Глава 16

В то время, когда зачистка во взбунтовавшемся корпусе подходила к концу, дополнительные часовые на внешнем периметре лишь смутно догадывались о происходящих на территории тюрьмы событиях. На участке, который был запланирован для похищения российских моряков, также имелся импровизированный пост. Часовой прислушивался к шумам, доносившимся из-за ограды. Стрельба казалась просто нереальной. Будто шло не усмирение зэковского бунта, а самая настоящая война. Внимание было приковано к той «войне» в ущерб всему, что творилось совсем рядом, но по эту сторону ограждений.

Луч прожектора, запущенного от автономной системы энергоснабжения, скользил по системе ограждений и стене крайнего тюремного корпуса. В его мощном свете на какое-то мгновение в темноте блеснуло стекло оптического прицела. Иранский аквалангист, ослепленный прожектором, замешкался. Это лишь на несколько секунд оттянуло момент устранения неудобного объекта, каким был часовой. Диверсант прильнул глазом к прицелу, навел винтовку на ничего не догадывавшегося полицейского и плавным движением спустил курок. Прозвучал едва различимый щелчок, и цель оказалась поражена. Часовой как подкошенный рухнул на землю. Подход к стене крайнего корпуса тюрьмы был открыт.

Диверсант тут же отрапортовал по рации о своей удаче. Спустя несколько секунд к месту подтянулись его дружки – четверо вооруженных с ног до головы мужчин в аквалангистских костюмах. С собой они притащили взрывчатку и все необходимое для того, чтобы превратить этот груз в действенное орудие для похищения моряков «Астрахани».

Трое иранцев стояли «на стреме», будучи готовы расстрелять любого, кто осмелился бы сунуться в эту часть периметра. Их внимание было полностью поглощено окрестными шумами. Выстрелы и крики на территории тюрьмы их интересовали лишь во вторую очередь. По всем внешним признакам выглядело, что бунт сделал свое дело. Диверсантов не волновало, к каким последствиям он привел. Главное, что спецназ и почти вся тюремная охрана находились у другого корпуса. Теперь для исламистов основной задачей был подрыв стены. Именно поэтому взоры троих из них были обращены в противоположную от стены сторону – никто не должен был помешать им выполнить намеченное.

Двое их подельников «колдовали» со взрывчаткой, устанавливая ее чуть выше подножия стены. Работали они четко и слаженно. Ни один, ни второй не делали лишних движений. Все исключительно по делу и без болтовни. Работа явно им была хорошо знакомой. Возможно, именно поэтому установка взрывчатки заняла у них буквально три-четыре минуты. Когда это было сделано, вся пятерка быстренько отошла в сторону моря, чтобы не быть задетой взрывной волной. Ведь взрыв однозначно планировался как направленный. Стену должно было снести не в сторону камеры, а в обратном направлении. Элементарные соображения безопасности заставляли диверсантов временно скрыться. Это уж потом, после взрыва, они должны были влезть в образовавшийся пролом, вывести россиян наружу и сопроводить до стоявшего неподалеку от берега катера. На нем находился Басмач, напряженно ожидавший освобождения моряков «Астрахани».

Когда иранцы закладывали взрывчатку, на территории тюрьмы произошло кое-что важное. И дело было даже не в том, что спецназ утопил в крови изначально подстроенный тюремный бунт. Дело было в том, что начальнику не давал покоя вопрос: почему бунтовщики, вырезав охрану на первом этаже, не попытались покинуть корпус? К тому же на связь вышел подполковник Омар Сахатов и с ходу стал уточнять судьбу русских моряков. И каким бы недалеким ни был по жизни начальник тюрьмы, на этот раз его осенило: бунтовщики не собирались покидать корпус, привлекая внимание тюремщиков и спецназа именно к нему. Его охватило беспокойство, ведь крайний корпус, где сидели россияне, оставался все это время без должного внимания. Начальник высказал свои соображения подполковнику. Тот его обругал и попросил передать трубку спецназовскому командиру. Сахатов приказал майору срочно взять под контроль цокольный этаж второго тюремного корпуса и в особенности – камеру с русскими моряками. Майор спецназа без лишних вопросов ответил: «Есть!» и отдал соответствующие команды своим бойцам.

Спецназовцы стремительно двинулись к новой цели. Это передвижение происходило как раз в то время, когда иранцы только-только установили взрывчатку и отходили на безопасное расстояние. Поэтому топот военных ботинок и шум от последующей суеты диверсанты не услышали. Спецназовцы разделились на небольшие группы. Несколько из них начали обшаривать основные этажи крайнего корпуса на предмет наличия чего-либо подозрительного. Наиболее же крупная группа сразу же направилась на цокольный этаж. Там все было спокойно. Коридорный открыл камеру с русскими. Разбуженные пленники с недоумением смотрели на бойцов спецназа, ворвавшихся к ним. И капитан, и его старший помощник, и рядовые члены экипажа посчитали происходящее очередной провокацией. Особенно остро это ощутил Арсений Алексеевич, приняв появление спецназа на свой счет. Оно ведь выглядело как напоминание Омара Сахатова о том, что время идет, часики тикают, пора бы уже русскому капитану перестать упираться и выдать все то, что от него хочет местное МГБ.

Спецназовцы обшарили всю камеру, в которой находились моряки «Астрахани». Однако обыск ничего не дал. Бойцы и сами слабо представляли, что ищут. Ни огнестрельного оружия, ни заточек, ни чего-то другого, что могло бы сойти за оружие, обнаружено не было. Начальник тюрьмы лично спустился в камеру и спросил у сидельцев, что им известно о бунте заключенных соседнего корпуса. Вопрос был дурацкий и нормальных ответов вопрошающий не услышал. Камера была настолько изолирована от внешнего мира, что моряки даже пулеметных выстрелов не слышали.

Признавать ошибочность своих догадок начальник не желал. Ему по-прежнему казалось, что здесь кроется какой-то подвох. Пользуясь случаем, он отдал распоряжение перевести русских в здание штрафного изолятора. «В ШИЗО уж точно до них никто не дотянется», – думалось ему. Он не мог даже предположить, что в считаных метрах от него была установлена взрывчатка, а до взрыва оставалось несколько секунд. Таймер мерно подмигивал красным маячком цифр, но никто из полицейских этого не видел. И сообщить тюремной администрации или начальнику караула об опасности было некому.

Последний моряк вышел из камеры. Внутри оставались начальник тюрьмы и несколько спецназовцев. Они тоже готовились покинуть помещение и даже двинулись к выходу. Однако внезапно что-то сильно громыхнуло, и боковая стена, выходившая в сторону моря, попросту исчезла. Мощный взрыв, сопровождаемый снопом огня, вынес стену наружу. Тюремный начальник резко согнулся от ужаса и быстро выбежал из камеры в коридор. Боялся, может произойти еще один взрыв. Трое спецназовцев оставались на месте, держа автоматы наготове.

Иранцы быстро покинули свое укрытие и рванули к большому пролому, образовавшемуся в тюремной стене. За занавесом из пыли они различали лишь свет тусклой лампочки и несколько мужских фигур. Один из диверсантов включил мощный фонарик, заскочил в пролом и обратился на ломаном русском:

– Выходить на свободу. Мы друзья, присланный от ваши товарищи.

К своему огромному удивлению, он не обнаружил в камере тех, кого ожидал обнаружить. Иранец схватился за автомат, пытаясь поднять его на тройку мужчин в камуфляжной форме. Однако те отреагировали гораздо быстрее, открыв огонь по незнакомцу. Изрешеченный пулями, тот рухнул замертво как раз между камерой и свободой, о которой он лепетал.

Выстрелы послужили тревожным сигналом для остальных иранцев. Операция пошла не так, как планировалось. Однако никто из них не знал, что именно произошло за пылевой завесой. Они надеялись, что ситуацию еще можно будет взять под свой контроль. Четверка рассредоточилась и замерла в ожидании дальнейшего развития событий.

Спецназовцы, уловив перемещение в районе пролома, бросили наружу несколько световых гранат. Яркие вспышки озарили окрестность, выхватив из темноты фигуры диверсантов. Бойцы немедленно надавили на спусковые крючки своих автоматов. Исламисты, кто как, увернулись от пуль и ответили мощным ударом автоматных очередей. Спецназовцы поспешили скрыться за стенами камеры и уже оттуда короткими очередями отвечали на удар неизвестных им людей. Последние, наконец, поняли, что русских моряков в камере не было, но не торопились отходить. Наоборот, они запросили подкрепление с катера. Еще четверо их товарищей спешили к ним на подмогу, имея при себе кучу оружия.

Начальник тюрьмы и спецназовский командир, стоя в стороне от крайнего корпуса, размышляли над сложившейся ситуацией. При всех расхождениях во взглядах оба сходились в одном – противника необходимо отбросить от тюрьмы и по возможности уничтожить. Кем бы этот противник ни был. Русских уже успели закрыть в ШИЗО, выбросив оттуда реальных штрафников. Все силы спецназа были перенаправлены к цокольному этажу крайнего корпуса. Солдат внутренних войск отправили к предполагаемой точке концентрации противника, но уже обходным путем – мимо основных ограждений и возведенного недавно ангара. Майор был готов отправить той же дорогой и БТР. Однако начальник тюрьмы его остановил, сославшись на неприятный опыт общения с всемогущим олигархом Байрамом Сахатовым.

Иранцы переговаривались между собой по рации. Следовало срочно откорректировать план действий, а значит, и заново скоординировать действия каждого из них. План тюремного корпуса у них имелся. Предполагалось, что русских перевели в какую-то из камер на другом этаже со стороны, выходившей на тюремную территорию. Решили ворваться в пролом, уничтожить автоматчиков, а затем прочесать остальные этажи. Задумка была дерзкой и рискованной, но иного варианта действий не находилось.

Едва в полуразрушенной камере появились новые спецназовцы, диверсанты синхронно сорвали чеки с гранат и бросили их в пролом. Поочередно раздались восемь взрывов. Разорвавшиеся осколочные гранаты не давали спецназовцам практически ни одного шанса выжить. Группа, находившаяся в камере, была иссечена осколками, накрыта обломками стен и потолка, разметана чередой взрывных волн. Не помогли ни бронежилеты, ни спецшлемы. Не надеясь на подобный результат, исламисты сопроводили взрывы плотным автоматным огнем. Даже если кто-то из бойцов и мог остаться хоть и тяжело раненным, но живым после взрывов, то вражеские пули их добивали.

Взрывы и непрерывная стрельба вынудили командиров приостановить переброску спецназа вовнутрь корпуса и вновь задуматься над тем, что предпринять далее. У иранцев такой проблемы не было. Они четко знали, что цель у них одна: ворваться через пролом в тюрьму и заблокировать входы-выходы, чтобы отсечь тем самым возможность проникновения новых сил противника. Они отдавали себе отчет в том, что остановить вражеский спецназ можно лишь на время. Однако любой вариант торможения противника был для них выгодным.

Не давая врагу опомниться, группа из трех иранцев направилась к пролому. Ловко вскарабкавшись в камеру, диверсанты рассредоточились так, чтобы не оказаться под вероятным прицелом из коридора. Камера была завалена трупами спецназовцев. Под ногами что-то гадко хлюпало. Диверсанты не обращали на это никакого внимания. Один из них приблизился к дверному проему. Дверь в результате гранатных взрывов вырвало. Она полулежала, прижав собой двух не подававших признаков жизни человек в коридоре. С противоположного конца коридора донесся шум. Послышался щелчок, и из темноты вылетела граната. Иранец быстро среагировал. Он резко подался назад, кувыркнулся через голову и откатился в сторону, чтобы не попасть под взрывную волну. Громыхнул взрыв. Дверной проем стал шире. Дверь, лежавшую у стены, отбросило вовнутрь камеры и далее на улицу через пролом в стене. Остававшиеся снаружи диверсанты в некотором замешательстве даже встретили летящую дверь огнем.

Один из иранцев, высунувшись в коридор, выпустил очередь из автомата. Коридор на несколько секунд озарился светом. Он был пустым, если не считать нескольких убитых и мелькнувшей вдалеке тени. Диверсант вытащил гранату и метнул в конец коридора. Раздался взрыв. Тройка иранцев тут же двинулась в коридор, стреляя на ходу.

Исламисты приблизились к лестнице и осторожно поднялись по ней с цокольного этажа на первый. Фонарик на всякий случай был отключен. Иранцы поднимались, прислушиваясь к каждому шороху. Определенности не было. На этаже могли находиться как спецназовцы и тюремные работники, так и исключительно зэки в камерах. Но больше всего их волновал выход. В том, что под дверями стоял строй спецназовцев, они не сомневались. Это и на самом деле было так. В результате срочного совещания начальника тюрьмы и командира спецназовцев, сопровождавшегося чередой взрывов и перестрелками на цокольном этаже, созрело решение использовать кое-что из современной техники. Речь шла об имевшемся у спецназовцев новейшем приборе теплового видения. Он имел уникальные возможности распознания людей за толщей стен.

Когда прогремел последний взрыв, установилась тревожная тишина, прибор уже был направлен на участок тюрьмы, где могли появиться неизвестные нападающие. Данные с прибора синхронно передавались пулеметчику на бронетранспортере. Тот принимал новую информацию, держа оружие наготове. Пулемет с начала использования прибора теплового видения был нацелен на вход в корпус. Очень скоро чудо техники зафиксировало тепловые сигналы. Кто-то поднимался с цокольного этажа. Поскольку ни один из спецназовцев, ранее отправленных туда, на связь не выходил, вывод напрашивался сам собой. Подниматься мог только враг. Сигнал становился все четче и четче. Неизвестные продвигались по помещению первого этажа, медленно приближаясь к дверям. Тюрьма все еще была обесточена. И череда дверей и «шлюзов» оставалась открытой.

Среди разных вариантов блокировки дверей иранцам импонировали два. Первый состоял в использовании мгновенной сварки, а второй – в установке взрывного устройства. И хоть необходимый для сварки аппарат имелся в снаряжении одного из них, данный вариант забраковали как слишком трудоемкий и затратный в смысле времени. Поэтому решили поставить несколько мин, которые сработали бы при открытии дверей. Диверсанты остановились. Переговорив друг с другом, они распределили работу так, чтобы оставаться у дверей наименьшее количество времени.

Все необходимое для установки мин диверсанты держали в руках. Один из них сосчитал до трех, и группка устремилась к дверям. Но прежде чем кому-либо из исламистов удалось закрепить на ней деталь взрывного устройства, ударил крупнокалиберный пулемет.

Пули пробивали тюремные металлические двери, будто фанеру или картон. Иранец, которому не посчастливилось оказаться прямо напротив дверей, получил львиную долю пулеметного огня. И замертво упал. Его напарники сумели отреагировать на начавшуюся пулеметную стрельбу. Один отскочил к коридору в сторону камер с заключенными. Другой сиганул в противоположную сторону, вернувшись на лестницу, которая вела на цокольный этаж. Для прибора теплового видения первый исчез, растворившись на фоне тепловых сигналов заключенных. Второй же прекрасно распознавался прибором. Руководствуясь показаниями прибора, пулеметчик перевел ствол в новое положение и нажал на гашетку. Крупнокалиберные пули стали размалывать старый кирпич в труху. В стене тюремного корпуса образовалась дыра. Исламист не сообразил, что его движения очень четко фиксируются, и не был готов к такому варианту обстрела. Крошки разбитого кирпича вместе с бешеным пулеметным свинцом ударили ему в грудь. Ранение было смертельное.

К остававшимся за пределами тюрьмы иранцам приблизились солдаты внутренних войск. Вести бой с предполагаемым противником их никто и никогда не учил. Точнее, их противником всегда был вероятный беглец из тюрьмы. Ну, или группа лиц с примитивным оружием. Но никак не хорошо подготовленные к военным действиям в любой среде коммандос. А ведь такими вышколенными бойцами, по сути, и были иранские диверсанты. Уж кого-кого, а их ничуть не смущал численный перевес приближавшихся солдат.

Не получив радиоответа от своих товарищей, пытавшихся найти в тюрьме русских моряков, исламисты несколько сменили дислокацию. Бинокли с функцией ночного видения отмечали приближение, по меньшей мере, двух взводов солдат. Переговорив между собой, диверсанты решили, какой тактики будут придерживаться в столкновении с численно превосходящими силами противника. Трое залегли на пути следования солдат ВВ и открыли по ним огонь из автоматов. «Вэвэшники», подкошенные пулями, валились, словно снопы. Лишь единицы из бежавших впереди ложились на землю, прежде чем свинец настигал их. Они и стали первыми, кто начал сопротивляться вражеской группе. Огрызаясь, застрекотали их «калаши». Командиры находились где-то далеко за спиной. Не спеша лезть под пули, они подгоняли своих бойцов вперед. Будто тупое продвижение против дождя из пуль могло дать какой-либо положительный результат. Поняв, что впереди их ожидает жестокое сражение, многие солдаты последовали примеру первых атакующих. Они легли и поползли к месту боя и уже скоро сами принимали в нем активное участие. Ни один из командиров не удосужился дать соответствующую команду. Вскоре им самим пришлось сделать то же, что и большинству подчиненных.

Солдаты ВВ старались сдержать натиск не известного им противника. При каждом удобном случае они отстреливались. Когда же вражеский огонь приобретал наивысшую плотность, бойцы норовили прильнуть к земле. Пули со свистом пролетали рядом.

После очередного выстрела одного из рядовых враг неожиданно прекратил огонь. Солдаты внутренних войск отчетливо услышали фразу на русском: «Быстро отступаем к морю!» и звук стремительно удаляющихся шагов. Командиры зафыркали, поднимая подчиненных в атаку. Те в полусогнутом положении, держа перед собой автоматы, рванули вперед. Они бежали в том же направлении, куда отступил противник. Никому не пришло в голову трезво оценить ситуацию и элементарно вспомнить план местности. Ведь тогда бы точно не было этой безрассудной то ли погони, то ли атаки с подспудной целью оттеснить противника в море. Не было бы по одной простой причине – у моря был обрыв. И вот на бегу строй «вэвэшников» сиганул вниз, не увидев, что дорога под ногами закончилась. С десяток, а то и больше человек свалились на песок. Кто-то подвернул ногу. Кто-то руку. Кто-то покатился кубарем, ломая шею. Всех охватили растерянность, обида и злость. Враг, затянувший их в ловушку, вдруг исчез. Но падение было лишь частью беды для солдат внутренних войск. Иранцы, не давая им опомниться, начали их расстреливать с двух сторон. И лишь та часть солдат, которая ранее плелась в хвосте атакующих, вдруг оказалась в более выгодном положении. Сообразив, что к чему, эта часть солдат начала обстрел противника. И впервые за весь бой это имело некий положительный для бойцов ВВ эффект – несколько исламистов были ранены, снизили интенсивность огня и постарались уйти в противоположные стороны, приблизившись к кромке моря. Но вместе с тем проявили себя их товарищи, находившиеся в засадах на обрыве. Сперва один, а затем второй диверсант бросили в направлении стрелявших солдат по гранате. Раздались два взрыва, а затем крики противника. Остатки солдат были вынуждены отступить и занять оборонительную позицию на дальних подступах к последнему месту столкновения. Иранцы перегруппировались. Двое остались удерживать арьегард бойцов внутренних войск, которые после всего случившегося боялись даже носом повести. Другие же двинулись в здание тюрьмы, так как получили сигнал о помощи от единственного выжившего их товарища.

Начальник тюрьмы и спецназовский майор благодаря сообщениям командиров практически уничтоженного иранцами взвода ВВ приблизительно представляли картину произошедшего. Авангард спецназовцев был в спешном порядке оснащен специальными защитными щитами и быстро направился к входу в крайний тюремный корпус. Бойцы стремительно преодолели череду раскуроченных пулеметными выстрелами дверей. Оставшийся в живых диверсант по-прежнему прижимался к дверям одной из камер, ожидая помощи от своих подельников. Однако вместо помощи подоспела вражеская группа. Понимая, что конец близок, он передернул затвор автомата и начал стрелять по закрытым щитами спецназовцам. Пули ударялись о щиты, но делали в них лишь небольшие вмятины. Тем не менее исламист продолжал стрельбу.

Спецназовцы сразу же после первых выстрелов со стороны тюремного коридора сгруппировались особым образом. Они создали из щитов эдакую стену с небольшим «окошком», выполнявшим функцию бойницы. Через нее один из спецназовцев выпустил по сопротивляющемуся гранату со слезоточивым газом и сразу после этого открыл практически прицельный огонь. Иранец принял на себя основную порцию газа и стал захлебываться от кашля и слез. Частично в зону поражения вошли и ближайшие тюремные камеры. Заключенные и без того негодовали. Сейчас же они, громко кашляляя, стали стучать в двери, требуя выпустить их. Но зэков никто не слушал. Главным было нейтрализовать иранца. Спецназовец, призванный это сделать, произвел еще несколько выстрелов. Диверсант не мог отстреливаться, вражеские пули пробили ему оба плеча и правое легкое. Он едва дышал, втягивая в себя воздух с огромной концентрацией слезоточивого газа. «Убери оружие, и мы гарантируем тебе жизнь!» – прокричал спецназовец сначала на родном языке, а затем для надежности повторил еще и по-русски. Противник в лучах фонарика и тусклой коридорной лампочки (электрическое обеспечение в тюрьме только-только восстановили) сделал вялое движение рукой, а затем ногой. Он отбрасывал от себя автомат. Опасаясь подвоха, спецназовцы двинулись к нему той же стеной из щитов. Но тот никак не реагировал на их приближение, лишь прерывисто дышал. Спецназовцы были готовы разомкнуть щиты, надеть на запястья диверсанта наручники и унести наружу для медпомощи и допроса. Но едва они это сделали, как исламист нажал на кнопку того самого взрывного устройства, которое так и не удалось ранее установить на двери. Произошел немалой силы взрыв, уничтоживший иранца и нескольких спецназовцев. Большинство же бойцов было контужено. Также взрывом вырвало двери ближайшей камеры. Но несмотря на призрачную близость свободы, ни один зэк не торопился выйти в коридор.

Уцелевшие после взрыва спецназовцы оповестили по рации командование об инциденте. Майор, изъясняясь на повышенных тонах, переключил внимание бойцов на цокольный этаж. Именно оттуда двигалась новая угроза, и прибор теплового видения пусть еще не вполне четко фиксировал ее приближение. Командир отправил на помощь поредевшей группе подкрепление. Только что брошенные в тюремный корпус бойцы, так же как и их недавние предшественники, были снаряжены пуленепробиваемыми щитами. Однако практика тех же предшественников показала, что щиты не являлись стопроцентной гарантией защищенности. С другой стороны, никто из них не знал, насколько сильным был враг и каким оружием обладал. А оставшиеся в живых иранцы на самом деле были изрядно потрепаны. Безусловно, им удалось сдержать натиск слабообученных солдат срочной службы ВВ. Однако легкость, с какой они это сделали, была все-таки мнимой. Патроны были почти на исходе. Граната осталась и вовсе одна. Но всё же исламисты не собирались отступать.

Спецназовцы и диверсанты схлестнулись в коридоре цокольного этажа. Перестрелка завязалась мгновенно. Бойцы укрывались от вражеских выстрелов за щитами. Иноземцы использовали в качестве укрытия стены камеры, где еще совсем недавно находился экипаж «Астрахани». Они то и дело выныривали из-за стены, чтобы отправить одну-две пули в сторону надвигающегося клина. Но желаемых результатов стрельба не давала ни одной, ни другой стороне. Однако у бойцов все-таки имелось преимущество. Они не оставались на месте, а постепенно продвигались вперед, приближаясь к входу в раскуроченную камеру. Иранцам пришлось немного изменить тактику. Теперь они стреляли не напрямую по наступающим, а чуть выше их. Надеялись на то, что пули рикошетом от стен или потолка ударят по спецназовцам. И действительно, несколько пуль отскочило от железобетонного перекрытия, ранив бойцов. Их строй немного разладился. Увидев это, диверсанты решили не медлить и воспользоваться последней гранатой. Один из них вынырнул из-за стены, готовясь метнуть ее. Но в это время произошло нечто неожиданное. Ему в лицо ударил ярчайший луч света. Это был прожектор, который по приказу майора опустили на цокольный этаж. Иранец в свете прожектора был как на ладони. Он сощурил глаза, но все же метнул гранату в суетящийся строй спецназовцев. Бойцы, несмотря на то что включение прожектора оказалось неожиданностью и для них, открыли прицельный огонь. Враг, изрешеченный пулями, рухнул вниз прежде, чем брошенная им граната долетела да переднего края строя. В последний момент кто-то из спецназовцев, внезапно отбросив щит, резко размахнулся автоматом и молниеносно отбил прикладом летящую гранату. Она отскочила назад и влетела в разбитый прежними взрывами дверной проем. Взрыв произошел уже за стеной. Исламисты, прятавшиеся там, попали в зону поражения. Спецназовцы двинулись в атаку. Они стреляли по всем, кто попадался им на глаза, не выясняя, живые перед ними или мертвые. Зачистка внутри камеры длилась несколько секунд. Затем бойцы через пролом в стене направились наружу. Последние из уцелевших иранцев продолжали сдерживать остатки взвода внутренних войск. Спецназовцы быстро определили их местонахождение и обстреляли из самонаводящегося гранатомета. Эту серьезную игрушку поднесли бойцы из замыкающей группы – те, кто недавно доставил в цокольный этаж прожектор. Огневая точка противника была уничтожена буквально за две-три секунды. Когда спецназовцы вышли на эту точку, их чуть было не обстреляли «вэвэшники». «Дружественный огонь» удалось остановить лишь чудом. Совместными усилиями спецназовцев и солдат были обшарены окрестности. Ни одной живой души, которая бы могла оказаться в числе соучастников нападения на тюрьму, найдено не было. Об этом немедленно доложили командованию и стали ждать указаний о дальнейших действиях. Указаний, однако, не поступило…

Все драматические события ночи обошлись без прямого участия Басмача. Находясь на катере, он до последнего надеялся, что иранцы сумеют выполнить задачу. Однако этого не случилось. «Менты» победили, русские моряки остались в «тюряге». Поэтому бандитский главарь принял единственно верное для себя решение – «валить отсюда подальше». Конечно, имелась вероятность, что кто-то из иранцев после всей этой катавасии останется живым. Но спасение своей шкуры было куда более важной задачей, чем тупое ожидание под боком неизвестно чего. К тому же основную долю оплаты за свои услуги Басмач от иранских диверсантов получил. Так что можно сматываться.

Чтобы не привлекать внимания, Басмач отводил катер на предельно низкой скорости. С берега никто не должен был услышать шум мотора и заподозрить, что плавсредство каким-то образом связано с людьми, совершившими попытку проникновения в тюрьму МГБ. Бандитский главарь был спокоен и уверен в себе. Он держал курс в открытое море. Делалось это не без умысла – Басмачу не хотелось «светиться» в прибрежной зоне. Он планировал уйти от берега на несколько десятков километров, а затем взять курс к своему укрытию и строго следовать ему. Но не тут-то было! Не успел главарь отвести судно и на полкилометра, как на борту оказался Боцман. Русский пробрался на катер незаметно. Церемониться с противником он не собирался, но и устранение бандита пока не входило в его планы. Капитан-лейтенант подкрался к негодяю сзади и обхватил рукой шею. Того от неожиданности передернуло, но он нашел в себе силы выхватить пистолет и попытаться ударить им Саблина. Одновременно бандит крутанул штурвал. Катер резко повернул в сторону. Удержаться на ногах было практически невозможно. Оба рухнули на палубу. Саблин старался не упускать противника, а тот все норовил либо ударить напавшего пистолетом, либо выстрелить в него. Виталий, однако, сумел перехватить руку, в которой находился пистолет, и несколько раз ударить ее о палубу. Враг выронил оружие. Русский тут же освободил его руку и ударил неугомонного бандита несколько раз кулаком по лицу. Несмотря на боль, Басмач все же сумел разглядеть напавшего и, к своему огромному изумлению, открыть, что «посланник русской наркомафии» жив.

Схватка после этого момента длилась не так долго. Бандит застыл от изумления и пропустил несколько апперкотов. Затем русский скрутил его и набросил на запястья наручники. Предоставленный самому себе катер петлял. Боцман взялся за штурвал. Сверив ориентиры, он связался с Зиганиди, который находился на микроподлодке. Сообщил напарнику, что дело сделано. Несколькими секундами позже катер взял курс на полузатопленный маяк. Субмарина в погруженном положении следовала рядом с катером.