Глава 9
Гидросамолет по-прежнему стоял в небольшой уютной бухточке и был надежно укрыт зимними маскировочными сетями. Они же прятали под собой и модульные домики. Вдобавок эти здания имели прекрасную теплоизоляцию, поэтому их нельзя было выделить в антарктическом пейзаже даже с помощью соответствующих приборов. К тому же на границе моря и суши всегда встречаются зоны с сильным перепадом температур, а ветер быстро развеивает тепло. Отсутствие работающих двигателей внутреннего сгорания надежно предохраняло несанкционированно установленную станцию от обнаружения.
Насчет этого мистер Бим не тревожился, его беспокоило другое. Он сидел в модульном домике, предоставленном Давыдовскому и Марине для работы и жилья, и нервно покусывал губу, не зная, стоит ли делиться своими опасениями с учеными, принявшими предложение о сотрудничестве, прямо сейчас или же надо погодить.
Марина Островцова почти беззвучно перебирала клавиши компьютера. На экране виднелись разрезы горных пород. Слои меняли свой цвет, очертания. Программа все еще обрабатывала данные полевых исследований.
— Вы не будете против, если я закурю? — произнес Давыдовский, обращаясь к мистеру Биму.
— А почему вы спрашиваете?
— Я заметил, что вы не курите. Все-таки вы здесь хозяин. А мы, если можно так выразиться, пленники, хоть и находимся в относительно привилегированном положении.
— Какие же вы пленники? — Мистер Бим мило улыбнулся. — Вы у себя дома. Поступайте так, как считаете нужным. Хотя я, просто как человек, не советовал бы вам курить. Я дорожу вашим здоровьем. В нашей корпорации, кстати, предусмотрены солидные бонусы для тех сотрудников, которые не курят. Подумайте, может, вам стоит покончить с вредной привычкой?
— В жизни случается столько стрессов!.. Они ничто по сравнению с курением. А о моей философии насчет употребления табака можете поговорить с Мариной, я ей все очень убедительно разложил по полочкам.
— Теперь и она курит? — Мистер Бим усмехнулся.
— Нет, — заявила аспирантка, повернув голову. — Но отношусь к курению куда более толерантно, чем прежде. Михаил Павлович сумел убедить меня.
— Он умеет это делать.
— Кстати!.. — Марина вновь повернулась, но на этот раз уже вместе с креслом. — Когда следующие полевые изыскания? Мне надо к ним подготовиться.
Мистер Бим тяжело вздохнул и ответил:
— Боюсь, что не скоро.
— Почему же? — Давыдовский вскинул брови, при этом в его глазах мелькнул и потух озорной огонек.
— Вы уже видели, что нам мешают вести наши изыскания, — признался мистер Бим. — Мы не учли, что испытательные взрывы засекают сейсмографы, установленные на соседних станциях. Так что в ближайшее время мы не сможем их проводить.
— Без взрывов не обойтись. — Михаил Павлович развел руками. — Только при помощи отраженных и вернувшихся к датчикам звуковых колебаний мы можем прощупать недра на предмет наличия углеводородов.
— Я разделяю ваши чувства, понимаю технологию. Для вас месяц-второй бездействия — тяжелое испытание. Но поймите и меня. Я не могу позволить себе в ближайшее время… как бы это лучше сформулировать?
— Засветиться, — подсказал Давыдовский.
— Именно засветиться, — согласился мистер Бим. — Надо немного выждать. Сотрудники нашей корпорации уже работают над продолжением проекта. В ближайшее время мы установим на побережье абсолютно легальную станцию. Техники и дизайнеры изготовят новые корпуса для вашего оборудования, сохранив прежнюю начинку. Тогда можно будет продолжить изыскания. У вас же есть пока над чем работать?
— Мы располагаем результатами двух полевых изысканий, — сказал Михаил Павлович. — На их окончательную обработку уйдет пара недель, максимум месяц. Потом я и Марина могли бы немного отдохнуть. — Давыдовский вопросительно посмотрел на собеседника и выразительно улыбнулся.
Мистер Бим оживился.
— Естественно. Вы заслужили отдых. Я, конечно, не могу вас отпустить в свободное плавание, но под присмотром моей охраны вы чудесно проведете время на теплом побережье под пальмами, чтобы потом с новыми силами приступить к работе. Вы говорили, что почти на все сто процентов уверены, что на шельфе и под прибрежной полосой существуют залежи нефти и газа, которые имеют перспективы промышленной разработки, не так ли?
— С каждым часом обработки данных я все больше убеждаюсь в этом, — ответил ученый и тут же добавил: — Раз мы не пленники, то, пока позволяет погода, хотели бы иметь право на прогулки.
— Разве я говорил, что у вас такого права нет? Когда вам угодно, в любую погоду.
— Под присмотром охраны? — Михаил Павлович ухмыльнулся.
— Зачем вы сразу все усложняете? На территории станции вы вольны делать все, что пожелаете. Но только не стоит пытаться убежать. — Мистер Бим прищурился.
— Мы же нашли общий язык, начали сотрудничать. Какой смысл нам убегать, тем более, как вы обещаете, от нашего счастья?!
— Я верю вам. Но все же должен предупредить. Периметр станции охраняется. Там повсюду датчики. Так что не пытайтесь пересечь его. Не тревожьте лишний раз охрану. Договорились?
— Договорились. — Давыдовский кивнул и стал набивать трубку.
— Тогда не стану вам больше мешать. — Мистер Бим поднялся и покинул модуль.
Марина вопросительно посмотрела на Михаила Павловича. Она явно хотела сказать что-то важное, но взгляд Давыдовского, которым он обвел помещение, как бы предупреждал: «Лучше молчи. Нас здесь наверняка подслушивают».
Аспирантка сглотнула и вернулась к работе.
Давыдовский неторопливо набил трубку, повертел в пальцах зажигалку, затем поднялся и заявил:
— Пойду пройдусь. Зачем тебе дымом дышать. — Он стал одеваться.
— Можно мне с вами? — спросила Островцова, в голосе которой прозвучала надежда на то, что можно будет откровенно поговорить на улице.
— В другой раз. — Давыдовский улыбнулся, наклонился к уху аспирантки и прошептал: — Я люблю тебя и никому не позволю обижать.
Сказав это, он подошел к шкафу, снял с полки рукавицы, но сразу одевать их не стал, сперва сунул в карман куртки. Из одной рукавицы туда тихонько выскользнул баллончик с краской.
— Вы скоро вернетесь? — спросила растерявшаяся Марина.
— Ровно через столько времени, сколько потребуется, чтобы с удовольствием выкурить трубку, — ответил ученый и вышел из модульного домика.
Ветер гнал поземку. Мрачное небо раскинулось до самого горизонта. Давыдовский накинул капюшон и посмотрел вверх.
Мистер Бим оглянулся, поднимаясь на лесенку, ведущую к отсеку, где обитал Джон Смит. Хозяин сидел на раскладном стуле и растягивал за плечами резиновую ленту эспандера.
— Ты заботишься о здоровье, и это хорошо. — Мистер Бим присел возле каталитического обогревателя и подсунул к нему ноги в унтах, облепленных снегом.
— Я не о здоровье забочусь. — Джон усмехнулся, продолжая растягивать ленту эспандера. — Оно у меня и без того железное. Я форму поддерживаю. Профессия заставляет. А унты, прежде чем греть, лучше от снега отряхнуть, иначе они промокнут. Для этих целей у меня веник у входа стоит. Мне Антарктика нравится тем, что здесь мусор с улицы в дом не принесешь. Все чисто, даже стерильно.
Мистер Бим воспользовался дельным советом бывалого человека, отряхнул унты от снега и снова устроился возле обогревателя. Некоторое время он молчал, затем поднял голову и заговорил. Его глаза при этом ровным счетом ничего не выражали.
Он словно воспроизводил чужой текст, заученный на память:
— Джон, ты понимаешь, что дальше так продолжаться не может. Нам мешают соседи. В первую очередь русские на Лазаревской, и во вторую — аргентинцы на Сан-Мигеле. С этим надо что-то делать.
— Убрать? — бесцветным голосом поинтересовался Джон и отложил эспандер.
— Решение может быть разным. Главное, чтобы они нам не мешали.
— Насчет русских я бы не стал беспокоиться. — Смит ухмыльнулся. — Я пробил по ним информацию. Это туристы. Они арендовали модуль на Лазаревской еще до того, как сюда прибыл «Профессор Молчанов». Из радиоперехвата я узнал, что водитель вездехода, он же их провожатый, уже жалеет о том, что с ними связался. Пьют, хамят, безобразничают, короче говоря, отрываются по полной программе, как это умеют делать только русские. Мы им абсолютно не интересны.
— И все равно лучше было бы, чтобы они перебрались в другое место или вообще покинули Антарктику. Придумай что-нибудь. Выбор за тобой и твоими людьми. Но, на мой взгляд, следует действовать мирно, чтобы не привлекать к случившемуся нежелательное внимание. Трупов и похищений уже хватает. Пусть на Лазаревской случится техническая авария. Скажем, выйдет из строя электростанция или загорится склад горюче-смазочных материалов. Без электричества и отопления они долго здесь не протянут, переберутся на ближайшую российскую станцию, сейсмографы которой уже не будут в силах принять слабый сигнал от изыскательского взрыва.
— Постараюсь так и сделать, — пообещал Смит. — Хотя уверен в том, что этим пьяницам мы абсолютно безразличны. А уж о сейсмологии они имеют еще меньшее представление, чем я.
— Если ты так уверен в их безвредности для нас, то можешь с ними повременить и заняться в первую очередь аргентинцами. Их на станции теперь осталось всего двое.
— С ними тоже что-нибудь придумаем, — прозвучало в ответ.
Ветер гнал снег, сносил его в море. Волны плескали в льдины. Низкие облака проплывали в небе. Давыдовский уже вернулся в модульный домик, встал за Мариной, обнял ее. Аспирантка не сопротивлялась. Она сидела и прислушивалась к тому, что шептал ей на ухо Михаил Павлович.
Никто на станции не услышал, как в небесах прорезался тихий стрекот винтов. Из облаков вынырнул еле заметный беспилотник, смесь самолета с вертолетом. Серебристый аппарат был практически неразличим с земли, лишь тихий стрекот пропеллеров мог выдать его.
Беспилотник неторопливо заложил круг. Любопытный объектив камеры поворачивался, фиксировал обстановку. Внезапно бездушную машину словно что-то заинтересовало. Она поднялась повыше, зависла над одним из модульных домиков. Объектив камеры нацелился на надпись, сделанную прямо на маскировочной сети краской из аэрозольного баллончика: «Мы здесь».
Беспилотник повисел над замаскированной станцией и резко ушел в облака. Надпись быстро заметал снег, и через пару часов ее уже не стало видно.
— Уже который день мы как дерьмо в проруби болтаемся! — с недовольством произнес подрывник Сазонов.
Он сидел на палубе плавучей тюрьмы в хорошей компании, которую ему составляли молодой аспирант Валерий Черный и Илья Шепелев. Мужчины расположились за пластиковым столиком, застеленным полотенцем, поверх которого стояли бутылка трофейного вискаря и банка тушенки, в тарелке лежали галеты. Натюрморт довершали пластиковые стаканчики. Остальные ученые, оказавшиеся на борту плавучей тюрьмы помимо своей воли, остались в каюте, смотрели на компьютере фильм.
Сазонов поднес к губам стаканчик, на дне которого плескалось спиртное, и выпил одним глотком.
— Во-первых, мы не болтаемся как дерьмо, а просто дрейфуем, — после паузы проговорил Черный. — А во-вторых, куда ты гонишь? Времени у нас хоть отбавляй. Растягивай удовольствие.
— Никто не знает, сколько нам отмерено. Вдруг сейчас прилетит… — Шепелев не успел окончить фразу, как его перебил Сергей Сазонов:
— Да, прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете и бесплатно заберет нас отсюда, а мы и виски не успели допить. Лично я на такой вариант согласен целиком и полностью. Вот только никто не спешит.
— А ты прояви мудрость, наслаждайся жизнью в том виде, какая она есть, — посоветовал Шепелев. — Пейзажи вокруг изумительные. — Он повел рукой, словно сам создал все то, что просматривалось за бортом. — Айсберги плывут. А воздух какой! Люди огромные деньги платят, чтобы такое увидеть, а нам все даром досталось. Да еще и выпивка халявная. Даже туман, и тот рассеивается. Так что, может, мечты про волшебника скоро станут реальностью, и нас заметят с воздуха.
— Твои бы слова да богу в уши! — поддержал его аспирант Черный.
Судно несло течение, рядом с бортом медленно проплывал айсберг.
— А кто-то говорил, что мы никогда не сможем столкнуться с такой вот глыбой, — произнес Сазонов. — Мол, течение тащит все по поверхности с одинаковой скоростью, — сказав это, он обвел товарищей по несчастью взглядом, явно намекая, что неплохо бы развернуть научную дискуссию по этому поводу. — Тогда почему айсберг движется быстрее нас? А, ученые мужи, может, кто-нибудь даст ответ мне, темному и необразованному?
— Не прибедняйся, — отозвался Черный. — Мы уже слышали, что ты университетов не кончал. Ответ прост. Реальность всегда отличается от математической модели процесса. В прошлый раз мы ошиблись, предположив, что течение одинаково влияет на наше судно и айсберги.
— Мы по одному морю плывем, — вставил Сазонов. — Как же течение может быть разным? Вода сквозь лед просачивается, а сквозь металл нет?
— Это была упрощенная модель. Одномерная, линейная. На самом же деле мы существуем в трехмерном мире, — принялся рассуждать аспирант. — Мы не учитывали так называемую парусность объектов.
— Чего-чего? — переспросил Сазонов.
— Большая часть нашего судна находится над водой. Потому и воздействие ветра на него сказывается куда больше, чем в случае с айсбергом. У того девять десятых объема скрыто, утоплено, вот передвижение воздушных масс и сказывается на нем слабее.
— Значит, по твоей логике, айсберг должен плыть медленнее нас, — с победным видом сделал умозаключение Сазонов. — Ни хрена твоя теория не работает.
— А если ветер встречный? — выставил контраргумент аспирант. — Тогда все правильно, айсберг будет двигаться быстрее нашего судна, у которого парусность бо`льшая.
Экспериментатор Сазонов усмехнулся, облизал палец, поднял его над головой и сделал вывод:
— Опять не работает твоя теория. Ветер-то попутный.
Шепелев со скучающим видом смотрел на початую бутылку виски, но не спешил брать ее в руки, ждал, когда окончится дискуссия.
— Если учитывать ветер, то это только двухмерная модель, — не хотел сдаваться Черный. — А мир, как я уже говорил, трехмерен. Некоторые даже утверждают, что существуют четвертое и пятое измерения. Но остановимся на трех. Почему мы должны считать, что течение на разных глубинах одинаково? Оно разное! Внизу одно, у поверхности другое. Айсберг погружен основательно, вот на него и воздействуют более глубокие течения.
— С этим я согласен. Сам дельтапланеризмом занимался. Так и летал, используя воздушные течения разной направленности и восходящие потоки, — сдался Сазонов. — Но мне не нравится твой подход. Ты придумываешь одну модель за другой, пытаясь объяснять то, что мы видим невооруженным глазом. В результате становится понятно, что мы ни хрена в этом мире объяснить не можем. Модель становится все сложнее и сложнее.
— Хорош трындеть, — не выдержал Шепелев. — Вискарь выдыхается. Плывем себе и плывем.
— Дрейфуем, — поправил аспирант Черный, любивший академическую точность во всем.
— Да пусть хоть как дерьмо в проруби болтаемся, — вставил Сазонов. — Главное, что движемся, и, надеюсь, к цели.
Илья Шепелев плеснул понемногу в пластиковые стаканчики.
— Кто желает со льдом, тех прошу перебраться на айсберг. Он совсем близко, стоит руку протянуть, и дотронешься. Кто скажет тост?
— Задолбал, — незлобно проговорил Сазонов. — Сперва учат пить маленькими глотками, а не залпом. Потом говорят, что без тоста пьют только алкоголики. Ну не могу я на каждый наперсток спиртного тосты придумывать. У меня мозги кипеть начинают.
— Не надо кипятиться, — посоветовал Шепелев. — Я придерживаюсь старой народной традиции — пить с тостами, иначе наши посиделки превратятся в банальную пьянку. Кстати, Сазонов, сейчас именно твоя очередь тост говорить. Мы ждем. Молча пить и не думай. Иначе исключим тебя из нашей веселой компании, и будешь в каюте кирять в гордом одиночестве.
— Я и со своим отражением в зеркале выпить могу. — Сазонов ухмыльнулся. — Ладно, черт с вами. Выпьем за все хорошее.
Рука подрывника со стаканчиком повисла над столом, никто не спешил с ним чокнуться.
— Мужики, вы чего? — удивился Сергей.
— Оригинальней ничего не мог придумать? — осведомился Шепелев.
— За все хорошее мы уже пили. С твоей подачи, кстати. А повторять тосты в один и тот же день не принято.
— Ну тогда… — Подрывник задумался. — Выпьем за все, что хорошо кончается. А?
Шепелев переглянулся с Черным.
— Темный человек. За будущее выпивать нельзя! Может не сбыться. Пить надо за прошлое или за какое-то абстрактное пожелание.
— Раз ты такой умный, то продемонстрируй. — Сазонов явно обиделся.
Шепелев поднял стаканчик и с важным видом произнес:
— Спасибо Господу Богу за то, что он создал нас теми, кто мы есть.
— Сказано заковыристо, но правильно, — вынужден был признать Сазонов. — Я, например, никогда не согласился бы родиться женщиной.
— А у тебя никто и не спрашивал бы. Как Господь Бог решил бы, так и случилось бы, — подначил его Черный. — Хороший тост, можно и чокнуться.
Пластиковые стаканчики сошлись над столом, и тут рядом с кораблем произошло какое-то движение.
Аспирант первым заметил его и истошно крикнул:
— Айсберг переворачивается! Все на правый борт, за надстройку! — Черный метнулся из-за стола, отбросив непригубленный стаканчик.
— Быстрей! — выкрикнул Шепелев и последовал за аспирантом.
Сазонов замешкался. Он слышал нарастающий гул воды, какие-то ужасные всхлипывания, словно за бортом стонали морские чудовища. Айсберг медленно поворачивался в воде. Тут Сазонов абсолютно машинально хватил спиртное до дна, сунул в рот галету, измазанную тушенкой, и бросился бежать. За надстройкой он увидел Черного с Шепелевым, вцепившихся в поручни. Палуба уже гудела и раскачивалась под ногами.
— Держись изо всех сил, — крикнул подрывнику аспирант.
Сазонов до ломоты в суставах вцепился в ржавые поручни. Сделал он это очень вовремя. Ледяной выступ, торчавший из переворачивающегося айсберга, ударил по судну. Палубу подбросило, затем опустило. Нос ушел под воду. По настилу покатилась волна.
— А-а-а! Твою мать! — вырвалось у Сазонова.
Чью мать, он и сам бы не мог сказать, но по умолчанию получалось, что айсберга. Сервированный пластиковый столик смыло в мгновение ока. Ледяная волна налетела на людей, накрыла их. Когда вода схлынула, Сазонов, кашляя и чертыхаясь, огляделся. Черный с Шепелевым все еще держались за поручни.
— Вторая идет! — предупредил аспирант.
Эта волна пришла уже с кормы. Она прокатилась по палубе, но была слабее, с головой не накрыла. Третья показалась мужчинам совсем вялой, она окатила их белой пеной лишь по колено.
— Пронесло, — вымолвил Сазонов, разжимая пальцы.
Судно качалось, но быстро успокаивалось. Рядом плавал перевернувшийся айсберг. Его поверхность отливала блеском так, словно была покрыта лаком. Причудливые формы льда свидетельствовали о том, что над ними хорошо поработали подводные течения.
— Твою мать! — повторил Сазонов. — Нас же смыть могло напрочь.
— Абсолютно точно замечено, — выдавил из себя Черный.
— Все-таки есть Бог на свете, — проговорил Шепелев. — Вот тебе и не столкнулись с айсбергом. Сами накаркали.
Мужчины были мокрыми с головы до ног. На ветру вода быстро застывала, превращалась в ледяную корочку.
— Еще немного, и мы замерзнем. Не утонули, так в ледяных болванов превратимся, — крикнул Черный и пошел в каюту, на ходу срывая с себя мокрую куртку.
Все трое ввалились в помещение. Внутри было полно дыма, слышались стоны. Сазонов тут же погасил мазут, вылившийся из печки. Он просто бросил на него мокрую куртку и затоптал ее. К дыму прибавился еще и пар, но вскоре весь смрад вытянуло в открытую дверь.
Ноутбук почему-то не пострадал. Он лежал на полу, но исправно показывал фильм. Очухивались после встряски и зрители. Они не понимали, что произошло, и пялились на своих товарищей, раздевшихся догола.
— У нас что-нибудь сухое есть? — допытывался Сазонов.
— Откуда? Нас без багажа сюда доставили. — Аспирант хлопал себя по голым бокам.
— Так мне что, ждать, пока все высохнет? — Подрывник обращал свои претензии непонятно к кому.
Черный уже рылся в шкафу.
— Все. Нашел. — Он бросил Сазонову комплект чистого сухого камуфляжа, оставшийся от одного из охранников. — Тут еще есть. На нас хватит.
— Не буду я это надевать, — возмутился подрывник. — Они нас убить хотели.
— Как их вискарь жрать, так это пожалуйста! — Черный усмехнулся. — Назовем это действие не мародерством, а справедливым присваиванием трофеев. — Аспирант принялся облачаться в камуфляжную форму без знаков отличия.
Сазонов еще покрутил носом, но понял, что ничего другого не предвидится. К тому же в шкафу отыскались и удобные теплые куртки натовского образца. В одном из карманов нашлись даже непочатая пачка сигарет и зажигалка.
Еще одна бутылка трофейного виски ушла на то, чтобы снять стресс и промыть раны тем, кто, находясь в каюте, разбил себе лбы и головы во время просмотра фильма.
Шепелев разгладил на себе ладонями форму и вытер вспотевший лоб.
— Кажется, жизнь снова налаживается, — проговорил он, пытаясь рассмотреть свое отражение в небольшом зеркале, укрепленном на внутренней стороне дверцы шкафа.
— Тебе еще берет для комплекта надеть надо, — посоветовал Черный.
— Никогда не претендовал на то, чтобы быть спецназовцем, — гордо ответил Шепелев и вновь заглянул в зеркало.
Тут ему что-то явно не понравилось. Илья пару раз открыл и закрыл дверцу.
— В чем дело? — забеспокоился аспирант.
— Возможно, мне это кажется, но пол не горизонтален, — проговорил Илья, вновь открыл дверцу и разжал пальцы.
Створка закрылась сама собой.
— Судно крен дало? — спросил Сазонов. — Дрянь дело, если это так. — Он выбежал на палубу.
Все бросились за ним, толкаясь в узкой двери, словно оставаться в каюте стало небезопасно. Теперь, когда была видна линия горизонта, хоть и размытая дымкой тумана, стало очевидно, что так и есть — судно дало крен. Его нос опустился к самой воде, а корма поднялась настолько, что стали видны лопасти винтов.
— И что теперь? — спросил Сазонов.
— Ты слышал такое словосочетание «борьба за живучесть судна»? — спросил Шепелев. — Нам теперь самое время этим заняться.
— Второе кораблекрушение за неделю. — Подрывник вздохнул. — Это уже называется «везет как утопленникам».
— Типун тебе на язык, Серега. — Аспирант трижды сплюнул через левое плечо. — Тогда хоть берег был близко и вездеходы-амфибии на борту, а тут ни спасательного плота, ни шлюпки. Потонем на хрен, и никто о нас не узнает.
— Не умирай до расстрела. — Шепелев хотел казаться спокойным, но это у него выходило плохо. — Сперва стоит узнать, что именно случилось с нашей плавучей тюрьмой.
— Скорее уж с плавучим гробом, — невесело пошутил Сазонов.
Мужчины направились к носовой части судна. Вода была здесь так близко, что невысокие волны раз за разом накатывали на настил. Они открыли трюмный люк. Внизу тоже плескалась черная жижа.
— Она прибывает? — опасливо поинтересовался подрывник.
— Хрен ее знает. Если и прибывает, то не так уж и быстро. Сразу не скажешь.
Мужчины отдраили еще один палубный люк. В соседнем отсеке было почти сухо. Значит, переборка выдержала.
— Повезло, — не слишком уверенно произнес аспирант. — Должны держаться на плаву.
— Сколько? — спросил Сазонов, заглядывая в носовой люк. — По-моему, вода все же прибывает. Я по ступенькам смотрю. Раньше десять было над водой, а теперь уже только девять.
— И я это заметил, — согласился Шепелев. — Бузу не хотел поднимать. Паника на борту — последнее дело.
— А кто паникует? — спросил Сазонов. — Я просто констатирую, что мы скоро пойдем ко дну. Научный факт, как вы все любите выражаться.
— Это только один из возможных вариантов, — поправил его аспирант Черный. — Надо искать помпы и откачивать воду.
— Я тут видел парочку, — оживился подрывник. — Красные такие с толстыми гофрированными шлангами.
— Электрические? Я тоже видел. Только к чему ты их подключишь? — произнес Шепелев. — Силовая установка бездействует. А генератор вручную не покрутишь.
— Существуют же ручные помпы. — Сазонов взглянул на товарищей по несчастью.
— Ты еще предложи воду ведрами вычерпывать, — заметил аспирант. — Надо искать другой выход.
— Какой? — почти выкрикнул подрывник, но тут же взял себя в руки.
— Выход всегда есть. Надо только научиться его находить. — Шепелев встал у надстройки, прислонился к стене и начал беззвучно шевелить губами.
— Ты что, молишься, да? — с опаской поинтересовался Сазонов. — Это и есть выход? — Он тронул за плечо Илью, ушедшего в себя.
Шепелев, не открывая глаз, проговорил:
— Отцепись, не мешай думать.
Сазонов воспринял это настолько близко к сердцу, что дернул Илью за рукав камуфляжа и заявил:
— Я не хочу умирать по-глупому. Мы только-только вырвались на свободу. Добыли ее своими руками.
— Все прочие тоже этого не желают, — не открывая глаз, произнес Шепелев. — Все живое хочет жить. Вот потому я и думаю.
На палубе вновь зависло молчание. Стало слышно, как посвистывал ветер в растяжках мачты.
Илья заговорил так тихо, словно находился в трансе и озвучивал чужой голос, дающий ему подсказки из потустороннего мира:
— Раньше, когда корабли делали из дерева, было проще.
— Что ты там бормочешь? Вискаря перепил? — Сазонов хотел снова дернуть Шепелева за рукав, но Черный остановил его:
— Пусть говорит.
Илья продолжил, не обратив никакого внимания на реплику подрывника:
— Да, было проще. Моряки срубали мачты, связывали их канатами. Получался плот. На нем они и покидали судно, терпящее бедствие. — Илья замолчал.
Сазонов машинально поднял взгляд, окинул им невысокую металлическую мачту на растяжках.
— Она же стальная. Плот из нее не построишь, — проговорил он.
— Значит, нужно искать другой выход. Надо думать, как соорудить что-то, способное плавать, — замогильным голосом вещал Шепелев. — Мы должны построить плот.
— Он с ума сошел! — ужаснулся Сазонов и прикрыл рот ладонью, боясь, что Илья услышал его.
Но Шепелев спокойно отнесся к такому предположению и заявил:
— Все мы с ума сошли. Нормальный человек дома сидит с семьей, а не в Антарктике обитает. Плот, плот, плот… — несколько раз, как заклятье, повторил он и открыл глаза. — Я знаю, из чего мы его построим. Это даже лучше, чем деревянная мачта! — резко сказал он.
— Из чего? — осторожно, боясь спугнуть удачу, спросил подрывник.
— Пошли, я покажу. — В голосе Ильи слышалась уверенность.
Ученые переглядывались, подозревая, что случилось именно то, о чем говорил Сазонов, — Илья спятил. Ну из чего можно изготовить плот на судне, сделанном из металла?
Шепелев вошел в надстройку.
— Фонарь! — тоном хирурга, требующего у ассистента скальпель, проговорил он и, не глядя, протянул руку.
В нее тут же вложили включенный фонарь.
— Открывайте! — Илья указал на металлическую дверь, которую вполне бы мог открыть и сам.
Ученый муж откровенно упивался мигом собственной значимости. Он придумал, как спасти жизнь себе и своим товарищам!
Скрипнули ржавые петли. Дверь отворилась. Свет фонаря заискрился на больших бутылях с питьевой водой.
— Вот! — горделиво проговорил Шепелев. — Каждая такая бутыль способна нести двадцать килограммов нагрузки. Выливаем воду. Из труб, уголков мастерим остов, привязываем к нему бутыли и делаем настил. Такая конструкция, конечно, не переживет шторм. Но, насколько я помню долгосрочный прогноз, такой беды в ближайшую неделю не предвидится.
Несколько секунд все молчали, переваривая услышанное. Затем мужчины бросились вытаскивать бутыли на палубу и выливать из них воду.
— С десяток бутылей оставьте, — резонно заметил Шепелев. — Надо же нам что-то пить.
Первоначальный энтузиазм пошел на убыль. Вскоре возникла проблема, каким образом крепить пустые бутыли к остову, связанному из обрезков труб и уголков. Но главное — задать директивное направление, частные проблемы решаются по ходу работы. К тому же, как оказалось, на борту плавучей тюрьмы имелось много нужных вещей. С первого взгляда они казалось бесполезными, однако люди, находящиеся в заключении, найдут достойное применение чему угодно.
Сазонов порыскал по кораблю и приволок целую охапку мешков, в которых обычно переносят строительный мусор. Они были не новые, их уже не раз использовали. Но ученые смогли вдохнуть в них другую жизнь. Они заталкивали в мешки пустые бутыли, завязывали горловины. В результате получались готовые понтоны, которые и крепились к остову.
Для устройства настила умельцы использовали части мебели, столешницы. На палубе вовсю шла работа. Трещали столы, от которых отламывали ножки, буфеты, раздираемые на составные части.
Шепелев улыбался. Он сумел в минуты отчаяния дать людям работу и надежду на спасение. Теперь уже никто так тревожно не воспринимал тот факт, что еще одна ступенька лестницы в носовом трюме скрылась под водой.
— Какой груз выдержит наш плот? — спросил Сазонов у Ильи.
Подрывнику было жарко, он давно уже сбросил куртку, оставшись в хлопчатобумажном камуфляже и свитере.
— А ты сам посчитай, — предложил Шепелев. — Умножь количество бутылей на двадцать и получишь подъемную силу в килограммах.
— Так кто же их считал? — удивился Сергей. — Сколько влезало в мешок, столько и пихали.
— Я считал. — Илья усмехнулся.
— И сколько же?
— Достаточное количество, — прозвучало в ответ.
