27
Зал для совещаний на американском флагмане был заполнен людьми. Сегодня здесь подводились итоги прошедших учений, произносились речи, раздавались благодарности. Народу было много. Каждая страна, принимавшая участие в учениях, прислала свою делегацию, кроме того, присутствовали несколько йеменских чиновников из военно-морского министерства. Еще были журналисты, их допустили сюда по согласованию со всеми заинтересованными сторонами. Как раз сейчас официальная часть подошла к концу, и журналисты активизировались. У них было много вопросов, в первую очередь к американцам. Что интересно, все задаваемые вопросы четко делились на две части – подобострастные и злые. Ясное дело, подобострастные задавали либо соотечественники американцев, которые явились сюда специально для того, чтобы осветить успехи доблестных ВМС США, либо йеменцы, которые в данный момент американцев поддерживали и имели соответствующие инструкции от своих начальников. Вопросы злые задавали арабы из других стран, где Америку не жалуют. Из России корреспондентов почти не было – всего два человека. Когда очередь дошла до них, они обратились к американскому командующему с просьбой прокомментировать результаты учений и рассказать о своих впечатлениях от совместной работы с русскими моряками.
Пока американский адмирал, надувшись от гордости, что-то вещал, адмирал Кохонов сидел, опустив голову. Он знал, что журналисты сегодня и до него доберутся, а сказать ему им толком нечего. Нет, в общем, учения прошли для российской эскадры довольно удачно. Но вот смерть подводных спецназовцев, потерю БЛА и гибель итальянского судна ему припомнят.
Так и оказалось.
– Если позволите, хотелось бы задать вопрос российскому командующему, – сказал высокий и тощий, как жердь, очкастый американец в клетчатой рубахе с закатанными до локтей рукавами.
Кохонов поднял голову и постарался принять уверенный вид. Получилось у него это довольно плохо.
– Крис Джеральд, – представился американец. – Господин Кохонов, как вы оцениваете результат учений?
У Кохонова немного отлегло от сердца. К таким вопросам он был готов. Может быть, ими все и ограничится? Может быть, журналисты просто не знают о тех неприятных моментах, упоминания о которых он боялся?
Но надежды оказались напрасны. Выслушав подробный ответ русского адмирала и задав еще два подобных вопроса, американец решил, что пора переходить к более интересным вещам.
– Господин адмирал, мне стало известно, что ваше гидрографическое судно обвиняют в пиратском нападении на итальянский научно-исследовательский корабль. Как вы можете это прокомментировать?
«Ну вот, началось», – тоскливо подумал Кохонов.
– Я не присутствовал на судне в тот момент, когда произошла эта трагедия, – сказал он вслух. – О случившемся мне известно только из рапорта моего подчиненного, капитана первого ранга Давлетова. Поэтому судить о случившемся мне трудно.
– Простите! – вскочил другой американец. Слова ему никто не давал, но и перебивать выскочку не стали. – Как же это так?! Было взорвано мирное судно, погибли одиннадцать человек, а вы собираетесь отделаться от нас такими вот расплывчатыми заявлениями?! Не выйдет! Я лично прослушивал запись ваших радиопереговоров с итальянцами. Вы угрожали, что если они не покинут зону проведения учений, то вы примите соответствующие меры! Вот вы, видимо, их и приняли! Но не слишком ли это?! На вашей совести жизни ни в чем не повинных людей! Они просто не могли выполнить ваши требования, у них сломался мотор!
– Эти обвинения беспочвенны… – начал Кохонов, но наглый американец перебил его:
– Вот это да! Беспочвенны?! Но итальянский корабль погиб! Или вы собираетесь утверждать, что он утонул сам по себе? Или, может быть, на него морской змей напал? Так это нетрудно проверить! Глубина там небольшая, я лично могу опуститься под воду с аквалангом и осмотреть повреждения! Уверен, что там будет пробоина от какой-нибудь торпеды или ракеты! Скажете, не так?!
Кохонов увидел, как сидящий через одного человека от него каперанг Давлетов жестикулирует, явно прося дать ему слово.
– Я попрошу, чтобы вам ответил капитан первого ранга Давлетов, командир гидрографического судна, которое подозревается в нападении на итальянцев, – сказал Кохонов.
Давлетов вскочил с места. Он был просто вне себя от ярости – и от самого обвинения, и от наглого поведения американского репортера.
– Я уже говорил представителям йеменской полиции, как все было! Но готов повторить еще раз! – крикнул он. – Мы не нападали на итальянцев! Когда они заявили, что у них поломка, мы отправили к ним катер со специалистами, которые могли бы им помочь.
– Вот эти ваши специалисты им мину какую-нибудь к борту и прицепили, – заявил американец.
– Я не стану отвечать на вопросы, если меня будут перебивать и комментировать в подобном тоне!
– Попрошу соблюдать порядок, – громко потребовал американский адмирал, глядя на журналиста. – Иначе я буду вынужден удалить нарушителей с борта моего корабля.
Журналист немедленно извинился и сел на место. Но по лицу было видно – это только тактическое отступление.
Дождавшись тишины, Давлетов снова заговорил:
– Никаких мин наши специалисты не закладывали. На борту моего судна вообще вооружения нет!
По глухому ропоту в зале было ясно, что этому утверждению не очень-то поверили. Слишком долго весь западный мир видел в СССР пугало, чтобы теперь верить тому, что какой-то из русских военных кораблей может быть невооружен. Раз отрицают, значит, скрывают – такая примерно логика. И без толку объяснять, что среди задач гидрографических судов никакой стрельбы просто нет. Их цели – это радиолокационная разведка и контрразведка, составление подробных карт акваторий зарубежных военных баз, наблюдение за морскими учениями зарубежных флотов. Оборудование таких судов состоит из приборов для изучения рельефа дна, таких, как эхолоты и гидролокаторы, из аппаратуры для определения координат; гидрологических, геологических, геофизических лабораторий для обработки проб воды, грунта, подъемников и тому подобного. А оружия на таких судах нет. Даже ПВО и пулеметов. Просто не нужно такому кораблю оружие, он ведь не один по морю ходит, а всегда в составе какой-то группы. Но попробуй все это докажи!
– Из пяти человек, которых я отправил к итальянцам, один тоже погиб. И катер пошел ко дну вместе с их кораблем! Что же я, свою технику утопил и своего человека убил, так, что ли? И ради чего? Итальянцы нам были совершенно не опасны!
– Чем же вы тогда объясняете гибель их судна? – На этот раз вопрос задал журналист из числа арабов. Он говорил более корректно, чем американец, но в голосе его явно слышалось недоверие.
– Его потопили. Но не мы, – отозвался Давлетов.
– А кто же?
– Не знаю. Могу только описать их судно. Это была «амфибия» советского производства без опознавательных знаков. Я заметил ее в бинокль, потребовал, чтобы люди, находящиеся на ней, назвались и сменили курс, ушли из зоны проведения учений. Они не повиновались. А потом с этой «амфибии» был произведен пуск какой-то ракеты. Она и утопила итальянский корабль.
– Странно как-то у вас получается, – саркастически заметил американец. – Ракету пустили с какого-то непонятного судна без опознавательных знаков. А почему же никто, кроме вас, его не видел? Я разговаривал с уцелевшими итальянцами, никто этой «амфибии» не видел! Почему, интересно? По-моему, потому, что ее и не было! Могли бы что-нибудь и поубедительнее придумать!
– Они потому про нее не говорят, что просто ее не видели! – рявкнул Давлетов, перегибаясь через стол. Больше всего ему сейчас хотелось спуститься в зал и дать этому настырному янки по морде. – Я в бинокль смотрел! А у них никого не оказалось, кто смотрел бы в бинокль в нужную сторону! Вот поэтому и не видели! Да и еще! Ты же говоришь, что запись наших переговоров с итальянцами слышал. Значит, и то, как мы эту «амфибию» вызывали, слышать должен был!
– Это не доказательство, – равнодушно пожал плечами американец. – Говорили только вы. Вот если бы эта «амфибия» хоть одним словом отозвалась, тогда дело другое. А так, может быть, вы специально вызывали пустоту, чтобы потом оправдаться.
– Да ты… – взревел Давлетов и только в последнюю секунду успел себя остановить. Они же не на базаре, здесь руганью ничего не решишь.
– Вопрос адмиралу Кохонову, – громко сказал американец, отводя взгляд от Давлетова. – Адмирал, скажите, а вы уверены, что ваш подчиненный говорит правду? Может быть, он пытается обмануть не только нас, но и вас тоже? Ведь даже среди его команды никто не видел этой загадочной «амфибии». Только он сам. Может быть, он просто хочет избежать ответственности за гибель иностранного судна?
– Я… – Кохонов замялся. – Я считаю, что… В общем, пусть решает суд! Я военный, а не полицейский, во всяких там доказательствах не разбираюсь. Если виновность нашего судна и персонально капитана первого ранга Давлетова будет доказана, то он ответит по всей строгости закона, а российской стороной будут принесены соответствующие извинения и выплачена компенсация.
Давлетов сжал зубы так, что с них чуть эмаль не осыпалась. Если перевести слова Кохонова на нормальный человеческий язык, то смысл их очень прост – всерьез защищать своих он не будет.
– Я хотел бы отметить, – вмешался в разговор шейх Хасуф ибн Осман, – что сейчас расследование обстоятельств гибели итальянского судна ведет полиция Йемена.
– Вот именно, – кивнул Кохонов. – Вот разберется полиция, тогда все и узнаем.
«Сука, – думал Давлетов, сжимая кулаки так, что ногти в ладонь впились. – Да настоящий командир, пусть хоть три арабских полиции про его людей всякую дрянь рассказывают, все равно не поверит. И уж тем более не позволит иностранцам судьбу русских офицеров решать!»
– Господин Кохонов, – это подал голос один из российских журналистов, – скажите, а что случилось с подводными пловцами, прикомандированными командованием Северного флота к вашей эскадре? Насколько мне известно, вся группа погибла при каких-то странных обстоятельствах. Что вы можете об этом сказать?
«Откуда эти шакалы все знают?» – мысленно простонал Кохонов.
– Причиной их гибели стала потерянная в море рыбацкая сеть, – сказал он вслух. – Поскольку произошел явный несчастный случай, российская сторона претензий ни к кому не имеет.
– Что, все пловцы запутались в сети? – журналист удивленно поднял брови.
– Да, – кивнул Кохонов. – Видимо, профессионализма им не хватило. Да и видимость под водой была неважная.
«Что же ты врешь, сволочь, – подумал Давлетов, слушая адмирала. – Прекрасная была видимость, пока какой-то дрянью все не заволокло. А судя по тому, что Полундра после первого погружения говорил, это была краска из специальных контейнеров. Или ее тоже рыбаки местные потеряли?»
Журналисты, видимо, почувствовали слабость позиции адмирала и больше об этом его спрашивать не стали. О потерянном БЛА вопросов задано не было – видимо, хоть это пока осталось тайной.
Примерно через полчаса встреча с журналистами закончилась. Возникла обычная в таких случаях суета – репортеры упаковывали свои камеры и прочие профессиональные принадлежности, военные стали выходить из зала, из-за чего у выхода было тесно, кто-то кого-то искал, наиболее важных персон выводили через боковой выход. В этой суете к адмиралу Кохонову, словно невзначай отошедшему в сторону от соотечественников, подошел Бернард Гастингс.
– Спасибо, адмирал, – тихо сказал он. – Вы свое дело сделали. Теперь, как мы и договаривались, о вашем бунгало во Флориде никто не узнает. А ваша мулатка по-прежнему будет ждать вас, и никакие неприятности ей не грозят.
Говоря это, церэушник широко улыбался и жестикулировал – никто наблюдающий за ним со стороны не подумал бы, что речь идет о чем-то серьезном.
Кохонов молча кивнул и торопливо шагнул в сторону. Он опустил голову, поэтому никто не видел, что щеки у адмирала покраснели. Ему было стыдно. Очень стыдно.