Я опять в отчаянии. Как и при нейтрализации первого заряда, электроника дает сбой – отклика в виде одного из двух светящихся табло нет. Ни буквы «Х», сигнализирующей о неисправности и требующей повторить операцию. Ни смайлика с улыбкой, оповещающего об успешном завершении процесса нейтрализации.

Выключив блок, несколько раз вынимаю и вставляю в разъем вилку. Повторяю операцию. Бесполезно. Ругаюсь про себя, используя самую грязную ненормативную лексику. Да, это я тоже умею. Особенно в безвыходных ситуациях.

Ощущения один в один, как и несколько недель назад – в точке № 1. Я готов увидеть светящийся крестик. Или букву «Х». Ведь это штатная ситуация, о которой предупреждали инженеры. Только бы электроника не молчала. Ее молчание – первейший признак полной неисправности. А в этом случае я сделать ничего не могу.

О подобной ситуации я расспрашивал Горчакова во время подготовки к походу.

– Сергей Сергеевич, заряды слишком долго находятся в морской воде. А что, если одна из систем даст сбой?

– С ними ничего не должно быть. Я консультировался, – кивал он в сторону тех же инженеров и конструкторов. – Специалисты, принимавшие участие в изготовлении зарядов, уверены: их электронная начинка по-прежнему исправна и функционирует.

– Но тридцать лет на дне – не шутка!

– Каждый из зарядов рассчитан на пятьдесят лет беспрерывной работы.

– Пятьдесят лет?!

– Именно. А иначе нам не стоило бы беспокоиться…

«Дорого я бы отдал, чтобы вы, товарищ генерал, сейчас оказались рядом, – тяжело вздохнув, копаюсь в сумке. – Итак, что у нас еще имеется в волшебной сумочке?..»

А еще в моем арсенале инструментов имелось шило в специальном чехольчике, набор надфилей различного по форме сечения и пара длинных штуковин, похожих на спицы.

– Для чего все это? – спрашивал я тех, кто готовил меня к походу.

– А черт его знает, – пожимали они плечами. – Мы тебя собираем, как Юрия Алексеевича Гагарина в первый полет, и сами толком не понимаем, что понадобится, а что нет. Бери. Авось пригодится…

Взял. И вот теперь понятия не имею, какую пользу извлечь из всех этих железяк. Разве что поковыряться в контактах разъема?.. В растерянности поднимаю голову и долго гляжу вверх. Поверхность океана постепенно темнеет. Стало быть, солнце у горизонта. Или уже закатилось. Машинально – лишь бы не бездействовать – продолжаю ковырять отверстия в разъеме. Но теперь делаю это спицами и надфилем. Сначала одним, затем другим, третьим…

Спустя минуты три я прекратил неистовую работу из-за того, что устала правая рука. И уже мало веря в положительный исход, в очередной раз вогнал в разъем вилку. Не знаю, что помогло оживить проклятые микросхемы – то ли ядреные матерные словечки, коими я сопровождал свои действия, то ли мощь, с которой я произвел последнее соединение контактов, то ли потусторонние силы. Но оно вдруг ЗАРАБОТАЛО! Да, сначала произошло чудо – ровно через полторы минуты блок осчастливил меня улыбкой смайлика.

«Ну, слава богу! – с облегчением выдохнул я, намереваясь отключить прибор от заряда. – Миллионов двенадцать – пятнадцать спасенных жизней – далеко не весь мир, но все-таки кое-что!..»

Однако уже в следующую секунду судьба преподнесла следующий сюрприз, от которого внутри похолодело, а волосы встали дыбом. В нише заряда имелись две лампочки. Вначале – почти одновременно со смайликом на блоке – загорелась треугольная, что свидетельствовало об окончании процесса нейтрализации.

«Все путем», – я протянул руку к разъему, чтобы выдернуть вилку. И тут случилось необъяснимое. Треугольник погас, а вместо него загорелось красное табло круглой формы.

От неожиданности я замер и даже перестал дышать. Активация этой сигнальной лампы ничего хорошего не сулила.

– Если она загорится, то заряд будет приведен в действие ровно через два часа тридцать минут, – объяснил мне перед походом кто-то из инженеров.

– И как же избежать взрыва? – наивно поинтересовался я.

– Никак. Процесс подготовки к взрыву уже никто и ничто не остановит. Даже самые крутые спецы, принимавшие участие в создании этой адской машины.

Я почесал загривок.

– А почему именно два с половиной часа? Почему не два или не три?

– Не знаю. Так решили разработчики.

– Нормально. И что же прикажете делать, если это случится?

Инженер вздохнул и негромко посоветовал:

– Постараться как можно скорее покинуть опасный район.

– Вы издеваетесь?! Далеко ли я уйду на «Барракуде» за два часа? Тем более что на ее борт еще нужно вернуться.

Пожав плечами, специалист промолчал. На том наш разговор закончился – мы разошлись, в душе надеясь на благополучный исход.

И вот теперь я тупо смотрю на горящее табло круглой формы. Смотрю и размышляю о том, как мало мне довелось прожить на этом свете…

Уже через несколько секунд я усердно работаю ногами, держа курс на «Барракуду». В рывок я вкладываю все оставшиеся силы. На ходу отцепляю от подвесной системы и бросаю сумку с инструментами, блок нейтрализации. Отныне эти вещицы представляют собой обузу и лишний вес. Мне они ни к чему. Автомат на ремне за спиной – с оружием боевые пловцы никогда не расстаются. Даже если закончились боеприпасы. В левой руке поисково-навигационная панель. Без нее будет сложнее отыскать подлодку.

Позади сто метров. Скорость предельная. Как на зачетном заплыве в тренировочном бассейне.

На поверхности стемнело – надо мной и вокруг абсолютная чернота. Как в космосе.

Пройдено двести метров. Засветки на экране не видно. Я знаю, что «Барракуда» чуть дальше, но в эти минуты мне очень хочется поскорее ее увидеть, забраться в шлюз и привести в действие автоматику осушения.

Триста метров. Иду точно на треугольный блинкер, светящийся посередине верхнего обреза экрана. Есть контакт! Впереди по курсу тонкий луч оставляет длинную засветку. Однако скоро радость сменяется недоумением: на втором витке луч оставляет еще большую засветку. На третьем просто огромную. Моя «Барракуда» не имеет таких исполинских размеров – она в несколько раз меньше. Это явно не она. Скорее всего, это посторонний надводный корабль, случайно оказавшийся рядом.

Продолжаю движение с той же скоростью. В конце концов, какое бы судно ни проходило сейчас над моей подлодкой, задача по скорейшему возвращению на борт не снимается.

Очередной оборот луча дарит долгожданные контуры крохотной субмарины, находящейся чуть дальше большой засветки.

«Сто метров. Последние сто метров, – твержу про себя, монотонно работая конечностями. И вдруг до меня доходит некая странность: – Стоп! А почему этот посторонний корабль не движется?»

Продолжая плыть, внимательно слежу за большой засветкой… Луч из раза в раз высвечивает цель, стоящую на одном месте.

«Неужели опять военно-морские силы США?! Господи, как же вы мне надоели!..»

Четыреста восемьдесят метров, разделяющие точку № 6 и «Барракуду», я преодолел за рекордно короткое время. Мне и ранее в некоторых не слишком удачных подводных операциях приходилось исполнять подобные спурты. Но на этот раз мне хотелось жить как никогда. Жутко хотелось добраться до подлодки, дать ей полный ход, наплевав на слежку американских противолодочных сил, и как можно дальше отойти от эпицентра взрыва. Уцелею или нет – вопрос, разумеется, не последний. Но для начала следовало попасть на борт, запустить двигатель и двинуться в сторону от давшего сбой заряда. Весь ужас от грядущей катастрофы в данные минуты в полной мере до меня еще не дошел. Я просто спасал свою шкуру и работал мышцами как мог.

Фонарный луч выхватил из мглы титановый корпус «Барракуды». Помня о встрече с беспилотным аппаратом, я несколько сбавил скорость и на подходе осмотрел ближний борт и рубку. Никого.

Быстро открываю рубочный люк, ныряю в круглое отверстие. Запечатываю крышку и мгновенно нахожу выступ из толстой резины. Щелчок клапана. Запрограммированный механизм начинает работу, запуская в пространство шлюза воздух. А я тем временем снимаю ласты и расстегиваю ремни подвесной системы.

Вода постепенно убывает. Стою в кромешной темноте и продумываю дальнейшие действия. Шлюз осушен. Срабатывает фиксатор замка внутреннего люка. Кручу механизм. Люк открыт; из расширяющейся щели слепит свет дежурной лампы. Буквально сваливаюсь вниз мимо ступенек вертикального трапа. И прямиком шлепаю мокрыми ногами к командирскому креслу…

Минуло полчаса. «Барракуда» идет самым полным ходом с восточным курсом в открытый океан. Движок с валом натужно гудят, впервые за весь поход работая в подобном режиме. Оставшегося заряда в аккумуляторных батареях должно хватить на шесть часов, но… кто знает, сколько времени мне отпущено.

Я успел переодеться, постоять под душем и даже выпить чашку крепкого кофе. А сейчас валяюсь на кровати. Наушники болтаются на спинке кресла – шумы моря отныне меня не интересуют. Уверен: тот корабль, что висел над «Барракудой» в точке № 6, отлично нас слышит и преследует по пятам. Где-то правее находится американская подводная лодка, идущая наперерез. Плевать. Если бы они знали, почему я, позабыв о скрытности, ухожу из района с такой скоростью, то наверняка последовали бы моему примеру. Но эти счастливчики ничего не знают. Мне же становится не по себе, едва представлю последствия грядущего ядерного взрыва. До которого, кстати, остается меньше полутора часов.

«Мда-а, заварил Горчаков кашу, – вздыхаю, глядя в потолок. – Если бы я не залез в нутро этого чертова заряда – он так и сгнил бы лет через двадцать. Никто бы о нем и не узнал. А теперь… – поежился я, ощутив окатившую тело волну мурашек. – Теперь пару десятков американских городишек в штатах Массачусетс, Нью-Хэмпшир и Мэн точно смоет волной. Плюс прилично пострадают Нью-Брунсвик и Новая Шотландия…»

Забить на все, происходящее вокруг, не получается. Как бы я ни старался. Во-первых, на душе скребут самые большие представители кошачьего племени. Ведь жизнь висит на волоске – как прикажете оставаться спокойным? Во-вторых, вероятный противник отлично слышит «Барракуду» и не отстает. И тут возникает резонное предположение: если от ядерного взрыва может спасти какое-то чудо, то мое бездействие лишь помогает кораблям американских ВМС держать устойчивый контакт с моей подлодкой.

Значит, пора браться за дело! Вскакиваю с кровати и усаживаюсь в рабочее командирское кресло. Сначала вывожу на экран морскую карту и запрашиваю параметры…

Вскоре перед глазами полная картина. Даже самым полных ходом от точки № 6 мне удалось отойти всего на восемь миль. Маловато. Значение глубины в этом месте составляет двести шестьдесят восемь метров. Лодка выдерживает глубину в двести сорок метров. Я сам задал этот параметр сразу после того, как дал кораблю полный ход. Дело в том, что взрывная волна от подводного взрыва наиболее опасна и разрушительна на поверхности и у самого дна. В срединной толще воды еще остаются мизерные шансы выжить. Смешно, но я все еще надеюсь. Иначе давно уложил бы «Барракуду» на дно, переоделся в чистое и, в ожидании героической смерти, принялся бы уничтожать весь имеющийся на борту алкоголь.

Я держал восточный курс. Именно там находился ближайший край шельфовой плиты, за которым начинались приличные глубины. Именно там – на крутом подводном склоне – можно было выбрать укромное местечко и залечь на дно. Однако до края плиты слишком далеко – целых двести миль. Или двенадцать часов хода с максимальной скоростью. Увы, в моем распоряжении нет такого количества электроэнергии. Нет и двенадцати часов времени.

До взрыва один час пятнадцать минут.

Проанализировав обстановку, начинаю маневрировать. Ход не сбавляю, ибо ядерный взрыв в моем представлении представляет большую опасность, чем противолодочная группировка американских ВМС.

Резко меняю курс: беру то двадцать влево, то тридцать вправо. Потом сорок влево и пятнадцать вправо… Это отчасти замедляет бегство из опасного района, но хоть немного усложняет задачу оппонентам. Они не отстают. Боевой корабль прибрежной зоны «USS Coronado» дальше двух-трех миль «Барракуду» не отпускает. К нему присоединился еще один надводный корабль. Какой именно, я выяснять не стал – мне уже без разницы. Подводная лодка типа «Вирджиния» подошла с юга и идет параллельным курсом на удалении полумили. Также над поверхностью моря постоянно барражируют самолеты и вертолеты. Несколько раз умная система докладывала о громких всплесках над моей подлодкой.

«Плохой знак, – шептал я в ответ. – Стало быть, американские авиаторы сбрасывают противолодочные буи, выставляя поля и перехватывающие барьеры».

Эти действия помогали им с большей точностью определить параметры движения «Барракуды». Ну, а у меня задача обратная: не дать им возможность засечь мое место с точностью, необходимой для сброса торпед и глубинных бомб.