Глава 9
Капитан-лейтенанта выбросило из трубы торпедного аппарата, перевернуло, закрутило, как в центрифуге. Единственное, о чем он думал в этот момент, – не потерять баллон с воздухом. Руки намертво прижимали его к животу, зубы сжимали загубник, словно моряк собрался его откусить. Пузыри воздуха с шумом ушли вверх. Где-то рядом находился и мичман. Но где? В кромешной темноте этого было не понять. Луч прожектора, бивший с рубки «Адмирала Макарова» проходил в стороне. Под водой – ни окрикнуть, ни позвать. Каплей сдержал дыхание. Где-то рядом раздался легкий шелест пузырьков воздуха, а потом послышалось и постукивание металлом о металл – условный знак, о котором он с мичманом договорился заранее.
Еще раз сработал торпедный аппарат. Капитан-лейтенант переломил химический источник света, внутри пластиковой трубки хрустнуло стекло запаянных ампул, химические реактивы смешались. Зеленоватый мертвенный свет лишь немного рассеял темноту вокруг, зато теперь каплея могли видеть другие.
Собравшись вместе, подводники, следуя вдоль прожекторного луча, медленно поплыли к входу в тоннель.
Призрачный свет источника химического света зеленил изъеденный эрозией песчаник стен, пузырьки воздуха, выдыхаемого подводниками, переливались, серебристой цепочкой бежали по сводам. Вскоре проток стал забирать вверх. Находясь в воде, это было сложно заметить. В ней человек чувствует себя почти так, как в невесомости: понятия «верх» и «низ» весьма условны. Но помогли пузырьки, они уже не лениво перекатывались, а стремительно бежали, устремляясь к поверхности.
Первым вынырнул капитан-лейтенант. Он выплюнул загубник и, шумно вдохнув, вскарабкался на камень. Одна за другой на поверхности показывались головы его товарищей. Баллоны, ласты и маски оставили внизу. Чем выше по узкому лазу пробирались подводники, покинувшие борт «Адмирала Макарова», тем явственнее чувствовался запах океана. Наконец в неровном обрамлении провала показалось звездное небо. Огромная луна всходила из-за горизонта, заливая верхнее плато острова мертвенным светом. Над водой стлался низкий туман, так что казалось, скалы возвышаются над облаками.
Весь остров был как на ладони. Ни деревца, ни кустика – голые скалы. Мичман провел рукой по темному углублению, но вместо собравшейся после недавнего ливня воды в нем оказалась только грязь. Пористый песчаник впитывал влагу как губка.
– Да, – проговорил он, – ночью здесь еще можно высидеть, но днем, под палящим солнцем, без воды и тени…
– Там, – каплей указал на землю, – в гроте еще хуже.
Подводники замолчали, эмоциональный подъем улетучивался, надо было приспосабливаться к выживанию в новых условиях.
Первым делом выбрали место для лагеря – впадину посередине острова, там можно было укрыться от наблюдателей с кораблей.
– Что задумал наш командир?
– Кто его знает…
Пока шли тихие разговоры, каплей спустился по скалам к небольшой бухточке, единственной на острове. Днем делать это было опасно, можно и «засветиться». Вернулся он к товарищам с метровым тунцом, рыбина висела за спиной на шнуре, пропущенном через глазницы.
– Там к берегу много оглушенной рыбы прибило. – Тунец лег на камень.
– Ухи без пресной воды мы здесь не сварим.
– Сок, – пояснил каплей.
– Рыбий жир пил, а рыбный сок не приходилось, – нервно засмеялся один из подводников, – теперь придется попробовать.
– Его можно пить вместо воды. Так спаслись многие из потерпевших кораблекрушение. Курс выживания.
Рыбу резали на мелкие куски, заворачивали в бинт и выжимали. Мутный, чуть солоноватый сок собирали в пакет.
Горизонт постепенно набирал розовый оттенок, черно-белый ночной пейзаж приобретал цвет. Туман, стлавшийся над водой, распадался на клочья.
– Ну что ж, – глянув на выползающий из-за горизонта диск солнца, произнес капитан-лейтенант, – четыре часа мы уже продержались. Осталось совсем ничего, чуть меньше трех суток. Надо было «на пожарника» учиться. Когда от тебя ничего не зависит, остается только спать.
Он прилег на влажную после ночи скалу, устало прикрыл глаза. Каплею показалось, что он услышал в глубине скалы удар. Через минуту-другую удар повторился.
– Акустик, – окликнул каплей, – попробуй ты. У тебя слух превосходный – за километр жужжание мухи услышишь.
– И даже скажу, одна она летит или в компании.
Акустик приложил ухо к камню, веки на прикрытых глазах подрагивали.
– Удары металла о камень, – констатировал он.
– Что там происходит?
Ответа на вопрос не существовало, но было ясно одно – замурованный в гроте «Адмирал Макаров» не стоит на месте.
* * *
Наглый сине-желтый попугай с грозно загнутым клювом пролетел над самой головой темнокожего гориллоида, охранявшего ворота городского дворца Его Высокопревосходительства, и, заложив над четырехметровым забором пару фигур высшего пилотажа, уселся на толстую ветку фикуса. Принялся терзать огромный глянцевый, похожий на новенькую галошу лист.
Охранник неодобрительно разглядывал птицу. Если бы это был красно-зеленый попугай с перьями цвета официального национального флага, то мог бы и посидеть, но наглая птица имела окраску флага оппозиции. Таких попугаев «пачками» отстреливали по всей стране. Но не станешь же стрелять на посту, тревожить всенародно любимого президента! За это могли примерно наказать. Начальник охраны дворца с недавнего времени боролся с оппозиционными попугаями своими методами. Охранник у ворот забросил за спину автомат и зашел в полосатую будку, снял трубку телефона внутренней связи.
– …на фикусе, прямо возле ворот… – доложил он.
Весь проезд, ведущий от главной площади столицы к дворцу диктатора, последние дни был перекрыт огромными бетонными блоками. За них не пропускали ни одну машину, кроме бронированного лимузина и джипов сопровождения из кортежа Азариаса Лулу. Даже министр информации и пропаганды Бамбучо Костяна вынужден был сегодняшним утром пройти триста метров пешком. Его джип вместе с водителем и охраной, набранной из жителей родной деревни, остался перед бетонными блоками. Визит к диктатору совершался по собственной инициативе Бамбучо. Колдун являлся одним из трех людей в государстве, кому позволялось приходить во дворец в любое время.
Поджилки у Бамбучо тряслись, во время аудиенции ему казалось, что злобные глазки Лулу уже давно заглянули ему в мозг и диктатор все знает о готовящемся заговоре. А медлит с арестом лишь потому, что готовится взять всех заговорщиков сразу. Но колдун ошибался. Подозрительный Азариас не умел читать мысли. Всенародно избранному понравилось то, что Бамбучо Костяна приехал испросить у него разрешения наведаться на священную гору Шамбу и три дня подряд в одиночестве испрашивать у духов предков благословения для родной страны и долгих лет правления теперешнему благодетелю нации. Разрешение покинуть столицу было получено. И Бамбучо на негнущихся ногах покинул дворец.
Перед самыми воротами ему, как простому смертному, пришлось миновать рамку металлодетектора. Вновь свистнул зуммер, предупреждая успевшего смениться охранника, что министр проносит с собой металл, и вновь колдуну пришлось указывать на магический серебряный череп, венчающий бамбуковый посох.
Ворота разъехались. Бамбучо сделал несколько шагов и замер – перед ним на ветке фикуса восседал попугай оппозиционной расцветки. Диск солнца висел прямо над птицей. Это казалось хорошим предзнаменованием. Колдун даже немного приподнял посох, как бы давая пернатому посланнику знак, что его явление замечено и оценено. И тут со стороны дворца послышался свист крыльев. Охотничий сокол, выпущенный охраной из питомника на крыше, пронесся, чуть не задев министра пропаганды, и с ходу набросился на попугая – только перья полетели. Колдун щелкнул челюстью. Он еще не знал о нововведении, сделанном в президентском дворце. Охотничьих соколов специально натаскивали на оппозиционно окрашенных попугаев. Синие и желтые перышки посыпались на бетонные плитки проезда. С неприятным звуком с дерева шлепнулась тушка мертвой птицы.
– Плохой знак… – тревожно пробормотал министр информации и пропаганды, невольно сравнив свое будущее с настоящим попугая, и обернулся.
Довольный охранник скалил белоснежные зубы. Министр сдержанно улыбнулся и заспешил к видневшимся в конце проезда бетонным блокам, из-за которых поблескивал лакированной крышей его джип.
Единственная хорошо асфальтированная дорога в стране летела под колеса машины министра. От мощных затылков водителя и телохранителя-земляка веяло уверенностью. Кондиционер струил в салоне прохладу и аромат масла чайного дерева. Бамбучо Костяна раскрыл кейс, извлек из него знаковый подарок мистера Миллера – платиновый череп на толстой золотой цепи и надел его на шею. Карбункулы в глазницах грозно сверкнули.
Навстречу машине наплывали бигборды, установленные на обочинах шоссе. С них на министра информации и пропаганды проницательным взглядом смотрел всенародно избранный. Азариас Лулу был представлен во всяких видах. То он забрасывал мяч в баскетбольное кольцо, при этом продолжал смотреть не на свои руки, а на возможного зрителя. То он принимал военный парад в форме главнокомандующего. То держал на руках огромную гроздь бананов. Все эти изображения были лично утверждены Бамбучо Костяна.
Из-за поворота выплыл новенький бигборд, единственный, где не красовалось изображение строго улыбающегося президента. Он изображал сбившихся в кучу плачущих африканских детишек. Красочная надпись над их головами гласила: «Африканские дети плачут от счастья при виде Азариаса Лулу».
Верхом своей изобретательности считал министр этот незамысловатый сюжет, понравившийся президенту. Больше всего Азариаса Лулу умилило, когда он услышал, что снимок документальный, а не постановочный. Бамбучо не врал правителю – снимок отпечатали с пленки, конфискованной вместе с фотоаппаратом у европейского журналиста. Тот сделал фоторепортаж в деревне, из которой громилы диктатора забрали на работы в шахты алмазодобывающей корпорации все взрослое мужское население.
Впереди замаячил указатель, предупреждавший о повороте к священной горе Шамбу. Водитель уже готов был повернуть руль, когда Бамбучо Костяна нейтральным тоном произнес:
– Прямо.
Поворот промелькнул справа, под колесами по-прежнему отзывался шелестом хороший асфальт. Костяна всматривался в затылок телохранителя, но парень был приучен ничему не удивляться и хранить молчание. Костяна нервно глянул в зеркальце заднего вида. Дорога позади джипа оставалась пустынной. Немногие жители страны могли похвастаться собственным автомобилем. На машинах все больше разъезжали чиновники Азариаса Лулу да белокожие служащие «Интернэшнл даймонд».
Через десять километров, точно у поворота к родной деревне колдуна, в тени развесистого дерева его поджидал скромный «Лендровер» Глена Миллера. Сам британец, лишь только завидел джип колдуна, тут же сел за руль и направил машину по лесной дороге.
– За ним, – дрогнувшим от волнения голосом произнес Бамбучо Костяна.
На просеке их уже поджидала колонна грузовиков с логотипами «Интернэшнл даймонд». Название корпорации служило в стране универсальным пропуском, ее грузы не имел права досматривать никто, даже президентская охрана. Глен Миллер не злоупотреблял этой привилегией, использовал ее только при необходимости, какой являлся и антипрезидентский заговор.
Широко улыбаясь, англичанин выбрался из-за руля и шагнул навстречу колдуну.
– Господин министр, – улыбка стала еще шире, – зря вы сомневались, наша корпорация держит данное слово.
Костяна подозрительно покосился на выбравшихся из тропических зарослей головорезов. Два десятка крепко сбитых вооруженных африканцев в камуфляже выглядели грозно. Чувствовалось, что для них убийство – чуть ли не ежедневное занятие.
– Не волнуйтесь. Это ваши танзанийские друзья. Бывшие спецназовцы.
– Зачем они мне? – насторожился колдун.
– Вашей армии нужны опытные инструкторы. А у этих парней богатый опыт государственных переворотов по всей Африке, – прошептал на ухо колдуну британец.
Головорезы оскалились, вероятно, хотели приветливо улыбнуться. Бамбучо дал знак своему телохранителю, чтобы тот расслабился и не так явно держал руку на подмышечной кобуре.
– Что в машинах?
– Больше, чем может вам понадобиться. Двадцать тысяч автоматов, базуки, гранаты, боеприпасы. Не передумали начинать?
Пергаментная кожа на лице колдуна собралась в напряженные морщины, помедли он с ответом, «танзанийские друзья» превратились бы во врагов.
– Да… В смысле, не передумал, – торопливо добавил колдун, боясь, что его не так поймут…
Внезапное появление знаменитого земляка в родной деревне застало жителей врасплох. На главной площади вместе резвились в огромной луже полудикие свиньи и чумазые дети. У общественного сарая высился холмик из дохлых собак и котов. Хоронить их в земле или бросить в реку жители опасались, ведь животные скончались в результате действия волшебного порошка, присланного душами предков. Высоко между пальмами еще трепыхались зелено-красные растяжки, оставшиеся после празднования Дня независимости. Те, что висели пониже, предприимчивые крестьяне растащили по домам – сшить детишкам одежду для школы.
Грузовики с логотипами «Интернэшнл даймонд» головорезы в камуфляже сразу же взяли под свою охрану и теперь вежливо отгоняли любопытных прикладами автоматов.
Колдун первым делом, выцелив взглядом глянцевый портрет Азариаса Лулу, прикрепленный к стене хижины старшего вождя, решительно направился к нему, плюнул прямо в лицо, сорвал, скомкал. Толпа наспех собравшихся жителей разом глубоко выдохнула.
– Земляки, граждане лучшей страны в мире. Вы достойны лучшей судьбы!..
А дальше Бамбучо Костяна просто «понесло». Он говорил справедливые вещи, всем своим видом показывая, что чуть ли не от рождения ненавидел гнусного диктатора, узурпировавшего власть, крадущего народные деньги. Призывал взять власть в свои руки. Толпа отзывалась восторженными криками, она готова была идти вслед за колдуном.
Глен Миллер подал неприметный знак Костяна, чтобы тот закруглялся и переходил к делу. Следовало побыстрее вооружить народ, наверняка кто-нибудь из стукачей уже мчался через джунгли к ближайшему городу, чтобы сообщить в полицию о готовящемся мятеже.
– Свергнем диктатора, станем хозяевами на своей земле. Духи предков с нами! – Бамбучо вознес над головой бамбуковый посох. – Кто хочет, чтобы гориллы диктатора насиловали наших жен и дочерей?!
– Никто! – дружно отвечала толпа…
Вскоре мужчинам уже раздавали оружие из грузовиков. Танзанийские инструкторы строили повстанцев в нестройные шеренги. Женщины сносили из хижин и сжигали на костре портреты диктатора, брошюрки с его биографией, выполненные для неграмотных в виде комиксов.
– Великий колдун Костяна! Веди нас!
Больше всего колдуну понравились привезенные Гленом Миллером радиоприемники. Как министр информации и пропаганды, он знал силу СМИ. Приемники были «мертво» настроены на одну-единственную радиоволну – даже ручки настройки не существовало. Для неграмотных африканцев вполне хватало кнопки «включить-выключить». Вопрос с электропитанием тоже был решен с учетом джунглей. В корпусе имелась складная ручка, покрутив которую минут десять владелец подзаряжал аккумулятор и потом мог целый час слушать передачу.
– Первым делом вам предстоит захватить радиостанцию в ближайшем городе. И тогда ваши призывы услышат по всей стране, – дал хорошую подсказку мистер Миллер…
…Повстанцы подошли к городку уже вечером. По дороге армия Бамбучо Костяна обросла новыми рекрутами. Мужское население деревень буквально вымывалось из селений. Колдуну уже никого не приходилось агитировать. Его приверженцы делали это сами.
На фоне вечернего неба высился с десяток пятиэтажных коробок центрального квартала. Ветер трепал в распахнутых окнах выцветшие полотняные шторы. Весь остальной город представлял собой неприглядное нагромождение хижин. Строительным материалом для них служили картон, жесть от разрезанных металлических бочек, обломки шифера и сшитые из мешков занавески. За городом высилась мачта радиостанции, белел аккуратный домик для персонала.
С кем воевать, было не совсем понятно. Никто не нападал на восставших. На всякий случай, постреляв в воздух, мятежники решились войти в город. Окраины встречали повстанцев без радости, но и не агрессивно. К Бамбучо, который ехал в джипе, даже пропустили нескольких миловидных девушек, вручивших ему цветы. Но тут со стороны центрального квартала послышались выстрелы, ухнула базука, раздались взрывы гранат.
– В здании мэрии засели полиция и чиновники… – передавали из уст в уста.
Инструкторы хорошо знали свое дело, в течение часа была прервана связь города со столицей, захвачена радиостанция. Бороться с полицией, отстреливающейся из здания мэрии, «танзанийские друзья» предоставили местным.
Фасад единственного пристойного по архитектуре здания в городе был изуродован следами от пуль. На площади валялись тела убитых мятежников. Пулеметчик, засевший в мезонине мэрии, грамотно накрывал длинными очередями неумелые волны атак.
Тем временем в городе начался грабеж. Звенело стекло магазинных витрин, мародеры опустошали малочисленные офисы и богатые квартиры. Понять, кто грабит, было невозможно. Повстанцы ничем не отличались от жителей города.
Бамбучо Костяна проводил взглядом двух молодых людей с автоматами за плечами, они несли на головах компьютерные кресла. Следом за ними двое крестьян тащили выдранный «с мясом» кондиционер. С соседней улицы уже доносились женские крики, наверняка там кого-то насиловали. Вскоре над крышами взметнулось пламя пожара. Бамбучо Костяна понимал, что ситуация выходит у него из-под контроля, остановить грабителей и убийц он не мог, оставалось только делать вид, что все идет по плану. Коварный Глен Миллер куда-то исчез, по слухам, он находился в захваченном здании радиостанции.
– Не стоит вмешиваться, – твердо решил колдун, – во всяком случае, до полного взятия города.
Массивные двери мэрии не выдержали взрыва связки гранат, рухнули внутрь здания с грохотом, который был слышен за несколько кварталов. Повстанцы, оставив на площади с десяток убитых, волной закатились в холл. Коридоры наполнились криками, выстрелами, под ногами катались стреляные гильзы. Вскоре меткий пулеметчик вывалился из окна мезонина вниз головой. Мэра, его заместителя, трех технических работников и молоденькую секретаршу повстанцы вывели на площадь. Следом за ними прикладами выгнали разоруженных полицейских.
Все они предстали перед грозным Бамбучо Костяна. Колдун стоял на возвышении, сжимая посох, чуть слышно постукивали на его запястьях амулеты. Мэр упал на колени и протянул к колдуну руки:
– Господин министр, пощадите…
Бамбучо сузил глаза, и просивший о пощаде понял свою ошибку. Перед ним был уже не министр, а новый правитель страны. Но было поздно.
– Повесить его! – раздался истерический выкрик из толпы.
Крики мэра потонули в одобрительном гуле. Тут же нашлась веревка, а фонарей на центральной площади хватало. Вскоре, к удовольствию толпы, тучный глава города уже качался на осветительной мачте, а на его груди криво висел портрет Азариаса Лулу. Президенту кто-то успел пририсовать маркером рога.
Заместители мэра и секретарша не стали повторять ошибку бедняги, они сразу же признали в Бамбучо нового лидера нации. Чтобы потрафить своим сторонникам и выглядеть в их глазах справедливым, Костяна распорядился повесить двух полицейских, а остальных помиловал. Он даже пообещал увеличить им жалованье после победы над каннибалом, врагом африканского единства и всего прогрессивного человечества. А местное отделение патриотического союза африканской молодежи в полном составе вступило в ряды повстанцев.
Покинув горящий город, отданный на разграбление своему войску, колдун отправился на радиостанцию. Вскоре его пламенную речь уже слушали во всех окрестных деревнях по радиоприемникам с ручной подзарядкой.
– На столицу! Восстановим мир и порядок в нашем общем доме! Даешь африканский порядок! Духи предков с нами! – окончил свою речь колдун.
* * *
В тот самый день, когда на родине колдуна началось восстание, «Шевроле-Субурбана» неторопливо колесил по столице африканской страны. За рулем по-прежнему сидела молоденькая смуглая женщина, а солидного вида мужчина с рубиновым перстнем восседал рядом с ней. В отеле, где остановились ливийцы, соседний с заезжей парой номер занимали операторы прослушки из службы безопасности президента. Десятки микрофонов были тщательно замаскированы в гостиной, спальне и в туалете с ванной. Фиксировался каждый звук, каждое слово.
Не оставляли без присмотра иностранцев и на улице. Машины наружного наблюдения сменяли регулярно, чтобы не примелькаться. Правда, соглядатаи оставались прежними. Но глава МВД Набука Вабанда, в чьем ведомстве находилось управление охраны высших лиц страны, справедливо рассудил, что для араба все темнокожие на одно лицо. Неприметный старенький «Пежо» обогнул притормозивший у тротуара джип. Ливиец уже выбрался из машины.
– Сворачивай и стой, – прошамкал с набитым ртом тучный соглядатай своему худощавому напарнику.
«Пежо» тут же вильнул за угол. Тучный «топтун» быстро покинул машину. Ливиец тем временем уже успел угостить уличного торговца сигаретой и завел с ним разговор.
– Как тут у вас вообще живется?
Торговец насторожился, подобные беседы с иностранцами в стране не поощрялись.
– По-всякому, – воровато оглядываясь, проговорил он на плохом английском. – А что?
– Всякое в мире о вашей стране говорят. Вот, приехал с женой по делам, смотрим, хотим понять, что – правда, а что – ложь.
Торговец, заметив слоняющегося поблизости тучного «топтуна», безошибочно определил его профессию. В столице на центральных улицах разрешалось торговать только тем, кто регулярно стучал в спецслужбы.
– Вы же сами видите, – расплылся в улыбке торговец, – город чистый, порядок повсюду.
– Да, и девушки самые красивые во всей Африке, – фразой из официальной пропаганды дал подсказку ливиец.
– Главное, у нас порядок и стабильность. Я не боюсь своих детей на улицу выпускать. А все благодаря нашему президенту, – топорно пиарил Азариаса Лулу торговец. – У нас хоть днем, хоть ночью можно смело ходить по городу, не то что в соседних странах.
Даже тучного передернуло, он незаметно пригрозил болтуну кулаком, мол, надо тоньше обходиться. Но чего можно было ожидать от торговца-стукача.
Ливиец не перебивал, слушал внимательно, на прощанье купил местный сувенир – вырезанную из черного дерева мужскую голову на кожаном ремешке, подозрительно напоминающую всенародно избранного, и вернулся в машину.
Автомобиль наружного наблюдения плавно покатил за ливийцами. Тучный подкручивал ручку подстройки. Микрофонную пушку-сканер, замаскированную под зонтик, направил на заднее стекло джипа. Черный – под цвет кожи – наушник торчал из уха.
– Ну что? – поинтересовался худощавый напарник.
– Болтают. Вроде все им тут нравится. Правда, говорят, что народ живет бедно, но это, мол, для Африки вообще характерно.
– Конечно, характерно. Нам хоть и платят, но разве ж это деньги? Второй год зубы вставить не могу.
Через полчаса «наружка» сменила машину. За это время ливийцы успели заглянуть в аптеку и поинтересоваться ценой на презервативы и аспирин, купили местную прессу и устроились в открытом кафе, обсуждая прочитанное. Их интересовало многое, куда больше, чем обычных туристов. О своем бизнесе они даже не вспоминали.
Когда официант явился на кухню с записанным в блокнотике заказом ливийцев, там его уже поджидал тучный. «Топтун» тут же сверкнул краснокожим удостоверением, притянул официанта к себе за воротник не слишком свежей рубашки:
– Если ты вздумаешь их обсчитать…
Продолжения не требовалось, если говорил человек из службы охраны Азариаса Лулу, то возражений не поступало.
– Что заказали? – Блокнотик перекочевал в пухлые пальцы с удивительно нежно-розовыми ногтями. – Покажи, какая у вас пицца?
Осмотр и дегустация заставили тучного поморщиться.
– Если ты принесешь им эту дрянь…
– У нас другой нет, – умоляюще просипел официант, – и кофе тоже. – Он указал взглядом на кастрюлю. – Варим на несколько часов вперед.
– Значит, так, – грозно промолвил сотрудник самой страшной спецслужбы в стране, – бежишь в итальянскую пиццерию и приносишь оттуда. Кофе не забудь.
– Там пицца стоит… – официант осекся и вылетел через черный ход.
Не прошло и пяти минут, как он уже вернулся с купленными на свои последние деньги пиццой и с кофе в термосе.
– И смотри, приветливо улыбайся. – Тучный упаковал пиццу, выпеченную в кафе и им же самим забракованную, и неторопливо вышел на улицу.
Обслуживанием ливийцы остались довольны, особенно впечатлили их низкие цены.
– Такой кофе в Риме стоит пять евро. А у вас – всего пятьдесят центов. – Мужчина блеснул рубином и спрятал сдачу в портмоне. – А это вам, за хорошую работу, – подвинул он к официанту купюру.
Тот отшатнулся от денег, словно от раскаленного железа.
– Что вы, у нас в стране не принято давать чаевые. Я зарабатываю достаточно, чтобы содержать свою семью.
Ливиец покрутил деньги в пальцах.
– Я настаиваю.
– Нет, и еще раз нет. – Официант, как ни старался скрыть во взгляде сожаление, ему это не удалось, правда, и денег он не взял.
– Чудесная страна, – покачала головой щуплая супруга. – Я забыла закрыть джип, он простоял на улице всю ночь, и ничего из него не пропало. У нас в Ливии такое вообразить себе невозможно.
Пара уже стола у джипа. Карманный воришка с тоской во взгляде посматривал на небрежно засунутый в задний карман брюк ливийца бумажник. Вытащить его – проще простого. Но полицейский, отвечающий за правопорядок в районе, накануне предупредил всех воришек, чтобы не смели приближаться к ливийской паре.
– Кажется, мы собрали достаточно отзывов для отчета, – произнес по-итальянски ливиец.
– Даже больше, чем следовало, – отозвалась супруга. – Осталось только собрать информацию о положении заключенных в тюрьмах. Это будет сложнее сделать.
Сотрудники «прослушки» переглянулись. Тучный уминал дармовую пиццу, худощавый нервно произнес:
– Все. Проговорились. Они – точно международные инспектора. Выходи на связь, докладывай министру.
Тучный еще торопливо прожевывал пиццу, а его пальцы уже жали кнопки рации, меняя частоту.
– Леопард, Леопард… – принялся вызывать он замогильным голосом, – я – Носорог. Докладываю…
* * *
Солнце еще только склонялось к западу, еще не покинула столицу тропическая дневная жара. Над пыльным асфальтом улиц клубилось марево. Но ни жара, ни крики городских торговцев, ни лай бездомных собак и кошачье завывание не проникали в резиденцию диктатора сквозь пуленепробиваемые стеклопакеты. Азариас Лулу, счастливый и гордый, сидел развалившись в кресле. Кондиционеры струили прохладу. Личный визажист готовил его к записи еженедельного обращения к нации.
Штатным спичрайтерам всенародно избранный не доверял, он полагался на интуицию. Тезисы обращения, распечатанные огромными буквами на картонных карточках, карточным веером рассыпались по столу. Азариасу достаточно было глянуть на них, а уж потом он развивал тему, сыпал народными словечками и пословицами, незатейливыми сравнениями. Обращения пользовались неизменным успехом среди простого народа. Президент представал на экране в образе человека от сохи, знающего цену и поту и слезам. Он и сам умел, если надо, всплакнуть перед камерой скупой мужской слезой.
Визажист расческой укладывал кучерявые волосы, то и дело сбрызгивая их матовым лаком. На блестящие от жира щеки и нос президента наносил специальную темную пудру-грим, чтобы не бликовали в свете софитов. Камера с закрытой крышкой объектива уже высилась на штативе. На чехле гордо серебрилась надпись «За Африку!».
На отдельном столике лежали доставленные в резиденцию министром военно-морских сил обломок спасательного круга и помятый мокрый порножурнал. Диктатор разделял выводы своего министра. Сомнений не оставалось – потоплена подлодка соседнего государства, незаконно проникшая в территориальные воды. Что она там делала или собиралась делать – это уже другой вопрос. Хотелось верить, что если и были на ее борту диверсанты, то теперь они уже кормят рыб на дне океана. Врагов у президента хватало, в том числе и среди соседей. Главное – подлодка не принадлежала России, чего больше всего опасался Его Высокопревосходительство. Значит, русские и впрямь ничего не предприняли для спасения своих моряков.
Визажист наводил последние штрихи – тоненькой кисточкой обводил губы диктатору, чтобы придать им больший объем и национальный колорит.
В комнату проскользнул помощник.
– Ваше Высокопревосходительство, прибыл министр внутренних дел, – сказал он и вопросительно глянул на телекамеру.
– Проси, запись отложим. – Азариас Лулу поднялся, сбросил халат на руки визажисту и подставил руки, чтобы на него надели пиджак.
Набука Вабанда прямо светился от счастья. Он вручил президенту кожаную папку с бумагами.
– Я взял на себя смелость… – начал он, – они точно из ОАЕ. Взгляните сами.
Азариас Лулу полистал распечатки разговоров ливийской пары. Все реплики, свидетельствующие или намекающие на то, что мужчина и женщина – международные проверяющие, были аккуратно отчерчены маркером.
– И что они собираются делать дальше? – поинтересовался диктатор.
Набука Вабанда чуть заметно погрустнел:
– Им очень нравится наша страна. Но они намерены собрать материал о положении заключенных в тюрьмах. Боюсь, иностранцы могут не понять, зачем в камерах и комнатах для допросов мы традиционно красим стены и потолок красным.
– На всякий случай перекрась одну из тюрем за ночь. И смени контингент заключенных на своих людей.
– В какой цвет перекрасить? – с готовностью подался вперед министр.
– Хоть в зеленый, – задумчиво произнес Лулу. – Но, кажется, их и не придется туда вести. Теперь неплохо было бы пригласить ливийцев к себе и расположить их «чисто по-человечески». Плюс дать хорошую взятку, чтобы добрым словом в Триполи поминали и в ОАЕ словечко замолвили.
– Мы их тем самым демаскируем, – напомнил Набука Вабанда, – а они прибыли инкогнито. Как бы это не настроило против нас международных инспекторов.
– Ничего страшного. Наоборот – лишний плюс, хорошая работа полиции, людям полковника Каддафи уж точно понравится, – уверенно произнес Лулу. – Действуй. А то они, чего доброго, попытаются найти свой канал для сбора информации о местах заключения. А у нас каждый второй в стране или сидел, или охранял заключенных. Так что информаторов им долго искать не придется.
– Разрешите исполнять, Ваше Высокопревосходительство?
– Ты что, не понял? Жиром мозги заплыли? Срочно тащи их сюда.
Набука Вабанда козырнул…
…«Шевроле-Субурбана» заехал под тонированный козырек отеля. Швейцар тут же сбежал с крыльца, распахнул дверцу.
– Не беспокойтесь, синьор, – угодливо затараторил он, – я отгоню вашу машину на стоянку.
Ливийская пара переглянулась, раньше такой услуги в отеле не наблюдалось. Ключи перекочевали к швейцару.
– Вы забыли бумажник в машине, он, конечно, не пропадет. – Швейцар, как и официант в уличном кафе, наотрез отказался от чаевых.
Пока шло препирательство и соревнование в учтивости, у отеля остановился лимузин с государственным гербом на дверце и эмблемой МВД. Набука Вабанда с показным достоинством выбрался из машины и, приблизившись к ливийской паре, застенчиво козырнул.
– Вы, кажется, министр внутренних дел? – приподнял брови ливиец, а его спутница смерила главного полицейского страны изучающим взглядом.
– Да, полковник Вабанда. – Голос министра звучал вкрадчиво, словно у оператора службы «секс по телефону». – Попрошу пройти ко мне в машину.
– Мы что-то нарушили? – изумилась молодая женщина.
– Что вы… наоборот.
Когда дверцы министерского авто мягко закрылись и стеклянная перегородка, отделяющая салон от водителя, плавно пошла вверх, Вабанда заговорщицки улыбнулся:
– Его Высокопревосходительство – президент Азариас Лулу хотел бы видеть вас.
– Вы ни с кем нас не перепутали? – вырвалось у женщины.
Ливиец положил руку на ее ладонь.
– Это большая честь для нас. Когда он желает принять нас?
