«Ну и как я буду жить в этом дерьме?» – Тоня с тоской оглядела комнату и тяжело вздохнула. Однокомнатная квартира, снятая ею по объявлению, вызывала у нее брезгливость. Маленькая, пропахшая кислыми щами, с убогой мебелью и целым выводком тараканов, с независимым видом разгуливающих по кухне, она напоминала вокзальный сортир, в котором убирают от случая к случаю. Однако в ней были и свои плюсы – второй этаж, балкон и помесячная оплата. Хозяева других квартир требовали, чтобы Тоня заплатила хотя бы за три месяца вперед. Но столь непозволительная роскошь была ей, увы, не по карману.

С трудом выпроводив болтливую хозяйку – пышногрудую сорокалетнюю мадам с неизменной сигаретой в зубах, – Тоня засучила рукава и принялась за уборку. И сразу натолкнулась на два неприятных сюрприза – неработающий бачок в унитазе и ворох использованных презервативов под ванной. Там же валялся потертый кожаный ошейник с металлическими шипами – характерный атрибут садомазохистов.

«Похоже, раньше эту квартиру снимали любители жесткого порно», – грустно усмехнулась она, припоминая слова хозяйки, которая клятвенно уверяла, что Тоня – первая квартирантка за последние полгода.

Ароматом любви были пропитаны даже стены, не говоря уже о вдрызг расшатанной мебели. Целый день Тоня мыла, чистила, оттирала засохшие пятна с обивки. Это помогло ей на время забыть о своих проблемах и о нелепой гибели Сая и Краснопольского. Вскоре квартира стала похожа на больничную палату – пол вымыт до блеска, в углах ни пылинки. И от этой казарменной стерильности Тоне стало не по себе. Чтобы заглушить нарастающее чувство одиночества, решила прогуляться по району, а заодно зайти в магазин за продуктами.

По дороге увидела телефон-автомат и сразу подумала, что неплохо бы позвонить Гусеву. Но тут же постаралась отделаться от этой мысли, потому как разговаривать с Гусевым ей совсем не хотелось. Ну что хорошего она сможет сказать шефу? Что, укокошив человека, трусливо сбежала, даже не подумав сообщить в милицию? Или о своих страхах, о преследователях, которые мерещатся ей на каждом углу? Она не сомневалась, что за проявленную самодеятельность Гусев вкачает ей по первое число. А выслушивать упреки в свой адрес у нее не было никакого желания. Она и сама понимала, что поступила глупо, по-детски. Но в ту ночь, узнав о гибели Валеры и Сергея, она ведь по-настоящему испугалась. Пожалуй, впервые в жизни. И этот воистину животный страх, как ни странно, никуда не делся.

«И все же разговора с шефом не избежать, как ни крути… – подумала Тоня с сожалением. – Он, наверное, с ума сходит от переживаний: двое его лучших людей погибли, я исчезла в неизвестном направлении. Да еще оставила после себя подарочек в виде мертвого мужика в прихожей… Впрочем, про мужика он вряд ли знает. Дверь я, кажется, заперла. Ах, какая же я все-таки дура, что не прихватила его пистолет! Но тогда я думала только об одном – как можно быстрее смыться…»

Так, занимаясь самобичеванием, Тоня добрела до магазина. Купила пачку пельменей, полбуханки хлеба и, мгновение поразмыслив, взяла бутылку «Столичной». Водку она не любила, но не поминать же погибших коллег сухим вином. Прошлась по остальным отделам и купила пасту, зубную щетку и мыло. Взгляд на мгновение задержался на коробочках с красками для волос. После некоторых колебаний Тоня попросила показать одну из них – самую светлую.

– Будете брать? – уточнила продавщица.

Подумав, Тоня кивнула – кажется, пришло время кардинально поменять имидж.

Дорога назад показалась ей гораздо короче. Войдя в квартиру, заперла дверь на все замки и направилась в кухню. Поставила на газ кастрюлю с водой, бутылку сунула в морозилку, а пельмени оставила на столе. И, мысленно перекрестившись, подтянула к себе телефон, который стоял тут же, на кухонном столике. Номер мобильного телефона Гусева она помнила наизусть, однако никак не решалась набрать его. Дождалась, когда закипит вода, бросила в кастрюлю пельмени. Затем достала из пакета краску для волос, задумчиво повертела коробочку в руках.

«Все, хватит оттягивать неизбежное!» – приказала самой себе и, боясь передумать, быстро набрала номер.

На этот раз ей пришлось считать длинные гудки. Когда Тоня была готова положить трубку, по ушам резанул слегка уставший голос:

– Слушаю.

– Владимир Владимирович, это я…

На другом конце провода повисло неловкое молчание. Тоня грешным делом решила, что шеф ее не узнал, и смущенно пролепетала:

– Это я, Панкратова…

– Я понял. – Голос Гусева был на удивление сух и холоден. – Извините, я сейчас занят. Не возражаете, если я перезвоню вам через пять минут? Ваш номер?

Тоня растерялась – впервые шеф обратился к ней на «вы». Но тут же поняла, что он попросту не желает, чтобы находящиеся рядом догадались, с кем он разговаривает. Назвав номер, который, слава богу, был написан прямо на аппарате, Тоня опустила трубку на рычаг и в изнеможении откинулась назад. Спина была мокрой от пота, зубы выбивали мелкую дробь. Только сейчас она по-настоящему осознала, что здорово переволновалась из-за этого звонка. И, кажется, не зря – Гусев повел себя совсем не так, как она рассчитывала.

«Похоже, что-то произошло…» – только и успела подумать она, потому как в следующее мгновение телефон протяжно зазвонил. Дрожащей рукой Тоня сняла трубку и выдохнула:

– Алло?

– Ну и как это понимать? – нервно спросил Гусев. – Ты, вообще, где?

– В Москве…

– Я понял, что не в Иркутске… Нам надо встретиться и поговорить. Называй адрес, по которому тебя можно найти!

– Мишина, двадцать два, квартира восемь, – пролепетала Тоня.

– Буду через тридцать минут. Жди, – отчеканил Гусев и повесил трубку.

Как ни странно, после этого заявления Тоня почти успокоилась. Ведь теперь у нее появилась реальная возможность переложить свои проблемы на широкие плечи шефа. Она решила, что расскажет ему все, а там – будь что будет. Пусть Гусев сам решает, что делать. Как-никак, именно он втравил ее во все это дерьмо. Когда Тоня работала на рынке, с ней ведь ничего подобного не случалось. Но стоило устроиться в «Терминал», как ее жизнь превратилась в сущий ад…

Ровно через полчаса в дверь позвонили. Тоня бросилась в прихожую и припала к «глазку». Увидев на лестничной площадке Гусева, отперла все замки и впустила его в квартиру.

– Проходите… Обувь можете не снимать…

– И не собираюсь! – Позвякивая ключами, шеф внимательно осмотрелся. Странно, Тоня никак не могла поймать его взгляд и от этого чувствовала себя не в своей тарелке.

Шагнув в кухню, он криво усмехнулся и спросил:

– Чья это квартира?

– Сняла на месяц… Да вы садитесь, – засуетилась Тоня. – Хотите пельменей?

– Нет. – Гусев тяжело опустился на табурет и без разрешения закурил. – Сняла на месяц, говоришь?.. Что ж, разумно. Я был уверен, что ты давно смылась из города. А ты, оказывается, все еще здесь. Хитрый ход, ничего не скажешь.

– Смылась?.. Но зачем?

– Ты ведь, как-никак, в розыске.

– Вы что, серьезно?.. – не поверила Тоня и тут же прикусила язык – у милиции были все основания объявить ее в розыск.

«Значит, они уже побывали в моей квартире… – подумала она. – Боже, какая я все-таки идиотка, что не позвонила им сразу!..»

– Владимир Владимирович, у меня не было другого выхода… – с трудом выдавила из себя Тоня. – Он же собирался убить меня! Да еще и посыльным прикинулся, гад… Цветы принес…

Мохнатые брови Гусева заходили ходуном. Не глядя на нее, он осторожно уточнил:

– О ком ты говоришь?

– Я не знаю его имени. А обшарить карманы не додумалась. Хотя вряд ли у него с собой были какие-нибудь документы. На такие дела с документами не ходят…

– Стоп! – Ладонь Гусева с грохотом опустилась на край стола. – Что ты несешь?.. Ты вообще-то здорова?

– Здорова! Только синяки остались! – Тоня демонстративно оголила шею. – Но это ерунда, пройдет… Теперь понимаете, что у меня не было другого выхода? Или он, или я…

Гусев упрямо мотнул головой.

– Что-то я ни черта не понимаю… Давай-ка, подруга дней моих суровых, расскажи мне все с самого начала. Только четко, связно и без лирических отступлений.

Тоня пожала плечами:

– А что рассказывать-то? В тот вечер, когда погибли ребята, ко мне пришел посыльный с цветами. Я впустила его в квартиру, а он начал стрелять. У него был пистолет с глушителем… Он выстрелил в меня дважды, потом начал душить… Не знаю, как мне удалось завладеть его «пушкой». Наверное, просто повезло. Вначале я приняла его за грабителя, но у меня и красть-то нечего. Я хотела вызвать милицию и все им объяснить. Но когда позвонила вам и узнала, что произошло с ребятами, испугалась и сбежала. А он остался лежать в моей прихожей… – От неприятных воспоминаний пересохло во рту, и Тоня замолчала. Подошла к умывальнику и напилась прямо из-под крана. Продолжать рассказ не было ни сил, ни желания.

Но, кажется, из ее обрывочных фраз Гусев успел составить картину произошедшего. Во всяком случае, он не настаивал на продолжении – молча курил, с повышенным интересом разглядывая носки своих ботинок. Наконец, брезгливо кривя губы, спросил:

– Какого черта ты не рассказала мне обо всем в тот же вечер?

Оправдываться не имело смысла – шеф был прав. Тоня пожала плечами и пробормотала:

– От страха мозги переклинило… Я не соображала, что делаю…

Гусев негромко выругался и со злостью затушил окурок в чайном блюдечке, стоявшем на столе.

– Не знаю даже, верить тебе или нет. Вчера в твоей квартире был обыск, но никакого трупа с дыркой в голове там не обнаружили.

– Что значит «не обнаружили»? – встрепенулась Тоня. – Намекаете на то, что я все это придумала?

– Зачем тебе себя оговаривать?.. – заметил Гусев и впервые за время разговора посмотрел ей прямо в глаза: – А почему ты не спрашиваешь, за какие грехи тебя разыскивают по всей стране?

– Кажется, я догадываюсь, за какие. Подозревают в организации покушения на Заславского?

– Не просто подозревают. Они даже уверены, что ты и убийца работали в паре. Только пока ничего доказать не могут. Вчера меня часа два промурыжили на Лубянке. Отвечал на идиотские вопросы, типа: «Как долго Панкратова у вас работает?», «Где вы познакомились?» Попытался убедить их, что ты здесь ни при чем. Похоже, не убедил… Впрочем, ты сама виновата. Смылась черт знает куда. Будто и в самом деле следы заметаешь.

Тоня невесело рассмеялась:

– А что бы вы делали на моем месте? Сидели бы и ждали, когда вас укокошат?… Ладно, Владимир Владимирович, к черту ФСБ с их идиотскими теориями. Лучше подскажите, что мне делать.

Гусев угрюмо молчал. Похоже, он перебирал в голове возможные варианты выхода из ситуации, но не мог ни на чем остановиться. Наконец, когда пауза затянулась до неприличия, разжал губы:

– Тебе надо пойти в прокуратуру и все рассказать. И чем быстрее ты это сделаешь, тем лучше.

Тоне показалось, что на нее вылили ушат холодной воды – такого совета она никак не ожидала. Ведь в глубине души она не сомневалась, что Гусев возьмет ее под свою опеку: поможет с новым паспортом, переправит за границу или, на худой конец, предложит деньги. Ан нет, он решил обойтись малой кровью – сдать ее властям и навсегда вычеркнуть из памяти.

«Что ж, его нельзя за это винить, – потерянно подумала Тоня. – Он ведь печется о своем имидже… Если кто-нибудь прознает, что Гусев помогает мне, скрывающейся от правосудия, то репутации „Терминала“ конец. – И тут же усмехнулась, обращаясь к себе: – А ты, дура набитая, насмотрелась американских сериалов про ФБР, где один за всех и все за одного. Забыла, в какой стране живешь?..»

Гусев, внимательно наблюдавший за Тоней, воспринял ее ухмылку по-своему.

– Послушай, Панкратова, других вариантов попросту нет! – немного взвинченно начал он. – Рано или поздно тебя все равно найдут. Не те, так другие…

– Но меня же посадят!

– Да не паникуй ты так! Все обойдется! В прокуратуре тоже не дураки сидят… Уж лучше посидеть пару недель в СИЗО, чем лежать в могиле с простреленной башкой… А хорошего адвоката я тебе обеспечу. Могу позвонить ему прямо сейчас… – Он с готовностью вытащил из кармана сотовый и вопросительно посмотрел на Тоню.

Тоня прекрасно понимала, что в рассуждениях Гусева есть некий рационализм. Она не сможет прятаться вечно – для этого нужны не только силы, но и средства, которых у нее попросту нет. Она даже не сможет продать свою квартиру, потому что находится в розыске. И не сможет устроиться на легальную работу даже в захудалом Улан-Удэ… Но с другой стороны, нет никакой гарантии, что, если она сама заявится в прокуратуру, с нее тут же снимут все обвинения. Как бы не получилось наоборот – «повесят» на нее все нераскрытые «заказники», совершенные за последние полгода. В справедливость отечественного правосудия Тоня решительно не верила. Впрочем, если попадется толковый следователь, вполне возможно, что все и обойдется…

– Ну, что ты решила?

– Ладно, я согласна, – кивнула она со вздохом. – Звоните своему чертовому адвокату!

Гусев сухо кивнул и принялся набирать нужный номер. Через минуту, обменявшись с невидимым собеседником парой фраз, сунул мобильный в карман и в упор посмотрел на Тоню:

– Собирайся, Петров ждет нас у себя… Да побыстрее. Его время стоит очень дорого.

Убийц было двое. Один – высокий брюнет со скошенным подбородком, из-под которого выпирал поросший редкими волосками кадык. Лицо второго, блондина, скрывали круглые зеркальные очки. Узнать его в многолюдной толпе без этих очков было бы непросто, если бы не одна характерная черта – кокетливая родинка над верхней губой.

Парни сидели в заляпанной грязью «шестерке» и, перебрасываясь ничего не значащими фразами, поглядывали на дверь одного из подъездов. От вечерней духоты ожидание сделалось невыносимым. В отечественных автомобилях кондиционеры, увы, не предусмотрены, и вскоре салон наполнился запахом терпкого мужского пота.

– Сколько нам здесь еще торчать, а? – спросил брюнет, разминая в руках сигарету.

– Хрен его знает, – вяло откликнулся блондин. – Не тачка, а консервная банка, ей-богу! Хуже, чем в аду…

– Ты уверен, что она выйдет?

– Когда-нибудь выйдет. Не сегодня, так завтра. Не могла же она затариться жрачкой на неделю!

– Я не собираюсь торчать здесь столько времени…

В этот момент дверь подъезда распахнулась, и из него выпорхнула пухленькая десятилетняя девчонка в коротком джинсовом сарафанчике. Непроницаемое лицо брюнета слегка оживилось.

– Смотри, какая попка! – зацокал он, провожая девчонку похотливым взглядом. – У, ты моя конфеточка сладенькая.

– Заткнись! – поморщился блондин. – Нашел время для извращений.

– А че та-а-акое? – дурашливо парировал напарник, подражая говору представителей российской глубинки. – Уже и приколоться нельзя?

– Знаю я твои приколы, педофил хренов. Смотри лучше в оба – пропустишь.

Брюнет любовно погладил приклад лежащего на коленях автомата и криво усмехнулся:

– Не боись. Все будет о'кей!

– Только без самодеятельности, лады?

– Лады! – осклабился брюнет и, повернувшись к напарнику, потребовал: – Покажи-ка мне еще разок физию этой крали!

Блондин полез было в карман джинсовой куртки, намереваясь достать снимок, но замер – дверь подъезда вновь распахнулась, и в проеме появился лысый мужчина в дорогом светло-сером костюме. За ним, отставая на полшага, выпорхнула тоненькая черноволосая девушка с рюкзачком в руках. При виде этой странной парочки, направляющейся к шикарной иномарке, скучающее выражение в глазах брюнета сменил азарт. Он передернул затвор автомата и, с трудом сдерживая так и рвущееся наружу нетерпение, процедил сквозь зубы:

– Поехали!

«Жигули» плавно тронулись с места…

Тоня почувствовала неладное в тот момент, когда Гусев уже сидел за рулем своей шикарной иномарки, а сама она только собиралась забраться в салон. Резко обернулась на шум проезжавшей мимо машины и увидела смотрящий прямо на нее глазок автомата.

– Ложись! – заорала она что было мочи и под грохот автоматной очереди рухнула на асфальт. Опоздай она на одно мгновение, все было бы кончено. Однако сама Тоня этого не осознавала. Просто сработал инстинкт выживания: стреляют, значит, надо падать, а если будешь стоять как истукан, пули протаранят тебя насквозь.

Обдирая в крови коленки, она нырнула под машину и ползла до тех пор, пока не уперлась плечом в твердую резину колеса. Эти мгновения показались ей вечностью… А жуткий грохот, нещадно давящий на барабанные перепонки, продолжался. Машина ходила ходуном, и Тоня не сомневалась, что сейчас одна из пуль, пробив металлическую оболочку, вопьется ей между лопаток…

Неожиданно грохот прекратился, и от наступившей тишины заложило уши. Взвизгнули тормоза, взревел мотор, и Тоня отчетливо услышала шум удаляющегося автомобиля. Мысленно досчитав до десяти, она осторожно выбралась наружу и, держась за изрешеченную пулями дверцу, встала на ноги. И в этот момент увидела безжизненное тело Гусева, лежащего поперек сидений.

– Нет… – прошептала Тоня, не в силах оторвать взгляда от светлого пиджака, прямо на глазах набухающего кровью. – Этого не может быть…

Она заставила себя посмотреть Гусеву в лицо и сразу поняла, что проверять пульс не имеет смысла – такие застывшие глаза не могут быть у человека, в котором еще теплится жизнь. И все же, повинуясь не здравому смыслу, а чувству долга, нагнулась к Гусеву и потрогала его шею. Ничего утешительного. От отчаяния она едва не задохнулась – сознание отказывалось воспринимать весь этот кошмар.

Тишину двора прорезал жуткий стон:

– А-а-а!

Тоня вздрогнула и обернулась – в пяти шагах от нее стояла пожилая женщина с авоськой, в которой лежал пакет молока. Уставившись на мертвого Гусева, она раскачивалась из стороны в сторону и негромко подвывала. Ее побелевшее лицо было искажено гримасой ужаса. Через мгновение женщина, схватившись за сердце, грузно опустилась на асфальт. От удара пакет с молоком треснул, и по серо-коричневому бетону растеклись белые струйки.

Тоня растерянно огляделась – во дворе не было ни души. Даже дети, услышав выстрелы, разбежались кто куда. Она подскочила к упавшей женщине и, присев на корточки, потрогала ее запястье. Пульс едва прослушивался, но дыхание было ровным.

«Нашла время для обморока… – с неожиданной злостью подумала Тоня. – Делать мне больше нечего, как возиться с этой бабой… Господи, хоть бы кто-нибудь додумался позвонить в „Скорую“!»

Она слегка похлопала женщину по щекам, расстегнула ей ворот платья и, когда та открыла глаза, быстро проговорила:

– Не пытайтесь встать сразу – голова закружится…

В этот момент до ее слуха донесся вой милицейской сирены.

– Что же ты? – пробормотала Тоня самой себе. – Сваливай отсюда скорее…

Вскочив на ноги, она рванула в противоположную от воя сторону, завернула за угол дома и… едва не угодила под колеса невесть откуда взявшегося «БМВ». Слава богу, что водитель успел затормозить, иначе Тоне пришлось бы несладко. Впрочем, она и так изрядно пострадала – «поцеловавшись» с бампером, отлетела метра на три назад и со всего размаху приземлилась на куст сирени. Пока приходила в себя, водитель «БМВ» выскочил из машины и с перекошенным лицом бросился к ней.

– Твою мать! Ты чего, сука, под колеса лезешь? – заорал он, размахивая перед ее носом кулаками.

– Заткнись, урод недоделанный! – парировала Тоня, вставая. – Смотреть надо, куда прешь! Хочешь, чтобы я в ментовку на тебя накапала за превышение скорости?

Водитель мгновенно изменил тактику.

– Может, обойдемся без ментов? – с кривой улыбкой предложил он и полез во внутренний карман пиджака. – Десятка за моральный ущерб тебя устроит?

– Да пошел ты со своей долбаной десяткой! – психанула Тоня. – Лучше подбрось до Арбата.

– До Арбата? – оживился водитель и рванул к своей тачке. – Давай, садись. Мне, вообще-то, не по пути, но так и быть…

Боясь, что водитель передумает, Тоня забралась в салон и устало откинулась на сиденье. Она понятия не имела, что будет делать в этом чертовом Центре. Но оставаться в двух шагах от места убийства Гусева было опасно – ее может опознать любой мент. Что касается киллеров, то Тоня старалась о них не думать. Скорее всего им сейчас не до нее. Но не было никакой гарантии, что они не выследят ее снова.

«Что мне делать?.. Что? – думала она, безучастно рассматривая мелькающие за окошком дома. – Меня обложили со всех сторон. Мне даже посоветоваться не с кем – Гусев мертв, ребята тоже… Не идти же к девчонкам-челночницам! Ведь те, кто за мной охотится, наверняка знают, что я раньше вкалывала на рынке. Да и менты скорее всего ищут меня именно там… А может, Гусев был прав и мне пора пойти в прокуратуру? Но я даже не знаю адреса адвоката, к которому он собирался меня отвезти…»

– Что за хреновина? – вдруг громко спросил водитель, бросая настороженные взгляды в зеркальце заднего вида. – Чего это менты прут в наш район?.. Облава, что ли?

– Не знаю, – как можно равнодушнее откликнулась Тоня.

– Опять, наверное, кого-нибудь замочили… – Водитель грязно выругался. – Не Москва, а Чикаго, ей-богу! Сваливать надо отсюда за бугор, ей-богу сваливать. Прибыли – кот наплакал, все уходит на налоги и рэкет. И гаишники хреновы совсем распоясались: чуть превысил скорость – плати. И штраф, гады, не выписывают – все бабки себе гребут. А что я, рыжий какой-то, чтоб еще и ментов прикармливать!

«Рыжий – вот кто сможет мне помочь! – вдруг осенило Тоню. – Господи, со всеми этими передрягами я совсем упустила его из виду. Он – парень опытный, не раз попадал в подобные истории… Операция прошла успешно, значит, он уже пришел в себя. Скорее всего его перевели в общую палату, и меня к нему пустят».

Приняв решение, она даже повеселела. Дружески хлопнув водителя по плечу, потребовала на правах потерпевшей:

– Знаешь, пацан, двигай-ка ты на Боткинский проезд. Больницу имени Боткина знаешь? Мне туда надо.

– А как же Арбат? – ошалело спросил тот, оборачиваясь.

– А что мне там делать? Матрешек смотреть, что ли?.. – с невинным видом заявила Тоня. – Что я, гость столицы, чтобы на Арбате ошиваться?