Глава 10
Семен Липский, сидя за столом в своем московском офисе, долго вертел в руках мобильный телефон. Казалось бы, всего и дела-то – набрать номер, назначить встречу. Времени на это надо каких-то тридцать секунд. А он тянул. Если бы звонить предстояло министру, депутату, он не стал бы церемониться. Деньги, которыми располагал Липский, заставляли людей прислушиваться к его мнению, прощать, если он отрывал их от дел.
– Миша, Миша… – бормотал Семен, вращая легкую телефонную трубку в пальцах, – не повезло тебе, но и мне не повезло, ведь плохую новость тебе придется услышать от меня.
Секретарша не беспокоила босса, хоть и наступило время, когда он распорядился подогнать к крыльцу свою машину. Наконец Семен, собравшись с духом, набрал номер Хайновского, в душе все еще теплилась надежда, что тот не ответит, но после двух гудков в трубке прозвучало бодрое:
– Слушаю тебя, Семен.
– Привет, – грустно произнес Липский, – разговор есть, давай пообедаем вместе. Кабинет уже заказан.
– Невеселый ты какой-то, – на другом конце линии послышался насмешливый голос Хайновского.
– Дел много. Согласен?
– Чего ж не согласиться? С хорошим человеком поговорить можно. Многие из тех, с кем раньше обедал, меня и знать не хотят. Но ты не из них. До встречи.
Липский отложил трубку и завертел ее волчком на столе. На душе было паскудно. Беда заглянула в гости к Хайновскому, значит, со временем могла наведаться и к нему.
– Телефон у меня будет отключен, – предупредил Семен Липский секретаршу, – вернусь к вечеру. Если вернусь.
В машине Липский принюхался, ему показалось, что шофер позволил себе курить в салоне. Он даже хотел сказать об этом, но сообразил, что такого просто быть не может – мужик держится за свою работу руками и ногами. И если специально оговорено, что курить нельзя, то он не станет искушать судьбу.
К ресторану подъехали, как всегда, со двора. Липский не любил быть в центре внимания. Он никогда специально не лез под телевизионные камеры, не позировал фотографам, но все же в лицо его знали многие интересующиеся политикой москвичи. Метрдотель лично провел олигарха в кабинет по узкому ярко освещенному коридору.
– Подавать прямо сейчас или подождать, когда появится ваш гость?
– Подождем гостя. Михаил Изидорович редко опаздывает.
От Липского не укрылось, как метрдотель удивился, заслышав имя опального олигарха.
– Я вам сразу сообщу, когда он приедет, – метрдотель, солидный седой мужчина, покинул кабинет.
Липский осматривал знакомые стены. Сколько уже раз ему приходилось здесь обедать, и с тем же Хайновским, и с другими. Сколько было выпито, съедено. И вот сейчас, неизвестно почему, Липский вдруг подумал, что обедать с Михаилом Изидоровичем ему предстоит последний раз в жизни.
«Чудо могло бы спасти его, но чудес в этом мире не случается, даже за очень большие деньги».
Метрдотель распахнул дверь и пропустил в кабинет Хайновского. Опальный олигарх широко улыбался, пожал руку приятелю.
Мужчины сели друг напротив друга. Липский вздохнул и отвел взгляд.
– Тебе-то чего переживать, – невесело улыбнулся Хайновский, – говори, раз позвал.
– Кирилл Братин ко мне вчера приезжал, – тихо, не глядя на собеседника, проговорил Липский.
– Ясно, – Хайновский забарабанил пальцами по столу, – Кирилл Андреевич мог бы и сам ко мне заехать.
– Не мог. И не заедет, – Липский ткнул вилкой в хорошо прожаренный кусок мяса и принялся пилить его ножом, – но просил тебе передать.
– Очень мило, – Хайновский пригубил стакан с минералкой, – детский сад какой-то. Где меня искать, он знает. На крайний случай и телефон есть.
– Братин за себя боится, за кресло в Совете безопасности. Со мной в офисе говорить не стал, полчаса с ним по набережной ходили. Решено тебя арестовать в следующую субботу утром. Братин сказал, что это решение уже не отменят, – сказав это, Липский почувствовал облегчение.
Хайновский задумчиво смотрел поверх головы Липского, рассеянно улыбался. Семену даже показалось, что Михаил Изидорович его не расслышал.
– Вот и свершилось, – наконец отозвался он и принялся за обед.
– Что делать будешь?
– Покорюсь судьбе, – с неожиданной бравадой произнес Михаил Изидорович.
– На тебя не похоже.
– Не мешай наслаждаться последними свободными днями. Нельзя жить и думать о смерти.
– Ты, случаем, с ума не сошел? – покосился на приятеля Липский.
Хайновский тем временем спокойно уплетал мясо и запивал его красным вином.
– Не пойму я тебя.
– Никто меня понять не может. Вот только Яша Цирюльник – один понимает. Очень правильную мысль он высказал, когда мы с ним в Цюрихе виделись. Он говорит, мол, никогда не переживай за то, что ты потерял, а радуйся тому, что осталось. Вот я и радуюсь тому малому, что имею.
– Это уже даосизм какой-то – китайские средневековые заморочки. – Липский успел расправиться только с половиной лангета, а Хайновский уже отодвинул пустую тарелку.
– Спасибо тебе за заботу. Не каждый бы решился на встречу со мной. Я это ценю. Десерта ждать не стану. Спешу наслаждаться жизнью. И даже могу дать тебе на прощание один дельный совет: в ближайшие полгода-год не затевай афер с наличными баксами и не делай слишком больших ставок на действующего президента. Кириллу Андреевичу привет передай, сам-то я с ним вряд ли уже свижусь, разве что в тюремном коридоре.
– Шутки у тебя дурацкие. – Аппетит у Липского пропал безвозвратно.
– Чем и знаменит. – Михаил Изидорович легко поднялся из-за стола, застегнул пиджак. – Будь здоров и осторожен, – Михаил Изидорович загадочно улыбнулся. – Семен, насчет того, о чем мы говорили на катере, все остается в силе, если со мной что-то случится, возьми бумаги в швейцарском банке и пусти их в дело.
– Но я же понял, что их у тебя украли, – изумился Липский.
– Украли другие бумаги. – И вновь загадочная улыбка тронула губы опального олигарха, которому на свободе оставалось гулять совсем ничего. – В память обо мне сегодняшнем возьми их и используй.
– Что в них?
– Увидишь. И Братину передай. Вы вместе должны это сделать, как договаривались. Обещаешь?
– Обещаю.
Короткое рукопожатие, и Хайновский скрылся за дверью.
«Наговорил хрен знает чего, – недоумевал Семен Липский, – вместо того чтобы пытаться спастись, он руки опустил, фаталист чертов. А как спасешься, если все тебя сдали? Даже я к этому руку приложил. А что оставалось делать? Как говорили в годы нашей комсомольской юности, „на моем месте так поступил бы каждый советский человек“. Не удивлюсь, если он решил в последний день свести счеты с жизнью. Вот беда! А насчет бумаг в банке… хрен я к ним прикоснусь, из-за них и сам Миша медным тазом накрылся. Нельзя с властью ссориться, если жить хочешь».
Липский уныло ковырялся вилкой в тарелке, чувствуя, что день испорчен окончательно и ничем уже не перебить впечатление от встречи с Хайновским.
«А как все хорошо начиналось! Казалось, впереди вечная богатая жизнь, беспредельная власть. А на поверку… щелкнули наверху пальцами, и нет такой фигуры, как Хайновский. Исчез, растворился. Может, оно и справедливо, но и за мной грехов числится не меньше, чем за ним».
* * *
К дому Лады Сельниковой подъехали неприметные зеленые «Жигули». За рулем сидел тощий, жилистый мужчина с удлиненным лицом. Первым делом он опустил стекло и глянул на окна квартиры.
«Форточки открыты. Свет горит. Только хреново, что замок в подъезде не кодовый, а работает от электронного ключа. Порфирьев или забыл дать ключ, или его у него отродясь не было. Ничего, подождем, подъезд большой, народ должен ходить часто».
Приехавший отвернулся, заметив, что его пристально разглядывает бабуся-пенсионерка, устроившаяся на лавочке у крыльца.
Одет мужчина был неброско: потертые джинсы, кроссовки, свободная рубашка, поверх которой темнел поношенный пиджак. Он сидел в машине до тех пор, пока не увидел, как к подъезду направляется жилец с собачкой на поводке. Быстро покинул «Жигули», взошел на крыльцо следом за собачником. Для вида покопался в карманах, будто искал ключ. Естественно, у собачника ключ в руках оказался раньше.
– Спасибо, – человек Порфирьева пропустил вперед жильца с собачкой и зашел в подъезд.
– Вам на какой этаж? – поинтересовался жилец, когда они вошли в кабинку лифта.
– Седьмой, – мужчина назвал цифру не задумываясь.
Лада жила на шестом, и незачем было светиться, называя правильную цифру.
– Мне еще выше.
Кабинка пришла в движение. Собачка старательно принюхивалась к кроссовкам, хоть хозяин и старался оттянуть ее за поводок, однако в тесной кабинке сделать это было невозможно.
– Фу, Джесика! Фу!
– Ничего страшного. У меня дома кот, вот и вынюхивает, – прозвучала расхожая фраза.
Обладатель вытянутого лица сбежал на один этаж, припал ухом к двери квартиры Лады. В прихожей явственно слышалось движение. Он уже было занес руку над кнопкой звонка, как передумал, шаги отдалились, зашумела вода в ванной комнате.
Мужчина извлек из кармана связку отмычек, присел на корточки и принялся примериваться к замочной скважине. Внутри квартиры зазвонил телефон, взломщик тут же замер, звонок шел за звонком, а трубку никто не поднимал. После десятого звонка аппарат смолк.
Клим Бондарев из своей машины смотрел в заднее стекло такси на стоянке, он дождался еще одного гудка и отложил мобильник на соседнее сиденье. Таксист выбрался из машины, неторопливо приблизился к внедорожнику Бондарева и постучал в окно.
– Тебя, мужик, кто здесь поставил?
Клим, ничего не ответив, сдал назад и выехал на полосу.
– То-то же, – усмехнулся таксист, – хотел на халяву к стоянке пристроиться, клиента снять. За все платить надо.
Бондарев свернул во двор, выскочил из машины, его взгляд тут же привлекли «Жигули». Во-первых, «жигуль» выглядел так, как может выглядеть только подменный автомобиль, у которого нет постоянного хозяина, а во-вторых, машина стояла в метре от бордюра, так что было сразу понятно, хозяин собирается скоро вернуться.
– Машина из вашего дома? – спросил Клим старушку на лавке.
– Чужая, – уверенно отвечала бабушка, – ездят тут всякие…
Бондарева уже не интересовало мнение пенсионерки насчет автолюбителей и неудобств, связанных с ними. Он взбежал на крыльцо и дернул ручку, дверь не поддалась. В его руке мелькнула пластиковая кредитная карточка. Бондарев просунул ее в щель замка.
– Да что вы делаете! – возмутилась бабушка. – Я сейчас милицию вызову.
– Вызывайте, – через плечо бросил Клим, подцепил скос защелки, отодвинул ее карточкой и открыл дверь.
– Черт знает, что такое. С виду вроде приличный. – Старушка на всякий случай решила перебраться на другую лавку, чутье подсказывало ей, что здесь лучше не оставаться.
Бондарев нажал кнопку вызова лифта. Створки кабинки тут же разъехались. Он сунул в отверстие датчика фотоэлемента скомканную бумагу – теперь кабинку никто не мог вызвать с верхних этажей, и бросился по лестнице вверх. Бежал он пружинисто, почти бесшумно. Для того чтобы преодолеть шесть этажей, ему потребовалось чуть меньше тридцати секунд. Последний марш он перемахнул в два прыжка. Дверь квартиры Лады уже готова была окончательно закрыться. Бондарев в прыжке ударил в нее плечом. Дверное полотно сбило с ног стоявшего за ним мужчину с лошадиным лицом. Упав, он попытался выхватить пистолет, но Клим ударил по руке ногой и тут же захлопнул за собой дверь. Взломщик оказался проворней, чем предполагал Бондарев, схватил Клима за штанину и резко потянул на себя. Мужчины, сцепившись, покатились по полу. Боролись они молча, лишь хрипели. Человек, посланный Порфирьевым, на мгновение сумел высвободить свои руки и тут же мертвой хваткой вцепился Бондареву в горло. Клим резко качнулся в сторону, сумел оторвать противника от пола и, подавшись всем корпусом вперед, ударил его о тумбочку трюмо. С полки посыпались баночки с кремами, тюбики помад, упала и раскололась пудреница.
В ванной комнате смолк шум душа. Лада выглянула из-за двери. Увидев двух сцепившихся мужчин в прихожей, она завизжала и бросилась на кухню. Она выбежала в прихожую мокрая, нагая, с длиннющим хлебным ножом в руке. Бондарев еще раз опустил противника головой на острый кант тумбочки и припечатал его ударом лба в нос. Пальцы, до сих пор сжимавшие шею Клима, дернулись и распрямились. Взломщик лежал на полу, из разбитого носа тонкой струйкой текла кровь. Бондарев поднялся на ноги, его лицо было уже синим от нехватки кислорода. Воздух с хрипом ворвался в легкие.
– Вы, вы… вы убили его, – шептала Лада, и нож плясал в ее руках.
– Простите, – наконец сумел проговорить Бондарев, подошел к женщине и забрал у нее нож, – я не мог ждать, когда вы сами мне откроете. А он не стал ждать, – Клим наклонился и приложил палец к сонной артерии взломщика, – кажется, жив. Я же просил вас ждать на стоянке. Вам не холодно?
Лада только сейчас сообразила, что стоит абсолютно голая, она потянулась к вешалке, но не могла заставить себя подойти ближе, ее пальцы лишь скользили по летнему шелковому плащу. Бондарев снял плащ с вешалки и накинул Сельниковой на плечи.
– А теперь застегнитесь, наденьте туфли и уходим вместе.
– Почему?
Клим выразительно посмотрел на лежащего без движения взломщика, поднял валявшийся на полу пистолет.
– С ним я справился, но могут приехать и другие.
Лада торопливо сунула влажные ступни в туфли.
– Мы что, бросим его умирать в моей квартире?
– Зачем? Пока соберете документы и кое-что из вещей, я позабочусь о нем.
Лада метнулась в комнату, паспорт и кредитку зажала в ладони, украшения высыпала из шкатулки в карман плаща. Схватила с полки пару белья и уже хотела надеть трусики, как услышала, что хлопнула входная дверь. Больше всего она боялась сейчас остаться в квартире. Лада выбежала в прихожую, Бондарева там не оказалось, как не оказалось и взломщика. Женщина остановилась у двери, не решаясь ее открыть. Клим заглянул с площадки в квартиру.
– Собрались? – он смотрел на трусики, болтавшиеся на мизинце Лады.
– Почти, – прошептала она бескровными губами, – а он куда… где…
– Идем, – Бондарев решительно взял Ладу за руку, вывел из квартиры и ее ключом закрыл дверь.
На площадке неподалеку от лифта лежал взломщик. Его грудная клетка чуть заметно приподнималась – дышал.
– Почему он здесь? – Лада боязливо обходила человека, вломившегося в ее квартиру.
– Лучше было оставить его на прежнем месте?
– Нет, но…
– Лифт не приедет.
Слышалось, как сходятся и расходятся створки кабинки на первом этаже.
Они торопливо спускались по лестнице. Если бы Клим сказал Ладе, что нужно бежать сломя голову, она побежала бы. Прежде чем выйти на улицу, Бондарев посоветовал:
– Белье в рукав или в карман спрячьте – мне-то все равно, что обо мне подумают ваши соседи, а вам здесь еще жить.
На улице любопытная бабушка наблюдала за подъездом издалека – с детской площадки. Ладу Сельникову она знала неплохо, особых претензий к ней пенсионерка не имела, но как каждую незамужнюю молодую женщину, «подозревала».
– Новый хахаль объявился, – злорадно пробормотала она, изучая Клима Владимировича, – невтерпеж ему было, дверь в подъезде ломал. А теперь и она спешит, голова еще мокрая после душа.
Бабушка ахнула и протерла глаза, когда женщина садилась в машину, полы плащика разошлись, и при ярком дневном свете старушка увидела, что под ним нет никакой одежды. Ангелом она свою соседку никогда не считала, но прежде подобных «подвигов» за Сельниковой не наблюдалось.
– Проститутка… – В это слово старушенция всегда вкладывала куда больше смысла, чем дает толковый словарь русского языка.
Под такое определение у нее подпадали не только любительницы ходить без нижнего белья, но и любая молодая женщина, самостоятельно водившая машину.
Бондарев вырулил со двора, пару кварталов он присматривался к ехавшей за ними легковушке, но на светофоре та свернула.
– Вы всегда появляетесь неожиданно, и после вашего появления у меня начинаются неприятности.
– На этот раз с моим появлением они закончились.
– Ничего себе – закончились, – возмутилась Лада, – я даже одеться не успела. Еду непонятно куда и непонятно зачем. Еще неизвестно, кто из вас двоих опаснее. Надо было, пока вы катались по полу, пытаясь убить друг друга, убежать и вызвать милицию.
– Вы знаете человека, вломившегося к вам?
– Не знаю ни его, ни вас. И знать уже не желаю. Куда вы меня везете?
– К себе домой.
– Я превратилась в наживку, на которую вас пытаются поймать. Меня это не устраивает. Я не собираюсь ехать к вам.
– Не бойтесь, у меня найдется для вас отдельная спальня. И, честно говоря, вы не в моем вкусе.
– Вы предлагаете мне ночевать? Это уже слишком.
– Я в ответе за вас.
– А мне плевать. Остановите машину, – Лада взялась за ручку дверцы.
– Мы уже почти приехали, – невозмутимо отвечал Бондарев, – осмотритесь у меня. Если не понравится, мы всегда сможем вернуться.
– Не говорите «мы». Есть только вы и я, – Лада приоткрыла на ходу дверцу, – я сейчас выпрыгну.
В ответ Бондарев увеличил скорость. У Сельниковой тошнота подступила к горлу, когда она всмотрелась в бегущий под машиной асфальт. Автомобиль промчался на желтый сигнал светофора, лихо перемахнул из крайнего левого в крайний правый ряд под самым носом у грузовика.
– Осторожно, поворачиваем.
Левой рукой Клим довернул руль, правой поймал за плечо чуть не вывалившуюся из машины Ладу.
– В следующий раз или пристегивайтесь, или закрывайте дверцу.
Машина промчалась по тихой коломенской улочке с частной застройкой и остановилась у ворот довольно скромного дома, облицованного белыми панелями.
– Вот мы и приехали.
Как ни спешила Лада выбраться из машины, Бондарев опередил ее, обежал капот и подал руку.
– Не пяльтесь на меня.
– Возьмитесь за мою руку, так вам будет удобнее придерживать плащ.
– Не понимаю, что меня до сих пор сдерживает, чтобы не дать вам по физиономии?
– Наверное, хорошее воспитание.
Лада прошла в любезно приоткрытую калитку.
– Располагайтесь, – предложил Бондарев, когда женщина оказалась в гостиной.
Лада даже забыла о своем намерении в первую очередь спросить, где может переодеться. Она стояла посреди комнаты и осматривалась, ее поразили и акульи челюсти на стене возле камина, и чучела больших рыб, и диковинные рыболовные снасти.
– Сразу видно, что вы живете один, – наконец сказала она.
– Почему?
– Ни одна женщина не потерпела бы подобных вещей в доме.
– Возможно, но я у них не спрашиваю разрешения, и подолгу они здесь не задерживаются. Кстати, я покажу вам ванную комнату. Только, пожалуйста, не наденьте мой халат, рядом с ним на вешалке есть меньшего размера – женский.
– Специально для тех женщин, чье разрешение вам не требуется?
Бондарев неопределенно пожал плечами и распахнул дверь в ванную комнату, щелкнул низко расположенным выключателем. Яркий свет потолочных ламп отразился в большом, во всю стену, зеркале, заискрился в идеально вычищенной сантехнике.
– Жду вас в гостиной.
– Здесь на двери нет защелки.
– Конечно, я же один живу.
Лада прикрыла дверь, ей казалось, что мужчина никуда не ушел, стоит под дверью и ждет.
«Ну и черт с ним», – она сбросила плащ, надела прихваченное из дома белье.
Махровый халат на вешалке казался немного жестковатым – недавно после стирки. Его покрой был таков, что его могла носить и полная высокая женщина, и миниатюрная худышка, впору пришлись и пластиковые банные тапочки. Лада долго мыла под краном чужую расческу, прежде чем привести в порядок волосы. Когда она вышла в гостиную, Бондарев уже заканчивал сервировать стол: ваза с фруктами, печенье, кофейник, чашечки, начатая бутылка мартини и коньяк.
– Праздник в мою честь? – Лада, не дожидаясь приглашения, села на диван перед низким столиком.
– Праздник будет вечером.
– Вообще-то я не пью в первой половине дня, – неуверенно сказала Лада.
– В вашей ситуации я бы выпил немного коньяка. Нервы успокаивает. Вам поможет только крепкий напиток.
– Я показалась вам нервной?
– Немного. Но вы не всегда такая.
Женщина приняла из рук Клима коньячный бокал и дольку апельсина.
– Принято пить за знакомство, а я даже не знаю, как вас зовут, – сказала она, – кажется, в позапрошлый раз мы тоже обсуждали эту тему, и вы назвались…
– Клим. Клим Бондарев, – мужчина налил себе коньяка и приподнял бокал, – за знакомство, Лада.
Сельникова выпила коньяк, отставила бокал, сжала губами апельсиновую дольку, высасывая из нее прохладный сок.
– Если я устроюсь поудобнее, это вас не смутит? – спросила она.
– То, что нам пришлось пережить сегодня, сближает больше, чем ночь, проведенная в общей постели. Или вы так не считаете? – засмеялся Клим, он лишь пригубил бокал и недопитым поставил на стол.
Сельникова ощутила, что слегка запьянела.
– Кто вы такой?
– Ваш ангел-хранитель. Приставлен охранять свыше.
– Ангелы, насколько я помню, существа бесполые, а вы наглый, беспардонный мужик. – Лада сбросила тапочки, поджала под себя ноги и одернула полы халата.
– Вы ошибаетесь, хотя звучит это как комплимент.
Сельникова не заметила, когда Бондарев успел подлить ей коньяк.
– Выпьем на брудершафт, – предложил он.
– Почему?
– Рано или поздно нам придется перейти на «ты».
Клим обошел диван и нагнулся над низкой спинкой, пропустил руку с бокалом под руку женщины.
Лада лишь сделала вид, что пьет, приложив бокал к губам.
«Если попробует сейчас меня поцеловать, прикроюсь ладонью», – подумала она.
Бондарев взял женщину за запястье, положил руку себе на плечо и поцеловал Ладу в губы, присел на спинку дивана.
– Ты знал, что я собралась прикрыться ладонью?
– Многие сначала так делают, ты не исключение. Я подстраховался.
– Что такого ты сделал Хайновскому? Он не пожалел пяти тысяч долларов, чтобы я перезвонила ему, когда ты появишься.
– Ты позвонила?
– Нет.
– Зря, они меня и так высчитали возле твоего дома. Но хоть деньги взяла?
– Я не должна перед тобой отчитываться!
– А я перед тобой. Давай не будем о делах, есть куда более интересные занятия. – Рука Клима скользнула в разрез халата.
– Что ты делаешь? – Она словила ладонь Бондарева.
Сильная мужская рука скользнула глубже.
– Ничего. Пока еще ничего серьезного.
– Я не хочу. Ты познакомился со мной только потому, что я любовница Хайновского. Тебе был нужен он.
– Нет, ты была самой красивой женщиной на корабле. Жаль, что мне в тот раз пришлось быстро уйти.
– У меня тоже бывают дела. Я работаю, завтра мне нужно идти в офис. А благодаря тебе там появится кто-нибудь из его людей.
– Кстати, ты бывшая любовница олигарха. Нельзя же сохранить хорошие отношения, если человек дважды чуть не убил тебя.
– Тебе так хочется, чтобы я была бывшей?
– Сейчас мне этого хочется.
В кармане у Бондарева запиликал мобильник. Он тихо выругался:
– Черт.
Женщина выжидала.
– Извини, но случаются звонки, на которые приходится отвечать, – он наконец вытащил трубку странного вида, казалось, что она выточена из цельного куска титана, под сапфировым стеклом пробегали огненные линии, как на осциллографе. – Да!
В наушнике зазвучал голос помощника президента:
– Где вы сейчас?
– Я далеко от дома. Очень занят.
– Бросьте шутки, я же вижу квадрат, в котором вы находитесь. Самое большее, вы вышли за калитку.
– Это я в мыслях далеко, – усмехнулся Клим Владимирович, – и именно потому, что сильно занят.
– Почему вы ничего не сообщили Прохорову о Ладе Сельниковой?
– С ней что-то случилось?
– Вы из-за нее сегодня столкнулись с охраной олигарха. Ваш друг просил вас предостеречь, вы договаривались с ним, что больше не касаетесь этого дела, всем после вашего возвращения из Швейцарии занимается Прохоров. А теперь ее похитили.
– Неужели?
– Ее телохранителя, приставленного Хайновским, нашли на лестничной площадке без сознания. А женщину увезли в неизвестном направлении.
– Это Прохоров так доложил? – вздохнул Клим Владимирович, – ну конечно, он же этим делом занимается. С Ладой все в порядке, она уехала по собственному желанию.
– Вы уверены? – с сомнением спросил помощник.
– Более чем. Хотите с ней поговорить?
– Извините. Просто президент держит на контроле все, что касается Хайновского. Приходится докладывать. А тут после доклада я узнаю, что Прохоров пытается разыскать вас и вашу машину в связи с похищением любовницы олигарха. И одновременно вашу машину изо всех сил пытаются «пробить» люди Хайновского.
– Спасибо за предупреждение. Я сменю знаки.
Бондарев улыбнулся. Машина была зарегистрирована на вымышленного человека, и охране президента немедленно сообщали, если кто-то пытался выяснить, кому она принадлежит.
– Это еще не все. Президент приглашает вас послезавтра приехать к нему в загородную резиденцию на рыбалку.
– Вот это уже хорошая новость. А Прохоров пусть не беспокоится насчет судьбы бывшей любовницы Хайновского, с ней все в порядке.
Клим сунул трубку в карман.
– С кем это ты говорил обо мне? – удивилась Лада.
– С человеком, которому нельзя не ответить на звонок.
– Даже когда ты очень далеко? – Глаза Лады смеялись.
– Смотря как далеко. Еще бы немного, и я временно оказался бы для него вне зоны досягаемости. – Бондарев легко перешагнул невысокую спинку дивана.
