Глава 4
1
Проходя мимо большого зеркала, Вениамин Гольцев вскользь посмотрел на свое отражение и равнодушно отметил, что ему давно пора побриться. На подбородке и щеках пробилась рыжеватая щетина, и это делало его похожим на разбойника с большой дороги.
Сославшись на тяжелую простуду, он не появлялся в своем офисе уже семь дней, и при этом (как ни странно!) его не мучили угрызения совести. Больше того, ему было совершенно плевать, чем в его отсутствие занимаются подчиненные и что подумают о нем клиенты, встречи с которыми были запланированы еще месяц назад. И он ничуть не огорчился бы, услышав в новостях, что его компания сгорела или разорилась. Возможно, даже вздохнул бы с облегчением.
За короткое время Вениамин Гольцев изменился до неузнаваемости – стал, можно сказать, совершенно другим человеком. Как внешне, так и внутренне. Похудел, отчего черты его лица заострились, а влажные коровьи глаза стали казаться еще более выпуклыми. От мягкости и обходительности, отличавших его от других представителей прослойки нуворишей, не осталось и следа. Гольцев превратился в язвительного циника, который в самой что ни есть бытовой ситуации мог углядеть некий двусмысленный подтекст.
Когда именно с ним произошла такая резкая перемена, даже он сам не мог понять. Хотя пытался, да-да, искренне пытался во всем разобраться. Возможно, все решил миг. Тот самый миг, когда по телефону ему сообщили о смерти Лики Кирилиной. Тогда он нашел в себе силы спокойно закончить разговор, даже отдал вполне разумные распоряжения насчет ее похорон, но, когда положил трубку, понял, что стал другим. Нет, он не ринулся топить свое горе в стакане, хотя выпить очень хотелось. Скрипнул зубами, запрятал подальше початую бутылку виски, пробормотал себе под нос: «Чему быть, того не миновать» – и пошел принимать душ.
И уже потом, стоя под упругими струями горячей воды и растирая жесткой мочалкой волосатую грудь, понял, что отчаиваться не имеет смысла. Лику уже не вернуть, а продолжать жить – надо. А если хорошенько разобраться, то ее смерть, кроме душевной раны, принесла ему и немалую выгоду. В свое время он открыл ей слишком много тайн, и хотя Лика умела держать язык за зубами, кто знает, как повела бы она себя, если бы они расстались…
И начались бесконечно длинные дни… Дни без Лики…
По старой привычке он вставал ровно в семь, умывался, шел на кухню и силком впихивал в себя завтрак. Затем прямо в махровом халате заваливался на диван и включал телевизор. Смотрел все подряд, хотя вечером отдавал предпочтение выпускам новостей. Чтобы обрубить все связи с внешним миром, отключил домашний и сотовый телефоны. Он не хотел никого слышать и видеть. Он хотел остаться наедине со своей болью, со своим горем и со своими проблемами.
Но время шло, боль постепенно притуплялась, и в один прекрасный день Гольцев ощутил, что почти свыкся со своим новым положением. Даже завтрак, состоящий из стакана апельсинового сока, сандвича с ветчиной и стакана крепкого чая, показался ему вкуснее обычного. А чашечка крепкого кофе довершила дело – Гольцев почувствовал себя заново родившимся.
«Кажется, мне в очередной раз придется начинать жизнь с белого листа, – спокойно констатировал он, и эта мысль принесла ему долгожданное успокоение. – Вот только для полного счастья неплохо бы найти ту самую кассету, которой меня шантажировала Катя… Иначе она может всплыть в самый неподходящий момент. Только вот где эта кассета может быть? Я уже обыскал сверху донизу и дом, и дачу, и даже гараж. И – никаких зацепок…»
В дверь позвонили, и Гольцев, положив сигарету на край пепельницы, пошел в прихожую. Он знал, что в фойе круглосуточно дежурят телохранители – кого попало не пропустят, – поэтому открыл дверь без колебаний. И… застыл в изумлении: на пороге квартиры стояла симпатичная черноволосая девушка. Та самая красотка, которой пару недель назад он помог сбежать от ее собственной охраны. Наташа… Тогда она показалась ему несколько глуповатой и чересчур взбалмошной, но сейчас, как ни странно, произвела совсем другое впечатление.
– Добрый день, Вениамин! – сухо поздоровалась она и решительно ступила в прихожую. Не поворачиваясь к нему спиной, захлопнула за собой дверь и натянуто улыбнулась.
Улыбка Гольцеву не понравилась.
– Как вы меня нашли? – хмуро спросил он. – И каким образом вам удалось пройти сюда?
– Это было совсем нетрудно, – она повела плечами, словно в ознобе, и выдернула правую руку из кармана ветровки. В руке у нее оказался пистолет с навинченной на ствол трубкой глушителя. Не ожидавший такого сюрприза Гольцев громко икнул и шагнул назад.
– Стоять! – губы у Наташи побелели от ярости.
«Господи, только сумасшедшей мне здесь не хватало!» – подумал Гольцев, однако послушно выполнил приказ. Гостья же, щелкнув предохранителем, медленно навела пистолет ему в лицо и тихо спросила:
– Где Павел?
2
Отправляясь к Вениамину Гольцеву, Маргарита отдавала себе отчет, что здорово рискует. Но у нее не было иного выхода. Положение, в котором она очутилась, являло собой жесточайший цейтнот.
Инструктор, преподававший ей азы подготовки подобных операций, наверное, получил бы инфаркт, узнав, что в квартиру Гольцева она пришла с одним пистолетом и без подстраховки. К тому же засветилась перед охранниками в фойе, соврав, что идет к подружке в сто сороковую квартиру. Слава богу, охранники клюнули на ее длинные ноги и беспрепятственно пропустили.
И вот теперь она здесь, держит Гольцева под прицелом и всем своим видом пытается показать, что настроена в высшей степени решительно. Нет, убивать его Маргарита не собиралась. Хотела напугать до полусмерти и выжать признание. А если эта «акула капитализма» попытается сделать вид, что не знает, она использует запасной вариант – шантаж.
– Какой Павел? – спросил Гольцев, и на его лице проступило искреннее изумление. – Наташа, с вами все в порядке?
– Меня зовут не Наташа, – отрезала Маргарита.
– Не Наташа? – Гольцев покосился на пистолет. – А как?
– Дурацкий вопрос.
– Вы правы… Это неважно. Но, честное слово, я не знаю никакого Павла, – его выпуклые глаза влажно блеснули – ну, сущий ангел, только крылышек не хватает. Стоит себе смирненько, ручки по швам – сама честность и искренность.
Маргарита пришла в ярость.
– Хватит вешать лапшу на уши! Хватит прикидываться пай-мальчиком! – прошипела она. – Скажешь, не ты организовал похищение собственной жены?
Вот тут-то уж Гольцев без дураков побледнел:
– Откуда вы знаете, что Катю похитили? Кто вам сказал? Вы что, работаете в органах?
– Вопросы здесь задаю я! – Маргарита выхватила из кармана наручники. – Повернись! Руки за спину! – защелкнув на его запястьях стальные браслеты, приставила дуло к затылку: – Марш в комнату! И не оглядываться!
Гольцев выполнил и этот приказ. Впрочем, ситуация была из тех, когда только идиот станет пререкаться и качать права.
– На диван. Быстро! – скомандовала Маргарита, переступив вслед за ним порог. – И без глупостей!
Гольцев послушно опустился на мягкие подушки.
– Я не понимаю, – с усилием начал он, – чего вы добиваетесь?
– Только одного: признания. Мне терять нечего – выстрелю без колебаний. Начнем с самого главного: где твои люди держат моего компаньона?
– Повторяю: я здесь ни при чем, – перешел в атаку Гольцев. – А что касается моей жены… Да, ее похитили. Я заплатил выкуп, и я не виноват, что они не выполнили всех условий.
«Вот упрямец. Но как уверенно держится! Что ж, сейчас уверенности у него заметно поубавится», – она подошла к нему вплотную и, сунув пистолет ему под нос, процедила сквозь зубы:
– А как же твоя любовница? Разве не ты ее заказал?
– Какая любовница?
– У тебя их что, несколько? Та, которую звали Анжеликой.
– О господи! Уберите пистолет, пожалуйста, мне трудно говорить… С чего вы взяли, что я ее «заказал»? Она погибла случайно. В перестрелке.
– Ага, в перестрелке…
Держа Гольцева под прицелом, Маргарита отступила назад, нащупала в сумочке кассету (естественно, копию!), шагнула к видеомагнитофону… Гольцев наблюдал за ее действиями с ироническим любопытством. Но когда на экране появилась физиономия Загаева, он был ошеломлен.
– Где вы это взяли? – спросил сдавленным шепотом. Капли пота, выступившие на лице, лучше всяких слов свидетельствовали о том, что на этот раз он испуган по-настоящему.
«Сейчас я его и дожму», – подумала Маргарита, а вслух спросила:
– Будешь утверждать, что это – не ты, а всего лишь некто, похожий на знаменитого рекламщика Гольцева? Эта шутка уже не актуальна. Если ты, падаль, не скажешь, где Павел, я сегодня же переправлю копию в прокуратуру. А вторую – на тот телеканал, который ты еще не успел скупить с потрохами!
– Я не знаю, не знаю, где ваш чертов Павел! – Гольцев сорвался на крик. – Я вообще не представляю, кого вы имеете в виду!
– Так и быть, напомню: похищение в бутике на Кузнецком мосту!
– Это когда застрелили жену Нечаева?
Такая осведомленность заставила Маргариту усмехнуться.
– Да ты, оказывается, знаешь гораздо больше, чем я думала.
– Это показывали в новостях… Послушайте, Наташа, или как вас там… Я заплачу за оригинал и за каждую копию столько, сколько вы скажете. В пределах разумного, разумеется…
– Я могу отдать вам пленку совершенно бесплатно. Только ответьте на мой вопрос…
– Где ваш компаньон? – Гольцев был на грани истерики. – Режьте меня на куски, не знаю!.. Господи, ну что сделать, чтобы вы мне поверили?
«Он не врет. Это точно. Что ж, вытянем из него хотя бы то, что возможно».
Шприц с психотропным препаратом, вызывающим у человека прилив откровенности, лежал у нее в сумочке. Собираясь на эту встречу, Маргарита была уверена, что «лекарство» ей не понадобится, но, как оказалось, ошиблась. Деловито закатав правый рукав халата Гольцева, она переложила пистолет в левую руку и довольно неловко (сказывалось отсутствие практики) сделала укол ему в предплечье. Гольцев поморщился, но смолчал.
«Лекарство» подействовало быстро – минуты через три Гольцев расслабленно улыбнулся, кончик его носа порозовел, а в глазах появилась странная пустота.
– А вы красивая, Наташа, – бесцветным голосом сказал он.
Маргарита презрительно фыркнула:
– Ой, только не надо комплиментов. Лучше расскажи, как отделался от своей жены.
Гольцев с готовностью кивнул. Было видно, что его прямо распирает от желания вывалить наружу свое грязное белье.
– В Катю я влюбился сразу… Она была такая тоненькая, беззащитная, хрупкая и… неприступная… Настоящая Снежная королева. А в постели – огонь. От ее холодности не оставалось и следа…
– Про постель расскажешь после, – властно перебила его Маргарита. – Давай о главном.
– О главном?.. А это и есть самое главное, – горячо заверил Гольцев и, захлебываясь слюной, затараторил: – Мне было с ней хорошо, но я не был уверен, что она испытывала те же ощущения. Я так уставал на работе, что меня уже ни на что не хватало. Ты понимаешь, что я имею в виду? – Он не заметил, как перешел на «ты». – Но мне помог Михаил Михайлович Караганов… Мы с тобой познакомились рядом с его клиникой. Помнишь?
– Помню. Рассказывай дальше. Про Катю.
– А потом появилась Лика, – игнорируя ее подсказку, продолжал Гольцев. – О-о-о, она была деловой женщиной в самом лучшем смысле этого слова. С ее приходом в компанию словно вдохнули струю свежего воздуха…
«Господи, когда же он перестанет трепаться о своих бабах? – рассердилась Маргарита. – Действие лекарства скоро кончится, и что я тогда буду делать?»
В этот момент у нее на глазах с Гольцевым произошла разительная перемена: рот свело судорогой, в глазах засверкали огоньки презрения.
– Мелкая, грязная шантажистка! – Он повысил голос. – Я рад, что она умерла. Она посмела меня шантажировать! Да! Вымогать деньги… Она поняла, что Лика нужна мне больше, чем она, и испугалась. И показала мне эту пленку… Где она ее раскопала, ума не приложу. Наверное, наняла частных сыщиков. Понимала, что в бизнесе нельзя оставаться чистеньким. Она не хотела развода… Или все, или ничего… Когда ее похитили, я решил, что не стану платить выкуп. Думал: «Черт с ней, с этой шлюхой». Но заплатил… Дурак! Дурак! Дурак!
В этот момент Гольцев был не похож на себя: злой, потный, красный. С трудом сдерживаясь, чтобы не заехать ему по физиономии, Маргарита подскочила к дивану:
– Кто убил твою жену? Отвечай, сволочь! Ты?
– Нет, не я, – неожиданно спокойно произнес тот. – Катю, полагаю, убил ее дядюшка – генерал Кудрявцев… – и, опустив голову на грудь, ритмично засопел носом.
«Это называется приплыли, – с отчаянием подумала Маргарита и, обхватив голову руками, отошла к окну. – И почему мне так не везет?»
– Брось оружие, сука! – Окрик прозвучал так неожиданно, что она вздрогнула и медленно обернулась. На пороге, держа автомат наперевес, стоял шофер и телохранитель Гольцева – Алик. Как он вошел? Учитывая его габариты, ясно, что не просочился в щелочку. И дверь не ломал – треск и грохот Маргарита точно бы услышала. Значит, у него был ключ.
– Ты че, глухая? – угрожающе спросил Алик. – Пушку на пол! Быстро! – и передернул затвор автомата.
Маргарита почувствовала себя мышкой, попавшей в западню. Но что, что она могла предпринять? Вскинуть руку и спустить курок?.. Глупо и рискованно. Наверняка Алику удастся выстрелить первым. Как-никак он – профессиональный телохранитель, даром что на его широкой физиономии нет ни проблеска интеллекта.
«Застрелит без колебаний», – после секундного раздумья Маргарита присела на корточки и аккуратно положила пистолет на пол.
– Доволен?
Не ответив, Алик достал из кармана сотовый телефон и стал набирать номер. Куда он хотел позвонить, можно было только догадываться – либо своим так называемым «коллегам», либо в милицию. Но набирать номер, при этом держа Маргариту под прицелом, было не так-то и просто. Палец все норовил нажать не на те клавиши, и Алик, чертыхаясь, начинал снова и снова…
– Куда ты звонишь, придурок? – насмешливо спросила Маргарита. – Если в милицию, то не стоит. У меня кое-что есть на твоего шефа. Очень опасная бомбочка, которая может взорваться, если ты сдашь меня властям.
Желваки на щеках у Алика заходили ходуном. Однако он промолчал.
– Если не веришь, включи видик, – продолжала доставать Маргарита. – Тебе что, неинтересно посмотреть, на чем я подцепила твоего шефа? Нет, не на голых бабах в сауне. Этим сейчас никого не удивишь.
– Заткнись, сука! – прорычал Алик, наконец, оставив в покое свой сотовый. – А-то, ей-богу, застрелю.
Он допустил ошибку – позволил втянуть себя в разговор. Отметив в уме этот многообещающий факт, Маргарита скептично усмехнулась:
– Стреляй. Тогда компрометирующую видеозапись прокрутят в вечерних новостях. Это я тебе гарантирую… Посмотрим, что скажет твой шеф, когда очнется. По головке тебя не погладит, это уж точно.
И тут Алик допустил вторую ошибку: он покосился на Гольцева, который по-прежнему мирно спал. Мгновения оказалось достаточно: Маргарита метнулась вперед и мощным ударом в пах опрокинула Алика на ковер. И тут же, виртуозно подхватив свой пистолет, выстрелила.
Алик тоже успел нажать на спуск – автоматная очередь прошла у Маргариты над самой головой. В какую-то долю секунды ей показалось, что она оглохла. Затем наступила звенящая тишина, и это было страшнее, чем свист пуль и хлопки выстрелов. Алик лежал на полу навзничь, раскинув руки, бледный как полотно. Рубашка на груди справа медленно набухала кровью.
«Неужели я его… убила?» – растерялась Маргарита и, встав на колени, осторожно потрогала шею лежащего. Слава богу, пульс прощупывался, зрачки реагировали на свет. Значит, не так все плохо…
После секундного колебания Маргарита решила позвонить в «Скорую»:
– Девушка! Кутузовский проспект, двадцать шесть, квартира сто пятая. У молодого человека – сердечный приступ. Немедленно выезжайте!.. Кто я? Соседка. Да вам какая разница, сколько ему лет? Двадцать пять.
После этого Маргарита метнулась к видеомагнитофону и вытащила из него кассету. Теперь ей предстояло самое трудное – незаметно покинуть квартиру. Бросив прощальный взгляд на Гольцева, который вопреки всем законам логики продолжал спокойно спать (даже слюну, гад, пустил от удовольствия!), она решительно шагнула в прихожую…
3
О чем думает человек в последние мгновения своей жизни? О родных и близких, которых он больше никогда не увидит? Или о том, что смерть – это всего лишь переход в другое измерение? На поверку все оказалось гораздо прозаичнее – Павел Андронов хотел курить. Скажи ему кто-нибудь, что в последние минуты перед смертью он будет испытывать никотиновый голод, он бы рассмеялся шутнику в лицо. Однако все было именно так: уходить на тот свет, не затянувшись напоследок сигаретой, было чертовски обидно.
Тем более что человек, который должен был его убить, распечатал пачку «Мальборо» и, сунув сигарету в рот, щелкнул зажигалкой. Павел отвел глаза, но заткнуть нос, чтобы не ощущать запаха сигаретного дыма, не мог при всем своем желании – руки были связаны. Лишь сглотнул слюну, подумав при этом, что только в дешевых мелодрамах герою перед смертью дают покурить.
– Что, браток, невмоготу? – насмешливый голос палача заставил Павла открыть глаза.
Вначале он даже не понял, что обращаются именно к нему. Впрочем, ни к тому же злосчастному интеллигенту, которому никак не до курева.
– Дать напоследок затянуться? – на этот раз верзила спрашивал вполне серьезно.
Понятно, что ответить Павел не мог – рот был заклеен скотчем, но, как ни странно, он был искренне благодарен за столь великодушное предложение.
– Так и быть, давай сюда руки, – сунув пистолет в кобуру, верзила присел на корточки и достал из кармана охотничий нож. – Далеко все равно не убежишь…
«Мне терять нечего», – подумал Павел и, изловчившись, встал на ноги. С трудом добравшись до края ямы, повернулся спиной и приподнял связанные руки. В следующее мгновение он почувствовал, как острое лезвие, царапая запястья, перерезало веревку. Онемевшие пальцы не хотели слушаться, когда Павел срывал со рта полоску скотча.
– Спасибо, – скупо поблагодарил он и с удивлением отметил, что голос ничуть не дрожит.
Верзила тем временем выщелкнул из пачки еще одну сигарету, прикурил от своей и протянул Павлу. В полумраке леса огонек сигареты напоминал крупного светлячка. Вообще, вокруг была разлита такая благодать, что не хотелось верить ни во что плохое…
От первой затяжки у Павла пошла кругом голова. Он затянулся во второй раз и уже с наслаждением вдохнул ароматный дым. Верзила, по-прежнему сидя на корточках у самого края ямы, не сводил с него пристального взгляда. Он тоже молча курил, держа сигарету между большим и указательным пальцами и прикрывая ее ладонью. И от этого терпеливого ожидания, от напряженной позы на Павла повеяло чем-то неуловимо знакомым. Нечто подобное он в своей жизни уже видел – темный силуэт на фоне хмурого неба, небритый подбородок и этот навык курить так, чтобы тебя не снял снайпер…
– Пономарев? Ты, что ли? – вырвалось у Павла, и, когда верзила вздрогнул и отвел глаза, он понял, что не ошибся.
Это в самом деле был Вовка Пономарев – тот самый лейтенант Вовка, который прослужил в отряде под командованием Андронова всего четыре месяца. В октябре девяносто третьего во время беспорядков у телецентра Вовку тяжело ранило. Пуля попала в живот, и медики «Скорой помощи» лишь печально разводили руками. Тогда-то Павел и видел его в последний раз – бледного, истекающего кровью…
«Не жилец», – помнится, подумал он, но, как оказалось, ошибся. Вовке, видно, чудом удалось выкарабкаться. И сейчас он сидел перед Павлом – наглый, самоуверенный. Одним словом, бандит, для которого убить человека – раз плюнуть. Неудивительно, что Павел его не сразу узнал – за эти шесть лет Вовка здорово изменился. Изменился, наверное, не только внешне, но и внутренне. В таких случаях люди становятся циниками. Но за внешней бравадой угадывалась живая, хотя и израненная душа. Не зря же он отвел глаза, когда Павел назвал его по имени, не зря же чуть раньше предложил ему сигарету…
«Хватит тешить себя иллюзиями! – мысленно приказал себе он. – Пономарев – бандит и убийца. И надеяться мне нужно только на себя. Руки у меня развязаны, песка в этой могиле предостаточно… Набрал жменю, сыпанул в глаза, а там – по обстановке… В конце концов, что я теряю? Он ведь все равно выстрелит, а так у меня есть хоть какой-то шанс выйти из этой переделки живым…»
Но прежде чем претворять в жизнь свой рискованный план, следовало усыпить бдительность противника. И Павел начал атаку.
– Тебе же приказали меня убить, ведь так? – с усмешкой спросил он, глядя Пономареву в глаза.
– Приказали, – кивнул тот.
– Так чего медлишь?
Пономарев не ответил. Вытряхнул из пачки очередную сигарету, воткнул ее в уголок рта, но доставать зажигалку не торопился. Пока он проделывал эти нехитрые манипуляции, Павел, разминая мышцы, ослабил узел на веревке, которая связывала ноги. Одновременно с этим вслух подытожил:
– Выходит, на месте совести у тебя кое-что все же осталось. Но руки-то по локоть в крови – уже не отмоешь.
– Жить как-то надо, – слишком буднично отреагировал Пономарев. – Из армии после того ранения меня комиссовали. Что делать, куда податься? А тут – та же армия, только за свою работу я получаю раз в десять больше.
– Никогда не поверю, что ты испытываешь глубокое удовлетворение от этой… работы…
Пономарев болезненно поморщился:
– Хватит, майор, читать нотации! Мы не на политзанятиях.
– Значит, выстрелишь?
– Выстрелю. Вот покурю и выстрелю… – Пономарев прикурил от зажигалки и с тоской посмотрел в сторону стоящего между деревьями джипа.
Судя по всему, он уже сожалел, что отослал напарника к машине. Но, что бы Пономарев ни утверждал, он не был законченным негодяем – не мог так вот запросто убить своего командира, пусть и бывшего. Ему требовалась моральная поддержка, которую мог оказать Макс, будь он рядом.
«Сейчас Пономарев его позовет, и тогда мне крышка, – подумал Павел. – С обоими я точно не справлюсь… Если действовать, то прямо сейчас!»
На раздумья не оставалось ни секунды. Резко подбросив тело вверх, он изо всех сил обхватил сидящего на корточках Пономарева за шею и, надавив на сонную артерию, попытался стащить его вниз. Нет, если бы не элемент внезапности, Павлу вряд ли удалось бы справиться с натренированным противником. Его спасло только то, что Пономарев не ожидал нападения и в первые секунды даже не сообразил, что происходит. Ему бы хвататься за пистолет и стрелять, но вместо этого он все норовил оторвать руки Павла от своей шеи… Захват, бросок через плечо, и огромное тело Пономарева рухнуло в яму. Точным ударом в переносицу Павел довершил начатое – противник потерял сознание.
Мгновение на передышку – дольше расслабляться не было времени, – и Павел освободился от веревок. Прислушался. Вокруг было тихо – Макс никак не отреагировал на шум борьбы. То ли, напившись пива, уснул в машине, то ли пошел в лес по нужде… В любом случае Павлу повезло, как везет, наверное, один раз в жизни.
Нащупав у Пономарева кобуру, он расстегнул ее и вытащил пистолет, который тут же сунул за пояс джинсов. В карманах, кроме ножа, мотка скотча и пары наручников, обнаружил небольшой кусок проволоки на двух деревянных мотовицах – известное орудие убийц. Убивать Пономарева Павел не собирался, а вот участь Макса была решена. Но прежде следовало обезвредить поверженного противника.
Сделав петлю на веревке, которой до этого был связан сам, Павел набросил ее на запястья Пономарева и плотно зажал узел. Приподнял за волосы голову и, перекинув веревку за горло, подтянул связанные руки ближе к голове. Натягивая веревку, согнул ноги Пономарева в коленях и связал их в районе голеностопных суставов тем же способом, что и руки. Рот заклеил скотчем. Убедившись, что развязаться бандит не сможет, выбрался из ямы и отправился на поиски Макса.
Прижимаясь к земле и держа пистолет на изготовку, он осторожно приближался к машине. Когда до нее оставалось не больше пяти метров, Павел наконец-то понял, почему Макс не пришел на выручку своему напарнику: сидя на водительском месте, он слушал плеер.
«Меломан хренов!» – подумал и одним рывком преодолел расстояние до машины. Достал из кармана найденное у Пономарева приспособление из проволоки и подошел сзади к Максу вплотную. Вообще-то, его можно было уложить одним выстрелом в голову, но у Павла были свои планы на этот счет: бандиту – бандитская смерть. Скупым движением он захлестнул проволоку у Макса на горле и резко рванул на себя. Тот захрипел, пытаясь развернуться. Павел ударил его коленом в поясницу и, не выпуская проволоки, сделал шаг в сторону. Грузное тело Макса рухнуло на землю спиной вниз. Его глаза выкатились, лицо посинело, на губах появились беловатые хлопья пены. Все было кончено…
Глядя на мертвое лицо Макса, Павел не испытывал никаких эмоций. Даже усталость, давившая на него тяжелым бременем, прошла. Все его помыслы были о том, как поскорее выбраться из этого жуткого леса. Однако после секундного раздумья понял, что ехать в Москву на ночь глядя не имеет никакого смысла. Допросить Пономарева он может в доме, в подвале которого сам провел двое или сколько там суток. Не по своей воле, разумеется…
«Но вначале надо помыться, переодеться, хотя бы самую малость отоспаться… – думал Павел, волоча бездыханное тело Макса к могиле. – Надеюсь, в доме есть горячая вода… А Пономарев пусть покукует в подвале. Ему тоже не помешает набраться сил перед встречей с Саранским…»