Глава 8

– Значит, на данный момент никаких проблем с законом у нас нет? – уточнил Мангуст, наливая себе еще кофе.

– Никаких, – кивнул Степан.

Они сидели за столом в небольшом помещении при кухне. Здесь обычно ели слуги и охранники, полноправные жители особняка ели или у себя в комнатах, или, в случае официального обеда или ужина, – в большой столовой. Но сейчас никакого официального мероприятия не было, а завтракать в постели ни Мангусту, ни Степану не позволяла советская закваска. К тому же времени было слишком мало, чтобы тратить его попусту. Во время завтрака Степан успел ввести Мангуста в курс тех событий, которые происходили ночью, когда он спал. Выяснилось, что вызванные Энрике полицейские сначала вообще никому не верили и пытались чуть ли не всех арестовать. Но потом охолонули – когда до них дошло, что перед ними иностранные подданные. И не самые бедные.

– Меня хотели забрать в любом случае, – с усмешкой рассказывал Степан. – Несмотря на российское гражданство. Энрике говорил, что ничего тут не поделаешь. Но Игорь Михайлович пообщался наедине с начальником этих ментов местных, и тот сразу согласился, что если охраннику пришлось убить двух человек, покушавшихся на жизнь его клиента, то никаких особых вопросов у властей к нему быть не должно. И во всем, разумеется, виноваты нападавшие, чьи личности они теперь будут устанавливать.

– И как, дорого обошлось? – понимающе спросил Мангуст.

– Точно не знаю, но уверен, что не дороже, чем в Москве. Перед нашими ментами здешние просто дети – этот их начальник даже не сразу понял, что имеется в виду, когда шеф ему предложил наедине поговорить. Даже отказаться пытался, дурень.

– Просто Тимохин местных обычаев не знает, – отозвался Мангуст. – Здесь, когда собираешься дать взятку чиновнику, непременно нужно пальцы на левой руке щепотью сложить.

– Откуда знаешь?

– Так я уже бывал здесь. И объясняли мне про здешние обычаи не самые глупые люди. Здесь столько всяких примочек нужно знать, чтобы суметь местным прикинуться...

– Ясно. Слушай, Андрей... – Степан замялся.

– Что такое?

– Извини, что я на тебя сначала волком смотрел. Я думал, что мои ребята с чем угодно сами справятся. А оказалось – нет. А ты – действительно профессионал. Аж завидно.

Мангуст даже слегка растерялся – ну что тут ответишь? Хотя, конечно, было приятно. И даже не столько по личным причинам, сколько потому, что теперь работать будет легче.

– Спасибо, – сказал он вслух.

– Кстати, можно один личный вопрос?

– Ну спрашивай, – разрешил Мангуст. Интересно, что это у Степана к нему может быть за личный вопрос?!

– Скажи, ты ведь в спецназе ГРУ служил?

– Там, – кивнул Мангуст.

– А почему ушел, если не секрет?

– Не секрет, – усмехнулся Мангуст. – Только я боюсь тебя разочаровать. Из-за денег я ушел. Платили мне очень мало, Степа. А сейчас уже не советские времена. В конце концов, я столько лет рвал чужие глотки и подставлял свою, что заслужил малость побольше, чем получает какой-нибудь поганый менеджер! А примерно столько я и получал от государства.

Мангуст говорил громко, словно не столько Степана убеждая, сколько себя. Откровенно говоря, за уход из армии ему до сих пор было стыдно. Не то чтобы очень, но все-таки. Но, с другой стороны, ведь он правду говорил! Деньги, которые платят работнику, – это показатель его ценности, показатель того, насколько он нужен. И неважно, что этот работник делает – стреляет и взрывает или, скажем, стены штукатурит. Сколько платят – настолько и нужен. Так вот, по этой логике, Мангуст стране был нужен не особенно. И это было просто обидно, в конце концов!

Последние годы работы в ГРУ занимался «руководством на месте». То бишь был командиром группы, не планирующим операцию в кабинете, а наряду с рядовыми бойцами прущим через джунгли и отстреливающимся от противника. Это дало специфический опыт. Он умел не только пробить ногой кирпичную кладку и пристрелить сидящую на стене муху с расстояния метров двадцать, но и думать, оценивать ситуацию, находить выход из совершенно проигрышных положений. Свободно владел английским и испанским языками. Все это – чисто рабочие качества, не упоминая о том, что он постоянно жизнью рисковал. И при всем этом получал столько, что и сказать вслух стыдно было.

Зато теперь было немного стыдно вспоминать о причинах ухода. Он даже врал иногда, что подал в отставку из-за конфликта с начальством, – так оно как-то благороднее получалось. Но Степану врать почему-то не хотелось.

– Ясно, – кивнул Степан. – А насчет того, что твой ответ меня разочарует... Нет. Однозначно нет. Даже наоборот. Я сам потому же уволился. И считаю, что правильно сделал. Какого, собственно, хрена государство своим боевым псам платить больше будет, если они согласны работать за одну похлебку? И не будет, не дождемся. Найдутся цели поважнее. А вот если эти самые псы, которые, кстати сказать, не просто брешут, а честно добро хозяйское охраняют, вдруг все дружно в лес намылятся сбежать, тогда на них деньги сразу найдутся. Так что это не мы неправильно сделали, что ушли, а другие, что остались.

– Если бы все ушли, кто бы Родину защищать остался? – тихо сказал Мангуст. Прорвалось-таки наболевшее, не сдержался.

– Если бы все ушли, то Родина бы немного мозгами пошевелила наконец-то. И сообразила, что нужно как-то иначе относиться к тем, кто за нее жизни не жалеет. Не в одних ведь деньгах дело – ты правильно сказал, деньги – это мера полезности. Так вот, если моя полезность, по мнению государства, соответствовала тому, сколько я в конце своей карьеры получал, то это просто оскорбительно, я и слова другого не подберу.

– Согласен, – кивнул Мангуст. Ему неожиданно стало легче, хотя обычно после разговоров на эту тему настроение портилось.

– А тебе вообще цены нет, это я как профессионал говорю, – сказал Степан. – Как ты ночью этих гадов уделал! Слов нет!

– Твои ребята тоже молодцы.

– Серегу жалко... – сказал Степан. – Эх, узнать бы, от кого эти два урода приходили, уж я бы постарался, чтобы он нас запомнил!

– Узнаем еще, – отозвался Мангуст. – Боюсь, что мы с его людьми не в последний раз столкнулись. Кстати! Кто по официальной версии эту парочку замочил?

– Я, – чуть смущенно ответил Степан. – Шеф так приказал. У меня уж какие-то местные телевизионщики даже интервью взять пытались.

Мангуст улыбнулся. Да, Степа, лицо которого больше всего напоминает сладко задумавшуюся гирю, в роли телезвезды – это что-то.

– Скажи лучше, что у нас с сегодняшним выездом? – сказал он вслух.

Степан сразу посерьезнел.

– Я всех своих приготовил. У меня четверо осталось после Серегиной гибели. И Энрике восемь человек готовит. В общем, народу-то много, но толку от всех нас будет мало, если толпа навалится.

– А что, насчет этого есть какая-нибудь новая информация? Готовится на нас масштабный наезд с использованием местного буйного народа или нет?

– Откуда же точно знать? – Степан пожал плечами. – Шеф вчера просил полицейских поразузнать, но, кажется, пока от них ничего не поступало.

– Ясно. Значит, готовимся к худшему. А как твои люди вооружены?

– Пистолеты. Я приказал им сегодня их резинками зарядить. Против толпы – в самый раз. Хотел резиновые дубинки им дать, но, оказывается, здесь они запрещены к ношению теми, кто на государственной службе не состоит. Смешно! Мачете им тут носить можно, а резиновую палку нет.

– Ну, в каждом монастыре свой устав, – пожал плечами Мангуст. – А больше вы ничего не прихватили?

– Нет. Да ладно, хватит нам уж как-нибудь! Против безоружных-то! Пальнем пару раз резиновыми пулями, все и разбегутся – резинка метров с пяти знаешь как бьет!

Мангуст кивнул. Как бьет с пяти шагов резинка, он действительно знал. Но знал он и еще кое-что. Например, взрывной темперамент местных жителей. Конечно, те, кто резиновой пулей получит, немедленно потеряют интерес к происходящему. Но вот остальных это скорее только раззадорит. Так что Степан не совсем прав. Собственно говоря, ничего иного он и не ожидал – Степан явно не сталкивался с необходимостью противостоять толпе, тем более такой, какой она бывает на этом континенте.

«Нужно что-то понадежнее, – подумал Мангуст. – Но что?» Конечно, у него была с собой парочка небесполезных игрушек. Но будет ли этого достаточно? Что же еще придумать попроще и понадежнее?

«А ведь если кто-то будет организовывать толпу, то большую часть будут составлять индейцы, – подумал Андрей. – Они тут самые бедные, на такие дела идут легко. Значит... Ага!»

– Сколько у нас еще времени до выезда отсюда? – спросил он Степана.

– Часа два еще.

– А где Тимохин?

– В гостиной. С нотариусом разговаривает. А что?

– Он мне нужен. Есть одна идея.

Тимохин в самом деле оказался в гостиной, за большим столом, заваленным бумагами. Рядом с ним сидел дон Агиларре, они тщательно изучали какой-то документ.

– О, сеньор Турыгин, – Агиларре произнес фамилию Мангуста почти без акцента. – Присоединяйтесь к нам. Это как раз по вашей части.

– Простите, не сейчас, – ответил Мангуст. – Мне сейчас необходимо сделать одно важное дело.

– Что за дело? Это важно? Срочно? – Тимохин чуть приподнялся.

– Нет-нет, никаких секретов, – замахал руками Мангуст. – Просто мне нужно отлучиться на часок.

– Куда, если не секрет?

– На рынок.

– Куда?!

– На рынок.

– И что тебе там понадобилось?! Ты, кстати, со Степаном уже говорил, он тебе все рассказал?

– Да, – кивнул Мангуст. – А на рынке понадобилось не мне, а, скорее, вам. И не что, а кто. Но об этом я лучше расскажу, когда вернусь, сейчас время дорого. Нам ведь часа через два ехать на оглашение завещания?

– Да, – кивнул Тимохин. – Ладно, если все так срочно и важно – иди.

– Один момент – мне понадобятся деньги. Тысяча баксов наличными. А у меня только рубли и чеки.

На самом деле, разумеется, у Мангуста были баксы – и тысяча, и две, и гораздо больше. Но он не собирался оплачивать из личных средств меры, предпринимаемые ради безопасности клиента. Штука зеленых – не такая уж мелочь, даже по его меркам.

– Ого, ты, похоже, собрался полрынка скупить, – улыбнулся Тимохин. – Ну да ладно, думаю, что ничего совсем бесполезного ты не приобретешь. Вот держи. – Он вытащил из бумажника десять стодолларовых бумажек и протянул Мангусту. – Вернешься – не забудь похвастаться приобретением.

С рынка Мангуст вернулся даже меньше чем через час. С пустыми руками, но зато не один. За ним, с неимоверно важным видом, шествовал колоритнейший персонаж, словно только что сошедший со страниц Фенимора Купера. Высокий и прямой, как палка, сморщенный старик – судя по скулам, цвету кожи и глазам – чистокровный индеец. Одет он был специфически – ни одной фабричной, магазинной вещи. Шерстяные штаны до колен из ворсистой домотканой шерсти, домотканая же куртка с бахромой, круглая войлочная шапочка-монтерерос, из-под которой торчат спутанные седые космы, украшенные разноцветными перьями и бусами. На плечи старика был накинут плащ-пончо, а обут он был в украшенные вышивкой мокасины. Вся одежда была увешана странными предметами – мешочками, цепочками, щепочками, ржавыми железками и еще какими-то штуками, определить происхождение которых на первый взгляд было решительно невозможно.

– Это еще что за чучело? – оторопело спросил Степан, когда Мангуст в сопровождении странного старца вошел в гостиную.

– Какое? – спросил Тимохин, поднимая голову от документов, – ни он, ни Агиларре, похоже, так и не встали с места с момента прошлого визита Мангуста. – Ни хрена себе! – это он сказал, уже увидев индейца.

– Это брухо. Самый настоящий притом, – гордо заявил Мангуст. – Весь рынок обошел, пока отыскал.

– Какой еще брухо? Что это такое?

– Колдун, – кратко, но емко объяснил Мангуст. – И не смейтесь, – он заметил, что губы Степана уже начинают расползаться в улыбке. – Вот увидите, если на нас толпа полезет, это будет наш последний козырь. Да не какой-нибудь, а туз.

– Умно. Очень умно, – неожиданно подал голос Агиларре. – Сеньор Турыгин, вы очень умны. Даже обидно, я здешний, мне это должно было прийти в голову!

– Ничего не понимаю, – Степан помотал головой. – Я, конечно, не могу сказать, что я совсем уж не верю во всякую магию, и так далее. Но какую пользу он нам может принести в данном случае – не понимаю. Удачи наколдует? Что-то сомнительно. Да к тому же вы, Игорь Михайлович, кажется, крестились недавно, не согласитесь ведь, наверное?

– Удача тут ни при чем, – ответил Мангуст. – Просто вы не представляете, как индейцы к таким типам относятся. Боятся до оторопи. До судорог. Был случай, когда такой вот дедушка чего-то не поделил с властями, его в тюрягу и посадили. Так после этого чуть новая индейская война в том департаменте не началась. И трех дней брухо за решеткой не просидел. Выпустили и извинились, а начальник полиции после этого места своего лишился. Правда, это было лет пятнадцать назад...

– За это время не многое изменилось, – серьезно сказал дон Агиларре.

– В общем, если в решительный момент этот дедушка у нас из-за спины вылезет и на народ рявкнет, то поверьте, эффект будет лучше, чем от боевой гранаты, – подвел итог Мангуст.

– По-моему, он обычный шарлатан, – покачав головой, сказал Степан.

– По-моему, тоже, – отозвался Мангуст. – Но если люди таких, как он, опасаются, почему не воспользоваться?

Брухо все это время стоял совершенно неподвижно, с непроницаемым лицом. И вдруг заговорил. Понять странную смесь индейского и испанского, со вкраплениями искаженных почти до неузнаваемости английских слов было сложно – Мангусту это удавалось с трудом.

– Что он говорит? – с интересом спросил Тимохин.

– Говорит, что сумеет одолеть твоих врагов. И снять тяготеющее над твоим родом проклятие, – перевел Мангуст.

– Ну вот, проклятие еще какое-то появилось! Арсенал цыганок в ход пошел, – усмехнулся Тимохин. – А с виду такой приличный дедушка.

– Зря вы так, – покачал головой Агиларре, – к брухо стоит прислушаться.

– К цыганкам тоже, – проворчал Мангуст. – Они, как правило, очень даже неглупые женщины. Дон Агиларре, я привел этого деда не для того, чтобы он проклятия снимал, которые сам же и придумал, а для психологического воздействия на темных индейцев.

– Я видел, на что способны брухо, – покачал головой Агиларре.

– Я тоже, – усмехнулся Мангуст. – Один такой тип как-то при мне у американской туристки три с половиной тысячи выманил. За полчаса.

– Я не об этом.

– А я об этом. Кстати, знаете, как я уговорил этого старикана пойти со мной?

– Разумеется, знаю, – отозвался Агиларре. – Тысяча долларов – немалые деньги. А вы получили их от сеньора Тимохина при мне. Всего час назад.

– Тысяча долларов – это было только полдела, – усмехнулся Мангуст. – Он хотел две, старик знает себе цену.

– И как же ты его убедил? – с интересом спросил Степан.

– А я ему сказал, что если он откажется, то до начала следующего дня не доживет. Такой уж у меня талант предсказателя прорезался. Не хуже, чем у цыганок.

– А он? – спросил нотариус.

Тимохин заметил, что на лице дона Агиларре отразился легкий испуг. Легкий, но заметный. А ведь нотариус был далеко не последним человеком в городе!

– Он достал какую-то птичью косточку и заявил, что если сломает ее, то я буду проклят, не будет мне удачи и еще кучу всяких ужасов наобещал, – ответил Мангуст. – Тогда я сказал, что если он эту гадость не спрячет обратно, то не доживет и до начала следующего часа. Он подумал и спрятал.

– Вы сильно рисковали, – сказал нотариус.

– Нисколько, – отозвался Мангуст. – Старик не дурак. Он прекрасно понимал, что я его правда убить могу и до появления полиции десять раз успею скрыться. К тому же не верю я в то, что он мне мог какой-нибудь вред причинить. Белые люди сильнее индейцев вместе со всей их магией.

– Откуда у вас такая уверенность? – спросил Агиларре.

– Если было бы не так, это не мы сейчас были бы здесь, а он и его соплеменники в Европе и России.

Что ответить на это, Агиларре не нашел.

– Только его нужно использовать не сразу, а в самый критический момент, – сказал Мангуст, видя, что возражать ему больше не собираются. – А то впечатление будет не то.

– Ладно, согласен, – кивнул Тимохин. – Повезем этого Соколиного Глаза с собой. Так, Андрей, Степан, идите инструктируйте людей, готовьте машины – в общем, займитесь своим делом. А мы пока закончим со своим.

Мангуст и Степан удалились. Им, в самом деле, еще было что обсудить. Нужно было хотя бы в самых общих чертах прикинуть план действий на случай, если все-таки придется драться с толпой. Этим они все время до выезда и занимались. И кое-что придумали.

Из дома выехали через час на четырех машинах. В первой – Тимохин, Степан, Мангуст, Агиларре и один охранник. В остальных – прочие охранники, индеец, переводчик Влад, Света, оставлять которую в особняке практически одну Тимохин боялся. Еще пара помощников нотариуса – они ехали в последней машине.

У здания суда, в котором должна была состояться процедура, в самом деле собралась толпа. Небольшая, человек на сто – сто пятьдесят, но зато состоящая практически только из молодых парней-индейцев. У нескольких были с собой какие-то длинные белые трубки, больше всего похожие на свернутые плакаты. Поблизости стояла полицейская машина, из всех окон которой шел сизый дым, – стражи порядка мирно курили. Впрочем, больше им пока делать было и нечего – когда Тимохин, прикрытый своей свитой и телохранителями, прошел мимо толпы, никаких агрессивных выпадов против него не последовало. То ли они еще не знали, кто он такой, то ли, что вероятнее, команды пока не поступило. Ведь не сами же они здесь собрались, кто-то об этом позаботился. Вот этот кто-то, видимо, и решает, когда народ на русских натравить.

Вполне мирно прошло и само оглашение завещания. Народу присутствовало, правда, довольно много, но все вели себя прилично, даже те, для кого последняя воля Пабло Тимольярреса оказалась неприятным сюрпризом. Впрочем, таким ли уж сюрпризом? Наверняка все те, кого это интересовало, знают кому имущество завещано уже давно. Наверняка знала это и Анхелита, сестра покойного. Мангуст увидел ее первый раз и был удивлен – он-то уже мысленно нарисовал себе образ зловещей старухи, этакой Екатерины Медичи, высокой, худой, чопорной и опасной, как ядовитая змея. А на самом деле Анхелита оказалась весьма симпатичной пухленькой старушкой, такие обычно в «Ералаше» роль бабушек играют. Впрочем, внешность бывает обманчива. Глаза у доброй бабули были холодными, опасными. Во время чтения завещания она сохраняла полное спокойствие. И только когда нотариус задал полагающийся по протоколу вопрос – нет ли у кого-то из присутствующих вопросов или возражений, она поднялась и спокойным голосом заявила, что имущество покойного должно достаться ей и ее детям, а русские на него не имеют никакого права. Разумеется, нотариус ей возразил – каждый человек волен завещать свою собственность кому пожелает, не только ближайшим родственникам. Спорить Анхелита не стала – только напомнила о том, что особое условие, поставленное покойным доном Пабло, пока не выполнено. Поэтому пока признать право собственника за сеньором Тимохиным невозможно.

На это возразить было нечего. Нотариус задал Тимохину формальный вопрос – намерен ли он выполнить волю покойного. Тимохин, разумеется, во всеуслышание ответил, что да, намерен. Нотариус назначил срок – месяц. За это время Тимохину и предлагалось найти и перевезти в Россию прах покойных Мигеля и Пабло Тимольярресов. Фактически на этом официальная часть и была закончена.

– Ну, держитесь. Сейчас, я думаю, все и начнется, – шепнул Мангуст Тимохину по дороге к выходу из зала.

И оказался совершенно прав.

Как только русские появились из дверей здания, толпа колыхнулась вперед. Раздались крики, над головами замелькали воздетые кулаки. Народ был настроен весьма решительно, а полицейские, притулившиеся в своей машине к тротуару метрах в тридцати от центра событий, особого желания вмешаться не проявляли. Правда, их старший все-таки вылез из машины и что-то орал, но, разумеется, слышно его не было, а переходить к более решительным мерам он и не думал. Кстати, народу стало заметно больше – уже не сотня-полторы, а явно больше двух.

– Стоп! Не спускаемся! – рявкнул Мангуст.

Высокое крыльцо, на котором они оказались, могло послужить своего рода естественным бастионом – удерживать толпу у его подножия было вполне реально. А вот если спуститься и оказаться на открытом пространстве, навалятся со всех сторон, и шансов почти не останется.

– Нужно уходить через другой выход! – крикнул Энрике.

– Там нас тоже ждут! – отозвался Мангуст. Он знал, что говорил: пока шло оглашение завещания, он послал одного из подчиненных Энрике проверить все выходы из здания. Их было всего два, и оба перекрыты. Тот, кто подготовил эту подлянку, неплохо все продумал.

А народ уже пер вперед, на штурм крыльца. На пути у нападающих встали люди Энрике.

– Предатели! Русских защищаете!

– Русские, убирайтесь домой!

– Вперед! Бей их!

– Гады! Негодяи!

Были и другие вопли, уже совершенно непереводимые на русский без использования мата. Нецензурная лексика в испанском тоже весьма богата – а в Латинской Америке она еще и кое-какими индейскими словечками обогащена. Впрочем, хорошо бы, если б только руганью все и ограничилось. Но народ был настроен решительно. Первые ряды навалились на людей Энрике.

Началась свалка. Охранники были лучше подготовлены, сильнее и организованнее, к тому же стояли на возвышении. Но зато нападающих было больше. Вот кто-то из них пошатнулся, зажимая разбитый нос, кто-то другой согнулся, держась за бок, еще один рухнул под ноги своим, обливаясь кровью из рассеченной головы, но остальные перли вперед. Из людей Энрике кто-то уже тоже получил, его оттаскивали назад, а на его место шагнул другой.

– Держаться! – заорал Мангуст, прекрасно понимая, что без дополнительных мер люди Энрике не удержатся – не омоновцы, как-никак. К счастью, дополнительные меры были предусмотрены.

– Респираторы! – крикнул Мангуст.

Все сгрудившиеся на крыльце, и русские, и испанцы, были предупреждены и готовы к этой команде. Они вытащили из карманов респираторы и приложили к лицам. А Мангуст швырнул вперед черный цилиндрик, за ним второй, третий. Из них тут же повалил густой желтый дым. Именно дым, ничего более опасного. Но и этого было достаточно. Передние ряды нападавших в несколько секунд наглотались дыма, стали кашлять, задыхаться. А задние струсили – ведь никто не знал, что это всего лишь дым, а не слезоточивый газ, например, или еще что посерьезнее.

– Вперед! – крикнул Мангуст. – К машинам!

Люди Энрике расступились, и вперед вышли Мангуст и русские секьюрити. Они встали клином, на острие которого находились Степан и Мангуст. Внутри оказались Тимохин, Света, Энрике и еще несколько человек.

На ступеньках крыльца Мангуст и Степан набрали разгон и врезались в толпу на скорости. Деморализованные, кашляющие индейцы бросились в стороны, а кто не успел, того отбрасывали. Вдруг какой-то тип в цветастой рубашке и джинсовых шортах завопил по-индейски, размахивая руками и указывая на них. Толпа качнулась, навалилась на русских.

«Ну, сволочь, зря ты высунулся, – подумал Мангуст, окинув крикуна быстрым, но внимательным взглядом. – Мы с тобой еще поговорим». В любой толпе всегда очень важно найти и нейтрализовать лидера; если это удается, то опасность резко снижается.

А пока приходилось плохо. Мангуст и Степан все еще двигались вперед, но уже медленно, как ледокол, продирающийся через торосы. Мангуст действовал технично и ловко – вот какой-то оскалившийся придурок пытается ударить его по голове доской. Легкое движение в сторону, доска летит мимо, резкий рубящий удар ребром ладони по запястью, кость трещит, придурок отшатывается с громким криком. Все, больше не опасен. Еще шаг вперед, с двух сторон одновременно лезут индеец и пожилой уже тип вполне европейской наружности. Дядя, ну тебя-то куда понесло? Мангуст чуть присел, влепил индейцу прямой под дых, а белого пнул по коленной чашечке. Потом успел вмазать в ухо вертлявому типчику, который пытался дотянуться до Степана ножом. Впрочем, Степан и сам неплохо справлялся. От могучих взмахов его кулаков народ так и разлетался. Ему, правда, и самому уже досталось, и не один раз, но пока не слишком опасно.

К машинам пробиться все-таки удалось. Но вот о том, чтобы в них сесть, и речи быть не могло – толпа опомнилась, навалилась по-настоящему, прижала горстку сопротивляющихся к автомобилям. Даже Мангусту приходилось трудно – каким бы крутым ты ни был, а против большой толпы драться трудно, простору мало, от ударов со всех сторон уворачиваться трудно. Хорошо хоть, что спина и бока были прикрыты товарищами. Но, в любом случае, продолжаться так долго не могло – еще минута-другая, и их сомнут. Значит, пришла пора доставать из рукава второй приготовленный козырь.

– Свет! – крикнул Мангуст. И сунул руку в карман. Через секунду в воздух полетела небольшая коробочка, мигавшая яркими радужными цветами. Красный... Желтый... Зеленый...

Мангуст зажмурился. Синий!

Вспышка была такая, что даже через сомкнутые веки довольно больно ударила по глазам. Каково пришлось бедным индейцам, смотревшим прямо на красивую, мигающую штучку, оставалось только догадываться. Мангуст знал одно – все они ослепли минимум минут на двадцать. Потом зрение вернется – эта коробочка была из «мягкого» списка, то есть из числа той спецтехники, которая не убивала и не калечила, а только временно выводила из строя. Такие примочки часто применяют, когда нужно часовых снять без крови.

Мангуст открыл глаза. Эффект получился даже лучше, чем он ожидал. Процентов восемьдесят нападавших с очумелым видом слонялись по улице, терли глаза, оглашали окрестности испуганными воплями. Ну да, они же не знали, что слепота скоро пройдет. Ничего, пусть немного побоятся, в следующий раз подумают, прежде чем кидаться на посторонних людей, не сделавших им ровным счетом ничего плохого.

Те, кто на свое счастье на вспышку не смотрел, тоже оказались деморализованными, вся агрессивность мгновенно испарилась.

– В машины! – крикнул Мангуст.

Захлопали дверцы, через несколько секунд все уже сидели на своих местах. Машины тронулись вперед – медленно, нужно было внимательно следить за тем, чтобы под колеса не угодил ни один из ослепших.

– Прорвались! – тихо сказал Тимохин, когда они подъехали к краю небольшой площади, на которой стояло здание суда.

– Не говори гоп... Эх, ну ядрена ж мать!

Из-за угла выворачивали еще несколько десятков человек – наверное, те, кто караулил у второго выхода из суда. Сейчас они перегородили дорогу. Машины встали – а что было делать, не давить же их?

Народ немедленно окружил машины. К счастью, ничего тяжелее пустых бутылок ни у кого не было, поэтому ничего особенно страшного сначала не произошло – машины пинали, в стекла колотили кулаками, но особого ущерба причинить не могли. Впрочем, было совершенно ясно, что это вопрос времени. А власти вмешиваться не торопились.

«Пора!» – подумал Мангуст.

Он вытащил из кармана телефон, в одно касание набрал номер из памяти и скомандовал:

– Пускай!

Дверь последней из машин кортежа распахнулась, и оттуда появился брухо. Он двинулся на толпу медленным, размеренным шагом с совершенно спокойным лицом. Заметили его не сразу – слишком уж был народ увлечен. Но зато, когда заметили, эффект был даже лучше, чем ожидал Мангуст.

Сначала закричал кто-то один, тыча рукой в приближающуюся фигуру. Крик тут же подхватили, вот уже общее внимание было приковано к колдуну. А он стал медленно поднимать руки – не убыстряя, но и не замедляя шага. И то ли заговорил, то ли запел – сначала довольно тихо, потом все громче и громче.

Народ шарахнулся в сторону, словно на него танк попер.

«Знает свое дело, стервец!» – подумал Мангуст.

Через несколько секунд дорога перед машинами была свободна. Андрей хлопнул шофера по плечу.

– Вперед!

Машина тронулась с места, за ней последовали и остальные. Но едва только они свернули за угол, дверца передней открылась, и Мангуст выпрыгнул наружу – прямо на ходу. Скорость пятьдесят километров в час его совершенно не смущала, он даже на ногах удержался. Ему нужно было разобраться с тем типом, который науськивал на них толпу. Нужно проследить за ним, дождаться, пока он окажется один, и побеседовать по душам.

«Вот только одет я неподходяще для такого предприятия», – подумал Мангуст. В самом деле, строгий костюм с галстуком, в котором он ездил в суд, совершенно не подходил для того, чтобы кого-то на улице выслеживать – слишком уж приметен.

Мангуст осмотрелся. Ему нужен был какой-нибудь магазинчик – чем меньше, тем лучше. Ага, вот, кажется, подходящий – табачная лавка, судя по вывеске. Подойдет! Мангуст шагнул к двери и вошел.

– Что угодно сеньору? – меланхолично приветствовал его толстый индеец. Кроме него в лавке, как на заказ, никого не было.

– Твою одежду, – сказал Мангуст. И едва сдержал смешок – Терминатор, блин! Ну хорошо хоть, что в отличие от киборга из фильма, зверствовать он не собирается.

– Что? – На спокойной роже индейца проступило удивление.

– Одежду твою! Штаны и рубашку! Быстро! – Мангуст сунул индейцу под нос две стодолларовые бумажки.

Удивление тут же сменилось прежней невозмутимостью – такие жесты в любой стране мира понимают прекрасно. Индеец принялся разоблачаться. Считать он умел – за двести баксов можно было десять человек одеть.

Через минуту из лавки вышел уже совершенно другой человек. Не респектабельный господин, которого хоть сейчас на прием в лучшие дома города, а оборванец в рубашке на голое тело и штанах, которые ему были явно великоваты. Мангуст был вполне доволен – маскарад, конечно, не ахти, но для его целей хватит. Он же, чай, не против ЦРУ работает.

Толпа уже расходилась. Настроение у людей явно было не блеск – все понимали, что облажались. Мало того – многие пострадали, а особо впечатлительные теперь еще и боялись, что попали под проклятие колдуна. Самого брухо, кстати, уже и след простыл. Временно ослепшие уже прозревали, наглотавшиеся дыму откашлялись, в общем, никаких серьезных последствий, кажется, не было. Впрочем, сами пострадавшие явно так не считали. Мангуст краем уха услышал, как один из парней, отчаянно терших глаза, пожаловался соседу, что, дескать, знал бы он заранее, чем дело кончится, не согласился бы участвовать, тем более всего за десять гринбеков.

«Охренеть! – мимолетно удивился Мангуст. – Десять баксов! То есть получается, что вся толпа нанимателям всего в пару штук обошлась. Дешево же стоит митинг устроить!»

Интересующий его тип, похоже, не пострадал. Это был индеец лет тридцати на вид, одетый в пеструю рубашку, джинсовые шорты до колен и растоптанные сандалии. Мангуст мысленно нарек его Ункасом – парень здорово напоминал последнего из могикан с картинки в книжке, которую Мангуст читал в детстве. Вокруг Ункаса сгрудилась небольшая толпа, от него чего-то добивались. Мангуст подошел поближе – ему было интересно узнать, в чем дело. Конечно, был небольшой риск. Но именно что небольшой – окружающим сейчас было не до него, да и не знает его здесь никто в лицо, надо полагать. Оказавшись шагах в двадцати, Мангуст остановился, повернулся к интересующему его индейцу спиной и прислушался. Оказалось, что с него требуют денег. Наиболее алчные из пострадавших требовали компенсации. Конечно, платить Ункас отказывался категорически. Ну, разумеется. Не дурак же он. Понимает, что если сейчас добавить хоть одному, то тут же придется доплачивать всем, а такие траты у него, надо думать, не предусмотрены. Голос у «последнего из могикан» оказался противный – резкий и визгливый, бабий какой-то. Мангуст даже пожалел, что дал этому типу имя одного из своих любимых литературных персонажей. Но переименовывать было поздно, да и глупо.

Через пару минут Ункасу удалось-таки отбиться от алчных товарищей. И он с довольным видом отправился восвояси, не подозревая, что следом за ним идет Мангуст.

Андрей не был профессионалом по части слежки. Но здесь особого искусства и не требовалось – похоже, Ункас был уверен, что он умнее всех. Он не пытался провериться даже самыми примитивными методами. Направлялся он к южной окраине города, которая считалась одной из наиболее приличных, – не центр, конечно, но и далеко не трущобы. Мангуст пару раз опережал преследуемого и на второй раз полностью уверился – с каждой минутой настроение у него все хуже и хуже. Объяснение этому было вполне очевидным, даже напрягаться не пришлось. Не иначе идет докладывать о результатах своему нанимателю. А результаты-то хреновые. Неизвестно, конечно, что от него требовалось, но вряд ли просто пошуметь. А никакого реального вреда толпа нанести никому не сумела – пара разбитых носов охранников не в счет.

«Если я угадал, то нужно подкорректировать планы», – подумал Мангуст. Первоначально он собирался просто дождаться, когда Ункас окажется в более-менее безлюдном месте, врезать ему пару раз, приставить нож к горлу и допросить. Но теперь, видимо, имело смысл дождаться его встречи с заказчиком.

Ункас замедлил шаги и стал все чаще поглядывать на часы. Наконец он зашел в какой-то маленький ресторанчик под открытым небом и уселся за столик. Видимо, это и было место встречи. Мангуст, недолго думая, последовал за ним – конечно, это было нагловато, но, с другой стороны, он был уверен, что его никто не узнает. Даже заказчик, которому известно наверняка побольше, чем этому индейцу, вряд ли интересовался скромной фигурой адвоката из России. Вот рожу Степана он, надо думать, хорошо знает.

Заодно Мангуст не преминул воспользоваться удобным случаем и плотно поел – тортилья с мясом и тушеный в овощном соусе голубь. Обошлось ему это удовольствие всего в двенадцать долларов. Андрей как раз успел доесть, когда рядом с ресторанчиком остановился черный «Форд». Оттуда вылез смуглый мужчина в бежевых брюках и свободной белой рубашке навыпуск. Он прошел внутрь и уселся за столик к Ункасу – не спросив разрешения, словно так и нужно было.

«Ага! Похоже, он!» – подумал Мангуст. Он посмотрел на номер «Форда», накрепко запечатлевая его в памяти, потом исподтишка рассмотрел самого мужика, чтобы узнать, если увидит еще раз.

А разговор за столом набирал обороты. Новоприбывший наседал, Ункас явно оправдывался. Мангуст не слышал слов – слишком далеко сидел. Но общий смысл и так был ясен. Ага, а вот, похоже, роли сменились – теперь Ункас наседает, а тип в белом, презрительно выпятив нижнюю губу, что-то отвечает. Ункас все больше распаляется, повышает голос, на них уже стали соседи оглядываться. Пользуясь этим, Мангуст тоже обернулся, посмотрел на парочку внимательно. Ункас уже почти в голос орал, яростно размахивая руками прямо перед носом собеседника. До Мангуста донеслось несколько слов: деньги, дело, договор, еще раз деньги. Ну, все ясно. Ему наверняка вперед денег дали мало, только на подкуп будущих демонстрантов. А его собственный гонорар обещали отдать после акции. А сейчас платить отказываются – оно и понятно. Дело-то не сделано, за что платить? Правда, Ункасу такая логика явно не по душе – вон как руками машет. Эх, зря он так. Тип, с которым он общается, явно серьезный человек, по лицу видно. Как бы он...

Мангуст и додумать свою мысль не успел, как она уже воплотилась в реальность. Р-раз! – тип в белом, не вставая и даже не меняя выражения лица, влепил Ункасу кулаком по скуле. И сильно – беднягу вынесло из-за стола, он плюхнулся на пол, замотал головой, явно не вполне понимая, что стряслось. Щека у него опухала прямо на глазах. Да, хороший удар. Поставленный.

Не обращая внимания на возящегося на полу Ункаса, его обидчик встал из-за стола и направился к выходу. Наперерез ему бросился какой-то здоровяк, видимо, исполнявший роль вышибалы.

– Сеньор, остановитесь! – рявкнул он.

Сеньор остановился. Посмотрел на парня со скучающим видом и что-то негромко сказал. Вышибала сразу присмирел – словно дворняжка, яростно кинувшаяся из родной подворотни на улицу и наткнувшаяся на волкодава. Спросил что-то уже тихим голосом. В ответ ему была продемонстрирована какая-то запаянная в пластик карточка. Мангуст, к сожалению, рассмотреть ее не смог – далеко слишком было. Впрочем, было это что-то серьезное – об этом можно было судить по реакции охранника. Если продолжать аналогию с собачкой, то дворняга хвост поджала да под брюхом им и завиляла, да еще и присела на полусогнутых и чуть лужу под себя не напустила.

А «волкодав», не обращая больше на мелкую шавку никакого внимания, спокойно прошествовал мимо. Сел в свой «Форд» и укатил. А Ункас еще только пытался с пола встать – неплохой получился нокаут. Ни один человек к нему не подошел – все видели то же, что и Мангуст, и, видимо, сделали соответствующие выводы. Вышибала вернулся в свой угол, взял газету и прикрылся ею.

На то, чтобы взобраться на стул, у побитого индейца ушло секунд двадцать. После этого он уперся в столешницу локтями и сидел, слегка покачивая головой. Ему явно было очень плохо.

Что ж, значит, время до того, как он ресторан покинет, еще есть. Нужно его использовать.

Мангуст напряженно думал. Если суммировать впечатления, то что получается? Тип из «Форда» вел себя нагло, но при этом совершенно спокойно, как человек, имеющий право на такое поведение. При этом его явно боялись, боялись сильно – это по вышибале видно. И этот испуг самого мужика не удивил, тот явно воспринял его как должное. Значит, его и должны бояться. Вопрос – кого здесь боятся, причем боятся сильно? Два варианта – либо бандитов, либо представителей серьезных государственных контор. Но бандиты удостоверений не предъявляют. Значит? Значит, УНБ. Управление национальной безопасности. Очень мило.

Мангуст не то чтобы боялся УНБ. Нет. Но относился к этой конторе с уважением. Конечно, последние лет десять-пятнадцать нравы в стране несколько смягчились, прямо на улице средь бела дня уже давно никого не расстреливали. А вот ночами всякое бывало. Мангуст знал из достоверных источников историю про расправу с местной наркомафией, которая случилась четыре года назад. Мафиози обнаглели и решили, что именно они настоящие хозяева страны. Никто им ничего сделать не мог – полиция была частично куплена, частично запугана, а те немногие, кто пытался бороться, частенько пропадали без вести. Если и удавалось кого из особо зарвавшихся крестных папаш засадить за решетку, то проводил он там день, много два. Лучшие адвокаты принимались атаковать полицейских, газеты дружно трубили о произволе и попрании демократических идеалов, собственное начальство выступало с заявлениями о многочисленных нарушениях, допущенных при аресте, и начиналось внутреннее расследование, политики хмурили брови и заявляли, что не потерпят самоуправства полиции. В общем, выплывал задержанный из тюрьмы весь в белом. А попытавшийся тронуть его офицер оставался... Ну, понятно в чем. Дошло до того, что дон Карлос – один из боссов мафии прямо на главной улице столицы принялся палить из автомата по какой-то машине, которая, как ему показалось, слишком нагло подрезала его лимузин. Карлоса даже не арестовали, несмотря на то, что видели это десятки свидетелей, а в обстрелянной машине один человек был убит, а двое получили тяжелые ранения. Смысла не было, и все это понимали. Дойди дело до ареста и суда, все свидетели бы отказались от показаний, сами пострадавшие Карлоса бы не опознали, адвокаты... Ну, в общем, все ясно. И это был не единичный случай – так вел себя не только дон Карлос.

Однако вскоре беспределу пришел конец. И положило его УНБ. В одно прекрасное утро обнаружилось, что за ночь в городе погибло тридцать шесть человек. Все из числа причастных к наркоторговле. Из них восемь – большие и средние боссы. Кто-то был расстрелян, кто-то отравлен, кто-то зарезан, одного босса с девятого этажа сбросили, еще одного в собственной ванне утопили. Дон Карлос тоже погиб – от укуса рогатой гадюки. Откуда эта смертельно ядовитая змея взялась в центре города, в роскошном гостиничном номере на четвертом этаже, и куда она делась потом – никто не знал. Вернее, знали-то многие. Просто вслух предпочитали не говорить.

После этого жуткого удара и полиция взялась за дело – по городу, да и по всей стране прокатилась волна арестов. Правда, были попытки свернуть все в старое русло. Например, при обвинении одного из уцелевших боссов свидетели пытались отказаться от показаний – пять человек явились в полицию и забрали свои заявления. Но вечером того же дня взорвалась машина с четырьмя охранниками обвиняемого. А утром следующего та самая пятерка снова заявилась в полицию с теми же заявлениями. И вид у них был еще более напуганный, чем когда они эти бумажки забирали.

Разумеется, неоднократно с самых высоких трибун заявлялось, что никакого отношения ко всем этим событиям УНБ не имеет. Погибли мафиози из-за собственных разборок и несчастных случаев. А что тридцать шесть в одну ночь... Ну такая уж вот неудачная ночь выдалась. А аресты – дело рук исключительно полиции, на которую никто не давил и ни к чему не принуждал. С тех пор остатки мафии вели себя тихо. Выкорчевать наркоторговлю совсем никто не пытался, просто бандитам указали их место.

В общем, серьезная контора УНБ. Очень серьезная.

«Интересно, они-то почему нами занялись? – подумал Мангуст. – Или это не контора, а просто инициатива кого-то из ее сотрудников, который корочками прикрывается?»

Такая версия тоже имела право на существование. Сотрудники любой спецслужбы иногда могут попытаться сработать на себя, пользуясь и прикрываясь служебным положением. Хотя даже если так, не факт, что от этого легче. Находящийся на государственной службе человек обязан хоть какие-то правила соблюдать. А работающий только на себя не обременен ничем.

«Ладно, хватит по древу мыслью растекаться!» – оборвал Мангуст собственные рассуждения. В самом деле, чтобы судить о том, кто был тип из «Форда», не хватало информации. Значит, нужно добывать ее, а не корчить из себя великого мыслителя. Тем более что ушибленный Ункас, похоже, пришел в себя и вознамерился убраться восвояси. Не стоит отпускать его так просто, без душевного разговора.

Мангуст широкими шагами пересек зал, взял поднявшегося с места индейца за руку – умело взял, так, что большой и указательный палец, как клещи, в запястье впились. Ункаса перекосило от боли.

– Эй! Ты кто? Тебе чего?

– Сядь, поговорим, – с дружелюбной улыбкой предложил Мангуст.

– Не о чем мне с тобой говорить! Кто ты вообще такой?!

Мангуст сжал пальцы чуть сильнее. Индеец взвыл, дернулся – но с таким же успехом он мог попытаться голыми руками дерево вырвать из земли.

– Я сейчас позову на помощь! – проныл «последний из могикан», чувствуя, что самому ему не освободиться.

– Зови, – согласился Мангуст. – Думаешь, кто-нибудь подойдет?

Андрей не стал бы так наглеть – но сцена, свидетелем которой он стал, давала все основания для наглости. В самом деле – любой, кто сейчас на них смотрит, подумает, что Мангуст тоже из УНБ, а значит, лучше свой нос в чужие дела не совать – целее будет. Так или почти так наверняка рассуждал вышибала – он, похоже, прекрасно умел учиться на ошибках. Сейчас он даже не попытался встать с места и вмешаться, наоборот, сделал вид, что очень увлечен газетой.

– Я ведь тебя сейчас убить могу, – не повышая голоса, сказал Мангуст, глядя в глаза индейцу. – Меня даже остановить никто не попытается. Ну? Хочешь это проверить или сядешь и побеседуем?

Ункас шумно выдохнул и с обреченным видом опустился на стул.

– Чего вам от меня надо?

– Сущих пустяков, – отозвался Андрей, садясь напротив. – Расскажи мне, кто был тот тип, который сейчас в «Форде» уехал, и в чем заключалось задание, которое ты сегодня провалил.

– К-какое з-задание? – Индеец начал заикаться, в его глазах был страх. Он и до того там был, но теперь заметно усилился.

– Задание, которое касалось русских, – пояснил Мангуст. – То, для выполнения которого ты толпу сегодня собрал у здания суда. Еще платил людям по десять баксов.

– Зачем вы спрашиваете? Ведь и так все знаете!

– Я знаю много, но не все. Парень, не испытывай мое терпение! Что вы должны были сделать с русскими? Убить? Или просто отпинать? Или еще что? Ну, говори!

– Я... Меня... Если я скажу, то меня...

– Если ты не скажешь, то тем более. И притом прямо сейчас. – Мангуст взял со стола вилку, завертел ее в пальцах. – Как ты думаешь, достанет эта штука до твоего мозга, если ее через глаз вогнать?

Индеец посерел. Видимо, он уже понял, что имеет дело с человеком, который не шутит. Может и правда убить прямо тут. Этой самой вилкой.

– Думай быстрее! – рявкнул Мангуст и сильно пнул индейца по голени под столом.

– Нужно было убить их главного... – пробормотал Ункас, скривившись от боли. – Или хотя бы сильно избить, кости переломать.

– Какого главного? – Мангуст привстал. – Этого?! – Он выложил на стол отобранную вчера у полицейских фотографию и ткнул пальцем в лицо Тимохина.

– Да, – кивнул Ункас.

– А фотографию его тебе дали?

– Да.

– Такую же?

– Нет, – Ункас отрицательно покачал головой. – Совсем другую.

Мангуст был слегка разочарован – он ожидал утвердительного ответа, который бы многое прояснил.

– Ты, надеюсь, правду говоришь, – прошипел он. – Смотри, если врешь, я тебя найду. И не думай, что я тебя просто пугаю. Я никогда не пугаю. Только честно предупреждаю. Ну?!

– Не вру я! – с видом оскорбленной невинности заявил Ункас. – Вот та фотка! – Он вытащил из кармана сложенный вчетверо цветной снимок.

Мангуст развернул его. Да, похоже, не врет. На снимке была вся их теплая компания, стоящая у самолета. Да, оперативно сработано. Они еще и десяти шагов по гостеприимной земле этой страны не сделали, а их уже засняли. И какой техникой отличной – ведь снимали издалека, близко они никого с фотокамерой не подпустили бы.

– Этот снимок я у тебя заберу, – не терпящим возражений тоном заявил Мангуст. – Так, а теперь объясняй, кто заказ сделал.

– Тот самый человек, который... – Ункас коснулся распухшей щеки.

– Это я и сам понял, – перебил его Мангуст. – А кто он такой?

Индеец медлил. Мангуст улыбнулся своей любимой волчьей улыбочкой, приподнял руку с вилкой.

– Парень, не ошибись, – тихо и даже задушевно сказал он вслух. – Этот тип тебя еще то ли найдет, то ли нет. А мне всегда было интересно проверить, можно ли вилкой до мозга достать с одного удара или нет.

– Он из УНБ, – прошептал Ункас.

– Я и это сам понял, – терпеливо сказал Мангуст. – Я, понимаешь ли, очень умный. Таким уж уродился. Мне нужно его имя.

– Его зовут Хесус. А фамилии я не знаю! – Вилка в руках Мангуста снова шевельнулась. – Правда, не знаю!!

– Верю, верю, – успокоил собеседника Андрей. – Зачем такому серьезному человеку тебе представляться. Но кое-что ты о нем все же знаешь. И сейчас все это расскажешь мне. Ну, вперед!

Ункас заговорил. Минут пять он излагал все, что ему было известно. Наконец иссяк. С полминуты Мангуст думал. Потом положил вилку на стол.

– Повезло тебе, парень, – сказал он. – Счастливо оставаться.

– А как...

– Что такое?

– Я же вам все рассказал.

– Ну да. И больше я тебя ни о чем не спрашиваю.

– Но информация стоит...

– А! – догадался Мангуст. – Ты намекаешь на то, чтобы я тебе денег дал.

Индеец кивнул.

– Нет, парень. Денег я тебе не дам. – Мангуст похлопал Ункаса по плечу. – Ты от меня кое-что более ценное получишь.

– Что? – Глаза индейца блеснули от жадности.

– То же самое, что тебе папа с мамой дали, – усмехнулся Мангуст. – Жизнь. Согласись, она куда ценнее денег.

С этими словами он встал и вышел из ресторанчика. Из этого мозгляка он выжал все, что можно. Теперь к Тимохину.