Глава пятая
Российская Федерация, архипелаг Земля Франца-Иосифа, остров Солсбери. Шахта. День восемнадцатый
Не жалея себя, мы трудились почти всю вторую половину дня и продвинулись по протоке метров на сто. В общей сложности, с перерывами на обогрев и отдых, Даниэль провел в ледяной воде около сорока минут. Мне пришлось мерзнуть в два раза дольше.
В последние десять минут работы нам показалось, будто течение в протоке незначительно усилилось. Поднимаясь на площадку, я специально обратил внимание на расстояние от ее края до уровня воды в подстволке. Уровень оставался на прежнем месте, что добавило немного оптимизма.
– Сколько, по твоим расчетам, осталось? – спросил Даниэль перед последним погружением.
– Точно не знаю. Ты же сам говорил о трехстах или четырехстах метрах! Мы наверняка прошли больше половины.
Опрокинув в себя глоток спирта, он вздохнул:
– Не успеем.
– Данный директором срок истекает завтра утром, так что у нас куча времени.
– Да… если вода не уйдет – плакал очередной выходной, – говорит он, отрешенно глядя в пол.
Пробую вычислить, когда мы работали на турнире забойщиков. Не получается. Здесь, глубоко под землей, все дни перемешались в однообразную кашу.
– А когда у нас выходной?
– Завтра! Ты разве забыл?
– Пожалуй, да…
Ни мне, ни Даниэлю не хотелось отправляться в карцер, и мы решили до ужина подольше проторчать под водой.
* * *
Отужинав в столовой, я направляюсь к лифту. Даниэль не отстает.
– Я с тобой!
– Не накупался?
– Накупался. И продрог до самого копчика. Но я ведь твой напарник.
Смеюсь:
– Ладно, пошли, напарник…
Охрана беспрепятственно пропускает нас. Спускаемся на тридцатый уровень.
Вениамин накануне ужина занимался забивкой газа в баллоны аквалангов, а теперь отдыхает. Стало быть, корзины с обломками породы придется вытаскивать самим. К этому занятию я намерен привлечь чернокожего приятеля, хватит ему на сегодня испытывать судьбу.
Переодевшись, прыгаю в воду и двадцать минут кряду таскаю по кишке обломки.
Подняв на площадку несколько нагруженных корзин, Даниэль помогает мне вылезти из воды и начинает канючить:
– Женя, ну возьми меня на одну ходку, не могу я сидеть тут без дела! Корзины поднимать любой сможет!
– Как себя чувствуешь?
– Отлично!
– Озноб или слабость в мышцах есть?
– Нет у меня ничего! – умоляюще смотрит он. – Возьми! Мы вдвоем справимся быстрее!
– Ладно, переодевайся. Но только на одну ходку.
Напарник веселеет на глазах.
– Договорились! Пошли греться!..
* * *
Отряд боевых пловцов «Фрегат-22» курировал пожилой генерал-лейтенант Горчаков – чрезмерно строгий, сварливый, но очень умный и мудрый человек. Иногда после какой-нибудь головоломной операции в одной из отдаленных точек планеты он приговаривал:
– Женя, ты всегда успешно находишь выход из любой жопы. Но ответь мне на один элементарный вопрос: на хрена ты туда вообще лезешь?
Вот и сейчас, мотаясь челноком по протоке, я вспомнил его «элементарный вопрос».
Действительно, на хрена мне сдалась эта темная узкая кишка? Между прочим, за победу на здешнем турнире дают самые большие призовые – двести пятьдесят тысяч долларов. А я вынужден корячиться за глоток спирта и возможность свободно перемещаться между уровней шахты. Ну не идиот ли?..
За совместную ходку с Даниэлем мы вытащили целую прорву обломков и продвинулись еще метров на тридцать-сорок. Дальнейшие погружения новичку-напарнику я строго запретил, посадив его на край площадки и приказав заниматься корзиной. Сам же снова отправился вниз…
Нам пришлось проработать всю ночь. Четверть часа я челночил в протоке, пять минут занимался погрузкой породы в корзину. Затем полчаса отогревался и снова лез в воду…
Мы выполнили огромный объем работы, чертовски устали и промерзли. Уровень воды в подстволке не повышался, однако скорость течения по-прежнему не дотягивала до той, которая была в момент моего вынужденного купания.
Я сбился со счета и, прыгнув утром в воду, уже не знал, восьмая это ходка, десятая или двенадцатая… Да и какая была разница? Перед нами стояла конкретная задача, и мы во что бы то ни стало обязаны были ее решить.
До девяти оставалось более двух часов.
Идя по протоке, я просчитывал в уме: «Двадцать минут потаскаю куски к выходной горловине; десять минут займет подъем породы на площадку; тридцать – на согревание и отдых. Итого час. Значит, до установленного директором срока успею сделать еще одну ходку…»
Это обнадеживало.
Прикидывая по ходу движения по протоке длину очищенного от обломков участка, я терялся в догадках. Самые приблизительные подсчеты говорили о том, что его длина составляла более трехсот метров. А конца этой чертовой норе не было…
Выковырнув из дна несколько кусков, я отправился к подстволку и бросил их неподалеку от горловины. Вернувшись, взялся за огромный обломок, закрывавший собой едва ли не половину диаметра протоки. Тот не сдвинулся с места.
Я хорошенько осмотрел его, отгреб от основания ил и снова потянул на себя.
Булыжник прочно сидел в рыхлой мелкой породе и не желал покидать своего места. Пришлось потратить несколько драгоценных минут на подводную археологию…
В итоге я докопался до твердого скального основания, в котором строители шахты пробили протоку. После этого огромный булыжник поддался, позволив качать себя с небольшой амплитудой.
Мне было жутко неудобно заниматься этим в узкой протоке. Из-под булыжника вздымались облака мути, упереться было не во что.
Наконец, кое-как протиснувшись между ним и стеной, я приложил конское усилие, чтобы свалить его набок. Исполинский кусок наклонился, начал заваливаться вдоль протоки и…
И случилось нечто.
Первые пару секунд я не понимал происходящего. Что-то толкнуло меня, перевернуло, ударило о правую стену, о потолок, о левую, и снова перевернуло…
* * *
Понимание пришло в то мгновение, когда вместе с потоком воды меня вышвырнуло из протоки. Больно ударившись левым боком, я покатился по каменистому берегу.
Окончательно очнуться и прийти в себя помогла накатившая морская волна. Я лежал в зоне прибоя, щурился от яркого света и глядел сквозь разбитую маску в чистое голубое небо. А где-то сбоку и выше, из дыры в скале оглушительно хлестал мощный поток воды, обильно перемешанной с измельченной породой и испражнениями обитателей шахты.
Позабыв о промерзшем теле, я рассматривал небо и был счастлив. Мы сделали это!
Мы прочистили с Даниэлем наклонную протоку, уложившись в отведенные сроки.
Усевшись на гладких валунах, я осмотрелся по сторонам.
Протока имела выход к высокой подковообразной скале, образующей довольно глубокую бухту. Солнце висело низко над горизонтом, и по его положению я понял, что бухта находится на северо-востоке острова Солсбери.
Ныло ушибленное плечо, с разбитого лба капала кровь. Расслабившись и побыв несколько минут без движения, я начал быстро замерзать. Температура воздуха была чуть выше нуля, тело обдувал холодный ветерок.
Расстегнув ремни, я скинул со спины акваланг; подтянув болтавшийся шланг, проверил легочный автомат. Несмотря на пару вмятин, полученных баллоном при моих кульбитах, аппарат исправно работал. Гидрокостюм тоже не получил серьезных повреждений. Выбросив разбитую маску, я отыскал среди валунов слетевшие с ног ласты и подошел к морю. Следовало смыть с себя вонявшую жижу и подумать о возвращении в шахту.
Морская вода была столь же ледяной, как и отвратительная жижа в подстволке. Зато она была чистой, прозрачной и совершенно не имела запаха!
Сделав несколько энергичных взмахов, я отдаляюсь от берега на два десятка метров, ухожу под воду и плыву обратно. Пройдя по-над дном, добираюсь до мелководья, поднимаю голову, чтобы вплыть на поверхность и… мой лоб сталкивается с чем-то мягким.
Стоя по пояс в воде, я с изумлением разглядываю тело утопленника. Кто он и почему здесь?
Увы, сам погибший мужчина ответить на эти вопросы не может.
Вытаскиваю тело из воды, укладываю на камни, переворачиваю лицом вверх. И застываю, сделав очередное, потрясшее до самых глубин моего естества открытие.
Передо мной лежит тот счастливчик, выигравший на наших глазах турнир забойщиков. От потрясения у меня отшибает память, и я не могу вспомнить фамилии двух победителей. Но это точно один из них!
Бежевый пуховик с капюшоном, джинсы и утепленные полуспортивные ботинки – именно в этом прикиде я видел его в последний раз на вертолетной площадке. Открытое лицо с приятными правильными чертами, немного смугловатая кожа, хорошее телосложение. И никаких особых примет. Никаких, кроме одной…
– Наколка! – шепчу, поднимая его левую руку.
Все верно. На пальцах левой ладони четыре фиолетовые буквы составляют имя «Саша» – так его звали.
Дабы окончательно развеять сомнения, принимаюсь шарить по его карманам…
Первое, что я нахожу, – три небольшие дырки в одежде. Оголив грудную клетку утопленника, вижу пулевые отверстия в грудной клетке. Понятно: сначала бедолагу пристрелили, а труп сбросили в воду.
В одном из карманов обнаруживаю размокшую пачку сигарет и зажигалку. В другом натыкаюсь на бумажник и банковскую карту – такую же, как и те, что выдали мне, Чубарову, Степанычу и его товарищам.
В бумажнике немного наличных денег, пара фотографий, паспорт, водительское удостоверение и несколько пластиковых дисконтных карт. Раскрываю паспорт, читаю:
– Парамонов Александр Николаевич, дата рождения – 22 декабря 1982 года, место рождения – город Подольск Московской области.
Сунув банковскую карту в паспорт, прячу документ под гидрокостюм. Бумажник возвращаю его владельцу.
Оттаскиваю тело подальше в воду и притопив, накрываю парой булыжников. На всякий случай осматриваю близлежащее побережье. Больше никаких следов нет.
Подхватив акваланг, направляюсь к выходному отверстию наклонной протоки. Вода успела стечь, вместо мощного напора из дыры вытекают остатки в виде нескольких тонких струй. Они мне не помешают.
* * *
Дыра находилась на пару метров выше усеянного булыжниками берега. Пришлось накидать несколько штук под скалу, чтобы закинуть в кишку акваланг, а потом залезть туда самому.
Фонарь погиб вместе с разбитой маской. Пробираюсь по темному и вонючему нутру на ощупь. К сожалению, огромный объем воды, накопившийся в подстволке, до конца не справился с очисткой наклонной протоки – в нижней ее части оставался слой илистых отложений и мелких кусков породы. Идти, согнувшись пополам, по вязкой жиже очень неудобно. В тех местах, где жижи слишком много, перемещаюсь на четвереньках.
Я не обращаю на эти мелочи внимания. Ненависть затапливает меня, и дело уже не в жиже, не в страшной вони, навеки поселившейся в протоке, и не в адской работе, которую подкинул комендант. Я ненавижу себя за то, что так легко продал свои потроха; за то, что позволил развести себя, словно неразумного, доверчивого школьника.
Труднее всего пришлось перемещаться в том месте, где лежал огромный булыжник. Он загораживал собой путь стекавшей воде, и перед ним образовался приличный нанос ила, песка и всевозможного крошева из мелких кусков породы. Проползая над всем этим, я ворчал:
– Не пройдет и пяти дней, как здесь образуется новая пробка. Надо бы вытолкнуть из протоки этот камень наружу. Только одному мне не справиться…
Через пару минут путешествия по протоке вижу вдали желтое пятно света. Это входная горловина.
Слава богу, добрался! Наверху меня ждут Даниэль, горячий душ, сухая одежда и глоток обжигающего спирта. А если повезет – несколько часов сна. Крепкий сон сейчас не помешает…
* * *
Первое, что я увидел, вывалившись из протоки в подстволок, был конец веревки, болтавшийся у самого дна. На металлической лестнице висел Даниэль и привязывал другой конец за перекладину.
– Привет, напарник, – устало сказал я и на всякий случай поинтересовался: – Что это ты там мастеришь?
Увидев меня, тот изменился в лице и заорал:
– Ты жив, Женя?!
– Ну да. А почему я должен быть трупом?
– Когда вода начала резко убывать, я чуть с ума не сошел от страха! Я думал, ты утонул! – объяснял он, забираясь по лестнице на площадку. – Знаешь, сколько тебя не было?
– Понятия не имею.
– Около получаса! Я уже позвонил диспетчеру и коменданту, но этих козлов больше обрадовало сообщение об ушедшей воде, чем расстроила весть о твоей пропаже.
– Тоже мне новость… Вынь меня отсюда поскорее – я весь в этом… говне.
– Это не говно, Женя! Это мачмала!
– Ты заговорил на родном языке, брат?
– Как раз нет! «Мачмалой» на шахтерском жаргоне называют полужидкую горную массу. Она же «мулька». Она же «чача»…
Он радостно тараторил, закрепляя конец веревки на скобе, вмурованной в бетонную стену. Я слушал и ждал, когда он поможет выбраться из глубокой ямы, ведь до нижнего края металлической лесенки теперь было не достать. И вдруг Даниэль умолкает.
Я поднимаю голову.
– Эй, ты скоро там?
Напарник растерянно глядит в глубь площадки и пятится к стене.
Через несколько секунд на высоком краю появляются люди в белых комбинезонах. Чуть позади исполнительного директора и его заместителей топчутся комендант с начальником участка. Вероятно, дальше находится бесчисленная охрана.
Несколько секунд директор глядит вниз – на дно пустого подстволка.
Я стою посередине: по колено в иле, с головы до ног перепачканный вонючей жижей; на плече висит акваланг, в руке болтаются ласты.
– Справились? – скрипит Анатолий Вадимович. Сегодня в начальственном голосе не звучат металлические нотки.
– Как видите, – развожу руками.
– Протоку хорошо прочистили?
– Нормально. Но через некоторое время ее снова забьет породой.
– Можете сегодня отдыхать.
Он поворачивается, намереваясь покинуть зловонное местечко. Даниэль тотчас бросает вниз веревку.
Однако комендант задерживает директора, о чем-то негромко напоминая.
– Что у вас на него? – спрашивает тот у кого-то из сопровождения.
На краю площадки появляется офицер охраны. И пока я выбираюсь, скользя ногами по гладкому бетону, он докладывает, заглядывая в планшетный блокнот:
– Черенков Евгений Арнольдович. Разнорабочий. В первый день пребывания на шахте устроил драку в жилом помещении, за что был оштрафован и на сутки посажен в карцер. На третий день в столовой жилого уровня предотвратил нападение с холодным оружием на Даниэля Маджинда; пострадавшему Крапивину оказана медицинская помощь. На семнадцатый день людьми из группировки Крапивина осуществлено нападение на разнорабочего Чубарова, прибывшего на шахту в одной группе с Черенковым. Ответная мера со стороны Черенкова последовала ближайшей ночью: он подкараулил Крапивина в туалете жилого уровня и избил, после чего тот сутки провел в медблоке.
«Ого! – выбрался я из подстволка, – неплохо здесь налажена оперативная работа! А мне казалось, что охране и начальству нет дела до мелких разборок!..»
Выслушав офицера, директор криво усмехается.
– Да, пора вмешаться. Кто подал заявку на участие в турнире?
– Лично Крапивин.
– Что ж, пусть разберутся, и покончим с противостоянием, – говорит он офицеру и вновь обращает ко мне царственный взгляд: – Отменяется твой отдых, Черенков.
Я ни черта не понимаю из их диалога.
Поначалу теплилась надежда на поощрение за титаническую работу по очистке протоки. Потом, прослушав оперативную сводку охранника, я ожидал услышать суровый вердикт. Ну, скажем, приличный штраф или помещение на пару суток в карцер. А тут едва ли не сожаление по поводу сорвавшегося отдыха. Кстати, почему он отменяется?
– Ты заявлен на участие в турнире, – словно услышал он мой вопрос.
– В каком турнире? Я никуда не заявлялся…
– Турнир на уровне камерно-столбовой разработки. Заявку подал Крапивин, чтобы разобраться с тобой и поставить точку в ваших разногласиях. Отказаться от участия в турнире ты не можешь, да и мы не потерпим дальнейших разборок на территории шахты. Поэтому готовься…
Исполнительный директор во главе свиты направляется к выходу. На площадке остаются я, Даниэль, Вениамин и комендант.
– Помимо себя, Крапивин заявил в турнир троих, – басит Осип Архипович. – Так что подумай, кого возьмешь с собой и к десяти подъезжай на пятнадцатый уровень…
В его голосе нет ни тревоги, ни сожаления. За время нашего общения я неплохо разобрался в сущности этого человека. Он получил все, что ему было нужно, и даже сверх того. Вода полностью ушла из подстволка, и судьба простого чернорабочего Черенкова его отныне не интересует.
Впрочем, я не очень-то и хотел, чтобы кто-то принимал участие в моей судьбе. Так уж по жизни сложилось, что этим вопросом я привык заниматься самостоятельно.
Противостояние с Крапивиным дошло до точки кипения, и пора было поставить в них жирную точку. Он или я.
Других вариантов ситуация не предусматривала.
