– Нет, – качает головой Дастин. – Оружия здесь нет.

Он прав – к чему здесь оружие?..

– А у меня только это, – я вытаскиваю из ножен любимый ножичек, коим при необходимости можно распилить арматуру.

Да, с арматурой он справляется, однако против стрелкового оружия бесполезен. А у тех ребят, что окружают наш аппарат, в руках специальные автоматы. Похоже, выстрелами из них они повредили навесное оборудование нашего аппарата и лишили его подвижности.

Дастин пощелкал клавишами, покрутил ручку настройки станции связи… Бесполезно – электронная аппаратура не откликалась.

– Думаешь, это боевые пловцы с «Маккэмпбелла»? – спрашивает он.

– Одно могу сказать точно: это не мои ребята, – оглядываю тесное нутро проклятой железяки. – Слушай, ты же говорил, что ваш аппарат самый крутой и надежный! Уверял, что он настоящей американской сборки…

– Все верно – американской. Но на конвейере стоят китайцы…

Итак, мы тупо сидим внутри сферы из прочного металла и наблюдаем сквозь три маленьких иллюминатора за действиями десятка боевых пловцов. Они снуют вокруг нас и что-то делают – это слышно по негромкому стуку и скрежету металла…

Спустя несколько минут последняя надежда непонятно на что не оправдалась: аппарат привязан тросами к небольшому подводному буксировщику. Цепляя за выступающие рифы, мы безвольно планируем вдоль неровного дна…

Проползли около полумили. Остановились. Снова шныряющие вокруг тени пловцов, приглушенный скрежет…

Толчок. Мы взмываем к поверхности. Аппарат медленно вертится вокруг вертикальной оси, и в какой-то миг свет, поступающий сквозь иллюминаторы, меркнет – перед нами возникает темная стена.

– Что это, мать его? – матерится Дастин.

– Корпус корабля.

– Какого?

– Эсминца УРО «Маккэмпбелл».

– Черт…

Да, неприятное открытие.

Нас довольно быстро вынимают из воды. Перемахнув через борт, опускаемся на плоскую платформу. Иллюминаторы смотрят на корму военного корабля: на поднятые леера, на флагшток с развивающимся на ветру американским флагом…

Опять грохот металла над головой. Толчок. Платформа увозит аппарат с вертолетной площадки в сторону носа.

– Куда это они нас?

– В вертолетный ангар.

– Мать их!.. Зачем?

– Хотят поскорее спрятать свой улов.

– А ваши далеко отсюда?

– Кто ж знает? Хорошо, если летчики с «вертушки» успеют заметить. Ты чего материшься через каждые два слова?

– А чаще, мать их, не получается…

Раскладываясь, створка ангара закрывает светлый прямоугольник, окончательно превращая нас в пленников. А над головами уже орудуют морячки, пытаясь открыть круглый люк герметичной сферы…

– На гражданке этим чувакам пришлось бы долго искать работу, – кивает Дастин вслед ушедшим офицерам.

– Зато у нас в России работа есть всегда и для всех, – говорю я и потираю затекшие запястья. – Например, снимать асфальт и снова его плохо укладывать…

Пару часов мы просидели внутри титановой сферы, отказываясь открыть фиксатор круглого люка. Открыть его пришлось лишь после того, как стали задыхаться вследствие отключения американскими морячками электросистемы аппарата. А что ее было отключать? Добрались до аккумуляторной батареи под легким корпусом и…

– …В лучшем случае водили бы такси по Лос-Анджелесу, – продолжает негодовать Дастин. – А надев военную форму, мать их, будут землю рыть и класть на все человеческое!..

– Что ж, в России аналогично: попал в армию – гордись, не попал – радуйся.

– Знаешь, а ведь мне уже доводилось сидеть в корабельной клетке.

– Тебе легче. У меня такого опыта нет.

Пару минут назад нас обыскали, отобрав все личные вещи. Дастин с грустью глядел на дорогие часы, я с похожим сожалением прощался со своим любимым ножом. Потом с нас сняли стальные браслеты и затолкали в две соседние клетки.

– Между прочим, из той передряги меня выручила Санди.

– О как! Она передала тебе ключ в буханке хлеба?

– Нет, – грустно улыбается американец, – просто принесла пистолет.

– Жаль, но сюда ее не пропустят.

– Это ты верно подметил. Придется придумывать что-то другое…

Интересно, что можно придумать?

Пока мой товарищ по несчастью, прислонившись спиной к толстым прутьям, рассказывает историю знакомства с Санди, я морщу лоб, напрягаю мозг и кусаю губы… Но в голову ничего не приходит. Прямо скажем: вариантов – кот наплакал. Нас спасет только помощь ВМФ Российской Федерации или прямое вмешательство Всевышнего. Причем на второе шансов гораздо больше.

– Я тоже по молодости искал, мучился, переживал. Теперь никого не ищу. Меня одинаково раздражают как двадцатилетние дурочки, считающие свои куриные мозги центром Солнечной системы, так и те, кому за тридцать пять. Многие из них – те же дурочки, только в нагрузку к тупости прилагается от семидесяти до ста килограммов легкоусвояемого диетического сала…

Минуло несколько часов с момента нашего «поселения» в корабельном карцере. Здесь нет иллюминаторов, щелей, отдушин, вентиляции и невозможно понять, день сейчас, вечер или ночь.

– …Пока ей двадцать, она привлекательна и недоступна. У нее куча поклонников, подарки и внимание, ночные клубы и дискотеки; ей хочется жить в красоте и великолепии. Она мечтает встретить богатого принца, который приедет за ней в Козложопинск на крутой тачке, увезет в Монако и подарит особняк с видом на пурпурный средиземноморский закат…

Мы ничего не смогли придумать. Вот и сидим, прислонившись спинами к железной переборке – я в своей келье, Дастин – в своей. Сидим и болтаем ни о чем. Он рассказал о знакомстве с Санди, а я… А мне рассказывать не о ком. Я просто треплюсь, дабы чем-то заполнить тягостную тишину.

– Продолжай, – просит Дастин. – Я не все понимаю из твоих рассуждений. Но то, что понимаю, – интересно.

– Она мечтает и при этом твердо убеждена, что принц обязан ее добиваться и завоевывать. Правда, сама при каждом удобном случае будет отшивать, кидать и динамить. А что же она может предложить принцу взамен его титаническим усилиям?

– Действительно, что?

– А ничего. В лучшем случае побыть бревном с раздвинутыми ногами. Да вот беда – в наше рыночное время подобные услуги находятся «в шаговой доступности» и «круглосуточно предоставляются со скидкой в громадном ассортименте»…

Наш треп неожиданно прерывается лязгом замка. Внешняя овальная дверь распахивается, и в карцер заваливаются несколько парней в морской форме. Рожи у них недовольные, движения резкие.

– Встать! – гремит ключами первый.

Решетка отъезжает в сторону. Начинается обыск. Серьезный и долгий. Они ищут плоскую флешку, на которой хранится цифровая запись нашего погружения к остаткам советского подводного ракетоносца. Пусть ищут. На моем теле и в моей одежде ее нет.

Пусть ищут…

Нападение и захват аппарата, заключение в корабельный карцер и обыски… Все это вскоре показалось цветочками. После скрупулезного шмона примелькавшегося в этом районе Тихого океана Дастина тупо избили, а мне учинили допрос.

Вопросы не отличались затейливостью и глубиной:

«Кто такой?»

«Какого черта тут делает ваш эсминец?»

«Что вашему командованию известно о пропавшей советской лодке?»

«Имеется ли на борту научного судна второй глубоководный аппарат?..»

Я героически молчал.

Тогда нас затолкали в общую клетку и так лихо обработали физически, что мы полчаса не могли встать с прохладного стального пола.

Но и на этом американские моряки, руководимые изобретательными разведчиками, не остановились. Следующим испытанием стал заурядный крепкий алкоголь. Да, вы не ослышались – в нас влили по большой бутылке дешевого рома. Видимо, церэушники специально возили с собой запасы этой дряни для развязывания языков таким упрямцам, как мы.

Ром мы кое-как проглотили и опять ничего путного не сказали. Дастин исполнил задорную ковбойскую песню, а я стал перечислять все преступления американской военщины с начала двадцатого века по сегодняшнее число. В общем, вместо второй порции крепкого алкоголя мы схлопотали добавку в виде побоев.

– Я не понял… – говорю я, ощупывая недавно зашитые доктором раны на спине и боку, – что сказал этот гад в форме морского пехотинца?

– Пообещал продолжить знакомство, – тяжело дышит мой новый друг. Сплюнув кровь, добавляет: – Нам отсюда не выбраться, Евгений. Похоже, это конец.

– Почему ты так считаешь?

– Потому что мы видели погибшую лодку.

Что за чушь он несет? Наверное, парень тупит от парочки хорошо поставленных ударов в голову или ром долбанул по мозгам. Откуда американцам известно о нашей лодке? И что им за дело до нашего интереса?..

Перевернувшись на спину, смотрю в потолок. Страшно хочется пить и спать.

– Слушай, ну сейчас-то понятно. А за что тебя упекли в тот раз, когда выручала Санди?

– О, давненько это было – зимой, лет этак семь назад. Я тогда завербовался работать сварщиком на «Global Explorer» – огромное судно размером с футбольное поле. С виду – обыкновенный разведчик нефтегазовых шельфовых и глубоководных месторождений. А на самом деле…

Пауза затягивается. Переспрашиваю:

– Каково же было его истинное назначение?

– На самом деле судно служило специальной платформой для подъема погибшей подводной лодки. Вашей лодки, Евгений.

– Что? Платформой для подъема подлодки?! – я приподнимаюсь на локте. – Ну-ка, Дастин, давай поподробнее…

Мы истерзаны и измазаны кровью; одежда порвана, лица и руки в ссадинах. У нас почти не осталось сил, а вместо матерных слов глотки изрыгают жуткий перегар и отрывистые звуки. Но мы продолжаем кататься по полу и молотить друг друга ватными конечностями.

– Ах-х ты, с-сука!.. – навалившись на Дастина, сжимаю пальцы на его шее. – Т-ты совсем ох-хренел?!

– К-какого черта т-ты набросился, чувак?! – бьет он по моей измученной ромом печени.

Наконец силы оставляют нас окончательно. Мы расцепляемся, падаем и минут десять лежим рядом, оглашая хрипами тесное пространство карцера.

Отдышавшись, спрашиваю:

– Ты хорошо представляешь, что такое ядерное оружие?

– Вполне. Иначе не взялся бы за это дельце.

– Выходит, тебе наплевать, в чьи руки оно попадет? Лишь бы получить хорошую цену?

– Не совсем, конечно, но… деньги для меня важнее.

Сажусь, прислонившись плечом к толстому прутку. Стирая с лица кровь, удивляюсь точности мысли старика Горчакова: «Мы слишком мало знаем о дайверах, Евгений. А дефицит информации часто оборачивается большими неожиданностями». Прямо как в воду глядел старик!

– А кто покупатель? – оборачиваюсь к Дастину.

Тот молчит. Следуя моему примеру, он принимает сидячее положение и завязывает шнурок на кроссовке.

– Не хочешь говорить?

Молчит.

– Тогда я сам скажу. Наткнувшись на потерянные при разломе корпуса субмарины ракеты, вы кинулись искать покупателя для их ядерных головных частей. И нашли. Скорее всего, это какой-нибудь зачуханный посредник, которого настоящий покупатель с арабской наружностью уберет сразу после сделки.

Кажется, я угадал, ибо Дастин забывает о шнурке и с интересом глядит на меня.

Я же спокойно подвожу свой анализ к финишной черте:

– Но главная фишка не в этом.

– А в чем?

– Увидишь, когда арабы привезут ядерную хреновину к тебе в Соединенные Штаты и рванут в Сан-Франциско, Лос-Анджелесе или Нью-Йорке.

– Почему ты так думаешь?

– Да потому что твои доблестные сограждане лезут везде и всюду, силой насаждая свои правила игры. Они убивают иракцев и афганцев, они нападали на Ливан и Сирию, они прессуют Иран и Палестину, они наносят точечные удары по Сомали, Пакистану и Ливии. Так куда, по-твоему, арабы повезут купленный у вас уран?

– Возможно, ты и прав, – осторожно трогает он пальцами разбитые губы. – Да только теперь это не имеет значения. Мы с тобой обречены и не в состоянии повлиять на ход событий.

Словно в подтверждение его слов в замке овальной двери гремит ключ, и в «предбанник» карцера заходит все тот же офицер морской пехоты в сопровождении двух капралов. Офицер вооружен пистолетом, капралы несут мешки и пропиленовую веревку.

– Черт, – поднимается с полу Дастин. – Я говорил, что нам отсюда не выбраться.

– Погоди опускать руки, – шепчу в ответ и встаю рядом. – Дождемся, когда откроют решетку, и…

Однако никто из посетителей карцера решетчатую дверь открывать не собирался. Остановившись посреди «предбанника» и широко расставив ноги, коротко остриженный офицер щелкнул затвором. Медленно подняв руку, он навел ствол «беретты» точно в мой лоб.

«Да, пожалуй, Дастин прав: это конец, – я завороженно гляжу в черное отверстие, откуда должна вылететь «птичка». Гляжу и не верю: – Неужели все? Неужели так просто и быстро?..»