Книга: Боевой амулет
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9

Глава 8

Рабочий день начинался для пленников затемно. Восход солнца они встречали под крышей дощатого барака, расположенного в северной части долины с мрачным названием Волчья пасть.
Барак был похож на матрешку. Внутри себя он скрывал остатки сооружения из кирпича и наспех положенных плит бетонного перекрытия. Сооружение, возведенное на скорую руку, почти развалилось, но задумка у строителей была капитальная. Массивные фрагменты фундамента, отдельные части металлических конструкций, обрезки двутавровых балок и скрывавшиеся в высокой траве рельсы узкоколейки свидетельствовали о том, что когда-то здесь планировалось возвести объект первостепенной важности. Но внезапно строительство, так и не успев толком начаться, прекратилось. Трава и кустарник поглотили строительный мусор. От солнца, дождя и снега доски посерели, а обломки плит поросли изумрудным мхом. Под крышей барака скрывался фрагмент сооружения, не тронутого разрушительной силой природы. Это был бетонный параллелепипед, укрепленный штырями арматуры, занимавший площадь размером с зал стандартной городской квартиры в блочной многоэтажке. Бетонная пломба закрывала доступ к подземной галерее карстовых пещер, занимавших всю северную сторону долины. Эти пещеры, нерукотворное чудо матушки-природы, были идеальным хранилищем, не требующим дополнительного обустройства. Вот только что скрывали подземные галереи, пленникам было невдомек.
В предрассветных сумерках они крошили бетон отбойными молотками, присоединенными к поставленному тут же компрессору. Ревущий словно взбесившийся слон, компрессор нагнетал воздух, гулко лязгало жало отбойника, а осколки бетона разлетались, точно шрапнель. С арматурой пленники расправлялись при помощи кувалд и изготовленных из обрезов рельс приспособлений, похожих на гигантские зубила. За каторжным трудом постоянно наблюдали не менее пяти вооруженных до зубов охранников, готовых в любую минуту подбодрить уставшего ударом сапога по ребрам или тычком автоматного ствола в спину.
Боевики спешили прорубить туннель в бетонной заглушке. Ежедневно объем выполненных работ проверял Фейсал. Он лично опускался в проем прорубленной шахты, подсвечивая себе фонариком. Поднявшись на поверхность, приказывал избить пленников или одаривал их сигаретами.
– Это вам за ударный труд, – вручая несколько сигарет, с ехидной усмешкой повторял главарь.
Фейсал действительно спешил.
После бегства из Афганистана он, окольными путями используя связи исламистов, вернулся на родину. Здесь, в Чечне, он надеялся отлежаться, набраться сил, приобрести влияние и получить доступ к новым источникам финансирования. Фейсал был молод, и вся жизнь расстилалась перед ним ярким ковром. Он никогда не был фанатиком в истинном понимании этого слова, полагая, что Аллах дает человеку жизнь не для того, чтобы побыстрее умереть. Быстрая смерть – это удел неверных и тупоголовых баранов, сумевших выучить лишь несколько сур из Корана и вообразивших себя божьими избранниками. Это Фейсал понял уже в Афгане, насмотревшись на убогую жизнь талибов, которых верхушка организации использовала как пушечное мясо в борьбе за власть.
Когда на голову талибам посыпались американские бомбы, Фейсалу приказали сберечь разоблаченного агента американских спецслужб. Этого парня хотели использовать в качестве разменной карты на тот случай, если кто-то из верхушки «Талибана» попадет в плен. Он быстро понял, что, пока пленник в его руках, от него не отстанут. Он сам превратится в объект непрерывной охоты. И тогда Фейсал двинулся на север.
Возле границы, ощутив, что кольцо вокруг него непрерывно сжимается, Фейсал поспешил избавиться от пленника. До сих пор он с удовольствием вспоминал, как визжал американец, когда к его виску приставили пистолет. Фейсал лично нажал на спусковой крючок. Пуля, вылетевшая из пистолетного ствола, вышибла пленнику мозги. Фейсал нарушил приказ, но об этом никто не должен был узнать. Уже по ту сторону границы он уничтожил опасного свидетеля, араба, возомнившего себя потомком пророка.
Война все спишет, полагал Фейсал. Но он крупно просчитался.
Некоторое время он провел в относительном спокойствии. Более того, свои считали Фейсала почти героем, успевшим повоевать с неверными и в Афгане, и на родной земле. Получив под свое командование новых людей, он принял участие в незначительных стычках с федералами. Зря Фейсал не светился, полагая, что его звездный час еще впереди.
Все переменилось в одночасье.
Однажды, за месяц до того как глубокий снег должен был закрыть тропы на горных перевалах, Фейсала вызвали на совещание полевых командиров. Военный совет такого уровня проходил нечасто. Времена привольной жизни прошли. Федералы, набравшие при новом президенте сил, могли нагрянуть в любой момент. Теперь они проводили операции по всей территории Чечни. А еще сравнительно недавно существовали районы, куда они не смели и носа показать.
Обсудив текущие вопросы и распределив средства, совет быстро свернули. Один за другим полевые командиры покидали труднодоступный горный район в сопровождении немногочисленных бойцов личной охраны. Они походили на предводителей крысиных стай, расползавшихся во все стороны. С рассветом Фейсал тоже намеревался отправиться в путь. Перед трудной дорогой он собирался хорошенько выспаться. Но как только он закутался в теплый спальный мешок на гагачьем пуху, за ним пришли.
– Вставай, – грубо, без должного почтения обратился к нему боевик.
Молча, подчинившись приказу, Фейсал проследовал в пещеру, переоборудованную в некое подобие укрепленного бункера. В пещере мерно тарахтел бензиновый электрогенератор, от которого работали несколько лампочек, укрепленных под сводами. Их тусклый свет не мог рассеять мрак. Лица людей, сидевших вокруг импровизированного стола из составленных ящиков из-под амуниции, были мрачны. Председательствовал на этом совете эмир Зелимхан – ближайший сподвижник одноногого бородача и доверенное лицо непризнанного президента Ичкерии.
Когда Зелимхан поднял глаза, Фейсалу стало не по себе. Черные зрачки впились в него словно стальные спицы.
Глухой голос, усиленный эхом, заметался под сводами:
– Фейсал, ты обманул своих братьев. Ты нарушил клятву и не выполнил приказ!
В мгновение ока лоб Фейсала покрылся холодной испариной. Он понял, что люди, сидящие перед ним, знают все. И неважно, откуда они узнали и о преднамеренном убийстве заложника, и о смерти араба, которого он столкнул в пропасть. Теперь пропасть разверзлась перед ним.
– Может, ты продался неверным? Ответь, Фейсал, – цедил тяжелые слова председатель страшного трибунала, заседавшего в горной пещере.
С трудом удерживаясь на сгибавшихся в коленях ногах, Фейсал слабо промычал:
– Зелимхан, дай мне возможность объясниться.
В ответ прозвучал возглас, больше похожий на рычание:
– Молчи, собака! Молчи и внимательно слушай. Милость Аллаха беспредельна. Но наше милосердие имеет границы. Мы дадим тебе возможность искупить вину. Но это будет твой последний шанс. И не считай себя умнее других. Федералы тебя не простят. Если вздумаешь предать, все равно сгниешь в русской тюрьме, как Радуев. Если вздумаешь бежать, мы найдем тебя везде. Найдем и заставим сожрать собственные внутренности.
Фейсал попытался заговорить, но председательствующий сделал предостерегающий жест рукой:
– Я не хочу тебя слушать. Будь моя воля, я бы набил твое брюхо камнями и утопил в реке, – говорил Зелимхан, не скрывая презрения. – Ты не волк. Не настоящий ночхой, а покрытая паршой лисица. И твое счастье, что иногда лисицы тоже нужны.
«…Нужны». – Мозг Фейсала зафиксировал это спасительное слово, означавшее, что он выйдет живым из пещеры.
Расстелив на столе карту, Зелимхан подозвал его:
– Иди сюда. О твоем предательстве знают немногие. Пока все остается между нами. Твои люди должны доверять тебе.
Ступая, словно по раскаленным камням, Фейсал короткими шажками приблизился к столу. Он увидел, как палец Зелимхана, с траурной каемкой грязи под ногтем, ползет по бумажной простыне, разыскивая нужный квадрат.
Найдя искомое, Зелимхан черкнул ногтем по бумаге:
– Здесь, в долине Волчья пасть, русские хотели построить хранилище для газа. Закачать его в подземные пещеры, смонтировать оборудование и беречь в качестве резерва.
Фейсал кивнул головой:
– Понимаю.
На что Зелимхан, криво усмехаясь, подергал себя за кончик густой бороды:
– Я еще ничего толком не сказал… Никакого газа в пещерах нет. Русские не успели ничего сделать. Но они оставили там вещи поинтереснее, чем газ. Тут он оторвался от карты и, зажмурившись от приятных воспоминаний, надолго замолчал.
Фейсал терпеливо ждал, пытаясь унять внутреннюю дрожь. Смерть заглянула ему в глаза. Еще никогда он не испытывал такого ужаса. Он ведь знал, как умеют расправляться с предателями его соплеменники. Он и сам участвовал в казнях, изобретая для умерщвления людей самые разные способы. Оказавшись на волосок от смерти, он сполна испытал тот ужас, который охватывает обреченных на мучительную гибель людей.
Внезапно вышедший из транса Зелимхан продолжил обычным будничным голосом:
– При Дудаеве, пусть Аллах дарует ему блаженство на небесах, русские демонтировали ракетную базу, расположенную на нашей земле. Они торопились вывезти вооружение. Боеголовки ракет погрузили в вагоны и увезли. А вот корпуса ракет вместе с топливными баками спрятали в недостроенном хранилище. Вход залили бетоном. Недостроенные здания разрушили.
Познания Фейсала в химии были ограниченны. Сначала он ничего не понял и лишь удивленно таращился на говорившего. На чеченской земле, сочившейся нефтью, хватало подпольных заводиков, на которых сырая нефть перерабатывалась в низкокачественный, но пригодный для автомобильных двигателей бензин. Да и купить нужное количество топлива у продажных прапорщиков можно было всегда.
Заметив недоумение, Зелимхан усмехнулся:
– Ты, кажется, удивлен.
– Немного.
Председательствующий хохотнул:
– Не бойся, мы не собираемся посылать тебя в космос. Мы просто хотим устроить маленький ад на земле.
Взяв лист чистой бумаги, Зелимхан быстро набросал примитивную схему. Сначала он нарисовал сигарообразное тело ракеты, затем, разделив ее на две части, обозначил их цифрами. Придвинув лист в круг света, отбрасываемый лампой, он пояснил:
– Ракета похожа на состыкованные бочки. Одна бочка заполнена гептилом.
Поняв, что теперь можно задавать вопросы, Фейсал уточнил:
– Это что?
– Очень ядовитое вещество.
– Ясно, – кивнул головой Фейсал.
В глазах Зелимхана вспыхнул огонь фанатика, готового ради своей веры пойти на любые жертвы:
– Вторая часть заполнена концентрированной азотной кислотой. Кислота служит окислителем. При соединении с водой азот разъедает металл, соединяется с гептилом и происходит взрыв. Большой взрыв. При этом остатки не сгоревшего гептила отравляют все вокруг. Не остается ничего живого. Земля, вода остаются отравленными на многие годы.
Он-то химию знал, потому как окончил Институт нефтяной промышленности с красным дипломом. Фейсал внимал ему, затаив дыхание. План, в котором ему было отведено решающее место, наверняка был разработан на самом верху. Зелимхан лишь передавал его детали непосредственному исполнителю:
– Ты поднимешь ракетное топливо на поверхность. Погрузишь на машины и сбросишь в канал. Сначала емкости с гептилом, а потом открытые цистерны с кислотой. Кислота разъест металл и воспламенит гептил. Тогда реки поплывут вспять, а вода начнет гореть.
Говоривший то и дело сбивался на высокий стиль, присущий религиозным фанатикам и психически нездоровым людям. Но Фейсала поэтическо-шизофренические тонкости интересовали мало. Он пытался вникнуть в смысл террористической акции с непонятными последствиями.
От системы каналов, расположенных вблизи границы Чечни со Ставропольским краем, разбегалась синяя сеть речушек. Водой из них пользовались жители чеченских селений, а химическая дрянь, попавшая в водные артерии, могла отравить и подземные источники. Это означало, что человек, решивший набрать воду из колодца или иного источника, подвергался бы смертельному риску.
Фейсал спросил:
– Зелимхан, ведь пострадают и наши люди!
На лице высокопоставленного полевого командира начал подергиваться мускул. Он прикрыл дергающуюся щеку ладонью, отчего его голос зазвучал глухо, словно он говорил из могилы:
– Знаю. Эти ленивые и трусливые твари, живущие на равнине, перестают быть чеченцами. Их надо сдернуть с насиженных мест. Заставить уйти в лагеря беженцев, где им будет не хватать ни еды, ни тепла. Пусть молодежь отправляется в горы и берет в руки оружие. Ночхои не должны жить под властью русских. Они не имеют на это права. А те, кто все-таки решится, будет жить на отравленной земле, пить отравленную воду и молить бога о быстрой смерти.
По телу Фейсала пробежала дрожь. Теперь дьявольский план был ясен. Он был ошеломлен масштабами задуманного. Тактика выжженной земли раскручивала маховик войны с новой силой. В лагерях беженцев боевики вербовали уставшую от нищеты и безработицы молодежь. Там же из людей, лишенных крова, набирались шахиды.
Но услышанное было лишь частью плана. Вторую часть Зелимхан изложил с явным удовлетворением:
– Это мы спишем на русских. Объявим на весь мир, что русские ведут против чеченцев химическую войну. Уничтожают мирное население при помощи запрещенного оружия. Создают на своих границах мертвую зону, где нет ни одного человека. И что при этом они не щадят ни стариков, ни детей. А международных наблюдателей, узнавших об этом преступлении, подло уничтожают.
Зелимхан встал, положил руку на плечо Фейсала, словно пытаясь передать ему свой энтузиазм. Тот тоже поднялся.
– Я все исполню, – тихо произнес Фейсал, приложив руку к груди…
Подготовка к террористическому акту проходила неспешно и обстоятельно. Группа Фейсала перебазировалась в заданный район. Обеспеченные легальными документами боевики работали в долине под видом геологоразведывательной экспедиции. Главе местной администрации отстегнули солидный куш, чтобы он не совал нос не в свои дела. Для пущей убедительности ему сказали, что в долине собираются поставить нелегальный нефтеперерабатывающий заводик, от которого он получит свою долю. Этого оказалось достаточным, чтобы боевиков оставили в покое. Более того, подкупленный глава администрации сам старался, чтобы людей, обосновавшихся в долине Волчья пасть, зря не тревожили ни местные жители, ни федералы.
Рабочую силу, а точнее рабов, Фейсалу поставлял моздокский милиционер, сотрудничавший с бандитами еще со времен первой чеченской войны. Гаглоева он знал давно и вполне тому доверял. Залогом этого доверия была беспримерная жадность мента, готового за деньги продать родную мать. Когда-то через работницу паспортного стола мент выправил Фейсалу подложный паспорт, по которому тот и отправился в Афган. С этим паспортом, оформленным на официальном бланке, Фейсал беспрепятственно пересек все границы. А паспортистку, знавшую слишком много, зарезали в подъезде собственного дома на глазах малолетнего сына.
Возвращению Фейсала мент даже обрадовался. За это время Гаглоев успел отстроить особняк, сколотить банду из коллег, работавших в органах, и еще больше потолстеть. Но масштаб деятельности, а, главное, доходы были не теми. На что при встрече Гаглоев и поспешил пожаловаться.
– Совсем плохо стало. В отделе собственной безопасности много новых людей появилось. Следят за каждым шагом. Вынюхивают. Не дают заработать простому милиционеру. А как жить? – сетовал мент.
Фейсал, наливая изрядную дозу спиртного в стакан мента, тогда спросил:
– Почему не спрашиваешь, дорогой, где я был, где меня черти носили?
Пожав пухлыми плечами, Гаглоев равнодушно ответил:
– Вопросы пусть прокурор задает. Вернулся, и слава Аллаху. Надоело по мелочам шерстить. А с тобой большие деньги заколачивать можно. Ты ведь не с пустыми карманами вернулся.
Поймав глазами хитрый взгляд собеседника, Фейсал рассмеялся:
– Закажу тебе работенку. Об оплате не беспокойся…
Первая партия рабов выработала свой ресурс быстро. Фейсал заказывал молодых и крепких мужиков, способных с утра до вечера долбить бетон, а Гаглоев прислал нескольких немощных бродяжек. Один из бомжей умер, не проработав и недели. Остальные тоже продержались недолго. Их исхудавшие тела с перерезанными горлами забросали камнями в глухом уголке долины.
Идею использовать на работах демобилизовавшихся солдат подсказал Рашид.
Кривоногий субъект, приставленный к Фейсалу в качестве соглядатая, был этническим узбеком. Отмороженный фанатик, засыпавший, прижав к груди Коран и положив у бока «калашников», начал свой персональный джихад давно. Первого неверного он убил в Ферганской долине. Но тогда Рашид был простым погромщиком, желающим поживиться за чужой счет. Постепенно от войны и пролитой крови его мозги окончательно сдвинулись. Он, как и Фейсал, побывал в Афгане, но успел оттуда убраться задолго до американских бомбардировок.
Переболев гепатитом в тяжелой форме, Рашид посчитал, что своим выздоровлением обязан не врачам, а Аллаху. Болезнь не только иссушила его тело, но и существенно повредила мозг. Он с утра до вечера бормотал суры из Корана и упрекал боевиков за то, что они не регулярно совершают намаз. Но при этом, как многие психически больные люди, Рашид был дьявольски хитер и изобретателен. Боевики, служившие некогда в Советской армии, прозвали узбека «замполитом».
Именно он промывал мозги шахидам, участвовавшим в теракте, направленном против миссии иностранных наблюдателей.
Операция входила в завершающую стадию. Звенья преступлений соединялись в одну цепь.
Где-то далеко за пределами Чечни, в уютных кабинетах с видом на Персидский залив, готовился фальшивый доклад миссии, в которой описывались зверства русских, применяющих химическое оружие против непокорного, свободолюбивого народа. Где-то точили свои перья штатные пропагандисты сепаратистов, готовые раздуть в мировой прессе грандиозный скандал.
Под наспех сколоченными навесами уже стояли грузовики с цистернами, предназначенные для перевозки смертоносного груза. Бетон, закрывавший доступ к хранилищу, неумолимо истончался под дробящими ударами стальных жал отбойных молотков. Уже были разработаны планы подъема и перекачки химической дряни, так опрометчиво брошенной на территории неспокойной республики.
Пленники, опускаясь по узкому, прорубленному в бетоне штреку все глубже и глубже, не могли знать о замыслах бандитов. Но они понимали, что каждый новый метр приближает их к смерти. Когда услуги рабов, слишком много видевших, перестают быть нужными, их попросту убивают.
У парней не было иллюзий на этот счет. Даже некоторые перемены к лучшему не могли их обмануть. Так, по приказу Фейсала пленников стали лучше кормить и не так часто награждать пинками и ударами автоматного приклада в спину. От них требовали только одного – быстрее работать.
По ночам, бренча кандалами в осклизлой от сырости яме, ребята старались приободрить друг друга. Но отчаяние предательской змеей заползало в души, заставляло сердца сжиматься от безысходной тоски и безнадеги. Уж слишком долго не приходила помощь.
Казалось, что туман, часто закрывавший котловину Волчьей пасти, слишком надежно скрывает это место от глаз федералов, не подозревающих, что творится у них под носом.

 

Время в ожидании звонка тянулось для Верещагина медленно.
Стараясь скрасить ожидание, он занялся хозяйственными делами. Благо проблем в ветшающем хозяйстве тети Веры хватало. Да и за постой следовало отблагодарить. Понимая, что никаких денег за ночлег и еду сердобольная хозяйка не возьмет, Верещагин с обстоятельностью настоящего мужика осмотрел двор, определил недостатки, требующие незамедлительного ремонта, и принялся за работу.
Инструмент, оставшийся в наследство от старого солдата, хоть и был не новым, но содержался в полном порядке. А для каждого мужчины, у которого руки растут из нужных мест, работа с хорошим инструментом является лучшим лекарством от хандры и прекрасным тонизирующим средством.
Начал Верещагин с покосившейся калитки, на которой перевесил и смазал петли. Следующим этапом он наметил пруд, собираясь укрепить осыпавшиеся бортики. Для этой цели он сколотил и установил опалубку, которую следовало наполнить мелкими камушками и залить раствором. Пруд, в котором отражалось полуденное солнце, иногда оживал. Выпрыгивающие из воды рыбы били хвостами по водной глади, подернутой по углам зеленоватой ряской. Тогда вода покрывалась рябью, а отраженное солнце раскалывалось на сотни янтарных кусочков и разбегалось по краям водоема.
Верещагин ловил себя на мысли, что больше любит смотреть на воду, чем на огонь. Хотя психологи утверждают, что нет ничего более успокаивающего, чем наблюдать за потрескивающими в костре ли, в камине, или в простой русской печи поленьями. Но капитан слишком часто видел другой огонь. Огонь, в котором полыхали подбитые бэтээры и раскуроченные выстрелом из гранатомета наливники. Огонь, накрывающий заблокированные в глухих ущельях колонны. Огонь автоматных очередей и разрывов минометных мин. Нет, определенно, Верещагин больше любил смотреть на воду, отражающую блики солнца.
Звонок, которого он так ждал, застал Верещагина у рукотворного пруда. Выскочившая из дома тетя Вера, заполошно взмахнув руками, пронзительно заголосила:
– Беги быстрее! Из самовой Москвы звонят…
Взяв с места в карьер, Верещагин стрелой понесся к дому. Хозяйка едва успела отступить, пропуская капитана внутрь. Добравшись до телефона, Верещагин прижал эбонитовую трубку к уху.
– Привет, Серафим, – слегка запыхавшись, выдохнул он.
В трубке мерно пророкотал басок владельца охранного агентства «Легион»:
– Здорово, Таможенник.
– Новости есть? – Верещагин от нетерпения переступал с ноги на ногу.
Лесной невыразительным тоном произнес:
– Не гони. Доложу все по порядку. В госпитале я был. Разговаривал с врачами, с сестричками и с самой пациенткой. Девчонку лишними вопросами не напрягал. Так, понес всякую лабуду, в которой и сам потом запутался. Сначала ляпнул, что пришел по просьбе родственников, а каких, объяснить не смог. Девчонка, кажется, подумала, что я из ФСБ. С ними плотно ребята из этой конторы работают. Выуживают всяческие детали о теракте. Лично мне с трудом удалось в палату пробраться. Пришлось напрячь солидных людей.
Чувствовалось, что Лесному хотелось, чтобы друг оценил его старания.
Верещагин засмеялся:
– Ты в любую дырку пролезешь. И наглости тебе не занимать. Настоящий столичный житель. Вы ведь в Москве все такие крученые. Все спешите, дела проворачиваете.
Далекий собеседник коротко хохотнул:
– Это не мы такие. Жизнь такая. – Затем голос Серафима стал серьезным. – Короче. К девчонке никто не приезжал. Не было ее ухажера в госпитале.
– Точно?
– Точнее не бывает. Я всех опросил. Дежурных сестер, врачей. Госпиталь ведь не районная больничка. Режимный объект. Тут народ просто так не шастает.
Верещагин машинально отозвался, переваривая не слишком обнадеживающую новость:
– Разумеется.
Все возвращалось на круги своя. Плескачев в Москве не появлялся. Значит, его следы терялись где-то здесь, в Моздоке. Это не усложняло и не облегчало задачу поиска пропавшего сержанта. Следствие не продвинулось ни на сантиметр. И это более всего угнетало капитана.
Почувствовав перемену в настроении друга, Лесной замолчал. Но через секунду, стараясь хоть как-то приободрить приятеля, он бодро затараторил:
– Слышишь, а девчонка-то молодцом держится. Уже две операции перенесла. Врачи говорят, что поставят на ноги. Только подлечиться надо и нервы держать в порядке. Не раскисать. Я тут кое-какую передачку ей сварганил. Апельсины, соки, йогурты там разные. Моя очередная подруга как узнала, кого навещать еду, вся обрыдалась и мешок всякой ботвы в магазине прикупила. Журналов всяких бабских приволок. Они это дело любят. В следующий раз романов про любовь принесу. В общем, присмотрю за девчонкой. Так что насчет нее не беспокойся. Не оставлю.
Верещагин не был сентиментальным. Не отличался особой чувствительностью и его друг. Но в словах Серафима сквозило не деланое участие, а настоящее сочувствие к незнакомому человеку. Теперь было понятно, что Лесной не оставит девушку наедине с бедой.
Слегка запнувшись, капитан сказал:
– Спасибо тебе, Серафим.
Услышав предательски дрогнувший голос собеседника, Лесной смущенно откликнулся:
– О чем речь.
Вспомнив слова тети Веры о том, что при взрыве пострадала внешность девушки, Верещагин спросил:
– А что у нее с лицом?
Лесной был готов к этому вопросу:
– Посекло малек осколками. Но ты не беспокойся. У меня есть в заначке классный специалист по пластической хирургии. Правда, гребет немерено за операции. Делает новые вывески старым сукам. Подтяжки там всякие. Увеличения бюста и прочее. Одним словом, из замшелой Бабы яги может куколку Барби слепить. Только бабок отмусолить надо как положено.
Капитан вздохнул, окидывая взглядом скромное жилище тети Веры:
– С деньгами как раз могут быть проблемы.
На что Лесной авторитетно пообещал:
– Этим не грузись. Поставим девчонку на ноги и лицом займемся. Если понадобится, я спонсоров найду. Объясню, что надо помогать людям, пострадавшим на войне. И на хирурга насяду. Никуда он не денется. Сделает макияж твоей знакомой по льготному тарифу. Не все же ему наводить лоск на дур, которые с жиру бесятся.
На этой оптимистической ноте разговор подошел к концу. Точнее, Верещагин сам оборвал его, потому что вертевшаяся рядом хозяйка дома уже вся извелась, ожидая новостей о здоровье племянницы и о ее пропавшем ухажере.
Положив трубку на рычажки, Верещагин распутал свившийся змеей шнур, аккуратно разгладил смятую под аппаратом салфетку с ручной вышивкой, после чего сообщил:
– Юля идет на поправку.
Стоявшая рядом женщина повернулась лицом к иконе, висевшей в красном углу комнаты. Глядя на суровый лик Вседержителя, она размашисто перекрестилась:
– Услышал Бог мои молитвы… А о Жорике весточки нет?
Верещагин без слов отошел к окну. Он немного поколебался, прежде чем отрицательно покачать головой.
– Нет, тетя Вера. Георгий в госпиталь не приезжал.
Женщина горестно вздохнула:
– Вот напасть-то какая. Но ничего. Теперь я за Жорика молиться буду. Авось все образуется. – Подумав, она добавила: – Если найдется и Юльку замуж возьмет, я обязательно им хозяйство свое отпишу. Мне это добро ни к чему. А им здесь хорошо будет. Дом ведь справный еще. К нему только руки приложить надо. Еще лет сто простоит. Отец-то мой, царство ему небесное, на совесть строил.
Последние слова она произнесла, стоя у двери. Неугомонная хозяйка торопилась заняться обыденными делами. Верещагин же, напротив, после разговора почувствовал себя опустошенным. Теперь он не знал, что предпринять, в каком направлении вести поиск.
«Может, действительно, в ментуру податься? Пускай они пошерстят в округе. Должен же Плескачев где-то засветиться. Не может человек без следа раствориться», – размышлял капитан, вышагивая по комнате.
Время, отпущенное командиром полка, истекало. Верещагину предстояло вернуться в часть, так ничего и не узнав о пропавшем сержанте. Такой вариант равнялся поражению. Капитан же проигрывать не привык. Незаметно для себя Верещагин опустошил пачку сигарет. Когда его пальцы нырнули в карман, то вместо привычного плотного бумажного цилиндрика он выудил лишь несколько крошек табака, прилипших к стенкам пачки.
Стряхнув табачную пыль, он еще раз измерил комнату шагами. Вспомнив, что неподалеку есть киоск, Верещагин накинул на плечи куртку, прошелся через двор и, предупредив хозяйку о своей отлучке, вышел на улицу.
До киоска он шел не спеша, стараясь дышать полной грудью. Пустынная улица была прекрасным местом для раздумий. Но мысли, теснившиеся в голове капитана, были какими-то скомканными. Он словно пытался разгадать ребус, в котором отсутствовал ключевой элемент.
Остановившись возле киоска, расположенного в конце улицы, Верещагин осмотрел пестрые ряды сигаретных пачек, выставленных, словно гренадеры на плацу перед парадом. Он пестроты рябило в глазах. В амбразуру окошка за капитаном внимательно наблюдали синие глаза продавщицы.
Нагнувшись, Верещагин попросил:
– Мне, пожалуйста, пачку «ЛД».
Киоскерша томным голосом примадонны уточнила:
– Вам какого? Легкого или обычного?
Было заметно, что девушка отчаянно скучает в своем жестяном скворечнике. Покупатели вниманием ее не баловали, и появление бравого офицера хоть как-то скрашивало томительное одиночество конопатой торговки.
Выкладывая деньги, Верещагин усмехнулся:
– Обычного.
Положив пачку и прикрыв ее сверху мелочью сдачи, киоскерша придвинулась к проему. Теперь можно было отчетливо видеть ее расцвеченное веснушками личико, на котором сияли васильковые глаза.
Кокетливо стрельнув этими васильковыми глазками, девушка презрительно фыркнула:
– Ничего не понимаю. Офицеры курят всякую фигню, а солдатики смолят «Парламент». Неужели в нашей армии сержанты получают больше, чем офицеры? Я читала, что так бывает у американцев. Там сержантам платят больше, чем некоторым офицерам.
Пряча сигареты в карман, Верещагин одарил болтушку широкой улыбкой:
– Так то же у американцев. Они, милая, с другой стороны земного шарика живут. Вот поэтому у них все по-другому.
Капитан повернулся, сделал шаг вперед, намереваясь так же неспешно, но уже с сигаретой в зубах, проделать обратный путь. Но неожиданно слова киоскерши взорвались в мозгу Верещагина точно порох. Он резко развернулся. Стараясь не испугать девушку и проверить догадку, капитан заглянул в проем.
– Что-то еще хотите купить? – обрадовавшись возвращению симпатичного клиента, расцвела конопатая продавщица.
Стараясь скрыть волнение, капитан предложил:
– А давай, синеглазка, за мой счет по баночке пепси выпьем. Жарко сегодня.
Польщенная оказанным вниманием, хозяйка «комка» решила немного покапризничать. Женская интуиция подсказывала девушке, что статный офицер не просто так изменил свое решение. Что в его голове зародились какие-то планы относительно ее персоны.
Томно закатив глаза, она проворковала:
– Я больше спрайт люблю.
Щедрый покупатель артачиться не стал:
– Хорошее топливо. Можно и по спрайту.
Девушка, излучая чувственность и желание продолжить знакомство, достала и сама открыла две зеленые банки с бесцветной, насыщенной газом жидкостью. Приняв напиток, Верещагин сделал глоток. Поморщившись, он поставил жестяную банку на деревянный выступ перед окошком.
– Тебя как звать, синеглазка?
Тихо икнув, продавщица прикрыла курносый нос ладошкой:
– Анжела… – Сочтя, что в сокращенном варианте ее имя звучит не так аристократично и изысканно, она быстро поправилась: – Анжелика.
Верещагин адресовал барышне с таким вычурным именем самую любезную улыбку, какую только мог изобразить.
– Красивое имя. Как у французской маркизы.
Комплимент вызвал совершенно обратную реакцию. Конопатое личико продавщицы сморщилось, словно печеное яблоко, а в голосе прорезались горькие нотки:
– Ага… маркиза. Сижу в этом гребаном «комке», словно сова в дупле. От булдосни отбиваюсь. Тут ведь только одни пьянтосы обитают. Ползают за бухлом и чипсами под закусь. А так, нормальных людей днем с огнем не видать. Вот заглянул солдатик. «Парламент» купил. Симпатичный такой парнишка. Волосы русые. В чистенькой форме, побритый. И пахло от него, между прочим, приятно, – как весьма важный факт, свидетельствующий в пользу мужчины, добавила киоскерша. – Так что вы думаете? Пошел к остановке, а там его менты и повязали…
На мгновение Верещагин опешил. Он никогда не верил, что миром правит случай. Но жизнь, а особенно жизнь боевого офицера, часто убеждала его в истинности этой догмы. Может быть, в этом заключалась какая-то высшая закономерность, не подвластная пониманию человеческого разума. Но случай слишком часто объединял разрозненные события в единый поток, который подхватывает человека и несет в неизвестном направлении навстречу судьбе. Древние называли это роком.
Быстро придя в себя, Верещагин деликатно поинтересовался:
– Он что, буянил или пьяным был?
Заученным движением, приподняв тонкую выщипанную бровь, конопатая девица отрицательно промурлыкала:
– Трезвый как стеклышко. И не хамил никому. Я же говорю, такой спокойный, вежливый парень. Немного грустный. И чем-то очень сильно озабоченный. Я подумала, что его девушка бросила. Знаете, бывают такие сучки: парень пойдет в армию служить, а она с его дружками трахается.
Капитан понятливо хмыкнул:
– Бывает.
Больше всего он боялся, что тонкая нить, оказавшаяся в его руках, окажется ложной. Что девушка говорит не о Плескачеве, заглянувшем в ее киоск за покупкой, а о ком-то другом. Он слушал не перебивая, ожидая, пока иссякнет словесный фонтан, бивший из накрашенного рта словоохотливой продавщицы. Когда это произошло, Верещагин быстро нарисовал словесный портрет сержанта. Верещагин и не подозревал, что может быть таким красноречивым. Девица слушала капитана, кивая головой, словно фарфоровый китайский болванчик.
– Да, да, это он покупал сигареты. Так вы знаете этого парня? – Ее синие глаза казались бездонными от удивления.
Девушка была настолько поражена, что поспешила сказать то, о чем через секунду пожалела:
– А я знаю, кто вашего сержанта повязал. Есть у нас один хряк. Живет недалеко и ко мне за мздой в «комок» наведывается. Его фамилия Гаглоев… Ибрагим Гаглоев. Этого ментяру все в округе боятся. И мой хозяин ему регулярно отстегивает. Приказывает, чтобы я давала ему сигареты, пиво. Не хочет связываться… – Спохватившись, она прикрыла ладошкой рот. – Только я вам этого не говорила. Ибрагишка мне голову отвернет.
Получивший сверхценную информацию, Верещагин был готов расцеловать конопатую физиономию синеглазой девицы, указавшей ему путь:
– Могила. Можешь не беспокоиться. Я ничего не слышал. – Стараясь прояснить все до конца, капитан спросил: – И давно это произошло?
Узкий лобик девушки сморщился, словно мехи тульской гармошки.
– Уже порядком времени прошло. Давно… – Вспомнив важную деталь, она добавила: – Я вот еще на что обратила внимание. Когда солдатик расплачивался, я часы его увидела. Чудные такие часы. С большим циферблатом. Наверное, дорогущие. А потом те же самые часы я у Ибрагишки заприметила. Спрашивать откуда, не стала. Я ведь не дура какая-нибудь.
Резкий хруст заставил продавщицу вздрогнуть. Вытянувшись все туловищем, она высунулась в окошко. Девушка увидела, что покупатель голыми руками смял жестяную банку, превратив ее чуть ли не в мячик для тенниса. Остатки напитка с шипением вырвались из образовавшихся в жести разломов.
Верещагин стряхнул влагу с ладони. Его темные глаза были задумчивы, губы плотно сжаты.
Назад: Глава 7
Дальше: Глава 9