Глава 8. От любви до ненависти
– Сядь, – предложил Мотыль. – Разговор серьезный будет. Выпить чего-нибудь желаешь?
Поколебавшись, Константин попросил:
– Воды, если можно. Похолоднее.
– С бодуна, что ли?
– Я не употребляю.
– Чего так? Запойный?
– С этим у меня все в порядке, – сказал Константин.
– Все так говорят. – Нажав пальцем, смахивающим на волосатую сардельку, на кнопку селектора, Александр Викторович распорядился: – Карина, пусть подадут воды и чашку кофе.
– В приемной Андрей Алексеевич дожидается, – прочирикала невидимая секретарша. – Из налоговой.
– Пусть дожидается. – Мотыль отпустил кнопку и обратился к телохранителю: – Свободен, Карась. Покарауль за дверью.
«Мотыль, Карась… – подумал Константин. – Какие-то они все тут пресноводные подобрались».
– Но, Александр Викторович… – возразил было Карась.
– Пошел вон! – рявкнул Мотыль. – Я что, по два раза должен повторять?
На этот раз телохранитель не побледнел, а побагровел, только кончик носа и подбородок остались белыми. «Меняет цвет, как хамелеон, – посочувствовал бедняге Константин. – Видать, сердечно-сосудистая система не в порядке».
Делая преувеличенно широкие шаги, телохранитель пересек кабинет, распахнул дверь и едва не столкнулся с секретаршей, держащей поднос с напитками. Окончательно смешавшись, он пулей вылетел в приемную.
Пока пришедшая ему на смену Карина наливала воду и ставила чашку перед боссом, Константин разглядывал свои ногти, чтобы не пялиться на чужие ноги. Наблюдавший за ним Мотыль саркастически хмыкнул:
– Прямо святоша.
Бросив на потупившегося Константина любопытный взгляд из-под накладных ресниц, Карина направилась к выходу. Ноги на высоких каблуках она переставляла, как манекенщица на подиуме, а задом виляла сильнее, чем уличная проститутка.
– Ей целых полгода походку ставили, – похвастался Мотыль. – Ну и прочим штучкам-дрючкам обучали. Секретарша высшего разряда. Хотел бы себе такую?
– Зачем? – буркнул Константин. – Чтобы она из меня бабло, как пылесос, тянула?
– С пылесосом ты ее правильно сравнил. – Мотыль подмигнул. – Но Карина из меня не только деньги сосет.
– Меня это мало интересует.
– Хм. Впервые вижу мужика, которого эта тема не интересует… Слушай, Зорин, а может, ты…
Поднесший стакан к губам Константин посмотрел на Александра Викторовича Мотыля поверх стеклянной кромки. Вероятно, было в его взгляде нечто такое, что заставило хозяина кабинета прикусить язык. Свое предположение он так и не закончил. Поболтал серебряной ложечкой в чашке и принялся смаковать кофе.
Опорожнив стакан, Константин поставил его на стол, принял расслабленную позу и напомнил:
– Вы собирались что-то мне предложить, Александр Викторович.
– Если я тебя найму, – процедил Мотыль, – то заруби на носу раз и навсегда: не открывай рта, пока тебя об этом не попросят.
– А если экстренная необходимость? Снайпер, там, на крыше или растяжка в подъезде…
– Типун тебе на язык! – Мотыль вздрогнул и сердито отставил чашку. Уголки его рта были перепачканы коричневым, придавая его облику что-то непристойное. Облизнувшись, он уставился на Константина. – Поменьше умничай, Зорин. Ты здесь никто, и звать тебя никак, понял? Чересчур умные и болтливые мне не нужны.
Константин понял, что перегнул палку.
– Виноват, – по-военному произнес он, садясь прямо.
– Так-то лучше, – одобрительно кивнул Мотыль. – А теперь к делу. Штука в месяц тебя устроит?
– Баксов?
– Ну не тугриков же.
– В принципе устроит, – согласился Константин, – но лучше бы две.
– Полторы, – отрезал Мотыль. – И больше не торгуйся, ничем хорошим это для тебя не закончится.
– Договорились, Александр Викторович. Когда приступать?
– К чему ты приступать собрался?
– Ну, к выполнению своих обязанностей.
– А обязанности у тебя какие?
Поставленный в тупик, Константин мысленно выругал себя за нетерпеливость. Получилось, что сам поставил себя в дурацкое положение. Нужно было помалкивать и ждать, что именно предложит ему Александр Викторович.
– Обязанности телохранителя? – осторожно предположил Константин.
– С такой физиобразией? – Описав пятерней круг вокруг собственного лица, Мотыль-младший разразился хохотом, но внезапно посерьезнел, навалился жирной грудью на стол и, глядя Константину в глаза, негромко произнес: – Телохранителей у меня и без тебя хватает. Ты мне нужен для другого. Помнишь Людмилу? Ну, Люду Павлюковскую?
– Нет, – покачал головой Константин, настороженно хмурясь.
– А я тебе говорю – помнишь, – настаивал Мотыль. – Павлюковская – это ее девичья фамилия. Теперь она мою носит. Людмила Мотыль. Супруга моя.
«А ведь и верно, – пронеслось в голове Константина. – Его жену Людой зовут. И я действительно был с ней знаком. По магазинам иногда возил, покупки домой заносил. Но почему вдруг Мотыль эту тему затронул? На мелочах ловит? Думает, проговорюсь случайно?»
– Мне это ни о чем не говорит, – сказал Константин, стараясь не выдать охватившую его тревогу.
Он не понимал, к чему клонит собеседник, и это было неприятнее всего. На понт его берут или он все же чем-то себя выдал?
– По-о-омнишь, – повторил Мотыль, подмигивая. – Все ты помнишь.
Не зная, как реагировать, Константин сидел на стуле в позе каменного истукана. Он прикидывал, успеет ли разделаться с Мотылем до того, как в кабинет ворвутся многочисленные охранники, наверняка ждущие условного сигнала… Нет, не успеть. Тогда как себя вести? Еще раз равнодушно пожать плечами? Прорываться на волю с боем? Придумать какую-нибудь правдоподобную отмазку?
Многозначительно усмехаясь, Мотыль откинулся назад так, что спинка кресла затрещала под его тяжестью. Константин молча смотрел на него с бесстрастным, как у каменного истукана, лицом. Вопросы продолжали роиться в его голове, словно растревоженные осы в гнезде.
Зачем Мотыль приплел свою Люду? Намекает, что она уже где-то увидела и опознала Константина? Почему тогда он сам не сделал этого? Что за цирк тут происходит?
– Вы, конечно, босс, и вам виднее, – медленно заговорил Константин, прислушиваясь, не крадется ли кто-нибудь к нему со спины, чтобы оглушить неожиданным ударом по темечку. – Но, если можно, я попросил бы вас объяснить, о чем сейчас идет речь. Не силен я в загадках. Они меня напрягают.
Развеселившийся Мотыль затрясся в предостерегающе попискивающем кресле.
– Испугался? Очко жим-жим?
– Бояться мне нечего, – сказал Константин, изображая непоколебимую уверенность, которой он не испытывал. – Просто не люблю, когда со мной втемную играют.
– Хорошо, – произнес Мотыль, сгоняя улыбку с круглого лица. – Давай всветлую. У меня есть старший брат. Сергей Викторович Мотыль. Слыхал о таком?
– Разве что краем уха. – Константин неопределенно пошевелил пальцами в воздухе.
– Так вот, я его люблю, брата своего.
Александр сделал паузу, словно проверяя, какое впечатление произвело на собеседника подобное заявление. Может быть, там, где росли и мужали Мотыли, было не принято испытывать родственные чувства? Может быть, их учили ненавидеть друг друга?
– Это нормально, – успокоил Александра Викторовича Константин.
Тот наклонил голову в знак согласия.
– Нормально. А еще я беспокоюсь о своем любимом брате. Забочусь о нем.
– И это нормально, – обронил Константин.
– Вот и я так считаю, – сказал Мотыль-младший. – А Сергей Викторович – нет. – На его большой жирной физиономии появилась удрученное выражение. – Он не хочет, чтобы я беспокоился и заботился о нем.
– Почему?
– Ему гордость не позволяет. Он ведь старший брат. Ему неловко, когда я за ним приглядываю.
Мало-помалу ситуация начала проясняться, однако Константин решил продолжать изображать непонимание, потому что хозяева слишком умных работников не любят.
– Так не приглядывайте, – предложил он.
– И рад бы, – всплеснул руками Мотыль, – да не могу. – Сережа… то есть Сергей Викторович, человек горячий, несдержанный. Но, что хуже всего, доверчивый очень.
– Мг-м, – глубокомысленно произнес Константин, вспоминая цепкий, настороженный взгляд Мотыля-старшего.
– Окружают его всякие проходимцы, – продолжал Мотыль-младший, – охочие до чужого добра. Втягивают брата моего во всякие авантюры, а сами доят его как сидорову козу.
– Ее порют.
– Чего?
– Сидорову козу порют, – пояснил Константин, мысленно ругая свой длинный язык.
– Ты эти шуточки свои скотоложеские брось, – насупился Александр Викторович. – Может, кто-то коз и порет, а бог создал их для того, чтобы доить. Пробовал когда-нибудь молоко козье?
– Конечно, Александр Викторович.
– Так, о чем я? Опять ты меня сбил с мысли, Зорин… Тьфу ты, черт! При чем тут козы?
– Вы говорили, что брата вашего обманывают все, кому не лень, – подсказал Константин. – Доверчивый он у вас.
– Вот-вот, – закивал Мотыль-младший. – В бизнесе он как сущий ребенок, ей-богу. За ним глаз да глаз нужен. Вот я и хочу тебя к Сергею Викторовичу приставить, чтобы ты за ним приглядывал. Незаметно, понял? Потому что, если он о нашем уговоре узнает, то и мне влетит по первое число, и тебе…
Мотыль не договорил, но продолжение угадать было несложно. «И тебе не сносить головы».
– Я должен буду как-то удерживать Сергея Викторовича от опрометчивых поступков? – спросил Константин.
– Упаси бог! – живо воскликнул Мотыль. – Нет, только слушать и смотреть, смотреть и слушать. Будешь обо всем докладывать мне, а я уж приму нужные меры. – Он закурил, поглядывая на Константина одним прищуренным глазом. – Я должен знать все. Кто у Сергея Викторовича бывает, куда он сам ездит, что замышляет, как отзывается обо мне. Все, слышишь?
– А он меня к себе подпустит?
– Сперва на дистанции держать станет, а потом подпустит. Ты, главное, заруби себе на носу: моя жена – твоя дальняя родственница. Ты родом откуда?
– Из Харькова, – ответил Константин, назубок выучивший свою новую легенду. Изготовители фальшивого паспорта специально определили его место рождения на Украине, чтобы затруднить наведение справок.
– Вот и отлично, – обрадовался Мотыль, потирая пухлые ладони. – Моя Людка как раз из Изюма, это Харьковская область. Смекаешь?
– И кем я ей прихожусь?
– А хоть двоюродным племянником. И вот ты, племяш, явился к тете Люде, чтобы она помогла тебе на хорошую работу устроиться.
– Она меня к вам направила, – понимающе кивнул Константин.
– А я тебе от ворот поворот дал, – весело закончил Мотыль-младший. – Потому что с такой образиной в гостинице люкс делать нечего. Ты мне тут всех постояльцев распугаешь.
– И что дальше?
– А дальше жена меня уговорила старшему брату позвонить. У его охраны специализация спортивная, там и не такие уроды отираются.
На щеках Константина проступили желваки, между его бровей образовалась глубокая вертикальная складка. Заставив себя расслабить мышцы лица, он уставился в пол и кивнул:
– Понятно.
– Пока что тебе не все понятно, – с чувством превосходства заверил его Мотыль. – Полторы штуки тебе я платить буду, еще штуку брательник мой положит. Хорошие деньги. Но и ответственность большая. Вздумаешь мутки какие-нибудь устраивать или соскочить по ходу дела – тебе кранты. И суток не проживешь, это я тебе обещаю. – Мотыль посмотрел в глаза Константину, поднявшему голову. – А если проживешь, то с содранной шкурой или перебитыми конечностями. Или подвешенный за ребро на крюк. Нравится тебе такая картина?
– Нет, – признался Константин, – не нравится. Средневековье какое-то. Инквизиция.
Угрожающее выражение на физиономии Мотыля сменилось такой приторно-сладкой миной, словно только что откушал меда и теперь предлагал угоститься своему собеседнику.
– А ты не бери дурного в голову, – сказал он. – Тебя ведь это не касается, верно? Ты же не собираешься вести двойную игру?
– Зачем мне глупостями заниматься, когда такие бабки светят? – ответил Константин, старательно изображая туповатого, но исполнительного и надежного парня, привыкшего напрягать мускулы, а не мозги.
– Вот и ладненько, – все так же ласково произнес Мотыль. – Иди домой и жди, когда тебя к Сергею Викторовичу для собеседования вызовут. Телефончик в приемной оставить не забудь. И о том, что я тебе тут сказал, тоже помни. Я два раза не повторяю.
Он уставился куда-то поверх головы Константина, давая понять, что аудиенция закончена.
Людмила Мотыль сошла с напольных весов в плохом настроении. Чуда не произошло. За минувшую ночь лишние килограммы никуда не делись. А раз так, то к чему изнурять себя дурацкими диетами? Голодать, отказывать себе в лишнем куске, бродить по квартире, тоскливо прислушиваясь к урчанию в желудке…
Прежде чем одеться, она повертелась перед зеркалом, критически разглядывая то оплывшие бока, то обвисший живот. Нормально, решила она. Баба в самом соку. Да и для кого стараться, сжигая жиры? Для Сашеньки, который едва в двери проходит? Интересно, как он мочится, не видя, что у него под брюхом делается? Хотя ничего интересного в этом нет, все давно известно. Не зря после него седалище унитаза вечно мокрое, как в вагонном сортире. Неряха. Неряха и жлоб. Денег на фитнес не дает, а в постели рядом с собой желает видеть королеву красоты. Скупердяй проклятый…
Набросив дивный шелковый халат с разноцветными попугаями, Людмила двинулась на кухню. По пути она заглянула в детскую, где няня возилась с годовалым сынишкой, дала несколько ценных указаний горничной, а затем с чувством выполненного долга распахнула гигантский алый холодильник, набитый всякой всячиной.
Чем бы себя побаловать? Отрезать пару ломтиков семужки? Соорудить бутербродик с икоркой? Потом хорошо бы скушать немного буженинки, а к чаю взять сырка и кусочек торта…
Приятные размышления нарушила трель мобильника, запевшего голосом Аллегровой:
Будуар императрицы
Повидал немало на своем веку,
Кавалеров вереницы
Навевают на нее теперь тоску…
Со вздохом Людмила взяла телефон. Звонил Сашенька, кто же еще. Будуар Мотылей не баловал Людмилу разнообразием. Там на веки вечные прописался законный муж, то храпящий, то читающий нотации, и очень редко занимающийся тем, чем занимаются на супружеском ложе настоящие мужики.
– Да, Сашуля? – пропела Людмила.
– Запомни, – сказал он, – у тебя есть двоюродный племянник из Харькова. Зовут Костей, фамилия Зорин. Рожа у него слева в шрамах, сам седой. Вы с детства не виделись, а он вдруг нагрянул.
– Зачем? Да и нет у меня никаких седых племянников. Я еще не старая совсем. Мне, если ты еще помнишь, только…
– Не перебивай, Людок, так надо. Племяш у тебя есть, так и скажешь моему брату, если вдруг поинтересуется. Костя Зорин. Повтори.
– Костя Зорин. Но…
– Заткнись и слушай. Этот Костя попросил тебя устроить его ко мне охранником. Я отказал, потому что рожа у него уж очень непрезентабельная. Ты стала настаивать.
– Я? – изумилась Людмила. – Настаивать?
– Ты, – подтвердил Мотыль. – Я пообещал этого твоего племянника к брательнику пристроить. Вот и вся история. Запомнила или повторить?
– Запомнила, – сказала Людмила, извлекая из холодильника тушку красной рыбы. – Обедать заедешь?
– Нет. Дела. А ты небось уже по сусекам шаришь?
– Вот еще! Даже обидно. Я, если хочешь знать, зарядку делаю. По системе Синди Кроуфорд.
– Это правильно, – одобрил супруг. – Нечего жиром обрастать.
«На себя погляди!» – зло подумала Людмила.
– Тебе бы тоже не мешало… – начала она.
– Знаю, – оборвал он. – Как раз в бассейн направляюсь. В здоровом теле здоровый дух. Пока.
С этими словами он отключил связь.
Горестно вздохнув, Людмила принялась намазывать маслом свежеиспеченный белый батон, пахнущий сдобой и топленым молоком. Настроение быстро пошло в гору.
Волоча по полу спадающие шлепанцы, Александр Викторович пересек душевую, включил воду, отрегулировал ее и встал под теплые упругие струи, приятно массирующие кожу. Фыркая, как кит, он принялся хлопать себя по жирной груди и поворачиваться то так, то эдак, рискуя развалить хлипкую пластиковую кабинку.
Ему было хорошо. Он был вполне доволен собой. Жаль, конечно, что Лакрицин откинул копыта, но, кажется, ему найдена подходящая замена. Этот Зорин с исполосованной мордой, конечно, парень недалекий, туповатый даже, но так оно и к лучшему. Информацию сливать ума много не надо, справится. Главное, чтобы Серега не заартачился. Подозрительный, сволочь. Даже родному брату не доверяет…
Кое-как промокнув туловище полотенцем, Александр Викторович Мотыль выбрался из душа и отправился в бассейн. Там, укутанные в простыни, уже ожидали три профессиональные русалки с заколотыми волосами. При виде босса они синхронно заулыбались и захлопали ресницами.
– В воду, – скомандовал Мотыль, указывая на гладкую поверхность наполненного до краев бассейна, от которого поднимался прозрачный парок.
Взвизгивая так, что их голоса отдавались под высокими сводами, девушки избавлялись от простыней и сигали в голубоватую подогретую воду. Два охранника, дежурящие возле бассейна, начали переминаться с ноги на ногу, словно им вдруг стали тесными брюки.
Ступая по еще теплым простыням, Мотыль приблизился к бортику и, расставив руки для равновесия, поднялся на него. Его голая туша была столь огромна и величественна, что девушки, глядящие на него из воды, притихли, точно цыплята, над которыми нависла тень коршуна.
– Поберегись! – дурашливо заорал Мотыль и рухнул в бассейн.
Вода с шумом выплеснулась из кафельных берегов. Здешних русалок заколыхало на волнах, как будто они были надувными и невесомыми куклами.
Вынырнув с широко открытым ртом, Мотыль оглушительно ухнул и, подобно неутомимому кашалоту, принялся гоняться за верещащими от неподдельного страха девушками. Правила игры были просты. Кого он догонял, того и топил, раз за разом окуная в воду и возбуждаясь при этом все сильнее. Топил не насмерть, шутя. Но случалось, что нахлебавшихся хлорированной воды бедняжек приходилось потом откачивать, что никак не влияло на эрекцию Александра Викторовича Мотыля. Он терпеливо ждал, пока жертва придет в себя, а потом овладевал ею, порой по запарке забывая спровадить охранников. Эти невинные забавы происходили не чаще двух раз в месяц. В общем и целом они устраивали всех. Девушки получали свое законное вознаграждение, охранники развлекались бесплатным зрелищем, а Мотыль-младший получал свою толику мужского счастья.
– Ого-го, – ревел он, загоняя в угол дородную блондинку, на загорелом теле которой отчетливо проступали формы купальника, коего сейчас на ней не было. – Попалась, которая кусалась!
Барахтаясь, та попыталась поднырнуть под Мотыля, но была поймана за волосы и от неожиданности выпустила воздух, набранный в легкие. Резвясь, он обхватил ее своими толстыми ручищами, не позволяя высунуть голову на поверхность. Две девушки, оставшиеся не у дел, визгливо смеялись, радуясь, что на сей раз отдуваться за всех выпало подружке.
Дав жертве возможность глотнуть воздуха, гогочущий Мотыль вновь окунул ее с головой. Его возбуждение стремительно нарастало. Но в этот момент подал голос охранник по кличке Штопор.
– Александр Викторович, Александр Викторович! – кричал он. – Вам брат звонит. По мобильнику.
– Скажи ему, что я занят! – рявкнул Мотыль-младший, щипая барахтающуюся девушку за филейные части тела.
– Я сказал, – отозвался Штопор, – а он все равно требует. Говорит, если я вас не позову, он меня без потомства оставит.
– Я тебя сам без потомства оставлю, придурок!
– Ну Александр Викторович…
– Ладно, давай, – смилостивился Мотыль.
Отпустив задыхающуюся жертву, он подплыл к бортику бассейна и протянул мокрую руку. Оскальзываясь на мокром кафеле, Штопор подбежал к нему с мобильным телефоном. Мотыль с сожалением поглядел на уплывающую блондинку и приложил трубку к уху.
– Да, – сказал он. – Что стряслось?
– Стряслось, – молвил Сергей Викторович вместо приветствия.
Мотыль насупился. Эрекция стремительно пошла на убыль. Праздник души и тела был испорчен.
Сергей Викторович звонил из своего ресторанчика, прилепившегося возле центрального входа в спорткомплекс «Олимпийский». Днем, как, впрочем, и в любое другое время суток, здесь было малолюдно. Забредали в ресторан лишь случайные люди, не знавшие, что владелец заведения время от времени наведывается сюда со своей многочисленной свитой. Когда это происходило, зал превращался в растревоженный улей. Сновали туда-сюда крепкие молодые люди с рентгеновскими взглядами, по углам перетаптывались какие-то темные личности, официантки принимались бегать как угорелые, игнорируя призывы рядовых клиентов. Одним словом, и уют пропадал, и аппетит, и просто приятное расположение духа. Зато Сергей Викторович и его приближенные чувствовали себя здесь вольготно и уверенно, словно рыбы в воде. Мотыль-старший – кем-то вроде акулы. Остальные, в зависимости от ранга, – хищниками помельче, беззащитными толстолобиками или прилипалами.
Обедал Сергей Викторович за отдельным столиком, сбросив пиджак и деловито закатив рукава белой сорочки. Для затравки он угостился винегретом и отварным языком с хреном, затем деловито выхлебал тарелку грибного супа с гренками и тут же принялся за кролика в сметанном соусе, не забывая налегать на пирожки со всевозможными начинками. В отличие от младшего брата, толстым он не был, а скорее напоминал телосложением слегка располневшего тяжелоатлета.
Молодость Сергея Викторовича отбушевала, отцвела, прошла, как с белых яблонь дым. Его некогда пшеничного цвета челка приобрела пепельный оттенок и поредела. Белки глаз были постоянно розоватыми, хотя, в отличие от младшего брата, бассейн с хлорированной водой он не посещал. Сказывалось постоянное нервное напряжение и нездоровый образ жизни. Будучи человеком неглупым, Сергей Викторович Мотыль понимал, что утраченное здоровье не купишь ни за какие деньги, но менять привычки и режим не желал, а накапливающееся раздражение срывал на окружающих.
Те трое охранников, которые находились в зале, и те двое, что дежурили снаружи, успели познакомиться не только с крутым нравом шефа, но и с его тяжелой рукой. В те дни, когда глаза Мотыля-старшего бывали особенно красными, они старались держаться от него подальше, а выполнять приказы бросались наперегонки. По сути, были они при хозяине не телохранителями, а денщиками и адъютантами. Наблюдать за окружающей обстановкой им было некогда: они во все глаза следили за Мотылем, чтобы, не приведи господь, не пропустить какой-нибудь его повелительный или указующий жест.
Вот и сейчас, продолжая жевать пирожки, запивая их морсом, он щелкнул жирными пальцами, и в тот же миг один из его бойцов, носящий непрезентабельную кличку Суслик, оказался рядом, угодливо изогнув спину.
– Да, Сергей Викторович?
– Кузю позови, – жуя, проговорил Мотыль.
Получилось у него что-то смахивающее на «Пусю» или «Фусю», но Суслик, охранник бывалый и опытный, смекнул, что к чему, и побежал за директором ресторана Кузовицким. Не прошло и минуты, как он уже спешил обратно, слегка подталкивая в спину лысого толстячка в блестящем костюме.
– Выручку за неделю гони, – потребовал Сергей Викторович, подергиваясь от серии сытых отрыжек.
Кузовицкий запустил руку в карман и выложил на стол стопку купюр разного достоинства. Оценив ее толщину наметанным взглядом, Мотыль спросил:
– Двадцатник?
– Девятнадцать тысяч семьсот шестьдесят пять рублей, – отрапортовал директор ресторана.
– Мало, – сказал Мотыль.
Кузовицкий развел руками. Ресторан создавался и содержался не прибыли ради. Какой доход от кучки клиентов, заказывающих скромные обеды и ужины? Почти все деньги уходили на зарплату персонала и закупку продуктов. Но иметь свой собственный ресторан было престижно, а кроме того, полезно. Мотыль, по существу, обзавелся великолепной домашней кухней. А помимо здорового питания, к его услугам были молоденькие бабенки, работавшие в ресторане. Совершенно бесплатные. Спецобслуживание хозяина входило в их должностные обязанности. Они получали зарплату, и этого было довольно.
– Жанна где? – осведомился Сергей Викторович, зыркнув на двух официанток, перетаптывавшихся неподалеку на тот случай, если от них что-нибудь понадобится.
– Рассчиталась, – ответил Кузовицкий, вновь разводя руками.
Сергей Викторович раздраженно посмотрел на него.
– Что ты все руками размахиваешь? – спросил он. – Мух гоняешь?
– Никак нет, – по-военному отрапортовал Кузовицкий и попытался встать по стойке «смирно».
– Эта… – Сергей Викторович прищурился. – Которая в белых босоножках. Как ее?
– Яна.
– Яна. Скажи, чтобы вечером была на рабочем месте как штык. Я ужинать буду.
– Ждем-с, – откликнулся Кузовицкий на старорежимный манер, склоняя лысеющую голову.
– Ждите-с, – отмахнулся Сергей Викторович и сунул в рот сигарету.
Прикурить ему дал двухметровый детина по кличке Лом. Замешкавшийся Суслик проводил его злобным, полным зависти взглядом. Но очень скоро хозяину понадобились и его услуги.
– Соедини меня с Пашой, – сказал он Суслику, выкладывая на стол мобильник.
Пашой – с ударением на последнем слоге – звали начальника охраны. Говоря о нем, люди из команды Мотыля-старшего начинали понижать голос и опасливо озираться по сторонам. В свои сорок лет он сохранял великолепную физическую форму и был способен уложить в честном поединке любого из своих подчиненных, а то и двух-трех сразу. Но не за силу его боялись и уважали. Не за крутой нрав, не за былые подвиги, о которых до сих пор ходили легенды. Паша был дьявольски хитер и проницателен. Еще никому не удавалось обвести его вокруг пальца. Ходили слухи, что он обладает даром телепатии и умеет читать мысли. Разумеется, все понимали, что это чушь собачья, но в присутствии Паши старались думать о чем-нибудь нейтральном.
Посерьезневший Суслик набрал нужный номер и вернул трубку Сергею Викторовичу. Затянувшись сигаретой, тот выпустил дым через ноздри, уподобившись огнедышащему дракону. Дождавшись ответа, поинтересовался:
– Ну? Нашли?
– Нет, – так же коротко произнес Паша.
– Куда он мог деться?
– Версий много. Прорабатываем.
Они говорили об исчезновении охранника Лакрицина, который словно в воду канул. Не появлялся ни дома, ни у друзей, ни в кабаках, ни в борделях. По приказу Паши бойцы объехали все больницы и морги, но и там не обнаружили пропавшего. Молчали и подключенные к поискам менты. Все это наводило на нехорошие мысли. Будучи рядовым бойцом в воинстве Мотыля-старшего, Лакрицин не имел доступа к важным секретам, но все же кое-что знал, а чего не знал, о том мог догадываться. А вдруг его похитили ребятишки из других группировок? С какой целью? Ясное дело, чтобы выведать какие-нибудь сведения о шефе. Это значит что? Что готовится какая-то подлянка. Конечно, конкуренты могут прощупывать почву и просто так, но скорее всего они оценивают степень защищенности Сергея Викторовича. Хреновые дела… Нужно на всякий случай усилить охрану. В срочном порядке.
– Я хочу, чтобы ты набрал новых бойцов, – сказал Мотыль-старший в трубку. – Спортсменов и просто гопников. Пусть знают, что до меня им не добраться.
Паша не стал выяснять, о ком идет речь. Было понятно, что Сергей Викторович подразумевает врагов. Каких? Да у каждого большого человека их выше крыши. Все норовят занять чужой трон, прибрать к рукам новые владения, расширить сферу влияния…
– Сделаю, – пообещал Паша.
– Только не тяни резину, – сказал Мотыль-старший. – Время поджимает. Задницей чувствую, кто-то усиленно под меня роет.
В его воображении предстал неизвестный мужчина с лопатой. Рыл он не что-нибудь, а могилу. Рыл ночью, в каком-то безлюдном месте. Кожа Мотыля пошла пупырышками, редкие волосики на его руках и затылке встопорщились, в висках застучали холодные, прямо-таки ледяные молоточки.
– И Лакрицина мне из-под земли достаньте! – заорал он, заставив сизую кисею сигаретного дыма колыхаться, подобно туману на ветру. – Живого или мертвого!
– Если из-под земли, то, вероятно, мертвого, – рассудительно заметил Паша.
– Поостри мне, поостри, – буркнул Мотыль, сбросил номер и набрал номер младшего брата. – Ты кто? – сурово спросил он, услышав незнакомый голос.
– Штопор, – прозвучало в ответ.
– Брата дай. Быстро.
– Купаются они.
– Я сказал: быс-стр-р-ро!!!
– Говорят же вам, занят он, занят, – заблеял Штопор.
– Если ты сейчас не передашь трубку моему брату, – угрожающе прошипел Сергей Викторович, – я тебя без потомства оставлю. Собственноручно операцию по смене пола проведу. Без наркоза.
– Сейчас, сейчас, – заторопился Штопор.
Сергей Викторович усмехнулся. Они все начинали торопиться, стоило лишь припугнуть их немного. Так уж устроены эти глупые, жалкие, беспомощные людишки. Себя к их числу Сергей Викторович не причислял. Он являлся вершителем человеческих судеб, а потому стоял значительно выше. Ну разве что самую малость пониже бога. Но жертвоприношения ему нравились. И крови он не боялся. Чужой. Собственную кровь братья Мотыли проливать не любили и не желали.
Если бы Сергея Викторовича спросили, как он относится к младшему брату, тот бы непременно соврал. Развел бы бодягу про родственные узы, приплел бы радужные детские воспоминания, а правду бы не сказал. Потому что он не просто недолюбливал Александра. Не просто относился к нему с прохладцей. Он его ненавидел и боялся, а это были не того рода чувства, чтобы козырять ими направо и налево.
В детстве Сережа часто и охотно поколачивал Сашу, нарочно ломал его любимые игрушки, подбивал его на всякие опасные шалости, а потом сам же ябедничал и с удовольствием корчил рожи, когда братишку пороли или ставили в угол. Когда оба подросли, Сергей стал давать волю кулакам еще чаще, а кроме того, изводил Александра любыми другими доступными ему способами. Распускал про брата всякие гадкие сплетни, отбивал у него девчонок, портил ему модные обновки. И лишь однажды Александр одержал сокрушительную победу в этой непрекращающейся домашней войне. Воспоминания о том случае по сей день заставляли Сергея Викторовича корчиться по ночам, когда никто его не видел…
А дело было так. Был тогда Сергей Викторович просто Сережей – уже рослым, но еще щуплым четырнадцатилетним мальчиком, шагающим по длинному двору, растянувшемуся на целый квартал. Стоял февраль – конец долгой-долгой зимы. Фонари светились расплывчатыми оранжевыми пятнами, а столбов видно не было – они утопали в сырой мгле. Все вокруг было пронизано непрерывным шорохом, напоминающим тот, который издает оседающая мыльная пена. Это таял ноздреватый снег. Наверное, последний в году, думал Сережа. Какое наслаждение месить его ботинками: хрясь, хрясь, хрясь… Скорее бы весенние каникулы, а там и до летних рукой подать. Зима надоела. Новогодние праздники, игра в снежки, катание на санках, ныряние в сугробы, хоккей и лыжи – все это, конечно, здорово, но очень уж короток зимний день. Не успеваешь оглянуться, как пора домой, где ждут невыученные уроки.
Вот и еще один вечер пролетел незаметно. Казалось, только-только собрались у Федьки и сели рассматривать выменянный на пиво журнал «Плейбой», как вмешались Федькины родители, напоминая, что пора и честь знать. Пришлось прервать сексуальное самовоспитание на самом интересном месте и отправляться восвояси. Хорошо еще, что отец находился в длительной командировке. Впереди Сережу ожидал долгий-предолгий вечер, во время которого никто не станет рыться в портфеле, безошибочно выуживая оттуда именно ту тетрадь, по страницам которой прогулялась учительская ручка. Сплошные вопросы да восклицательные знаки, а в результате очередная двойка, выведенная красной шариковой ручкой. И раздраженная приписка: «Нужно быть внимательнее, Мотыль!»
«Ненавижу красную пасту», – подумал Сережа, шагая по хлюпающей колее, проложенной автомобильными колесами. Куртка с меховым воротником заметно отяжелела, словно пропитавшись туманом. Переводя дыхание, Сережа сдернул шапку и задрал голову, наблюдая, как пар, поваливший от волос, растворяется в тумане. За подсвеченной фонарями пеленой угадывалась черная бездна неба. Если смотреть вверх долго-долго, то начинаешь понимать, что такое бесконечность, и от понимания дух захватывает, шарики за ролики заходят. Лучше не смотреть. На земле куда интересней. Тут тебе и сигареты, и голые девочки в глянцевых журналах, и деньги, потихоньку стыренные из родительских карманов… Ну а небо, что в нем?
Сережа опустил голову. Интересно, который час? Судя по обилию огней, еще не слишком поздно. Но по многим темным окнам уже пошло голубое мерцание телевизоров, тревожное, как всполохи молний. Значит, сейчас около восьми. Почему же тогда во дворе так пусто?
Натянув успевшую отсыреть изнутри шапку, Сережа повернулся вокруг своей оси, пытаясь высмотреть хотя бы одного человека. Ни души. Впереди, сзади и по сторонам, насколько позволял видеть туман, никого не было. Вообще никого. Как если бы Сережа остался в городе совсем один и все магазины, все банки оказались бы в его полном распоряжении. Но так бывало только в мечтах. Реальность выглядела иначе, и в ней всегда было много людей, слишком много людей, не желающих расставаться со своей собственностью. А сейчас их почему-то не видно… Куда же они могли подеваться?
Не находя ответа на свой вопрос, Сережа сорвался с места и зашагал так быстро, что только брызги вперемешку с ошметками снега полетели. Полный вперед! Танки грязи не боятся, взрослые мальчики – тоже, они вообще ничего не боятся… во всяком случае, не подают виду… стараются не подавать…
Хотя им бывает страшно, очень страшно!
В последнее время по двору ползли слухи один кошмарнее другого. Вроде бы рыскал по ночам вокруг домов неизвестный садист-убийца в просторном плаще с капюшоном. Нападал только на детей, поджидая их в темноте. Первой его жертвой стал Лешка Тупиков из сто шестнадцатого дома, которого нашли в подъезде с заточенным карандашом, торчащим в глазнице. Потом выяснилось, что в новой девятиэтажке произошла очень похожая история, только убийца воспользовался не обычным карандашом, а химическим, и это почему-то было страшнее всего. Наконец жертвой стала одноклассница Сережиного брата, зверски убитая отверткой или напильником.
И заныли, зарыдали во дворе похоронные оркестры. Переходя от дома к дому, вглядываясь в искаженные горем лица взрослых, впитывая в себя крупицы чужой боли, Сережа представлял, как хоронят его. Выносят из подъезда в дурацком красном ящике, ставят на табуретки, потом несут впереди длинной процессии, погружают в кузов грузовика, везут за город, чтобы закопать там и оставить одного, наедине со всей той ползучей нечистью, которая ждет своего часа в земле.
Неужели родители способны на такое предательство? Неужели они бросают своих детей, а сами возвращаются домой, что-то пьют, что-то едят, ходят в уборную, спят, чистят зубы, причесываются, разговаривают, смотрят телевизор, проветривают и прибирают опустевшие квартиры? Понятное дело: люди, потерявшие близких, горюют, но, оказывается, не настолько, чтобы разделить их участь. Выходит, как бы мама с папой ни любили тебя, а в самый ответственный момент готовы отречься, перепоручив тебя нетрезвым могильщикам?
Получалось так. Никто из родителей погибших ребят не умер, обняв гроб, и в этом крылась главная трагедия происходящего. Люди любили прежде всего себя, а потом уж других. Вопиющая очевидность этого факта потрясала. Какое бы количество друзей и близких тебя ни окружало, а все равно ты всегда один, и смерть являлась главным подтверждением этой страшной истины. Вот почему люди боятся думать о смерти, догадался Сережа. Они страшатся признать, что однажды с ними обойдутся точно так же, как обходились с другими они.
Открытие потрясло его и очень изменило. Именно тогда понял он, что любить в этой жизни следует в первую очередь себя самого, а потом уж всех остальных. Хотя при чем тут остальные? Они существуют лишь для того, чтобы тем или иным способом ублажать Сережу Мотыля. Вот только маньяк в плаще не вписывался в эту картину мироздания. Это напрягало. Действовало на нервы.
Ругая себя за то, что поздно выперся из дому, Сережа быстро шагал по снегу. То и дело он оскальзывался, наступая на рыхлую кромку колеи, но темп не сбавлял, потому что безлюдный, словно вымерший двор – это не то место, где приятно гулять по ночам. Даже если время еще совсем детское. Даже если до подъезда остается каких-нибудь сто шагов. Их ведь еще нужно пройти, верно?
Жалобно вскрикнув, Сережа повалился на бок, не успев вытащить озябшие руки из карманов. В рукава потекла холодная жижа. Правая штанина намокла, леденя ногу. Побарахтавшись на снегу, он встал и, отряхиваясь, воровато оглянулся: не заметил ли кто-нибудь его постыдное падение?
Кто-то заметил. Шагах в двадцати от Сережи маячила темная мужская фигура в просторном брезентовом плаще с островерхим капюшоном. Ну просто вылитый иезуит из учебника по истории. Этот плащ, напоминающий рясу, этот капюшон, затеняющий лицо. В таком наряде только индульгенциями торговать. Или ведьм на кострах сжигать, подсказало воображение. Живьем.
Сорвавшийся с места Сережа двинулся к дому чуть ли не рысцой, стремясь как можно скорее потерять из виду пугающее видение. Оно не сгинуло в тумане, вовсе нет. Человек в плаще быстро шел следом. Снежная каша отвратительно чавкала под ногами обоих, расстояние между ними не увеличивалось, но и не сокращалось.
«Вот же привязался!» – лихорадочно колотилось в мозгу. По звучанию это напоминало вопль отчаяния, хотя Сережа не кричал… пока не кричал. Он просто торопился нырнуть в свой подъезд, взлететь на третий этаж и очутиться дома, под защитой такой большой, такой сильной и бесстрашной мамы. В этот момент ему не казалось, что он вполне взрослый и самостоятельный мальчик, каким возомнил себя в последнее время. Детям не следует гулять по ночам. Это хорошо понимаешь при встрече с маньяками, бродящими в темноте.
Оглянувшийся на ходу Сережа едва не упал. Оказывается, преследователь прибавил шаг и теперь находился значительно ближе, чем полминуты назад. Его плащ разросся до размеров паруса, из-под капюшона вырывались клубы пара.
Если до этого момента Сереже было неловко показаться трусом, то теперь он не постеснялся перейти на бег, суетливо вытаскивая руки из карманов.
Не произнеся ни слова, незнакомец ринулся следом. Об этом свидетельствовало участившееся хлюпанье за спиной. Как будто доисторический ящер по болоту скакал, постепенно настигая добычу. Не отваживаясь обернуться, Сережа видел перед собой лишь проступившие в тумане ступени подъезда, высокие, словно лестница на эшафот. Он не разбирал дороги, не задавался вопросами относительно намерений преследователя, не петлял по-заячьи и даже не звал на помощь, полностью сосредоточившись на беге. Его спасение зависело от умения перебирать ногами, и Сережа Мотыль перебирал ими столь стремительно, что они почти не касались земли. Однако преследователь настигал беглеца. Его пятерня, затянутая в черную кожаную перчатку, уже тянулась к воротнику куртки Сережи, когда Мотыль резко свернул к подъезду, чтобы ворваться туда и взлететь на третий этаж раньше, чем будет пойман.
Незнакомец выкрикнул что-то нечленораздельное. Запыхавшемуся и потерявшему голову от страха Сереже пришлось дважды дернуть дверную ручку, прежде чем он ворвался в подъезд. Дверь, захлопнувшаяся за его спиной (бух!), тут же распахнулась (крак!). Топот бегущих ног (гуп-гуп-гуп) приближался столь стремительно, что из груди Сережи вырвался отчаянный крик, подхваченный и многократно усиленный гулким подъездным эхом:
– Ма!
Даже если бы отец находился дома, а не в командировке, Сережа все равно бы звал на помощь не его, а маму. Сейчас это было единственное слово, сохранившееся в его сознании. Спасительная соломинка, за которую хватаются дети, когда их готова поглотить пучина ужаса.
– Мам!! – надрывался Сережа на бегу. – Ма-ма-а!!!
Споткнувшись, он растянулся на ступеньках, но кричать не перестал. Он уже не маму звал, он просто визжал во всю силу своих легких, визжал, как поросенок, над которым занесли нож, визжал, ничего не соображая, не слыша и не видя вокруг.
А когда в его ушах зазвучал многоголосый раскатистый хохот, он не сразу осознал это. Он продолжал кричать.
– Да уймите его, – произнес чей-то голос. – Он всех соседей на ноги поднимет.
– Уже поднял, – откликнулся второй голос, девичий. – Мотаем отсюда, а?
Остальные продолжали смеяться. Сережа наконец опомнился. Опасливо приподнял голову. Увидел собравшихся вокруг ребят из своего двора, а среди них – родного брата. Саша, обряженный в большущий широченный плащ, веселился вместе со всеми. Капюшон болтался за его спиной. Без него брат не казался таким большим и грозным.
– Так это был ты? – спросил Сережа, переворачиваясь, чтобы сесть на ступеньках.
Лучше бы он этого не делал. Под ягодицами расплющилось что-то теплое и мягкое. В подъезде явственно завоняло свежим калом.
– Пацаны, да он обделался со страху! – завопил одноклассник Сережи. – Мотыль обделался! Прямо в штаны!
– У-у, – протянул Саша разочарованно. – Так братец-то у меня серливый, оказывается. С ним пошутили, а он: «Мама, мамочка!» – Под конец тирады он издал губами неприличный звук.
Свидетелей позора Сережи потряс новый приступ хохота. Между тем на лестничную площадку начали стягиваться жильцы дома, встревоженные шумом.
– Что здесь происходит?
– Как не стыдно!
– Вы людям дадите отдохнуть или нет?
А потом взгляды всех собравшихся скрестились на Сереже Мотыле, готовом провалиться сквозь землю. Вскочив на ноги, он засеменил по ступеням наверх, опасаясь делать широкие шаги, чтобы не опозориться окончательно. Перед ним расступались, как перед прокаженным. За его спиной улюлюкали и гоготали. Мать, застывшая на пороге, смотрела на него с болью, непривычно огромными, темными глазами.
– Чего встала на дороге?! – заорал Сережа, отталкивая ее обеими руками. – Убирайся! Все убирайтесь!
Запершись в ванной комнате, он просидел там до глубокой ночи, а потом, когда все уснули, взял на кухне нож и попытался перерезать брату горло. Оказалось, это не так просто, как представлял себе Сережа. Он и по прошествии лет не сумел бы убить младшего брата собственноручно. К счастью, давно минули те времена, когда все приходилось делать самому…
– Привет, Сашок, – сказал Сергей Викторович в трубку. – Как жизнь? Давно не виделись.
– Здравствуй, Сережка, – отозвался Александр Викторович. – Жизнь – только держись. А не виделись действительно давненько. Подъезжай, в бассейне поплещемся с русалочками.
– У меня своих хватает.
– Так они у тебя шибко спортивные, мускулистые. А мои мя-аконькие, сочненькие…
– Не люблю жирных, – буркнул Сергей Викторович.
Он прекрасно понимал, что оброненная фраза задела младшего брата за живое, и улыбался, выковыривая новую сигарету из пачки.
Но довольная улыбка на его лице продержалась недолго.
– И напрасно, Сереня, – сказал Александр Викторович. – Какая радость от тощих да голенастых? Все равно что со скелетом обниматься.
Во-первых, это был намек на супругу Мотыля-старшего, бывшую манекенщицу с изящными, но, по правде говоря, костлявыми формами. Во-вторых, Сергею Викторовичу показалось, что Сереней его назвали не случайно. Младший брат напоминал старшему, как тот обделался от страха в подъезде. После этого Сергея Мотыля стали называть Сер-Серычем и Сереней-Обсереней.
Лицо Сергея Викторовича исказилось, как от прикосновения оголенного электрического провода.
– Лучше со скелетами, чем со свиноматками, – сказал он, швыряя окурок на пол. – И вообще, не до баб мне сейчас. У меня охранник пропал.
– Давно? – полюбопытствовал младший брат.
– Вчера.
– Ну так найдется. Зависает где-нибудь в теплой компании.
– Это вряд ли, – отрезал Сергей Викторович. – У меня с нарушителями дисциплины разговор короткий.
– Если твой охранник водку жрет, – произнес Александр Викторович после небольшого раздумья, – то ему сейчас море по колено. Протрезвеет – спохватится.
– Тогда поздно будет. Я его, скота такого, по стенке размажу.
– Кстати, я его знаю?
– Лакрицин. Помнишь такого?
– Нет, – ответил Александр Викторович.
– А ты спроси своих, – попросил Сергей Викторович. – Может, пересекались где?
– Сейчас.
Видимо, трубку прикрыли ладонью, потому что на протяжении минуты Мотыль-старший слышал лишь какой-то бубнеж. Потом прорезался голос брата.
– Мои не в курсе, – сказал он. – Да ты не переживай. Я тебе могу одного толкового кадра подогнать.
– Толкового? Почему же себе не оставил?
– Да тут, понимаешь, вот какая петрушка, – вздохнул Александр Викторович. – Мне его супруга порекомендовала. Это племяш ее двоюродный. Фамилия Зорин, зовут Костей. Прошел и Крым, и рым, как говорится.
– Чем же тогда он тебе нехорош? – недоверчиво спросил Сергей Викторович.
– Да морда у него сильно покоцана. В отеле такому не место. Его подальше от людских глаз держать нужно.
– У меня, знаешь ли, тоже не сборище уродов.
– Да он не то чтобы урод, – заторопился Александр Викторович. – Просто приметный очень. А как боец – то, что надо. Тебе пригодится.
– А чего это ты за него так распереживался, Сашок? – полюбопытствовал Сергей Викторович, прищурившись.
– Людмила наседает, – признался брат. – Прилипла, как банный лист: возьми да возьми. Неохота отказывать. Я и так ее в последнее время в расходах ограничил. Психует. Ты, говорит, не любишь меня больше, то да се… Выручай, брат.
– Посмотрим.
– О, это дело! Когда его к тебе прислать?
Сергей Викторович хотел было отложить смотрины на неопределенный срок, но потом передумал. И не потому, что решил не отказывать младшему брату в невинной просьбе. Она-то как раз могла оказаться не такой уж невинной. А что, если этот загадочный Костя окажется засланным казачком? Что, если он шпион, работающий на брата? В этом случае нужно поручить Паше как следует присмотреться к новенькому, прощупать его, проверить на вшивость. В случае чего шпика всегда можно перевербовать или уничтожить, причем предпочтительнее первый вариант.
– Давай завтра, – сказал Сергей Викторович. – Часикам к двум дня.
– Договорились, – произнес Александр Викторович равнодушным тоном.
Не слишком ли равнодушным?
На этом братья попрощались. По большому счету им было больше нечего сказать друг другу.