Глава 10

Официального экстерьера черный лимузин, величественный и сверкающий, как дорогой гроб, державно плыл по Мосфильмовской улице. За тонированными стеклами проплывал столичный пейзаж: люди на остановках, густо припаркованные у тротуаров машины, мчащиеся легковушки и маршрутки. За высокой ампирной каменной оградой киностудии возвышалась на нереально зеленом холме бутафорская крепость из остро затесанных бревен. Ветер развевал средневековые хоругви на башнях. За частоколом виднелись статисты в одеяниях стрельцов. Безжалостно яркий свет огромных прожекторов заливал это сюрреалистическое для современной Москвы явление. Пассажиры лимузина – двое очень важных мужчин, расположились на заднем сиденье. Стеклянная перегородка, отделяющая их от водителя, медленно поползла вверх. В перспективе улицы показались минареты главной российской мечети.

– Значит, и ваша дипломатия, Андреевич, ни хрена сделать не смогла, – уныло промолвил генерал в штатском.

– И не говори, Владимирович. Впервые себя таким беспомощным ощущаю.

– Британцы в отличие от нас и запрягают быстро, и ездят тоже быстро.

– Я их понимаю, – дипломат мерно барабанил пальцами по кодовому замку зажатого между колен кейса, – им оправдаться надо. До вчерашнего дня они выглядели в глазах налогоплательщиков куда выгоднее, чем американцы.

– Да уж… Британцы не зря в тех краях вот уже двести лет ошиваются – и потерь у них мало, и знают, как с «детьми пустыни» разговаривать. А тут попали «под замес». Я с самого начала чувствовал: не откажутся они от показательной акции возмездия, и плевать им, что у талибов могут быть наши заложники. Были бы их соотечественники, тогда другое дело.

Дипломат перестал барабанить пальцами, но тут же принялся крутить колесики кодового замка.

– Акция возмездия необходима. Полевого командира следует примерно уничтожить, но наших людей жалко. Вот так всегда. Неудачи и неприятности полосой идут. Если бы не скандал в прессе по поводу погибшего от лекарства российского производства британского военнослужащего, мы бы их «укатали». Пришлось бы британцам отказаться от намеченного удара… А все журналюги проклятые. Получилось, что мы по рукам, по ногам связаны.

Генерал в штатском поморщился, сунул пальцы под воротник рубашки и ослабил узел галстука.

– Не знаю, как ты, Андреевич, а я приеду домой и первым делом сто грамм холодной водки выпью. Весь день впустую сгорел, бились мы, каждый по своим каналам, как головой в каменную стену. Никакого эффекта…

– Может, ко мне заедем, Владимирович?

Дипломат указал взглядом на приближающийся огромный, как айсберг, жилой дом.

– Ты же у меня на новой квартире еще не был.

– Нет, я лучше в одиночестве. Муторно на душе. Как подумаю, что завтра должно случиться… Мы же с тобой тоже виноваты, не отговорили от затеи с автоколонной МЧС.

Полыхнув мигалкой, лимузин свернул с Мосфильмовской и ушел вправо. А в бутафорской крепости на натурной площадке «Мосфильма» стрельцы-статисты уже вовсю палили из пушек. Клубы киношного дыма поднимались к небу.

Солнце только показалось из-за горной гряды.

Далекий, чуть слышный гул раскатился по глубокому ущелью. Он постепенно нарастал. Из-за поворота ущелья один за другим, бешено вращая лопастями винтов, вылетели три вертолета «Чинук» с эмблемами Королевских военно-воздушных сил на бортах. На турелях грозно поблескивали ракеты «воздух – земля». Чернели цилиндры многоствольных пулеметов. Вертолеты шли, почти прижимаясь к скалам, то и дело отстреливая тепловые ловушки. Они скрылись за следующим изгибом ущелья.

Пилот головной машины потянул рычаг на себя, и вертолет послушно пошел вверх. Два других «Чинука» повторили маневр. Им предстояло совершить акцию возмездия – отомстить за погибших британских солдат. Операция готовилась второпях. Материалы спутникового мониторинга свидетельствовали, что в районе пещерного города ночью происходило передвижение людей и техники. Откладывать удар было нельзя не только по политическим соображениям, но и чисто практически. Абу Джи Зарак, предвидя нападение, мог поспешить покинуть свой лагерь.

– Выходим на цель, – доложил пилот головного вертолета.

«Чинуки» на большой высоте заложили круг над пещерным городом.

– Внизу четыре грузовые машины и две дюжины людей.

Пилот снизил вертолет, чтобы получше рассмотреть происходящее внизу. Люди, столпившиеся возле машин, вроде бы приветствовали британцев – махали руками.

– Это гражданское население, – докладывали экипажи вертолетов.

– Десяток мужчин, судя по одежде, европейцы. Остальные местные женщины, в чадрах.

– Безоружные. Приветствуют нас. Талибов не наблюдаем. Возможно, укрылись в пещерах.

Подтверждение о начале атаки пока не поступало. Следовало разобраться, ведь если бы британцы уничтожили мирных жителей, это было бы непростительной трагедией и грозило международным скандалом. Пыль, поднятая потоком воздуха, трепала на людях у машин одежду. Внезапно порыв ветра сорвал с одной из женщин чадру, открыв свету бородатого талиба, замаскировавшегося под представительницу слабого пола.

Пилот не успел среагировать. Последнее, что он увидел в своей жизни, – как талиб выхватил из-под просторного женского одеяния ПЗРК. Перекрывая адским гулом отчаянный крик «Аллах акбар!», ракета прочертила дымный след в выцветшем афганском небе. Бандит скалил потемневшие зубы и безумно хохотал. Его товарищи уже срывали платки, обнажали стволы.

Охваченный пламенем вертолет качнулся, нырнул носом и врезался в скалы. Обломки брызнули, закрученные штопором лопасти винта огненным колесом прокатились по пыльной земле и смяли ржавую кабину грузовика. Тут же фейерверком от уцелевших «Чинуков» разлетелись тепловые ракеты-ловушки. Подтверждения на нанесение удара больше не требовалось. Машины, разгоняя клубы пыли, пронеслись над переодетыми в мирных жителей бандитами. Накрытые огнем с воздуха, талибы не выдержали. Пригибаясь, они бежали к скалам, чтобы поскорее укрыться в глубоких пещерах, но спрятаться, как крысам в норах, им не удалось.

С леденящим душу свистом ракеты одна за одной отделялись от турелей. Узкую полоску земли перед входами в пещеры подняли фонтанами пулеметные очереди. По вертолетам вновь был открыт огонь. Но что может сделать стрелковое оружие против брони? Пыль, дым, огонь, крики, свист, грохот смешались воедино в горном ущелье. Эхо возвращалось, множило звуки смерти. Вертолеты черными силуэтами проносились над огрызавшимися выстрелами талибами, накрывали их тенью и, развернувшись, вновь заходили для удара.

Акция возмездия длилась недолго. Не прошло и четверти часа, как с бандитами было покончено. «Чинуки» выпустили оставшиеся ракеты по входам в пещеры, глухо содрогнулись горы. В черных провалах ослепительно полыхнул огонь, посыпались камни. Осели, развалились сложенные насухо – без раствора хозяйственные постройки. Пылали запасы дров и хвороста. Гигантским костром вспыхнули бочки с топливом.

Ветер уносил пыль и гарь. Догорали грузовики, дымили автомобильные покрышки, темнели распростертые на пыльной земле мертвые тела. Успевшее подняться над горным хребтом солнце дробилось алыми брызгами в блистерах. Вертолеты развернулись и ушли за скалы.

Серпантин горной дороги петлял среди отрогов, круто забирал вверх, тянулся к хребту. Но всему бывает предел. Даже на осле или коне не перемахнешь через горную вершину, не говоря уже о машинах, – ближе к хребту зловеще чернело жерло туннеля.

Абу Джи Зарак гордо восседал с видом Лоуренса Аравийского на молодом верблюде. Искусно завязанная чалма украшала голову. Главарь талибов кутался в темный плащ. За ним следовал целый караван, идеальный для передвижения по горам и пустыням. Лошади и верблюды с поклажей, всадниками-талибами, заложники в небольших грузовиках. Бандитов с ним осталось не много – десятка два. Слово, данное важному иранцу, пообещавшему ему спокойную жизнь за границей, Абу Джи Зарак сдержал, избавился от большей части отряда, подставив своих людей под русские пули и британские ракеты. Месть за предательство соратников по борьбе с неверными? Ее он не боялся. Одной из любимых пословиц полевого командира было: бояться нужно живых, а не мертвых.

Караван взбирался все выше, приближался к тоннелю. Абу Джи Зарак с благостной улыбкой разглядывал открывавшийся пейзаж. На пологом склоне и дне оврага, с левой стороны от узкой дороги, виднелось кладбище советской военной техники. Остовы грузовиков, коробки БМП и БТРов, танки. Эти места во времена минувшей войны облюбовали для нападения моджахеды. Место идеальное. На узкой дороге тяжелой технике не развернуться. Укройся в скалах, дождись, пока колонна подтянется к тоннелю, и двумя залпами подбивай головную и замыкающую машины. Остальные мгновенно оказываются в ловушке. Единственный способ освободиться – столкнуть подбитые машины с откоса, но попробуй сделай это под шквальным огнем.

Картина «грела» душу главарю талибов, собравшемуся отойти от дел: великая военная держава, которой был СССР, не сумела победить на этой земле и бесславно ушла, оставив о себе лишь такие напоминания-призраки. Мелкая пыль, наносимая ветрами, густо укрывала изувеченную технику. Кое-где сквозь катки, порванные гусеницы уже проросли и вознеслись деревья.

Батяню везли под усиленной охраной в отдельном джипе, специально выделенном для этой цели. Майор Лавров сидел между деревянными сиденьями, на которых расположились четверо вооруженных охранников. После того как Андрей ударил Абу Джи Зарака, за ним следили зорко. Так что приходилось жалеть о том, что не сумел сдержать эмоции. Руки и ноги туго стягивали веревки.

Талиб в войлочной шапке осклабился и указал заскорузлым пальцем на кладбище военной техники, мол, видишь, что случилось с теми, кто сунулся к нам? Возразить было нечего. Наверняка за каждой брошенной советской машиной стояло несколько солдатских жизней. Улыбка бандита стала еще шире, и он красноречиво провел ладонью себе по горлу, показывая, что, когда придет время избавиться от заложника, будет избран именно такой путь.

Караван проследовал возле двух БМП, криво застывших на пологом откосе. О том, что они стоят здесь уже два десятилетия, свидетельствовали густые кусты, разросшиеся вокруг них, и толстый слой пыли, покрывавший броню. Андрей Лавров скользнул по ним делано-безразличным взглядом, словно и не заметил. Абу Джи Зарак придержал верблюда и дал знак двум талибам, следовавшим за ним. Те выехали на конях вперед и скрылись под каменными сводами – караван медленно втянулся в тоннель.

После дневного света казалось, что на людей и животных обрушилась кромешная темнота. Нервно заржали лошади, захрипели верблюды, вспыхнули фары машин. Призрачные тени двинулись по шершавым стенам тоннеля. Смолкли разговоры, улыбки исчезли с лиц охранников, которые присматривали за российским майором. Талибы следили за комбатом, мало ли что надумает выкинуть при неверном освещении опытный десантник? Но комбат, на удивление, вел себя смирно. Он сидел, задрав голову, рассматривая медленно проплывавший над ним свод. Неизвестно откуда взявшаяся тонкая струйка дыма извивалась, текла под самым сводом, она ширилась по мере продвижения в глубь тоннеля. Наконец заметил ее и один из охранников, недоверчиво прищурился – а вдруг чудится? При резких перепадах освещения такое возможно.

Абу Джи Зарак уже почуял неладное. Если раньше всадники, ехавшие перед ним, почти растворялись во мраке, то теперь их силуэты уже темнели на фоне стен тоннеля. Впереди появлялись и исчезали таинственные сполохи. То и дело проступало тихое шипение, будто чайник кипел или же в костер бросили сырые дрова. Вскоре отчетливо потянуло едким дымом. Проложенный полукругом тоннель все время забирал вправо. Левую его сторону уже явственно озаряли отблески пламени. Люди кашляли, прикрывали лица одеждой, дым выедал глаза. Животные отказывались идти. Первыми замерли верблюды. Кони, когда их тянули за поводья, становились на дыбы – поклажа летела на землю.

Абу Джи Зарак цокнул языком, и верблюд под ним послушно опустился на колени. Главарь талибов спешился.

– Воду! Воду с собой берите, всю, какая есть, – крикнул он, и полы его накидки разлетелись крыльями хищной птицы.

Он смочил из фляги платок, завязал им нос и рот, прикрыл лицо рукавом халата и двинулся вперед, подавая пример своим подручным. Настроение среди талибов было близко к панике, а потому требовалось задать тон. Когда было необходимо, Абу Джи Зарак умел проявлять смелость, иначе бы не стал командиром.

Он остановился, дальше идти стало невозможно. От жара потрескивали волоски на бровях, оплавлялись ресницы. Впереди, перегородив собой узкий тоннель, пылал старый «Урал», под завязку груженный автомобильными покрышками. Нечего было и пытаться залить его водой или засыпать песком. Густой черный дым широкой рекой стремительно плыл под каменными сводами.

Абу Джи Зарак беззвучно выругался, помянув шайтана.

– …Не сам же он сюда заполз… – Было ясно, что и не руками закатили сюда тяжелый грузовик с погнутыми дисками вместо колес.

А покрышки между тем еще только разгорались, самое страшное ждало впереди. За спиной у Абу Джи Зарака и его личной охраны уже слышались истеричные выкрики заложников. Началось то, чего больше всего боялся полевой командир, – паника нарастала, ситуация выходила из-под его контроля. Когда он с пистолетом в руке выбежал из-за поворота, то разглядел в дыму, как мечутся перепуганные животные, как моджахеды пытаются согнать заложников в кучу. Даже начни они сейчас стрелять, это не прибавило бы порядка. Вздыбившийся конь сбросил с себя всадника, взбрыкнул и умчался, растаял в водовороте густого дыма.

Абу Джи Зарак продрался сквозь мечущихся людей к джипу, ткнул стволом пистолета в подбородок майору Лаврову:

– Это твои люди?

– Это не я сказал, а ты. – Кривая улыбка прошлась по пересохшим губам Батяни.

– Ты знал?

– Возможно.

Палец застыл на спусковом крючке. Предводитель талибов был человеком сообразительным, стрелять не стал, хотя и хотелось, в его глазах вместе со сполохами огня отразился страх.

– Да, да… – подтвердил его обоснованные опасения майор Лавров, – если погибнет хоть один из заложников… за каждого нашего будет убит один твой. А поскольку мы уже убедились, что ты жизнями своих людей не дорожишь, то начнем с тебя. Такой приказ отдал я.

– Еще посмотрим, чья возьмет. Убить я тебя успею.

Полевой командир резко опустил пистолет и бросился в круговорот паникующих, несколько раз выстрелил в потолок, после чего громко крикнул:

– Всем построиться – и к выходу!

Вопреки своей обычной тактике полевой командир на этот раз не стал выстраивать перед собой «живой щит» из заложников. Он бы не сумел их удержать – люди в панике бросились бы бежать, даже если бы в спину им стреляли.

Пейзаж у входа в тоннель оставался таким же безжизненным, как и в те секунды, когда в него втянулся хвост каравана. Над аркой тоннеля потянулись первые струйки черного дыма. Но стоило повалить ему клубами, как две БМП на кладбище военной техники внезапно ожили. Синхронно взревели двигатели, разлетелись маскировочные кусты, посыпались с брони пыль и песок. Машины выехали на дорогу и заняли позицию напротив входа в тоннель. На броне уже устанавливали крупнокалиберные пулеметы, десантники грамотно рассредотачивались, укрываясь среди камней. Из тоннеля дым уже валил, как из трубы асфальтобетонного завода, неслись крики, конское ржание, рев верблюдов. Из густого черного облака выскочил перепуганный конь, он промчался возле вездеходов и исчез за изгибом серпантинки.

Лейтенант Авдеев держал пальцы на гашетке пулемета. Первые талибы показались из тоннеля. Авдеев медлил отдавать приказ – открыть огонь. Угоревшим, ничего не видевшим бандитам предстояло осознать ситуацию, в которой они оказались. Бородач с почерневшим лицом жадно хватал ртом воздух, словно откусывал его огромными кусками, из глаз бежали слезы. Его сосед сорвал с лица матерчатую маску и пялился на возникшие, словно из ниоткуда, боевые машины и десантников. Авдеев дал предупредительную очередь из пулемета. Фонтаны пыли и каменных осколков поднялись на дороге метрах в пяти перед первыми талибами, предупреждая, что дальше с оружием в руках никто не пройдет. Бандиты тут же попятились, скрылись в дыму, оттуда послышалась хаотическая стрельба. Но она довольно быстро окончилась, когда вновь загрохотал британский крупнокалиберный пулемет, установленный на БМП.

Авдеев, сложив ладони рупором, крикнул:

– Сдавайтесь, у вас нет другого выхода. За каждого убитого заложника будет убит один из ваших. Начнем с вашего командира.

С минуту ни ответа, ни выстрелов – только густой черный дым валил из тоннеля. Наконец из него вышли Абу Джи Зарак, трое заложников из миссии МЧС и двое вооруженных охранников. Один из них сжимал в руке древко белого флага. Идейный вдохновитель талибов, несмотря на сложную для него ситуацию, выглядел вполне спокойно – эдакий восточный мудрец-суфий. Он стоял, поглаживая жидкую седую бороденку, абсолютно уверенный, что стрелять в него не станут. Имея за спиной несколько десятков заложников, в этом ему не приходилось сомневаться. Авдеев, хлопнув прапорщика по плечу, тихо произнес:

– Держи пулемет и не спускай его с прицела, если что… сам знаешь.

– Не сомневайся, лейтенант. Первым положу полевого командира.

Авдеев ловко соскочил с брони и, не прихватив с собой никого из десантников, направился к талибам. Он лишь держал перед собой растопыренные ладони, показывая, что оружия при нем нет. Абу Джи Зарак сделал три шага вперед, Авдеев остановился на расстоянии вытянутой руки от него. Некоторое время двое смотрели друг на друга, словно боролись взглядами, Авдееву даже вспомнилась старая детская игра – смотреть в глаза и не моргнуть, кто моргнул, тот проиграл. В этом смысле афганец оказался сильнее, его выцветшие глаза могли смотреть, не мигая, целый день.

– Хочешь моей головы? Тогда погибнут все. У меня тоже стволов хватает… О том, что вы собираетесь начать с меня, уже предупрежден. Я не хочу войны. Устал воевать.

– Не мы начали сегодняшнюю войну.

Авдеев теперь понимал майора Лаврова. Перед ним стоял отъявленный негодяй, выдающий себя за благообразного философа. У лейтенанта до сих пор «чесались руки», но договариваться приходится со всеми. Нельзя давать волю эмоциям, за словами, рукопожатиями стоят человеческие жизни.

– Чего ты хочешь? – прищурившись, спросил Абу Джи Зарак.

– Больше всего я хотел бы прикончить тебя и твоих людей.

Улыбка растянулась от уха до уха:

– Я тоже… и тебя, и твоего командира, но мы всего лишь исполняем волю всевышнего, который решил по-своему. Почему он дает шанс одним и забирает его у других? Этого знать нам не дано.

Абу Джи Зарак оглянулся, его люди уже выходили из дыма на свежий воздух. Загнать их назад в тоннель было невозможно.

– Оставим свои желания. Жизнь нас ожидает долгая, встретимся и разберемся. Ты бы, если мог, не стал бы тянуть, уничтожил бы меня и моих людей. Я, кстати, тоже. У каждого из нас есть чем торговать. У меня – заложники. А что ты хочешь предложить мне взамен?

– Жизнь. Тебе и твоим людям.

Абу Джи Зарак наставительно покачал пальцем.

– Будем конкретнее. Жизнь и свобода – разные вещи.

– Ты можешь уйти со своими людьми, оставив нам всех заложников. Подчеркиваю, всех! И похищенные тобой ценности из российских музеев.

Абу Джи Зарак картинно развел руки:

– Заложников? Пожалуйста. У меня не так много провизии и воды, чтобы поддерживать их. А ценности? Их у меня нет. Я даже не знаю, о чем ты говоришь. Можешь проверить каждого коня, каждого верблюда, которые уйдут со мной.

Авдеев стоял задумавшись. Из тоннеля доносились крики заложников, их не пускали на свежий воздух, люди уже задыхались. Лейтенант знал, что где-то там, в адском дыму, находится сейчас и его командир, осмелившийся рискнуть и спасти гражданских.

– Договорились! – звонко произнес он и махнул рукой, давая условный знак. – С этого момента вы все у нас на прицеле. Поэтому без глупостей.

По одному из тоннеля выпускали заложников. Люди выходили, заложив руки за голову, затравленно смотрели на полевого командира талибов. Десантники тут же принимали их, отводили за машины. Абу Джи Зарак спокойно созерцал происходящее. Он не нервничал, не подозревал подвоха, знал, что, пока майор Лавров в его руках, никто из русских военных не отважится открыть огонь. Последней вышла Ольга Бортохова. Она остановилась, совсем немного не дойдя до десантников, словно раздумывала: а не броситься ли назад?

– Чего ждешь? – обратился к ней Авдеев. – Все кончено, ты снова дома.

– Дома, – протяжно выговорила женщина, – а что меня там ждет?

– Решай сама. – Лейтенант не стал ни обнадеживать, ни запугивать ее. – Не мне решать.

Наконец из густого дыма выехал джип. Майор Лавров уже сидел на лавке. Он приподнял связанные руки, приветствуя Авдеева. Мол, все получилось, как мы с тобой задумывали. Абу Джи Зарак неторопливо сел на верблюда. Его люди, растянувшись цепочкой, уже уходили по тропинке в горы. Десантники тщательно проверяли поклажу. Даже намека на музейные ценности в ней не было. На гребне бликовал прицел снайперской винтовки. Наверняка Батяню держали под прицелом.

Все вздрогнули, когда в глубине тоннеля громыхнул взрыв. Следом за порцией пыли и дыма на дорогу выбежал задыхающийся талиб.

– Насчет сохранности тоннеля мы с вами не договаривались, – отстраненно произнес Абу Джи Зарак. – Я не хочу, чтобы вы оказались по ту сторону хребта раньше, чем туда удастся выйти мне.

Авдеев подбежал к джипу тут же, как его покинули талибы. Перерезал веревки на руках и ногах своего командира.

– Андрей, а если сейчас по ним, да из пулемета… пока не ушли, – шептал Авдеев.

– Лейтенант, дай закурить. А об этом и думать забудь, ведь ты слово дал.

Затекшие пальцы не слушались. Сигарета выпала на колени.

– Ты сам прикури и дай мне.

Авдеев раскурил две сигареты, одну вставил в пересохшие, растрескавшиеся до крови губы Лаврова, другой затянулся сам. Десантники уже выходили из укрытий. Батяня перекатил сигарету в угол рта, блаженно выдохнул табачный дым.

– Первые затяжки всегда такие вкусные, как и первые рюмки… Значит, так, лейтенант, подведем итоги. Что мы имеем в «сухом остатке»?

Авдеев, глядя вслед удаляющимся на конях и верблюдах талибам, принялся загибать пальцы.

– Заложники освобождены – это плюс. Кажется, единственный. Талибов пришлось отпустить, музейные ценности хрен знает где, тоннель взорван, по нему не пройти – это минус.

Лавров сжимал и разжимал кулак, разгоняя кровь в кисти. Наконец он смог сжать сигарету указательным и большим пальцами.

– Главное, люди целы и у нас ни одной потери. Все остальное – всего лишь вопрос престижа, ведь так, лейтенант?

– Я-то с вами соглашусь, а вот в Москве…

На горизонте синел горный хребет. В противоположной стороне простиралась каменистая пустыня. Освобожденные заложники держались вместе, будто боялись, что их вновь кто-нибудь разлучит. Воздух уже раскалился от высоко стоящего солнца, и потому горы казались призрачными – колыхались в восходящих потоках горячего воздуха. Батяня полулежал, привалившись спиной к горячему камню. Он смотрел в безоблачное небо и старался ни о чем не думать. Ныли запястья и щиколотки, стертые в кровь шершавой веревкой.

Старший лейтенант Дуглас, оставив своих людей в стороне, подошел, тень легла на майора. Тот не пошевелился, задумчиво жевал сухую травинку, глядя в небо.

– Простите, если помешал, – тактично напомнил Дуглас о своем присутствии, – можно присоединиться?

Батяня сел, отряхнул песок с ладоней.

– Конечно. – Он подвинулся, словно в пустыне было мало места на двоих.

– Ждать всегда тяжело, кажется, будто время растягивается, как резиновое, – чисто в английской манере попытался завязать разговор Дуглас.

– Ожидание бывает разным. Можно абсолютно спокойно ждать два часа прибытия поезда на перроне морозной зимой. Но очень тяжело ждать пять минут ста грамм спиртного в теплой комнате при накрытом столе.

Британец не понял шутки и вытащил из кармана плоскую фляжку.

– Виски. Я хотел бы выпить с вами.

Андрей Лавров не стал отказываться. Он сперва распробовал напиток, а потом залпом осушил микроскопический, граммов на тридцать, колпачок. Дуглас тоже выпил.

– Даже в глазах посветлело, – усмехнулся комбат и тут же вскинул ладонь, останавливая британского офицера. – Нет, больше не буду. Я понимаю, у вас другие представления о русских – пьют стаканами, не останавливаясь.

– Это сказки, которые о вас рассказывают другие народы?

– Почему же, случается и такое, но сейчас нет настроения.

Вот уже пятый час десантники и заложники ожидали прибытия британского транспортного вертолета, который должен был забрать уцелевших сотрудников миссии МЧС в Кабул, откуда их должны были доставить в Россию самолетом.

– Какие планы на будущее? – дежурно поинтересовался Дуглас, не рассчитывая на откровенность, все-таки сам был человеком военным.

Батяня потянулся, расправил плечи.

– Секретов нет. Передам людей вашим. Гуманитарная миссия приказала долго жить, осталось только перегнать вездеходы к узбекской границе. А там можно будет и отдохнуть.

По блеску в глазах майора британец понял, что не все так просто. Русскому не дает покоя то, что пришлось отпустить невредимыми Абу Джи Зарака и его бандитов.

– Королевские ВВС разнесли их лагерь в пещерном городе. Правда, был уничтожен и один наш «Чинук». – Старший лейтенант смотрел на горизонт, пытаясь разглядеть, не появился ли вертолет. – Обещали появиться уже час тому назад, – с тревогой произнес Дуглас.

Сонливость, одолевавшая Лаврова все время после освобождения, прошла, он почувствовал прилив сил.

– Спасибо за угощение, – Батяня поднялся на ноги, – виски – хороший напиток, если пить его малыми дозами.

Баренцев уже давно хотел поговорить с таинственным майором спецназа ВДВ, которому удалось освободить его самого и музейных работников, но лейтенант Авдеев запрещал, говоря: «Пусть командир отдохнет».

– Петр Владимирович, извините, что не подошел к вам раньше, – устало произнес Лавров, пожимая Баренцеву руку, – спать хотелось.

Дипломат принялся рассыпаться в благодарностях, интересовался, что может сделать для Лаврова в будущем.

– …вы же рисковали своей жизнью ради нас, и я понимаю, что уставом, инструкциями это не предусмотрено. Вы…

Комбат оборвал дипломата:

– Иногда приходится не думать, а прислушиваться к тому, что говорит сердце. Когда я увидел ее и мальчишку, понял, что по-другому поступить не могу.

– Я ничем не мог помочь им, – уныло проговорил Баренцев, – это страшное чувство, когда ты ничем не можешь оказать помощь женщине и ребенку.

– Забудьте, все позади.

На горизонте показалась черная точка, вскоре стал слышен и шум винтов. Британский вертолет приближался. Бывшие заложники оживились. Они поднялись на ноги, возбужденно махали. Старший лейтенант Дуглас и остальные британцы взобрались на возвышение, чтобы пилот их сразу же заметил. И тут внезапно послышался истерический крик:

– Никуда не полечу!

Бортохова подбежала к Дугласу, мертвой хваткой вцепилась ему в руку. Британец затравленно обернулся, ожидая, что вмешается Лавров, все-таки медик МЧС – его соотечественница. Но Батяня сделал вид, словно ничего не заметил. Дуглас вынужден был принять удар на себя. Сперва он не мог понять, о чем твердит Бортохова, – из русского языка он знал значение всего пяти-семи слов. Достаточно, чтобы выпить и поулыбаться друг другу, но не больше. На помощь пришел прапорщик ВДВ. Он и переводил сказанное. Делал это без особого удовольствия, но честно. Ни одного слова Бортоховой не переврал.

– …Мистер, господин старший лейтенант, я не могу вернуться в Россию, сделайте же что-нибудь.

– О чем вы говорите? Я не совсем понимаю, – изумился Дуглас.

– Меня там посадят. ФСБ… – Медик с мольбой смотрела в глаза британцу. – КГБ, ЧК. – Ольга извлекла из глубин памяти более доходчивые для иностранца сокращения.

– Почему вы так боитесь? – все еще не мог понять британец. – Если вы что и сделали, то под угрозой смерти. Это любой суд примет во внимание.

– Да, что вы понимаете в нашем правосудии?! – Бортохова уже рыдала навзрыд. – У нас разбираться не станут. Это вам не западная демократия.

Британский вертолет тем временем уже разросся в размерах, четко прорисовался его силуэт. Дуглас затравленно оглянулся на майора Лаврова. Мол, чего эта женщина от меня домогается?

И на этот раз Лавров не проявил заинтересованности в происходящем. Британский офицер понял: ФСБ – это не пустой звук, Бортоховой в самом деле могут грозить неприятности. И в основном не из-за того, что она, не желая того, дала наводку на Чагина, а именно из-за ее теперешнего нежелания возвращаться в Россию. Дуглас чуть заметно кивнул комбату. А Ольга продолжала тараторить:

– Я хочу просить этого… как его? Политического убежища. Вы не можете меня отдать в руки ФСБ. Заберите меня отсюда. Я не полечу с ними.

– Погодите, – Дуглас положил ладонь на плечо женщины, – все будет хорошо. Я вам обещаю. Но сейчас у меня есть дело.

Британский вертолет уже завис неподалеку от площадки, где собрались сотрудники МЧС. Британский офицер пробежал сотню метров и стал подавать знаки пилоту, заводя вертолет на посадку. Пыль, поднятая винтами, мчалась на бывших заложников и десантников вместе с песком и обломками сухой травы. Людям хотелось как можно скорее покинуть эту негостеприимную землю. Шасси мягко коснулось камней. Люк открылся. Дуглас торопливо бросил пару фраз, махнул рукой Лаврову: мол, запускай – и поспешил к одиноко стоявшей Бортоховой. Британцу не слишком улыбалась перспектива заниматься русской, требовавшей у него политического убежища. Когда надо, Дуглас умел быть жестким. Он взял Бортохову за плечи, силой развернул ее к себе и заставил слушать, не перебивая.

– Значит, так. Допустим, я доставлю вас в британское посольство.

Ольга кивнула, надежда загорелась в ее глазах. Британец продолжил:

– Если ФСБ имеет против вас обоснованные претензии, – он вскинул ладонь, не давая Бортоховой возразить, – мне не важно какие, то вас Соединенное Королевство выдаст России без всяких угрызений совести. Вы не Березовский, не Закаев и даже не Литвиненко. Сделает маленький дружественный жест. За вас ведь некому заступиться?

– Я одна, совсем одна… – хныкала Бортохова, – сделайте же что-нибудь.

– Я пытаюсь минимизировать ваши потери. Образумить вас. Если вы все же решите просить политического убежища в Британии, то учтите, и это вам зачтется на родине. Со всеми вытекающими… так что решайте сами.

Дуглас демонстративно отошел в сторону, освобождая Ольге дорогу к вертолету, в который уже садились сотрудники МЧС. Бортохова закрыла лицо руками, ее тело сотрясал плач.

Майор Лавров стоял у невысокого трапа, сброшенного из люка вертолета, и прощался со спасенными им людьми. Пожимал руки, улыбался, кивал, желал счастливой дороги. Мариам Воронцова подошла к нему и благодарно улыбнулась.

– Не знаю, что бы случилось…

– Не надо благодарить, каждый из нас делал свою работу, – примирительно сказал Батяня и пожал тонкую женскую руку.

– Мы сейчас улетаем, – женщина прижимала к себе сына, будто боялась, что он вот-вот исчезнет, – не знаю, может, это и не имеет значения, но… Миша, расскажи, что ты слышал.

Мальчишка не по-детски серьезно глянул на майора ВДВ и принялся рассказывать то, что ему довелось услышать в пещерном городе, когда он прислуживал Абу Джи Зараку и важному иранцу. Комбат слушал внимательно, щурился, не перебивал. Мальчишка замолк.

– Говоришь, главный талиб договорился с ним, что уйдет в Иран?

– Я так понял. Так они говорили.

Лавров спохватился:

– А на каком языке они говорили? Как ты все это понял?

Мариам улыбнулась, погладила сына по голове:

– Я с самого его рождения стараюсь хоть пару часов в день говорить с ним по-арабски. Этот язык для нас, мусульман, то же самое, что для западных европейцев – английский. Кое-чему он научился. Говорит плохо, но понимает все.

Батяня все еще сомневался:

– Почему никто из ваших товарищей по несчастью не сказал мне, что он знает арабский?

– Извините, – замялась Мариам, – но вы, русские, очень настороженно относитесь ко всему, что связано с исламом. Вот мы и не афишировали. Даже на работе у меня никто об этом не знает.

– Дураков везде хватает, – расплылся в улыбке Лавров, – и среди русских, и среди татар.

– Даже не знаю, где их больше. Иногда свои более подозрительны, чем московские.

– Не знаю, помогли вы мне или осложнили жизнь… – задумчиво проговорил комбат. – Давай, до встречи, – и он протянул мальчишке руку, – из тебя получится хороший разведчик.

Сотрудники МЧС уже скрылись в чреве вертолета. Все, кроме Бортоховой. Медик стояла и не решалась сделать шаг к трапу. Лавров вздохнул, подошел к ней.

– Я не слышал того, что ты говорила британцу. Если потом будут проблемы, можешь рассчитывать на меня.

Женщина смотрела на майора и все еще не верила, что ей желают добра.

– Я же виновата. Чагин погиб из-за меня.

– На войне каждый оставшийся в живых обязан кому-то жизнью. Мы все живем вместо погибших.

Лавров приобнял Бортохову и сам подвел ее к трапу. Британский сержант уже нетерпеливо тянул руку, чтобы помочь ей подняться на борт. Медик нерешительно поставила ногу на ступеньку.

– Все правильно, – подбодрил ее Батяня, – кто из нас не совершает ошибок?

– Я многое поняла за эти дни, – тихо, так, чтобы слышал только Лавров, сказала Бортохова и, уже не оборачиваясь, скрылась в вертолете.

Британский сержант торопливо отдал честь. Козырнул и комбат. Люк закрылся. Батяня отошел и дал знак, что можно взлетать. Глухо взвыли турбины. Медленно сдвинулись лопасти и вскоре превратились в серый полупрозрачный диск. Ветер валил с ног, сек лицо и руки песком. Но майор не отходил, стоял, прикрыв голову локтем. Шасси медленно оторвались от каменистой земли. Машина мастерски развернулась в воздухе и устремилась навстречу заходящему солнцу. Пилот спешил, ему следовало до заката прибыть в Кабул.

Лейтенант Авдеев дождался, когда отдалится вертолет, и негромко кашлянул за спиной у Батяни.

– Чего тебе?

– Она, конечно, дура, но баба не вредная, – подвел черту под темой Бортоховой Авдеев. – Теперь нам всего и делов – добраться до узбекской границы. По сравнению с тем, что было, это – просто увеселительная прогулка.

Майор сдвинул брови, он не разделял радужного настроения своего заместителя.

– Нам указано четкое время, когда мы должны прибыть на узбекскую границу? – В вопросе чувствовался подвох, ведь Лавров и сам знал точный ответ.

– Нет, – несколько растерянно отозвался Авдеев, – если опоздаем в пределах разумного, никто и слова не скажет.

Лейтенант смотрел на север, будто мог различить за горизонтом границу с Узбекистаном, за которой всех их ждала дорога домой. На его лице была счастливая, но немного грустная улыбка, как у каждого военного, узнавшего, что война закончена.

– Значит, можно и не сильно спешить, – многозначительно произнес Батяня.

– Тут хоть и тепло, но далеко не курорт, – насторожился Авдеев, – вы это о чем?

– Просто так. Дороги тут неровные, на большой скорости трясет сильно. Поедем медленно.

– Приеду, куплю два блока пива, поставлю в холодильник. Таранка на балконе лежит – полмешка. Зайдете вечерком, комбат? После пустыни только о питье думать и могу. – Авдеев говорил так, словно уже сидел в своей небольшой комнатке в офицерской гостинице в Поволжье.

– Зайду… когда домой вернемся.

Лавров хлопнул лейтенанта по плечу.

– А теперь по машинам. У ближайшего колодца остановка.

В лучах заходящего солнца два вездехода на базе БМП пылили по пустынной равнине. Батяня сидел на броне. После часового пребывания в задымленном тоннеле ему все еще не хватало воздуха, даже курить не хотелось. Но претензии предъявлять было некому. Сам все с Авдеевым и придумал и исполнил.