Глава 15
Пленники чести

– Ну и чего тебе, толстощекий, капустки с бараниной навернуть или винцом залиться?

– И того, и другого, матушка, да побыстрее!

– Если я была б твоей матушкой, звалась бы коровою!

Действительно, высокая костлявая старушенция в бывших когда-то белыми переднике и чепце мало походила на мать гнома. Строгий взгляд бесцветных глаз, тонкие губы и крючковатый нос, выделяющийся на суровом, морщинистом лице, совершенно не соответствовали образу не только добропорядочной гномихи, но и радушной хозяйки трактира. На вид пожилой женщине было около шестидесяти лет, хотя, возможно, она была намного моложе, но трудовая молодость, прошедшая в портовых кабаках да притонах, состарила ее преждевременно. Манеры женщины ужасно раздражали даже такого отпетого грубияна и сквернослова, как хауптмейстер Зингершульцо. Пренебрежительное, вульгарное общение с посетителями, граничащее с откровенным хамством, резкие движения рук, часто появляющихся перед самым носом собеседника в форме весьма выразительного кукиша, и, конечно же, отборное сквернословие заставляли гнома каждый раз поежиться при звуках противного скрипучего голоса. Но все же Зингершульцо выбрал именно эту таверну для осуществления своей заветной мечты: сытного ужина в спокойной обстановке.

Естественно, переполненный зал портового кабака мог показаться не самым подходящим местом для отдыха и наслаждения яствами, но у Пархавиэля сложилось свое, специфическое представление о комфорте. Гвалт чрезвычайно шумных и в большинстве своем уже изрядно набравшихся моряков мешал расслабиться и полностью отдаться увлекательному процессу чревоугодия, но зато здесь гном был среди своих. За соседним столом не спеша шевелили ложками пятеро эльфов, все как один в элегантных легких кольчугах, голубых плащах и с длинными белыми волосами, перевязанными голубой тесьмой. На поясах похожих друг на друга как братья-близнецы остроухих существ висели короткие мечи с широкими лезвиями. Чуть-чуть подальше бурно праздновала сошествие на берег команда с другого корабля. Среди бойко стучащих по столу кружками и то и дело вскакивающих со своих мест моряков было несколько гномов и один полуэльф с отрезанным ухом. Возле окна прикорнула парочка приспособившихся к жизни в человеческом обществе орков.

Портовая таверна была удивительным местом, центром пересечения возможного и нереального, приютом беспокойных душ, где не действовали глупые филанийские законы и отсутствовали расовые предрассудки.

«Хоть здесь и бардак творится, да и прислуга сальными руками жратву подает, все равно на душе хорошо и спокойно, – печально вздохнул Пархавиэль и вонзил острые зубы в покрытую хрустящей коркой свиную ножку. – Я среди своих! Пускай они не изгои и беглецы, а всего лишь иноземные матросы, все равно они такие же, как и я, чужаки в этой безумной Альмире!»

Однако истинная причина настойчивого желания отужинать именно в этом шумном кабаке крылась не в нестерпимых позывах вечно голодного желудка, случайно заставших гнома поблизости от заведения, и не в привлекательной атмосфере мнимой безопасности, а в названии таверны.

«Попутного ветра!» – с трудом читалось полустертое пожелание на выцветшей вывеске. Именно здесь гном мог найти охранника Юкера, человека, спасшего ему однажды жизнь и обещавшего помощь в будущем, единственного товарища среди безликой толпы эгоистичных людей. Конечно же, Пархавиэль был признателен и Мартину, но маг преследовал свои цели и никогда не стал бы вызволять его из тюрьмы, если бы не надеялся узнать секрет махаканского кунгута. Юкер же был роднее гному по духу и ближе, поскольку совершенно бескорыстно рисковал своей жизнью, вытаскивая тело бесчувственного Пархавиэля из огня, а потом в течение нескольких дней выхаживал и возился с ним, как с ребенком. Только его, немного скрытного, но в душе доброго и отзывчивого человека, гном мог попросить о помощи, тем более Мартин был где-то далеко, а Пархавиэлю еще предстояло несколько дней мотаться по порту и Цеховому кварталу.

Горячий жир капал с наполовину обглоданной кости и заляпал рукава почти новой кожаной куртки. В начале трапезы Пархавиэль пользовался человеческой ложкой, но, окончательно перепачкавшись, отбросил неудобный, слишком маленький для него инструмент и принялся отправлять тушеную капусту в рот прямо руками. Настроение гнома улучшалось по мере убывания съестного на столе. Хамство костлявой старухи и сомнительная чистота потрескавшихся тарелок с лихвой компенсировались гигантскими размерами и удивительной сочностью блюд. Расправившись с капустой и чисто обглодав свиную ножку, Пархавиэль еще раз пробежался глазами по переполненному залу. За то время, пока он занимался чревоугодием, Юкер так и не появился. Делать было нечего, неохотно поднявшись из-за стола и отерев сальные руки о штанину спавшего за соседним столом матроса, Пархавиэль начал кряхтя пробираться к узкому пятачку между дверьми кухни и местом хозяйки, по которому быстро метался туда-сюда помятый чепец крикливой старухи.

– Послушай, хозяюшка! – громко выкрикнул Пархавиэль, когда не по годам бойкая дама в очередной раз стремглав проносилась мимо.

– Ну, чего тебе?! – проворчала на ходу хозяйка, даже не повернувшись к просителю. – Еще чан капусты поставить иль ведро пива налить?!

– Мне б с Юкером парой словцов перекинуться.

Желание гнома застало уже почти скрывшуюся в дверях кухни старуху врасплох. Она резко развернулась на каблуках и, прервав очередной забег по проторенному маршруту, быстро подскочила вплотную к гному.

– Зачем он тебе, коротышка? – прошептала женщина, согнувшись над гномом, и сердито нахмурила густые брови.

– Знакомец я его старый, несколько лет уже поди не встречались, повидаться бы, – соврал гном, каким-то чудом сумев придать своему покрытому шрамами лицу умильное выражение, иногда возникающее на невинных мордашках грудных младенцев и апатичных лицах душевнобольных.

– Ты мне тут глазки не строй, щетина вислоухая! – неожиданно закричала женщина, превратно истолковав цель игры лицевых мышц гнома, но затем тут же взяла себя в руки и сменила гнев на милость. – Стой здесь, сейчас буду!

Не успел Пархавиэль раскрыть рта, как хозяйка скрылась в кухне. Гном чертыхнулся и, присев на широкий подоконник, терпеливо стал ожидать возвращения старушенции.

– Ты Юкера спрашивал?! – внезапно прогремел над ухом подхриповатый бас.

Зингершульцо повернул голову. Перед ним стоял огромный, почти двухметровый мужик. На обширной лысине незнакомца сверкали капельки пота, а длинные, загнутые кверху усы топорщились в разные стороны, как у заправского таракана. Обнаженный волосатый торс человека поражал внушительными размерами грудных мышц и выпирающим на добрых полметра вперед несокрушимым монолитом живота, обмотанного в несколько слоев широким красным поясом.

– Ну я, – ответил гном, на всякий случай спрыгнув с подоконника и приготовившись пуститься наутек.

– Выкладывай живее, чаго надоть, я Юкер, – пробасила волосатая гора мышц.

– Не бреши, дядя, Юкера позови! – ответил внешне спокойный гном, хотя его до глубины души взволновало предположение, что придется вступить в схватку с таким грозным противником.

– Так, значит, ты правду Агнессе сказал; Юкера в лицо знаешь, – неожиданно рассмеялась лысая голова, по-дружески хлопнув тяжелой ладонью по плечу гнома. – Ну что ж, пошли!

Великан развернулся и, не снимая массивной руки с плеча гнома, потащил его за собой к дверям кухни.

Душное, наполненное клубами дыма и пара помещение сменилось узким, заставленным пустыми коробками и корзинками коридором, затем, проплутав в темноте по невзрачным подсобкам, парочка свернула в винный погреб. Подойдя к угловой бочке, человек едва заметным движением надавил на крепеж одного из настенных факелов. Рот изумленного Пархавиэля широко раскрылся, часть стены с лязгом и скрежетом отъехала в сторону.

– Ну что застрял, пошли! – легонько подтолкнул верзила Пархавиэля к узкой винтовой лестнице, ведущей куда-то вниз. – Только осторожней, не скувыркнись! Кости по полу разметаешь, никто собирать не станет, – заблаговременно предупредил радушный хозяин подземелья и пошел следом.

Аккуратно ставя ноги на покатые, выщербленные ступени, гном медленно спускался вниз. Правое плечо прижималось к сырой от избытка влаги стене, а обе руки были наготове в любой момент уцепиться за неровные каменные плиты. Где-то там, внизу глубокого колодца, горел свет и слышались тихие голоса, но разобрать, о чем говорили люди, было невозможно из-за постоянного брюзжания провожатого за спиной.

– Ну что встал опять, давай шевели копытами! Заснуть можно, как ты ползешь. Не боись, насмерть ужо не скувыркнешься, а могет быть, еще и поймать успею!

Доброжелательное напутствие великана заставило Пархавиэля неосмотрительно ускорить шаг. Нога соскользнула с края ступени, и гном, потеряв равновесие, полетел вниз. Но буквально в следующее мгновение Пархавиэль почувствовал, как его шею и левую ногу схватили и крепко сжали сильные руки. Человек-гора раскатисто рассмеялся, легко закинул барахтающегося гнома на плечо и быстро побежал вниз. Перед глазами возмущенного таким неуважительным отношением к его персоне Пархавиэля мелькали ступени и покрытые плесенью стены, он кричал, кувыркался и бойко стучал кулаками по спине человека, но попытки освободиться были тщетны. Отвешиваемые гномом тумаки не способствовали его освобождению, а приводили лишь к новым раскатам громкого смеха.

– А вот и мы, принимайте! – пробасил человек, небрежно скинув с себя как охапку соломы все еще барахтающегося гнома.

Пархавиэль больно ударился спиной о каменный пол, тут же вскочил на ноги и хотел было кинуться на обидчика, но вовремя передумал…

Сладить с великаном один на один было непросто, а присутствие в маленькой, завешанной коврами и загроможденной мешками комнате четырех его дружков сводило на нет и без того небольшие шансы гнома поквитаться за нанесенное оскорбление. Конечно же, не все из сидевших за заваленным грязной посудой и начищенным до блеска оружием столом были такими же могучими и огромными, как их товарищ. Один из мрачной компании сотрапезников вообще был женщиной, не воспринятой поначалу Пархавиэлем всерьез.

«Слишком девка молода и красива, чтоб мечом махать, – подвел итог беглого осмотра черноволосой красавицы Пархавиэль. – Наверняка подружка чья-нибудь, а может быть, и всей компании. Люди – народ странный, от них всего ожидать можно!»

Однако Зингершульцо изменил свое мнение, когда девушка немного придвинулась к столу, и свет факелов осветил уродливый, рваный шрам, пересекающий наискосок красивое лицо от левой брови до кончика правого уха. Рана была давнишней и глубокой, даже самый искусный фехтовальщик не смог бы поставить такую обширную метку при помощи меча или кинжала, над лицом девушки явно потрудился двуручный топор или, на худой конец, абордажный крюк.

Люди молчали, они внимательно оглядывали гнома с ног до головы и ожидали, что он начнет разговор первым. Холодные, пронзающие насквозь глаза на суровых, угловатых лицах подсказывали гному, что не стоит лезть на рожон и усугублять и без того сложное положение. Отблески горевшего в камине огня и двух факелов над входом создавали атмосферу таинственности и нереальности всего происходящего. Пархавиэль ожидал, что вот-вот лысый громила или красавица с изуродованным лицом превратится в хорошо знакомого ему по кошмарным снам Омса Амбра и начнет череду изощренных издевательств. Однако зловредный акхр не появлялся, что, как это ни парадоксально, ужасно расстроило гнома. К сожалению, Пархавиэль не спал, он был в плену у кровожадных разбойников.

Жестокие, бесстрастные лица убийц были обращены в его сторону и ждали, ждали того момента, когда он сам заговорит. Стальные кольчуги и оружие, развешенные по стенам, придавали комнате вид арсенала или придорожной таверны военной поры. Ящик с картинами у камина и пара мешков с награбленным добром завершали зловещий антураж бандитского логова, куда нежданно-негаданно Умудрился по своей же собственной воле попасть обескураженный гном.

– Долго еще стоять будешь, родимый?! – оторвал Пархавиэля от созерцания интерьера резкий и немного насмешливый женский голос. – Садись к столу и рассказывай шустрее, зачем пожаловал!

Зингершульцо кивнул, но сесть за стол не решился, предпочитая держаться на расстоянии от мрачной компании. Игнорируя приглашение дамы, он скромно пристроился на куче пустых мешков в дальнем углу комнаты. Ни странная женщина, ни ее дружки не вызывали у гнома доверия. Он знал, что если разговор пойдет не так, как хотелось бы подозрительным личностям, то последнюю точку в беседе поставит острый кинжал, вонзившийся по самую рукоять между его лопаток. При таком раскладе стоило держаться подальше от стола и поближе к выходу.

– А чего говорить-то, с Юкером повидаться хочу, знакомец я его давний, – врал гном, наученный горьким опытом, что не стоит вдаваться в подробности при разговоре с малознакомыми людьми.

– Наслышаны, наслышаны, – прошептала девушка, гипнотизируя гнома взглядом бездонных карих глаз. – Громбер, он был один? – обратилась предводительница к окаменевшему в дверях лысому великану.

– Да, Флейта, – кивнул силач, ехидно улыбаясь, отчего загнутые в обычном состоянии кверху усы встали дыбом. – Другого гномья поблизости не было.

– Странно, весьма странно, – промурлыкала девушка и, видимо, задумавшись, принялась скрести заостренными зубцами серебряной вилки по фарфоровой тарелке.

Чудовищный скрежет ворвался в мозг гнома и заставил его передернуться. Плечи Пархавиэля сжались в комок, а руки затряслись, как у страдающего дергунчиком столетнего старца, что вызвало легкие усмешки на лицах присутствующих, уже привыкших к своеобразной манере атаманши размышлять.

– Если у тебя дело к Юкеру, выкладывай! – наконец-то произнесла девушка, к великой радости гнома, отложив в сторону вилку. – Иначе сам знаешь, кинжал в бок и в канаву!

– Да ты что, совсем сдурела?! – выкрикнул рассерженный наглым заявлением Пархавиэль. – Я с другом пришел повидаться, только с ним разговаривать и буду!

– Сядь, – приказала девушка, одновременно подавая знак повскакавшим из-за стола мужчинам вложить в ножны мечи. – И с каких это пор, милок, ты с Юкером дружбу водишь: год, два, а может быть, и три?!

– Две недели назад познакомились. Он мне жизнь спас, – честно признался Зингершульцо и, понимая бессмысленность попытки побега, опустился на прежнее место.

– А при каких обстоятельствах, если не секрет? – продолжала допрос нахальная девица.

– Он меня из горящего дома вытащил, – едва слышно прошептал Пархавиэль. – В лесу дело было, около Фальтеши. Я тогда в город пошел, а он в столицу торопился.

– Надо же, вроде не врет… – произнесла Флейта, бегло пробежавшись взглядом по бесстрастным лицам бандитов. – Полковник как раз тогда в Альмиру прибыл и про какой-то пожар, помнится, рассказывал…

– Послушай, девица-краса! – снова вскочил с мешков гном, однако тут же сел обратно и замолк под полным ненависти взглядом красивых глаз.

Невзначай брошенное словцо чуть ли не стоило Пархавиэлю жизни. Девушка восприняла его обращение как издевательство, как грубый намек на ее уродство. Тонкие губы мгновенно сжались в отвратительной гримасе, смуглое лицо женщины вмиг побелело, а глаза налились кровью. Послышался хруст. Пархавиэль перевел взгляд с искаженного злостью лица на стол и громко охнул. Тонкая женская кисть в элегантной перчатке из черного бархата раздавила высокую деревянную кружку. По столу полетели осколки и брызги пива.

– Допустим, ты не врешь, – заговорила поборовшая вспышку гнева девушка и изящным взмахом руки стряхнула со стола щепу, – тогда почему ты одет, как один из приспешников Сегиля? Что вы замышляете?! Когда и где?! Каков ваш план и почему решили начать именно с полковника, а не с меня?! – быстро сыпались вопросы, не дающие гному сказать даже слова в свое оправдание.

– Успокойся, Флейта, он свой, – неожиданно прозвучал за спиной Пархавиэля знакомый голос. – Ты чересчур подозрительна, прямо как твой покойный старик.

Ни Громбер, загородивший широкою спиною лестничный пролет, ни остальные члены шайки, ни тем более взволнованный гном не заметили, как в комнате появился темноволосый господин в дорогом дорожном костюме и высоких ботфортах. Зингершульцо облегченно вздохнул и на радостях с силой саданул кулачищем по стенке камина; он узнал в перепачканном с ног до головы грязью человеке своего спасителя.

– Оставьте нас одних, – сухо произнес Тальберт, устало опускаясь на деревянную скамью.

Мужчины послушно встали и направились к выходу.

– Флейта, тебя это тоже касается, – невозмутимо повторил Тальберт специально для оставшейся сидеть за столом девушки.

Помощница Тальберта явно привыкла, что обычно действие приказов подобного рода на нее не распространялось. Надменно хмыкнув и искривив губы в презрительной ухмылке, женщина поднялась из-за стола и, по-кошачьи грациозно изгибаясь, скрылась в темноте лестничного пролета.

– А ты молодец, не ожидал, – произнес Тальберт, как только остался с Пархавиэлем один на один. – До столицы добрался, да смотрю, прибарахлился по дороге! Не удивлюсь, если и с деньжатами все в порядке.

– Не жалуюсь, – ответил гном, не дожидаясь разрешения человека, сев за стол и наполнив показавшийся ему чистым кубок вином. – Я вон тоже кой-чему удивлен…

– Договаривай, договаривай, нам, простым людям, недомолвки и намеки ни к чему! – улыбнулся краешками губ Тальберт Арканс и, отстегнув с пояса меч, небрежно кинул его на пол.

– Не ожидал, что к бандюге в гости пожалую. Всю жизнь таких, как ты, давил, а теперь за одним столом сидеть приходится.

– Да кто ж тебе мешает, не хочешь, не сиди. Вот только выслушать меня все равно придется, коль пожаловал!

Пархавиэль окинул человека презрительным взглядом, а затем, подобрав полы длинного плаща, встал и направился к выходу.

– Не дури! – громко выкрикнул Тальберт и хлопнул по столу ладонью так сильно, что несколько тарелок со звоном упали на пол и разбились вдребезги. – Не для того ты сюда приперся, чтоб ни с чем уйти. Говори, чего хочешь?!

– Того же, что и тогда, в лесу то бишь, хотел: друзей из застенок вызволить, – после недолгого молчания произнес гном. – Да только о помощи у честного охранника просить собирался, а не у того, кто ни чести, ни совести не имеет!

– Ну и дурак! – глядя в глаза гному, рассмеялся Тальберт, а затем, перестав улыбаться, на полном серьезе добавил: – Честный охранник твоему бы горю только посочувствовал, понимающе покивал бы головушкой, а потом деликатно намекнул бы, что он человечек маленький и помочь не имеет ни малейшей возможности, впрочем, как и желания. Не любят они, люди маленькие да честные, в чужие дела соваться и другим помогать, хотя помощь чужую всегда охотно принимают, тем более когда просто так, по дружбе, на дармовщинку!

– Я гном, не человек, мне твоих вывернутых наизнанку мыслей все равно не понять, – ответил Пархавиэль, поднимаясь из-за стола. – А слушать тебя тошно и противно, слишком уж себя любишь да других ненавидишь!

– Сядь! – властно приказал Тальберт. – Ты меня неправильно понял. Вещи всегда не так уж и просты, как кажутся на первый взгляд. Не стоит делить мир на черное и белое, на добро и зло, и не обижай людей, о которых толком ничего не знаешь! Не один я гнусный разбойник, ты, к примеру: убийца и насильник, поджигатель, бежавший каторжник, дезертир, тать!

– Ложь! – взревел взбешенный гном, повторив подвиг своего собеседника по сбиванию со стола посуды. – Ты прекрасно знаешь, я никого не убивал и… и…

Пархавиэль был не в силах больше говорить, он только грозно сопел, ритмично раздувая широкие ноздри.

– Знаю, – кивнул Тальберт и, прислонившись спиной к влажной стене, скрестил руки на груди. – Да только маленькие, честные людишки к твоей бороденке уже ярлыки прилепили, и сколько ты ни старайся, до скончания века так и не отмоешься. Ты вон меня тоже разбойником ни с того ни с сего окрестил, а за что, спрашивается?

– Так ведь, а ведь… да… – нечленораздельно забормотал обескураженный гном, до которого вдруг дошло, что он сделал поспешный, опрометчивый вывод.

– Ты выдаешь свои предположения за действительность, слишком импульсивен и горяч! – продолжал развивать свою мысль Тальберт, видя, что его слова падают на благодатную почву сомнений и замешательства. – Откуда ты знаешь, кто я и те люди, что недавно сидели за этим столом на самом деле? Хотя в чем-то ты бесспорно прав: мои компаньоны действительно не в ладах с законом, но не настолько беспринципные и кровожадные душегубы, чтобы не иметь с ними дел.

– А кто ты? – прошептал Пархавиэль, наконец-то вернувшись за стол. – И почему они называют тебя полковником?

– В наших с тобой судьбах есть много общего, – загадочно улыбнулся Тальберт и подлил себе в бокал вина. – И ты, и я живем под гнетущим бременем прошлого и страдаем от позорных ярлыков, которые на нас, недолго раздумывая, понавесили добропорядочные обыватели: «бывший дезертир», «бывший преступник», «бывший солдат», все «бывший», а кто мы теперь, в настоящем?

Вместо ответа Пархавиэль виновато пожал плечами. Он часто проводил время в раздумьях, но как-то никогда не удосуживался задать себе такой, казалось бы, простой вопрос.

– Мы те, кто пытается выжить и спасти своих близких. Мы добровольно взвалили на свои плечи ответственность за других, – ответил за Пархавиэля Тальберт и залпом опустошил бокал вина. – Когда-то давным-давно, в другой жизни, я был командиром наемников, армейским полковником, потом попал в плен к моим же соотечественникам, затем долгие годы прозябания в имперской кавалерии…

Тальберт замолчал. По тому, как его пальцы с хрустом сжались в кулаки и как дрогнули мышцы мужественного лица, Пархавиэль понял, что воспоминания давались солдату с трудом. Гном не хотел больше докучать человеку расспросами, а, наоборот, попытался как-то разрядить гнетущую атмосферу молчания.

– Мои друзья в столице, в здешней тюрьме. Ради их спасения я готов пойти на все!

– Я не буду помогать тебе просто так… – Тальберт оторвался от созерцания пустого стакана и перевел взгляд на полное решимости лицо гнома. – У меня очень важное поручение, к тому же приходится заботиться и о своих близких. Просто так поддержки не жди: или мы действуем сообща и помогаем друг другу, или опрокидываем еще по стаканчику и расстаемся без обид!

– Я готов на все, – повторил Пархавиэль, покусывая от нервного напряжения нижнюю губу, – даже если придется пойти на…

– Придется, это я тебе обещаю, – перебил гнома Тальберт. – И еще, хочу сразу предупредить: если я посвящу тебя в мои дела, то выбор будет невелик: бороться вместе со мной или умереть. Слишком многое поставлено на карту, чтобы впустую болтать!

– Я уже сказал свое слово, не заставляй меня повторяться! – решительно заявил гном и для пущей убедительности хлопнул кулаком по многострадальному столу. – Что нужно мне, ты знаешь, теперь мой черед слушать!

– Иного я и не ожидал. – Тальберт снова загадочно улыбнулся и начал свой рассказ.

Еще в те времена, когда Тальберт Арканс был вольным наемником, таверна «Попутного ветра!» процветала. В огромной зале, где теперь буйствовали пьяные моряки, когда-то собирались лучшие наемники, заключались контракты с вербовщиками со всех частей света. Именитые генералы, вельможи и просто безумно богатые купцы сходили с трапов заморских кораблей лишь для того, чтобы пополнить ряды своих поредевших в битвах армий. В таверне собиралась элита военного дела, лучшие из лучших, солдаты, прошедшие горнила многих войн и не раз увенчанные славой громких побед. Часто сиживал здесь и полковник Арканс, пока не подписал злосчастного контракта, поставившего жирную точку в конце его успешной карьеры.

Судьба забросила Тальберта на чужбину, где он прожил долгих двадцать лет, не ведая, что по указу филанийского короля таверна перестала быть центром сборищ профессиональных головорезов и превратилась в обычный, ничем не примечательный портовый кабак. Лутор Наборжец, хозяин заведения и давний друг Тальберта, пытался исправить положение дел, чем и навлек на себя гнев королевской семьи. Внезапное исчезновение Лутора так и осталось загадкой. Ходило много слухов, но вскоре все забыли о жизнерадостном старике. Хозяин заведения бесследно пропал, оставив после себя кучу долгов, сказку о закопанных где-то в подвале таверны сокровищах и дочь двенадцати лет, прозванную за пристрастие к музыке Флейтой.

Через два года с девочкой произошел несчастный случай, изуродовавший ее милое личико. Голод и нищета, позор и унижение преследовали подростка по пятам и заставили в конце концов пристать к одной из городских банд, состоявшей исключительно из осевших в Альмире наемников. Бывшие солдаты удачи помнили отца Флейты и не давали ее в обиду. Время шло, девочка росла, усиленно вытравляя из своего сердца все женское и человеческое, ненавидя мир и презиравших ее уродство людей.

Вскоре настали жестокие времена: филанийская армия разгромила в лесах банду Сегиля, а ее жалкие остатки бежали в столицу. Ночные поджоги и внезапные нападения из-за угла, частые потасовки по кабакам и вооруженные столкновения прямо средь бела дня истощили силы бывших наемников, вытеснили их шайку сначала из Цехового квартала, а уж затем и из большей части порта. После гибели вожака, попавшего год назад в засаду на узкой улочке, бразды правления в свои руки взяла к тому времени уже хорошо известная в преступном мире Флейта.

– Вот так оно всю жизнь странно и получается. – На губах закончившего рассказ Тальберта появилась горькая усмешка. – Прибыл в столицу за одним, а приходится заниматься совершенно другим, думал: соберу отряд из бывших товарищей, сделаем дело, да и в Империю все вместе вернемся, а на самом деле…

– Ну и что тебе мешает? – удивился гном, не понимая причину пессимизма собеседника.

– А то, чудак несмышленый, что у «Пунцовой розы» банды Флейты, война с гномами в полном разгаре! – внезапно сорвался на крик Тальберт. – Ты видел, сколько их осталось, всего ничего… пятеро!

– Ну и плюнь ты на эту войну! Сделаете свое дело, да и валите из Альмиры!

Вполне логичное заключение гнома развеселило Тальберта. На его опечаленном лице даже возникло подобие улыбки.

– Не могу, Флейта как маленькая уперлась. Хочет, глупышка, пойти до конца, а это самоубийство, не выжить им здесь, не гномы, так кто-нибудь другой задавит!

– Тогда оставь все, как есть, – посоветовал Пархавиэль, дружески похлопав Тальберта по плечу. – Ну, не хочет девица спасаться, что тут поделаешь?!

– Иногда людей надо спасать от самих себя, кто-кто, а я-то уж точно это знаю, – произнес Тальберт и осушил уже четвертый за время разговора бокал вина. – Я должен ее вытащить, слишком многим отцу ее обязан. К тому же делами можно заняться с проверенными бойцами, а из ее шайки я только Громберу доверяю.

– Ну а я-то чем помочь могу? – осторожно спросил Зингершульцо, боясь, что Тальберт потребует от него стать лазутчиком в шайке гномов.

– Ты должен мне спину прикрыть, – заявил Тальберт, переходя к изложению своей задумки. – Чем больше в отряде будет верных мне бойцов, тем больше шансов на успех!

– Так ты мне все-таки доверяешь? Позволь узнать, почему?

– Во-первых, ты мне жизнью обязан, а у вас, гномов, к вопросам чести строгий подход. Во-вторых, интересы наши совпадают, да и разборки с гномами меня не интересуют, наоборот, ни в какие дрязги с ними ввязываться не хочу. О том, в чем именно заключается наше задание, я пока никому не рассказывал, даже Флейте и Громберу, придет время, сам все узнаешь. Но оно сложное, поверь! Выполнить его сможет только хорошо подготовленный, слаженный отряд.

– Так мне что, топором их, что ли, махать учить?! – не мог понять ход мысли подвыпившего человека гном.

– Это-то они не хуже тебя умеют, – отмахнулся Тальберт. – Слаженность действий и сплоченность отряда оттачиваются в серьезных делах, и я уже нашел одного заказчика, который…

– Вот те на! – выкрикнул Пархавиэль, бешено вращая глазами и снова вскочив из-за стола. – Ты мне на разбой с вами пойти предлагаешь?!

– Не предлагаю, а приказываю, притом сегодня ночью, – невозмутимо ответил Тальберт. – Если несколько таких нападений успешно пройдет, то твоих дружков из тюрьмы вытащим, выполним задание…

– А что потом?!

– А потом, друг, – Тальберт подошел к Пархавиэлю вплотную и положил тяжелую ладонь на его плечо, – мы все вместе отправимся в Империю и будем служить одной весьма влиятельной персоне, сытно есть и не нуждаться ни в чем. И главное, – Тальберт решил привести последний, самый весомый аргумент, – там никто не будет ненавидеть тебя только за то, что ты гном, а не человек. Наше с тобой прошлое отвратительно, а настоящее – это не жизнь, это шанс сделать будущее прекрасным!

Слова Тальберта глубоко запали в душу гнома. Он уже был готов согласиться и навсегда распрощаться с глупыми понятиями, мешающими нормально жить: добро и зло, преступление, мораль, справедливость… У него была цель, и он должен был ее достигнуть, невзирая на гуманность выбранных средств. В эту минуту ему было плевать на людей и других гномов: тупых ожиревших обывателей, не раз предававших его и отправлявших из-за опасения за собственную шкуру на верную смерть. Но был Мартин, товарищ, которого гном не мог бросить одного, которого не мог подвести!

– Мне нужно встретиться сегодня на закате с одним человеком, а после этого я с вами!

– Исключено. – Тальберт отрицательно замотал головой. – Пойми меня правильно, я не могу допустить, чтобы кто-нибудь случайно пронюхал о нашей затее. Отныне ты будешь находиться постоянно с нами, иначе… ну, ты сам понимаешь!

«Длинновата, а эта чересчур узка. – Зингершульцо снял с крюка на стене одну из кольчуг и приложил ее к своему объемистому животу. – Вроде бы впору, да несколько звеньев не хватает, как раз на пузе!»

– Давай пошевеливайся, скоро выступаем! – поторопила гнома явно недовольная его основательным подходом к подбору брони Флейта.

Девушка сидела на пыльном мешке с крупой, по-мужски широко расставив ноги в высоких ботфортах и поигрывая в руках ключом от кладовой. Черно-зеленый костюм и надетая поверх него кольчуга плотно облегали прелести стройной фигуры и придавали разбойнице особый, чарующий сердца многих мужчин шарм. Она была чрезвычайно привлекательной, несмотря на уродливый шрам и далеко не женскую манеру общения. Собранные в хвост и туго перетянутые красной тесьмой волосы заостряли тонкие черты лица, подчеркивая решительность натуры и жесткость характера воительницы.

– Ну что ты там копошишься, уродец?! Давай шустрее, мочи уже нет! – прикрикнула Флейта на гнома, отбросившего в сторону после примерки очередную кольчугу.

– Говорил же я, глупая затея! Чем вам моя кожанка не по нраву пришлась? Впору ведь, да и свыкся я уже с ней.

– Давай, давай, коротышка, не рассуждай! – нахмурив тонкие брови, прикрикнула девушка, демонстративно показывая Зингершульцо свое недовольство решением Тальберта о приеме его в отряд. – Вот скажу полковнику, как ты его приказы критикуешь, отхлещет он тебя по толстым мордасям!

Желание выпороть несносную девчонку уже давно не давало покоя Пархавиэлю, но он терпел, помня разговор с Тальбертом и стараясь не обострять отношения с будущими подельниками. Гном вновь промолчал и продолжал упорно копошиться в ворохе бесполезных, то длинных, то рваных, то проржавевших от сырости и крови кольчуг.

– Вон та безрукавка должна как раз прийтись, – посоветовала Флейта, убедившись, что ее попытки вывести гнома из состояния душевного равновесия наталкивались на неприступную стену терпения и хладнокровия. – Да, да, точно, самое оно! – радостно закивала девушка. – Выкидывай свою блоханку и броньку примерь!

Нехотя Пархавиэль расстегнул тугие ремни кожанки и, немного стесняясь присутствия рядом дамы, быстро натянул кольчугу прямо на обнаженный волосатый торс. Холод металла обжег кожу гнома, заставив его мышцы непроизвольно сократиться.

– Вот это ничего себе картинка! – присвистнула Флейта, пожирая изумленными, широко раскрывшимися глазами напрягшиеся бугры мышц на неприкрытых одеждой руках. – Не ожидала, не ожидала, – продолжала восхищаться девушка толщиной запястий, рельефом мышц и сухожилий, – с виду-то обычный толстячок, а тут такое богатство открылось!

– Как открылось, так и прикроется! – недовольно пробурчал Пархавиэль, поспешно закутавшись в плащ. – Кожанку-то мою куда пристроить?

– Возьми с собой, по дороге выкинешь, – очнувшись, произнесла девушка и отвела взгляд, как показалось гному, устыдившись проявленного ею интереса к его мускулистым рукам.

– Как выкинуть, зачем выкинуть?! – затараторил Пархавиэль, интенсивно моргая вытаращенными глазищами. – Вещь хороша, мне с боем досталась, не вот так на помойке нашел, а ты «выкинешь»!

– Ну куда она тебе, чудо низкорослое?! – насмешливо произнесла Флейта, хлопнув от негодования ладонью по изящной коленке. – Надеть-то ты ее все равно больше не сможешь!

– А это еще почему?!

– Сам рассуди! Если мы ночью на банду гномов натолкнемся, и бой завяжется, то как нам тебя отличить-то прикажешь? Для меня и днем вы все на одно рыло, а ночью тем паче не разобрать! На всех кожанки одинаковые, еще зашибем ненароком!

Резко оттолкнувшись ногами от пола, девушка вскочила с мешка и направилась к выходу. Подобрав приглянувшуюся ему утреннюю звезду, единственное оружие из богатого арсенала банды, чью рукоять не надо было укорачивать под гномью руку, Пархавиэль нехотя последовал за девушкой. Брезгливое и недоверчивое отношение к нему членов банды раздражало гнома, ему хотелось пустить в ход кулаки и на деле опровергнуть лживый постулат Индорианской Церкви о превосходстве человеческой расы. Однако Зингершульцо стойко терпел насмешки и косые взгляды. Конечная цель оправдывала не только грязные средства, но и те унижения, через которые гному предстояло пройти.