Книга: Гамма-воин
Назад: Глава четырнадцатая. «В царство свободы дорогу…»
Дальше: Глава шестнадцатая. «На безымянной высоте…»

Глава пятнадцатая. Дракон на пороге

— Но мне надо это знать!
— Невозможно, господин…
Реплика потонула в гуле — видеоабонент в Москве сидел у открытого ввиду жары окна; только что вкатился в колодец двора громогласный мусоровоз…
Ле Жэнь усмехнулся и бросил стоящему рядом слуге:
— Сделай так, чтобы там увидели то, что у меня за спиной…
Босс тронул кресло, и оно откатилось в сторону, деликатно щелкнув колесиками. Слуга склонился над клавиатурой, переместил глаз веб-камеры и поклонился.
Ле Жэнь вернулся к беседе с далеким земляком. Точнее, он уставился в монитор на собеседника, с которым его разделял добрый десяток тысяч километров. На бархатной стене за спиной босса висел узкий китайский меч с кованой ручкой и кисточкой, подаренный недавно товарищами из ЦК компартии Китая; прямо под мечом тепло улыбался Ле Жэнь. Добавить к увиденному было нечего. Намек был понят.
— Но это невозможно, господин! — На мониторе было видно, как низко поклонился абонент и прядь черных волос упала ему на лицо. — Я пытался, но это невозможно…
— Меня все-таки очень раздражает эта новая техника, — доверительно сообщил Ле Жэнь слуге. — Я напрасно согласился разговаривать с помощью компьютера. В следующий раз Ван должен будет прилететь для разговора сюда, в Пекин, первым же самолетом… Кстати, тебе известно, почему меня называют Ле Жэнем?Я вселяю ужас в души людей, но меня мало кто видел…
Босс вернулся к пруду и уткам. Он мог бы себе позволить эту роскошь — истратив безумные деньги на разведку, пригласить к себе того самого русского спецназовца и посмотреть ему прямо в глаза. Может быть, в них отыскались бы ответы на вопросы старого Ле Жэня?.. Но нет: значение слова «невозможно» босс знал. Значит, следует убить. Убить — к сожалению. Даже мудрый Конфуций и тот не мог бы не согласиться с таким решением…
Спецмашина с бригадой медиков, вызванная Ларичевым, прибыла довольно быстро. Пока суровая фельдшерица, сияя круглыми голыми коленками, обрабатывала ушибы и ссадины, молодой доктор, несмотря на все протесты Тарасова, вкатил ему хорошую дозу обезболивающего. В ватной тишине, последовавшей за уколом, Артем услышал, как заводится черная «Волга» и негромко беседуют люди — тот, незнакомый человек, который, похоже, спас жизнь незадачливому майору спецназа… и генерал Ларичев.
«Спокойные оба такие… будто не случилось ничего… — поплыли в голове Антона мысли. — Все-таки подрихтовали меня те волки конкретно… как никогда… В голове так и поет… черт…»
Артем очнулся в отдельной больничной палате. Койка, тумбочка, пластмассовые цветы на подоконнике. Жалюзи приспущены, и окно приоткрыто. Капельница булькает едва слышно, вливая в вену прозрачную жидкость. Вдалеке слышно, как звякают в лотке инструменты… Это был госпиталь Мандрыки, он же Центральный военный клинический госпиталь. Новые Горки, недалеко от станции Болшево. Экология, уют и забота. Ларичев побеспокоился.
Первый день прошел в суматохе: за новым больным то и дело являлись санитары с каталкой и, несмотря на протесты способного ходить пешком Артема, возили его по перевязочным-процедурным. Ночью покоя ему тоже не дали: явилась суровая толстая тетка-медсестра, всадила в задницу полупроснувшегося Тарасова дико болезненный укол и удалилась с чувством исполненного долга.
Наутро, едва Артем успел привести себя в порядок, в палату вошла девушка в накрахмаленном халатике и массивных роговых очках, так не шедших к ее миловидному личику, и заявила:
— Меня зовут Лия… Лия Евгеньевна. Я ваш лечащий врач, — сказала она и тут же набросилась на Артема: — Почему вы бродите по палате?! Почему не лежите, как полагается?!
Тарасов послушно улегся и сказал:
— Мамочке надо позвонить, а у меня телефон отобрали.
Докторша строго взглянула на строптивца поверх очков:
— Во-первых, он разбился и лежит в приемном отделении в вашем ящике вместе с вашими же грязными вещами. Во-вторых, пользоваться телефоном нельзя — только через дневального-санитара…
— А что можно? — поинтересовался Артем.
— Если вы про секс, то тоже нельзя, — бойко ответила Лия.
— Даже вприглядку?
— Вприглядку вредно для здоровья, — усмехнулась докторша.
Тарасов раскрыл рот, чтобы задать еще один — последний — вопрос, но девушка прервала его:
— Да, телевизор на этаже есть, но вам его смотреть нельзя… А можно лежать и выполнять назначения врача!
Закончив фразу, докторша развернулась на каблучках и вышла.
— Конвой может быть свободен, — проворчал Тарасов и повернулся на бок.
Боль ушла. Разукрашенная зеленкой физиономия покрылась частыми крестами пластырей, торчащими нитками швов. Болело в спине, но эта боль не шла в сравнение с муками сомнений, которые испытывал сейчас Тарасов.
Задремать не получилось: деликатно покашляв, в палату вошел посетитель — генерал Ларичев, — в халате, наброшенном на полевую камуфляжную форму.
— Артем, о той истории с задержанием и допросами придется забыть, — сказал генерал. — Это пока просьба.
— Это для вас так важно, товарищ генерал? — удивился Артем.
— Да, — кивнул тот. — Если бы я не знал твою манеру мстить — не отпирайся хоть передо мной, майор! — если бы не знал, то не стал бы убеждать так настойчиво… Даешь слово забыть?
— Так точно… В общем, даю, — подумав, ответил Тарасов.
Генерал с облегчением вздохнул, зачем-то сдунул пыль с цветов, стоящих на подоконнике, и положил на одеяло рядом с Артемом сверток.
— Это что, гостинец? — поинтересовался Тарасов.
— Это неучтенный ствол и к нему две обоймы, — просто ответил Ларичев. — Мы с тобой, брат, из спецназа, так что друг друга уже, похоже, поняли, так?
— Так точно, — усмехнулся Артем и, прикрыв глаза, добавил: — Спасибо вам за все!
После ухода Ларичева Тарасов уснул и уже не слышал, как генерал за дверью тихо переговаривается с врачом.
Второй день был тоже беспокойным, но он как-то очень быстро закончился. Явилась Лия, пояснив, что заступила на ночное дежурство.
— Как вы себя чувствуете? — стоя на пороге, готовая уходить, спросила она.
— Вы замужем? — поинтересовался Тарасов.
— Нет. Но к процессу лечения это не относится…
С этими словами докторша закрыла дверь палаты и, на мгновение мелькнув за мутно-молочным стеклом, пропала.
Сны в эту ночь Артему снились исключительно эротические, с очкастой докторшей в главной роли. Это значило, что он пошел на поправку.
Прошел еще один день, и снова наступил вечер. Тарасов несказанно удивился: Лия снова пришла.
— Вы опять дежурите? — вежливо осведомился Артем. — Не переутомляетесь?
Девушка молча присела на стул у окна и сдунула пыль с фальшивых цветов.
— Я вашу историю болезни просматривала: сегодня привезли из управления, — тихо сказала Лия Евгеньевна.
— Со мной все так плохо? — усмехнулся Тарасов.
Докторша серьезно покачала головой.
— Девяносто второй — пулевое ранение, — стала она загибать пальцы. — Девяносто четвертый — еще одно, посерьезнее. Две тысячи первый — атипичная бактериальная пневмония, похожая на тропическую. Две тыщи одиннадцатый — контузия, и вот снова — множественные травмы…
— К чему вы клоните, доктор?
Лия Евгеньевна не ответила. Она протянула изящную, с цепочкой на запястье, руку и погладила Артема по ежику волос.
— Вы это серьезно? — Тарасов задал этот вопрос, но его губы уже тянулись к тонкому девичьему запястью. Докторша отдернула руку, как от ожога.
Артем провел ладонью по мягким волосам Лии. Волна нежности и грусти затопила его. А девичьи, сложенные в усмешку губы были уже рядом с его распухшими разбитыми губами.
— Отовсюду кетгутторчит, а туда же — целоваться! — улыбаясь, едва слышно ответила Лия, и Артем почувствовал, как под его ласковыми руками слабеет ее спина…
Ночь закончилась слишком быстро. Лия ускользнула, кажется, не попрощавшись, — остался только легчайший запах духов, и казалось, что пластмассовые лепестки искусственных тюльпанов расцвели.
Прислушавшись — в коридоре было тихо, — Артем раскурил сигарету, которую вчера стрельнул в туалете у прапора с гипсом на полгруди. Дымок потянулся в приоткрытое окно.
В другое время и в другом месте Тарасов запросто нарушил бы режим — сбегал бы, к примеру, за угол за цветами для докторши. Но здесь, в Новых Горках, он чувствовал присмотр — настоящий, без дураков. Когда Артем впервые выбрался в коридор, санитар в теплом халате, сидящий напротив этажной двери, проводил его взглядом особенно внимательно. Да и медики приглядывали за новым больным в оба глаза: часто, дремля днем, Тарасов шестым чувством ощущал чужое присутствие, слышал скрип двери. Его пасли, несомненно, по приказу Ларичева, и если бы Артему вздумалось навострить лыжи, такая попытка была бы пресечена — скорее всего, уже на первом этаже корпуса. Тут майора Тарасова тренированное чутье не могло подвести. Стоило попробовать старый, испытанный способ — свалить через окно, благо этаж всего второй, — только периметр Центрального военного клинического госпиталя, как помнил Артем из оперативных разработок, охранялся плотно, хотя и негласно.
Это не госпиталь — для него это настоящий вольер… И телефон отобрали не у него одного: прапор, поделившийся куревом, также жаловался на отсутствие связи. Ларичев тоже не объявлялся. И из батальона никого — хотя информация до сослуживцев могла и не дойти. Да, держат здесь только тех, кого надо на время изолировать… Ночью Тарасов разобрал и собрал пистолет: машинка была в исправности. Оставалось надеяться, что видеонаблюдение в палатах не ведется: если нельзя сигареты, то ствол уж наверняка иметь запрещено…
Прошло два дня, но Лия не явилась на положенное суточное дежурство. Вечером Артема осматривал немолодой доктор-мужчина, у которого из-под халата торчал подшитый воротничок военного кителя.
— А где Лия Евгеньевна? — поинтересовался Тарасов, пока эскулап мял его живот.
— Что, майор, я вас не устраиваю? — строго воззрился на Артема доктор. — На курсах повышения квалификации ваша Лия Евгеньевна и вернется не скоро… Язык покажите! Хорошо!.. Спите нормально? Ах да, что это я про сон — Лии Евгеньевны-то нет!..
Сыронизировав таким образом, доктор убрался. А Артем, несмотря на показную бодрость, спал в ту ночь хреново. То ли снилось, то ли мерещилось — но в глухую полночь, когда задремал даже дневальный на своем стуле, в полуосвещенном дверном стекле мелькнула мужская фигура. Мелькнула и спряталась. А спустя какое-то время кто-то осторожно нажал на ручку двери.
Тарасов затаил дыхание и пожалел, что сунул пакет со стволом глубоко под тумбочку. Может, все-таки доктор решил заглянуть? Но почему так осторожно? Да и не докторская это фигура — низкорослая, поджарая…
Дверь поддалась. Артем, будто сделанный из ртути, бесшумно скользнул под кровать. До спасительного пакета было только руку протянуть. А на рукопашный бой может не хватить сил… Но никто не вошел: дверь тихо прикрылась. Опасная фигура исчезла…
Наутро ночные страхи любому кажутся глупостями, но Тарасов не питал на этот счет никаких иллюзий. Если его по-дружески проведали и не убили сразу, то преследовали какую-то цель. Сообщить лечащему врачу? Дудки — посадят на снотворное, только и всего. Связи нет — хоть письма-треугольнички пиши. И Ларичев зачем-то ствол принес — а рисковал ведь, старый пират, собственной пышной генеральской карьерой!
«Интересно, а паранойя от того, что по голове били, бывает?» — попробовал пошутить над собой Артем, но тяжелые мысли из головы все-таки не шли.
Тарасов выбрался в коридор и, шлепая растоптанными тапками, направился к столу дежурной.
— Вы почему вышли из палаты? — набросилась на него медсестра. — Я доложу начальнику отделения!
— Мне позвонить в город надо, — опираясь о спинку стула, сообщил Артем.
— А вы разве не знаете?! — удивилась медсестра. — Городской телефон три дня как отключили. Только местный работает. — Она явно сменила гнев на милость, уж очень озабоченный вид был у этого беспокойного больного. — Если хотите в прачечную, например, позвонить, или в первую хирургию, так пожалуйста! А в Москву — никак не получится…
— А ваш мобильный можете одолжить на пять минут? — спросил Тарасов.
— Батюшки, да какой мобильный! — всплеснула руками дежурная. — Мы ж их каждое утро под расписку на вахте сдаем! И у больных ни у кого телефонов нет — начальник проверяет!.. Вы, я смотрю, впервые у Мандрыкина лечитесь?! Так до вас при поступлении должны были довести…
Тем же утром забежал лейтенант из конторы Ларичева.
— Товарищ майор, меня товарищ генерал прислал, — сообщил гость, путаясь в неподходящем по размеру халате. — Велел спросить, как вы себя чувствуете…
— Ларичеву передай, что мне мобильный телефон нужен.
Лейтенант помялся и проговорил:
— Товарищ генерал просил вам по этому поводу сказать, что вам нельзя много разговаривать… И велел сразу спросить, хорошо ли вы поняли эту просьбу?
— Все я понял, так и передай, — проворчал Артем и не упустил случая схулиганить: — Передай Ларичеву, что я конфет просил. Карамель в шоколаде… Запомнил?
— Так точно. Выздоравливайте! — И лейтенант выскользнул из палаты.
Похоже, медсестра все-таки настучала: после вечерних уколов. Тарасова стало неумолимо клонить в сон. Заведующий, сука, видно, все-таки приказал обездвижить любителя телефонных звонков. В сумерках, ворочаясь на узкой кровати, Артем боролся с тягучей дремотой. Пистолет он распаковал и положил под подушку заранее и теперь ощупывал его ребристую рукоятку. Прошелестели за дверью женские шаги, прогремел колесиками манипуляционный столик.
Пошатываясь, Тарасов сел, опустил ноги на пол, нащупал тапочку. «Не возьмешь, сволочь, — мутно думал он. — Вообще, валить надо из этого санатория, пока из меня полный овощ не сделали…»
Послышался шум внизу, у входа. Артем помотал головой, отгоняя видение: на пороге стояла Лия в блузке и юбке, без халата, по-цивильному.
— Вы почему это без халата, доктор? — едва ворочая языком, спросил Тарасов.
Это был не призрак. Девушка подошла к нему, наклонилась и, положив ладонь Артему на плечо, горячо зашептала:
— Я из командировки раньше времени вернулась… Меня начальник отделения отругает, да и черт с ним… Я о вас который день беспокоюсь очень… после той ночи… Не знаю почему… Страшно мне…
— Как вы сюда пробрались? — целуя теплую шею Лии, так же тихо спросил Тарасов.
— Через черный ход… нянечка с первого этажа пропустила… Она не боится… ей все равно скоро на пенсию… А сейчас я должна уйти! Только будьте осторожны! Ради меня!.. Я помогу вам уйти отсюда… Только не сегодня… наверное, завтра…
Девушка осторожно высвободила талию, которую сжимали руки обалдевшего Артема, сдунула пыль с цветов и исчезла.
В коридоре раздались шаги — но это были шаги не Лии, обутой в мягкие туфли-балетки. Тарасов тряхнул головой и, повинуясь инстинкту, который не подводил его еще никогда, выдернул пистолет из-под подушки. Шорох в коридоре. Артем услышал короткий возглас «ах!».
— Кто вы?! Сюда нельзя! Здесь больные! Нельзя! Нельзя! — вдруг по-птичьи выкрикнула Лия.
Еще один вскрик — и шорох падения тела. Одним прыжком Тарасов вымахнул в коридор, держа пистолет на изготовку. Картина, на которую наткнулся его взгляд, ужаснула даже Артема.
У стола в луже крови лежала дежурная медсестра. Судя по вывалившейся из-под криво заломленной шеи полоски жира, ее горло было перерезано глубоко и надежно. Дальше, у самых дверей, корчился на полу санитар-дневальный, скребя босой ногой по линолеуму. А в нескольких шагах от двери палаты лежала на спине мертвая Лия, и кровь толчками плыла из-под ее лопаток. А внизу уже слышались истошные женские крики.
Из угла на спину Тарасову прыгнула быстрая тень. Сработало не сознание, а мышечная память. Артем отбил удар и только спустя долю секунды понял, что враг был вооружен ножом.
Тарасов оценил обстановку: на шум сейчас явится охрана, и нападающий — яростно сверкнули узкие глаза в прорези черной маски — должен расправиться с жертвой не откладывая. В том, что жертвой должен стать он сам, Артем нисколько не сомневался. Тарасов отпрыгнул, и лезвие ножа скользнуло по рукаву его пижамы. Сорвав с ближней вешалки белый халат, Артем одним движением намотал его на левую руку и встал в боевую стойку, по-прежнему сжимая в кулаке рукоятку ствола. Он готов был выстрелить, но прямо напротив была темная дверь третьей офицерской палаты, где сейчас в крайней степени недоумения просыпались пациенты Мандрыкина.
В коридоре раздался топот. Охрана очнулась, — подумал Артем, но ошибся.
С лестничной площадки выпрыгнул еще один узкоглазый и с ходу открыл огонь из пистолета. Корпус наполнился грохотом. Чмок-чмок! Пули ударили в стену над головой Тарасова. Артем успел присесть и укутанным в белую х/б предплечьем отбил нож, рассекая воздух. Свистнуло лезвие, пройдя по касательной и вспоров ткань. Тарасову казалось, что эти короткие секунды тянулись целую вечность. С шумом опрокинув кособокую тумбочку под ноги противнику, он вскинул свой пистолет и двумя меткими выстрелами уложил мчащегося на подмогу второго китайца. У противника же выбил ствол. На том конце коридора мелькнули фигуры в пижамах. Кто-то заорал поблизости — похоже, в соседней палате.
Противник оказался не так прост — он, как пушечное ядро, бросился вперед и, пробив выставленный Тарасовым блок, опрокинул того на спину. Боль молнией прошла по телу Артема — от макушки до самых пяток, но, слава богу, это просто давали знать о себе недавние травмы. Горячее дыхание обожгло лицо. Натренированным движением Тарасов вывернул запястье противника, так что нож отлетел на метр в сторону, взрезав тощий линолеум. Сейчас воспользоваться пистолетом было нельзя — китаец ловко вогнал колено в локтевой сгиб противника; рука Артема потеряла чувствительность. Тарасов отбросил норовящие ударить в горло кулаки китайца и нанес тому чувствительный удар в живот. Противник отшатнулся, и этого было достаточно, чтобы двумя ударами — коленом в подбородок и раскрытой ладонью по глазам — заставить узкоглазого завалиться на спину. Артем не мешкал: взвившись в воздух, он с разворота опустил колени по грудную клетку лежащего противника. Чвакнуло в груди у китайца, его голова дернулась.
Тарасов с трудом поднялся. Струйка крови изо рта поверженного врага свидетельствовала, что сейчас его душа общается с Конфуцием где-нибудь в райских кущах за Великой небесной стеной. Стараясь не оглядываться на лежащий у дверей палаты труп Лии, Артем, шатаясь, пошел по коридору. Замяукали сирены между госпитальными корпусами. Из палат стали выползать взволнованные пациенты Мандрыкина.
— Что здесь случилось, черт вас возьми?! — заорал немалый чин, выставив сытую рожу из отдельной полковничьей палаты.
— Война, дорогой товарищ. Война, — бросил Тарасов, баюкая колющую миллионом иголок отбитую руку. — Забыл, что такое война?!
Голова вдруг стала ясной. Будто посторонний, Артем взглянул на осматривающих помещение за помещением спецназовцев в незнакомой черной форме; проводил взглядом санитаров, несущих на руках в сторону операционной мертвенно-бледного охранника; кивнул знакомому доктору — заспанный и небритый, он, по-видимому, только что приехал…
Тарасов заплатил по всем счетам — он чувствовал это кожей. Кто-то окликал Артема, но он этого не слышал…
— Куда вы, эй!.. Да куда вы, товарищ майор!
Знакомый прапор взял его за плечо, и только тогда Тарасов обернулся.
— Вам плохо?! — встревоженно спросил прапор.
— Пойдем-ка покурим, — тихо сказал Артем. — Режим я все равно уже нарушил…
Назад: Глава четырнадцатая. «В царство свободы дорогу…»
Дальше: Глава шестнадцатая. «На безымянной высоте…»