Глава 11
Николай Порфирьев собрал охрану на том самом прогулочном корабле «Аэлита», где олигарх праздновал свой день рождения. Разговор предстоял серьезный, по душам. Кораблик покачивался у причала – легкомысленный и праздничный. Начальник охраны сидел за столом в просторном помещении, охранники устроились на стульях, расставленных вдоль застекленной стены.
Порфирьев начинал нервничать: Хайновский опаздывал уже на десять минут. Можно было набрать номер и спросить самого хозяина, как долго его ждать, но интуиция подсказывала Порфирьеву, что лучше этого не делать. Последние проколы, исчезновение Лады Сельниковой и так привели Хайновского в бешенство.
Речная чайка нагло чистила перья, усевшись на перила напротив входа. Птица занималась своим делом и недовольно косилась на людей, ничего хорошего от них она в своей жизни не получила. Чайка замерла, затем высунула голову из-под крыла, нагадила на палубу и с протяжным криком сорвалась с перил, низко полетела над водой. Лишь после этого Порфирьев расслышал, что к причалу подъехала машина.
«Чует же пернатая зверюга опасность. Мозгов меньше, чем у человека, а осторожности больше», – подумал он.
Хайновский вбежал на трап, от него так и исходила энергия.
– Здравствуйте, – с улыбкой бросил он собравшимся.
Суровые мужчины кто поднялся, кто пробормотал приветствие, а кто и не пошевелился, но за Хайновским наблюдали внимательно. Ни для кого из его людей не было секретом, что закат Михаила Изидоровича произойдет скоро.
– Спасибо, что собрались, – он сказал так, будто эти люди не находились у него на службе и он не платил им деньги, – большинство моих знакомых уже избегают встреч со мной. И даже не отвечают на телефонные звонки, – Хайновский сухо рассмеялся, – нет, я не считаю, что вы должны бескорыстно любить меня. Ситуация складывается так, что в ближайшее время меня могут арестовать. Поэтому все наши прежние договоренности можно считать недействительными. Все, кто хочет, могут искать себе новую работу. Желающим остаться со мною до конца я обещаю расплачиваться ежедневно и в тройном размере. Не буду давить на вашу психику. Походите по причалу, покурите, посоветуйтесь между собой. Через десять минут желающие остаться собираются здесь.
В гробовом молчании Хайновский покинул помещение. Постоял, заложив руки за спину, у стойки бара. На прикрытой салфеткой тарелке лежал двумя стопками подсохший хлеб – белый и черный. Михаил Изидорович устроился на лавке на носу корабля. У самого борта сновали невзрачные утки.
– Жрать хотите? – прошептал Хайновский, перегибая ломтик батона.
Утки тотчас оживились, каждая птица хотела оказаться поближе к борту. Вода буквально закипела под перепончатыми лапами.
Хайновский бросил хлебную корку подальше от корабля, вся стая тут же устремилась за ней. Утки мгновенно расправились с коркой. Второй кусок Михаил Изидорович прицельно бросил на спину самому наглому селезню, тому даже пришлось нырнуть, чтобы не заклевали товарищи.
– Борьба за ресурсы, – смеялся, указывая подошедшему Порфирьеву пальцем на уток, Хайновский, – когда хлеба мало, они готовы убить друг друга, хоть и не слишком голодны. Азарт. Ты, кстати, почему не с ребятами? Каждому из них есть над чем подумать.
– Не хочу мешать. При мне они открыто не поговорят.
– Тоже правильно. Ты-то как решил?
– Я с вами до конца.
– Почему? Только предельно честно.
– Кому нужен будет начальник охраны, бросивший хозяина в трудное время, – осторожно ответил Порфирьев.
Хайновский погрозил ему пальцем и тут же протянул руку, коротко пожал ладонь в знак благодарности за искренность.
– Ценю открытость. Про Ладу можешь забыть. В ближайшее время она меня не интересует.
– Странное дело, машину того типа мы так и не смогли пробить, а поисками Лады вовсю занимается ФСБ.
– Тем более держись от нее подальше. А теперь подумай, что станут делать утки, если я брошу им все сразу? – и, не дожидаясь ответа, Хайновский перевернул тарелку над водой.
Утки набросились на хлеб, но почти тут же охладели к еде, плавали, лениво поклевывая размокавшие в воде куски.
Охранники на причале разбились на небольшие группки по три-четыре человека и переговаривались. Ни у кого на лицах, естественно, радости не было. Были и такие, кто прослужил у Хайновского по десять лет, никому не хотелось ломать установившийся образ жизни.
– Я слышал, – шептал невысокий, с азиатским разрезом глаз охранник своему приятелю, – что Хайновского подержат в тюрьме недолго, пока он не отдаст государству контрольный пакет компании, а потом выпустят.
– От кого слышал? – без особого энтузиазма уточнил бывший десантник.
– У моей сестры муж в суде работает, – похвалился «азиат».
– Знаю я про него. Только суд-то хозяйственный. Я больше в то верю, что сам Хайновский говорит. Не стал бы он предлагать уйти, если бы не был уверен, что теперь уж все, каюк.
– Испытывает, проверяет, хочет найти тех, кто за ним в огонь и в воду готов пойти.
– Ты-то сам как поступишь?
– Я? – «Азиат» выжидающе косился на других охранников, отвечать первым ему не хотелось. – Остаюсь.
– Хотел бы я знать, как Порфирьев решил; он всегда чует, откуда ветер дует.
«Азиат» глянул на часы:
– Десять минут на исходе, – он отправил окурок щелчком в воду и поднялся на палубу.
За ним поднялись еще пять охранников, другие колебались, но, увидев, как Порфирьев вместе с Михаилом Изидоровичем направляются в надстройку, колебавшиеся дрогнули, еще четверо поднялись следом.
– Я понимаю, что вы свой выбор сделали? – крикнул начальник охраны оставшимся на причале.
Никто не ответил, смотрели себе под ноги. Порфирьев прикрыл дверь в надстройку, повернул ручку жалюзи. Хайновский обвел людей веселым взглядом.
– Думал, что вас окажется меньше. Приятно, если кто-то верен тебе, пусть и за деньги.
– Как можно, Михаил Изидорович, мы же столько лет… – хотел возмутиться Порфирьев.
– Быть верным за деньги еще труднее, чем из любви и уважения, – Хайновский вытащил из внутреннего кармана пачку долларов, разорвал бумажный банковский ободок.
Он обошел всех охранников, каждому собственноручно вручил по две стодолларовые купюры.
– Теперь без обид и претензий. Николай, распредели оставшиеся и возвращайся ко мне.
Порфирьев, что касалось его работы, действовал всегда быстро и решительно, вскоре у машины олигарха осталось двое охранников, еще двое ждали в машине сопровождения. Николай и Хайновский прохаживались по палубе.
– Честно говоря, я бы мог с сегодняшнего дня вообще обходиться без охраны, это у ФСБ и правительства голова должна болеть, чтобы с меня ветром лишний волосок не сдуло, – Михаил Изидорович пригладил поредевшие волосы.
Порфирьев хмыкнул.
– Всякое может случиться.
– Само ничего не случается, – Хайновский заговорщицки подмигнул, – ты, Николай, должен срочно найти одного человека. Но об этом будем знать только я, ты и пара ребят из охраны.
И хоть они были на палубе только вдвоем, Хайновский наклонился к уху начальника охраны и зашептал. Его толстоватые влажные губы кривились от напряжения. Лицо Порфирьева с самого начала выражало недоверие, не проникся он услышанным и к концу разговора.
– …не знаю… мне кажется, это не сработает.
– У тебя есть другие варианты?
– Нет, – вынужден был признать Николай.
– Значит, действуй.
* * *
В больших городах люди стараются не обращать друг на друга внимания, словно вокруг них не живые братья по разуму со своими заботами, бедами и желаниями, а деревья. Даже через пьяного обычно переступают, как через бревно. Только и следят за тем, чтобы не столкнуться да не наступить на ногу.
Порфирьев уже и забыл, когда последний раз ездил на электричке, в троллейбусе, в трамвае, когда спускался в метро, да и просто ходил по улицам. Должность начальника охраны олигарха требовала во всем повторять маршруты хозяина, в определенном смысле жить его жизнью. С той только разницей, что, когда Хайновский получал от этой жизни удовольствие, Порфирьев не мог себе позволить и рюмку пригубить. Николай шел по Ленинградскому проспекту и внимательно присматривался к прохожим. Если другие мужчины его возраста иногда бросали взгляды на хорошеньких женщин, то Порфирьева сегодня интересовали исключительно мужики.
Порфирьев решительно нырнул в метро, разглядывал людей он и в подземке: на эскалаторе, в вагоне, но ни к кому больше не подходил. Вышел он на поверхность на Белорусском вокзале и сразу же направился к кассам пригородных поездов, прислонился к подоконнику, скрестил на груди руки. Вскоре глаза его загорелись. Коренастый мужчина со связкой свежеструганных брусочков взял билет в кассе и двинулся к выходу. Порфирьев шел за ним по пятам. Перед платформами дачник сверился с часами на табло, извлек из рюкзака бутылку пива и принялся шарить в карманах, чем бы ее открыть, остановился на связке ключей. Николай тут же оказался рядом с ним.
– Ключами не стоит открывать. Маленькая царапина, зазубрина, и ключ можно выкинуть. А то и замок таким покалеченным ключом можно испортить, – говорил он убежденно, будто бы сам уже перепортил с дюжину ключей.
– Я часто так открываю. Пока ничего такого…
– Именно что пока, – Порфирьев завладел бутылкой, поджал пивную пробку большим пальцем, послышалось тихое шипение, и бутылка была открыта.
– Ключ, значит, жалко, а палец – нет, – засмеялся мужчина, принимая бутылку.
Порфирьев сбегал к окошку буфета, вернулся с тремя бутылками пива.
– Компанию вам составлю. Электричку ждете?
– На дачу собрался, – мужчина присел на парапет под табло, – строюсь.
– Небось жена запилила, лето идет, а дача не достроена, в мозгу дырку уже проковыряла, твердит, что жить на ней нельзя, – засмеялся Порфирьев.
– Не угадали. Развелся я с женой. Только после этого за дачу и взялся. Квартиру ей с дочкой оставил, теперь спешу, чтобы осенью, как Стрекоза из басни, не остаться без крыши. Меня, кстати, Павлом зовут.
– Крыша – дело нужное. Меня – Николаем. За знакомство, – Порфирьев чокнулся бутылкой пива, зажатой в руке, звук получился глухой, словно сошлись два булыжника.
– Очень приятно. А вы, Николай, куда собрались? – отхлебнув пивка, поинтересовался Павел.
– Кручусь, на жизнь зарабатываю. Сегодня здесь, а вчера там. – Начальник охраны олигарха подмигнул собеседнику. – Тебе на жизнь хватает? – ненавязчиво перешел он на «ты».
– По-всякому. Денег много никогда не бывает. Я пока в отпуске.
– Заработать хочешь?
– Смотря что делать придется. Я далеко не все умею. Если столярка – это пожалуйста, со станками обходиться умею, а каменные работы – не мое.
– Деньги хорошие и, главное, быстрые.
– Кто ж от них откажется?
– Штука баксов, но дней на десять о своей даче забудь и о выпивке тоже.
– За такие деньги я потом бригаду найму, они мне за неделю все и закончат. – Глаза у Павла загорелись. – Ты еще не сказал, что делать придется.
– Почти ничего.
– За ничего и платят ничего.
– Случается и халява.
– С ментами проблемы будут? – наконец-то догадался Павел и жадно сглотнул набежавшую слюну.
– Будут, – рассек воздух ладонью Порфирьев, – но разрешимые, тебе они ничего не сделают, максимум – подержат два дня. Если так случится, за каждый день отсидки еще по сотне заплачу. Все время ожидания будешь на полном обеспечении, кроме девочек по вызову.
За короткое время, прошедшее с момента, когда была озвучена «штука», Павел уже успел ее потратить в мыслях. Получалось неплохо, он закрывал основные дырки в своем холостяцком бюджете. Отказываться от предложения не хотелось. Теперь даже перспектива оказаться в ментовке не казалась страшной.
– Сам почему не берешься легкие деньги срубить?
– Комплекция не та. Моя работа – тебя найти. Мне за это деньги платят. Если не хочешь, желающие найдутся. Могу и аванс дать – две сотни.
– Почти согласен. Вопрос в деталях.
– Поехали, мне тебя еще показать надо.
– Я же на дачу собрался, – Павел постучал деревянными брусками по асфальту.
Порфирьев вместо ответа вытащил две сотенные купюры и протянул их дачнику:
– Даже если передумаешь или не подойдешь, то одна из них у тебя останется.
Павел машинально взял деньги, смотрел на них.
– Спрячь, на нас уже пялятся.
– У меня и паспорта с собой нет, – растерялся Павел, засовывая деньги в карман военной рубашки.
– Паспорт твой не нужен.
Порфирьев вытащил сотовый телефон, набрал номер и коротко бросил в трубку:
– Я на Белорусском. Подъезжай, забери.
Павел допил пиво. Мужчины шли к арке уже молча. Павел хотел было завернуть к площади, но Порфирьев остановил его:
– Ждем здесь.
Джип с тонированными стеклами заехал прямо в «аппендикс», ведущий к билетным кассам.
– Садись, – Николай распахнул заднюю дверцу и поторопил Павла, – не задерживайся.
– Я думал, сюда только дипломатические машины пропускают.
– Теперь и ты такой же крутой стал, как дипломат, – рассмеялся Порфирьев, хохотнул и шофер.
«Может, зря я согласился, – подумал Павел. Пристраивая бруски между коленей, провел ладонью по кармашку рубашки, тот отозвался хрустом купюр. – Хоть одна из них, да моя будет. А на бандитов они не похожи», – утешил себя дачник.
На панели поблескивал серебристый мобильник.
– Позвонить можно? Сосед просил сигарет привезти, – Павел даже протянул руку, ожидая, что водитель подаст ему трубку.
Но тот вопросительно глянул на Порфирьева.
– Звонок другу отменяется. За штуку баксов можно недельку обойтись и без телефона. Получишь деньги, сам себе мобилу купишь, – сказано это было не зло, а вполне миролюбиво, – свежие газеты я тебе тоже не обещаю, только телевизор.
Машина проехала совсем мало, завернула в переулок и остановилась неподалеку от парикмахерской.
– Прежде чем показывать, тебя в порядок привести надо, – сказал Порфирьев.
Павла усадили в кресло, миловидная девушка накинула на его шею белоснежную, пахнущую ароматизатором простыню. Порфирьев, как умел, принялся объяснять девушке-парикмахеру, какой он видит будущую прическу Павла. Слов ему не хватало, и начальник охраны олигарха пытался пальцами на собственной голове отобразить линию волос.
– Погодите, я все же мастер высокого класса и так работать не привыкла, – остановила его девушка, нагнулась к нижней полке стеклянной этажерки.
Ее и без того короткий халатик пошел вверх, взгляды Павла и Порфирьева сошлись в одной точке, ровно на срезе халатика.
– Ну не надо уже смотреть так откровенно, – из-под руки сказала девушка и подхватила парикмахерский каталог.
Порфирьев с каталогом устроился на диване, листал страницу за страницей.
– Его мнение вас не интересует? – парикмахерша покосилась на Павла.
– Нет, – не отрываясь от страницы, произнес Николай и ткнул пальцем в журнал, – вот эту.
– Вкус у вас есть. С его типом лица я бы тоже выбрала эту прическу. Странно, сами вы носите прическу, которая деформирует овал вашего лица, а он у вас, кстати, идеальный. Я бы вам посоветовала…
– В другой раз. Я уже привык ходить так, и поздно менять привычки. Мы спешим, приступайте, – сухо ответил Порфирьев.
Щелкали ножницы, гудела машинка, сменялись насадки, о предназначении и существовании которых ни Николай, ни Павел понятия не имели. Девушка работала виртуозно – ни одного лишнего движения, ни суеты, ни колебаний. Наконец она продемонстрировала итог.
– Устраивает?
– Вполне, – отозвался скупой на похвалы начальник охраны.
Павел с ужасом смотрел, как Порфирьев, не моргнув глазом, выкладывает за стрижку полторы тысячи рублей.
– Если вам понравилось, приходите еще, – сказала парикмахерша.
Павел на улице сразу же ощутил, что волос на голове стало меньше, ветер добирался до самой кожи. Он уже не спрашивал, куда и зачем едут. За темными стеклами джипа проносились здания центра города, их сменили новостройки.
За Кольцевой машина свернула на малоприметную дорогу, обогнула поле, лесок. На берегу небольшого водохранилища возвышались три новомодных дома под одинаковыми синими металлочерепичными крышами.
«Заборы здесь высокие, метра по три», – прикинул на глаз дачник.
Водитель не сигналил, просто подкатил к воротам и остановился. Железная створка поползла в сторону. За забором начинался такой изумительный порядок, что Павлу тут же стало стыдно за самодельную альпийскую горку, которую он соорудил этой весной. Туевая аллейка вела к крыльцу, с обеих сторон обсаженному розовыми кустами. У двери зеленели мясистые пальмы в кадках, а фасад дома был густо увит виноградом. Порфирьев не спешил выходить, приспустив стекло, вглядывался в окна дома. Наконец махнул рукой и сказал:
– Выходи. И доски свои забирай.
Павел с брусочками под мышкой выбрался из машины, разноцветные плитки дорожки лежали ровно, швы заделаны были идеально. Он остановился, не зная, куда идти. Николай перехватил связку брусков.
– Повернись боком, – командовал Порфирьев, – стань к дому спиной. А теперь пройдись перед крыльцом, только спину держи ровней. Задери голову и посмотри в небо. На дом и по сторонам не смотреть!
Павел чувствовал себя солдатом-новобранцем на плацу. Порфирьев же был для него кем-то вроде сержанта, который не может быть доволен рядовым уже в силу того, что он сержант.
– Не торопись! Больше достоинства! – Порфирьев сунул Павлу солнцезащитные очки, – надень.
Испытание оборвалось внезапно. Не успел дачник обойти клумбу, как Порфирьев щелкнул пальцами:
– Годен. Андрей, проводи гостя в его домик.
Водитель махнул рукой. Вскоре Павел миновал сад за домом. У самого забора стояло небольшое строение, сложенное из красного кирпича, что-то среднее между сторожкой и баней.
– Проходите.
Павла провели внутрь, пол был еще влажный после уборки. В воздухе чувствовался запах дезодоранта. Все двери открыты. Небольшая комната с кроватью, телевизором и видеомагнитофоном, кухня с холодильником и плитой, ванная комната, вот и все, что разместилось на площади около двадцати пяти квадратных метров.
– Располагайтесь, если что потребуется, воспользуйтесь телефоном, – голос водителя звучал ровно, без эмоций.
Не успел Павел опомниться, как входная дверь закрылась и щелкнул замок. Он даже не сразу поверил, что его заперли, – подергал ручку.
– Эй! – позвал он и прислушался.
Шаги удалялись, гравий хрустел под подошвами ботинок. Только сейчас Павел заметил, что на окнах стоят решетки. Он обошел домик, все в нем было предусмотрено для жизни нетребовательного одинокого мужчины. В ванной на полке над умывальником лежали тюбик зубной пасты, запакованная щетка, станок и пена для бритья. Холодильник оказался забит под завязку пивом, снедью. Вот только телевизор не брал ни одной программы, а работал лишь как довесок к видеомагнитофону. И телефон оказался странным, без диска и без клавишей набора – корпус с трубкой. Поколебавшись, Павел снял трубку, поднес к уху. Вместо гудков в ней сразу же прозвучал суровый мужской голос.
– Слушаю. Что вы хотели?
– Связь проверяю, – неуверенно произнес дачник и тут вспомнил: – У Николая остались мои бруски, я с ними приехал.
Последовала пауза, рядовой охранник несколько секунд соображал, кто такой Николай.
– Их принесут к вам в дом вместе с обедом.
– Спасибо… – пробормотал Павел и положил трубку.
«Жратвы полно, а еще и обедом кормить будут».
Перспективы вырисовывались какие-то странные, а необъяснимое, странное всегда пугает.
Когда принесли обед и обещанные деревянные бруски, Павел спросил:
– Из дома выходить можно?
– Прогулка в три, – ответил немногословный охранник, и вновь клацнул замок входной двери.
Павел гулял по участку, к воротам старался близко не подходить, лишь только он приближался к ним, как тут же из будки выходил охранник и упирался в него немигающим взглядом. Занавески и жалюзи в большом доме закрывали окна – все до единого, так что даже нельзя было понять, обитаем он или нет.
Смертельная скука овладела Павлом. Казалось бы, с чего? У себя на даче он мог по нескольку дней кряду не покидать участок, с утра до вечера валяться на кровати. Но там он сам распоряжался своим временем, сам решал – бездельничать или работать, а тут все решалось за него. И сколько еще ждать, было непонятно.
