действительно спешил, потому что пробкой вылетел из кабинета.
* * *
Павлину не привели, а принесли. Теперь она лежала на матрасе, не поднимая головы. Лежала на животе, потому что, как говорила Темногорская, ее беспощадно высекли. Левая рука Павлины была перевязана бинтом, сквозь который проступили две капельки крови.
Лежала она долго, а потом, по-прежнему не поднимаясь, глухо сказала:
— Я все рассказала.
— Что рассказала? — спросил Антонов.
— Все, Костя. Что знала о тебе и о чем догадывалась. Как ты предложил бежать. Как отзывался о Белле.
— А как я скриплю зубами, когда кончаю?
Павлина не приняла шутливый тон.
— Розги еще можно вытерпеть, — сказала она. — Но клещи.
Антонов посмотрел на ее перевязанную руку.
— Клещи?
— У меня больше нет ногтей. На большом и указательном пальце.
Павлина заплакала, уткнувшись в согнутый локоть. Ее плечи вздрагивали, словно по ним гуляла невидимая плеть.
— Отрастут, — неуверенно сказал Антонов.
Вместо того чтобы успокоиться, девушка разрыдалась еще сильнее. Смотреть на нее было сплошное мучение.
— А пока отрастут, — пошутил Антонов, — на маникюре будешь экономить. Время и деньги.
— Смейся, — сказала Павлина, всхлипывая. — Издевайся надо мной, я заслужила. Предательница. Сама тебя люблю, а сама предала.
Антонов присел рядом, стал ласково поглаживать ее по волосам. Не очень связно, зато искренне он говорил, что большой беды от показаний Павлины не будет, потому что ничего особенного она не знала. Так что никакого предательства не было, пусть не переживает. И вообще она молодец, самая лучшая, самая отважная девушка на свете. Просто умница. Вот только Антонова любить не надо, он для нее слишком старый. Она выйдет на свободу, у нее отрастут ногти, заживет попа, и тогда ей повстречается замечательный молодой человек ее возраста. И все плохое забудется. Забудется навсегда.
Пока Антонов так ворковал, удивляясь своей сентиментальности, Павлина перестала плакать, потом повсхлипывала немножко и уснула. Иногда она постанывала и даже вскрикивала во сне, но это было терпимо. А вот выдержал бы Антонов, если бы его заставили слушать, как девушка кричит, когда ей калечат пальцы?
Он и сам стал дремать, сидя на полу и уронив голову на согнутые колени, когда в темницу явился охранник с кобурой на поясе. Он пришел с двумя ведрами, одним полным, другим пустым. Забрав ведро, служившее парашей, и то, в котором почти закончилась питьевая вода, он собрался уходить, и тут Антонов его окликнул:
— Эй, парень, денег хочешь? Много.
— Своих хватает, — сказал охранник.
В это можно было бы поверить, если бы он не остановился.
— Три тысячи евро, — усилил нажим Антонов. — Пятисотенными бумажками.
— Гонишь. Тебя обыскали, прежде чем сюда кинуть. Ни хрена у тебя нет. Ни копейки.
Жестом фокусника Антонов развернул перед собой веер из шести бумажек чернильного цвета.
— А это видал?
— Откуда у тебя? — опешил охранник.
— Уметь надо.
На самом деле особого умения не понадобилось. Аккуратно сложенные купюры хранились в широком поясе, вдетом в хлястики джинсов. Это был эн-зэ, припасенный на черный день, и этот день наступил. Чтобы добраться до денег, Антонов открутил язычок пряжки, который в собранном виде представлял собой одновременно миниатюрный стилет и пилку. Этим язычком он вспорол шов, скреплявший кожаные полосы, и достал оттуда шесть хрустящих еврокупюр. При виде их кадык у парня дернулся.
— Что ты за них хочешь? — спросил он, завороженно глядя на деньги.
— Мобильник, — сказал Антонов.
— Не-а. — Охранник покачал головой. — Узнают — убьют.
— Мне напрокат, парень. На три минуты. По штуке за минуту. Столько сам Билл Гейтс не заплатит.
Антонов подмигнул, не подавая виду, как сильно ему нужен этот чертов телефон.
— Две. — Охранник выставил соответствующее число пальцев, сам не ведая того, изобразив пресловутый знак Victory. — Две минуты.
Антонов бы согласился и на одну. Поколебавшись, он кивнул.
Охранник поставил ведра, зачем-то вытер ладони о штаны и сказал:
— Деньги на пол. Сам отойди в угол.
Антонов подчинился. Сграбастав купюры, охранник их пересчитал, пощупал, понюхал и положил на их место мобильный телефон. Попятившись, он вытащил пистолет, направил ствол на Антонова повторил:
— Две минуты. Время пошло.
Голос у него вибрировал от смеси восторга и страха. Но голову он не потерял, сохранял дистанцию, не позволяющую отобрать у него пистолет.
Отбросив мысль попытаться прорваться на свободу без оружия и представления о том, сколько человек охраняет подвал, Антонов схватил телефон. Уже набирая номер для экстренной связи, он услышал тяжелые шаги за дверью, но останавливаться не собирался.
— Отдай! — прошипел побледневший парень, весь затрясшийся со своим пистолетом. — Бросай сюда, скорее!
Сделав успокаивающий жест, Антонов произнес в трубку:
— Говорит Антонов. Срочно соедините со Вторым.
Лось не казался ему человеком умным, но, надо отдать ему должное, мгновенно сориентировался, заглянув в камеру. Сделав два стремительных прыжка, он нанес мощный удар ногой. Ботинок попал Антонову в висок, одновременно выбив телефон из его руки.
— Падла! — заорал он, разбудив Павлину, которая приподнялась на локтях, недоуменно вертя взлохмаченной головой.
Метнувшийся к телефону Антонов был вынужден отдернуть руку, которую чуть не продырявила пуля, выпущенная охранником. В камере запахло горелым порохом, она наполнилась дымом. В коридоре послышался топот бегущих ног.
Лось оглушительно чихнул и уставился на охранника.
— Этот гад на меня напал! — завопил охранник, сделавшись ниже ростом по причине подгибающихся коленей. — Отобрал трубу, Игнат! Я не виноват!
Машинально отметив, что охранник заговорил в рифму, Антонов присел рядом с Павлиной и стал успокаивающе поглаживать ее по плечу.
В камеру заглянул бровастый егерь с зеленым фингалом под глазом. Лось велел ему не вмешиваться и протянул здоровенную ручищу:
— Ствол сюда.
— Не виноват, Игнат, — проблеял охранник, вручая ему пистолет. — Этот гад подскочил, я и опомниться не успел.
— Не виноватая я, он сам ко мне пришел, — прокомментировал обладатель густых бровей.
Лось ничего не сказал. Взялся пальцами за лицо провинившегося охранника и дважды ударил его затылком об стену. Павлина взвизгнула и зажмурилась. Когда Лось подошел к злополучному мобильнику и раздавил его подошвой, охранник еще держался на ногах. Потом упал лицом вниз, и Антонов, повидавший на своем веку немало мертвецов, безмолвно констатировал его смерть.
— Ты поспешил, Игнат, — сказал бровастый, благоразумно держась за порогом. — Надо было сперва проверить трубу. Узнали бы, куда этот хмырь звонил.
— Брысь, — негромко сказал Лось, и бровастого точно ветром сдуло.
— А ведь он прав, — сказал Антонов.
Теперь, когда номер с мобильником не прошел, он был готов пойти ва-банк. Для этого нужно было подманить Лося поближе и попытаться завладеть пистолетом. Но затея провалилась, даже не начавшись. Смерив Антонова злобным взглядом, Лось взял труп за ногу и поволок его к выходу, не поворачиваясь к пленникам спиной. Дверь с грохотом захлопнулась. Павлина вздрогнула.
— Н-да, — пробормотал Антонов, водя ладонью по щетинистому черепу, — факир был пьян, фокус не удался. А денежки тю-тю. — Невесело усмехнувшись, он добавил: — Зато в нашем распоряжении теперь целых четыре ведра. По комплекту на каждого. Ты рада?
Чтобы не огорчить его, Павлина выдавила из себя жалкую улыбку. Уж лучше бы она опять расплакалась!
