Судьба, фортуна, рок — три составные текущего времени, именуемого одним словом — ЖИЗНЬ.

Человек приходит в этот мир, раскладываются перед ним шкатулки, все они одинаковые, безликие и непрозрачные, и, что тебя там ждет — сладострастная сирена, искрящаяся восторгами фортуна или злой рок, — не узнаешь, не открыв приглянувшийся ящичек.

Бывают люди, которым раз за разом выпадает злой рок или постоянно не везет, и в конце концов они обретают репутацию неудачников. Но бывают и те, кому фортуна постоянно дарит свои улыбки, за что бы они не брались. Им сопутствует удача. Таких величают счастливчиками.

Именно такой себя считала Мадлен Партер, тридцатипятилетняя высокая огненно-кудрая красавица.

Родилась девушка в семье археологов. Родители, английские аристократы, влюбленные в историю Средиземноморья, после свадьбы обосновались на острове Мальта, в родовом гнезде предков. Там появились на свет их дети: дочь Мадлен и сын Арчи.

Вообще, Мадлен с детства считала, что родилась она с золотой ложкой во рту и брильянтом в кулачке. С детства она была окружена любовью и заботой родителей, которые, правда, частенько отправлялись в научные командировки на Ближний Восток и в Северную Африку, но по возвращении всегда одаривали детей по-царски. И где бы они ни находились, всегда были в курсе дел своих отпрысков — следили за здоровьем, успехами в учебе, а те были лучшими среди своих сверстников. По окончании гимназии прежде неразлучные брат и сестра поступили в Сорбонну. В отличие от родителей, тяготевших к истории, Мадлен выбрала изобразительный факультет. Арчибальд, все каникулы проводивший среди развалин Древней Греции и Древнего Рима, тянулся к красоте и изяществу строений, поэтому остановился на архитектуре.

На втором курсе пришло трагическое известие: родители отправились в очередную экспедицию в Сахару, но обратно их пустыня не отпустила. Двухмесячные поиски ничего не дали, и местные власти сочли необходимым известить родственников о случившемся.

Тогда Мадлен впервые показалось, что судьба стала отбирать свои подарки. Она даже впала в депрессию, появились какие-то мутные знакомые, угощавшие ее сигаретами с «леди Хемми» , веселящими таблетками экстази. Но, к счастью, вскоре наркотики девушке надоели, ее деятельная натура требовала динамики. Она без сожаления бросила изобразительное искусство и занялась дизайном одежды, а вскоре познакомилась с Бенито, молодым итальянцем, как его прозвали европейские газеты «восходящей звездой моды». Их роман был бурным и стремительным, вскоре молодые люди вместе улетели в Нью-Йорк.

С первой же коллекции Бенито Новый Свет был покорен. Мадлен, которая во многом помогала своему бойфренду, купалась в лучах его славы.

За несколько лет они вдоль и поперек исколесили всю Америку, а однажды, предаваясь отдыху в Лас-Вегасе и хорошенько поддав, поженились в небольшой церквушке на окраине города. Сочетал их браком двухметровый негр с физиономией профессионального боксера.

Постепенно гламурная жизнь, как трясина, все больше и больше засасывала молодоженов в свою бездну. Шумные вечеринки не прекращались, к шампанскому вскоре добавилось виски, а затем и очередь кокаина настала. Все меньше оставалось времени на творчество, а похмелья становились затяжными. Новые коллекции Бенито уже не вызывали щенячьего восторга у прессы и публики. Сам кутюрье превратился в грязного, небритого субъекта с вечно воспаленными глазами параноика. Спасением от его истерик оставались лишь очередные загульные вечеринки, которые со временем стали напоминать оргии.

Происходящее напоминало Мадлен дежавю, только тогдашняя студенческая жизнь с «травкой» и веселящими таблетками сейчас казалась безобидными детскими шалостями.

Однажды, очнувшись после очередной попойки в постели, больше напоминающей Ноев ковчег, неожиданно сама себе сказала: «Ты сдохнешь, если останешься здесь хотя бы еще на один день». Собрав наскоро свои вещи и даже не попрощавшись с Бенито, девушка вернулась на Мальту, где тогда уже жил ее брат.

Арчи к тому времени серьезно занимался хай-теком, многие его проекты были отмечены международными призами. Стал авторитетом в области новомодной архитектуры, пользовался большим спросом не только у крупных строительных компаний — даже главы некоторых государств не гнушались обращаться к нему. В тот день, когда Мадлен появилась в отчем доме, брат собирался в Магрибистан — полковник Фарук предложил перестроить центр столицы Набжибхан.

Недолго думая, девушка решила составить компанию брату, сочтя поездку занимательным путешествием. Ей даже показалось, что это знак свыше и провидение дает ей шанс отыскать следы исчезнувших в песках Сахары родителей.

Северная Африка очаровала ее своим неповторимым колоритом и полными мистики загадками. Пока брат занимался эскизами небоскребов из стекла и нержавеющей стали, которые вскоре должны были стать частью города будущего, Мадлен носилась без устали по Магрибистану, знакомясь с бытом местного населения, увидела изнутри жизнь оседлых арабов, кочевых туарегов и берберов. Она впитывала каждое слово гида, фотографировала наряды, изучала ткани и в будущем надеялась создать новую коллекцию модной одежды.

Три года она трудилась, не покладая рук, но не успела… в стране неожиданно вспыхнула революция. Ничто не предвещало недовольства, и вдруг толпы разгневанных людей, митинги, драки, стрельба. А потом начался настоящий ад. На Набжибхан обрушился смерч из бомб и крылатых ракет. На востоке страны повстанцы захватили главный порт Амириск, через который шел в Европу весь экспорт нефти. Теперь в порт заходили лишь корабли с оружием, Магрибистан рухнул в бездну гражданской войны, как горе-рыбак в полынью.

В одну из очередных бомбежек ракета попала в коттедж, в котором проживали Мадлен и Арчибальд. Архитектор пребывал в полной уверенности, что полковник Фарук подавит мятеж, и он сможет наконец завершить свой проект, когда раздался взрыв. Ударная волна и осколки его не зацепили, но рухнувшие балки перекрытия раздробили мужчине ноги ниже колен. Подоспевшие солдаты разгребли развалины и отвезли раненого в госпиталь, сестра последовала за ним. Еще недавно центральный госпиталь Магрибистана являлся лучшим лечебным заведением Северной Африки, теперь его корпуса были заполнены ранеными и покалеченными, заняты были даже коридоры и подсобные помещения. И, как заметила Мадлен, в основном это были дети, старики и женщины. Военных было мало, как правило, раненые солдаты и офицеры находились в полевых лазаретах, развернутых неподалеку от позиций правительственных войск.

Несмотря на невероятную тесноту, для раненого архитектора нашли отдельную палату. Это было крошечное помещение без окон, с лампами дневного света — видимо, раньше здесь была кладовка.

Кроме раненого Арчи Партера и его сестры здесь находилась еще одна пациентка, это была молодая, темноволосая девушка с красивой спортивной фигурой. Несмотря на смуглую кожу, в ней угадывалась европейка. У нее была забинтована голова, несколько дней раненая не поднималась с кровати, а когда врачи разрешили встать, вышла из палаты, пошатываясь. Вернулась уже облаченная в армейскую форму, прозванную специалистами пустынным камуфляжем.

Мадлен сразу обратила внимание на ладную фигурку и то, что девушка чувствовала себя в форме как модель на подиуме в эксклюзивном наряде.

— Давайте знакомиться, — приблизившись к лежащему неподвижно архитектору, предложила она и первой представилась: — В Магрибистане меня называют Роксоланой.

— У вас неплохой английский, но с сильным восточноевропейским акцентом, — обратил внимание Арчи.

— Вы верно заметили. Я действительно из Восточной Европы, сюда приехала из Украины, служу в охране президента.

— А как же вы здесь оказались? — не удержалась от вопроса Мадлен. Форма у новой знакомой действительно напоминала ту, в которой щеголяли по президентскому дворцу девушки-телохранители.

— Мы выезжали на позиции, а когда возвращались в Набжибхан, попали под артобстрел. Один из снарядов взорвался рядом с нами, водителя и двух охранниц убило наповал, а мне повезло, только контузило. Привезли сюда, а полковник Фарук распорядился, чтобы я находилась в госпитале до полного выздоровления, — вкратце поведала свою историю Роксолана. Теперь наступила очередь плакаться на судьбу семейству Партер.

Арчибальд после дозы обезболивающего заснул, а девушки, чтобы ему не мешать, расположились у дальней стены и стали шепотом общаться. С первых же дней между ними завязалась настоящая дружба, несмотря на разницу в возрасте больше десяти лет.

— А почему тебя назвали Роксоланой? — Мадлен засыпала новую подругу разными вопросами, которые, по ее убеждению, являлись едва ли не загадками Вселенной.

— Так звали украинскую полонянку, которая оказалась в гареме турецкого султана. Она пустила в ход не только женское обольщение, но проявила стойкость характера и смогла поднятья от безропотной наложницы до законной супруги султана, и даже своего сына возвела на трон Османской империи…

— А это правда, что полковника Фарука охраняют только девственницы? — в очередной раз невинным тоном поинтересовалась Мадлен.

— Да, — совершенно серьезно подтвердила Роксолана. — Президент вышел из бедуинов и свято верит в поверья своего народа. Одно из них гласит — только сохранившая целомудрие девушка способна почувствовать смертельную опасность.

— И что, он ни с одной из вас даже не флиртовал?! — не поверила своим ушам Мадлен.

— Нет, что ты, он слишком любит свою семью и придерживается национальных устоев своей страны.

— А как ты попала сюда, за тридевять земель? — Вопросы сыпались один за другим.

— Когда закончила среднюю школу, уже была мастером спорта по аэробике. Звезд, по правде говоря, с небес не хватала, поэтому решила обеспечить свое будущее и поехала в Киев, где и поступила в Институт физической культуры. В конце первого курса один знакомый парень предложил подработку к студенческой стипендии, а именно на время стать телохранительницей. Деньги платили хорошие, правда, все заработанное за лето пришлось потратить на оплату учебы школы телохранителей. Но зато потом меня сразу включили в группу сопровождения и охраны ВИП-персон. Как раз во время визита в Киев главы Магрибистана меня заметил начальник его личной охраны — что-то генерала Касима во мне заинтересовало, — и уже на следующий день мне сделали предложение, от которого трудно было отказаться. Контракт на пять лет, полный пансион и оплата почти в двадцать раз больше, чем платили в «Титане» . Ну как можно отказаться от такого? Ведь я сразу решала многие проблемы и обеспечивала себе вполне безбедное будущее. Но, прежде чем я стала полноценным бодигардом, год ушел на обучение. Курсы подготовки телохранителей на родине — детский сад по сравнению со школой президентской охраны. Там из нас делали настоящих ниндзя, способных обезопасить патрона, в мгновение ока обезвредить любого нападающего и даже нескольких.

— Даже голыми руками? — спросила Мадлен. Глаза девушки искрились от восторга.

— Голыми руками — в первую очередь…

Бомбежки столицы становились интенсивнее и чаще, над городом постоянно стоял удушливый смог от пожаров. Несколько ракет даже попали на территорию госпиталя. От раненых можно было услышать об уничтожении президентского дворца, гибели внуков полковника Фарука и многое другое.

Потом к бомбежкам добавились звуки артиллерийской канонады, стало ясно — войска повстанцев дошли до пригорода Набжибхана.

— Не сегодня завтра правительственные войска отбросят этих бешеных псов, — успокаивали раненых врачи госпиталя.

Вечером седьмого дня артиллерийская канонада сменилась трескотней автоматных выстрелов.

— Мятежники в городе, — сообщила вошедшая в палату Роксолана. Лицо девушки не выражало никаких эмоций, только в темно-карих глазах читалась задумчивость. Пальцами правой руки она вертела тонкий, остро отточенный хирургический скальпель.

— Что же мы будем делать? — в ужасе прикрыла рот ладонью Мадлен.

— Пока ждем, а там посмотрим.

Ждать пришлось недолго: через час на территорию госпиталя влетели несколько машин с повстанцами, началась жестокая расправа над ранеными, беззащитными людьми. Больничные корпуса сотрясались от криков, стонов и выстрелов.

В палату, где лежал раненый архитектор, ворвалось двое боевиков. Судя по одеждам и закрытым повязками лицам, они относились к берберам.

Роксолана отпрянула за ширму, а Мадлен опустилась на колени и прижалась к брату. Повстанцы, увидев красивую белую женщину, радостно зацокали языками.

Один из них забросил на плечо автомат и, нетерпеливо расстегивая ремень с подсумками, бросился к женщине. Его товарищ закрыл дверь и подпер своей спиной — в следующую секунду хирургический инструмент вошел ему глубоко в глаз. Мертвый боевик медленно сполз по двери.

Повстанец, находившийся в плену похотливых мыслей, ничего вокруг не замечал. Ремень с подсумком с глухим стуком упал на плитку пола, руки боевика потянулись к шароварам, когда Роксолана дикой кошкой прыгнула ему на спину. Колени девушки крепко сжали локти негодяя, а руки сдавили шею боевым «замком». Пытаясь освободиться от удушающего приема, боевик повалился на спину, но эта уловка ему мало помогла. Роксолана обвила туловищем жертву, словно анаконда теленка, выдавливая из него жизнь.

Арчибальд и Мадлен не сводили полных ужаса глаз с семенящего ногами мятежника — через секунду его предсмертные судороги прекратились.

Поднявшись на ноги, Роксолана подняла автомат убитого, привычным движением сняла оружие с предохранителя и, оттянув затвор, убедилась, что патрон дослан в патронник.

— Ну, теперь они дорого заплатят за наши жизни.

Едва она произнесла эти слова, как где-то в глубине территории госпиталя прогремел мощный взрыв. Здания лечебных корпусов погрузились в кромешную тьму. Ясно было одно: на воздух взлетела подстанция, и это был шанс на побег из ада.

За время лечения Роксолана подробно изучила расположение госпиталя и сейчас, помогая подруге тащить ее покалеченного брата, безошибочно вела их в нужном направлении.

Следуя в тени разрушенных домов, они смогли довольно далеко уйти от центрального госпиталя.

Под утро беглецы укрылись в развалинах автомобильного салона. Плоское одноэтажное здание изнутри основательно выгорело. Все, что можно было украсть, давно утащили мародеры, и это было гарантией от визита нежданных гостей. В санузле Роксолана обнаружила целый умывальник, из крана текла вода, что позволило беглецам продержаться некоторое время. И Роксолана и Мадлен надеялись, что войска, сохранившие верность главе государства, полковнику Фаруку, вскоре отобьют город. Но прошло три дня, и далекая артиллерийская канонада стала вовсе не слышна. Силы беглецов таяли на глазах, Арчибальд Партер все чаще находился в беспамятстве, также опасение вызывали его раны.

— Нужна еда, иначе мы вскоре протянем ноги, — положив возле себя автомат, мрачно изрекла Роксолана.

— Где же ее взять? — спросила подругу Мадлен, она попыталась улыбнуться, но вышла лишь жалкая гримаса.

— Не знаю, — вздохнув, пожала плечами воительница. — Сегодня ночью выйду на разведку, может, чего и раздобуду.

— Я с тобой!

— Нет, кто-то должен оставаться с раненым. Мало ли что, а он совсем беспомощный. — Аргумент весомый, против него не попрешь. Мадлен молча кивнула.

— Теперь, чтобы экономить силы, следует поспать. — Привалившись спинами к стене, девушки прикрыли глаза и вскоре забылись тревожным сном… Проснулись они, когда город накрыло покрывало ночи, только желток полной луны заливал улицы холодным, равнодушным светом.

Роксолана уже собралась уходить «на охоту», когда до них донесся шум приближающегося мотоцикла. Осторожно выглянув на улицу, они вскоре увидели источник звука: неподалеку от их убежища остановилась тяжелая «Хонда». Обвешанный оружием мотоциклист выглядел типичным боевиком мятежников, не вязался с этим образом только прибор ночного видения на его лице.

Несколько минут он внимательно осматривал здания, по которым недавно прошелся шквал недавних бомбежек. Затем вновь завел двигатель и, развернув мощную машину, хрустя осколками стекол и перекрытий, заехал в глубь автосалона, решив остановиться на ночлег в одном из дальних помещений.

— У него рюкзак, — наблюдая за спешившимся мотоциклистом, прошептала Роксолана, — значит, есть еда. Значит, сегодня у нас будет ужин.

— А ты с ним справишься? — сглатывая наполнившую рот слюну, спросила Мадлен.

— Да за сухарь запросто его заломаю, — заверила девушку подруга, потом немного подумала и добавила: — А за шматок сала вообще порву…

— Итак, господа, еще раз повторим пройденный материал. — Глава отряда «контрас» обратился к собравшимся в его коттедже командирам штурмовых групп.

В центре комнаты стоял большой стол, на котором была разложена карта столицы Ориноко, на ее поверхности были обозначены объекты предстоящих атак наемников.

Попыхивая сигарой, облаченный в непривычную для военной базы цветастую рубашку-«гавайку» и яркие сиреневые бриджи Плантатор с задумчивым видом стоял над картой. Его мощный шишковатый череп прикрывала камуфлированная бандана, на широкой груди болталась блестящая бляшка дог-тэга , на которой вместо имени и личного номера была выгравирована Адамова голова — череп с перекрещенными костями и надпись на немецком языке: «YEDEM DAS SEINE» .

Это был жизненный принцип матерого наемника — он позволял ему убивать за деньги тех, к кому не испытывал никаких эмоций или неприязни. Впрочем, и на свою возможную гибель он смотрел с той же колокольни.

Выдыхая дым, Плантатор оглядывал собравшихся наемников, постукивая по ноге стеком, которому в данной ситуации отводилась роль школьной указки.

Последний месяц собранные в непроходимой глуши «контрас» не только занимались привычной армейской муштрой, но также стали плотно отрабатывать поэтапно операцию «Пять ключей».

План операции разработали в недрах «фирмы». Плантатор думал, что название происходит от пяти групп, которым следовало нейтрализовать руководство республики. На самом деле название «Пять ключей» было когда-то присвоено в тридцатых годах операции германской разведки по внедрению агентов влияния в правительство стран Латинской Америки. Видимо, среди экспертов «конторы» были последователи идей третьего рейха.

— Ну-с, джентльмены, приступим, — затушив окурок, произнес Плантатор. — После того как мы десантируемся в глубь страны, пятью колоннами с разных направлений движемся в направлении столицы Сан-Симон.

Главарь наемников стеком обозначил пять точек на окраине города.

— Время общего сбора отрядов пять тридцать утра. Дальше каждый отряд действует по своему индивидуальному плану.

В этот раз стек уткнулся в грудь развалившегося на пляжном стуле смуглолицего гиганта с большим шрамом от ожога на левой щеке.

— Ваши действия, номер один?

— Объект — президентский дворец, нейтрализуем караул на внешнем периметре, уничтожаем личную охрану, занимаем дворец.

— Номер пять?

— Блокируем международный аэропорт имени Боливара и расположенную там же вертолетную бригаду.

— Номер два.

— Захватываем дворец правительства и блокируем полицейское управление.

— Номер четыре.

— Берем под контроль национальную телекомпанию и следим, чтобы интеллигенты не вывели из строя оборудование.

— Номер три.

— Нейтрализуем казармы президентской гвардии, захватываем арсенал.

Дальше шли детали вплоть до конкретного солдата, четко, по секундомеру, где должен стоять, какой сектор контролировать и что должен делать в случае непредвиденных обстоятельств.

Все должно быть закончено к десяти утра, в одиннадцать в аэропорт Боливара прилетит адмирал Мартинес со своими людьми. В полдень он выступит по национальному телевидению с обращением к гражданам Ориноко. С этого момента можно считать, что контракт с «фирмой» выполнен, и, получив гонорар, отправляться в Лас-Вегас или Монте-Карло просаживать шальные деньги.

Но все это было в теории, а на практике, как любой опытный «солдат удачи», Плантатор знал, что любая спецоперация практически никогда не заканчивается так, как была задумана и спланирована. И статистики не было, которая могла бы точно подсчитать, сколько государственных переворотов удалось, а сколько провалилось.

Плантатору хотелось думать, что в целом счет «фифти-фифти», хотя память, такая скверная штука, то и дело подкидывала напоминания, что не всякий даже удачный переворот заканчивался хеппи-эндом для его исполнителей. Часто срабатывал эффект большой политики, когда та или иная супердержава или группа государств вмешивались и восстанавливали «статус кво». Как правило, в этих мясорубках и уничтожались первыми крайние — исполнители. Чтобы лишнего не сболтнули.

В нынешнем случае такого произойти не должно было, потому что за «псами войны» сейчас стояла могучая «фирма».

И тем не менее Плантатор был готов к любым форс-мажорным обстоятельствам. И поэтому в Сан-Симоне, в одном из тихих и спокойных кварталов, была заранее арендована квартира — там хранились документы на имя католического священника-миссионера, необходимая одежда и грим.

«Каждому свое», — сказал великий Гете, подразумевая, что человек получает то, чего добивался…

Вопрос выбора направления для Виктора Савченко не стоял: на мотоцикле был установлен автонавигатор. Впрочем, вся техника легионеров была оснащена приемниками космического позиционирования.

— «Тоже мне, Аники-воины, без своей электроники шагу ступить не могут, — заводя мотоцикл, презрительно подумал диверсант. — В случае глобального шухера все навигационные спутники перебьют в первую очередь. И тогда вся эта непобедимая армада превратится в стадо слепых кутят, заблудившихся в трех соснах».

И тем не менее вынужден был признать, что навигатор — вещь довольно полезная. Он не только выяснил направление на Набжибхан, но и заодно узнал, что до ближайшей границы от столицы Магрибистана всего сто пятьдесят километров.

Не напрягаясь, он за пару часов доехал бы, но теперь, когда страна взорвана гражданской войной, о магрибских пограничниках нечего беспокоиться. Так как и не стоит забывать, что с противоположной стороны патрули и заслоны наверняка многократно усилены, чтобы не допустить наплыва беженцев. Бросаться на КСП сломя голову — все равно что совать голову тигру в пасть. Если не подстрелят, то обязательно повяжут. И тогда на первом же допросе любой мало-мальски грамотный следователь быстро выяснит, что перебежчик не араб, а русский. Когда же выяснится, кто же этот русский, международного скандала не избежать.

«Закон Мерфи гласит: прежде, чем куда-то сунуть голову, сначала подумай, как вытащишь ее обратно. Значит, сперва придется все разведать», — решил Виктор, заводя мотор. Японский мотоцикл загудел ровным басом, словно демонстрируя свою мощь. Легкого касания ручки газа хватило, чтобы «Хонда» с ревом сорвалась с места.

Выбравшись из-за туч, полный месяц залил трассу светом. В экране прибора ночного видения она напоминала черную искрящуюся реку, по которой Савченко несся, будто на гоночном катере…

Столица Магрибистана встретила его давящей кладбищенской тишиной. Разрушенные и сгоревшие дома мрачно пялились на него черными глазницами выбитых окон. Здесь, на окраине, было тихо, только ближе к центру послышались выстрелы, мрак вспарывали вспышки осветительных ракет и всполохи бушующих пожаров. Набжибхан сейчас напоминал средневековый город, павший под натиском кочевников, которые теперь грабили и насиловали его жителей.

«В центр лезть нечего, отсижусь здесь, переведу дух. А потом можно будет заняться разведкой границы».

Осмотрев окружающие его здания, Виктор остановил взгляд на большом одноэтажном строении с разрушенным фасадом, решив, что оно менее всего привлекает к себе внимание.

«Хонда», как послушный воле наездника скакун, медленно, словно на ощупь, въехала вовнутрь, медленно катясь по огромному пустому залу. Через прибор ночного видения Виктор заметил черный проем соседнего помещения, куда, довернув руль, и направился.

За стеной он обнаружил помещение поменьше. Из-за обвалившихся потолочных перекрытий по нему пробираться было сложней. За грудами мусора Савченко разглядел еще один темный зев прохода, за ним находилась совсем небольшая и абсолютно пустая комната. Сквозь выбитое окно падавший внутрь лунный свет давал достаточное освещение, так что можно было обойтись и без ПНВ. А дверь в торцевой стене вела во внутренний двор магазина, что в случае необходимости обеспечивало рокировку.

«Лучше места для ночевки, пожалуй, и не найдешь», — подумал диверсант, глуша мотор. Мотоцикл откатил к окну, потом достал из багажника свои трофеи. Разместиться он решил в дальнем углу: так и окно, и обе двери находились под его контролем. Бросив в угол нехитрые пожитки, Виктор вернулся в соседнюю комнату, на торчавшую из груды строительного мусора балку прикрепил включенной одну из гарнитур, отобранных у убитых наемников, и стал готовиться ко сну. Автомат поставил у стены, стащил бронежилет с разгрузкой, расстелил спальник, из ранца достал термостойкую упаковку с сухим пайком. Вскрыв обертку штурмовым кинжалом, стал рассматривать содержимое: баночки из толстой фольги с паштетами, ветчиной, джемами, медом, пластиковые пакетики с чаем, кофе, галетами и продолговатыми судками с горячими блюдами. Отбросил в сторону упаковки с зубочистками, обеззараживающими воду таблетками и миниатюрный рулончик туалетной бумаги. Обнаружив крошечную плитку и набор таблеток сухого спирта, вынужден был отдать должное генералам из НАТО, так заботившимся о быте своих солдат.

Глядя на эти спецназовские яства, Виктор ощутил зверский голод, ведь, сколько он не ел и обходился без питьевой воды, известно одному провидению. Разорвав упаковку с галетами, вскрыл банку с гусиным паштетом и, орудуя пресными печенюшками, в одно мгновение проглотил ее содержимое. Затем настала очередь ветчины, все это он закусил малиновым джемом. Впрочем, желеобразная масса мало походила на натуральный продукт, но в теперешнем положении диверсанта это было неважно, съедобно — и уже хорошо.

«Заморив червячка», Савченко почувствовал, как веки отяжелели, конечности налились свинцовой тяжестью, голова безвольно упала на грудь. Но все это длилось только одно мгновение: уже через секунду динамик наушника на голове Виктора ожил треском раздавленного комка штукатурки. Оставленная примитивная сигнализация в виде включенного переговорного устройства сработала.

Сон, усталость — все как рукой сняло, Виктор, словно подброшенный пружиной, вскочил на ноги, на ходу ставя «ТТ» на боевой взвод. Несколько бесшумных шагов, и он встал у входа в комнату с оружием на изготовку, тенью слившись со стеной.

Ждать пришлось недолго, несколько секунд, и из соседней комнаты высунулся тонкий автоматный ствол с наростом пирамидальной мушки.

Савченко даже дышать перестал, превратившись в слух. Судя по доносившимся звукам, незваный гость был один, значит, можно не пороть горячку, взять «языка» и определиться (хоть примерно) с положением дел на данной территории.

Наконец в комнату вошел неизвестный. Виктор отчетливо видел его силуэт в форме армейского образца и прыжковых ботинках с высокими голенищами. Диверсант позволил ему сделать шаг вперед, потом встал позади и больно ткнул того стволом пистолета в затылок, со щелчком взводя курок. Для усиления эффекта ляпнул первое, что пришло на ум:

— Спокойно, Маша, я Дубровский.

Неизвестный замер, Савченко свободной рукой взялся за цевье автомата и, легко дернув, отобрал оружие. Но эффект неожиданности наступил чуть позже, когда прозвучал ответ на родном русском языке:

— Я не Маша, я Ульяна.

— Что?!

Тот, кого Виктор считал неизвестным мужиком, обернулся и оказался девушкой, и, как можно было разглядеть при скупом лунном свете, довольной симпатичной.

— Кто такая? — автоматически спросил диверсант, по-прежнему не опуская пистолет.

— Ульяна Перчеклий, офицер личной охраны полковника Фарука, — по-военному четко выпалила девушка, невольно выпячивая грудь.

— Как здесь оказалась?

— Во время бомбежки была контужена, лежала в госпитале. Когда город захватили мятежники, бежала, прихватив оружие. — Ульяна кивнула на автомат в руках мужчины, потом добавила: — Теперь здесь скрываюсь.

— Ну, вот мне и компания нашлась, — без особого восторга буркнул Савченко.

— Я не одна, со мной двое гражданских, — «обрадовала» его Ульяна.

— Отлично, компания разрастается в геометрической прогрессии. Чего завтра ожидать?

Появление брата и сестры Партер и особенно гипс на сломанных ногах Арчи не добавили Виктору оптимизма, а после того, как новые друзья по несчастью за несколько минут бесцеремонно расправились с половиной съестного, которого, по его подсчетам, хватило бы на десять дней, стало ясно: рассчитывать на детальную разведку границы не приходится.

— А как вы здесь оказались? — решившись, задала вопрос Ульяна.

— Как в романе Жюля Верна — волной смыло, — ухмыльнулся Савченко, покачав головой. Теперь у него, кроме собственных проблем, появилась новая — забота о женщинах и раненом.

— А как мы будем выбираться? — деловито вставила Мадлен, поправляя растрепанные волосы. К ней после позднего и неожиданного ужина вернулся оптимизм, и ее переполняла жажда деятельности. — До границы ведь недалеко, к тому же у нас есть транспорт.

— Есть, — согласился диверсант, — только нужно учитывать еще один фактор, что нас трое, плюс раненый, неспособный самостоятельно передвигаться. Даже если мы станем из себя изображать тамплиеров , вряд ли у нас выйдет что-то путное, — и указал на Арчибальда. Тот, поев и получив солидную порцию обезболивающих из аптечки «диких гусей», забылся глубоким сном.

— Оружие есть, значит, можем попытаться отбить у бандитов машину, — не сдавалась мальтийская англичанка, словно она не была воспитанницей Сорбонны, а с отличием окончила Вест-Пойнт .

— В таком случае возникает другая проблема: на той стороне нас обязательно повяжут пограничники, ведь границы с воюющей страной по международным законам закрывают.

— И что?! Мы иностранные граждане, волею судьбы оказавшиеся в эпицентре пожара гражданской войны!

— С вами действительно будет все в порядке, чего не скажешь о нас. — Виктор указал на Ульяну, та понимающе кивнула. Но ее подруга по несчастью не унималась:

— Это почему еще?

— Потому что вы — граждане свободного, цивилизованного мира, которые работали в Магрибистане по контракту. Наверняка найдутся и документы, подтверждающие ваши слова, и свидетели отыщутся. Европейская пресса вас выставит героями и мучениками (два в одном), с нами же поступят в точности до наоборот — объявят наемниками кровавого диктатора. И в лучшем случае — бросят в местную тюрьму, в худшем — выдадут повстанцам, ну, или отдадут Международному трибуналу в Гааге.

Последний вариант диверсанту нравился меньше всего, потому что до суда их через свои жернова пропустит североатлантическая контрразведка. А, как известно, на тайной войне шпионажа законов нет.

— Так что же нам делать? — внезапно упавшим голосом спросила англичанка.

— Думать надо.

Прошло минут пять, как Ульяна торжествующе вскрикнула:

— Я знаю, что делать!

— Что? — в один голос спросили Виктор и Мадлен.

— Два года назад я находилась в группе, которая сопровождала полковника Фарука. Он проверял свои убежища, которые построили после американской бомбежки в середине восьмидесятых. Всего их семь выстроенных на побережье. Кроме всего необходимого для жизни в течение года, в наличии средства экстренной эвакуации: мини-подводные лодки или скоростные катера.

— И ты сможешь найти хоть один такой бункер? — с сомнением спросил Савченко, хотя морской путь для него был куда привычней сухопутного передвижения.

— Конечно, — закивала Ульяна, — ближайший находится в тридцати километрах от Набжибхана, в заброшенной рыбацкой деревушке. За бункером присматривают двое стариков.

— Они нам не противники, особенно если использовать фактор внезапности. — Мгновенно оценив дельное предложение телохранительницы, Савченко ей подмигнул. — Дело за малым — транспорт достать…