Глава 35

Орехов, крепко проспавший часа полтора, приоткрыл глаза, не поворачивая головы, окинул взглядом тесную каморку, в которую их со старлеем запихнули почти сутки назад. Ну надо же, мысленно усмехнулся майор, ничего не изменилось. Те же стены, потолок, и лежим мы все на тех же старых мешках, которые нам любезно швырнули вместо матрацев.

Майор прислушался к своим ощущениям: гудит, ноет, постреливает, но руки–ноги, кажется, в полном порядке. Ничего, бывало и хуже. Подумаешь, маленько ребра помяли… Орехов попытался припомнить подробности драки на мотоботе и всего того, что было потом. Хотя вспоминать–то особенно было и нечего – отметелили, связали как баранов, потом вроде бы не очень долго везли, а в конце засунули в эту суперкомфортабельную гостиницу. Звезд семь, не меньше… Ага, вот и Славка зашевелился. И здоров же он спать, змей!

– Скат, ты как?

– Да вроде жив, – не очень уверенно отозвался Катков. – Ребра болят. Может, хряпнули парочку? И жуб, кафется, фатается…

– Чего? Ты по–русски попробуй, а то не пойму что–то, – улыбнулся Орехов и тут же досадливо скривился и зашипел от боли, стрельнувшей от разбитой губы к заплывшему глазу – видеть–то глаз видит, но наверняка бланш уже черно–синий. И немаленький.

– Зуб, говорю, похоже, выставили, сволочи. Шатается. Как думаешь, прирастет?

– Если за дня три голову не отрежут наши новые друганы, то прирастет, – обнадежил Вячеслава майор и посоветовал: – Ты его, главное, языком не шатай…

– Слушай, майор, – Катков, охая и морщась от боли во всем теле, медленно приподнялся и сел, опираясь спиной о стену, – а чего они нас даже не связали, а? Типа, совсем не уважают?

– Типа, уважают, но не сильно боятся, – в тоне Орехова отчетливо слышались легкая досада и ехидство. – Они уверены, что мы сейчас до сортира сами дойти не сможем. Между прочим, не сильно–то они и ошибаются… Да и куда мы денемся? За дверью наверняка охрана, а у любой охраны есть дурная привычка стрелять без предупреждения… Как думаешь, мичман сумел выбраться?

– Пф! – Скат пренебрежительно фыркнул и без тени сомнения заявил: – Конечно, выбрался, куда он денется. Он не железная гайка, чтоб вот так просто взять и потонуть… Кстати, хорошо, что напомнил, а то эти китаезы мне, похоже, и память маленько отбили. Как в старом анекдоте: «Были бы мозги – было б сотрясение!»

Вячеслав воровато посмотрел в сторону двери, обитой железным листом, и начал тщательно прощупывать один из швов внизу правой штанины. Ага, вот она, есть… Старший лейтенант извлек кусочек тоненькой стальной проволочки и, подогнув ногу, аккуратненько воткнул острие в едва заметную дырочку в боковине каблука левого ботинка. Проделав эту малопонятную манипуляцию, Скат снова вернул проволочку в «шовный тайник».

– Как там, говоришь, первый спутник пикал? «Бип–бип–бип»?

– Ты бы еще спросил, как первый паровоз кричал, – недовольно отозвался майор. – Я, между прочим, всего на семь лет старше тебя и…

Договорить Орехов не успел, поскольку сначала за дверью послышались голоса, а потом лязгнул замок, и в камеру вошли в сопровождении часового, вооруженного короткоствольным автоматом, двое: европеец и китаец с приметным шрамом на щеке. Обоих майор сразу узнал: именно те, что оставались на борту флагманского катера и руководили захватом мотобота.

– Добрый день, господа! – по–английски поприветствовал пленников Воронин. Причем настолько учтиво, что и последнему балбесу сразу стало бы ясно – издевается. – Как вы себя чувствуете? Нет ли жалоб на условия содержания?

– А не пошел бы ты… – почти равнодушно по–русски пробурчал в ответ Катков и ядовито добавил: – Кто тебе произношение ставил, сэр? Училка из тамбовской деревни?

– Вот, сами можете выбрать, – не обращая внимания на издевку старлея, повернулся Стас к Меченому. – Каждый хорош по–своему.

– Он что, на нас жениться задумал? – ухмыляясь, насторожился майор. – Так я не согласная…

– На Востоке мнение невесты частенько никого не интересует, – загадочно улыбнулся Воронин. – Что ж, раз жалоб нет, то мы можем спокойно удалиться. Сейчас вас покормят. Набирайтесь сил – они вам пригодятся…

Дверь снова с лязгом закрылась, но минут через десять открылась снова и пленникам действительно принесли большой поднос с обедом. Скат долго с недоверием смотрел на добрый десяток чашек и плошек, заполненных самой разнообразной снедью. Все это великолепие выглядело очень даже аппетитно – особенно старлею приглянулась солидных размеров горка мяса, примостившаяся поверх плато из белоснежного рассыпчатого риса.

– Слушай, майор, а это нам не снится? – Катков недоуменно посмотрел на товарища и не очень уверенно, словно и в самом деле опасался, что приятный сон сейчас растает, подхватил кусочек мяса и бросил в рот. Мясо было сочным, хорошо прожаренным и очень вкусным. Старлей заметно оживился и, плотоядно улыбаясь, потер ладони. – Налетай, братва, – брат с Севера приехал! Денег девать ему некуда, угощает всех…

Орехов дважды упрашивать себя не заставил, и добрых полчаса спецназовцы воздавали должное неизвестному повару, свое дело знавшему на пять с плюсом, а то и на все шесть. Когда посуда опустела, майор, слегка отяжелевший от непривычно обильной трапезы, решительно подошел к двери и несколько раз грохнул кулаком по гладкому железному листу. Дверь приоткрылась, и сначала в проеме показался ствол автомата, а уж затем выглянуло равнодушно–сонное лицо часового. Ствол качнулся и застыл на уровне груди Орехова, после чего часовой вопросительно кивнул, не спуская пальца со спускового крючка.

– Посуду забирать будете? – по–английски спросил майор и, после секундной заминки, добавил: – Слушай, у тебя закурить не будет? Сигаретку бы, а?

Китаец какое–то время все так же молча смотрел на пленника, отчего у майора шевельнулось подозрение, что тот, возможно, ни слова не понимает по–английски, но часовой, не меняя выражения лица, холодно процедил:

– Принеси поднос и поставь на пол в метре от двери.

Когда приказание было исполнено, китаец велел майору вернуться на свое место. Не сводя с пленников глаз, часовой достал из кармана и прикурил сигарету, но тут же нагнулся, положил ее на пол, а поднос ловко подхватил свободной рукой. Дверь тут же снова лязгнула замком.

– Службу знает, собака, – со вкусом пыхая сигаретой, не то похвалил китайца, не то подосадовал на его осторожность Орехов. – Но еще не все человеческое в нем убили… Слушай, старлей, а может, они людоеды? И нас откормить решили как рождественских кабанчиков? А потом чик – и на колбасу…

– Чик нам будет по–любому, – задумчиво кивнул Скат, – но поведение этих хунвейбинов, честно говоря, маленько ставит меня в тупик…

– А меня другое интересует: как они так непринужденно вычислили, где на нас засаду надо было ставить? Ты в морских делах побольше моего понимаешь, просвети…

– А вот здесь–то все просто до неприличия…

Далее Катков пояснил майору, что российские бандиты, так удачно скорешившиеся с китайцами, конечно же, не заканчивали академию Генерального штаба и, возможно, даже в простом военном училище не обучались, но в военном деле кое–что все–таки понимали. Как, несомненно, понимали и то, что морской путь на Тайвань можно, в принципе, перекрыть без особого труда…

Все дело было в некоторых особенностях передвижений основных масс войск из одной точки на карте в другую во время любой войны. Почему наши далекие предки выбирали строго определенное место, строили там всего лишь одну крепость и таким образом запирали на замок, закрывали от нашествий врагов целые стратегические районы? Да потому, что любому войску нужны пути–дороги. Да, сегодня можно в любое место выбросить парашютный десант и захватить какой–то важный объект. Но для огромных масс танков, техники, пехоты и бесчисленных вспомогательных служб все–таки нужны нормальные дороги: шоссейные, простые грунтовки, железные, водные пути. Любая война, по сути, намертво привязана к дорогам. Танки не умеют летать, а в болотах они тонут. И хорошая батарея, поставленная в правильном месте, танки или сожжет, или заставит повернуть обратно…

Примерно ту же картину можно увидеть, если присмотреться к воздушным трассам и морским путям. Самолеты не летают зигзагами наподобие синусоиды, поскольку кратчайшее расстояние между двумя точками – все–таки прямая, а время и горючее нынче гораздо дороже овса. Так что и самолеты, и корабли давным–давно пользуются выверенными до километра, практически неизменными дорогами–курсами…

– Да ты и сам все это прекрасно знал, что я тут распинаюсь… Так что, – заканчивая импровизированную лекцию, развел руками старлей, – пяток лодок, расставленных поперек курса, бинокли, радар на флагманском катере – и дело в шляпе. То есть в камере, а шляпы – это мы. Да у этих китайских мафиози небось и каждый второй рыбак в стукачах ходит. Ладно, что теперь кулаками махать… Надо думать, как все исправлять. Если еще не безнадежно поздно и можно что–то исправить.

– Безнадежно поздно будет лишь тогда, когда наши трупы остынут, – затвердел лицом Орехов, – а пока мы еще побарахтаемся…