Глава 10

Николай Бунин проснулся, когда луч солнца, пробившийся сквозь щель в занавесках, лег ему на лицо, он раскрыл глаза и увидел над собой потолок из соломенно-желтых досок.

«Где это я?» – не сразу сообразил парень.

Но тут он различил тонкую птичью трель и вспомнил, что ложился спать на даче Карла. Дверь в соседнюю комнату была приоткрыта, за ней виднелась небрежно застланная кровать. Печка еще хранила тепло.

Николай прикоснулся к гладкому белому кафелю. Бунин поднял руку, часы на ночь он не снял. Стрелки показывали девять утра. Парень натянул джинсы и, шлепая босыми ногами по лакированным доскам пола, вышел на крыльцо. День выдался чудесный. Солнце еще не успело прогреть воздух, поэтому дышалось легко, хотя чувствовалось, что к обеду наступит жара. Карла нигде не было видно.

Умывшись ледяной водой из-под крана на улице и приведя себя в порядок, Бунин призадумался. Его собственное положение ему не понравилось.

«Я попал под замес, – определил он для себя, – проблемы у Карла, а мне приходится убегать вместе с ним. Куда же он подевался? Вдруг он уже не вернется сюда».

Бунин вышел за ограду и побрел по узкому проезду между дач. На него сразу же обратили внимание – своих тут знали в лицо.

«Вон и теремок Жакана».

Во дворе пусто, но дверь в дом открыта. Бунин гулко постучал в дверной косяк.

– Хозяин здесь?

– Иду, – донеслось из глубины дома.

Жакан спустился по крутой лесенке со второго этажа.

– Проснулся, значит? Карл, твой пацаненок пришел!

Законный спустился, ступая на деревянные доски лестницы так гордо, словно шел по мраморным ступеням собственного дворца.

– Кошмары не мучили?

– С чего ты взял?

– Кричал ты ночью, плакал, – было не понять, подкалывает Карл или говорит серьезно.

– Не помню, что мне снилось.

– Не тушуйся. В том, что человек кричит во сне, нет ничего зазорного. Даже самые крутые зэки этим грешат. Надо же когда-то давать себе отдых.

Жакан с легким недоверием смотрел на Бунина, он не понимал, как вор в законе Карл может считать Николая чуть ли не равным себе. Бывший зэк пытался найти этому явлению объяснение и не находил. Карл так и не посчитал нужным сообщить ему, что Николай – сын покойного Струны.

– Пока ты дрых, Жакан кое-что уже смастерил, – Карл пригласил Николая подняться наверх.

Крутая лестница вывела в небольшую комнату. За окном простирался умопомрачительный пейзаж, почти такой, как на картине Шишкина «Лесные дали», – до самого горизонта шел сплошной, ничем не прерываемый лес. На стенах висели аккуратно нарезанные березовые и дубовые веники для бани. На самодельном столе лежал включенный в розетку паяльник, пахло расплавленной канифолью, жженой изоляцией.

Николай в радиоэлектронике не разбирался, поэтому не сразу сообразил, что именно мастерит Жакан. Наконец среди хитросплетения проводков он рассмотрел детонатор взрывателя.

«Бомба. Только для кого Карл ее заказал?»

– Жакан – подрывник со стажем, – усмехнулся Карл, – гуманист хренов. Его бомбы чертовски избирательны. Пассажира в машине на куски разнесет, а шофер отделается испугом.

– Для кого бомба? – поинтересовался Николай.

– Он ее заслужил, – холодно ответил Карл, – хотя с большим удовольствием я прикончил бы его собственными руками. Ты говорил, что у тебя есть подружка, которую не будет жалко потерять.

– Я хочу, чтобы все обошлось без крови. Без ее крови, – уточнил Бунин, – девушка тут вообще ни при чем.

– И я надеюсь, что так оно и будет, – ухмыльнулся Карл, – ты ей ничего не говори.

– Я не могу ей ничего сказать, потому что сам еще ничего не знаю.

– Ты должен сделать одну вещь. Вы вместе должны ее сделать.

– Карл… – Бунин покачал головой, – никто никому ничего не должен.

Это замечание Николая нашло полное понимание у Жакана.

– Парень прав.

– Нет, – отчеканил законный, – сейчас как раз такой случай, когда все мы должны. И даже ты, Николай.

– Из-за Клары?

Законный кивнул. На минуту воцарилось молчание. Было слышно, как старая груша стучит ветками о деревянную стену мансарды. На улице послышался гул двигателя, приближалась машина. Бунин никогда не видел, чтобы Карл чувствовал себя потерянным. Но сейчас в глазах старого вора мелькнул испуг. Именно мелькнул, а не зажегся. Он выплыл из глубины сознания и тут же погас, не оставив и следа. Однако это говорило о многом. Если уж Карл опасается чего-то, то «рамс» возник серьезный и так просто его не развести. Машина миновала дом Жакана и свернула к воротам. Все трое проводили ее взглядами.

– Нервы, – неохотно признался Карл, – значит, так…

Его взгляд вновь стал строгим и спокойным, как у человека, затеявшего большую работу и абсолютно точно знающего, как ее выполнить.

– Как скоро ты можешь разыскать свою девчонку?

– Разыскать ее не проблема. Но вот согласится ли она?

– А ты не спрашивай. Ты слишком серьезно относишься к женщинам. Они должны чувствовать твою силу. Ты сказал – она сделала.

– Мы виделись всего один раз.

– И, конечно же, переспали… Иначе зачем было видеться? Ты прилежный ученик, Бунин. Я уже в годах, и не могу позволить себе пользоваться одноразовой посудой и одноразовыми женщинами. Но в молодости не задумываешься, пьешь из хрустального бокала или из пластикового стаканчика. Найди ее. – Карл наморщил лоб. – Золотой червонец у тебя с собой?

Николай не сразу вспомнил, о чем идет речь. Уходя из бара, он успел прихватить червонец, и Карл, оказывается, об этом помнил.

– Коммерса в баре забыл? Малышева. Ему не просто так глотку перерезали.

Бунин вытащил портмоне. В отделении для проездного билета под прозрачным пластиком лежал потемневший, в радужных разводах «царский червонец». Карл взял монету двумя пальцами, осмотрел.

– Отлично… – он говорил так, будто перед ним была не грубая подделка, а самое настоящее золото высокой пробы. – Отлично, что ты его не почистил.

– Его чисти не чисти, – махнул рукой Бунин, – пара дней, и он почернеет.

– У меня нет в запасе пары дней. Займись девушкой, а мы с Жаканом зайдем с другой стороны.

Бунин глянул на свой мобильник, на мониторе не было ни цифр, ни символов. Аккумулятор разрядился до конца. Зарядное устройство, конечно же, осталось дома. Своим мобильником Карл воспользоваться не разрешил, он его не включал с того самого момента, как покинул гаражный кооператив на добитом «москвичонке». Жакан вздохнул и отправился к соседу по даче, вернулся, держа в руке серебристую дамскую трубку.

– Я человек старомодный, да и звонить-то мне некому. Своим телефоном не разжился.

Карл на эти слова только улыбнулся. Справляясь с бумажкой, Николай набрал номер Леры. Напряженно вслушивался в длинные гудки. Наконец девушка ответила.

– Але? – голос ее звучал напряженно.

– Лера, – Николай переспросил просто так, он узнал тембр с первого короткого слова.

– Кто это?

– Николай.

Возникла пауза.

– Речка. Двое уродов и потом электричка до Москвы, – напомнил Бунин. – У тебя все в порядке?

– Ясно. Я помню… – чувствовалось, что Лера не знает – радоваться ли ей возобновлению знакомства или сразу же отключить телефон, – со мной все хорошо. На дачу я больше не ездила.

– Мы должны встретиться с тобой.

– Зачем?

– Надо, – властно произнес Николай, и тут Карл положил ему руку на плечо.

– Не перегни палку, – прошептал законный.

– Я должна подумать.

– Чего здесь думать? Встретимся сегодня в городе. Я хотел бы зайти с тобой в одно место. Потом погуляем. Можем в кино сходить.

– В специальный кинотеатр для слепых?

– Зачем ты так?

– Я думаю…

Лера все еще колебалась. Однако Николай уже чувствовал – она согласится.

– Хорошо.

– Через два часа у «Варшавы» сможешь?

– Это так неожиданно.

– Только так и надо. Зачем откладывать встречу?

Потрепанный «Москвич» приехал на стоянку у кинотеатра за двадцать минут до назначенного времени.

– Ты уверен, что стоит туда идти? – спросил Бунин.

– Я никогда не делаю того, в чем не уверен, – Карл сидел за рулем машины в дурацкой летней шляпе.

– Я все запомню, – пообещал Николай, – уверен, что узнаю лица…

Карл слушал Бунина и пока одобрительно кивал.

– Хотя… – задумался законный, – они все же могли запомнить тебя в гостинице или в баре.

Карл хотел убедиться, что Бунин уже не передумает.

– И в гостинице, и в баре на мне были темные очки. Они запомнили слепого парня. Теперь же я приду зрячий и не один, а с девушкой. Даже если запомнили меня, то поймут, кто я, только после моего ухода. Ты сам мне это объяснял. Иначе зачем тогда девушка?

– Надеюсь, так оно и будет. Не подлезай так близко к стеклу, – быстро проговорил Карл, – не надо, чтобы тебя увидели раньше времени.

На стоянку заехала новенькая «Ауди».

– Она? – спросил Карл и осекся, разглядев рядом с девушкой милицейского полковника.

«Ауди» остановилась, Лера вышла из машины и, склонившись к открытому окошку, чмокнула полковника в щеку.

– Приехала на пять минут раньше, – констатировал Карл, – полкан – совпадение, но неприятное совпадение. Уж лучше бы нам перебежала дорогу черная кошка.

Полковник вел машину бережно, на прощанье он махнул рукой, сверкнув звездами на погоне. Лера, привстав на цыпочки, помахала ему в ответ и только после этого огляделась.

– Лера – дочь мента, – засмеялся Карл, – или любовница.

– Дочь, для любовника он староват.

– Были у меня девочки и помоложе, хотя я не любитель малолеток, – вставил Карл, – иди, главное, что она сама не из ментовки. Удачи.

Лера держалась не очень приветливо, она хмурила тонкие брови и кусала губы.

– Привет. Где твои темные очки и палочка?

– Сегодня обойдемся без них.

– Ты думаешь, что будет и «завтра»?

– Не знаю. Но «вчера» было, это точно.

– Даже не знаю, хочу ли я вспоминать об этом «вчера».

– Идем.

Прежде чем Лера успела опомниться, Николай заставил ее взять себя под руку и повел в метро. В вагоне было шумно, толком не поговоришь.

Уже стоя на эскалаторе, Николай неожиданно привстал и поцеловал Леру, стоявшую на ступеньку выше его. Он крепко держал девушку за талию, Лера даже не сумела отстраниться.

– Ты за этим хотел меня увидеть?

– Эскалаторы такие длинные. Многое успеваешь подумать, пока доедешь до самого верха. Многое успеваешь заметить. Сегодня ты еще красивее, – сказал Бунин и тут же мысленно обругал себя.

«Я забываю советы Карла. Нельзя приучать женщину к себе, так можно и самому привыкнуть к ней».

Лера улыбнулась, впервые с момента встречи.

– Куда мы теперь?

– Одно небольшое дело. Зайдем в офис.

– Насчет офиса мы не договаривались, ты сказал, что пойдем в кино.

– Я помог тебе на тропинке у реки. Теперь ты помоги мне. Просто немного подыграй. Я не могу прийти туда один.

Дворами они вышли к офису покойного Малышева.

– Это здесь. Ничего не говори, но ничему и не удивляйся.

Молодые люди взошли на высокое крыльцо. Бунин толкнул дверь плечом. В приемной хозяина фирмы за письменным столом, обставленным руками заботливой женщины-секретаря, сидел моложавый мужчина с зажженной сигаретой в зубах – Василий. Странно смотрелся этот крепыш-мордоворот среди миниатюрных цветущих кактусов, фарфоровых статуэток и открыток с видами европейских городов.

Петрович оказался прав, молодой эфэсбист уже отправился от шока после расстрела Кальмара и его бригады. Теперь он чувствовал себя героем, вершителем чужих судеб. Одной рукой он передвигал «мышку» компьютера, другой ловко вращал прозрачную зажигалку. Завидев посетителей, Василий нехотя отодвинул коврик вместе с «мышкой» и уставился на Бунина.

– Чего надо? – спросил он, продолжая с бешеной скоростью вращать зажигалку.

– Главный у вас там? – Бунин сделал шаг к двери кабинета хозяина.

– Тебе, парнишка, кого надо?

– Малышева, я с ним на прошлой неделе встречался.

Лера держала Николая под локоть, один вид Василия привел ее в трепет. Всякие знакомые приходили к ее отцу в дом, но подобного типа ей приходилось видеть впервые. Человек, способный убить, всегда ощущается на расстоянии.

– Был такой – Малышев, – спокойно вещал Василий, – да вот беда с ним приключилась. Убили Малышева. Бизнес – занятие опасное для здоровья.

– Не знал… – Бунин грустно улыбнулся. – Прежнего хозяина нет, но бизнес его остался. Мне главный нужен.

Настырность паренька заинтересовала Василия.

– Зачем тебе хозяин понадобился?

Бунин сделал вид, что колеблется – не знает, можно ли довериться Василию.

– Вы кто?

– Я за секретаря. Пока все уляжется. После убийства женщину за стол не посадишь.

– Дело вот в чем, – Николай достал из кошелька потемневший «царский» червонец, зажав его в пальцах, показал эфэсбисту, – мне Малышев червонец вдул, клялся, что настоящий, а прошло два дня, он и почернел.

– Малышев тебе вдул, с ним и разбирайся, – без всякой злобы подвел черту в разговоре Василий. – У меня дел много. Не ты первый сюда приходишь. Наверное, не тебя одного он кинул.

– Ладно, – произнес Бунин, – придется пойти в милицию. Не хотите полюбовно разойтись, напишу заявление.

– Ты не торопись с заявлением, парень, сам себя подставишь. Незаконные операции с драгметаллами.

– У Малышева в сейфе еще такие монеты были, а сейф наверняка на месте остался.

– Присядь, – Василий нехотя выбрался из-за стола и положил руку на дверь, ведущую в кабинет, – с главным переговорю.

Дверь в кабинет Василий прикрыл плотно. Лера тут же дернула Николая за рукав.

– Какого черта ты меня сюда притащил?

Ответа ей не пришлось услышать. Василий выбрался в приемную.

– Заходите. Может, и договоритесь.

За столом покойного Малышева восседал Петрович. Кивком он указал на гостевые кресла.

– Можно глянуть?

Бунин положил монету на письменный стол.

– Положим, ты говоришь правду. Положим, я хотел бы замять то, что сделал мой покойный приятель Малышев, – растягивая слова, говорил Петрович.

– Так оно и есть.

– Не спеши. Я сказал «положим», – Петрович назидательно поднял палец, – но мне не нравится, когда мне угрожают милицией. Вот и думаю, помочь тебе или не стоит.

«И его я точно в гостинице видел, у лифта», – уже не сомневался Бунин.

Он слушал Петровича и шарил взглядом по столу.

«Чекистская выучка. Ни одной бумаги. Только мобильник лежит».

– Значит, так, – Петрович отбил пальцами на крышке стола дробь, – не знаю, сколько ты заплатил за червонец, и спрашивать не стану, но я могу за него дать только сто баксов. Вещица любопытная. Я собираю фальшивые монеты. Такая мне еще не попадалась.

– Сто баксов? – Николай посмотрел Лере в глаза. – Как по-твоему, можно соглашаться?

Девушка пожала плечами:

– Я ничего в этом не смыслю.

– Больше я не заплачу, – Петрович положил на монету новенькую сотку, – или берешь деньги, или забираешь монету.

– Торговаться бессмысленно?

– Именно.

Николай поднялся, оперся двумя руками на стол.

– Не хочется продешевить.

– Я чувствую, что потерял на тебя время.

Бунин придавил купюру ладонью, подвел ее к краю стола. Делал он это картинно, одной рукой, Петрович следил за движением пальцев.

– Ваша взяла. Лучше синица в руке, чем журавль в небе, – Николай подхватил сотку, махнул ей в воздухе и запихнул в карман.

– Вот так бы сразу, – расплылся в улыбке Петрович и сбросил монету в выдвижной ящик письменного стола.

– Спасибо, что помогли, – Бунин потащил Леру к двери, – до свидания. Очень было приятно.

– Что ж… – пробасил так ничего и не понявший Петрович.

В приемной Бунин не стал задерживаться, коротко кивнул Василию и выскочил на улицу.

– Бежим, – он схватил девушку за руку.

– Ты можешь мне объяснить?

– Не сейчас. Когда окажемся в безопасном месте.

– Или ты объяснишь, или я остаюсь.

– Оставайся.

– Нет уж, побежали.

Они остановились у входа в метро. Лера дышала часто, приложила руку к груди.

– Еще немного – и сердце остановится. Зачем я только согласилась встретиться с тобой?

В кармане у Бунина зазвенел мобильник.

– Да, слушаю вас, – пытаясь отдышаться, произнес он.

– Слушай сюда, урод, – раздался из наушника голос Петровича, – ты сейчас же принесешь мой телефон назад в офис и получишь еще две сотни.

– Ты уверен, что я так сделаю?

– Две сотни на улице не валяются.

– Аппаратик у тебя хороший, за двести «зеленых» я продам его без проблем на рынке.

– Если ты вернешься, проблем не будет, будут деньги.

– Я не уверен в этом.

– Судя по тому, как дышишь, отбежать ты успел далеко. Три сотни.

– Пошел ты… – Бунин выключил телефонную трубку.

Лера смотрела на своего ухажера широко открытыми глазами.

– Ты украл у него со стола трубку? – в голосе девушки слышались и испуг, и восхищение.

– Должен же я возместить свои затраты.

– Но ты вор!

– Ах да, забыл, у тебя папа мент. Полковник. Но для милицейской зарплаты у него крутая тачка.

– Не трогай моего отца! Ты ничего не знаешь о нем.

– Мы видимся с тобой всего второй раз, но ссоримся уже так, словно встречаемся не первый год.

– Дурак.

– Пошли в метро. Скоро они здесь будут.

– Это наша последняя встреча.

Эскалатор, подрагивая, уносил Бунина и Леру под землю. Парень положил свою ладонь на руку девушке. Лера сбросила ее. На третий раз ладонь уже спокойно лежала там, где хотел Николай.

– Не сердись, я не могу тебе сказать всего, но ты помогла мне.

– Я не хотела этого делать, я надеялась сходить с тобой в кино, – огрызнулась Лера.

– Извини за твоего отца. Я же не знаю, может, это твоя мать хорошо зарабатывает. Или брат банки грабит.

Они стояли на середине платформы.

– Тебе в какую сторону? – спросила Лера, Николай махнул рукой.

– А мне в обратную.

Выталкивая перед собой густой спертый воздух, вылетел из тоннеля поезд.

– Я поехала, – девушка, не глядя на спутника, взмахнула рукой, – пока, – и зашла в вагон.

Она устало опустилась на старое продавленное сиденье. Лера поймала себя на мысли – ей хотелось, чтобы Николай не остался на платформе, а поехал с ней. Даже место рядом пустовало. Ей чудилось, она не одна. Но в вагоне она ехала без спутника.

Одна станция, вторая, третья…

«Ну и черт с ним, – подумала Лера, поднявшись и став перед стеклом двери. – Ловкач, жулик какой-то. Телефон украл. Притворяется слепым. Зачем он мне сдался? В самом деле. Зачем?»

Зашипели, заскрежетали тормоза. С лязгом разъехались створки двери. Лера вышла на платформу, дождалась, пока разойдутся пассажиры. Не хотелось толкаться, не хотелось ощущать на себе чужие прикосновения. Она шла опустевшим на время перроном, поглядывая по сторонам. Перед самым эскалатором из-за толстой колонны навстречу ей вышел Бунин. Парень шел без очков и палочки, но закрыв глаза. Он вытянул перед собой руки с растопыренными пальцами. Лера остановилась. Злость и смех одновременно душили ее. Николай приблизился к ней и замер с разведенными руками.

– Извини, но я подумал, что стоит провести тебя до самого дома. Хорошо, что успел вскочить в последний вагон, – Бунин открыл один глаз, затем другой, – точно, я не ошибся, это ты.

– Ты дурак, неисправимый дурак.

Бунин опустил руки.

– Обниматься сейчас не будем. Я не уверен, что не получу оплеуху.

– Проверь.

Николай обнял Леру напряженными руками, готовый в любой момент отскочить. Секунд через десять он расслабился, а когда поверил, что все сойдет ему с рук, получил пощечину. Лера била наотмашь, сильно.

– Это не за объятия, а за краденый телефон.

– Согласен.

Потирая красное пятно на щеке, Бунин предложил девушке руку. Он довел ее до самого дома.

– С родителями знакомить тебя не стану. Мой телефон у тебя есть, – Лера нырнула в подъезд, оставив Бунина перед закрытой на кодовый замок дверью.

В подвале, в комнате, лишенной окон, залитой ровным искусственным светом, прислонившись к стене, стоял Мальтинский. Он смотрел на носки туфель, вычищенных до зеркального блеска, и негромко цедил слово за словом.

– Ты упустил мальчишку вместе с телефоном… а теперь говоришь мне, что не сможешь всех предупредить до приезда в Витебск, что не все номера можешь отыскать в своей памяти и в записной книжке.

– Он обычный воришка, – не очень уверенно сказал Петрович, – откуда мне было знать, что он задумал? Партнеры сами перезвонят мне. Я могу заблокировать номер. Но, думаю, до завтрашнего дня он сам созреет, чтобы вернуть мне телефон за деньги.

Мальтинский хмыкнул:

– Сколько ты ему предлагал?

– Три сотни.

– И он не побежал к тебе сломя голову?

– Боится.

– С виду ты не так и страшен. Ты страшен внутри. Если парень не придет за деньгами, значит, он не обычный воришка. Где Карл? Ты отыскал его? – сменил тон Мальтинский.

– Я пробил, где только мог.

– Говоришь уже как уголовник – «пробил». Мне по хрену твои старания, если нет результата. Мне нужен Карл. Живой или мертвый.

– Сегодня еще одна встреча, – пообещал Петрович, – должны узнать.

– Что слышно от белорусских партнеров?

– Доехали без приключений. Сегодня же переправят товар по воздуху. Это последнее, что я услышал в свой телефон.

– Хоть одна хорошая новость. Благодари судьбу, что дозвонились они до тебя прежде, чем исчез твой телефон. Да, – поднял голову Мальтинский, – Юсуф приехал в Москву. Но мне не сказал об этом. Мне придется с ним встретиться. Обеспечь безопасность. Я выхожу первым. Подождешь пять минут.

Семен Борисович прикусил губу и вышел из комнаты. Вскоре далеко хлопнула входная дверь.

«Осторожный, черт, стал. Даже я не знаю, где он ночует, на чем ездит».

Петрович выждал условленные пять минут и выбрался в полутемный двор. Его джип жался к стене в плотно уставленном машинами проезде. Стоило эфэсбисту подойти к автомобилю, как тут же над ним распахнулось окно первого этажа и послышался визгливый женский голос:

– Понаставят здесь свои машины. Бензином воняет. Окно не открыть. А вы здесь вообще не живете. Я в милицию позвоню.

– У нас офис здесь, – стараясь оставаться спокойным, сказал Петрович.

– Офисы, шмофисы, раньше подвал был, люди в нем картошку держали и санки с лыжами. Коммерсанты поганые, все у людей забрали-отняли. Шлюх сюда таскаете, – завизжала старуха, – разобью стекло, тогда узнаешь.

Петрович поднял голову, встретился со старухой взглядами.

– Заткнись, дура, если жить хочешь, – проговорил он тихо, но убедительно.

Окно захлопнулось моментально, качнулась и замерла занавеска.

«Чувствует, – подумал Петрович, – что под плохое настроение мог бы и замочить».

Назло пенсионерке он несколько раз газанул на месте, а затем, взвизгнув покрышками по асфальту, сорвался с места. Старуха, притаившаяся в темной комнате за занавеской, перекрестилась и послала вслед машине беззвучное ругательство.

Злость плохой помощник в любом деле. Петрович еле сумел вписаться на скорости в арку. Он вылетел на улицу прямо перед носом у слабосильного «жигуленка». Завизжали тормоза, послышался окрик:

– Козел!

Не обращая ни на кого внимания, Петрович выровнял машину, включил музыку. Эфэсбист не любил современные популярные ритмы, предпочитая им песни времен своей молодости.

Он промчался по центру города и вскоре уже катил по разбитой, давно не ремонтировавшейся улице вдоль железной дороги. То и дело темноту вспарывали прожектора поездов и электричек. Петрович проехал недостроенную коробку склада и остановил машину. Он сидел в салоне с включенным светом и неторопливо курил, любуясь отражением рубинового огонька сигареты в темном лобовом стекле.

Эфэсбист щелчком выбросил окурок в окошко. Со стороны склада показалась сгорбленная тень. Человек шел согнувшись так, словно хотел занимать поменьше места, а то и вообще исчезнуть.

– Петрович, – в окошке показалась рожа с двухдневной щетиной на подбородке, в других местах борода не росла. Голова у мужчины была круглой, как шар. Глаза, казалось, кто-то просто прорезал бритвой – две узкие щелки.

Эфэсбист брезгливо скривил губы и вышел из машины. Пускать в салон собственной тачки информатора с погонялом Ханой было не в его привычках – рожей не вышел.

– Петрович. Я не опоздал, – рукав кожаной куртки пополз к локтю, во мраке зеленым светом отливал циферблат командирских часов.

– Знаю, – неприязненно отозвался Петрович, – где Карл, узнал?

– Сукой буду…

– Будешь, если не скажешь, где Карл.

– Я повсюду узнавал. Пацаны сами не знают. Смотрящий как сквозь землю провалился – на дно лег. Никого не предупредил.

– Плохо узнавал. – Это прозвучало, как угроза.

– Если я давить начну, меня вмиг раскусят. Он прячется. Говорят, из-за Кальмара. Таджика вместе со всей бригадой прямо в квартире положили.

– Ты не про Кальмара узнать взялся. Про него я и без тебя знаю. Где Карл? Или снова на зону захотел? Попадешь, обещаю. Да не просто, уркаганам шепнут, за что ты на досрочно-условное ушел. До зоны даже не дотянешь.

Бывший зэк, всего год как вышедший на волю, выставил перед собой ладони.

– Не надо, – абсолютно искренне вырвалось у него.

– А придется…

Вспоминать о том, что он сдал пацанов, «вставших на лыжи» – убежавших из зоны, не хотелось. Сам же им и подсказал, у кого можно на первых порах разжиться деньгами и оружием. Откуда им было знать, что Ханой уже на первом курсе института, откуда его вскоре выкинули, был завербован КГБ? Прихватили с наркотиками. А бывших сексотов не бывает. ФСБ провела операцию по поимке беглецов ловко, никто на Ханоя и не подумал. Своих информаторов Петрович оберегал до тех пор, пока от них была польза.

Ханой потер глаза-щелочки и заискивающе посмотрел на человека, от которого всецело зависела его дальнейшая судьба. Знал, что упрашивать Петровича бесполезно.

«Мне ходить на свободе до тех пор, пока я им нужен».

Ханой за годы стукачества научился мастерски дозировать информацию, выдавал ее ровно столько, чтобы его на время оставили в покое. Он мог знать много, но всего никогда не сообщал.

«Не отвяжется, – с досадой подумал бывший зэк, – ей-богу, не отвяжется просто так».

Если бы он знал, где искать Карла, сказал бы не задумываясь.

– Петрович, – Ханой облизнул пухлые, как у негра, губы, абсолютно не вязавшиеся с его азиатской внешностью, – на Карла ниточка есть.

Взгляд эфэсбиста оставался холодным, как у арктической рыбы, ни один мускул не дрогнул на его лице, хотя внутренне Петрович и напрягся.

– У законного дружок есть. Парнишка.

– Ты мне не заливай. Карл мальчиками никогда не интересовался.

– Не знаю, что их связывает, трахаются они или водку вместе пьют, – ухмыльнулся Ханой, – но только раза два в неделю они встречаются. Парнишка слепой, в переходе на Тверской на клавишах играет. Я его пару раз видел. Смазливый, такие бабам нравятся. Обедают они иногда вместе, в баре перекусывают.

– Слепой, говоришь? – безразлично поинтересовался Петрович.

– Не говорю, а так оно и есть. Его многие в том районе знают, он и живет поблизости. Мне о нем расспрашивать не с руки, вмиг засекут, а вашей конторе – в самый раз.

Петрович постоял, зажмурившись. Вспомнилось, что Василий говорил о каком-то слепом парне у окна в гостинице «Минск», когда они прихватили Клару.

«Черт, – выругался про себя эфэсбист, – а я-то решил, что баба одна пришла в номер».

– Покажешь тот переход. Садись в машину.

Ханой недоверчиво покосился на Петровича. Проехаться вместе ему предлагали впервые. ФСБ никогда не интересовало, какими путями добирается стукач на место встречи.

– Не на заднее, а на переднее садись, – зло прикрикнул Петрович на Ханоя.

В центре стукач бывал нечасто, сотрудничество с ФСБ не спасало от ментов. С его рожей патрульные останавливали через квартал и требовали предъявить документы. Не всегда такие встречи кончались мирно.

– Все, начальник, дальше я уж пешком до метро, на следующем перекрестке переход, там он и играет.

Петрович притормозил так резко, что Ханой чуть не разбил голову о лобовое стекло.

– Проваливай.

«Вот и благодарность конторщика, – бормотал Ханой, стоя у бордюра, – ни тебе спасибо, ни денег».

На душе сделалось легче, его оставили в покое, как минимум до завтра, а если повезет, то и еще пару дней прихватить удастся. Ханой дураком не был, знал, что долго не протянет. Если сам не засыплется, конторщики сдадут, когда выкрутят его, как мокрую тряпку, – досуха. Но пока еще он был жив и даже вполне здоров.

«Пузырь возьму», – решил он.

Бывший зэк после досрочного освобождения напиваться в компании не рисковал, мог по пьяни и сболтнуть что-то лишнее. Пил в одиночестве, закрыв дверь квартиры на все замки, после к телефону уже не подходил до самого утра. От мысли про спиртное у Ханоя по телу пробежала теплая волна, а во рту сам собой материализовался обжигающий вкус водки.

– Гражданин, – услышал Ханой властный голос, – документы у вас есть?

Ханой расплылся в улыбке. Патрульно-постовой сержант нутром чуял в нем бывшего зэка.

– А как же, гражданин начальник. Теперь в Москве без документов и шага не сделаешь, – без резких движений, он извлек из кармана потертый паспорт и вручил постовому.

Под прозрачную обложку на развороте с фотографией были запихнуты сложенные втрое десять баксов. Краешек купюры слегка выбивался из-под пластика, прямо-таки провоцировал – подцепи ногтем и забирай. Сержант подцепил купюру и вручил владельцу:

– Взятку предлагаешь?

– Да, что вы… деньги так ношу. Потерять боюсь.

То, что постовой вынул деньги, но не взял, было плохим знаком.

«Значит, документы у себя оставит», – с тоской подумал Ханой, запихивая десятку в карман рубашки.

Мент умудрялся смотреть в документ и на подозрительного мужчину одновременно. Ханой же с тоской глядел на стоявший всего в квартале от него джип Петровича, но иллюзий не строил. Даже будь эфэсбист рядом с ним – и словом бы не заступился перед ментами.

«Накрылась выпивка. Заметут», – с горечью подумал Ханой, когда мент приподнял рацию.

– Павел, подъедь ко мне. Есть подозреваемый.

– А что такое? – Ханой спросил чисто для порядка, наперед зная, что для объяснений у ментов припасен целый воз и маленькая тележка.

– Неподалеку квартиру обокрали, – зевнул сержант, – по описанию вы подходите. Я вас задерживаю. До выяснения…

Петрович тем временем спустился в переход. Народ в нем, несмотря на поздний час, сновал вовсю. Эфэсбист осмотрелся.

«Ни одного музыканта. Но нет, Ханой не врет, смысла ему нет меня дурачить».

Петрович наугад выбрал одного из завсегдатаев перехода – художника. Бородач сидел на раскладном стульчике перед этюдником, над ним, приклеенные липкой лентой к стене, висели образчики его работ.

– Нравится? – отозвался художник, заметив, что прохожего в добротном костюме, а значит, и с деньгами, заинтересовали рисунки.

– Неплохо.

– Если хотите, могу и вам портрет сделать, даже рамки есть, дубовый багет, стекло. Я же не какой-нибудь мазила – Строгановку окончил. На Западе такие работы…

– В другой раз, – улыбнулся Петрович, – я паренька слепого ищу, он здесь на клавишах играет.

По взгляду художника эфэсбист мгновенно определил, что попал «в десятку» – есть здесь такой, но бородач колоться не спешил. Мало ли кто, да и зачем, ищет Бунина?

– Дочка замуж выходит, – улыбка Петровича сделалась счастливой и задумчивой, хоть глаза оставались холодными, – хочет «живую» музыку. Только где же в квартире ансамбль поставишь? Подсказала, мол, играет тут слепой парнишка, его и пригласи вместе с инструментом.

Настороженность с художника как ветром сдуло. Сработала солидарность – соседу предлагали работу.

– Он рядом со мной стоит. Отличный музыкант. У вашей дочери вкус есть. Но Николай обычно с утра приходит, часов до четырех играет, в такое время его уже не застать.

– С утра я на работе, но, может, вырвусь.

– Не знаю, стоит ли? Я его последние дни не видел. Заболел, может, или уехал.

– Жаль, заработал бы парень.

– У меня его телефон есть, – художник порылся в карманах, извлек видавшую виды записную книжку.

Петрович «сфотографировал» номер одним взглядом, но не отказался и от кусочка плотного ватмана, на котором художник записал карандашом телефон и имя – Николай.

– Звоните, если он в городе, то дома сидит, куда слепому пойти? И про портрет не забудьте, за такие деньги вам нигде лучше не сделают.

Петрович вернулся к машине. По номеру получалось, что живет Николай где-то поблизости.

К трубке нового мобильника рука еще не успела привыкнуть, аппарат казался слишком мелким. В наушнике звучали длинные гудки. Когда стало ясно, что дома никого, Петрович набрал Василия:

– Пробей-ка по компьютеру номер…

Ждать пришлось недолго, Петрович даже трубку не отключал. Адрес он не записывал, на память никогда не жаловался.

– Значит, зовут его Николай Бунин. Ты по нашей базе данных и по ментовской найди все, что на него есть. Через пару часов заеду, возьму.

На всякий случай Петрович подъехал к дому Бунина. Окна квартиры отыскал быстро. Ни в одном из них света не было.

«Значит, и хозяина дома нет, – вздохнул он и тут же рассмеялся, – а зачем слепому свет? Так, еще один звоночек. Последняя попытка», – и он принялся вдавливать непривычно близко расположенные друг к другу клавиши нового телефона.

У киноконцертного зала «Варшава» стоял потрепанный «Москвич». Бунин ходил возле него, не понимая, куда подевался Карл.

«Договорились же на точное время, – нервничал Николай, поглядывая на публику, крутившуюся у стеклянной двери зала, – и капот еще теплый, совсем недавно приехал».

В голову, конечно же, приходили плохие мысли. События последних дней сами подталкивали к ним.

«А если… – начиналась каждая из них и заканчивалась неизменно повторяемым, как заклятие, – …с Карлом это не пройдет».

Изредка звонил краденый мобильник. Николай спокойно говорил: «Алло», а затем сообщал звонившему, что тот ошибся номером.

Когда терпению Бунина пришел конец и он уже изнемогал от неопределенности, появился Карл. Именно появился, а не пришел. Бунин просто увидел его рядом с машиной, когда на секунду отвернулся. Где он был до этого, с какой стороны приблизился, оставалось загадкой.

– Мандражируешь? – законный щелкнул ключом в замке дверцы. – Правильно делаешь, садись. Дочь мента цела осталась?

– С ней все в порядке. Ты следил, не привел ли я «хвост»?

– Не пришел ли «хвост» за тобой, – Карл скупо рассмеялся, – выкладывай.

Особо хвалиться было нечем, разве тем, что удалось выяснить, – люди Мальтинского сидят в офисе Малышева. Карл вертел в руке телефон, украденный Буниным у Петровича:

– Значит, он тебе за него три сотни предлагал?

– Думаю, заплатил бы и четыре.

– А ты не отдал?

– На хрен его послал.

– Ну и дурак, – Карл включил записную книжку телефона.

– Я оттуда все телефоны переписал, – похвастался Бунин, – подумал, если аккумулятор сядет, я в «память» уже не залезу.

– Уверен, что все?

– Все, что нашел. Все записаны под именами и погонялами.

– А тебе не пришло в голову, что по этой хреновене тебя вмиг вычислят?

Бунин почувствовал, как спина у него за одну секунду покрылась холодным потом.

– Если тебя еще не пасут, то только потому, что посчитали, что ты польстился на крутой мобильник. Не восприняли всерьез. Зря ты его не отдал за деньги. Тогда бы про тебя просто забыли. Выброси эту дрянь и больше не вспоминай о ней.

Бунин осторожно, как змею, держа перед собой двумя пальцами, понес телефон к урне, и в этот момент тот разразился трелью. Девушка и парень, стоявшие неподалеку, тут же повернули головы на звук. Николай смотрел на аппарат, и не знал, что делать. Выбрасывать телефон в такой момент было глупо. Он нажал кнопку:

– Алло.

– Еще не продал? – послышался насмешливый голос Петровича.

Бунин растерялся, но всего на несколько мгновений.

– Никто больше трех сотен за него давать не хочет, – сказал он, – поэтому я согласен вернуть за четыре.

– Слишком круто.

– Хочу компенсировать моральные издержки.

– Черт с тобой, приноси в офис, получишь свои деньги.

– Нет уж, место назначаю я…

Николай прохаживался по аллейке парка, в темноте следовало быть осторожным, того и гляди, подвернешь ногу на выбоине в старом раскрошившемся асфальте. Фонари почему-то освещали не столько дорожку, сколько газон, широкой полосой отделявший ее от высокой старомодной железной ограды с частыми прутьями. Людей в парке почти не было видно, лишь в темной глубине чувствовалось присутствие жизни. Слышались негромкий, незлобный мат, звон стекла. Старый парк, лишенный аттракционов и летних кафе, давал приют любителям недорогой выпивки под ночным небом.

Бунин успел узнать много поучительного из незамысловатой жизни москвичей, устроившихся распить бутылку-другую в парке. Молодой сантехник, работавший в домоуправлении, жаловался столяру на коллегу, за то, что тот сбивает ему расценки, соглашаясь ремонтировать краны за банальную бутылку.

– …алкаш долбаный, не понимает, что у меня сын на платном отделении учится. Каждая копейка на счету. Что я, жене бутылки вместо денег вечером принесу? Ему б только нажраться. Хрен с ним, наливай…

Самого сантехника и столяра Николай не видел, те уединились в зарослях и, судя по обильному мату, забыли, что сидят не в безлюдном лесу. Чуть подальше, у живописно разросшихся кустов шиповника, расположилась на двух пеньках пара любовников – худощавая длинноволосая брюнетка в брючном костюме и лысеющий толстяк. Между ними на газетке стояла бутылка неплохого вина, два одноразовых стаканчика и порция картофеля фри в пластиковой тарелке, купленная в киоске на стоянке. Казалось, что каждый из них только и ждет, когда выскажется собеседник, и тут же говорит о своем, наболевшем:

– А моя только и знает, что деньги из меня тянуть. Каждый день утром слышу: «Ты деньги мне оставил?» – последние слова мужчина проговорил высоким писклявым голосом, передразнивая «свою». – На что она, дура, их тратит?

По ту сторону ограды к тротуару подрулил джип. Петрович выбрался из-за руля и огляделся – в его глазах мелькнуло разочарование.

– Эй, – негромко позвал Бунин, подойдя к ограде вплотную.

– Конспиратор, блин, – зло осклабился Петрович.

Николай отступил от масляно поблескивающих в свете фонаря прутьев ограды, теперь Петрович, даже если бы захотел, не мог дотянуться до него рукой, но тот и не пытался.

– Телефон с тобой?

Бунин продемонстрировал трубку – нежно-сиреневым светом вспыхнул экранчик.

– Жалко отдавать, вещь хорошая, но если деньги покажете…

– Чем-то ты мне даже нравишься. Наглый очень. Далеко пойдешь, если не нарвешься.

В пальцах Петровича хрустнули купюры.

– Меня кинуть сложно. Не фальшивые?

Эфэсбист развел деньги веером.

– Четыре, как и договаривались. Ты, парень, начинаешь меня злить. Я человек занятой, и время мое тоже стоит денег. Не зли меня. Нарываешься.

Под пиджаком угадывалась подмышечная кобура, Петрович ее и не прятал. Бунин осторожно приблизился к ограде, предупредил:

– Берем в одно касание. Вы – телефон, я – деньги. И расходимся. Раз, два…

На счет «три» так и получилось. Первым делом Петрович проверил телефон, есть ли в нем карта.

– Я могу торговаться, но не обманываю.

– Мужик сказал – мужик сделал? – ухмыльнулся Петрович, вешая телефон на ремень.

– Мы в расчете.

– Еще нет, – скосил глаза Петрович, – посмотри направо.

Николай машинально глянул туда, куда указывал взгляд. По аллейке торопливо шел мужчина в легкой куртке. Испытывать судьбу Бунин не стал. Он рванул, что было сил, через кусты – в глубину парка. Колючие ветки больно оцарапали лицо. Выставив руки перед собой, Николай проломился сквозь заросли на полянку. Прямо на траве сидели двое мужиков и таращились на него, между ними лежала пустая бутылка из-под водки, вторую один из них прижимал к груди.

– Охренел, что ли? – пробасил мужик с бутылкой в руке, и Бунин тут же узнал голос сантехника, – если отлить заскочил, то проходи дальше.

Николай прислушался – никто за ним не гнался:

– Развел, сволочь.

Сантехник пожал плечами и тут же потерял к Николаю всякий интерес. Бунин выбрался на аллейку и, уже не торопясь, побрел к выходу из парка. Петрович проехал мимо главного входа, даже не посмотрев, кто выходит и заходит в ворота. Ему было не столько жаль потерянных денег, как обидно, что какой-то сопляк сумел его «поставить на бабки». Импровизированный розыгрыш с мужиком на аллейке немного скрасил промах. Но факт оставался фактом, из портмоне улетучились четыреста «зеленых».

«Надо просто забыть об этом, – решил Петрович, вспомнив занятия по психологии, – о неудачах лучше не вспоминать никогда. Прошлого не изменишь».

Старым телефоном он дорожил, в недрах электронной памяти хранились десятки номеров нужных людей, живших по всему миру.

Чекиста со стажем трудно было обвести вокруг пальца, в том, что Миир Харапп никакой не араб, а бывший советский гражданин, Петрович и не сомневался.

«Но какая, к черту, разница, американец он или русский, араб или еврей, если Миир знает, как делать бабки».

К тому, чтобы работать на Миира, Петрович шел долго. А началось все случайно. Петрович разрабатывал по заданию фирму, занимавшуюся переправкой на Запад нелегалов с Востока под видом туристов. Так и попал в поле его зрения бывший афганский военный, осевший в России после прихода к власти талибов. Петрович занялся им исключительно потому, что имел нюх, ведь афганец к переправке нелегалов имел косвенное отношение, ему просто требовались рабочие руки на стройке собственного дома, и он набирал земляков из тех, кто ждал отправки. Афганец для прикрытия держал на вещевом рынке несколько торговых палаток, на самом же деле был одним из звеньев цепи, выстроенной поставщиком наркотиков Кальмаром. Нанятые им челноки вместе с шмотками в объемных сумках переправляли через границы и дурь. Подстегнуло чекиста и то, что начальство, узнав о слежке за афганцем, распорядилось ее прекратить как бесперспективную. Он продолжил ее на свой страх и риск.

Петрович любил практиковать нетрадиционные методы. Когда наружка доставила ему видеосъемку передачи афганцу очередной партии наркотиков от курьера-челнока, он никого не стал брать с поличным. Выждав момент, Петрович изъял наркотики из схрона и затаился. С этого момента его люди уже не спускали с афганца глаз ни на секунду. Петрович не стал вмешиваться даже тогда, когда вспыльчивый афганец прикончил одного из своих людей, решив, что это именно он украл товар.

Люди от Кальмара появились сами, ведь афганцу нечем было рассчитаться за полученную дурь, его «откошмарили» за городом, но как единоверцу дали божеский срок – две недели.

Каждый новый день приносил новые открытия, и Петрович уже не жалел, что выжидал. Вскоре эфэсбист понял, пусти он в ход добытые материалы, подписал бы себе смертный приговор. К поставкам наркотиков имели отношение люди из власти, ФСБ крышевала и привоз, и оборот. В цепочку оказались втянуты и спецслужбы соседних государств, военные. Такого монстра – не обойти, не сковырнуть. Петрович подозревал, что известной ему частью цепь не ограничивается, а тянется она и в Западную Европу и в Америку, туда, где наркотики дороже, чем в России. Можно было плюнуть на все и забыть об опасных для здоровья и жизни открытиях, но Петрович принадлежал к племени азартных игроков. Он напросился на встречу к одному из крупных чинов ФСБ, как Петрович уже знал, замешанному в наркобизнесе. Явился со всеми доказательствами, а их у него накопилось немало. Петрович не шантажировал, не угрожал, не требовал откупных за молчание, он предложил помощь, указал, где и кто обманывает, посоветовал, как усовершенствовать схему. Он рисковал многим, по дороге домой его спокойно могли прикончить, но и выигрыш мог оказаться солидным. На тот раз Петрович «сорвал банк», его пригласили войти в число избранных. С того времени он и его люди, продолжая оставаться офицерами спецслужбы, превратились в практически бесконтрольное, самостоятельное подразделение, стали осуществлять прикрытие наркосделок, устраняли проштрафившихся, тайно от исполнителей осуществляли контроль за курьерами.

Вот тогда на горизонте странной карьеры Петровича и замаячил Миир. Чем-то они оба были похожи, наверное, тем, что каждый из них старался казаться другим не тем, кем был на самом деле. Сперва Петрович просто следил за «американцем» по приказу своих хозяев, отслеживал «левые» встречи, прослушивал помещения, где велись переговоры. Когда многое знаешь, то поневоле приходится анализировать.

«За Мииром будущее. Он хочет уничтожить существующую цепь и выстроить новую, с большим размахом», – понял Петрович и принял второе рискованное решение – открылся «американцу».

Мальтинский не удивился, не стал возмущаться, не пытался изобразить неведение. Он согласился принять Петровича таким, как он есть, а в качестве испытания «попросил» убрать двух неудобных людей. С того времени ни Миир, ни Петрович не подводили друг друга.

Петрович вел автомобиль по улицам Москвы и думал о приятном, о том, как возвысился, как стал относительно богат благодаря Мииру, а дурацкий случай с похищением телефона уже казался ему лишь досадным недоразумением, не достойным упоминания эпизодом.

Джип въехал двумя колесами на бордюр и замер. За прикрытыми жалюзи окнами офиса светился неяркий огонек настольной лампы. Железная дверь закрылась мягко, словно приросла к дверной коробке. Василий, сидевший за столом в приемной, вышел навстречу своему хозяину. Включенный монитор компьютера отбрасывал на стену цветные блики. Петрович только сейчас почувствовал, что устал, опустился в кресло.

– Где Миир? – спросил он.

Василий пожал плечами:

– Мне он не докладывает. Часа три уже, как уехал.

Петрович потянул воздух носом, в приемной витал запах только что сваренного крепкого кофе.

– Мне чашечку налей, только сахара не сыпь.

Горький напиток вернул эфэсбиста к жизни. В глазах посветлело.

– На сегодня все, – выдохнул Петрович, – завтра в восемь приезжай прямо сюда.

Василий колебался, с одной стороны, хотелось поскорее забыть о службе, с другой – следовало доложить.

– Вы просили узнать о музыканте, – напомнил он.

– Да… конечно, – согласился Петрович без особого интереса, Карл и мальчишка интересовали его лишь постольку, поскольку интересовали Миира, он не надеялся, что удастся отыскать что-то стоящее.

Василий развернул монитор и щелкнул клавишей мышки.

– Любопытный парнишка. Его дважды задерживала милиция по подозрению в убийстве. Но поскольку он слепой, то дважды обвинение с него снимали.

Петрович присел на подлокотник кресла, не отрываясь смотрел на милицейскую фотографию Бунина.

– Что-то не так? – забеспокоился Василий.

– Ты внимательней на него посмотри, – посоветовал Петрович.

Василий чуть прищурился, а затем почти беззвучно произнес:

– Блин…

– Узнал?

– Тот самый парнишка, приходил сюда с девкой… Если он не догадается выключить ваш телефон, мы его в два счета вычислим.

– Самое гнусное, что я видел его полчаса назад, – вздохнул Петрович, – и откупил у него свой же телефон за четыреста баксов. Он был от меня так же близко, как ты сейчас.

– Кто же знал. Я на фото даже не посмотрел.

Петрович задумчиво закурил, дождался, когда монитор сам собой погаснет.

– Василий, тебя повесить мало. Ты должен был заметить, что у него был крутой адвокат. Сам бы парнишка его не нанял. Такие спецы за копейки не работают, они из общака кормятся.

Проезжавшие этим вечером по Симферопольскому шоссе водители наблюдали странное явление. На повороте, где перспективу автострады замыкал лес, однообразность темного неба разрывали сполохи прожекторов, световые конусы шарили по низким облакам, словно пытались отыскать под ними вражеские самолеты.

То и дело загорались тонкие цветные лучи сценических лазеров, и тогда в воздухе возникали и гасли вычерченные ими вензеля. Нет, это был не атмосферный феномен, просто владелец сети московских ювелирных магазинов Вадим Петрович Бергов отмечал свой сорок пятый день рождения в недавно построенном загородном доме.

На собранной из отдельных помостов передвижной сцене играл ансамбль, а за спинами музыкантов сидели за пультами звукорежиссер и осветитель.

Одно прикосновение к кнопке – и вспыхивал пронзительным фиолетом лазер, беззвучные электромоторы вращали установку, и в небе вычерчивалась цифра 45, а за ней возникала гигантская роспись виновника торжества. Если такая подпись стояла на бумагах, до за ней маячили большие деньги.

Гости расположились прямо на лужайке перед домом, горели парковые торшеры, но их мягкое сияние тонуло в потоках света из прожекторов, специально установленных на балконе и в саду. На лужайке было светло, как на футбольном поле во время телевизионной трансляции. Застланные белоснежными скатертями фуршетные столы переливались красочно приготовленной закуской, издали они напоминали искусно выложенную смальтовую мозаику. Но кулинарные изыски уже мало кого интересовали. Кто хотел напиться, напился, кто хотел есть, насытился.

Бергов – холеный, начинающий седеть толстяк, млел на парковой скамейке с маленькой рюмкой водки в правой руке, левой обнимал за талию молодую жену, уже четвертую по счету. Он изрядно захмелел, смотрел то на двадцатилетнюю изящную женщину, то на сверкавшие в ее ушах тяжелые серьги с бриллиантами.

– Ты – чудесная оправа для камней, – сказал он.

– Что?

– Ничего важного, отдыхай.

«Она так же глупа, как и красива, – с раздражением отметил Бергов, – наверное, все же я зря женился на ней».

Вадим Петрович глянул на подъездную дорожку, упиравшуюся в высокие ворота. За коваными стальными кружевами шел подсвеченный низкими фонарями проезд, выложенный разноцветной плиткой, его перекрывал полосатый шлагбаум. Неподалеку от него, прислонившись к дереву, курил охранник. При каждой затяжке его лицо, выхваченное огоньком, проявлялось из темноты.

По выстроившимся у шлагбаума машинам скользнул свет фар, скользнул и замер.

«Кто-то из гостей опоздал», – без особого интереса решил Бергов. Почти все, кого он хотел сегодня видеть, уже собрались у столиков и эстрады.

Охранник неторопливо раздавил сигарету о ствол дерева. Свет фар хоть и погас уже, но ослепил его на какое-то время. Когда глаза привыкли к темноте, охранник увидел жалкий «Москвич».

– Ты что, знака не видел на въезде? – грубо бросил он, подходя к машине.

Всякие грибники и дачники довольно часто по ошибке заезжали к дому. Карл, прежде чем ответить, выбрался из автомобиля. Охранники – народ специально обученный, парень сразу почувствовал, что перед ним не простой пенсионер, заплутавший в лесу.

– Бергову записочку передай, – законный вырвал из блокнота листок и переломил его надвое, – а я здесь подожду, шумно у вас.

Охранник еще сам не понял, что с ним происходит, но он не пошел, побежал к воротам.

Бергов встрепенулся, когда услышал:

– Вадим Петрович, вам записку передали, – и охранник, не приученный облекать мысли в слова, показал рукой на шлагбаум, перед которым замер «Москвич».

Записка оказалась очень короткой:

«Переговорить надо. Карл».

Жена торговца драгоценностями осталась у скамейки. Бергов, косолапо ступая, спешил к шлагбауму, проклиная себя за то, что не послал Карлу официального приглашения на юбилей. Большинство магазинов Вадима Петровича находились в районе, лежавшем «под Карлом». Конфликтов со смотрящим у Бергова не возникало, за «крышу» он платил исправно.

– Как я рад, – расплылся в улыбке Бергов.

Вадим Петрович хоть и был пьян, но обниматься не бросился и даже руку подал лишь после того, как это сделал Карл.

– Прошу к гостям. Я даже не рискнул вам приглашение послать…

– Не мельтеши, – остановил его законный, – я не в гости к тебе приехал. Отойдем к машине.

Страх шевельнулся в душе Бергова, как каждый бизнесмен, он не упускал случая обмануть государство, партнеров и «крышу». Могло всплыть одно из его прегрешений, в мыслях он лихорадочно перебирал, какое именно, чтобы заранее прикинуть, чем это может для него обернуться и на кого лучше всего свалить вину.

– Как дела у тебя идут?

– Нормально… – растерялся Бергов, – не так чтобы совсем, но не жалуюсь.

– Поставщик новый у тебя появился.

– Поставщики всякие, каждый месяц новые контракты подписываю, – увиливал Бергов, ему не хотелось открывать карты раньше времени, ждал, когда Карл напрямую скажет, что его привело в такое время.

– Тебе недавно крупную партию брюликов сбросили. Дешево, чтобы быстро продал.

– Есть такое, – Бергов почувствовал облегчение, – я же не прятал ничего от вас, просто не успел еще сказать. Недавно было. Да вас и не найти.

– Я и не говорю, что прятал. Кто сбросил?

Бергов развел руками и многозначительно посмотрел вверх, мол, не все могу рассказать:

– Вы же знаете, бизнес у меня прозрачный. С сомнительными поставщиками не работаю. Люди и фирмы солидные.

– Кто сбросил? – повторил Карл.

– Не могу сказать, – Бергов виновато улыбнулся.

Жена торговца обошла шлагбаум и стала рядом с мужем, в руке она держала фужер с шампанским.

– Ты скоро? – проворковала она, с сомнением поглядывая на Карла и его машину. – Гости тебя требуют, а ты и не слышишь.

Он цыкнул на жену и отослал ее прочь.

– Вадим, Вадим… – кто-то кричал в микрофон пьяным голосом, ему вторил хор женских голосов.

– Тебе придется сказать.

От взгляда законного мурашки побежали у Бергова по коже.

– Я…

– Побрякушки, которые тебе скинули, у Качана были, – бесстрастно произнес Карл, – и в тот же день его завалили, а рыжье с камнями исчезло.

Бергов пока хранил молчание. Про гибель Качана он слышал краем уха и никак не мог связать с нею тех солидных людей, кто поставил ему ювелирку на реализацию.

– Теперь ты понял?

– Чего же не понять, – обреченно вздохнул протрезвевший Бергов, – только не вижу я связи.

– Тебе и не надо видеть. Не твое это.

– Я с серьезными людьми работаю, они не могли Качана грохнуть, не их уровень, да и камни у меня с завода. Партия большая.

– Говоришь так, будто я этого не знаю. Скажешь, кто поставил, и разбежимся.

– Только… я вам ничего не говорил. Посоветовали мне люди из конторы, из ФСБ, одну фирму, первый раз я о ней услышал. Американо-белорусская, недавно появилась. Камни отличные, африканские, огранка, правда, гомельская, но зато дешево. Быстро улетают. Я же с оборота деньги имею.

– Сам с фирмачами встречался?

– А как же еще. В офис ко мне приезжали.

Глаза Карла мгновенно сузились.

– Араб среди них был?

Бергов обреченно опустил голову.

– Был. Миир Харапп, он с американской стороны – главный. Я колебался, но за него большие люди поручились. Я еще до встречи все пробил. Фирма дохлая, в Америке у Хараппа уставной фонд – сто долларов, а сделку со мной подписали на три «лимона», сказали – для начала. Но люди солидные его посоветовали, нельзя отказать.

– Когда снова встречаетесь?

Бергов замялся, он почувствовал, что у Карла с «арабом» свои счеты.

– Должны были встретиться в Москве, но что-то у них не складывается. Теперь Харапп назначил встречу в Витебске, на «Славянском базаре».

– Странно.

– Боится чего-то. У них один человек в Москве на улице помер, и документы у него пропали.

– Сам поедешь?

– Не хочу, но по-другому нельзя.

– Почему «Славянский базар»?

– Большие шишки приедут документы подписывать. Там спокойнее, не дела как будто решить приехали, а концерты слушать. Там народу тьма, затеряться легко. Сами знаете, Олег Карлович, и у вас сходняки похоже проходят.

– Будь здоров. Празднуй, – Карл кивнул Бергову и сел в машину.

Законный включил свет в салоне, пробежался взглядом по телефонным номерам, списанным из памяти мобильника Петровича. Среди прочих значился и витебский номер гостиницы «Эридан».

«Номера заказывал», – Карл улыбнулся.

Бергов махал рукой, пока габаритные огни «Москвича» не скрылись в лесу, а затем длинно выматерился. Охранник сделал вид, что ничего не услышал. Вадим Петрович зло врезал ногой по колесу ближайшей машины, взвыла сигнализация. Подбежал шофер, привезший гостей, остановился, глядя на взъяренного бизнесмена. Охранник подмигнул ему, мол, все в порядке, подожди, остынет.

«Так я и знал, что влипну. Мне рожа Хараппа сразу не понравилась. Теперь думай, ехать в Витебск или нет? Придется ехать, иначе сразу поймут, что это я его смотрящему сдал».

Проходя мимо фонаря, Бергов схватил оставленный женой фужер и с силой метнул его на бетонную плитку проезда. Фужер разлетелся на мелкие осколки. Стекляшки захрустели под кожаными подошвами тяжеловесного Бергова, он специально давил их, растирая в пыль.

– Чего это с ним сделалось? – осторожно поинтересовался шофер у охранника.

– Новости, наверное, плохие получил, – неохотно ответил охранник.

А Бергов тем временем с каменным лицом подошел к фуршетному столику, одну за другой выпил две рюмки водки, а на удивленный возглас жены ответил коротко:

– Не твое дело.

Ночная дорога летела под колеса машины. Скорость в «Москвиче» ощущалась прямо-таки физически. Это в «Мерседесе» будешь мчаться под сто пятьдесят, и тебе покажется, что машина стоит на месте. Автомобиль же Карла вибрировал, гудел, свистел, хоть стрелка спидометра даже не доползла до сотни. Впереди показалась освещенная стоянка и небольшое придорожное кафе-павильон. Законный зарулил к самому входу.

Зальчик встретил его неистребимым запахом вяленой рыбы и пива. Официантка скучала за невысокой стойкой, а угловой столик приютил Бунина. Николай просиял, завидев Карла.

– Я уже подумал… – начал он.

– Зря подумал, – законный присел на край стула, – я, конечно, понимаю, что ждать тяжело, но пара часов в кафе за кружкой пива, это тебе не десятка на «крытке».

Перед Николаем стояли пять пустых пивных бутылок.

Подошла официантка:

– Будете что-нибудь брать?

– Упаковку пива с собой, две бутылки водки, вяленое мясо, буханку хлеба, блок сигарет… – принялся перечислять Карл.

Официантка сперва попыталась запомнить заказ, но потом стала записывать.

– Короче, принеси то, что может понадобиться одинокому бродяге на даче.

Все это можно было купить в любом гастрономе, заехав в город, и без всякой наценки.

«У богатых свои причуды», – решила официантка и, пока клиент не передумал, заспешила на кухню.

Вскоре пакет с выпивкой и едой уже стоял у ножки стула. Карл положил деньги на стол, весь его вид говорил о том, что он не собирается получить сдачу. Но все же официантка сделала вид, что отсчитывает, – просто зашелестела купюрами, зазвенела мелочью. Законный вскинул руку.

– Оставь себе.

– Спасибо, заезжайте еще, счастливой дороги, – проговорила сияющая официантка.

– Видишь, как мало надо человеку для счастья. Сидела бабенка в углу, грустная и никому не нужная. Деньги сделали ее счастливой. Одним больше надо, другим меньше. Мало на свете людей, для кого деньги – пыль.

Николай забрался в машину, пакет приспособил на заднее сиденье.

– Удачно съездил?

– Удачно будет, когда Мальтинский сдохнет, а пока счет в его пользу.

До дач доехали быстро. Карл остановился возле дома Жакана.

– Чем это ты занимаешься? – вместо приветствия бросил Карл хозяину.

Стена сарая была подсвечена переносной лампой, под ней на табурете стояла, воткнутая в бутылку, роскошная роза. На траве валялись головки цветов и обезглавленные стебли – штук десять. В руке Жакан держал обыкновенную металлическую тарелку. Карл аккуратно взял ее, попробовал край пальцем.

– Острая.

– Сегодня заточил, как тогда.

– Тренируешься? Молодость решил вспомнить? Давай лучше выпьем немного, иначе не засну. – Карл махнул тарелкой, и головка розы свалилась в примятую траву. – Скоро в Витебск поедем, – сказал он, как о деле решенном, – если раньше в Москве не управимся.

– Тебя Монгол ищет. Просил привет передать, – тихо сказал Жакан.

Карл удивленно поднял брови – откуда мог казначей общака, уже пару лет передвигавшийся в инвалидной коляске, знать, что он прячется именно здесь. Жакан зло сплюнул:

– Я никому не говорил. Он шофера сюда сам прислал.

– На то он и Монгол, чтобы все знать. Завтра его и навещу.

– А еще он сказал, что какой-то Ханой у пацанов интересовался, где тебя найти можно.

– Ханой, – задумался Карл, перебирая в памяти тех, с кем сводила его судьба. – Ханой, – еще раз повторил он погоняло и, вспомнив малоприятное лицо, добавил: – Ясно.

– Выпивка отменяется, – внезапно произнес Жакан, когда Бунин уже успел достать с заднего сиденья пакет с провизией.

На крыльцо дома вышел шофер Монгола – Валера Сычев.

– И ты здесь, Сыч, – безо всякой радости сказал Карл, завидев его.

– Монгол просил, – Сыч сделал паузу, чтобы зафиксировать значимость момента, потому что Монгол просил редко, обычно он просто говорил, – приехать к нему прямо сейчас.

Поскольку сам казначей передвигаться без посторонней помощи почти не мог, то последние годы Сыч был не столько его шофером, сколько ногами, глазами, ушами, голосом.

– Погоди, – Карл отвел Жакана в сторону, – значит, ты не в завязке?

Жакан неопределенно повел головой.

– Кто его знает? Я и сам уже запутался. Монгол не из тех, кого можно послать. Когда он отыскал меня два года назад, то отпираться, что ты временами живешь тут, не было смысла. Ты же знаешь. Вот и тебе ехать придется. И ты не откажешься.

– Оставайтесь и ждите. Сыч, где твоя машина?

Сыч, знавший Бунина как слепого, с каменным лицом наблюдал за тем, как парень спокойно управляется без посторонней помощи. Открыв калитку, Николай даже подмигнул ему, мол, не только Монгол способен удивить неожиданным.