Глава 6
Захват
Мужчины пили водку. Закусывали и пили дальше. Две бутылки стояли на полу пустыми, ожидая третью. Лица были красны, глаза блестели, жесты стали плавными и неуверенными.
Шел третий час ночи по местному времени. И у каждого была своя правда в тот тяжелый для организма час.
Татаринов выдохся и физически и морально, но, похоже, побеждал, потому что его противник периодически начинал клевать головой, как сонная курица. К неудовольствию Кэпа, Пыжов все время останавливал свой нос у тарелки с салатом, просыпался и продолжал бой. Вращающаяся черная воронка дурмана никак не могла засосать его. Хренов флотоводец сопротивлялся из последних сил, потому что шла не пьянка, а натуральный морской бой.
– Б4!
– Мимо, – довольно хмынул Татаринов, ставя точку на половинке поля, отображающего выстрелы противника.
– Почему все время мимо? – искренне удивился капитан первого ранга и посмотрел на тот листок, где стояли вражеские корабли. Да-да, он видел, где находится четырехклеточный линкор противника, но попасть в него не мог. Координаты не считывались. Пришлось за промах пить стопку.
Шла решающая третья партия непримиримого противостояния. Это не просто посиделки, это удар по печени того, кого не можешь терпеть, того, кто представляется отстоем, который гнать надо из Вооруженных сил за неумение, за непрофессионализм, за отсутствие офицерской чести.
Татаринов озабоченно посмотрел под стол, потом на часы. Четыре бутылки и пятый час утра. Вот это, господа, экстрим.
– А8, – огрызнулся Кэп, но ответа он так и не услышал, потому что утомленный боем организм отказал своему хозяину, и тот уснул мордой об стол…
Наступило утро следующего дня. Старшие офицеры спали в каюте капитана в обнимку. Лежа на крохотном кусочке пола, они могли позволить себе вытянуться в рост, но вот вертеться на нем было уже проблематично.
Татаринов встал первый. С третьей попытки он вошел в гальюн, где мог оценить собственное состояние. Горечь поражения усиливалась гематомой на скуле – дрались они, что ли? – и острым желанием осушить пару литров чистой воды. Небритая мятая рожа пренебрежительно пялилась на него из потустороннего мира.
Отвалившись от зеркала, он посмотрел на циферблат. Выходило, спал всего два часа.
Отдохнувшая команда, протрезвевший командир и прооперированная Герда расположились в одном из кубриков и стали держать совет. Ранения у снайперши оказались не столь опасными, чтобы голосить на весь мир и просить натовцев забрать своего. Все необходимое местный док сделал за пару часов, и теперь оставалось только дать времени залечить отметины от опасной работы. Сама пострадавшая не спешила вернуться домой, что вызывало и уважение, и показушное непонимание. Русская команда, будучи давно отлаженным механизмом, стремилась избавиться от балласта, каким бы профессиональным он ни был.
Собственно, с этого Кэп и начал:
– Герда, ваше дальнейшее участие в операции не имеет никакого смысла. Мы можем доставить вас вертолетом до Карачи, оттуда вы сможете вылететь в Германию.
Ответ ожидался:
– Спасибо за заботу, херр Татаринов, но я предпочту остаться с вами. Тем более у меня есть разрешение вашего командования.
Кэп дипломатично согласился.
«Ладно, девка с нами уже немало повоевала, пусть будет».
Положение у командира «Кракена» было незавидное. За две недели они практически пришли к тому, с чего начали. Только порты поменялись. Как они смогут без наводки найти в сицилийском порту оружие? Им что, теперь в мафию внедряться? Выполнить несколько грязных заказов? Тогда, глядишь, и узнают какие-нибудь подробности.
По спутнику с Татариновым связался вице-адмирал. Первым делом он проинформировал командира «Кракена» о том, что в Европе бардак:
– Неизвестные террористы взорвали в Сербии школу с детьми. Сорок один ребенок погиб, еще восемьдесят шесть в больнице, из них двенадцать в реанимации… – Старостин прокашлялся. – Взять никого не смогли. Сербы воют, албанцы орут… Действующему президенту Албании объявили импичмент, к власти наверняка придет исполняющий обязанности премьера, некто Фисник Бушати. В Европе не хотят новой войны. Фигура нынешнего президента – политическая жертва. Сербов хотят умиротворить, хотя сделать это в такой ситуации крайне сложно. Немцы сербам в срочном порядке какой-то льготный кредит на развитие дают, при условии что те не начнут новый полномасштабный конфликт. Но дадут они кредит или нет, не важно. Ваша задача – найти оружие.
– Занимаемся, товарищ адмирал.
– Да, поди, немку там трахаете без перерыва, – начальник не то чтобы бушевал, но ставил под сомнение способности группы. – Ваша идея с портом Катания, построенная на последнем слове умирающего капитана-итальянца, вещь потрясающая. А может, он вам сказал: «канальи», а, Татаринов?
Кавторанг молчал.
– Чего сопишь? Ты знаешь, как у нас премьер может подчиненных ублажать? Он недавно вернулся со «Смотрящего». Все не может понять, зачем перед ними там семьдесят шестой на бреющем полете красовался. Маршала авиации раком поставил и пилил полдня. Но тот мужик крепкий, выдержал. Знаешь, к чему я все это? Рожай мне склад с оружием, где хочешь. Хочешь, на южном полюсе, хочешь под Рейхстагом.
Промывание мозгов закончилось, и Татаринов смог вернуться к работе.
Ниточка вела их обратно в Европу. Теперь они знали наверняка, что та часть каравана с оружием, которую захватили боевики, вывезена через Пакистан. Сам груз, скорее всего, доставлялся вначале в порт Катания на Сицилии, а затем уже перевозился в Албанию на том же кораблике «Фалькон».
Версия была слабовата. По-хорошему им снова в качестве живца нужна была яхта и воскресший капитано Пьедро. Нет, отставить – скорее всего, мафиози уже знают и о бое, и о потерях. В том числе и корабля с протезами, затонувшего в результате несанкционированного тарана.
Во всем виноват меткий стрелок мичман Малыш. Вон он, сидит на койке рядом со входом и о чем-то размышляет, не принимая участия в мозговом штурме.
Герда посоветовала присутствующим расспросить капитана «Марии» Сергея. И тут Татаринов вспылил:
– Что это за тайны Мадридского двора? Как можно эффективно работать вместе, чего-то недоговаривая?!
– Я не знаю, – отступала немка. – Когда выяснилось, что оружие из нашего каравана, к нам в часть пришел человек из службы внешней разведки и предложил мне и Грете поучаствовать в совместной операции с русскими, то есть с вами. Германия не заинтересована в том, чтобы наше оружие находилось в руках террористов. Мы предполагали, что вам придется идти в Афганистан. Мы были готовы уладить все вопросы с американцами, если придется работать в их секторах. Вы считаете меня бесполезной?
Голицын, не умничавший до этого, отследил цепочку и задал вопрос, интересовавший всех:
– Шкипер Сергей с «Марии», он кто?
– Не знаю, – честно ответила Герда. – Нас познакомили на верфи, когда мы забирали яхту. Наверное, ваш человек.
Шкипер Сергей – продолжим называть его так, дабы не раскрывать секретную информацию, – после расставания со спецназовцами передал немцам их раненую соотечественницу – Грету, а сам, уловив интерес к фигуре Джезима, вместе с сербскими коллегами, работавшими на территории Албании, обложил мафиози наружкой, подслушкой и подглядкой. Результаты слежки порадовали спецслужбы больше, чем собачку конфета, забираемая с руки хозяина.
Однажды второе лицо в государстве лично встречалось с мафиози. Из-за сильных помех в винном погребе разговор не удалось записать, но сам факт знакомства бросал тень на премьера Албании. Разведка, в том числе и российская, взялась за Бушати. Агентам удалось снять несколько сотен кадров со встреч, вечеринок и политических акций. В объективы попала масса новых неизвестных лиц. Требовалось время на анализ кип фотодокументов. Абсолютное большинство личностей установили легко, но были и такие персоны, о которых с наскоку никто ничего не мог рассказать.
Самые секретные из самых секретных компьютеров, знающих все о каждом, и даже больше, молчали. А потому снимки, вызывающие у аналитиков вопросы, были собраны в тугие пачки, еле поместившиеся в «дипломат», и переданы капитану Сергею с тем, чтобы он показал их спецназовцам.
Шкипер встречал старых знакомых на борту вверенной ему яхты вином и макаронами. Весь отряд, особенно Татаринов, был рад перейти с фрегата на яхту. Все-таки Пыжов – он сука, отозвал с прикрытия вертолет, а гостить у суки можно только поневоле.
Сергей, увидев прибывающий контингент, распушил волосы на груди и вполне серьезно порекомендовал всем без исключения отправиться на санаторно-курортное лечение.
Кэп от лица личного состава поблагодарил за заботу, но воспользоваться предложением отказался. Сказал, что раны заживут, как на собаках. Кроме того, добрый доктор со «Смотрящего» дал раненым специальные мази от ран, таблетки и пуд бинтов на перевязки.
Поскольку пересадка шла ночью, все отправились спать, решив оставить дела до утра. Шкипер после приема пассажиров не забыл развернуть яхту и направить ее на пока еще далекий остров Сицилия.
Голицын снова оказался с Гердой в знакомой каюте. Он хлопотал над ней, хотя та сама уже могла поднимать руки и выполнять простейшие действия.
Ей сильно досталось, но вдруг она почувствовала влечение к нему и попыталась сквозь боль обнять русского за шею. Ощущение изолированности, покоя и комфорта располагали к физической близости.
«А знаете, неплохо для разнообразия, когда руки у женщины не здорово работают – до, во время и после. Не слишком жизненно, но эмоций хватает. Беспомощность – один из символов капитуляции перед сильным мужчиной».
Голицын застыл над женщиной, переживая нахлынувшую волну и рассматривая перед закрытыми глазами взрывы сотен цветных воздушных шариков на черном фоне.
Балдеж отпускал медленно. Наконец он тряхнул головой, скатился и лег рядом.
– Кул? – справился он у нее.
– Йес, – ответила она, вытягивая губы трубочкой и требуя очередного поцелуя.
Когда красноголовая снайперша появилась в кают-компании, там уже вовсю шла работа. Народ рассматривал фотографии, передавая друг другу стопки с отпечатками.
Заботливый Голицын приготовил омлет. Так бы делал только для нее, но команда не поймет; пришлось замешивать и жарить на всех.
Дед оценил поступок:
– Давайте все время с Поручиком возить беспомощную женщину, будет нам разносолы готовить.
Зато Татаринов юмор не оценил.
– Мичман Диденко заступает в суточный наряд на камбуз… Не слышу ответа.
– Так точно, товарищ кавторанг.
– То-то. Не понравится мне твой обед – будешь стряпать вечно…
Устроившись на высоком стульчике и разложив на барной стойке фотографии, Поручик, как прилежный ученик, рассматривал предоставленные шкипером Сергеем материалы на предмет узнавания кого-либо.
Рожа Джезима была повсюду. То крупно, то мелко. Вот он в окружении стриптизерш. Вот сходняк в каком-то ресторане. Света настолько мало, что разглядеть лица невозможно. Стоп, вот этот точно, в смокинге, плотный такой, на каком-то приеме, наверное, – один в один наш старший прапорщик Иващенко, зав. столовой. И что он тут делает в Албании? Оставил матроса-маслореза без присмотра, забыл о бесконечных рядах кильки в томате и тушенки на складе и рванул на юга?
Лицо Голицына вытянулось, как у коня, что характерно, когда человек выполняет монотонную и несколько интеллектуальную работу. Мышцы лица расслабляются, работают только глаза, мозги и руки, перекладывающие листочки с картинками.
Татаринов не давал забыться:
– Увидел подозрительное, откладывай в сторону. Будем изучать детально.
– Смотрите внимательно, – вторил ему Сергей. – Поройтесь в памяти. Наверняка кого-то из этих людей вы встречали или наблюдали издали, или мельком.
«Тест. Точно тест. Я не могу не опознать вот этого однорукого с посеченным лицом». С ним Голицын столкнулся нос к носу на каком-то складе, когда они получали оружие для убийства турка-конкурента.
Старший лейтенант дисциплинированно отложил фотографию, на которой однорукий прохаживался по набережной вместе с Джезимом.
Тут же подошел шкипер и начал расспрашивать, что да как. Но ничего нового Голицын сообщить ему не мог. Говорил, а сам вспоминал эпизод, случившийся четыре дня назад, еще до того, как они снова пересели с фрегата на «Марию»…
Когда военный корабль проходил мимо оазиса, где они оставили несколько дней назад молдаванина и двух его женщин, Поручик с Дедом сели в резиновую лодочку с моторчиком и поехали к египетскому берегу – извиняться. Надо ли говорить, что их ждали так, как люди на необитаемом острове ожидают прибытия хоть чего-нибудь, способного плыть?
Измученный двумя самками молдаванин Сосеску был готов выпить от радости океан при виде лодки. Да, он не находился на острове, он жил на материке, но в далеком оазисе, находящемся от благ цивилизации на расстоянии более двухсот километров, и идти к сим благам через пустоши было крайне рискованно. От того, приедут ли обратно русские, зависела его дальнейшая судьба. Он в раю с двумя женщинами, но уже через день настоящий мужчина начинает скучать по пиву, картам и футболу, а постоянно мелькающие перед носом сиськи сбивают и отправляют мысли к возможности очередного полового акта. Но сил-то уже нет, сколько яблочками и дыньками перед носом ни тряси. А отсюда раздражение и уныние.
Он уже начал рыбачить, чего не случалось с ним лет десять, так как устал от бесконечной женской трескотни. Иногда ему казалось, что Аурики сживали его со света, специально не закрывая рты, именно поэтому он решил вернуться в Европу, как только это станет возможным, высадить их к чертовой матери в первом же порту, дать денег и распрощаться. Какие кольца! Какие свадьбы!
С помощью самодельной удочки Вережан таскал одну за другой рыбок, клюющих на обманку, сделанную из красных ниточек и семечки. Хотелось рыбного супа, а еще больше обратно на свою яхту.
И вот по лазурной глади, обогнув кривую берега, к нему шумит лодка.
Он вначале напрягся, разглядывая силуэты, – мало ли. Но у людей не было оружия, уже легче. Потом, когда надутая резинка, побулькивая и покряхтывая крошечным движком, подошла ближе, он узнал арендаторов.
– А где?.. – вместо «здрасте» послал Голицыну молдаванин.
Услышав грустную историю, описывающую кораблекрушение в результате неожиданного тарана, мореплаватель стал широко раздувать ноздри и дышать часто, как кузнечный мех, нагнетающий воздух в горн.
Второй солдат вытащил на берег две тяжеленные сумки, потом еще одну.
– Ты, мужик, не горюй, мы тебе тут кайфа привезли. На всю оставшуюся жизнь хватит и еще внукам-мутантам останется.
Диденко расстегнул сумки, и перед глазами Сосеску поплыли белые круги чистейшего афганского героина. Когда наконец он сфокусировал зенки, от возмущения не осталось и следа.
– Это мне? – оглядевшись по сторонам, спросил он, подтягивая семейные трусы повыше и застегивая на все пуговицы, вплоть до горла, рубашку с коротким рукавом.
– Компенсация за яхту, – подтвердил Голицын. – Здесь этой муки на глаз около пятидесяти килограммов, мы не взвешивали.
Искатель счастливой жизни взвесил на руке одну из сумок и включил в голове калькулятор:
– Ну, это более чем.
– Вот и отлично, – гости снова залезли в лодку.
– А как же… отсюда очень сложно выбраться.
Солдаты, не слушая беднягу, запустили двигатель и стали удаляться от берега.
– Мужик! – прокричал Поручик. – У тебя есть бабы, деньги и наркотики. Что еще нужно человеку для счастья?
Ну, не могли же они эту троицу на фрегат привести! Там Пыжов. После того как он перепил Татаринова, вообще «Кракен» замечать перестал. Каждое слово через губу, скотина.
– Туда, километров через пятьдесят, поселок, – указал рукой направление Поручик. – На твоей карте его нет. Там наши геологи обосновались год назад.
Герда, сидевшая на диване, вскочила со своего места, рассыпав часть фотографий на пол. Она светилась изнутри. Удача! Девушка не произнесла еще ни одного слова, кроме понятного всем «йес», но по ее быстрым шагам к Сергею и вытянутой вперед руке, что было явно непросто после ранения, стало ясно, что как минимум клюет, а как максимум кто-то попался.
На фотографии рядом с человеком, со вчерашнего дня ставшим исполнять обязанности президента Албании, Герда увидела знакомое ей лицо. Молодой высокий европеец в бирюзовом костюме шел за плечом Фисника Бушати по улице какого-то города – скорее всего, столичной Тираны, но не факт.
Лица войны… Они не стираются из памяти, они встают перед глазами в кошмарных снах и разрывают сознание. Иногда они заставляют вас плакать по ночам, иногда вздрагивать, вскакивать, сваливаться на пол. Они будят вас среди ночи, тормошат, пугают кошмарами прошлого.
Она отдала шкиперу карточку, а сама вспомнила тот бой на афганской тропе, офицера, который был под обстрелом вместе с ней и с Гретой. Они отбивались от нападения плечом к плечу. Герда не до конца еще могла понять, КАК? Она вернулась на свое место, не комментируя находку.
Когда их караван выпотрошили, как рыбу с кладкой ценной икры, спецслужбы взялись шерстить весь личный состав. Невозможно подготовиться к нападению, не имея информации о времени и маршруте колонны. Ее кто-то слил. Грамотно, за несколько часов до начала движения. Но кто и как, осталось тайной.
И все же она не могла поверить. Если этот офицер предатель, то как он не побоялся быть в колонне, на которую нападут? Никто не гарантировал ему безопасность.
– Что вы нашли? – К ней подошел Сергей и сел рядом с отобранным снимком.
– Этот. – Она ткнула пальцем в знакомое лицо. – Он был в Афганистане, в той колонне.
Шкипер даже не стал переспрашивать, точно иль неточно. Вместо этого он быстро нашел спутниковый телефон и стал набирать известный ему номер.
Через тридцать минут группа заслушала доклад следующего содержания:
– Имя этого человека Пауль Кастани. Бывший офицер Бундесвера. Служил в Афганистане. Уволен в запас после нападения на колонну с оружием с диагнозом «боевой шок». У него дом под Кельном и скромная квартира в албанском Влере. Владеет небольшой кондитерской в том же Кельне. Бизнес открыл сразу после увольнения со службы. Не женат, детей нет. Белый, чистый и пушистый.
Герда слушала молча, уставившись в одну точку. Потом она замкнулась, стала смотреть на вещи отстраненно. Механически ела, пила, без эмоций наблюдала вместе с остальными ранеными за очередным спортивным праздником, которые так любил Татаринов и не любили те, кто в нем участвовал.
Обливающийся потом, отжимающийся у ее ног Голицын поднял на нее глаза и попросил улыбнуться. Она вначале смотрела в сторону, но потом сдалась и едва заметно подернула губами. Сомнений не осталось: Пауль Кастани приговорен.
Голицын не хотел бы оказаться на месте Каштанова, так мы перевели бы на русский с немецкого фамилию «Кастани». Топать ему недолго осталось. Герде убить проще, чем плюнуть. Пусть и снайпер, работа такая. Может, человек, рискуя жизнью и по горячим точкам мотаясь, льготы себе зарабатывает, оплату учебы, льготный проездной на общественном транспорте… Да нет, конечно, все мы понимаем. Кто сам пришел в армию, тот шел именно за пальбой, кровью, адреналином и чувством выполненного долга. Какие, на хрен, льготы! Кто о них думает… пока не покалечен.
Влера
– Если это однокомнатная квартира, то я мэр города-миллионника. – Разглядывая на ноутбуке план помещения, Диденко почесывал нос, будто реально зарубал на нем всю необходимую информацию.
Местную полицию беспокоить – время терять. В курортном городе власть проплачена на годы вперед. Говорить в случае ареста о возможной выдаче Германии человека, идущего за спиной почти официального президента Албании, можно, но стоит ли?
Герда, понятно, напросилась с Кэпом, Голицыным и Диденко. Малыш тоже хотел. Но кто его возьмет. Он же Малыш.
Квартира находилась на четвертом этаже пятиэтажного дома, отличавшегося от соседних зданий огороженной территорией и охраной.
Они припарковались на маленьком «Фольксвагене» по кличке «Гольф» рядом с разросшимся кустарником неизвестного им вида. Для интересующихся ботанов отметим, что его листочки походили на длинные зеленые палочки, собранные в пучки и торчащие во все стороны. Многочисленные жиденькие, но крепкие веточки росли то влево, то вправо, то вверх, то вниз, что помогло заботливому садовнику придать кусту форму шара, и теперь он, как гигантский мяч, красовался на углу интересовавшего спецназовцев дома.
Палило солнце. Надрывался встроенный кондиционер, поглощая запасы топлива. Тень от мяча не спасала. На крыше машины наверняка можно было жарить яичницу. Казалось, термометр бессовестно врал, показывая за бортом +45.
Герду заранее решили не брать с собой на допрос – боялись, что она не даст возможности поговорить с Кастани. Если не окажется под рукой ствола, застрелит его на фиг из пальца. Ей же надо его мозги на полу увидеть.
Голицыну очень хотелось пи́сать, но он терпел. Как только к воротам подъезжала машина, он подносил к глазам Герды бинокль, чтобы она могла опознать водителя.
Последний был идентифицирован в девятом часу вечера, когда спала жара. Водитель «Тойоты RAV4» притормозил на въезде, а Герда с тонкой интеллектуальной ухмылкой каннибала Лектера подтвердила, что он – это ОН.
Шуметь нельзя. Чуть что не так, охрана вызовет полицию, и вся конспирация полетит к чертям, а Кастани выкрутится как пить дать.
Как проникнуть на охраняемую территорию жилого дома, увешанного по периметру камерами, не вызвав подозрений? Надо каким-то волшебным способом оказаться в квартире немца.
Покрутившись возле ограды и заодно потихоньку справив нужду на кактус, Голицын вернулся к группе с неутешительными новостями: «охраняется капитально». Кроме камер, датчики движения. В небольшом садике с другой стороны дома, недалеко от бассейна, еще один расслабленный охранник в будке. С ним две овчарки.
Кому-то пришлось унять жажду допроса, кому-то – жажду мести и подумать над другими возможными способами пересечься во времени и пространстве.
…Они подрезали его прямо на дороге и получили удар бампером в заднюю фару. Первой вылетела из салона Герда в темных очках, а за ней Голицын и Диденко. Вид женщины всегда расслабляет мужиков на дороге. Все трое с озабоченным видом стали осматривать цветную крошку на асфальте – остатки заднего левого глаза автомобильчика.
Кастани тоже вылез. Он был в праведном гневе, но человек, нарушивший правила, оставался сидеть за рулем «Гольфа». Он не придал значения тому, что пассажиры вышли, а водитель остался сидеть. Обычно все с точностью до наоборот. Первым с места срывает водителя, а потом уже и остальные начинают понимать, что к чему.
Он вылез и распрямил конечности. Высокий, под метр девяносто, загорелый, худощавый, с лицом бегуна-марафонца, истязающего себя тренировками и соревнованиями. Его голос – мягкий певучий тембр – трепетал в воздухе:
– Ваш водитель совсем без мозгов?
Вопрос поняла только Герда, так как он говорил на немецком, но по большому счету его бла-бла-бла никого не интересовали. Бойцы прекрасно понимали, что перед ними ветеран боевых действий, который, возможно, рискнул ради заработка не только сдать своих братьев и сестер по оружию, но и оказаться в той колонне, чтобы отвести от себя любые подозрения.
Только после того, как Голицын неожиданно сместился и упер объекту в ребра ствол пистолета, а Герда попросила у него по-немецки не дергаться и сесть на заднее сиденье, Кастани понял, что попал.
– Я не понимаю, вы кто такие, что вам нужно… Я советник президента Албании. У меня есть удостоверение!
– Заткнись, – сказал ему садящийся за руль Диденко, не оборачиваясь.
Нахрапистый интернационал заставил Кастани задуматься над случившимся. Наличие у людей оружия не вызывало никаких положительных эмоций.
Когда садились в машину, Герда поморщилась от боли, так как, хлопая дверцей, невольно разбередила рану на груди.
– Где болит? – спросил Пауль на родном для них с Гердой языке.
– Потухни, – посоветовала она, застегивая на нем наручники и продолжая краснеть и морщиться от боли.
– Очень больно? – не унимался Кастани. – Куда вы меня везете?
Машина действительно тронулась. Следом за ними поехал и RAV, за руль которого сел Кэп.
Самым безопасным местом для допросов была, конечно, яхта, но так как в порту они не могли останавливаться, дабы их очередное прибытие не стало для желающей отомстить албанской мафии настоящим подарком, им пришлось встать на якорь в отдалении от портового и туристического центра, а связь с берегом поддерживать с помощью все тех же надувных лодок.
Поскольку контролирующие его поведение люди молчали, а в бок продолжало упирать дуло пистолета, немец стал очень сильно беспокоиться за собственную жизнь. Его соотечественница и русские братки похищают его посреди городского шоссе!
Магазины, офисы и жилые многоэтажные дома вскоре остались позади, и они понеслись по извилистой дороге вдоль побережья. С одной стороны плюхало море, с другой – возносились в бесконечное небо растущие прямо на камнях сосны. Метров через пятьсот дорога уйдет в глубь побережья, и начнется небольшой поселок.
Пауль резко вжался в спинку сиденья, в результате чего упирающийся в бок ствол пистолета стал смотреть мимо него. В следующее мгновение он двумя руками сжал руку Голицына и отвел ствол как можно дальше от себя. Оттолкнувшись ногами от пола, он умудрился извернуться и ударить двумя ногами Герду. Та влетела в дверь и взвыла от боли. Голицын, даже если бы и мог, не стал бы стрелять.
Диденко ударил по тормозам. Троицу, находившуюся сзади, бросило вперед, однако мятеж не был подавлен, потому что стал слышен град ударов, который обрушил на противника Поручик, сообразив предварительно выбросить в район переднего сиденья оружие. А пристрелить хотелось. Очень.
Денис мочил гада безостановочно, но тот, вместо того чтобы сдаться, отбивался не менее яростно, при этом продолжал лягать ногами практически беспомощную Герду.
Выбежав из «Тойоты», Диденко сообразил обежать машину и открыть ту дверцу, за которой сидела орущая от боли Герда. Дед вытащил ее из машины и бросился внутрь на заднее сиденье с таким бесстрашием, будто среди его предков были норные собаки, специализирующиеся в охоте на лис. Рискуя получить ногой по лицу, он помог Голицыну навалять рыпающемуся арестанту по полной программе. А кулаки у Деда тяжелые.
Следом остановился Кэп и тоже бросился на помощь. Трое русских выволокли немца и на самом краю обрыва, под которым плескались волны, мутузили его, пока… пока он не очухался и не прыгнул вниз, прямо на камни. Он плюхнулся метров с трех и расшиб коленку. Полученное повреждение слабо повлияло на его способность плавать. Нисколько не смущаясь надетых на него наручников, он смело вошел в воду и нырнул.
– Чего встали? – не понимал задержки Татаринов. – За ним!
Дед с Поручиком прыгнули следом более академично, стараясь не повыворачивать ноги.
Вода прозрачная, видать отлично. Голицын проплыл несколько метров под водой, но, никого не заметив, развернулся и увидел объект. Кастани сидел под валуном, словно омар, пуская редкие пузырьки воздуха из носа и тараща на пришельца испуганные глаза.
Диденко был рядом. Он похлопал напарника по плечу и открытой ладонью как бы протрамбовал несколько слоев воды ко дну. Голицын согласился.
Спецназовцы, ухватившись за камни, сели напротив своей добычи, начав простую игру – кто раньше всплывет. Так как загнанный в угол не пытался ни плыть, ни драться, «татариновцы» могли позволить себе спокойно подождать, пока у добычи кончится кислород. Разве может сухопутный задерживать дыхание дольше, чем «человек-лягушка»?
Пауль оказался исключительно выносливым типом. И хорошо, что они устроили ему кислородное голодание, иначе лупить бы пришлось его долго, здоровья на несколько обычных людей хватит. Наверное, посещает фитнес-центр и плавает с маской и ластами…
Когда изголодавшийся по глоточку свеженького воздуха мужик начал всплывать, морпехи последовали за ним и, не набирая ртом воздух, стали дубасить его по голове кулаками с двух сторон, пока он стремился всплыть и закачать в себя воздух. Заглушив, вытащили на берег.
– Вы там оплодотворяли его, что ли? – постукивая по часам, ругался разволнованный Татаринов.
– На дорогу тащить? – Голицын упер колено в грудь лежащему на камнях беглецу.
Капитан второго ранга посмотрел по сторонам. Мимо проезжали машины, но видеть, что происходит ниже уровня трассы, не могли даже пассажиры, не говоря уже о водителях, сосредоточенно ведущих машины по извилистой и опасной трассе. С моря их также никто не мог видеть. В этом районе не было ни судов, ни лодок.
Придерживая шатающуюся Герду, командир попросил подвести немца к ним поближе. Женщина присела на корточки и стала смотреть на него сверху. Он стоял на неудобных камнях мокрый, тяжело дышащий и капитально побитый, не зная, что ему ожидать в следующую секунду.
– Узнаешь меня? – спросила рыжеголовая.
Но он никак не мог вспомнить ее.
Она приложила ладонь к собственному лбу, закрыв прическу.
Он пошатнулся. На него снова смотрели из-под военной каски те самые красивые ярко-зеленые, непонятно как попавшие в ад войны женские глаза.
Пленный попросил сигарету. Не нашлось. Ему позволили сесть, немного отдышаться и осознать ситуацию.
Есть только два метода ведения допроса: цивилизованный и нецивилизованный. Цивилизованный – это тот, при котором вы все сами рассказываете, нецивилизованный – это тоже когда сами, но зубов у вас уже меньше. Собственно, дав захваченному передохнуть, его как бы и просили решить, какой путь он выбирает: долгий и мучительный или короткий и быстрый.
– Убьете? – спросил о ближайшем будущем бывший военный. Он не дурак, сообразил, что те, кто пересидел его под водой, не торговцы с лотка.
Кэп предложил не затягивать, но честно пообещал, что финал его пути на земле зависит от того, что они услышат. Будет ли в процессе повествования уделено внимание деталям, или им придется вытягивать из него каждое слово, предвосхищая произошедшие в прошлом события.
Пленный не стал портить собственную шкуру и покорно повесил голову.