Глава 13
Ночная прогулка

Зингершульцо поежился от порыва холодного ночного ветра, набросившегося на его согревшееся в уютной кровати тело. Жизнь – странная штука: всего полчаса назад он нежился под теплым одеялом, а сейчас стоял на пороге гостиницы, кутаясь в старенький плащ младшего сына господина Прага и лоскутную рубаху собственного пошива. Ветер заунывно выл, блуждая в потемках ночного города по чердакам и крышам домов, пугал пронзительным свистом прохожих, навевая лишь одну мысль: «Домой, скорее домой!»

Дверь гостиницы громко хлопнула на прощание, а скрежет задвигаемого засова заставил Пархавиэля окончательно распрощаться с надеждой на возвращение. До самой последней минуты он мечтал, что Мартин одумается и не выкинет его ночью на улицу, да еще в компании неразговорчивой вампирши.

Каталина не понравилась гному сразу же, как только он высунул свой приплюснутый нос из-под одеяла. Она была, бесспорно, красавицей, но знание гномом ее истинной сути и тот презрительный, высокомерный взгляд, которым она окинула спутника в первую же минуту знакомства, заставили его позабыть об обольстительной внешности и подавить в себе зародыш симпатии.

«Сейчас чуть позже полуночи, – прикидывал Пархавиэль, – солнце взойдет около пяти, значит, мне нужно продержаться всего каких-то четыре с половиной часа. Главное, не раздражать даму и не докучать ей расспросами!»

Госпожа Каталина, как она представилась гному, тоже не горела желанием скрасить прогулку непринужденной беседой и была немногословна.

– Я покажу тебе новое жилье, следуй за мной!

– А что потом? – робко поинтересовался гном.

– Потом будет потом, – загадочно произнесла девушка, а затем скупо добавила: – Советую запоминать дорогу и внимательно смотреть по сторонам.

Разговор был закончен, и длинное платье девушки зашуршало по мостовой. Она шла бесшумно, казалось, плыла над землей, не слышно было даже легкого стука каблуков. Еще недолго постояв на ставшем так быстро родным пороге, Пархавиэль тяжело вздохнул и засеменил вслед. Он догнал девушку и, как положено истинным кавалерам, которых он видел днем по дороге в гостиницу, встал слева от дамы, однако не прижимаясь вплотную и не пытаясь взять спутницу под руку, а почтительно держась на расстоянии двух шагов.

– Я сказала тебе, следуй ЗА мной, а не рядом! – недовольно прошипела Форквут, резко повернувшись к гному и угрожающе склонившись над ним. – Не зли меня, коротышка!

«Женщина отвратительна, когда она чувствует власть и свое превосходство», – пронеслось в голове слегка испугавшегося гнома. Он послушно кивнул и поплелся за вампиршой, не приближаясь к вспыльчивой особе ближе чем на пять шагов.

Молчаливая процессия вышла на набережную и быстро приближалась к мосту между Королевским кварталом и Рыночной площадью. Эта часть пути была знакома Зингершульцо, днем они с Мартином проезжали здесь. Пархавиэль огляделся: справа покинутая им в поздний час гостиница, а слева виднелись трехэтажное здание Дома Гильдии и крыша городской библиотеки. Об этом гному рассказал маг, девушка не утруждала себя комментариями и быстро шла, почти бежала, иногда недовольно оглядываясь и подгоняя выразительными хищными взглядами отстающего гнома. Лишь однажды, когда они прошли уже шагов тридцать – сорок по длинному мосту, Каталина снизошла до объяснений: «Не глазей по сторонам, эта часть города не для таких, как ты!» Гном и на этот раз промолчал, по его подсчетам, до рассвета оставалось ровно четыре часа.

К счастью, прогулка оказалась не такой уж и скучной. Ночью город был совершенно другим, чем в свете солнечных лучей. Луна загадочно отражалась от крыш домов и умиротворенной, как будто спящей, глади воды. Базар больше не раздражал толчеей и оглушающим гомоном толпы. Он был тих и спокоен, привлекал внимание полуночного скитальца шелестом разноцветных шатров и интриговал загадочным видом опустевших прилавков. Все вокруг казалось таинственным, а не страшным. Даже видневшийся вдали эшафот с несколькими Рядами виселиц походил на огромный парусник, дрейфующий в море колышущихся от ветра тентов.

Внезапно Каталина развернулась и, широко расставив Руки, прыгнула на Пархавиэля, сбила его с ног и плотно прижала своим телом к сырой мостовой. Гном пытался сопротивляться, но тут же покорно затих. Вампирша не напала, а лишь укрыла спутника от посторонних глаз. Через пару секунд послышались приглушенные шаги. Приподняв край черного вампирского плаща, Пархавиэль увидел, как из-за ближайшего шатра вынырнула одинокая фигура припозднившегося горожанина. Это был невысокий мужчина лет сорока, не очень богато одетый, но и не сверкающий заплатами на протертых штанах. Он кутался в плащ и, то и дело с опаской озираясь по сторонам, двигался быстрым шагом в сторону Королевского квартала.

«Меча при нем нет, возможно, прячет кинжал в складках плаща. Я бы тоже на его месте не шлялся бы ночью без оружия. Что в этом такого?» – удивило гнома странное поведение Каталины, испугавшейся приближения засидевшегося в корчме и теперь торопящегося к домашнему очагу клерка.

Пархавиэль задыхался под плотным плащом, к тому же тело отдыхавшей на нем красавицы было не таким уж и легким. Гном попытался выбраться наружу, но острый локоть вампирши больно впился ему в позвоночник, а властный голос тихо прошептал в самое ухо: «Не дергайся!» Всего через несколько секунд гном понял, чем было вызвано возмутительное поведение провожатой. Из-за шатров и находившейся неподалеку груды пустых ящиков появились три зловещие тени. Вампиры быстро пронеслись мимо, преследуя уже удалившуюся на приличное расстояние жертву и обходя ее широким полукругом.

– Надо помочь! – прошептал взволнованный Пархавиэль, как только троица кровососов исчезла из виду, а Каталина поднялась с него.

– Кому надо?! Не вмешивайся, пошли! – прозвучал, равнодушный ответ.

Девушка одернула платье, отряхнула испачканный плащ и как ни в чем не бывало продолжила путь. Гном застыл на месте, он не мог просто так уйти и бросить человека в беде, не мог жить спокойно, зная, что из-за его бездействия погиб невинный прохожий. Вампирша прошла чуть более двадцати шагов и остановилась, затем вернулась к застывшему на месте гному.

– Пошли! – повторила Каталина, схватив Пархавиэля за руку и увлекая его за собой.

– Нет, – твердо ответил гном, ловким разворотом кисти сбросив руку вампирши. – Я должен ему помочь, ты со мной?!

– Еще чего, не подумаю вмешиваться в чужие дела и тебе не позволю, – строго произнесла девушка, смотря на гнома сверху вниз. – Будешь совать свой уродливый нос куда ни попадя, долго не проживешь! На тебя мне плевать, но у нас общее дело, только попробуй все испоганить!

Мысль о том, что единственной целью его теперешнего существования было спасение друзей, остудила пыл гнома. Он должен был выжить и не рисковать жизнью по пустякам. «Точно как в походе, – размышлял Пархавиэль. – К сожалению, чтобы победить, необходимо кем-то пожертвовать!»

Буквально через сотню-другую шагов им навстречу попался усиленный патруль городской стражи. Десяток солдат, вооруженных мечами, арбалетами и пиками, устало брели к центру огромной площади, тихо переговариваясь и иногда посмеиваясь. Пархавиэль замер в нерешительности. Он не знал, как ему поступить: спрятаться от патруля или, наоборот, сообщить стражникам о совершаемом преступлении. Интуитивно почувствовав, что гнома раздирали сомнения, Каталина взяла его за руку и уверенно потащила вперед. Парочка прошла всего в тридцати шагах от солдат. Никто из них даже не повернул головы в сторону авантюристов. Темнота и детский плащ на плечах гнома спасли обоих от ненужных расспросов и весьма вероятного ареста. Стражники приняли Каталину за рассерженную мамашу, тащившую силой домой загулявшего десятилетнего сорванца.

Как только патруль скрылся из виду, дама брезгливо отдернула руку и ускорила шаг. Как ни странно, Пархавиэль был благодарен вампирше, чья находчивость уберегла его от новых неприятностей. Если он попытался бы спрятаться, то наверняка привлек бы внимание патруля. Учитывая его преступное прошлое и отсутствие документов, самым легким наказанием была бы пожизненная каторга. Предупреждать же солдат о нападении вампиров было не менее опасно. Пархавиэлю вспомнились слова спасшего его из огня охранника о твердой убежденности филанийцев в отсутствии кровососов на землях, освященных самим Индорием. К тому же обескровленный труп несчастного горожанина скорее всего уже погрузился в темные воды реки и уплывал из столицы, уносимый течением.

«Мне многому еще придется научиться, – думал опечаленный гном, шагая вслед за вампиршей. – Какое счастье, что я не один, что есть кто-то в этом суровом мире, кто заботится обо мне и оберегает от роковых ошибок. Пускай это даже кровожадный вампир, пускай он, точнее, она, презирает меня и брезгует общением. Какая разница, главное – результат, а Каталина уже дважды спасала мне жизнь!»

Погрузившись в тягостные размышления, гном не заметил, как они вновь оказались на мосту. Пархавиэль не напрасно сравнивал Альмиру с огромным чудовищем, окаменевшим у реки, но ошибался, приняв за правый берег Леордедрона несколько крупных островов, находившихся в дельте реки. Быстрые воды отделяли друг от друга городские кварталы, а жители филанийской столицы пытались объединить творение своих рук в единое целое, связать разрозненные части города системой мостов и маленьких лодочных причалов. Только на Рыночной площади было пять мостов: два вели в северную и южную части Королевского квартала, еще один соединял рынок с Торговым кварталом, а оставшиеся два вели в Цеховой квартал, сливаясь где-то на середине в одно огромное чудо инженерной мысли.

Но не замысловатые изыски архитектурной конструкции волновали в данный момент Пархавиэля, а зловещее темное пятно, простиравшееся впереди. В отличие от других островов, сверкающих в ночи иллюминацией уличных фонарей, городские трущобы тонули во мраке. Лишь редкие огни светящихся окон свидетельствовали о том, что мост вел путников все-таки в жилую часть города, а не на заброшенный пустырь городской свалки.

По мере продвижения мгла постепенно рассеивалась, вдали начали вырисовываться контуры маленьких, убогих строений, обветшалых домов в трещинах и с отколотой штукатуркой. Они были на месте, именно отсюда и начинался город гномов, нищих и полуэльфов, невзрачный мир тружеников цехов, воровского отребья и прочих представителей общественных низов. Если Пархавиэль не провел бы всю жизнь в Махакане, среди копоти доменных печей и надрывного рева паровых механизмов, то он наверняка бы подумал, что в квартале начался пожар. Однако чуткий нос гнома безошибочно определил истинную природу витавших в воздухе запахов. Ни один махаканец не спутал бы дым пожарища с ядовитым смрадом фабричных отходов. Едкие клубы, поднимающиеся над крышами домов, затрудняли дыхание, но, к счастью, забивали въевшийся в стены и мостовую запах городских нечистот.

Как только Каталина спустилась с моста, сразу же обогнула угловой барак и нырнула в узкий проем между домами. Пархавиэль нехотя последовал за ней.

Гном чертыхался, но упорно пробирался вперед, спотыкаясь о груды полусгнившего барахла, выкинутого нерадивыми хозяевами прямо на улицу. Было темно, левой Рукой Пархавиэль опирался на обшарпанную, покрытую мхом и грязью стену, а выставленной вперед правой хоть как-то пытался обезопасить путь. Дважды он падал: один раз, поскользнувшись на липкой, зловонной массе, судя по запаху, бывшей когда-то арбузом, а второй раз – наступив на спину бездомного кота. Когда же ему все-таки удалось выползти наружу, то невзрачная, в десять гномьих шажков шириной улочка показалась просторным торговым трактом.

– Ну, где ты опять застрял, ротозей? – прошипела с нетерпением ожидавшая его Каталина и, совершенно не интересуясь ответом, продолжила путь.

– Дрянь, – тихо ругнулся Пархавиэль и засеменил вслед.

Плечи девушки дернулись, а ладони сжались в кулаки. Гном понял, что совершил непростительную ошибку. Вампиры обладали чутким слухом, и провожатая явно слышала, какого он о ней был нелестного мнения. Тем не менее Каталина не стала заострять внимания на нанесенном ей оскорблении и пошла дальше.

Маленькие домики и деревянные сарайчики сменились огромными корпусами оружейных цехов, затем взгляду Пархавиэля предстали жилые бараки: полуразрушенные здания с заколоченными окнами. Судя по шуму, доносившемуся изнутри каждой такой общественной обители, гном сделал два важных вывода: жизнь в квартале кипела даже ночью, а в руинах полуразрушенного барака могло поместиться до двухсот обитателей.

Чем дальше продвигались путники в глубь квартала, тем чаще встречались прохожие и даже целые компании подвыпившего рабочего люда. Среди грязных, плохо одетых гуляк часто встречались совсем маленькие дети и женщины с распущенными сальными волосами.

– А где же гномы? – решился спросить Зингершульцо.

– Здесь их не любят, здесь живут люди и эльфы. Гномы обитают в юго-западной части квартала, – снизошла до ответа Каталина, не удосужившись даже повернуть головы в сторону собеседника.

Слова вампирши оказались правдой. Порой Пархавиэль чувствовал на себе недовольные взгляды гуляк, а некоторые осмеливались выкрикивать ему вслед гневные реплики. Какой-то бойкий подросток запустил в его широкую спину булыжником, но, к своему счастью, промахнулся с пьяных глаз. Гном был не в духе и не упустил бы возможности почесать кулаки, тем более что спившихся оборванцев он не боялся, а служители правопорядка не посещали Цеховой квартал без крайней нужды.

Вскоре перед глазами изумленного Пархавиэля возник один из центров ночной жизни городских трущоб. Длинное одноэтажное здание было более опрятным, чем бараки, и могло бы, наверное, показаться уютным, если бы не жуткий гул пьяных голосов, доносившийся из раскрытых окон, и тела не рассчитавших своих сил посетителей, валявшиеся прямо посреди мостовой и вдоль плетеного забора. «Грохот стакана» – гласила надпись под перекошенной вывеской с изображением сталкивающихся кружек и разлетающихся в разные стороны пенных пивных брызг. Струившиеся из окон ароматы напомнили Пархавиэлю, что более суток он ничего не ел: вначале было не до того, а в гостинице он сразу заснул.

– Может, зайдем?! – робко предложил гном спутнице.

– Нет, – тут же прозвучал однозначный убийственный ответ. – Сюда гномам нельзя! – пройдя несколько шагов, добавила Каталина.

– Да что у вас за законы такие? Сюда нельзя, туда нельзя! – возмутился гном.

– Закон здесь ни при чем. Официально посещение этой таверны гномам разрешено, но лично я не советовала бы, если, конечно, не хочешь нарваться на скандал и получить в пьяной драке кухонным ножом в толстый бок. Гномов здесь не любят!

– А где нас любят-то?! – негодуя, взмахнул руками Пархавиэль.

– Нигде, – презрительно поморщилась Каталина, – но я покажу тебе места, где вашего брата терпят.

Бараки по правую сторону улицы сменились цеховыми корпусами, кузнями и маленькими мастерскими, над некоторыми даже красовались самодельные вывески. Толпы уличных гуляк попадались все реже, дорога становилась все безлюднее. «Наверняка мы в центре квартала, где живет бедный люд, но не спившиеся голодранцы», – пришел к выводу Пархавиэль, наблюдая вокруг присутствие относительного порядка, а местами даже и чистоты.

Действительно, дома были невзрачными и запущенными, но с руинами их пока еще было сравнивать рановато. Мусор, старая мебель, изношенная до дыр одежда и пищевые отходы были не беспорядочно разбросаны по мостовой, а аккуратно сложены в огромные кучи, судя по внушительным размерам которых пора генеральной уборки наступала не чаще одного раза в год.

– По весне жители нанимают баржу и вывозят мусор вниз по реке, – неожиданно произнесла Каталина, как будто прочитав мысли гнома. – Чаще не по карману, а реже нельзя – мор пойдет.

Пархавиэль понимающе кивнул, хотя все равно считал местных жителей свиньями и сторонился зловонных куч – источника инфекций, болезней и просто преотвратного настроения.

Каталина в очередной раз свернула в проулок и ускорила шаг. Пархавиэлю приходилось почти бежать за ней, от чего гном согрелся, но одновременно и ощутил острое чувство голода. Пустой желудок бунтовал и громко урчал, напоминая своему нерадивому хозяину о необходимости срочного приема пищи.

«Да что ж это такое творится? Куда эта дылда-кровососиха меня тащит? Все плутаем и плутаем по подворотням! Ну ничего, должны же эти муки когда-нибудь закончиться. Как только на место придем, сразу жратвы потребую!» – обнадеживал себя гном, настойчивые позывы желудка которого уже давно заглушили все мысли, страхи и переживания.

Внезапно Каталина застыла на месте и откинула капюшон. По тому, как девушка изогнула голову и как задергались кончики ее чуть-чуть заостренных ушей, Пархавиэль смекнул, что вампирша почувствовала что-то неладное, какую-то опасность, притаившуюся в темной подворотне между домами по левой стороне улочки. Гном тоже пытался прислушаться, но не смог уловить ничего, кроме скрипа флюгеров и раскачиваемых порывами ветра вывесок.

– Что случилось? – встревоженно прошептал Пархавиэль, внимательно следя за малейшим изменением выражения лица спутницы.

– Ничего, – ответила девушка, быстро схватив гнома за руку и настойчиво увлекая его за собой, – ничего особенного, пошли, у нас мало времени!

Пархавиэль почувствовал в голосе девушки нотки лжи, но не стал перечить, подчинился ей. Однако вскоре, пройдя с дюжину шагов, он услышал доносившийся откуда-то издалека женский крик, затем другой, третий…

– Подожди, – произнес гном, останавливаясь и вырывая руку из цепкой хватки вампирши, – там что-то происходит, надо помочь!

– А ну, марш за мной! – едва сдерживаясь, чтобы не Ударить своенравного гнома, прошипела Каталина. – Последний раз предупреждаю, не суйся не в свои дела!

Душераздирающие крики повторились вновь, но на этот Раз громче и отчетливее: два из трех резко оборвались перейдя в едва различимые слухом стоны. И тут до Пархавиэля дошло, что в действительности происходило в темной подворотне между обветшалых домов. Там не шел бой или драка, не кипела ожесточенная битва, а вампиры чинили кровавую расправу над тремя случайно попавшими в их ловушку женщинами. Каталина почувствовала это и не хотела мешать лакомиться своим. Не страх за жизнь опекаемого ею гнома заставлял девушку не вмешиваться и уйти, а проклятая солидарность с такими же, как и она, хищниками, имеющими, по ее мнению, вполне законное право охотиться и убивать.

Кровь прилила к голове гнома. Закусив губу и крепко сжав кулаки, он сделал первый неуверенный шаг в сторону подворотни.

– А ну, стоять, недомерок! – закричала Каталина, с силой вцепившись острыми когтями в плечо гнома.

– Заткнись, упырица, пока клыки на месте! – грозно прорычал в ответ обезумевший от ненависти гном и до хруста костей сжал кисть девушки своею сильною рукою. – Не хочешь своим мешать, не суйся! – прокричал напоследок Пархавиэль, отпуская руку опешившей и побледневшей от боли вампирши, а затем стремглав бросился во мрак подворотни.

Гном бежал быстро, мчался напролом, спотыкаясь и падая, но каждый раз вскакивая на ноги и упорно продолжая путь. Вначале он ориентировался по стонам жертв, но потом они стихли. Кромешная тьма простиралась вокруг и снижала видимость до кончика носа. Неожиданно Пархавиэль больно ударился головою о какую-то преграду, упал на землю, но тут же вскочил и ощупал руками возникшее на пути препятствие. «Забор, невысокий!» – радостно подумал гном, подтягиваясь и с ловкостью циркового акробата переваливая через препятствие свое грузное тело.

К счастью, дворик, в котором он оказался, был хоть как-то освещен тусклым светом вышедшей из-за облаков луны и отблесками факелов, пробивающихся через узкие щели наглухо закрытых ставень. Пархавиэль видел лишь расплывчатые контуры тел и серые пятна вместо лиц, но этого было вполне достаточно, чтобы оценить ситуацию и начать незамедлительно действовать.

Четверо вампиров устроили засаду на соседней улочке и загнали в пустынный двор трех женщин в черно-белых одеяниях. Двоих тут же прикончили, а третью спас случай: пока двое лакомились кровью из поваленных на грязную землю тел, остальные выясняли между собою отношения, громко спорили, кому принадлежит третья жертва и кто, по их вампирским законам, имел право приступить к трапезе первым.

Женщина испуганно прижималась спиною к забору и, с ужасом взирая на грозно скаливших друг перед другом клыки кровососов, невнятно бормотала какие-то рифмованные слова. Больше всего Пархавиэля поразило, что она тратила время на совершенно бесполезные стишки, вместо того чтобы воспользоваться моментом замешательства и попытаться сбежать.

Лучшим способом борьбы с превосходящими по численности силами противника военные стратеги той поры считали мощный, внезапный натиск, застающий врага врасплох и не дающий ему времени опомниться. Пархавиэль не читал мудрых книг и нудных трактатов об искусстве ведения войн, но полностью разделял мнение об эффективности молниеносных, решительных действий, тем более когда другого выхода просто не было.

Одним длинным прыжком он подскочил к ближайшему, стоявшему на четвереньках кровососу и мощным Ударом ноги в грудную клетку откинул хищника на несколько шагов от жертвы. Появление гнома заставило спорщиков тут же забыть о разногласиях. Они одновременно взмыли в прыжке, надеясь сбить с ног и повалить на землю внезапно появившегося врага. Пархавиэль перекувыркнулся, уходя немного вбок, и, не дожидаясь приземления прыгунов, выставил вперед сжатую в кулак руку. Раскрытая пасть одного из вампиров налетела точно на крепкую кость кулака, послышались хруст и душераздирающий вопль. Зингершульцо заскрипел зубами и поморщился, мелкие, острые осколки клыков содрали кожу и впились между костяшками пальцев. Справа раздалось злобное шипение, а последующий за ним удар в плечо повалил гнома на землю. Инициатива в схватке была потеряна. Вампир ловко оседлал сбитого с ног гнома, придавил его к земле и пытался добраться клыками до шеи. Опрокинутый на спину Пархавиэль ворочался и крутился из стороны в сторону, пытаясь сбросить с себя кровососа и не дать ему возможности впиться в незащищенное горло. И вот когда кожа уже ощущала легкое покалывание клыков, а страх перед приближающейся смертью начал парализовывать рассудок, гнома посетила спасительная мысль. Он крепко обхватил обеими руками голову вампира и изо всех сил надавил на виски – так, что заболели пальцы и свело напряженные мышцы груди. Жуткий хруст и клейкая, вязкая масса, брызнувшая Пархавиэлю в лицо, доказывали, что гном добился желанного результата, раздавил череп врага, как гнилой арбуз.

Однако сил у Зингершульцо оставалось мало, а эффект неожиданности был утерян. Он еще смог откинуть в сторону обмякшее тело убитого врага, а вот подняться на ноги уже не успел: посыпавшиеся со всех сторон удары лишили гнома сознания.

Капля соленой, теплой жидкости упала на разбитый лоб гнома и медленно покатилась вниз, к переносице, раздражая кожу режущим зудом. Превозмогая боль в затылке и звенящий гул в голове, Пархавиэль приоткрыл глаза. Расплывчатое белое пятно, застилавшее взор, отдаленно напоминало гному лицо женщины. Он не разглядел, была ли склонившаяся над ним незнакомка молода и красива уродлива и стара, он испугался и тут же зажмурился. «Нет, только не это, только не сейчас!» – промелькнула в голове раненого мысль отчаяния. Руководствуясь собственным горьким опытом, Зингершульцо был твердо убежден: женщины являлись во снах не к добру. Последняя встреча с призрачными красавицами обернулась весьма неприятным знакомством с акхром, а в реальной жизни ей последовали арест и бесчисленная череда мучительных допросов. «Уж лучше пускай голова трещит, чем видения мучают!» – с надеждой взывал гном к духам снов, боясь новой порции уготовленных ему судьбой злоключений.

Звон в ушах стих, голова начала проясняться. К Пархавиэлю возвращались чувства: он уже слышал свист ветра, а кожа лица ощущала его слабое дуновение и ласковые прикосновения теплых женских рук, гладивших гнома по щекам и спутанной бороде. Через несколько мгновений Зингершульцо понял, что это не сон. Его израненная голова лежала на мягких коленях женщины, которая заботливо ухаживала за ним и пыталась привести в чувство.

Испустив вздох облегчения, принятый незнакомкой за стон, Пархавиэль снова открыл глаза и даже умудрился с первой попытки приподнять голову. Его одновременно терзали боль и смущение: резь в груди, шее и затылке перемешивались с неприятным осознанием своей беспомощности и слабости, которые у махаканских гномов было не принято выставлять напоказ перед женщинами.

– Слава тебе, о святой Конопий! Ты внял моим мольбам и не позволил погибнуть благородному воину! – громко заголосила женщина, как только Пархавиэль, шатаясь, поднялся на ноги.

«Странная она какая-то, больная, что ли? – подумал гном, обхватив обеими руками голову и крепко сжимая Раздираемые болью на части виски. – Спасли-то ее мы: я и еще какой-то там „благородный“, что и мне заодно загнуться не дал, а благодарит, дурочка, кого-то третьего, которого здесь вообще не было!»

Убедившись, что, прилагая некоторое усилие, может твердо стоять на ногах, а в глазах не так уж сильно и двоится, Пархавиэль огляделся по сторонам. Начинало светать. Солнце еще не взошло, но ночная мгла уже рассеялась. Он и сидевшая на коленях женщина находились в том же самом дворе, где произошло нападение. Однако ни трупа вампира, ни тел жертв не было. «Удивительно, – подумал гном, пытаясь найти логическое объяснение тому невероятному факту, что все еще жил, а на его теле не было ни одного укуса, только синяки, ссадины да разбитый о челюсть кровососа кулак, – почему твари не добили меня и оставили в живых женщину? Если их спугнули пришедшие на помощь жители, то почему мы все еще здесь и куда подевались трупы?»

У гнома было слишком много вопросов, а нити рассуждений путались между собой, обрывались или приводили в тупик новых вопросов. К счастью, странная женщина уже закончила воздавать хвалы неизвестному Пархавиэлю Конопию и обратила свой светлый лик к стоически державшемуся на ногах заступнику.

– Как чувствуешь себя, посланник Небес? – спросила женщина, с восхищением взирая на Пархавиэля чарующей синевой больших, немного раскосых глаз.

Зингершульцо огляделся и, только окончательно убедившись, что в дворике больше никого не было, решился ответить:

– Меня никто не посылал, женщина, я сам послался!

– Это не так, – прошептала незнакомка, загадочно улыбаясь. – Когда на нас с сестрами напали богомерзкие твари, я молила святого Конопия. Он послал мне спасителя… ТЕБЯ!

– Вот как, – пролепетал Пархавиэль, смущенно потупив взор.

Гном понял, что случай свел его со служителем церкви, и не знал, как себя вести. С одной стороны, он боялся обидеть симпатичную молодую девушку, решившую посвятить свою жизнь служению Высшим Силам, но, с другой стороны, не мог согласиться, что его иногда импульсивными, а порой просто опрометчивыми поступками руководил какой-то там Конопий.

– Не смущайся, – продолжала лепетать незнакомка, подзывая гнома движением руки. – Это великая честь быть посланником Небес, даже если ты и не осознаешь возложенной на тебя миссии! Подойди ближе и прими мое благословение!

– Не надо, мне и так хорошо, – пробурчал в ответ гном, чувствуя необъяснимый страх перед обрядом чужой веры. – Лучше расскажи, что здесь произошло, после того как я… то есть меня…

– Святой Конопий не оставил в беде посланного им на спасение невинных душ ратника, – опять начала изъясняться на привычном для нее церковном языке девушка, к великой радости гнома, все-таки поднявшись с колен и позабыв о благословении. – Когда силы твои иссякли, Конопий не дал Злу одержать вверх, он послал второго воина, величественного, как небесная высь, и красивого, как мученица София.

– Появилась женщина, – перевел сам для себя Пархавиэль. – А что произошло дальше?

– Повергшие тебя твари, исчадия ада, кинулись на нее, но Дева прочла божественное заклинание на неизвестном для непосвященных в таинство борьбы с темными силами языке, и упыри раболепно подчинились ее воле.

«Все ясно, – подумал гном, стараясь изобразить на лице самое что ни на есть почтительное и умильное выражение, чтобы ненароком не оскорбить чувств глубоко верующего человека. – Каталина все-таки решилась принять участие в моей судьбе и не позволила собратьям-вампирам добить мое бесчувственное тело. Что ж, хоть за это спасибо!»

– А куда делись тела убиенных подруг твоих и нечестивые останки успокоенной мною навеки грешной души? – задал вопрос Пархавиэль, стараясь изо всех сил соответствовать высокому званию небесного посланника.

– Дева забрала их с собой, чтобы подчинившиеся ее воле служители Зла предали останки мучениц земле, прежде чем сами навеки сгинут в геенне огненной, – ответила девушка, зачем-то вскинув руки вверх.

– Понятно, – произнес Пархавиэль, с опаской взирая на странное движение девушки. – А мне Дива, то есть Дева Небесная ничего не передавала?

– Передала, – утвердительно кивнула служительница. – Сказала, что ваши пути пересекутся на стезе служения Добру сегодня вечером.

– Угук, – произнес гном нечленораздельный звук вместо ответа, сопроводив его весьма выразительным кивком.

Он уже мысленно представлял, в каком свете будет представлено его сумасбродное приключение Мартину и сколько нареканий ему предстоит выслушать от ворчливого мага.

– А что-нибудь еще просила передать? – на всякий случай решил уточнить гном.

– Да, – ответила женщина и смущенно потупила взор, – но я не поняла. Наверное, это какой-то тайный язык, понятный только посвященным, а для всех остальных звучащий омерзительным набором похабных слов. Я дословно запомнила, но мой язык не осмеливается передать…

– Не утруждайся, почтенная, – успокаивающе похлопал Пархавиэль служительницу по руке, – я уже понял смысл послания.

Ситуация прояснилась. Каталина покинула его, то ли разозлившись из-за своевольной выходки, то ли просто испугавшись приближения рассвета. Как бы там ни было, а он снова остался один. Помахав рукой на прощание служительнице, Пархавиэль двинулся в путь. Он решил позже поразмыслить над сложной, запутанной игрой мотивов и приоритетов, движущих действиями вампиров, сейчас же перед ним стояла куда более сложная задача: прожить в городе день, дождаться заката и встретиться с Мартином в условленном месте, около виселиц на рыночной площади. Необычное место встречи было выбрано магом не случайно, у эшафота всегда толпилось много любопытствующих ротозеев, никто не обратил бы на слоняющегося поблизости гнома никакого внимания. Кроме того, стража не узнала бы Пархавиэля. Для служителей порядка все гномы были одинаковыми низкорослыми пакостниками, жалкими попрошайками и голодранцами, существами второго, а может быть, даже и третьего сорта, недостойными того, чтобы утруждаться различать их в лицо.

«Главное, попытаться освоиться в огромном лабиринте бесчисленных улочек и постараться ни во что не влипнуть», – думал гном, ежась от порыва холодного ветра и ускоряя шаг.

Пархавиэль уже дошел до перекрестка и хотел было свернуть на другую улочку, как до его слуха донеслось легкое постукивание каблуков. Гном остановился и резко развернулся. «Этого еще не хватало!» – тихо проворчал Пархавиэль, увидев, что служительница шла за ним следом, почтительно держась на расстоянии двадцати шагов. Женщина тоже остановилась, а затем, виновато потупив взор, принялась зачем-то разглядывать бесчисленные складки многослойного, как луковица, церковного одеяния.

– Тебе чего-нибудь нужно, почтенная? – спросил Пархавиэль, подойдя к женщине вплотную. – Помочь, может, чем?

– Я только хотела спросить, – неуверенно произнесла служительница, – как зовут моего благородного спасителя и не сочтешь ли ты дерзостью, если я прочту о тебе несколько молитв перед ликом святого Конопия?

– Мобусом кличут, – соврал гном, не собираясь открывать малознакомому человеку свое настоящее имя. – А насчет моленья, как хочешь, дело твое!

Пархавиэль собирался продолжить путь, но девушка резко схватила его за руку и таинственно прошептала, глядя прямо в глаза:

– Не соизволил бы уважаемый гном последовать за мной в Святилище и подтвердить наставнику рассказ об ужасной гибели моих несчастных сестер?

– Нет уж, – испуганно замотал головой гном, – вы, люди, сами между собой разбирайтесь. К тому же кто мне поверит, даже на порог твоего храма не пустят!

– Это не так, – ласково улыбнулась девушка и еще крепче вцепилась в руку гнома. – Мы, служители Единой Церкви, чтим любые создания, в душе которых горит частица Света. Для нас все равны: и люди, и гномы, и эльфы, избранных нет!

– Так ты не из Храма Индория? – наконец-то догадался Пархавиэль, судивший о духовной жизни столицы лишь по рассказам ненавидящего индорианских святош Мартина.

– Нет, – отрицательно замотала головой девушка. – Я сестра Терения, младшая служительница духовной миссии Единой Церкви, что открылась два месяца назад неподалеку отсюда, на юго-западе Цехового квартала.

– Там же только гномы живут! – удивился Пархавиэль, вспомнив слова Каталины.

– В основном, – согласилась Терения, – но среди наших прихожан есть также эльфы и люди, не поддавшиеся индорианскому безумию. Мы призваны заботиться о душах всех истинных верующих, даже если судьба забросила их в проклятые еретические земли Филании.

«Вот те на! – восхитился гном, слушая речь девушки, обличающей последователей Индория. – С виду тихоня и скромница, а такую речугу толкает, хоть куда! Согласиться, что ли, и посетить богадельню, делать-то до заката все равно нечего? Может быть, святош да прихожан порасспрашиваю и что полезное узнаю!»

– Ладно, уговорила, пошли, – перебил Пархавиэль разошедшуюся в приступе праведного негодования служительницу. – Только недолго, а то у меня от голодухи брюхо сводит. Надо бы еще раздобыть чего-нибудь подкрепиться.

– Наш долг, – гордо вскинула голову вверх Терения, – помогать всем страждущим, голодающим и обездоленным, именно этим мы и отличаемся от…

– Я не убогий там какой-нибудь и голодающий! – взревел рассерженный гном, заставив сестру Терению смолкнуть и отскочить от испуга на несколько шагов в сторону. – Просто пока другим помогаешь, собственное брюхо к спине прирастает!

– Ты неправильно понял, у меня и в мыслях не было тебя обидеть, – заискивающе забормотала девушка, часто моргая и интригующе хлопая длинными, загнутыми кверху ресницами.

– Да ладно уж, это ты меня извини, сорвался, – виновато произнес гном, устыдившись своей внезапной вспышки гнева.

Разговорчивая миссионерка оказалась куда более интересной спутницей, чем молчаливая, надменная вампирша. По дороге в миссию Пархавиэль узнал многое о жизни в городе. Вообще-то города было два: сама Альмира, столичный град с фонтанами, дворцами, добротными домами городских богачей, и огромное царство цеховых корпусов да убогих трущоб, именуемое Цеховым кварталом. Низшие сословия редко посещали престижные части города, к тому же доброй половине из них, гномам и эльфам, вход был запрещен под страхом смерти, а богачи и аристократы, в свою очередь, не горели желанием полюбоваться на грязь и нищету. Связующими островками между сословиями как в прямом, так и в переносном смысле были Рыночная площадь и Портовый квартал – два крупных центра торговли.

«Коммерция – великая сила, пожалуй, помогущественнее любого божества будет. Ни нашим богам, ни людским не удалось между собой всех объединить, а она смогла! Богачи и бедняки, гномы и люди к одним лоткам ходят и одним делом занимаются: друг дружку обманывают!» – размышлял Пархавиэль, мимоходом слушая высокопарные речи Терении о деянии божественных сил и изредка задавая ей весьма приземленные, насущные вопросы.

– А люди из других кварталов к вам часто заглядывают?

– Филанийская знать погрязла в кощунственном грехе индорианской ереси! – вещала служительница, возбужденно размахивая руками. – Грех, он как мор, заразен! Все они пали жертвами лжи, богохульственного трактования слов святого Индория о наивысшей божественности человека.

«Так, так, все понятно, – понимающе закивал Пархавиэль, тут же переводя ответ с церковного на обычный язык. Значит, у вельмож принято только индорианцами быть, а к Единой Церкви примкнуть для них так же немыслимо, как на улицу без портков выйти. Оно, конечно, понятно, кому ж охота, чтоб тебя к голодранцам да гномам приравнивали?»

– А скажи-ка, Терения, что-то я в толк не возьму. И вы, и те в одно и то же вроде бы веруете, вон даже индорианцы разрешили вашей миссии в городе осесть, так что же вы друг дружку так хаете-то?

Лицо служительницы мгновенно стало серьезным, она долго молчала, пытаясь сообразить, как выкрутиться из сложного положения. Терения совершила ошибку, от которой почти каждый день предостерегал служительниц настоятель, позволила себе откровенные речи, дозволенные лишь в кругу миссионеров.

– Ты преувеличиваешь, – задумчиво произнесла девушка, ища путь сгладить негативное впечатление, сложившееся у потенциального прихожанина благодаря ее промаху. – Обе церкви служат Добру и не имеют ничего общего с темными силами, но индориане руководствуются в своих действиях учением святого Индория, притом весьма вольно трактуя некоторые его изречения. Мы же считаем более разумным следовать по стопам святого Конопия. Это как в деревне, – для пущей наглядности привела пример из жизни бывшая крестьянка, – кто-то сеет, а кто-то жнет, но все занимаются одним общим делом!

– Ясно, – кивнул гном. – А почему же ты тогда утверждаешь, что земли Филании прокляты?

– Не придирайся к словам! – бойко затараторила нервничающая Терения, пытаясь на ходу придумать оправдание своему глупому проповедническому ляпсусу. – Я всего лишь младшая из братьев и сестер-миссионеров, и мои слова далеки от совершенства. Я еще не достаточно опытна, чтобы правильно доносить до праведных душ мысли, посланные мне свыше. Под проклятием я имела в виду не господство над ними темных сил, а то, что дух пастыря не совсем соответствует настрою паствы. Королевский двор опрометчиво последовал учению индориан, в то время как половина жителей столицы не люди, а гномы и эльфы. Было бы более разумно проповедовать в королевстве слова святого Конопия!

«Все понятно, – подумал гном, смеясь в душе над наивными философствованиями Терении, неумело прикрывающими весьма прагматичную суть дела. – Святоши не могут договориться, кому больше церковных сборов да пожертвований достанется, вот и норовят друг у дружки души людские украсть! Миссионерам, видать, здесь туго приходится, так они и гномьими грошами не брезгуют!»

– Ага, и я так думаю, – произнес Пархавиэль вслух. – А то для тебя я посланник Небес, а для местных священников – мерзкое гномье отродье!

На этом спор был закончен. Терения интуитивно почувствовала скрытую издевку и больше не пыталась оттачивать на своем спасителе навыки красноречия. Разговор перешел на менее скользкие, мирские темы и помог гному лучше узнать суровые нравы местных обитателей.

Люди ненавидели собратьев по нищете – гномов – и часто громили их дома, соплеменники Пархавиэля отвечали им тем же. Эльфы и полуэльфы презирали и тех, и других, но были малочисленны, поэтому метались между враждующими лагерями. Борьба за эфемерную власть в Цеховом квартале проходила на пестром фоне постоянных стычек уличных банд, воровских разборок и столкновений цеховых группировок.

«Ну, Мартин, ну, чудодей, удружил! – мысленно поносил Пархавиэль своего соратника, переступая порог церковной миссии. – Здесь не то чтоб чего-то найти иль разнюхать, выжить бы!»