Глава 11
Союз отверженных
– Ну, вот и все, кажется, выбрались, – с облегчением вздохнул маг, как только карета выехала за городские ворота. – Можно считать, первую часть сделки я уже выполнил, следующий шаг за тобой!
– Какой еще шаг? – прищурился гном, с опаской взирая на спасителя из-под густых бровей.
– Ты бы мог в знак благодарности за спасение твоей шкуры, точнее, двух твоих шкур, – съязвил маг, с отвращением косясь на пропахшую нечистотами овчину, – открыть мне секрет приготовления кунгутной смолы.
– Не выйдет, сначала освободи друзей, – буркнул гном и отвернулся к окну.
– Хорошо, – неожиданно быстро согласился маг, – но тогда сделай мне маленькое одолжение, избавься от вонючки, под которой ты пытаешься скрыть свои волосатые, жирные телеса. Вид голого гнома – не самое изысканное зрелище, но я его как-нибудь выдержу, а вот за свое обоняние не ручаюсь, может и стошнить…
– Сам ты дряблый индюк, – проворчал Пархавиэль, открыв дверцу кареты и выбросив на ходу свое единственное имущество. – Думаешь, балдахин нацепил, так твоей убогой дряблости под ним незаметно?! Сам тощ, как смерть, а пузо вон какое наел. Жир прямо от кости растет, чудодей! Ты хоть раз в жизни что-нибудь тяжелее ложки поднимал?! – завелся рассерженный гном.
Как ни странно, маг не обиделся, он лишь слегка улыбнулся и заботливо погладил упитанное брюшко.
– Каждому свое: кто развивает грубую силу, а кто тренирует мозги. Скажи, разве твои кулачищи помогли тебе спастись, или к побегу приложил костлявую руку «одряблый» маг?!
Пархавиэль промолчал, он жалел, что сорвался и обидел человека, вытащившего его шею из петли. «Как ни крути, а я старичку обязан, – подумал гном, уткнувшись носом в окно и притворяясь, что с интересом разглядывает быстро проносящиеся мимо деревья, кусты и детали ландшафта, включая торопящихся в город людей. – Надо быть сдержаннее, терпимее, а то совсем пропаду!»
– Кстати, беру свои слова обратно, – примирительно заявил маг, возобновляя прерванный разговор, – брюхо у тебя не жирное, а мясистое. Извини, сразу не разглядел, все-таки ты гном, конституция совершенно другая…
– А вот словами непонятными обзываться не надо! – проворчал Пархавиэль. – Что такое эта «коституция», я не знаю, но насчет твоей козлиной бороды уважительно молчу!
– Неужто и впрямь на козлиную похожа? – искренне удивился маг и принялся внимательно рассматривать жидкую бороденку в маленьком, прикрепленном к стенке кареты зеркале. – А мне лучший кодвусийский цирюльник говорил, что так модно и очень даже элегантно.
– Сбрехал, собака! – кратко, но четко выразил свою точку зрения Пархавиэль. – Коль волосья на морде нормально расти не могут, сбрей и не позорься!
– Не могу, я же маг, по статусу положено, – тяжело вздохнул человек и откинулся на мягкую спинку сиденья.
– Ну, тогда носи на здоровье, только от подслеповатых старушек подальше держись, а то с козлом перепутают и хворостиной в сарай загонять начнут.
– Всенепременно последую твоему совету, Пархавиэль, – рассмеялся маг.
– Называй меня Парх, так проще и короче!
– А ты меня Мартин, – представился человек, – ученые степени, титулы и прочие звания, я думаю, стоит опустить, не те обстоятельства…
– Кстати, об обстоятельствах, – оживился гном. – Куда ты едешь и что дальше делать намерен?
– Не я, а мы, – поправил гнома маг. – Некоторое время нам придется путешествовать вместе.
– Радостное известие… – недовольно проворчал Пархавиэль, совершенно не доверяя своему новому попутчику и немного побаиваясь его.
– Я тоже рад нашему знакомству, – невозмутимо ответил Мартин, поудобнее устроившись на мягком сиденье и закрыв глаза. – Как я уже говорил, наш путь лежит в филанийскую столицу, славный град Альмиру, во-первых, потому что у меня там важные дела, а во-вторых, именно туда отвезли твоих подельников.
– Боевых товарищей! – гордо заявил гном.
– Бандиты и воры тоже товарищи в определенном смысле, – устало ответил маг. – Какая разница?! Не придирайся к словам, уважаемый гражданин Махакана в отставке! Я изможден, хочу спать, думаешь, было так просто заколдовать с полсотни тупоголовых горожан? Лучше помолчи и послушай, пока меня не укачало и я не уснул!
Тихое поскрипывание деревянных колес и мерное покачивание кареты из стороны в сторону убаюкивало не только мага. Пархавиэль, голова которого только что перестала болеть, чувствовал, как слипались его распухшие веки и наливались свинцом конечности, но гном стойко держался, не позволяя себе уснуть, пока маг не изложит план их дальнейших совместных действий.
– Завтра ближе к вечеру прибудем на место, поселимся в какой-нибудь неприметной гостинице, и я начну поиски…
– А я?! – встрял гном.
– Отсидишься несколько дней, а там видно будет. Шататься по улицам – только на неприятности нарываться. Гномов в Филании не жалуют, а уж в Альмире, где и собралась вся высокопоставленная кодла индорианских святош, тем более.
– Вроде бы и к тебе священники претензии имеют, – возразил Пархавиэль, вспомнив их разговор в темнице. – Еще неизвестно, кому из нас первому стража пику к горлу приставит: обычному гному или чародею, наведшему богомерзким колдовством порчу на целый город?
– Быстро учишься, молодец! – рассмеялся маг. – И где только слов таких нахватался: «порча», «богомерзкий»?
– Дурацкое дело нехитрое, – отмахнулся сконфуженный Пархавиэль. – Пока в клетке сидишь, и не такого услышишь, сколько уши ни затыкай!
– Так-то оно так, – произнес неожиданно ставший серьезным Мартин, – но только мантию в любое время снять можно, а вот твою гномью натуру никакой одеждой не прикроешь. К тому же у меня есть знакомства, а с ними нигде не пропадешь, даже в Альмире.
– Мантия, снять мантию… – задумчиво забормотал гном, пытаясь уловить мгновенно промелькнувшее в голове и вновь улетучившееся воспоминание.
– Ты о чем это?! – насторожился Мартин, нутром почувствовав, что тихое бормотание гнома не просто несвязанное шевеление губами.
– Да так, ни о чем…
– Нет уж, давай выкладывай! – настоял маг.
– Твой балахон, я недавно видел человека в похожей одежде, но не помню, где и когда… – признался Пархавиэль, стукнув ладонью себе по лбу. – Точно знаю, что видел, но…
– Припомни! – то ли приказал, то ли настоятельно попросил маг. – Это может быть очень, очень важно… для нас обоих.
Сколько гном ни силился, ни напрягал извилины, но его старания были напрасными. Вскоре он сдался и, демонстрируя магу свое искреннее сожаление, развел руками.
– Ладно, оставим на потом. Можно было бы попробовать вытянуть из твоей забывчивой башки воспоминания, прибегнув к помощи «богомерзкого» гипноза, но я слишком устал, – подвел черту под разговором маг и, снова закрыв глаза, откинулся на спинку сиденья.
– Кто бы еще тебе это позволил! – прошептал себе под нос обидевшийся Пархавиэль и тоже попытался уснуть.
Карета быстро набирала ход, все сильнее и сильнее Раскачиваясь из стороны в сторону и дребезжа расшатанными рессорами. Колеса пронзительно скрипели, наталкиваясь на кочки и попадая в частые ямы на дороге. Однако кучер продолжал гнать лошадей, совершенно не беспокоясь об удобствах пассажиров и игнорируя угрожающий треск хлипкой деревянной конструкции. Когда экипаж подбросило на очередной кочке, Пархавиэль больно стукнулся локтем и открыл глаза. Его ученый попутчик невозмутимо спал, прислонившись головой к обитой мягкой кожей стенке. Ни дорожная тряска, ни нарастающий топот копыт не могли нарушить по-детски безмятежного и крепкого сна Мартина.
Прежде чем растолкать отдыхавшего мага, Пархавиэль решил выяснить, что же послужило причиной сумасшедшей скачки по ухабам и рытвинам. Он открыл дверцу кареты и осторожно высунул наружу голову. Погони за экипажем, к счастью, не было, лесная дорога была пуста, и только шум листвы раскачиваемых порывами ветра деревьев да топот конских копыт нарушали девственную тишину вечернего ландшафта.
«Куда мы спешим? Еще ненароком колесо слетит», – удивлялся Пархавиэль, пытаясь окликнуть возницу. Однако сгорбленный старик не слышал его и продолжал вовсю хлестать взмыленных лошадей. Убедившись вскоре в бессмысленности затеи, гном решил пойти по иному пути.
– Мартин, проснись! – затряс за плечо Пархавиэль громко храпевшего мага. – Проснись, мужика на козлах остановить нужно, а то неровен час карета развалится! Да проснись же ты!
Внезапно карету сильно тряхнуло вправо, и гном, не удержав равновесия, кубарем откатился в противоположный угол. При резком толчке пальцы Пархавиэля машинально вцепились в мантию мага, и спящий человек бессильно повалился на пол. Вопль ужаса застрял где-то в горле гнома и не давал ему ни вскрикнуть, ни вздохнуть. Упав на пол, тело Мартина рассыпалось на мелкие части, превратилось в прах.
– Плохая рыбка, далеко заплыла, пыталась спрятаться от дядюшки Омса! – раздался откуда-то сверху знакомый Пархавиэлю голос. – Рыбка-глупышка будет наказана, дядюшка Омс не любит беглецов…
Голос смолк, но в ту же секунду послышался оглушающий треск, а стенки кареты прогнулись внутрь и сотряслись от мощного удара. «Колеса отлетели», – успел подумать Пархавиэль еще до того, как повалился на спину и больно ударился затылком о край сиденья.
Несмотря на потерю колес, карета продолжала быстро нестись вперед. Через пустой проем отвалившейся левой дверцы Пархавиэль видел, как мимо с ошеломительной скоростью проносились кусты, деревья и верстовые столбы. Тряска утихла, больше не было слышно ни стука копыт, ни свиста кнута одержимого возницы. Превозмогая приступ рвоты и боль в затылке, Пархавиэль поднялся на ноги и осторожно приблизился к зияющему пролому, затем, крепко уцепившись правой рукой за спинку сиденья, высунулся наружу. Лошадей не было, кучера тоже, но карета продолжала нестись, паря где-то в метре от земли и быстро набирая скорость.
– Рыбка плохая, хотела от меня уплыть! – опять послышался сверху омерзительный скрипучий голос.
Пархавиэль развернулся вполоборота, поднял голову и широко открыл от удивления рот. На крыше кареты, скрестив волосатые ноги, гордо восседал грязный зловонный акхр в красном колпаке. Он беззвучно причмокивал слюнявыми губами и стремительно размахивал над головой рыжей лапищей, как будто подгоняя только ему видных лошадей.
– Ааааа, рыбка! – протянул мучитель первой категории, завидев высунувшуюся голову гнома. – Высунулась из норки, малышка. А ну, обратно брысь!!! – произнес Омс Амбр волшебное заклинание, видимо, для усиления эффекта которого смачно плюнул прямо в раскрытый рот гнома.
От неожиданности и испуга Пархавиэль разжал руки и вывалился из мчавшейся кареты, которая почему-то оказалась не у земли, а парила высоко в небесах. Шум ветра разрывал барабанные перепонки, а сердце зажмурившегося от страха гнома замерло в груди, готовое вмиг разлететься на тысячу мелких осколков.
– Ну, хватит блажить, припадочный! – внезапно раздался издалека сонный голос Мартина, сопровождаемый весьма болезненным ударом в правое плечо каким-то тяжелым предметом, похожим, по ощущению жертвы, на подкованный каблук.
Стальная набойка оставила на плече длинный кровоточащий след, но Пархавиэль даже не ойкнул, не бросил мимолетного взгляда на свежую рану. Он молча сидел на полу, уставившись в одну точку, и тяжело дышал. Его сознание пыталось вернуться из мира кошмарных грез.
– Если ты и дальше будешь так орать, то перед сном придется затыкать тебе рот, – продолжал возмущаться изможденный многодневным недосыпанием Мартин.
– Не кричи, – прошептал Пархавиэль, вытирая кровь с плеча. – За шумы извиняюсь, конечно, но и ты хорош, из-за какого-то пустяка копытом как старый мерин бьешь…
– Пустяк, пустяк?! – не унимался маг. – За последние сутки я дважды чуть не оглох, и все из-за кого… из-за недотепы-гнома, которому, видишь ли, снятся кошмарики!
– Да пошел ты… акхру под хвост! – проворчал Пархавиэль, обидевшись и отвернувшись от мага.
– Ну вот, так всегда, – усмехнулся Мартин, которого почему-то развеселила импульсивность и обидчивость гнома. – Сначала мучает меня храпом, потом орет во сне, затем просыпается и, корча серьезную морду, учит жизни, а под конец, видимо, для особой убедительности, решает сразить меня наповал видом обнаженных ягодичных мышц!
– Да что ты ко мне все цепляешься?! – возмутился Пархавиэль, вновь поворачиваясь к ученому мужу лицом, – и что это за мышцы такие, созерцание которых тебя так возмущает?!
– Те самые, мой милый друг, на которых ты обычно сидишь, – пояснил Мартин, с трудом сдерживаясь, чтобы не покатиться со смеху. – Обычно у людей не принято показывать другим эту пикантную часть тела.
– А заставлять порядочных гномов выкидывать из окна единственную шмотку принято?! – негодовал Пархавиэль. – Хоть бы тряпку какую взамен дал, скупердяй!
– Ну нет у меня гномьих тряпок! – неожиданно сорвался на крик Мартин. – Подожди немного, скоро в придорожной гостинице заночуем, там что-нибудь подходящее раздобуду, а пока, будь добр, не крутись и не ворчи попусту!
Пархавиэль не ответил, у него не было сил для бессмысленных споров и утомительных пререканий. В тот миг ему было гораздо приятнее наблюдать за мелькающими за окном пейзажами, чем спорить на такую туманную и непонятную для него тему, как человеческие представления о приличиях.
Опытный караванщик, прошедший многие сотни верст подземных маршрутов, даже не мог предположить, что бесцельное созерцание через окно мчавшейся кареты будет столь увлекательным. Деревья, колодцы, узкие проселочные тропы, ведущие на большак, быстро мелькали перед глазами, оставаясь навеки в памяти любознательного гнома.
Увлекшись наблюдением, Пархавиэль не заметил, как лошади замедлили ход. Седобородый кучер трижды стукнул рукоятью кнута о крышу кареты, подавая хозяину знак, что они благополучно добрались до таверны. Мартин тут же проснулся и, еще не успев как следует протереть сонных глаз, принялся тщательно разглаживать складки помятой в дороге мантии.
– Ну, филанийцы, ну, народец! – недовольно ворчал маг, безуспешно борясь с измятой тканью и стряхивая с величественных одеяний дорожную пыль. – Каждый себя мыслителем или пророком мнит, куда ни плюнь, в философа иль святошу попадешь, а дороги в порядок привести не могут, лоботрясы! Ну, ты только посмотри, – возмущенно взмахнул испачканными руками маг, – не мантия, а пыльный мешок какой-то, как будто не в карете ехал, а верст сто верхом проскакал!
По мнению привычного к суровым походным условиям Пархавиэля, маг был крикливым занудой, мнительным, вечно недовольным жизнью и любящим устраивать скандалы по пустякам самодуром, но на этот раз гном вполне разделял негодование попутчика. Дорога была действительно никудышной, поднятая копытами лошадей пыль оседала на стенках кареты и забивалась сквозь узкие щели внутрь, оседая на дорогой парчовой обивке и кожаных сиденьях. Глаза гнома всю дорогу слезились, кожа зудела, а муки слизистой оболочки носа чуть не заставили Пархавиэля разразиться смачным чихом. Однако боязнь навлечь на себя гнев чересчур привередливого и взбалмошного мага не давала гному последовать позывам своего страдающего естества. За весь путь Пархавиэль не только ни разу не чихнул, но даже не почесался.
Как только возница произнес заветное «тпрууу», а четверка лошадей послушно остановилась, Пархавиэль быстро вскочил, распахнул дверцу и выпрыгнул наружу, стремясь как можно скорее стряхнуть с себя едкую пыль и ощутить блаженство от обливания холодной водой из колодца.
Мечте утомленного дорогой путника не было суждено сбыться. Уже почти коснувшись босой ногой манящей зеленой травы, гном почувствовал, как его резко дернуло назад. Мартин успел схватить его за лодыжку и, осыпая проклятиями врожденную гномью суетливость и легкомыслие, втащил брыкающегося и упирающегося всеми свободными конечностями Пархавиэля обратно в карету.
– Ты что творишь, дитя природы, на виселице болтаться захотел?! – накинулся маг на озадаченного неожиданным поворотом событий Пархавиэля.
– А в чем, собственно, дело? – удивился гном, не понимая, какую же глупость он умудрился совершить на этот раз.
– Да пойми же ты, горе подземельное, – уже не кричал, а едва слышно шептал обессиленный плохой дорогой и постоянным противоборством с непоседливым гномом Мартин, – мы не должны привлекать внимания окружающих. Чем ближе к столице, тем чаще встречаются и гномы, и эльфы. Ходят слухи, что в самой Альмире даже пара-другая орков обитает. Но все они живут по людским законам и соблюдают при-ли-чия, – произнес по слогам Мартин, по-отечески снисходительно постукивая скрюченным указательным пальцем по широкому гномьему лбу. – Они не бегают средь бела дня голышом и не кувыркаются, как блохастые собаки в мокрой траве, по крайней мере прилюдно!
– Ну и что же мне теперь делать, до самой столицы в карете сидеть? Ты, значит, в харчевне сытно жрать и сладко спать будешь, а мне тут куковать?! – возмутился Пархавиэль, которого уже начинала бесить творившаяся вокруг него несправедливость.
– Потерпи чуток, сейчас что-нибудь придумаю, – обещал маг и, не обращая внимания на вновь раскрывшего рот гнома, вышел из кареты.
Оставшись один на один с самим собой, Пархавиэль Удрученно вздохнул и прижался горячей щекою к стеклу. Выбор был небольшим: коротать время в мучительных самокопаниях или наблюдать за размеренной жизнью гостиничного двора. Без колебаний Пархавиэль пошел по второму пути.
Гостиница выглядела намного престижнее и опрятнее, чем «Щит Индория», в поджоге которого совершенно безосновательно обвинялся гном. К большому трехэтажному строению примыкали две пристройки, а неподалеку виднелась еще парочка маленьких домиков, предназначенных для отдыха прислуги заезжих господ. Все здания, включая конюшню и скотный двор, были выкрашены в черно-белый цвет, а крыши покрыты одинаковой ярко-зеленой округлой черепицей. Переливаясь под лучами заходящего солнца, крыши причудливо блестели и напоминали гному чешуйчатые спины огромных ящериц, греющихся под последними лучами уходящего дня.
Что и говорить, гостиничный двор был ухожен и никак не сочетался с невзрачным видом пыльного, разбитого тракта. Он был сказочным островком порядка и красоты в море запустения и хаоса, оазисом благополучия в пустыне разрухи. Сам двор и даже дорожки между зданиями были выложены кирпичом, аккуратно стриженные газоны и два ровных ряда высоких деревьев навевали томную сонливость и успокоение. Под ноги вальяжно расхаживающих взад и вперед постояльцев не бросались бродящие без присмотра куры и поросята, и перед парадным входом не было видно ни перепачканных навозом конюхов, ни поварят в прожженных, засаленных фартуках.
«Да-а-а, видно сразу, халупа для богачей, – пришел к выводу Пархавиэль, мысленно сравнивая ее с грязным и затхлым двором „Щита Индория“. – Чем все красивее вокруг, тем больше ты за это платишь. Мне-то без разницы, а вот зануде-чародею раскошелиться на славу придется. Ну ничего, его сума стерпит, зато выспимся на перинах и пожрем всласть…»
Попеременно рассматривая то прогуливающиеся по двору парочки разодетых в богатые платья дворян, то изящные барельефы на фасаде здания, гном совершенно не заметил, как в карете снова появился маг.
– На, держи! – произнес Мартин и кинул в руки растерянного гнома огромную белоснежную простыню. – Закутайся пока в это, а там раздобуду какое-нибудь барахлишко. На гномов здесь не шьют, а детские тряпки на твоем пузе потрескаются, так что придется тебе, вооружившись иголкой и ножницами, запереться в комнате и вечерок поработать белошвейкой.
– А может быть, колданешь? – жалобно попросил гном, с испугом представив себя на месте портного. – Взмахнешь пару раз лапищами, наложишь заклинание, одежда и появится. Маг ты или не маг, в конце концов?!
– Хорошо, я колдану, превращу тебя в барана или осла… баранам одежда без надобности… – сжав от злости зубы, прошептал Мартин, а затем сорвался на крик: – А ну, хватит болтать, живо обвернулся тряпкой и марш за мной, любитель прикладной магии!
Послушно закутавшись в простыню, Пархавиэль пробормотал что-то себе под нос и засеменил вслед за магом к дверям гостиницы. Путаясь в складках и чертыхаясь каждый раз, как босые ноги наступали на волочащиеся по камням края ткани, гном стремился как можно быстрее попасть внутрь респектабельного постоялого двора. Причина спешки заключалась не в неудобствах новой одежды, а в том гнетущем внимании, с которым несколько десятков глаз наблюдали за упорной борьбой гнома с простыней. Пархавиэль сгорал со стыда, на него пялились все: горничные, бегущие через двор с бельевыми корзинами, лакеи, проветривающие вещи из господских сундуков, и даже пара вельмож, прогуливающихся по двору.
– Не дрожи, – тихо прошептал Мартин на ухо смущенному Пархавиэлю, – экстравагантность наряда – признак всего лишь легкого душевного расстройства, а не преступного умысла. Готов поклясться, что вон та парочка столичных щеголей тебе завидует. Каждый день им часами приходится ломать голову, как же разнообразить наряд. Они обвешиваются бантами и лентами, обшивают платья бахромой и прочей дрянью ради того, чтобы выделиться из толпы таких же бездельников и слабоумных балбесов, быть не таким, как все, а ЛИЧНОСТЬЮ, – презрительно произнес маг, одновременно обмениваясь с глазевшими на них вельможами уважительными поклонами. – А ты их всех перещеголял. Дураки и не догадывались, что секрет успеха так дешев и прост: обвернулся простыней и сразу стал основателем нового направления придворной моды.
Пархавиэль так и не смог понять сложной и противоречивой человеческой логики: «Пробежаться нагишом в людном месте значило нарушить приличия и вызвать подозрения, сделать то же самое, но в простыне, – добиться признания и успеха!»
Полная сарказма и глубоко скрытой ненависти к родовитым бездельникам речь мага не успокоила сконфуженного гнома, но Пархавиэль был благодарен Мартину за дружескую поддержку. Уже давно никто не беспокоился о том, что он чувствовал и каково у него было на душе. «Сочувствие ближних – вещь бесполезная, но зато такая приятная!» – отметил про себя, слегка улыбнувшись, гном и переступил через порог гостиницы. К великому огорчению новоиспеченного законодателя светской моды, мучения не закончились, а, наоборот, только начались.
Холл заведения был обставлен мебелью из красного дерева, мягкими пуховыми кушетками и огромными кожаными диванами, расположенными как вдоль стен, так и в центре зала. На поражающих глаз белизной стенах висели картины, на которых были изображены живописные пейзажи филанийской природы и какие-то напыщенные сановники в парадных мундирах. Пархавиэль вначале попытался быстренько прикинуть в уме, сколько же могла стоить окружавшая его роскошь по махаканским ценам, но тут же одумался и оставил безумную затею, уж слишком баснословными и умопомрачительными показались цифры…
Подавляющая величественностью красота дорогостоящего антуража не испугала гнома так сильно, как изумленные взгляды прислуги и гримасы отвращения на лицах постояльцев. В эту трудную минуту жизни Пархавиэль вновь остался один. Мартин покинул его, бросив на прощание властное «стой здесь!», зачем-то поспешил к низкорослому толстяку в парчовом сюртуке, стоявшему за высокой деревянной стойкой.
Маг пытался что-то объяснить управляющему, то приветливо улыбаясь, то корча недовольные гримасы и отчаянно жестикулируя руками. Пархавиэль не слышал слов, но понял смысл по тому, как подозрительно косился на него толстяк, да и остальные присутствующие. Двое дворян, до появления гнома мирно беседовавшие за маленьким столиком у окна, вскочили со своих мест и, демонстративно опрокинув с грохотом стулья, ушли. Еще одним недовольным оказался лысый старичок в расшитом золотом дублете и с зонтиком от солнца вместо меча на поясе. Отвлекшись от созерцания обнаженных девиц на картинах, вельможа подозвал к себе проходившего мимо служителя гостиницы и нарочито громко, чтобы слышали все остальные, начал возмущаться:
– Позор… не гостиница, а скотный двор… Ну ладно эльф из благородного семейства, но какой-то вонючий заморыш-гном… немедленно уезжаю… – доносились до стоявшего вдалеке гнома обрывки фраз, которые престарелый постоялец сопровождал постукиванием каблуков по узорным напольным плитам и размахиванием зонтом.
«Забил копытом, конь плешивый!» – выругался про себя Пархавиэль, боясь, что вот-вот разразится скандал и его выкинут взашей или, что еще хуже, арестуют.
Однако остальные постояльцы были более сдержанны в проявлении чувств, видимо, считая устраивать публичные скандалы ниже своего дворянского достоинства: трое молча покинули зал, другие вернулись к своим делам, игнорируя присутствие гнома. Лишь одна дама в красном платье с откровенным декольте к высокой стойкой воротника не сводила с гнома красивых карих глаз. Ее белоснежная грудь вздымалась в такт учащенному дыханию, а взор медленно скользил по складкам простыни, внимательно изучая каждый изгиб ткани, каждый волосок на обнаженных плечах гнома.
«Боги Великого Горна, она же меня зенками раздевает! – ужаснулся внезапной догадке Пархавиэль, раскрасневшись со стыда и пытаясь как можно плотнее закутаться в ткань. – Поверить не могу, такая благородная дама… чего ей от меня надо?!»
Пархавиэль не успел найти ответа на этот вопрос. На его плечо внезапно легла влажная рука подошедшего сзади Мартина, и вкрадчивый голос спутника произнес долгожданную фразу: «Все улажено, пошли!» Обрадованный гном быстро засеменил вслед за направившимся к лестнице магом, стараясь не обращать внимания на преследующие его недружелюбные взгляды и держаться как можно дальше от, безусловно, безумной, но чарующе красивой женщины.
Валегертес ден Штерц – это неблагозвучное, каркающе-шамкающее выражение обозначало на махаканском языке страшное древнее проклятие и дословно переводилось как: «вездесущая кара». Обычно несуеверные гномы боялись гневить богов и произносить название ужасного наказания полностью, поэтому в обиходе сокращали его до «вадешь».
Люди мало интересовались многовековой культурой гномов, изучали ее однобоко, исключительно в узких рамках металлоплавления и горного дела, в которых маленькие человечки были непревзойденными мастерами. Что же касалось неточных наук и искусства, то университетская профессура и прочие ученые мужи предпочитали упиваться благозвучиями эльфийской речи и черпать вдохновение из ритмичной прозы степных кхертов, но никому не приходило в голову всерьез заняться языком горного народа. Лишь однажды кто-то из малоизвестных герканских ученых удосужился перевести древний гномий манускрипт и, второпях толком не разобравшись, умудрился приравнять «вадешь» к заурядной порче.
На самом деле проклятие не имело ничего общего с происками злобных односельчан по сглазу соседей или с любым иным понятием, являющимся неотъемлемой частью так называемой черной магии. Правильно было бы трактовать выражение как: «злой рок, грозящий медленной, мучительной и неминуемой смертью души и тела». Согласно преданию, Боги Великого Горна убивали разгневавшего их гнома не мгновенным ударом сияющей молнии, а постепенно, лишая его друзей и близких, обрекая вначале на муки духовные, а уж потом телесные. Душевные страдания, одиночество, боль, увечья и снова боль, а лишь потом желанная смерть – вот долгий и мучительный путь «вадеша», растянутый порой на целую жизнь.
«Я проклят, я точно проклят! – ужасался Пархавиэль, слизывая кровь с уколотого портняжной иглой пальца. – Сначала фортель Моники с отменой свадьбы, затем гибель отряда, скитания, потеря друзей, безумные выходки акхра, не дающего мне спать по ночам, позор, изгнание, пытки и вот теперь это…»
Гном с отвращением отбросил в сторону многострадальные обрезки тряпок, из которых уже битый час пытался скроить себе простую, без узоров и прочих изысков рубаху. «Не могу я, не умею и не хочу учиться! Я солдат, а не портной!» – горячился гном, пытаясь найти хоть какую-то отговорку, чтобы закинуть ненавистные человеческие обноски в дальний угол комнаты и со спокойной Душой лечь спать.
Еще недавно, когда они с Мартином только вошли в гостиничный номер, Пархавиэль надеялся, что маг поленится выполнить данное им обещание и, вместо того чтобы бегать по гостинице в поисках старых тряпок и портняжных инструментов, просто наколдует одежду. Однако мечты развеялись, когда Мартин вернулся с двумя большими мешками, в одном из которых были порванные обноски, а в другом стоптанные башмаки. Гордо вручив обомлевшему Пархавиэлю набор иголок, нитей и ржавые ножницы, маг вывалил на пол возле кровати содержимое обоих мешков и, сославшись на важные дела, тут же удалился.
– Да, да, как же… так я тебе и поверил… – обиженно прошептал Пархавиэль вслед скрывшемуся за дверью Мартину. – Какие могут быть на ночь глядя важные дела; тайная встреча с заезжей магичкой или компания разгульных сельских девиц?!
Латать дыры и накладывать заплаты на кожаные штаны Пархавиэль научился в походах. Ставить набойки и прибивать к сапогам оторванные подошвы – тоже было неотъемлемой частью караванной жизни, поэтому и не заняло много времени. Облачившись в собственноручно укороченные и залатанные кожаные штаны дикого красно-коричневого цвета, Пархавиэль примерил сапоги, внимательно оглядел себя со всех сторон и, явно удовлетворенный результатом тяжких трудов, звонко похлопал ладонями по толстому животу. Дело оставалось за малым: скроить из двух дюжин разорванных холщовых рубах всего одну, но целую. Вот тут-то и начались муки творчества…
Непослушная иголка постоянно выскальзывала из огрубевших, привычных к топору рук, нитки путались и рвались в самый неподходящий момент, а уж если Пархавиэль решался что-то отрезать, то линии непременно шли вкось и виляли сумасшедшими зигзагами. С трудом сшитая рубаха не дожила даже до первой примерки, гном только взял ее в руки, как сразу же стало ясно, что левый рукав в два раза короче правого, а ворот пришит где-то на пупке.
Не на шутку разозлившись, неумелый портняжка покромсал свой шедевр на мелкие лоскутки, а потом просто не оставалось ничего другого, как сшить из мелких разноцветных и разноформенных лоскутков что-то наподобие покрывала с прорезью для головы.
Именно за этим кропотливым занятием и коротал Пархавиэль время, сидя на подоконнике открытого окна. Красный овал солнца медленно скрывался за горизонтом, в воздухе начинало веять прохладой и свежестью. Наступала ночь, время суток, воспетое влюбленными и трубадурами, время романтики и чудес, страха перед неизвестным и внезапных смертей…
В комнате царил полумрак. Пять горевших свечей стоявшего на столе канделябра могли осветить лишь малую часть огромного пространства, погруженного в зловещую темноту: стол, кресло, софу и двух человек. Оба хранили молчание и думали о своем: она лежала на софе и читала письмо, а он терпеливо ждал, лишь изредка теребя края мантии тонкими, как у менестреля, пальцами.
Женщина грациозно растянулась на мягких подушках, подобно дикой кошке, отдыхавшей после удачной охоты. Изгибы красивого тела были пленительны и могли свести с ума любого, даже самого стойкого к женским чарам мужчину. Тонкая ткань полупрозрачного черного пеньюара подчеркивала белизну нежной кожи и соблазнительно выставляла напоказ самые сокровенные, интригующие участки тела. Красивое, волевое лицо и длинные пряди черных волос, ниспадающих плавными волнами на упругую грудь, завершали портрет томной соблазнительности, написанный рукой самой великой природы.
Графиня была красива, расчетлива и умна. Это убийственное сочетание качеств позволило ей добиться многого в жизни. Одной из самых легких и мимолетных побед стала привязанность к ней филанийского короля. Однако мужчина, сидевший в кресле напротив, буквально на расстоянии вытянутой руки от обольстительного тела фаворитки, был далек от агонии возбуждения и приступа дикой, необузданной страсти. Его грудь вздымалась ровно, а лицо выражало полное безразличие и даже снисходительное презрение к наивной попытке графини смутить его видом обнаженных прелестей.
«Даже не подумала одеться, дрянь! – мысленно возмущался Мартин, внимательно следя за изменением выражения лица читавшей письмо Гильдии Магов графини. – Зачем ей понадобился этот глупый спектакль? Уж явно не для того, чтобы меня очаровать. Она вампир, я маг, друг друга знаем давно, и никаких симпатий возникнуть не может. Тогда зачем: немного подразнить, поиздеваться надо мной и показать, что не считает меня полноценным мужчиной?!»
– Без злого умысла, Мартин, просто не было времени, – внезапно произнесла нараспев Самбина, не отрывая глаз от последней страницы письма. – Ты уж извини, только приехала и даже переодеться не успела.
– Неужели Ложе Лордов удалось открыть, как читать мысли магов? Мои поздравления… – холодно произнес на самом деле немного сконфуженный и удивленный маг.
– Да что ты… – рассмеялась графиня, – никому и в голову не пришло время впустую тратить. У всех более важные дела: житейские дрязги, заботы, клановые разногласия…
– Тогда как же, если не секрет?!
– Секрет, – кокетливо улыбнулась Самбина и, аккуратно сложив, положила на столик прочитанное письмо. – Давай не будем вдаваться в подробности, спишем мою догадку на женскую интуицию.
– Женскую?! – наигранно удивился Мартин, уязвленное самолюбие которого не могло упустить возможности съязвить и хоть немного испортить триумф противника.
– Ах да, совершенно забыла, я же для тебя не женщина, а кровожадное чудовище, монстр в человечьем обличье, – вздохнула графиня, плавно изменив положение тела.
– Не будем об этом, – резко закончил разговор на весьма спорную и скользкую тему маг. – Мне нужна твоя помощь и…
– Никаких «и»! – так же резко оборвала мага Самбина, лицо которой мгновенно стало серьезным. – Я крайне возмущена и тоном, и содержанием этого, так сказать, письма! Насколько мне известно, договор между Гильдией и Ложей не подразумевает сотрудничества, мы просто не нападаем друг на друга, вот и все. Так с какой стати и по какому праву вы решились так дерзко и настойчиво просить о помощи?! – возмущалась графиня, голос которой перестал быть нежным, но не повысился при этом ни на йоту.
– А о «праве сильного» ты ничего не слышала?! – снисходительно произнес маг, а затем, насмешливо улыбнувшись, откинулся на спинку кресла.
Ответа на наглое и крайне самоуверенное заявление не последовало. Грубоватый юмор и залихватское бахвальство были хороши при общении с простыми и необидчивыми гномами, но никак не уместны в разговоре со светской дамой, тем более если она не обычная фаворитка, а глава одного из влиятельных вампирских кланов. В жалкой попытке показать собеседнику свое моральное превосходство маг раздразнил опасного зверя. Ненароком нанесенное им оскорбление могло заставить графиню забыть о существовании мирного соглашения между ними и поддаться иррациональному зову уязвленного самолюбия.
«Она может кинуться! Потом, конечно, будет очень жалеть, но сейчас не удержится и перегрызет мне глотку, – Думал маг, незаметно нащупав правой рукой маленький квадратный флакончик в складках мантии. – Ну что ж, будь что будет, попытаюсь исправить положение».
– Точнее, я хотел сказать: «по праву достаточно сильного, чтобы бросить вызов, а также настолько отчаявшегося, чтобы пойти на все ради достижения цели», – произнес Мартин на этот раз совершенно серьезно. – Я против войны и конфликтов, но факт есть факт: если мои поиски не увенчаются успехом, то реакция Гильдии непредсказуема. Долина Магов бурлит и…
– Что ты ищешь, Мартин? – перебила графиня, быстро забыв об обиде и пытаясь понять сбивчивые и туманные объяснения мага.
– Из Долины Магов украдена одна очень важная вещь. Настолько важная, что мы готовы прибегнуть к любым средствам ради ее возвращения. Меня послали ее найти, больше ничего сказать не могу, – после недолгого размышления скороговоркой выпалил маг.
– Вы подозреваете в краже нас? – спокойно и даже слегка улыбнувшись спросила Самбина.
– Гильдия никого не обвиняет, но дерзость нападения и некоторые странности, сопутствующие этому происшествию, не позволяют исключать и такой возможности, – дипломатично вывернулся Мартин и, видя, что графиня на него уже не злится, убрал пальцы с горлышка флакона. – Следы преступников ведут в Филанию, где наше влияние весьма ограниченно, поэтому…
– Поэтому и понадобилась помощь омерзительных кровососов, а точнее, одной из самых лицемерных и жестоких упырих, – продолжила мысль мага Самбина, слегка улыбнувшись и игриво сощурив большие миндалевидные глаза.
– Я никогда не обвинял тебя в жестокости, а лицемерие, точнее, двуличие и обман, являются обязательными составляющими вашего образа жизни, без них вы, вампиры, никуда! – примирительно разводя руками, ответил Мартин.
– В чем-то ты прав, чего греха таить. – Графиня поднялась с подушек и плавно перенесла свое обольстительное тело к столику, на котором стояли кувшин красного вина и ваза с фруктами. – И как же я могу тебе помочь?
– Не ты лично мне, а Ложа Гильдии, – уточнил Мартин.
– Брось, – небрежно отмахнулась графиня, вонзив острые зубы в нежную мякоть персика, – может, ты и уполномочен представлять интересы Гильдии, а я говорю только от своего лица, тем более теперь…
– А что такое произошло? – искренне удивился маг.
– Ты действительно ничего не знаешь?! – воскликнула Самбина, выронив из рук персик. – Вездесущий и всеведущий Мартин Гентар, глаза и уши Гильдии, не знает о смерти барона Онария?!
Неожиданное известие потрясло мага. Барон был Верховным Лордом Ложи, и именно он определял политику древнего союза вампиров, не говоря уже об огромном влиянии старика при филанийском дворе. Смерть Фьюго могла изменить многое, в том числе и достаточно лояльное отношение «детей ночи» к магам.
– Как и когда это произошло? – задал вопрос Мартин, стараясь не показать своего волнения.
– Не беспокойся, – успокоила его графиня, – магов никто не обвиняет, хотя загадочные обстоятельства инцидента не позволяют исключать и такой возможности, – припомнила Мартину Самбина его хитрые дипломатичные извороты. – Онария поджарили живьем в кабинете собственного родового замка, а его личного телохранителя закололи эльфийским магическим кинжалом прямо в Зале Вечной Ночи.
– Почему же маги вне подозрений, из-за кинжала?
– Отнюдь, – отрицательно покачала головой Самбина, вернувшись к столику и наполнив бокал вином. – Дежурившие в ту ночь стражники утверждают, что в замок пытался проникнуть чужак. Они клянутся, что застрелили его, когда он карабкался по стене, но, видимо, ошибаются…
– Погано, – честно выразил свое отношение к происшедшему Мартин. – Онарий был…
– Мы знаем, что смерть барона невыгодна прежде всего вам, – перебила графиня дальнейшие объяснения и слегка пригубила вино, – именно поэтому Гильдия вне подозрений. К тому же никто из магов не стал бы перелезать через стену замка. Кто же в действительности за этим стоит, можно узнать, лишь поймав убийцу.
– Незаурядная личность, – задумчиво произнес Мартин, теребя козлиную бородку. – Обмануть стражу – это пустяки, а вот за одну ночь убить двоих могущественных вампиров не каждому человеку под силу!
– Это не человек, – прошептала Самбина, подойдя ближе к креслу и изящно опустившись на ковер. – На месте схватки осталось много крови, в том числе и убийцы. У нее такой странный запах… – произнесла графиня дрожащим голосом, – так не пахнет ни кровь человека, ни эльфа. В ней был какой-то едва ощутимый аромат, что-то древнее, давно забытое…
– Ты боишься?! – воскликнул Мартин, сам удивившись своей внезапной догадке.
В ответ Самбина лишь несколько раз кивнула.
– Я была в замке на следующее утро после убийства, еще до приезда королевского тайного сыска. Моя переписка с бароном исчезла, вся… наверное, я следующая…
Вампиры не плачут. Жидкая и горькая субстанция, именуемая слезами, не может литься из их глаз, но это не значит, что они не переживают и ничего не боятся. Мартину еще не приходилось видеть вампира в отчаянии, когда слетает маска напускного хладнокровия и жестокости и остается лишь лицо отчаявшегося, перепуганного до смерти существа. Непроизвольно рука мага потянулась к Самбине и успокаивающе погладила ее по плечу. Как ни странно, графиня приняла жест дружеской заботы, не оттолкнула нежную, теплую руку, хотя и не прильнула к ней.
– Что тебе нужно, Мартин? – спросила Самбина, повернувшись к магу. Выражение ее лица было бесстрастным и холодным. – Зачем ты искал встречи со мной?
– На самом деле я прошу не так уж и много, – приступил к изложению своей просьбы Мартин, осторожно убирая ладонь с плеча. – Я и еще одна персона едем в Альмиру. Нам нужно, чтобы подданные короля не особо докучали расспросами, а также желательно получить некоторую официальную информацию не совсем официальным путем…
– Хорошо, – кивнула графиня, – я помогу тебе, но и ты обещай, что…
– Нет, – отрицательно замотал головой Мартин. – Я не буду давать опрометчивого обещания, сдержать которое, возможно, окажется выше моих скромных сил, но я постараюсь тебе помочь!
– Найди его, Мартин, и убей! – попросила Самбина и, медленно поднявшись с ковра, вернулась на софу. – А если не сможешь, то хотя бы узнай, что он такое…
В знак согласия Мартин молча кивнул. У него оставалось еще несколько менее важных вопросов, но неожиданно раздавшийся за дверью грохот прервал наконец-то наладившуюся беседу. Вслед за шумом послышались возбужденные голоса, крики и ругань, затем дверь распахнулась и на освещенном светом из коридора пороге появилась троица вампиров. Двоих из них: пышногрудую девицу и юношу с топорщащимися усами Мартин уже видел раньше, они дежурили перед апартаментами Самбины, весьма удачно изображая парочку щебечущих влюбленных. Третьего вампира Мартин лицезрел впервой и ничуть не жалел об этом. Своим страшным видом рослый кровосос полностью нарушал представление мага об аристократически изящной, ухоженной внешности «детей ночи». Продолговатая голова с широким квадратным лбом и копной рыжих, всклокоченных волос произрастала прямо из могучих плеч двухметрового чудовища. Природа забыла снабдить его тело шеей, но зато с лихвой компенсировала этот дефект огромными кулачищами и мускулистой грудью, выпирающей наружу из-под новенькой ливреи изумрудно-зеленого цвета. Под левым глазом верзилы сиял здоровенный фонарь, нижняя губа была разбита, а драные рукава и многочисленные кровоподтеки по всему телу свидетельствовали о недавней стычке кучера графини по крайней мере с целой ротой филанийской гвардии.
– В чем дело, Марц? – взволнованно спросила графиня, приподнявшись с софы и окинув нарушившего ее покой слугу властным, суровым взглядом. – Что с твоим лицом и почему ты вторгся без разрешения?!
– На нас напали, госпожа! – оправдываясь, пробасило чудовище и недоверчиво покосилось в сторону мага.
– Кто напал: солдаты, прислуга, разбойники или кто-то другой?! Не тяни, рассказывай!
Марц смущенно потупился и, сгорая со стыда, выдавил из себя всего два слова: «чокнутый гном».
– Ты хочешь сказать, что тебя, огромного бугая, побил и искалечил какой-то вшивый недомерок?! – закричала пришедшая в ярость графиня, вот-вот готовая сама накинуться на нерадивого слугу и завершить начатое гномом дело.
– Но вы же сами, госпожа, запретили в людных местах пользоваться… – осекся верзила, вновь недоверчиво косясь на Мартина.
– А кулачищи тебе на что, олух?!
– Я не успел, он шустрый…
– Живо рассказывай, что случилось! – приказала Самбина, немного успокоившись и залпом осушив наполненный до половины бокал вина. – Можешь не стесняться, он свой.
Легкий кивок графини в сторону Мартина придал Марцу уверенности, и он, время от времени сплевывая кровь в ладонь, начал рассказ:
– Ну, значит, был я возле конюшни, подкармливал лошадей порошком, что вы мне дали… ну, тем, чтоб не ржали, когда нас везут, – пояснил кучер. – Вдруг слышу, вроде копошится кто-то возле кареты господина Артакса и госпожи Форенье. Глянул – никого, принюхался – чую, гномьем слегка попахивает, пошел посмотреть. Подхожу – точно гном, в лоскутном покрывале и кожаных штанах, копается в сундуке господина Артакса и одежду всю на землю выбрасывает.
– Не тяни, Марц, давай быстрее! – поторопила слугу графиня, нервно постукивая по столу костяшками пальцев.
– А что тут рассказывать, вот и все! Пытался я бандюгу к порядку призвать, вот что из этого получилось, – обвел Марц ладонью вокруг своего побитого лица. – Господа Артакс и Колис, к счастью, вовремя подоспели, втроем повязали бродягу…
– Ну и зачем ты ко мне заявился?! – начала отчитывать тугодума-слугу графиня. – Оторвал меня от важного разговора, заставил понервничать! Мелкие дорожные дрязги и сами уладить можете!
– Так что нам с вором делать-то?
– Камень на шею и в реку, – небрежно отмахнулась Самбина. – Кормиться не вздумайте, могут случайно увидеть!
– Постойте, графиня, – вмешался в разговор до этого момента деликатно молчавший Мартин. – Если меня не подводит интуиция, что, признаюсь, случается, но крайне Редко, эта гроза брошенных без присмотра сундуков и есть та персона, с которой я направляюсь в Альмиру. Предлагаю пригласить его сюда и расспросить.
– Чего стоишь, тащи мерзавца! – лаконично отдала приказ Самбина, а после того, как дверь за слугой захлопнулась, пристально посмотрела на мага, ожидая от него объяснений.
– Ничего сам не понимаю, – оправдывался Мартин, разводя в знак неведения руками, – но гнома в округе видел только одного, и то того, с кем целый день трясся в карете.
– Для тебя будет лучше, если это другой коротышка, – многообещающе произнесла графиня.
Томиться в напряженном ожидании пришлось недолго, через пару минут в комнате снова появился верзила Марц с огромным мешком, перекинутым через плечо. Рыжая шевелюра кучера осталась такой же растрепанной, а вот следы недавней схватки, к великому удивлению Мартина, стали едва заметны. Лишь крупный, сияющий всем многоцветием радуги синяк под глазом сохранился в первозданном виде. Для магов не было секретом, что тела вампиров способны к быстрому заживлению ран, но что процессы восстановления идут с такой умопомрачительной скоростью, Мартин не ожидал.
– Вот он, – с важным видом оповестил Марц присутствующих и, не церемонясь, вывалил на ковер содержимое мешка.
В воздухе промелькнули волосатый торс и яркие красно-коричневые штаны, затем послышался глухой удар о пол, и связанное тело многострадального гнома кубарем покатилось по ковру в сторону графини. Кляп, наспех сделанный из оторванного рукава дорогой батистовой рубашки, затыкал рот пленника и лишил окружающих возможности насладиться шедеврами бранной гномьей речи.
Сделав несколько кувырков и переворотов, тело Пархавиэля остановилось прямо у ног графини. Бывший хауптмейстер открыл глаза, и жуткая ненависть в них тут же сменилась пылкой страстью. Зингершульцо впервые видел вблизи прикрытое лишь прозрачным пеньюаром красивое тело женщины и вожделел.
– Ишь ты, маленький, а туда же, пялится! – звонко рассмеялась Самбина и слегка пнула острым носком туфли в мускулистый живот.
Графиня привыкла к вниманию мужчин, страстные взгляды и тихие вздохи за спиной преследовали ее повсюду: в королевском дворце, на балах у именитых вельмож и даже в собственном особняке, поскольку парочка из числа ее молодых воспитанников тешили себя бесплодными надеждами добиться ее расположения. Она давно свыклась с пылкими речами и нежными признаниями, они ее не радовали и не раздражали, скорее воспринимались как одна из обязательных составляющих жизни. Однако откровенно похотливый огонь в глазах гнома почему-то импонировал вампирше. Графиня с ужасом ощутила, что наглый взгляд немного бередил струны ее души и пробуждал давно дремавшие чувства.
– Этот? – спросила Самбина у мага, всего за пару секунд сумев взять себя в руки.
Мартин удрученно кивнул и медленно поднялся с кресла. Его мозг интенсивно работал, просчитывая возможные варианты спасения.
«И на кой черт он полез в этот проклятый сундук?! Рубаху, что ли, не смог сшить и решил позаимствовать? Угораздило же его, придурка, обокрасть именно свиту графини… – попутно с напряженными размышлениями ругал неудачливого воришку маг. – Что делать, что делать?! С верзилой и той парочкой за дверью я справился бы без труда, рискнул бы помериться силами один на один с графиней, но они все вместе, к тому же я не знаю, сколько их поблизости вообще. Нет, открытая конфронтация обречена на провал. Нужно тянуть время и попытаться уговорить Самбину отпустить гнома. А если не удастся? Тогда Пархавиэлем придется пожертвовать…» – пришел Мартин к весьма неприятному и абсолютно неприемлемому выводу.
Тем временем Самбина подала знак слуге, и кляп с громким чмоканьем, похожим на звук пробки, вылетающей из узкого горлышка бутылки, покинул рот гнома.
– Допроси его сам, Мартин, – с напускным безразличием в голосе попросила графиня, поспешив на всякий случай подальше отойти от гнома и закутаться в плед.
– Ну и что все это значит, чудо волосатое? – начал допрос в свойственной ему непринужденной манере Мартин, садясь на корточки возле связанного тела.
– Развяжи, покажу! – кряхтя и отплевываясь сгустками крови, прохрипел гном.
– Только без глупостей, махаканец, здесь найдется кому усмирить твой воинский пыл! – предупредил Пархавиэля Мартин и, заручившись молчаливым согласием графини, развязал веревки на руках гнома.
Зная вспыльчивость и необузданность характера гнома, Мартин ожидал, что Пархавиэль или накинется на обидчиков, мечтая взять реванш и отомстить за побои, или разразится потоком грязной ругани, однако поступок соратника превзошел все его ожидания. Как только веревки упали на пол, воришка быстро засунул правую руку в штаны и, громко кряхтя от натуги, вытащил наружу кусок измятой красной ткани с синим узором.
– На, смотри сам! – выкрикнул Пархавиэль, бессовестно подсовывая лоскут пропахшей потом ткани под самый нос мага.
Вначале Мартин инстинктивно отпрянул назад и поморщился от противного запаха, исходившего от тряпки. Кровь прилила в голову, и он хотел устроить хорошую взбучку не ведающему об элементарных приличиях гному. Но вдруг взгляд Мартина застыл на замысловатом узоре, резким рывком он выхватил тряпку из трясущихся рук гнома и, пронизывая Пархавиэля насквозь маленькими бусинками умных глаз, прошептал всего одно слово: «Где?»
– В сундуке, от которого меня отогнал вот этот верзила, – флегматично произнес измотанный дракой гном и, громко выдохнув из легких воздух, одним толчком сильных конечностей поднялся на ноги. – Кстати, Мартин, не знаю, как эта дама, а те ребята, что меня повязали, были вампирами, – предупредил товарища Пархавиэль и, совершенно не беспокоясь о дальнейшем ходе событий, принялся очищать штаны от налипшей на них во время драки грязи.
Рассерженный Мартин не расслышал слов гнома, он подошел вплотную к графине, протянул ей кусок красно-синей материи и, смотря прямо в глаза Самбины, задал вопрос:
– Что это?
– Откуда мне знать, Мартин, – удивленно пожала плечами красавица. – Какая-то рваная тряпка, что с того?
– Неделю назад, – сухим, официальным тоном начал говорить маг, чеканя каждое слово, – в Долине Магов произошло бандитское нападение на хранилище артефактов, принадлежащих Гильдии. Преступники не только похитили воистину бесценную вещь, но и зверски убили двоих магов, пытавшихся защитить святыню. С тел погибших были кощунственно и непонятно зачем сняты мантии. Вы, уважаемая графиня, отрицаете свою причастность к данному событию, тогда извольте объяснить полномочному представителю Гильдии Магов, при каких обстоятельствах одна из мантий попала в сундук вампира вашего клана?! – закончил обвинение Мартин и разжал пальцы.
Кусок материи упал на колени обомлевшей графини, а правая рука мага снова скользнула в складки одежды и нащупала горлышко спасительного флакона.
– Как… нет… этого не может быть… это чудовищная ошибка, – пролепетала сраженная наповал неожиданным поворотом событий Самбина, – возможно, эта ткань просто похожа…
– Перестань отпираться, – печально покачав голоси, произнес маг и незаметно подал Пархавиэлю знак спрятаться у него за спиной. – Я абсолютно уверен, что в сундуке твоего слуги найдется и остальная часть мантии. К тому же еще никому не удавалось подделать рунические узоры на одеждах магов, а этот фрагмент тесьмы подлинный, уж я-то знаю! – Мартин почувствовал позади учащенное дыхание гнома и осторожно, внимательно следя за каждым жестом, каждым движением Самбины и Марца, начал пробираться к выходу. – Твоя оплошность, а может быть, просто наглая самоуверенность упростили мне задачу. Расследование еще не закончено, но я непременно изыщу возможность оповестить Гильдию, кто является организатором нападения.
– Постой, Мартин, не горячись! – вскрикнула графиня, вскочив с софы и неосторожно сделав шаг в сторону мага.
– Назад, не вынуждай меня на крайние меры! – Рука Мартина взмыла высоко вверх, угрожающе замерев над головой с пузырьком смертоносной жидкости.
– Ни с места, Марц! – почти одновременно с магом выкрикнула графиня, успевшая вовремя остановить рьяно кинувшегося на ее защиту слугу. – Клянусь, Мартин, я сама ничего не понимаю и теряюсь в догадках, позволь мне разобраться!
В напряжении ожидая вот-вот последующего сигнала мага идти на прорыв, Пархавиэль обомлел и забавно заморгал, когда его боевой соратник совершенно по непонятным ему причинам поддался уговорам вампира и вместо того, чтобы бросить флакон, а затем со всех ног помчаться к двери, как ни в чем не бывало опустил руку и снова сел в кресло.
– Я тебе верю, но мне нужны доказательства, – тихо произнес маг и, крепко сжав тонкие губы, погрузился в молчаливое ожидание.
– Марц, быстро ко мне Артакса! – приказала графиня и, даже не дождавшись, пока слуга скроется за дверью, обратилась к Мартину: – Позволь побеседовать с глазу на глаз с твоим спутником.
– Нет, – отрицательно покачал головой маг, – только в моем присутствии.
– Хорошо, – согласилась Самбина и, смотря в глаза Пархавиэлю, задала ему самый логичный при данных обстоятельствах вопрос: – Малыш, откуда ты узнал, что мантия в сундуке?
– Я вспомнил твоего слугу, красотка! – огрызнулся Зингершульцо, которому явно не понравились недоверчивый тон и снисходительное обращение.
– Какая я тебе «красотка», мерзкий заморыш?! – взревела, как разъяренная львица, оскорбленная графиня, едва сдерживаясь, чтобы собственноручно не растерзать обнаглевшего гнома.
– А какой я тебе «малыш»? – невозмутимо ответил Пархавиэль и, устав стоять на ногах, сел на пол.
Зингершульцо не то чтобы чувствовал свою безнаказанность под покровительством мага, он просто устал, устал от драк и суеты, от непонятного стремления окружающих превратить его в козла отпущения и замучить бесконечными допросами.
– Не стоит, графиня! – вмешался в словесную перепалку Мартин. – Не слишком ли многого вы хотите от нечестивого слуги темных сил и дикого махаканского гнома, только сегодня утром сменившего овечью шкуру на штаны. Не расточайте бисер красноречия перед неблагодарной аудиторией, оставим этикет для дворцов и займемся делом!
– Ну и как же ты догадался, что мантия в сундуке? – уже спокойным голосом повторила вопрос внявшая аргументам мага Самбина.
– Когда меня ополченцы впервой схватили и в город повезли, – начал объяснять Пархавиэль, повернувшись лицом к магу, которого в отличие от вспыльчивой графини уже давно считал «своим», – то они у харчевни остановились, ну, той, которую я якобы поджег… Я связанным валялся и многого не видел, но после того, как они двор подожгли…
– Кто «они», ополченцы? – спросил маг.
– Да нет же, они, товарищи ее, кровососы, – пояснил Пархавиэль, тыча пальцем в сторону графини. – Сначала они, правда, ополченцев того… потюкали, а уж потом только дом запалили…
– Давай дальше! – закусил от нетерпения губу Мартин.
– Дом разгорелся, ну а они шмотки по сундукам перекладывать начали, к отъезду готовиться. Вот тут-то я этого белобрысого кровососа и заприметил.
– Артакса? – спросила Самбина, растирая виски трясущимися пальцами.
– Может быть, – пожал плечами гном, – я его не по имени, а по харе запомнил, но тому верзиле, что меня сюда приволок, именно он на подмогу пришел.
– Точно Артакс, у Колиса темные волосы, – размышляла вслух графиня.
– Ну, тогда мне в голову и запало, как этот белобрысый балахон такой же, как и у тебя, – обратился гном к магу, – из рук главного ихнего взял и в сундук себе сунул. Помнишь, я еще в дороге говорил, что одежонку твою где-то раньше видел?
– Помню, помню, – кивнул Мартин. – Так что ж ты, чудо махаканское, не ко мне прямиком поспешил, а чужое барахло ворошить кинулся?!
– Я был не уверен, – устыдился Пархавиэль своего, как ему казалось теперь, глупого поступка и смущенно отвел взор. – Укушен я тогда был, много крови потерял, перед глазами все плыло, как в тумане, мог и ошибиться. Вначале сам проверить хотел…
– Итак, графиня, мне все ясно, – быстро поднялся на ноги Мартин, громко хлопнув ладонями по подлокотникам кресла.
– Мне тоже, – с печалью в голосе прошептала Самбина, легким движением руки останавливая собравшегося уйти мага. – Мерзавца Артакса и его подружки Форенье не было при мне около десяти дней, только позавчера ближе к утру вернулись… Предателей вместе будем допрашивать! – твердо сказала графиня и отвернулась.
Самбине было стыдно за грязные делишки приближенных за ее спиной и горько осознавать сам факт измены. Те, кому она безгранично доверяла и кого любила почти так же горячо, как мать своих детей, нагло обманывали ее и работали на кого-то еще.
– Согласен, – тихо произнес Мартин, осознавая тяжесть момента для графини и отдавая должное ее выдержке, – но только здесь и сейчас, не стоит откладывать «удовольствие»!
– Я его убью! – зло процедила Самбина сквозь сжатые зубы и стукнула кулаком по столу. – Убью негодяя, переманившего моих слуг и втянувшего их в эту грязь!
– Позже, – возразил Мартин, – сначала я верну реликвию, а уж потом разбирайтесь между собой, сколько хотите, меня ваши вампирские дела не интересуют!
– Меня тоже, – поддакнул Зингершульцо и тут же виновато потупился под гневными взглядами обоих собеседников.
Воцарившуюся в комнате тишину прервал звук гулких шагов в коридоре. В третий раз за ночь дверь комнаты с шумом распахнулась и на пороге возникла грозная фигура Марца. «А синяк так и не прошел, – злорадствуя, отметил про себя Мартин. – Вот что значит качество ручной гномьей работы!»
– Он исчез, госпожа! – прогнусавил великан, растерянно разводя руками. – Обыскал и гостиницу, и двор, Даже в конюшню заглянул, нету его, пропал! Госпожи Форенье тоже не видно…
– Ступай, – устало отмахнулась Самбина, у которой не осталось сил ни на негодования, ни на крик. – Передай всем членам клана, что я приговорила эту парочку беглецов к смерти!
– А может, стоит поймать их и допросить? – скромно высказал свое мнение Мартин.
– Нет, уже поздно, – возразила графиня, – клановая связь нарушена, они теперь чужаки, умрут, но будут молчать.
– Ну что ж, тогда мы продолжим наш путь. – Мартин учтиво кивнул на прощание и направился к двери, жестом подавая Пархавиэлю знак следовать за ним.
–. Мартин, – окрикнула мага Самбина, а затем, вопреки всем строгим правилам отношений между магами и вампирами, подошла к нему вплотную и положила ладонь на плечо. – В этой битве ты будешь не один, – произнесла она дрожащим голосом, – для меня это теперь дело чести, можешь рассчитывать на мою помощь!
– Во дают! – прервал трогательный момент заключения союза грубый выкрик гнома, сопровождаемый звонким хлопком ладони по ляжке. – Такие мудрые и образованные, а дела до конца довести не могут, спешат куда-то, искать невесть кого!
– Что ты хочешь сказать? – спросил Мартин, едва успев схватить за локоть Самбину, кинувшуюся преподать наглому гному урок учтивости.
– А ты подумай?! – не обращая никакого внимания на разгневанную графиню, ответил Пархавиэль и похлопал указательным пальцем себе по виску. – Раз я видел, как старшой вампирский ейному слуге мантию передавал, значит, и второго кровососа описать могу!
– Говори! – не сговариваясь, выкрикнули в унисон маг и вампир.
Пархавиэль закрыл глаза, чтобы освежить в памяти образ укусившего его вампира, а затем умудрился описать внешность маркиза настолько подробно, что у внимательно слушавших словесный портрет не возникло ни капли сомнений.
– Норик! – воскликнула графиня, не сдержавшись и все-таки продемонстрировав магу в приступе ярости свой грозный, хищный оскал.
– Норик, – хмыкнул Мартин, задумчиво прищурив глаза и размышляя над чем-то своим.
– Покойник! – прошептал Пархавиэль, радостно потирая вспотевшие ладони.
Бывший хауптмейстер караванной службы Пархавиэль Зингершульцо учился жизни во «внешнем мире», одной из основ которой был совершенно новый для гнома принцип: «Коль не можешь одолеть врага сам, ищи союзников!»