26
На вокзале Знаменска уже два дня дежурил усиленный наряд милиции. Милиционеры ходили неразлучными тройками, подозрительно всматривались в лица прохожих, спешащих к поездам пассажиров. Особенно их интересовали молодые мужчины в возрасте от двадцати до тридцати лет.
Именно двое таких мужчин, одетых в камуфляж, упираясь боком друг в друга, не очень уверенной походкой продвигались вдоль вокзала. Каждый из них нес в руке объемную спортивную сумку.
– Здравствуйте, сержант милиции Протасов, – представился милиционер. – Попрошу предъявить документы.
– А в чемммм сосссвенно дело? – удивленно поднял брови один из парней.
– И ваши попрошу тоже, – обратился сержант Протасов к его приятелю. – Куда следуем?
– Да мы сооссвенно приследовали... то есть, как гриться, прибыли на побывку... – парень закрыл рот, сдержал подступившую к горлу отрыжку... – Здеся моя сестра живет.
– Между протчим... Прошу учесть... Моя будущая жена, – добавил второй.
Парням, когда они стояли, еще сложней было держаться на ногах – так сказать, балансировать на вечно вертящейся земле. Из открытого кармана сумки торчало горлышко квадратной бутылки из под виски «Сэр Джон». В бутылке кипел яростный шторм. Парни недавно посетили пограничный магазин «Duty Free» и уже основательно надегустировались крепкими напитками мировых брендов.
– Очень интересно, – сержант пролистывал военный билет, предъявленный одним парнем.
Два оставшихся милиционера встали по бокам справа и слева от «теплой» парочки. А вдруг те захотят сбежать или посопротивляться.
Однако парни в камуфляже только шатались и великодушно улыбались.
Сержант милиции Протасов сравнил фотографию с физиономией.
– Пожалуйста, – отдал один военный билет и попросил предъявить второй.
Полистал. Также внимательно изучил черты лица стоявшего напротив него человека.
– Значит, сверхсрочники? – подытожил сержант.
– Да вот, – развели руками с сумками парни.
– Десантники?
– Вроде бы видишь.
– Хорошо. Все в порядке, – сержант Протасов вернул военный билет его хозяину.
– Спасибо. А что случилось?
– Да вот, блин, тоже десантник, другого десантника зарезал. А потом со своим друганом машину ментовскую угнал, автомат стащил.
– Десантники? – удивились парни.
– К сожалению, да.
– Это неправда, – сказал один из парней и провел туда-сюда указательным пальцем перед носом милиционера. – Если десантники берут «напрокат» машину, то у них на то были крепкие причины.
– И это, товарищ сержант милиции, – изрек второй парень, – как пить дать.
– Я смотрю, вам кто-то уже хорошенько пить надавал?
– Почему кто-то. Мы сами себе. Слушай, сержантер, хочешь, тебе пить дадим? – парень полез в карман сумки, вытянул бутылку «Сер Джона». – Уиски, в натуре. За даляры купили. Выпей, – парень начал всовывать бутылку в руку милиционера.
Сержанту Протасову стало от этого не по себе:
– Убери, я сказал, – а сам сглотнул слюну. – Я на службе.
У рядовых милиционеров загорелись глаза. Они с надеждой посмотрели на начальника.
– Бляха.. Не могу... – оправдался перед своими сержант Простасов, – столько начальства сегодня по улицам шастает. Учует... – повышая тон, начал подгонять парней. – Все, пошли... Пошли отсюда... Пошли, пока я вас не отвел, куда надо.
Покачиваясь, парни двинулись по направлению к автобусной станции.
По вокзалу объявили, что прибывает пригородный поезд «на Калининград». На перрон вышли редкие пассажиры. Бабушки с котомками, привязанными к железным каркасам на колесиках, мужики с горбами рюкзаков, молодежь со спортивными сумками. Среди них на перрон выкатился в инвалидном кресле-каталке ветеран в старом военном френче – смуглое хмурое лицо, исчерченное морщинами.
Тройка милиционеров как раз проходила мимо.
– Солдатики, – попросил ветеран, – помогите в электричку забраться.
– Мы не солдатики, – отозвался один рядовой милиционер.
– Мы – стражи порядка, – объяснил второй.
Они думали пройти дальше, но их начальник, сержант милиции Протасов сказал:
– Сиди, дед. Давай, хлопцы, на руках.
Рядовым хочешь не хочешь пришлось поднимать деда вместе с креслом. Сержант Протасов забрался в тамбур электрички. Попросил помочь еще одного парня в спортивном костюме и кроссовках. Тот подсобил.
– Надеюсь, не милостыню просить в электричке собрался, – предупреждающим тоном сказал один из рядовых ментов.
Ветеран грустно и укоризненно глянул на него.
– Ряпушкин, блин, замолчи, – процедил сквозь зубы сержант.
Ему стало совестно за своего подчиненного.
– Чего уж там... – закряхтел стрик. – Довели нашего брата. Некоторым ничего больше не остается, как чтобы на корку хлеба попрошайничать. А как в одиночестве до назначенного богом часу дотянуть?
– Иди, дед. Не серчай. Счасливого пути, – попытался успокоить старика сержант Протасов.
– Это хорошо, что у меня внучка в Калининграде. Недалеко. Поможет... А другим? – не унимался старик. – Как же другим? У кого дети на большой России. Унь аж в Москве... А старики брошенные. Кто им поможет?
– Поможем, и им поможем. Вот с бандитами разберемся и всем поможем, – заученно сказал сержант милиции Протасов.
– Осторожно, двери закрываются, – предупредил магнитофонный голос.
Зашипело, двери с грохотом закрылись.
Милиционеры пошли дальше по перрону, осматривать и проверять прибывших.
Ветеран вкатился в вагон.
Пассажиры увидели, что в их вагон въезжает инвалид на кресле-каталке, и быстренько уставились в окно. Там уплывали вдаль деревья, крыши домов, трубы...
Дизель-поезд разогнался до максимальной скорости и тут же начал тормозить. Наката и тормозного пути как раз хватило до следующего полустанка.
Остановка длилась пять минут пять. Зашипели двери, снова за окнами поплыли пейзажы...
В вагон, где сидел в кресле-каталке ветеран, зашел не очень опрятного вида мужик. На ногах резиновые сапоги, в них были заправлены военного цвета штаны с разводами. Мужик был одет, несмотря на сухую теплую погоду, в старую болоньевую куртку. Наверное, ходил по сырым, заболоченным местам. Скорей всего, грибник. В руках – торба-мешок. В ней что-то звенело. Значит, он собирал не грибы, а стеклотару.
Взгляд «грибника» остановился на инвалиде. Мужик задумался, видно, в чем-то засомневался, потом обрадовался и подошел.
– Ну, Локис, ну, Шерлок Холмс, – сказал он инвалиду на ухо.
Со стороны могло показатья, что мужик встретил своего старшего приятеля и удивлен его плачевным состоянием.
– А что ты думаешь, – старческим голосом произнес Локис, – может быть, я мечтал стать актером. В синематографе сниматься.
– Откуда столько морщин? Словно сморчок-старичок.
– Салага ты еще... Элементарно, Шима, морщишь свою рожу, насколько можешь, и поверх своей сморщенной физиономии – темную театральную пудру.. У меня пудры не было, зато была зола. Видишь, какой я старый, черный, закопченный.
– Да уж, закоптился, – засмеялся Шимаченков-«грибник».
Разговор велся полушепотом, чтобы из-за стука колес его не подслушали пассажиры.
– Фомича и след простыл. Нигде его нету. Может, погранцы, которых мы тогда видели, его засекли, – сообщил Шимаченков.
– К погранцам – лучше. Они, вроде бы, как своего пленного подержат, потом отдадут Белогурову. Анатолий Иванович своих не обидит. А менты могут его эфэсбэшникам сдать. А те всю душу вымут.
– Не надо драматизировать. Может быть, он сейчас в трубе отсиживается. Фомич мужик хитрый.
– Но слишком уж правильный.
– Это точно. Тяжело мне с ним было идти – никакой фантазии, никакого полета воображения. Мы же – десантура, а не солдафоны, – увлеченно произнес Шимаченков.
– Тихо ты! Сейчас мы – местное население. А я, вообще, – Локис старчески закашлялся, – ветеран войны, инвалид. Тьфу-тьфу-тьфу, – он сплюнул три раза через левое плечо.
– Надо по дереву постучать.
– Тебе по лбу, – улыбнулся Локис – и все-таки постучал по деревянной спинке сиденья.
Дизель-поезд остановился, зашипели двери. На несколько минут все затихло. Снова зашипели двери, грохнулись друг о дружку. Дизель загудел и снова двинулся в путь.
Шимаченков глянул на карту-схему пригородных маршрутов. Оборванные углы, непристойные оскорбления в адрес кого-то, кто живет на станции с вырванным названием.
– На следующей выходим. Это почти в черте города, – сказал Шимаченков. Несмотря на раны, нанесенные вандалами, карта-схема помогла ему вычислить, где они находятся.
– Помоги мне, сынок, – чуть громче обычного прокряхтел старик.
– Дед, не волнуйся, я тоже здесь выхожу, – зычно ответил Шимаченков.
Он взялся за ручки каталки, вывез ветерана-Локиса в тамбур.
Многие пассажиры, которым нужно было выходить на следующей станции, увидев это, направились к противоположному тамбуру.
Подошел парень – с виду студент.
– Помочь, папаша?
Локис моргнул жалобными глазами.
Дизель-поезд притормозил, застопорился. Разъехались створки дверей. Ветеран, держась двумя руками за локти студента, поднялся, встал на свои слабые ноги, оперся о стенку. Его коленки дрожали. Еще бы – ветеран-инвалид не может долго стоять на своих двоих. Шимаченков спрыгнул с электрички. Студент подал ему каталку. Потом с натужным стоном поднял ветерана – тот заблаговременно поджал ноги. Студент с великим трудом передал его с рук на руки Шимаченкову.
В момент передачи студент сам чуть было не грохнулся с подножки. Но молодец, удержался... У Шимаченкова от страха за студента и Локиса перехватило дыхание. Да и у Локиса зрачки тоже расширились.
– Спасибо, тебе, сынок. Спасибо, – промямлил Локис, уже сидя в каталке.
Шимаченков прикинул, куда направляется основная толпа пассажиров, ринулся в поток. Студент некоторое время следовал за ними – просто было по пути. По краям перрона прохаживались – тройками – милиционеры. Три человека – студент, «грибник» и ветеран-инвалид – их внимания не привлекли. Взгляд милиционеров выискивал двоих рослых, спортивного вида парней.