Глава 9

Хоть странноватый старик-кореец с жидкой седой бороденкой и говорил, что ненавидит русских, но почему-то Саблин не почувствовал в его словах угрозы. Да, можно ненавидеть абстрактный народ целиком, но при этом не испытывать ненависти к конкретным его представителям. И это был именно тот случай.

– Кто вы такие и почему ходите по нашему острову с оружием? – на вполне сносном русском языке поинтересовался седовласый старик в советской военной форме.

Объяснить свое присутствие на острове было сложно, да и, черт его знает, можно ли доверять выжившему из ума старику. Поэтому Виталий для начала ответил очень обтекаемо:

– Мы русские военные, у нас спецзадание.

– А, коммандос! – ухмыльнулся пожилой кореец, и его глаза почему-то задорно заблестели. – Значит, вон те, – и он указал рукой в сторону моря, – ваши враги?

– Похоже на то. У нас к ним есть свои счеты, – вновь не стал вдаваться в подробности Боцман.

– Мудаки они самые настоящие, – добавил Николай Зиганиди.

– Враг моего врага – мой друг, – по ситуации ответил старик и представился: – Йон Кэсомун. – Сперва седовласый сложил перед грудью ладони, а затем протянул руку для приветствия.

Пришлось назваться и Саблину с Николаем.

– А вы что здесь делаете в таком наряде? – спросил Виталий.

– Я диссидент, если это вам интересно.

Ситуация складывалась в пользу Боцмана и его людей – ведь если старик Йон диссидент, значит, не откажется помочь тем, на кого охотятся северокорейские военные. Поможет просто из принципа, потому что ненавидит этот режим.

– Мне нужно надежное укрытие. Надо спрятать людей на какое-то время. На авиабазе остались подходящие помещения, где их никто не обнаружит? – в лоб спросил Боцман.

– На авиабазе много чего осталось. Мы там живем и чужих туда не пускаем. Но, кажется, для вас я готов сделать исключение. Только с одним условием – вы объясните мне вашу задачу.

Зиганиди вопросительно посмотрел на Саблина – мол, не стоит доверяться этому странному типу полностью. Ведь до сих пор в чаще скрываются невидимые стрелки-арбалетчики, ждущие только нужного сигнала от своего покровителя.

Боцман в нескольких фразах обрисовал ситуацию: рассказал про затонувшую подлодку, спасенный экипаж и про то, что северокорейские военные хотят захватить субмарину и людей. Старик явно не был дураком и образование имел, потому повторять дважды ему не приходилось.

– Это наш блиндаж и наше овсяное поле. Там более-менее безопасно. Но лучше будет перевести ваших людей на авиабазу. Там мы полные хозяева. Пошли! – скомандовал старик и двинулся в путь.

Йон даже не оборачивался, чтобы посмотреть, последовали ли за ним русские. Не прошел старик и десяти шагов, как из зарослей выбрались двое корейцев помоложе. Они тоже были вооружены самодельными арбалетами.

– Ну, что ж, если нас приглашают, то стоит идти, – прошептал Николай Боцману.

– Уважаемый, – на ходу окликнул старика Саблин. – Вот вы говорите, что диссидент, ненавидите русских, а почему-то носите старую советскую военную форму и отлично говорите по-нашему. Эти вещи как-нибудь связаны между собой?

– Самым непосредственным образом. Когда-то я был студентом, учился в университете, а потом на меня написали донос.

– Было за что? – поинтересовался Боцман.

– В общежитии, когда я готовился к занятиям и читал работу Ким Ир Сена, то по неосторожности сказал вслух свои мысли – «Это же черт знает что такое». Вот один из однокурсников и написал.

– И вас посадили?

– Для начала обошлось. Мои друзья в один голос утверждали, что я имел в виду совсем другое. Мол, это черт знает что такое, когда на изучение гениальной работы вождя отводится всего одна пара – два академических часа. Посадить меня не посадили, в лагерь не отправили, но из университета исключили как неблагонадежного и отправили на лесозаготовки в Россию.

Саблин удивленно посмотрел на шагавшего по тропинке старика:

– Разве корейцы у нас заготавливают лес?

– Вот и вы не знаете, хотя человек тоже образованный. Между нашими правительствами существует соглашение – наши граждане заготавливают у вас на Дальнем Востоке лес, при этом живут в концлагерях, обнесенных высоким забором с колючей проволокой и вышками, на которых стоят автоматчики, на работу водят под конвоем. Никаких мотопил, никакой механизации – все вручную: топоры и двуручные пилы. Ваши законы на территории этих лагерей не действуют. За это наша страна забирает треть заготовленного леса, а две трети отдает вам. Там трудно выжить, трудно уцелеть, и я бежал. Полтора года мне удалось прожить без документов, работать за гроши на подсобных работах, но это была свобода. Мне помогали корейцы из ваших российских граждан. Ну, а потом я попал в милицию, и согласно договору между нашими правительствами меня депортировали на родину. А страшней этого ничего не может быть. Ведь вы, молодой человек, о концлагерях знаете только из учебников истории. А я это пережил на собственной шкуре.

– И все же вы теперь на свободе, – напомнил Зиганиди.

– Это приятная случайность. Нас, заключенных концлагеря, перевозили морем на барже, и мы попали в шторм неподалеку от острова Шо. Уцелело семь человек: пять заключенных и двое конвоиров. С тех пор мы и живем здесь, прячемся, ведь такая свобода лучше. Кое-что осталось на авиабазе брошенным: керосин, зерно… донашиваем форму. Есть и кое-что из оружия, но мы предпочитаем тишину. Арбалет бьет не хуже винтовки и, что самое главное, – абсолютно бесшумно. Хотите взглянуть? – Старик продемонстрировал Боцману самодельный арбалет. – Кусок рессоры от автомобиля, тросик, приклад. Это несложно сделать.

Саблин оценил любовно сделанный арбалет – это и впрямь было грозное оружие.

– Осторожно, – остановил его Йон. – Впереди растяжка. Мы не любим пришельцев, хотя и тревожат они нас очень редко. Раза три в год приходится прятаться глубоко под землю в бункеры.

– Это когда идет бомбометание или артобстрел с моря? – уточнил Зиганиди.

– Да, тут много неразорвавшихся снарядов и бомб.

Старик тщательно проследил за тем, чтобы все аккуратно переступили через замаскированную в траве растяжку.

– Вот мы почти и дома.

За лесом уже виднелись развалины здания авиабазы. Внешне все выглядело так, словно бы нога человека уже не ступала здесь несколько десятилетий: осыпавшаяся штукатурка, кроваво-красный выветренный кирпич, почерневшие железобетонные конструкции. Летное поле там и сям было изъедено оспинами воронок от бомб.

И тут старик в выгоревшей советской военной форме резко присел и зашипел на остальных:

– Спрячьтесь.

– А что такое? – уточнил Боцман, правда, после того, как и сам присел в высокой траве.

– Это они, – замогильным голосом произнес Йон, взведенный арбалет он держал наготове.

– Кто – они? – так же тихо спросил Саблин.

Метрах в двухстах в густой высокой траве происходило движение. Какие-то существа хрустели сухими стеблями, бурчали.

– Нет ничего страшнее одичавших собак, – пояснил Йон. – Одичание происходит быстро, и собака становится диким зверем. Псы сбиваются в стаи, и не стоит попадаться у них на пути… – Старик опустил арбалет. – Все, кажется, прошли.

Вскоре Боцман, Зиганиди и сопровождавшие их корейцы уже ступили в развалины. Седобородый старик стал спускаться по крутой лестнице под землю. Из темноты тянуло холодом и плесенью.

– Погодите, – остановился Йон, снимая со стены палку, обмотанную тряпкой.

Громыхнула крышка на ведре. Саблин ощутил явственный запах солярки.

– Подержите, – старик сунул Николаю факел, а сам принялся высекать искры, стуча какой-то железкой об обломок трехгранного напильника. – Это церий, – пояснил Йон, когда густо посыпались искры.

– Лучше я. – Виталий достал зажигалку, и огненный язычок лизнул пропитанную соляркой тряпку.

Пламя взялось сперва неохотно, а затем охватило кусок старой материи – изгибаясь, оно потянулось вслед за сквозняком. Узкий тоннель наполнился светом.

– Возьмите себе, – Боцман вложил в ладонь корейцу пьезозажигалку.

Старик внимательно осмотрел ее. Было понятно, что он давно не видел подобных вещичек. Кореец пару раз щелкнул клавишей и улыбнулся, глядя на вспыхивающий язычок огня. Боцман почувствовал, что угадал с подарком, ведь люди, прожившие в изоляции на острове, лишились многих мелочей цивилизации, и самые простые вещи для них были на вес золота.

Старик в выцветшей военной форме широко шагал по узкому коридору, держа факел высоко поднятым над головой. Бетонный свод, в котором проступала ржавая арматура, был закопчен.

Наконец стены стали расширяться, потолок ушел ввысь, и вскоре вся процессия оказалась у лестницы, ведущей вверх. Именно туда и уходил сквозняк, оттуда же пробивался слабый свет. Йон Кэсомун погасил факел и сунул его в ведро с песком.

– Я пойду вперед, мои люди не ждут гостей, – предупредил он Саблина и Зиганиди.

Чем выше поднимались, тем ярче становился свет. Вскоре все оказались в бетонном помещении, напоминавшем командный пункт. Свет в него вливался сквозь высоко расположенные окна-бойницы. Трое корейцев, находившихся в нем, уставились на пришельцев. Йон что-то объяснил им по-корейски, после чего те заулыбались, хоть и продолжали напряженно разглядывать вооруженных русских. Саблин с сомнением разглядывал сложенную из кирпича печь, в которой горел огонь. Из печи выходил обрезок трубы, по которому в железную бочку тонкой струйкой стекала какая-то расплавленная мутная масса. Один из корейцев помешивал ее деревянной палкой.

– Я сказал им, что мы поможем вам, а потом вы поможете нам, – объяснил Йон.

– Чем мы можем вам помочь? – спросил Виталий.

– Вывезти нас отсюда в Россию, – ответил старик.

– Я не вправе обещать вам то, что не в моей компетенции, но сделаю все, что в моих силах.

– Большего от вас и не требуется. Видите, здесь хватит места разместить ваших людей. Тут они будут в безопасности.

– Надеетесь на растяжки? – усмехнулся Боцман.

– У нас все подходы заминированы. Взрывчатки хватает, мы ее выплавляем из неразорвавшихся бомб. – Йон подвел Боцмана к железной бочке.

Только теперь Саблин рассмотрел в огненном жерле печки корпус авиационной бомбы. Поверхность расплавленной взрывчатки в бочке радужно переливалась замысловатыми узорами.

– Я люблю смотреть сюда, – задумчиво произнес Йон. – Эти тени так изменчивы. Иногда кажется, что я угадываю в них своих родных, друзей, которые остались в прошлой жизни. Живы ли они еще? – задал старик вопрос самому себе и с печальным видом покачал головой.

В блиндаже на краю овсяного поля весело горела печка. Пламя гудело. Сухие дрова пылали практически без дыма. Уставшие члены экипажа «Щуки» отдыхали. На деревянных колодах у огня сидели Катя Сабурова, Беляцкий и Решетников. Спасенный в море пес уже привык к своим новым хозяевам. Он мирно лежал рядом с ними, но иногда поднимал голову с могучих лап, негромко рычал, скалил клыки и топорщил шерсть на загривке. Вестей от Боцмана пока не было. Рацией не пользовались, ведь наверняка весь эфир сканировался северокорейскими военными.

– Хороший пес, хороший, – ласково проговорила Катя, поглаживая собаку.

– У хорошего пса должно быть имя, – напомнил Беляцкий.

– И у него есть, вот только сказать он его не может. – Сабурова заглянула псу в глаза. – Взгляд у него умный и немного тоскливый.

– Конечно же, ведь он потерял хозяев.

– Теперь мы его хозяева. – Беляцкий потрепал пса между ушами, тот тут же вильнул хвостом. – За своего признает. У меня в детстве был пес, Джеком его звали. Может, и ты – Джек?

– У корейцев другие имена и другие клички, – возразила Катя. – И вообще, нельзя животных называть человеческими именами. Ас, – позвала она пса.

Тот тут же поднял уши, встрепенулся и посмотрел на молодую женщину.

– Откликается, – улыбнулась Сабурова. – Значит, будешь у нас Асом. А корейское имя пусть останется при тебе.

– Нормальное имя, – согласился Решетников. – Ас означает – «туз». А он сильный, большой… Тузик не подходит. Решено, будешь Асом.

Внезапно пес поднялся на все четыре лапы, тихо заурчал, глядя на вход в блиндаж.

– Ты чего? – спросила Катя.

– Он же по-русски не понимает, – подсказал Беляцкий.

– Собаки интонацию чувствуют, – возразила Сабурова и насторожилась. – Он что-то или кого-то чует.

Ас тем временем уже подобрался к входу, затаился, вглядываясь в заросли.

Беляцкий взял в руки автомат, осторожно, стараясь не шуметь, передернул затвор. В лесу ощущалось какое-то движение: тихое, почти неуловимое. Хрустнула веточка, а затем послышалось хриплое дыхание.

– Не стреляй, – одними губами проговорила Катя. – Это не человек.

И тут из кустов к блиндажу метнулась стремительная тень. Раздался оглушительный лай. Ас прыгнул. Две собаки, сцепившись, покатились по земле.

– Ас, назад! – крикнула Сабурова.

Собаки рычали, кусались, брызнула кровь. Беляцкий с автоматом выскочил из блиндажа, принялся прикладом наносить удары одичавшей черной собаке.

– Берегись! – крикнула Катя, вскакивая с места.

К Беляцкому уже неслись два пса. Одного Петр сбил в прыжке прикладом автомата, другого ударил ногой. Ас бросил свою жертву и стал в стойку перед Беляцким. Два диких пса рычали, скалили клыки. Из красной пасти капала слюна. Но подойти они остерегались. Ас был крупнее.

– Назад, назад… – говорила Катя, сжимая в руке горящую головню, которой до того помешивала поленья в печке.

Беляцкий пятился, отходил к блиндажу и Ас. Оба они нырнули в невысокий проем. А снаружи уже объявилась собачья стая. Сколько там было животных – не сосчитать.

– Однако… – только и произнесла Катя. – На открытом пространстве они бы нас растерзали.

Собаки рычали. Крупный пес с одним отгрызенным в схватках ухом выступил вперед.

– Похоже, вожак, – определил на глаз Решетников.

Пес припал к земле, готовясь к прыжку. Катя ткнула в проем пылающую головню. В ответ раздалось грозное рычание.

– Собаки огня не боятся, – произнес Беляцкий, держа вожака на прицеле.

– Это одичавшие собаки, – проговорил Решетников. – Они – боятся.

Противостояние длилось минут пять. Затем вожак поднялся, несколько раз прошелся перед входом, косясь на рдеющую головню. Напоследок он оскалил пасть, повернулся задом, несколько раз ударил лапами, разбрасывая землю, и двинулся в заросли. Стая подалась за ним следом.

– Кажется, все, – произнесла Катя. – Ушли.

– Далеко ли? – отозвался Беляцкий и опустил автомат. Щелкнул предохранитель.

Ас все еще рычал, а затем посмотрел на Катю и, быстро подбежав к ней, лизнул ладонь. Потом вдруг он повернулся и бросился прочь из блиндажа.

– Стой, ты куда? – крикнула Сабурова. – Порвут же!

Но пса было уже не остановить, он ломанулся в заросли и исчез из вида.

– Собачья натура, – произнес Решетников. – Наверное, сучку почуял. У них от этого запаха крышу конкретно сносит.

– Ну вот, только имя дали, а он и убежал… – сказала Катя, засовывая в печку еще одну головню.

Через пару часов вернулись и Саблин с Зиганиди. Боцман распорядился, чтобы Николай вел подводников к авиабазе, а сам с Беляцким и Сабуровой отправился к побережью.

Кают-компания на флагманском фрегате «Сохо» густо пропахла табачным дымом. Доморадов курил одну сигарету за другой. Адмирал Пак Нам Чхоль по своему обыкновению ходил вдоль широкого стола с разложенной на нем картой.

– Вы уверены, что для подъема субмарины будет достаточно четырех надувных понтонов? – спросил адмирал.

– Вот расчеты, – устало произнес Александр и зашелестел бумагами. – Можете проверить.

– Учтите, от успеха мероприятия полностью зависит ваше будущее.

– Я помню об этом. Идеально было бы соорудить три тоннеля для тросов под «Щукой» и использовать шесть понтонов. Но на это нет времени.

– Сколько еще может продержаться без свежего воздуха экипаж?

– Я не знаю точно, сколько человек находится на борту. А потому не стал бы рисковать. Запасы воздуха, даже если учитывать возможность регенерации углекислоты при помощи кристаллов калия, практически исчерпаны. Экипаж может задохнуться. А вам самим без русских специалистов-подводников никогда не оживить субмарину. Советую возобновить вентиляцию при помощи шноркеля, не дожидаясь подъема.

Пак Нам Чхоль задумчиво смотрел на струйку дыма, поднимающуюся над кончиком сигареты, зажатой в губах инженера.

– Ваш совет спутать винты подлодки тросами уже реализован. Наши аквалангисты сделали это, не вызвав подозрений у вашего командира – он остался уверен, что мы проделываем тоннели под субмариной. Я отдам приказ возобновить вентиляцию. Так что не беспокойтесь о судьбе своих сограждан и товарищей. Все теперь зависит только от них. Если согласятся на сотрудничество… – Пак Нам Чхоль замолчал, потому как было понятно – если договориться не удастся, будущего у подводников нет. Руководству КНДР придется заметать следы своих преступлений.

– Я могу идти? Я смертельно устал, – Доморадов вопросительно глянул на адмирала.

– Только не пейте так много.

– Постараюсь.

Доморадов поднялся из-за стола. Бумаги соскользнули на пол и рассыпались, но он даже не стал нагибаться, чтобы поднять их, и вышел из каюты. Адмирал покачал головой, склонился, поднял листок, на котором была нарисована схема подъема субмарины.

Пак Нам Чхоль колебался, но затем все же включил переговорное устройство…

…Командир Дулов тяжело дышал. Воздух казался густым от химических запахов. Если бы на борту оставался весь экипаж, то люди бы уже теряли сознание, а так запасов кислорода хватало еще на сутки, а то и больше. Снаружи доносились звуки, гудел гидромонитор, размывая под лодкой ил и песок. Время от времени что-то беспорядочно ударяло в корпус. Возможно, аквалангисты задевали за корпус баллонами. Переговорное устройство внезапно ожило. На другом конце линии зазвучал знакомый голос северокорейского старлея:

– Мы сумели вновь подсоединиться к вашему шноркелю. Подтвердите готовность начать вентиляцию.

– Подтверждаю, – произнес в микрофон Дулов.

Из вентиляционных решеток потек свежий воздух.

– Вентиляция идет, – проговорил командир «Щуки».

– Мы уже заканчиваем работы по подводке тросов. Как там экипаж?

– Терпимо. Больше потерь нет.

Дулов не спешил раскрывать перед противником карты. Он разыгрывал ситуацию так, будто никто не покидал подлодку, будто он не подозревает о коварных планах корейцев. Голос его звучал ровно, без тени эмоций.

– Держитесь, – прозвучал из динамика голос. – Скоро мы вас поднимем. Предоставим помощь раненым.

– Надеюсь на это, – не удержался Дулов от двусмысленного замечания.

Но Ким Ен Джун не почувствовал подвоха или же просто не показал этого.

А под водой продолжали свою работу водолазы, они сменялись через каждые полчаса каторжной работы. Гидромонитор вгрызался в донные отложения. Видимость была практически нулевой, даже свет мощных подводных прожекторов не мог пробить густую взвесь. Теперь уже стенки тоннеля укрепляли щитами и подпорками, предохраняя их от оползания…

… Александр Доморадов спускался в свою каюту. От недосыпания кружилась голова. Инженер миновал вооруженного охранника и двинулся вдоль длинного узкого коридора – шел, придерживаясь за стену. Пока еще он не выпил ни грамма спиртного, и организм требовал очередной дозы.

Доморадов переступил порог и закрыл дверь на защелку. Ветер покачивал занавеску на открытом иллюминаторе. Бутылка ненавистной корейской водки с заспиртованной в ней змеей была извлечена из-под подушки. Александр свернул пробку и плеснул на дно стакана. Он только собрался выпить, как его взгляд остановился на столе, покрытом разложенными бумагами. Чертежи, черновые расчеты… Ему показалось, что бумаги лежат не так, как он их оставил, покидая каюту. Зрительная память у Александра была отличная.

– Не хватало еще, чтобы люди адмирала здесь так нагло копались в мое отсутствие, – оценил произошедшее Доморадов.

На полу виднелись влажные пятна. Он поставил бутылку поверх бумаг, вновь поднес стакан к губам. И тут российский инженер услышал, как тихо скрипнула дверца стенного шкафа, но обернуться не успел. Чья-то сильная рука в мокром гидрокостюме обхватила его горло – прижала кадык так, что он с трудом мог дышать.

– Так ты, падла, жив? – прозвучал вкрадчивый шепот. – И мало того, что жив, так еще и помогаешь врагам…

Доморадов сжался, затем дернулся. Спиртное пролилось на пол.

– Не дергайся, – прозвучал совет.

– Кто вы? – проговорил почти беззвучно Александр.

– Только тихо.

Хватка ослабла, Доморадова оттолкнули от себя. Он споткнулся, сел на кровать и широко открыл глаза, глядя на Виталия Саблина:

– Вы?.. Ты?..

– Урод, – произнес Боцман, глядя в упор на Доморадова. – Сымитировал свою гибель и продался? Нашел кому…

– Меня похитили.

– Не верю. Хотя могу допустить и такое. Я тебя в бинокль на земснаряде увидел, признал. Оказалось, что не ошибся.

– Я им не помогаю.

– Опять не верю. – Боцман ткнул рукой в бумаги на столе. – Схемы рисуешь. Значит, это твоя идея – опутать тросами винты «Щуки», чтобы она после всплытия потеряла ход? Вижу, что твоя. Что еще они задумали?

– Если не веришь мне, я не буду отвечать.

– Ответишь в любом случае.

– Они хотят захватить подлодку и экипаж.

– Это я и без тебя понял. Ты конкретику давай выкладывай.

Доморадов машинально поднес стакан к губам, но потом заметил, что тот пуст, и отставил его на кровать.

– Думай что хочешь, а я правду говорю. Связать винты лодки тросами – это помощь нашим.

– Каким же образом лишить лодку хода вдруг стало помощью? – прищурился Боцман.

– На «Щуке» не только винты. Там есть и тихоходный водометный движитель. Он спроектирован специально для случаев, когда субмарине придется выпутываться из заградительных сетей, тросов. Водомет ничего на себя намотать не может. Спутать винты я предложил, чтобы усыпить бдительность их адмирала. Лодка всплывет и сможет уйти своим ходом. О водометах я ничего им не сказал, они не знают об их существовании.

О том, что на «Щуке» имеется водометный движитель, не ведал и сам Саблин. В конце концов, подробное знание технических и конструкторских особенностей субмарины не входило в круг обязанностей Боцмана.

Доморадов приложил палец к губам:

– Корейцы их поднимут со дна, будут уверены, что лодка обездвижена. А они уйдут, своим ходом. Вот что я сделал.

Саблин посмотрел Доморадову в глаза, пытаясь понять, правду ли он говорит. Наконец Виталий поверил инженеру:

– Ты хочешь отсюда выбраться?

– Я мечтаю об этом.

– Тогда… – Саблин осмотрелся и, приблизившись, зашептал Александру на ухо.

Тот слушал, сомневался, но наконец качнул головой:

– Я же не спецназовец. Пью, курю… Физподготовка не та.

– Другого выхода у тебя нет.

– Понимаю.

В дверь каюты постучали. Доморадов испуганно сжался.

– Кто это? – шепотом спросил Боцман.

– Наверное, адмирал, только он приходил сюда раньше.

Стук повторился.

– Сейчас, я только оденусь! – крикнул Александр и указал глазами на шкаф.

– Нет, – не согласился Саблин.

– Но я же должен открыть, – взмолился шепотом Доморадов.

– Сейчас откроешь. – Саблин проскользнул в иллюминатор и стал спускаться по тонкому тросику к воде.

Когда Пак Нам Чхоль переступил порог, Виталий уже отплывал от флагманского фрегата.

Шумел на ветру молодой бамбук. Солнце изредка пробивалось из-за густых облаков, и тогда лес наполнялся призрачным золотым светом. Стая собак неторопливо пробиралась сквозь заросли. Одичавшие, выросшие на воле животные мало напоминали поведением своих домашних сородичей. Сила стаи в ее единстве и подчинении. Ее члены могут не думать о том, что им надо делать. Для этого есть вожак. Он и ведет стаю. Следуй за ним, безропотно подчиняйся, и более-менее сытая жизнь тебе гарантирована. Конечно же, лучшие куски дичи перепадут вожаку, он первым подходит к убитой добыче, пусть даже и не ему пришлось завалить ее. И только когда он насытится, когда насытятся кормящие суки, к объедкам допустят остальных. Вот тогда и начинается грызня между равными. Ну, а сытый вожак будет снисходительно взирать на то, как его подданные кусают друг другу бока.

Собачью стаю вел за собой огромный черный пес с желтыми глазами. Он был уже не молод, а потому и знал цену жизни. Но его клыки по-прежнему были крепки, а челюсти обладали стальной хваткой. Вожак не оборачивался, твердо зная, что все следуют за ним.

Никто на острове не мог противостоять стае. Собаки, сбившиеся вместе, были сильнее всех. Иногда хлопоты доставляли лишь люди, жившие на заброшенной авиабазе. Случалось, что и убивали кого-нибудь из членов стаи. Но что могли значить такие потери? Суки щенились регулярно, выживали и вырастали только самые сильные, самые приспособленные к суровым условиям щенки.

Несколько раз в году случалось то, чего вожак не мог понять, то, чему ничего не мог противопоставить, не мог защитить свою стаю от беды и смерти. В небе слышался гул, а затем какие-то «черные птицы» с воем и свистом устремлялись к земле. Раздавался грохот, взлетали фонтаны земли и огня, лес заволакивал едкий дым. От этого нельзя было нигде укрыться. Оставалось только прижиматься к земле и ждать, когда этот ад закончится. И он обязательно кончался. Гул в облаках отдалялся. Собаки бродили по развороченному лесу. Матери искали своих щенят. Кому-то везло найти их живыми, а кому-то и приходилось лизать окровавленных – мертвых. В такие мгновения вожак терпеливо ждал, когда стихнет скулеж, а потом сзывал стаю воем и вел на поиски добычи.

Стая выбежала на поляну. Вожак остановился, принюхался. Он снова слышал этот ненавистный запах, который приносило с моря. Это был запах людей, но не тех, которые жили на заброшенной авиабазе. Так пахли те, кто лишь изредка появлялся на Шо после бомбежек. Запах военных вожак безошибочно различал среди тысяч других запахов. Военные пахли смертью. Когда они последний раз появились на острове, то устроили бойню. Они стреляли в собак, появившихся возле походной кухни, а потом свежевали их, пекли мясо на кострах и ели.

Остановился вожак, остановилась и стая. Ас, шедший по собачьим следам, выжидал в кустах с подветренной стороны. Его вел запах молодой сучки. Теперь она оказалась очень близко от него, сидела и лизала себе бок, изредка вздрагивая от укусов блох. Ас даже облизнулся и часто задышал. Инстинкт самца толкал его к самке. Пес выбрался из кустов и, виляя хвостом, трусцой подбежал к сучке и обнюхал ее. Самка опасливо поглядывала на чужака, от которого пахло людьми. Но Ас был сильным, уверенным в себе псом, от которого вполне могло получиться достойное потомство. Сучка заурчала и ткнулась горячим носом в густую шерсть Аса. Затем поднялась и пошла, зная наперед, что самец, изнемогая от страсти, последует за ней.

Ас уже подрагивал от нетерпения – догонял сучку, пытался на нее забраться. И тут раздалось грозное рычание. На пса смотрел вожак. Не то чтобы сучка была его любимицей, но это была его сучка. И никто другой не мог на нее покушаться, тем более – чужак, прибившийся к стае. Его надо было поставить на место. Если бы Ас, трусливо поджав хвост, подполз бы к вожаку и смиренно замер перед ним, все, возможно, и обошлось бы. Ведь главное условие в существовании стаи – послушание. Однако Ас не собирался отступать; он никогда не жил в стае, он был почти что членом людской семьи, умел постоять за своих хозяев и за себя. А потому и принял вызов, оскалив пасть и зарычав в ответ.

Сучка испуганно отбежала в сторону. Ас стоял на широко расставленных лапах, топорщил шерсть на загривке и рычал. Вожак зарычал сильнее, стал медленно приближаться. В его жизни иногда случалось, что кто-нибудь из его подданных выходил из повиновения, но стоило принять грозный вид и разок лязгнуть челюстями, как порядок восстанавливался. Чужак же не хотел понимать, что впереди его может ждать только смерть.

Ас словно прирос к месту. Его лапы подрагивали от волнения, из пасти капала белыми хлопьями густая слюна. Ведь и он привык, что противник пятится, заслышав его грозное рычание. Даже люди пятились, не говоря уже о других собаках в рыбацкой деревушке.

Вожак по опыту знал: главное – нанести удачный первый удар, укусить. Он и решит исход схватки. Лучше всего с ходу повергнуть противника в бегство. Сделать это на глазах у всей стаи. Чтобы хорошенько запомнили и не пытались быть самостоятельными. Черный пес с одним отгрызенным ухом медленно обходил Аса; тот поворачивался, скалил пасть. Вожак присматривался к противнику, выискивал слабые места, ждал, когда тот нападет. Вот тогда крепкие челюсти и сомкнутся на его шее.

Ас медлил. И тогда вожак решил напасть первым. Сделал вид, что противник стал ему безразличен, а затем метнулся молнией и вцепился ему в бок. Псы сплелись в один клубок. Летели клочья шерсти, брызнула кровь. Стая напряженно следила за ходом поединка. Никто не приходил на помощь вожаку. Собачьи законы жестоки, но справедливы. Каждый самец имеет право попытать счастья. И схватка должна быть честной – один на один. Только сильнейший останется в живых и сделается вожаком. Черный пес, оказавшись снизу, попытался лапами разодрать Асу живот. Но тот вывернулся в сторону, на мгновение разжал челюсти и вцепился вожаку в загривок. Теперь тот не мог дотянуться до его шеи. Черный пес рванулся, сумел освободиться, оставив в зубах противника клочья шерсти вместе с куском кожи. Глаза его налились кровью, он прыгнул. Ас распластался на земле, перевернулся и устроил достойную встречу достойному противнику. Его клыки вонзились вожаку в горло, а мощные лапы когтями раздирали шкуру. Вожак еще дергался, еще сопротивлялся, но Ас не разжимал челюстей, придавливал противника к земле, затем сильно рванул.

Из разодранного горла хлынула густая кровь. Вожак задергался в конвульсиях. Ас стоял над ним, облизывая окровавленную пасть. Желтые глаза черного пса заволокла пелена смерти. Его всегда пружинистое тело обмякло, словно растеклось по земле. Ас задрал морду к небу и глухо завыл. Его вой отразился от скал и вернулся эхом. Стая завороженно смотрела на нового вожака, который еще не понимал, что возглавил одичавшее племя. Ас понял это только тогда, когда подошел к своей сучке. Та и не думала кокетничать с ним, не думала убегать – она покорно поддалась ему, и ни один из псов не решился оспаривать выбор Аса. Новая кровь вливалась в стаю с новым вожаком.