Глава 4
Васька глянул на него, ни черта не понял и продолжал топить дальше. Денис выждал еще немного, перехватил у Васьки руль, крутанул влево, и машину занесло на скользкой дороге. Она крутанулась на месте, прошла юзом и вылетела на встречку, встала боком. Встречные машины едва успели убраться с дороги, из-за стекол неслись раздраженные гудки. Васька побледнел, попытался оттеснить Дениса от руля, но получил по рукам.
— Ты чего… — точно как в детстве с обиженным видом выдал ювелир, — сдурел…
И мигом заткнулся, узрев под расстегнутой курткой Дениса кобуру и торчащую из нее вороненую рукоятку «Викинга».
— Оглох? — сказал Денис, поправляя куртку. — Я тебе что сказал — гони обратно.
— Но рынок… там же ждут… Денис, с этими людьми нельзя шутить, они…
— Шутить никто не собирается. — Денис отпустил руль, Васька вырулил в правый ряд и потащился вдоль обочины, вертя головой то на дорогу, то на Дениса. Вид у ювелира был презабавный — напуганный, изумленный и какой-то разочарованный, точно он уже прикинул размер благодарности Никольского и мысленно прикидывал, как бы этой благодарностью распорядиться. А тут такой облом приключился, ну как после этого людям верить?..
— Все серьезно, Вася. — Денис оглянулся. Настя, если и испугалась, то уже пришла в себя и смотрела на дорогу через лобовое стекло. На Дениса девушка не посмотрела, даже бровью не повела в его сторону, точно и не было его здесь. Однако тонкие пальцы, лежащие на спинке кресла, чуть подрагивали, Настя сжала кулаки и спрятала их в рукава шубы.
— Пруд в старом парке, — сказал Денис, — туда гони. И шакалам своим позвонить не забудь. Звони, звони. — Он даже подтолкнул Васю локтем в бок и застегнул куртку.
На рынке они ждут… Ага, ищите дураков. И место сами выбрали, и время назначили, и людей своих по крышам и разным закоулкам понатыкали, коих там видимо-невидимо. Ловушка их ждет на рынке, а не деловые переговоры, как планировалось, всех положат, кроме Насти, и завтра в новостях мелькнет новость: «На старом рынке обнаружены два свежих трупа». Ваську тоже не отпустят, это к гадалке не ходи. А что, двух зайцев одним выстрелом — Никольский и свидетеля лишнего устранит, и бизнес беспризорный себе под крыло возьмет. Детей-то у Васьки нет, как и жены, все больше подружки временные, хотя по возрасту уже пора бы и о наследниках подумать… А парк — хорошее место, знакомое до последней березы, как и пруд со скелетом беседки на берегу, зарослями кустов и сорной травы по периметру овального водоема. Хорошее и чистое, что главное сейчас: пилить людям упыря местного через весь город, через пробки и заторы, не успеют они к сроку, да мы не гордые, подождем. Не успеют они местность проверить и оцепить, времени не хватит, от чего будут злее и осторожнее.
Васька достал телефон, нашел номер в списке, покосился на Дениса и поднес мобильник к уху. И сразу заговорил, Денису даже показалось, что ответили ювелиру еще до первого гудка.
— Кое-что изменилось, — стараясь не психовать, проговорил Васька, — нет, все состоится, она в моей машине. Но едем в старый парк, это… Я знаю, что договаривались на рынке, но так получилось. Ждем, конечно. Да, скоро будем.
Васька принялся запихивать телефон в карман, со злости промахнулся, и мобильник упал на пол, завалился куда-то под сиденье. Ювелир матюгнулся в бешенстве, нажал на сигнал, сгоняя с дороги бездомного пса, и едва не сшиб бедолагу, тот еле-еле успел убраться на обочину. Настя вскрикнула, Васька и Денис одновременно глянули в зеркала заднего вида. Надо же, за псину волнуется, нашла время, нет бы о себе подумать…
Обратно через город пронеслись как на крыльях, Денис прикинул мысленно время и решил, что успеет, должен успеть. Васька уже свернул с проспекта, «Лексус» мотало на ухабах обледеневшей дороги между пятиэтажек, но скоро закончились и они. Пошел проселок и лыжня рядом с ним, вдали показались деревья, старые — не обхватишь — березы и липы дремали под снегом, пережидая сотую, наверное, по счету зиму в их долгой жизни, ждали весны. «Лексус» упорно пер вперед, легко проходил там, где еще недавно «авдотья» скребла днищем по снегу. Денису на миг даже стало жаль верной старушки, жаль, что пришлось расстаться вот так, бросить ее на обочине, хотя чего жалеть, она свое давно отбегала.
Деревья обступили дорогу со всех сторон, их стволы мрачно и таинственно темнели под сеткой метели, ветки шумели над головой. «Лексус» тащился дальше, утрамбовывая колею, машину мотало, Настя обеими руками ухватилась за ручку двери и смотрела в окно, узнавая, должно быть, знакомые места. Но скоро парк перешел в настоящий лес, стало довольно темно, снег сыпался на капот и стекло, Васька включил дворники, и они омерзительно заскрипели. Впереди показалось непонятного назначения сооружение из металлических труб, и мало кто опознал бы в нем беседку. Стояла она на пригорке, пруд с дорожкой вокруг находился немного ниже, место когда-то было ухоженное, и сюда приходили гулять семьями. Денис даже немного помнил те времена, а потом пришла смута, стало не до прогулок на свежем воздухе, парк одичал, беседка разрушалась, ее деревянные части разнесли и сожгли вандалы, и доломали бы металлический каркас, да сил не хватило. Вот он и растопырился, почти скрытый снегопадом, но место было то самое, Денис узнал его, как и Васька. Он опустил стекло, глянул в ту сторону, потом на Дениса, и тот почти физически почувствовал, как рухнуло последнее, что было между ними — их прошлое, его больше нет. Не будет ни светлых воспоминаний, ни ностальгии, только черная злость, больше на самого себя за впустую прожитую жизнь, за свою глупость, когда считал другом предателя и мерзавца.
— Здесь? — полуутверждающе буркнул Васька, Денис кивнул и открыл дверцу. В машину ворвался ветер и шум деревьев, по салону заметались снежинки.
— Здесь, Вася, ждите их здесь. Как приедут — выходите, дальше ты знаешь. Деньги пересчитать не забудь, я тебя потом найду, тогда и рассчитаемся. Помни, Вася, найду, — повторил Денис, видя, что Васька и так все понял. Он давно пожалел, что ввязался в эту авантюру, проклял ту минуту, когда согласился стать посредником в этом мутном и скользком деле. Хотел Денис напомнить ювелиру народную мудрость про жадность, сгубившую немало алчных душонок, но решил воздух впустую не сотрясать и вышел из машины.
— Ты куда? — спросила вдруг Настя, Денис заглянул в салон, встретился с девушкой взглядами. Она подалась вперед, снова вцепилась руками в спинки передних кресел, но пальцы не дрожали, а побелели от напряжения. О, а фингал на лбу почти незаметен, так, легкая желтизна, что лицо ее совсем не портит. Довольно бледное, надо сказать, и заодно испуганное, но тут уж ничего не поделаешь, она сама так решила.
— Я приехал, — сказал Денис, — дальше без меня. Все, пока, будь здорова.
Посмотрел на девушку в последний раз, отогнал это паскудное чувство, что все не так, все: слова, дела, мысли, улыбнулся и добавил:
— Мечты сбываются, правда?
Настя отвернулась, откинулась на спинку сиденья и уставилась в окно, зачем-то накинула на голову капюшон, хоть в машине было тепло. Денис хлопнул дверцей, прошел немного по свежей колее и, оказавшись за небольшим изгибом дороги, свернул за толстое дерево, постоял так, глядя на «Лексус» и прислушиваясь, но, кроме ветра в верхушках, ничего не услышал. Глянул на часы и рванул со всех ног к старому дому, к тайнику, где лежала «Сайга», бежал так, что весь взмок, стянул на бегу шапку и затолкал ее в карман. У него на все минут пять или шесть, псы Никольского уже на подлете, надо спешить, чтобы не пропустить все самое интересное. Мог бы и остаться, конечно, но что толку, если он займет хорошее место и ничего не увидит? «Викинг» это хорошо, а «Сайга» с оптикой в сто раз лучше, ни один нюанс не ускользнет. Васька — та еще мразь, от него любой гадости ждать можно, и из всей своры следить за ним в первую очередь, чтоб было потом что предъявить, когда встретятся.
И успел, обернулся мигом, по развалинам мчался так, что попадись навстречу призрак прежнего владельца — шарахнулся бы прочь от живого, прущего, не разбирая дороги, мужика, с карабином в руках. Денис вылетел из развалин и бросился обратно, но не по своим следам, а обходя пруд по длинной дуге, к другому его берегу, где — с детства помнил — имелось нечто вроде детской горки. Давно разрушенной, понятное дело, но ее каркас был сварен из тех же труб, что и беседка, а металл в советское время отливали на века, с расчетом на Третью мировую, и остов горки еще долго будет выситься меж кустов и стеблей сорных трав, постепенно врастая в землю.
На полдороге к пруду Денису послышался звук работающего двигателя. Проверять, показалось или нет, не стал, наддал еще, перемахнул поваленную толстенную березу, что помнила, наверное, и полоумного купца и его жену, рванул дальше и остановился, лишь когда впереди показались заросли камыша. Пруд без присмотра и ухода постепенно превращался в болото, и этого добра тут стало навалом. Камыш мотало ветром, стебли с омерзительным звуком терлись друг о друга, заглушая остальные звуки. Денис пробрался через заросли, чувствуя под ногами мягкую, не схваченную морозом болотину, пролез через кусты и остановился у металлической конструкции. Примерился, подпрыгнул, ухватившись за предпоследнюю перекладину, что когда-то была лестницей, подтянулся и оказался метрах в двух от земли. Не бог весть что, но сойдет, сцена, точнее, пруд, отсюда как на ладони, да еще если в «бинокль» посмотреть… И снег так кстати закончился: Денис быстро пристроил прицел на место, протер окуляры и поднял «Сайгу», поднес прицел к глазам.
И отшатнулся — так близко оказались актеры, и все они смотрели в его сторону. Но нет, померещилось, не на него — на белый «Лексус» и на ювелира, что топал следом за Настей к двум темным плоским иномаркам. Машины стояли вереницей, было видно, что «плоскодонки» ползли по сугробам по Васькиной колее и встали, как «авдотья» недавно, упершись бамперами в непроходимый для них сугроб. Денис устроился на скользкой трубе поудобнее, уперся подошвами ботинок в нижнюю перекладину, угнездился кое-как и принялся наблюдать за происходящим. Обзор был отличный, правда, дело немного портили ветки кустов, что шевелились под ветром, но Денис скоро к ним привык и внимания не обращал, смотрел во все глаза на пятачок у пруда.
Со стороны Никольского на стрелку прибыли аж шесть человек. Впрочем, как быстро догадался Денис, двое были водители, еще трое — для толпы, а заправлял всем шестой. Высоченный, худющий, с длинным костистым лицом и светлыми волосами до плеч, в черном пальто и джинсах, он стоял в центре «коробочки», организованной охранниками. Те нервничали, оглядывались на каждый шорох, крутили головами по сторонам, точно ждали нападения сразу со всех сторон. Оно и понятно: времени на подготовку у них не было, вот и приходится импровизировать, а сие чревато. Зато блондин держался молодцом — не вздрагивал, не оглядывался, стоял, запихнув руки в карманы, и смотрел на Ваську и Настю, что шла рядом.
Спокойно шла, по сторонам не глядела, чуть оступилась в сугробе, а Васька — скотина — даже руки ей не подал. Подошел к блондину, сделал широкий жест рукой, точно познакомить девушку с этим красавцем хотел, и отступил в сторонку. Денис прижал окуляр прицела к глазам, пытаясь разобрать, что там происходит. Видел он все отлично, а вот слышать не мог. Блондин сказал что-то, девушка ответила, бандиты подошли поближе и почти сомкнули кольцо. Васька дернулся было уйти, но его остановили, а у второй иномарки открылась дверь, и из машины вышел человек.
Денис перевел прицел на него, разглядывал пристально и не узнавал — этого человека он видел впервые. Тот как-то неловко повернулся, закрыл дверь и выглядел вообще странно, была в его облике какая-то несуразность. Человек двинул по снегу к бандитам, подошел поближе, и тут Денис сообразил — у него правая рука в гипсе и спрятана под куртку. А рожа — издалека видно не очень, но можно догадаться — зверски расцарапана, раны замазаны йодом и зеленкой. Шевельнулось то ли запоздалое узнавание, то ли прозрение — это был один из курьеров, что оказался тогда в вишневой «бэхе». Скорее всего, водитель, он тогда башкой стекло прошиб и вырубился. Но живучим оказался, хоть и видно, что со здоровьем у него неважно — рожа бледная, вид осунувшийся, идет — мотается, и вообще еле ноги передвигает.
«На кой черт его сюда притащили?» Денис следил за ним через прицел. Человек наконец добрался до «коробочки», подошел к Насте, посмотрел на нее и кивнул. Сказал при этом что-то, но тут догадаться было легко: он опознал девушку. «Молодцы. — Денис едва сдерживался от охватившего его куража и веселой злости. — Свидетеля привезли товар проверить. Он же тогда ее вез. Видел, запомнил. Молодцы». Поджал колени, положил на них локти и уставился в прицел, чувствуя, как окуляр холодит кожу. Стрелять в таком положении категорически не рекомендуется, ибо отдачей прицел может так врезать по глазнице, что в лучшем случай заработаешь «глаз снайпера», он же синяк вокруг глаза, а в худшем можно органа зрения начисто лишиться. Бывали случаи, говорили знающие люди, но стрелять Денис не собирался.
Калека потопал обратно к машине, блондин подошел к Насте, осмотрел ее с головы до ног. Ветер донес порыв дружного ржания — похоже, красавчик выдал какую-то пошлость, но Настя его точно и не слышала. Стояла себе вполоборота, смотрела на лес, и тут блондин поддел ее пальцем за подбородок и заставил повернуть голову. Провел ей ладонью по щеке, Настя отшатнулась и, похоже, в долгу не осталась — сказала что-то кротко и зло. Денис видел, как ее губы шевельнулись, скривились в улыбке, и тут картинка смазалась. Все произошло очень быстро, он ничего не понял, привстал, посмотрел, так — Настя сидела на снегу и держалась рукой за щеку: похоже, блондин ударил ее по лицу.
А тот уже потерял к девушке интерес, направился к Ваське, на ходу тянул что-то из кармана. «Вот оно». Денис напрягся, прижался к окуляру и не сводил с ювелира глаз. Вот блондин подходит, останавливается, короткий диалог, и что-то вроде небольшого темного пакета переходит из рук в руки. Васька открывает пакет, достает деньги и начинает пересчитывать их. Делать это ему неудобно — пачки толстые, они с трудом помещаются в руках, да еще и ветер: так и норовит вырвать одну-другую купюру и утащить их куда подальше.
Но Васька оказался цепким парнем, пересчитал все, аккуратно сложил в пакет, убрал в карман и протянул блондину руку. Тот развернулся и двинул обратно, Денис видел в прицел его черную спину и мысленно считал до десяти, чтобы успокоиться. Все, можно уходить: дело сделано, деньги у Васьки, и надо бежать, чтобы успеть перехватить его на выезде из парка. И завтра же ехать в больницу, заплатить, сколько надо, остальное отдать матери, пусть сама разбирается. Себе оставить немного, и потом…
Дальше образовалась пустота, «потом» не существовало. Денис смотрел на снег, на камыши и только сейчас окончательно осознал — все, это финиш. У него была цель, он ее достиг, получил все, что требовалось, мать спокойно долечится, выйдет из больницы, вернется домой. А у него дома нет, ему придется убираться отсюда — Никольский найдет его рано или поздно, смотрящий не из тех, кто забывает обиды…
Раздался звонкий короткий крик, и Денис сначала решил, что ему померещилось. Но поднял «Сайгу», глянул на пруд: звук долетел оттуда, и снова ничего не понял. Люди перемещались как-то очень быстро, точно метались по утоптанному пятачку, только Васька стоял в сторонке от общего веселья и — надо думать, чисто механически — поглаживал оттопыренный правый карман. Снова крик, Денис, рискуя свалиться или попасть на глаза людям Никольского, привстал, оказался выше зарослей и увидел, как Настю тащат к машине. Денис навел на нее прицел и увидел на лице девушки кровь. «Не понял». Он присмотрелся: нет, не показалось, ей здорово досталось, и это не простая пощечина, врезали чем-то острым, чем-то вроде кольца или перстня, что одним ударом рассекает кожу. «Что за…» Он не отрывался от окуляра, следил за Настей, за блондином, что шел следом, видел, как у Насти вырвали сумку, девушку поставили на ноги, как блондин расстегнул на ней шубу и все, что было под ней, как лезет ей в джинсы…
Настя в долгу не осталась, провернула свой трюк с ударом по голени и попала — красавчика перекосило от боли, он отпрыгнул назад, но быстро пришел в себя. Подошел и с размаху дважды ударил Настю по лицу, крепко, с оттяжкой, потом, несильно размахнувшись, в живот, и девушка упала бы, но ее держали. Васька тем временем помаленьку отступал к своему «Лексусу», поспешно семенил, оглядываясь на ходу, и держался за карман. Денис глянул туда — дорогу Ваське перекрывают иномарки бандитов, но его махина легко пролезет по снежной целине. И снова перевел прицел на Настю — она стояла на коленях, ее держали двое. Блондин подошел, по-хозяйски взял ее за волосы, заставил поднять голову, сказал что-то и принялся расстегивать пальто, потянулся к молнии на штанах…
«Пошла Настя по напастям». Денис отвел взгляд. Этого следовало ожидать, вряд ли Никольский встретит ее как гостя дорогого, странно, что ее до поселка не довезли, что за оргия в самом деле… Или этот красавчик рехнулся, используя хозяйскую вещь, или… Или все равно, в каком виде дочь вернут папе, но вернут, раз деньги заплачены. Все равно, в каком виде… Вспомнились рассказы о киллере, что отстреливал и неугодных, и их родственников, ближайших, кровных — акт устрашения удался на славу. А тут, значит, решено без крови обойтись, все будет проще и прозаичнее, эта свора получила Настю в свое распоряжение, наиграется — отдаст, а папа подождет… Их тут шесть человек, плюс тот, со сломанной рукой, папа может и не дождаться… Акт устрашения, чтоб не лез в чужой удел. И насчет «обойтись без крови» — учитывая манеру Никольского вести дела, — это еще вопрос…
«Не могу я так, — крутилось в голове, — менять одну жизнь на другую… я не готов. Свою — еще куда ни шло, вот чужой жизнью распоряжаться… Нет, увольте, это не по мне». Денис посмотрел туда — Насте удалось вырваться, она отползла в сторону и пыталась подняться на ноги, но нет — налетели, сшибли, открыли дверь первой машины, и того гляди втолкнут девушку в салон, блондин держится рядом, руководит, надо полагать…
Руки действовали точно отдельно от рассудка — патроны оказались в магазине сами собой, Денис передернул затвор, поднял карабин и выстрелил. Пуля влетела в ствол старой березы, что росла рядом с беседкой, и никто поначалу не понял, что происходит. Самым сообразительным оказался Вася, он кинулся к машине, увяз в снегу, завалился, и со стороны казалось, что ювелир гребет по сугробам, как по морю. Денис перевел прицел левее и снова нажал на спуск. Пуля подняла у ног блондина фонтанчик снега, красавчик шарахнулся вбок, налетел на «коллегу», спихнул его с дороги и остановился.
Остальные еще оглядывались по сторонам, таращились друг на друга, силясь понять происходящее. Денис развернулся правее и снова выстрелил, на этот раз пуля влетела куда-то под днище машины между Настей и все еще державшим ее бандитом. Тот разжал пальцы так, точно схватился за горячее, попятился и зачем-то полез под иномарку. Схватил Настю за ногу, дернул на себя, но тут же получил каблуком и по рукам, и по морде, хочется верить — девушка уже вскочила на ноги, врезала ногой куда-то в темноту еще раз и принялась оглядываться. Блондин кинулся к ней, под ногами у него поднялись сразу два снежных фонтанчика, бандит сдал назад и влетел через открытую дверцу в салон машины. Настя — слава богам — догадалась отбежать подальше, застегиваясь на ходу, она мчалась к беседке, оглядывалась и вроде как что-то кричала.
«Там! — разобрал Денис — Он там!» — повернулся вправо и увидел, что Васька уже за рулем, что машина сдает назад и вбок и что того гляди он сбежит, верный себе и своей поганой натуре. Иномарки тем временем покатили по колее, их мотало по сторонам, но скорость тут, как ни старайся, набрать не выйдет. А хочется потому, что страшно, очень страшно — люди подобрались подкованные и знают, что от снайпера бегать бесполезно — умрешь уставшим. Голову можно заложить — сидят сейчас, башку в коленки уткнув, вознося молитвы всем богам, чтобы пронесло. Вот вам на память и валите — Денис выстрелил в заднее стекло последней иномарки, оно пошло трещинами, на крышку багажника посыпались обломки.
— Жрите, суки, не обляпайтесь! — заорал он, спрыгнул с «насеста» и, не разбирая дороги, бросился к «Лексусу». Тот уже штурмовал сугроб, штурмовал успешно — красиво въехал, сдал назад и готовился развернуться, и тут Денис понял, что не успевает. Оставалось последнее — он выстрелил, почти не целясь, попал в стекло на задней дверце, и машина предсказуемо остановилась. Васька хоть и сволочь редкостная, но трусоват, ему задницы не хватит из-под обстрела машину увести, удирать будет. Что и произошло — ювелир вывалился в колею и припустил по ней, оглядываясь и расстегивая на ходу дубленку.
Денис промчался мимо Насти, мельком глянул на нее и рванул дальше. Жива, цела — это главное, остальное после. Перехватил «Сайгу» в руках поудобнее, догнал Ваську и врезал ему прикладом по спине. Получилось слабовато — не дубинкой бил, но ювелиру хватило. Он грохнулся сначала на колени, потом ничком, дернулся подняться, но успел только прикрыть руками голову.
— Ублюдок, мразь, гондон штопаный, сука ты паскудная, — после третьего или четвертого удара Денис почувствовал, что так дыхалки не хватит, и дальше бил молча, бил Ваську чем придется — и ногами, и кулаками, и тем же прикладом, вымещая на нем злость за прошлое и настоящее, бил за его скотство, за предательство, за воровство. Бил, как крысу, пока у Васьки не началось что-то вроде судорог. Денис кое-как перевернул тяжеленного полудохлого ювелира на спину, проверил рефлексы — жив, поганец, отлежится и как новенький будет.
— Денис! — крикнула от «Лексуса» Настя. — Все здесь! Деньги здесь!
И подняла над головой тот самый темный пакет, замахала руками, только что на сигнал нажать не догадалась, чтобы уж все, до последней белки и вороны, знали, что денежки Васе зажать не удалось.
Денис подбежал к Насте, та кинулась ему навстречу, обняла, повисла на шее, не выпуская из рук пакет.
— В машине лежал, я нашла, — срывающимся шепотом говорила она, Денис прижал ее к себе, потом отстранился, посмотрел в лицо. Нет, не угадал тогда, это кровь из разбитой губы, лицо в порядке, только бледное, а щеки горят, в глазах слезы, восторг, ужас и отчаяние.
— Это ты стрелял? — почему-то шепотом спросила Настя.
— Нет, Дед Мороз. — Денис сложил приклад «Сайги», спрятал карабин под куртку, огляделся. Пока никого, но это временно, выстрелы слышали в ближайших к парку домах, и найдется бдительная старушка, что сообщит об этом куда следует, если уже не сообщила.
— Быстро, быстро отсюда! — Денис на бегу подобрал Настину сумку, запихнул в нее пакет с деньгами, сунул многострадальный кожаный мешок девушке, схватил ее под руку и потащил к камышу. Настя старалась бежать быстро, но получалось не очень, паршиво получалось, коленки у нее подкашивались, и Денису пришлось тащить ее за собой.
— Спасибо, — шептала она на бегу, — спасибо тебе.
«Не за что. Обращайтесь». Впереди уже маячили развалины, Денис с Настей вбежали через бывший парадный вход и остановились под мраморной лестницей.
— Жди здесь. — Денис забрал у Насти сумку, довольно тяжелую, надо сказать, и побежал по коридорам к тайнику. Запихнул поглубже сумку, решив, что добычу пересчитает потом, в спокойной обстановке, да и все уже Вася проверил, как и было велено, так что с этим порядок. Завернул «Сайгу» в бушлат, затолкал следом и кинулся обратно.
Настя ждала, где он и сказал, девушка сидела у стены на корточках и смотрела в одну точку перед собой. Глянула на Дениса отрешенно, так, точно не узнала, но при этом ей было все равно, и сосредоточилась на прожилках мрамора, разглядывала их так внимательно, точно картину великого мастера. Ну, вот, здрасте пожалуйста — отходняк от стресса накатил, и как не вовремя.
— Пошли, пошли, — Денис поднял ее на ноги, — нашла место. Валим, валим отсюда, — он говорил что-то еще, а девушка точно и не слышала, смотрела, будто не узнавая его, и на слова никак не реагировала.
Хорошо, что уже наступили сумерки, хорошо, что в том районе, где они сняли квартиру, в порядке вещей, когда кавалер несет даму на себе, ибо дама в силу различных причин не в состоянии передвигаться самостоятельно. Они вполне вписались в местный пейзаж и выглядели настолько органично, что, когда Денис, поколебавшись, свернул-таки к магазину, абориген у входа предложил ему «посторожить девушку, чтобы не обидели». Денис предложение принял и, помимо запланированного, приобрел еще и два пива, кои вручил отзывчивому пропойце. Тот возблагодарил небеса и предложил свои услуги по переноске — сумки с продуктами или девушки: на выбор — но Денис управился сам. Дотащил вовсе уж обессилевшую Настю до квартиры, усадил ее на диван, а сам двинул в кухню: требовалось срочно приготовить что-нибудь простое и съедобное. Но, прикинув ситуацию, решил с готовкой пока обождать: было дело поважнее. Открыл бутылку с коньяком, нашел в кухонном шкафу небольшой стаканчик с толстыми стенками и вернулся в комнату.
Настя, скрестив ноги, сидела на диване и внимательно рассматривала стенку напротив, изучала узор обоев, наклеенных тут еще во времена молодого Брежнева, и не двигалась. На Дениса глянула так, что тому стало не по себе — точно сквозь него посмотрела, а заодно и сквозь стены, видела нечто, происходящее вдали, а все, что ближе, ее точно и не касалось. Шуба и сапоги девушки валялись на полу, Денис перешагнул через этот ворох, сел на диван и налил полный стакан коньяка: другого средства от стресса под рукой не было, да и не знал он иных способов вывода пострадавшего из шока. Понятно, что те уроды ей еще долго в кошмарах сниться будут, пережитый ужас отпустит, но постепенно, пока не потонет в памяти под толщей новых эмоций, впечатлений — положительных, разумеется. А коньяк — верный способ обеспечить эти эмоции, проверенный и быстрый, что сейчас и требуется.
— Пей. — Денис подал стакан Насте, но та по-прежнему изучала переплетение кругов и ромбов на обоях и вроде как еще и слуха лишилась. Реакции не последовало ни на первое предложение, ни на последующее, и тогда Денис решился. Взял Настю за плечи, повернул к себе, невежливо зажал ей нос и, улучив момент, вылил в девушку добрую половину коньяка.
Сработало немедленно, Настя сначала задохнулась, потом закашлялась, дернулась и отшатнулась к стене.
— Что это? — теперь девушка смотрела на стакан с таким видом, точно внутри была кислота.
— Лекарство. Пей. — Денис протянул ей стакан, заставил выпить все до донышка и ждал, раздумывая, не повторить ли процедуру. Но не понадобилось, Настя смотрела уже осмысленно, кривилась от выпитого и вдруг закашлялась, зажав ладонями рот. Денис приготовился — если что, туалет был недалеко, но девушка вряд ли в состоянии добраться до него самостоятельно. Но обошлось, Настя пришла в себя, раскраснелась и сказала:
— А ты? Ты тоже выпей.
«Легко». Денис налил себе точно такую же «дозу» и разделался с ней двумя хорошими глотками. Пил как воду и вкуса почти не чувствовал, и только сейчас заметил, что вцепился в стакан мертвой хваткой, аж пальцы побелели. Сообразил, что и сам от Насти по состоянию недалеко ушел, дошло с опозданием, по какому краю они оба сегодня прошли и что ждало обоих, если бы люди Никольского оказались порасторопнее. Впрочем, шансов против калибра 7,62 у них не было, добавим сюда внезапность, отнимем не пристрелянный ствол… Результат получался со знаком минус, Денис налил себе еще немного, выпил, и тут проняло: язык и глотку обожгло так, точно кипятка отхлебнул, стало тепло и уже не страшно, события дня стремительно уходили в прошлое.
— Налей мне еще, — попросила Настя. Она, видимо, чувствовала нечто похожее и торопилась поскорее заглушить терзавшие ее кошмары. Вот что называется топить горе или беду в водке или в коньяке, как в их случае, но дела это не меняет.
Денис налил ей на два пальца, Настя кое-как расправилась с выпивкой, и Денис подал ей руку:
— Пошли, я там поесть купил. И вообще, девушка, закусывать надо. Где ты только так пить научилась, барышня тургеневская…
Настя улыбнулась — криво, неуверенно и с совершенно пьяным видом сползла с дивана, хотела что-то сказать, но вздрогнула и зажала ладонями рот, промычала что-то несуразное, но тут и так все было понятно. Денис моментально доволок ее до туалета, втолкнул внутрь. Приступ не затянулся, Настя обратно выбралась самостоятельно, умылась, судя по звукам воды из ванной, и все снова стихло. Денис заглянул в комнату — девушка лежала на диване лицом в подушку, но не плакала, просто лежала, точно спала. Денис остановился в дверях, спросил негромко:
— Как ты? Может, надо что?
Ответа не последовало, Денис подошел ближе, положил руку ей на плечо, осторожно повернул девушку к себе и точно наткнулся на взгляд совершенно трезвых сухих глаз.
— Все нормально, — сказала Настя, — сейчас все пройдет.
Она снова уткнулась в подушку, Денис отошел к двери, услышал:
— Прости меня, я не знала, что все так получится, я не знала… Прости, пожалуйста.
Да ладно, чего там плохого: оба живы-здоровы, деньги в тайнике, Ваське морду начистил качественно, люди Никольского ушли с пустыми руками. Пока сплошной позитив прет, дело за малым — ухитриться из этой передряги вывернуться, шкуру себе не попортив. Ничего, разберемся. Денис вышел, прихватив с собой Настины вещи, оставил их в коридоре и вернулся в кухню, сделал себе бутерброд и понял, что есть совсем не хочется. Но сжевал его, глядя в окно на окна дома напротив, что светились теплым желтым светом, на машины, что стояли под окном, на тени людей, проходивших мимо. Все спокойно и тихо, как и должно быть: их двоих здесь сам черт не найдет, и оба знают, что это временно. Сразу навалилась тоска, напрочь уничтожив тот крохотный огонек радости, что еле-еле, но теплился в душе. Денис выпил еще немного и решил, что ему тоже надо поспать. Во-первых, устал как собака, во-вторых, надо отделаться от грызущих нервы мыслей о будущем, а в-третьих, утро вечера мудренее, проверено. «Я подумаю об этом завтра». Он улегся на диван в «своей» комнате, прислушался к тишине и не уловил ни единого подозрительного звука. Нет, за стенкой жизнь кипела, как и этажом выше: там мать и взрослая дочь бурно выясняли отношения, орал телевизор, раздавались шаги в подъезде. А в квартире было тихо, так тихо, что Денис слышал, как капает в ванной вода из плохо закрытого крана. Хотел подняться и завернуть его до конца, но стало лень, а потом и сон подступил, вязкий и глубокий, и Денису кран стал глубоко безразличен.
Сны какие-то дурацкие снились: то Васька, но моложе лет на десять, наглый, толстый, смотрел исподлобья, точно уже в прошлом знал, что по роже ему рано или поздно от Дениса основательно прилетит, и заранее расстраивался по этому поводу. Потом череда лиц малознакомых людей, что, мелькнув в его жизни лишь раз, пропадали, чтобы никогда не возникнуть. Привиделся даже Никольский, предстал этаким театральным злодеем — в черном плаще и черной же полумаске на бледной физиономии. Ничего не сказал, ухмыльнулся криво и многозначительно и сгинул. Потом долго никого не было, дома чужие снились, поезд, вокзалы, но и они пропали. А потом дверь открылась, и в комнату вошла русалка. Самая настоящая, с длинными волосами, узким, блеснувшим чешуей телом и хвостом, что волочился за ней по полу. Впрочем, хвост передвигаться по суше ей совершенно не мешал, русалка оказалась рядом и спросила громким шепотом:
— Спишь?
— Да, — сказал Денис, — сплю. А ты?
— А я не могу, — вздохнула та, — не могу заснуть, даже глаза закрыть страшно. Может, надо еще выпить? Только одна я не буду.
И от нее так явственно пахнуло коньяком, что Денис сообразил — так не бывает, сны могут быть цветными, но всегда без запаха, ароматизировать видения — это не фантом, а явь. Сел на диване, помотал головой, глянул вбок — точно, не показалось. У кровати стояла Настя, закутанная в покрывало, оно спадало с нее роскошными складками и создавало полную иллюзию русалочьего хвоста, а «чешуя» объяснялась особенностями ткани — она слегка поблескивала в полумраке.
Наваждение спало, Денис подвинулся на диване, Настя примостилась на краешке, закинула «хвост» на колени и принялась аккуратно расправлять его. Денис подался вперед, принюхался — точно, не показалось: к бутылке она приложилась только что или пару минут назад.
— Пить в одиночку — дурной тон, — сказал он, — а женский алкоголизм вообще неизлечим. И водка не помогает — я проверял, можешь мне поверить, так что не советую.
— Так это же не водка. — Настя улыбнулась и сразу скривилась от боли, тронула пальцем губу. Покрывало сползло с ее плеча, упало на кровать с тяжелым шорохом, Настя подхватила его, но Денис крепко держал край ткани. Потянул на себя, потом дернул с силой, точно кожу с русалки содрал, а она особенно и не сопротивлялась. Их бросило друг к другу с силой, с какой падает гигантская волна на песок пляжа, но волна быстро отходит с шипением и пеной, ничего не оставив после себя… но только не в этот раз. Вспышка, провал, новый взлет, полубезумный шепот, гладкая кожа под ладонями, гибкое тело то швыряли его в бездну, то возносили прямиком в открытый космос, где, казалось, еще немного — и конец от небывалого раньше наслаждения и эйфории, бесконечной, точно вселенная. За зимнюю ночь, которой полагалось быть холодной и долгой, диван навидался всякого, временами нещадно скрипел, словно намекая, что надо бы сбавить обороты, но обоим на раздолбанную мебель было плевать. Квартира использовалась по назначению, использовалась по максимуму, и никто из соседей точно не заподозрил неладное, и без того удивленный тишиной, что стояла здесь в последние дни.
Оба опомнились, когда за окнами забрезжил рассвет и в подъезде послышались шаги: кто-то явно торопился на первую электричку. Денис осторожно, чтобы не разбудить девушку, поднялся с дивана и с удивлением обнаружил себя в другой комнате. Попытался вспомнить, как это произошло, но затею эту пришлось бросить — в голову лезли совсем другие мысли. Вышел в коридор, запутался в чем-то мягком, присмотрелся — это оказалось покрывало, как оно здесь оказалось — тоже осталось загадкой. Денис бросил его на свой диван, нашел часы — почти пять утра, можно еще поспать, часов до восьми, а дальше… Тут рассудок милостиво, как сознание при болевом шоке, способность рассуждать ненадолго отключил — о том, что будет дальше, думать было невыносимо. Денис прошел на кухню, выпил немного холодной воды из-под крана, закрыл пробкой полупустую бутылку коньяка, и вдруг взгляд сам собой упал на коробку из-под пиццы. Она так и стояла у стенки рядом с холодильником, Денис бессмысленно смотрел на нее, вспоминая, как они с Настей едва ли не подрались за первый кусок, вспомнил курьера, что привез ее, тщедушного пацана в очках… Курьер, он обычный курьер, он не вызовет подозрений. Ему надо заплатить за доставку, только не сухого теста с просроченным сыром, и он отвезет как миленький. И плевать, что ехать придется в Москву.
Чисто для собственного успокоения Денис включил телефон и еще раз набрал номер господина Вавилова. По мобильнику отозвался автоответчик, домашний ответил длинными гудками — ничего нового, все, как и несколько дней назад. Выключил телефон и вернулся к Насте, сел рядом с ней на диван и сказал, наклонившись к ее уху:
— Подъем. Я кое-что придумал.
Настя точно этого и ждала, приоткрыла глаза, улыбнулась, потянулась к нему, обняла за шею и притянула к себе. Но Денис уперся ладонью в подушку и сказал:
— Есть выход. Наймем курьера, заплатим ему, и он отвезет записку твоему отцу. Не застанет дома — поедет в офис, куда скажем, туда и поедет. Он приедет за тобой, вечером ты будешь дома, и все закончится. Ну, как тебе мой план? Я гений, правда?
Чего угодно в ответ ждал — радости, благодарностей, восторга — только не этого. Настя опустила руки, сжалась под одеялом и отвернулась, улыбка исчезла. Денис даже обалдел слегка, прикидывая, не сморозил ли какую глупость, но нет: план был прост и великолепен одновременно, странно, что раньше это решение не пришло ему в голову. А Настя даже смотреть на него не хочет, отвернулась к стенке и глядит в нее в точности, как вчерашним вечером, спокойно смотрит и отрешенно, так, точно одна в комнате и рядом никого нет.
— Что? Что не так? — спросил Денис, чувствуя, что начинает злиться. — Что тебе не нравится? Сразу надо было так сделать, я просто не догадался… Что не так?
Он взял Настю за плечи, развернул к себе, сдавил ей кожу так, что на ней остались красные пятна. Впрочем, их и так было достаточно, и на шее, и на груди, и еще много где, но с тех мгновений будто вечность миновала.
— Что? — почти выкрикнул он, заглянул Насте в глаза, девушка отстранилась и сказала, глядя в стенку:
— Не поможет. Он не приедет.
Смысл ее слов дошел не сразу, Денис продолжал сжимать ее плечи и бестолково пялиться. Настя молчала, осторожно касаясь кончиком языка прокушенной губы. За стенкой заорал телевизор, девушка вздрогнула, и Денис спросил:
— Почему? Почему не приедет?
И разжал пальцы. Настя оказалась у стенки, накрылась одеялом до подбородка, закуталась в него, точно это могло помочь, и сказала:
— Я не нужна ему. Вавилов мне не отец.
Чувство такое, точно тем самым легендарным пыльным мешком по голове огрели — стало мутно и душно одновременно. Денис смотрел на девушку, а та кое-как собрала растрепанные волосы в хвост и теперь перекручивала его жгутом.
— Да ладно, — Денис выдал первое, что пришло в голову. Понимал, что выглядит глупо, но поделать с собой ничего не мог. Удивился — это мягко сказано, и даже не обалдел, а попросту не понял, о чем это она. Не отец… Ничего себе, вот это номер. А кто тогда?
— Отчим, — сказала Настя, пряча глаза, — Вавилов мне не родной отец, а отчим, муж моей матери. Я наврала тебе, прости. Я не знала, что все так получится.
Чтобы прийти в себя, понадобилась пауза. Денис неторопливо оделся, пытаясь собраться с мыслями. Но получалось паршиво, даже не так — ничего не получалось, вихрь в голове образовался тот еще и укладываться не торопился. Настя так и сидела под одеялом, подняла на Дениса глаза, когда он остановился на пороге, и повторила:
— Я не нужна ему, он ненавидит меня и будет только рад, если меня убьют. Он и сам прикончил бы меня, как Мотьку, но…
— Что за Мотька? — перебил Денис. История нравилась ему все меньше, а все события прошлой недели вдруг предстали в новом свете. Она ему не родная… А зачем тогда… И что за Мотька?
— Моя собака. — Настя говорила спокойным и ровным голосом, смотрела в окно, за которым синело небо. Задернуть штору никто не озаботился, не до того было, да и сейчас незачем: все закончилось, вернее, заканчивается прямо сейчас, в эту самую минуту.
«Ничего не понял». Денис прислонился к косяку и решил вопросов пока не задавать. Да и нужды не было, Настя говорила сама, говорила быстро, точно желала поскорее освободиться от гнетущих ее воспоминаний.
Эта была старая история любви, еще школьной, оборвавшейся после выпускного и возродившейся много позже, после дальнейшей учебы, службы, работы, вдовства. Мать Насти вышла замуж за Вавилова, когда дочке было семь лет. Красавец-мужик с военным прошлым и командным голосом поселился в их доме и тут же завел свои порядки. Впрочем, ничего сверхобычного он от падчерицы не требовал, но любовью особой не пылал, просто терпел ее, как довесок к любимой женщине. Но интересовался успехами в школе, следил за кругом ее общения и требовал отчета о всех передвижениях. А передвижений было всего ничего: школа, потом институт.
— Он хотел, чтобы я училась на экономиста и могла работать в его фирме, — сказала Настя, глянула на Дениса и пояснила: — У Вавилова свой салон по продаже китайских или корейских машин, я точно не знаю.
«Не врет», — отметил мысленно Денис, припомнив, что про салон она говорила. Пока все просто и незатейливо, и тем не менее…
— Твой отчим раньше служил? — спросил он, зацепившись за фразу Насти о военном прошлом Вавилова. Это могло быть интересным, и не ошибся.
— Да, но я не знаю, где именно. И мать не знает, муж сказал, что об этом ей знать необязательно. Но я видела его удостоверение — у него звание полковника, он бывший фээсбэшник, сейчас в отставке.
«У этих бывших не бывает». Часть картинки сложилась сама собой. Теперь понятно, почему Вавилова готовили на смену Никольскому — серые тени за спинами власти решают такие дела в своем кругу, и Настиного отчима сочли подходящей кандидатурой, только самого смотрящего предупредить забыли. Ну, точно, не ошибался он насчет нее — избалованная девчонка из богатой семьи… И все же было здесь что-то не то.
— Что за Мотька? — напомнил Денис.
— Да, Мотька, Матильда, спаниель. Ушастая, смешная, добрая… Вавилов хотел, чтобы я училась на экономиста, а мне нравились иностранные языки. Я хорошо знаю английский, хотела выучить еще несколько, чтобы работать в турфирме, но он и слышать об этом не хотел. После школы заставил меня сдать документы в Плехановский, на экзаменах мне помогли по его просьбе, и я поступила. Проучилась год и бросила — это было не мое.
Ну, точно, капризная девчонка — перед ней жизнь, можно сказать, открыли, а она вон что отколола. Странно, что Вавилов ее не прибил, знать, мужик крепко держит себя в руках, но в ФСБ других и не держат.
— И отдала документы в иняз, поступила сама, без помощи. Проучилась полтора года, скрывая от всех, когда правда выплыла. Мать была в бешенстве, а Вавилов… Он ничего не сказал, точно ему все равно было. А потом убил Мотьку, ей было четырнадцать лет, она почти ничего не видела, была глухая. Я повела ее гулять, Вавилов был на улице, сидел в машине и подозвал Мотьку к себе. Она побежала к нему, а отчим сбил Мотьку, переехал два раза у меня на глазах. Потом взял ее за задние лапы и отнес в мусорку. Мотька была еще жива, она стонала, у нее началась агония, из пасти и ушей текла кровь, а поводок волочился по земле, Вавилов нес ее на вытянутой руке и швырнул в контейнер. Потом просто прошел мимо меня, как мимо пустого места.
По хребту пробежал холодок, Денис теперь тоже смотрел в окно, обдумывая услышанное. Это ж надо — раздавить пса на глазах у девчонки, у мужика, похоже, с башкой большие проблемы, зато нервы в полном порядке. Припомнил, как слышал еще в армии о подготовке таких вот спецов, вернее, о проверке их на психологическую профпригодность. Якобы и в морги их водят на вскрытие раковых трупов, и собак опять же резать заставляют, преимущественно сук беременных или тех, которых сам с щенка вырастил. Думал, врет народная молва, но теперь понятно — она много чего скрывает, нежные обывательские чувства щадя.
— А потом он убил человека.
От этих слов передернуло уже основательно, Денис шагнул к Насте, но передумал, сел на стул у стенки — стало реально не по себе.
— Сбил машиной, — криво улыбнулась девушка, — какое совпадение. И снова я оказалась рядом, видела все — как они столкнулись, как человек врезался в стекло и скатился на дорогу, как упал, как…
— Я понял, — оборвал ее Денис, поражаясь, что в голосе Насти нет даже намека на слезы. Говорит, как книжку читает, а может, так и есть… Но придумать про собаку она бы вряд ли смогла, да не о собаке речь.
— И дальше что? — спросил он. — Тот человек, он…
— Умер. Умер сразу, я думаю. Это была девушка, немного старше меня, со светлыми волосами. Она лежала на боку, но смотрела вверх, и рядом было очень много крови. Больше я ничего не помню, в себя пришла уже в больнице, а Вавилов сказал, что у меня был приступ, что-то вроде эпилепсии, и никакой аварии не было, что мне показалось. Но он наврал, у меня никогда не было припадков, и я хорошо помню тот день…
Отлично, она еще и припадочная. У нее, наверное, и видения бывают, и голоса, поди, слышит, и на этой почве паранойя расцвела. Это все объясняет, вернее, почти все.
— Сюда ты как попала? В наш город? — спросил Денис. Настя провела ладонями по лицу, застыла с прижатыми к щекам ладонями и заговорила:
— Я знала, что Вавилов должен заменить Никольского, знала, что ваш… главный не в курсе. Я подслушала разговор и поняла, что надо ехать сюда, если хочу жить. Отчим убил бы меня — не сам, у него полно таких… людей, они охраняют его фирму, его самого, они возили меня в… Это неважно. Электричка была правдой! Я не могла ехать на машине — он бы выследил меня! Я приехала сюда на электричке, я не вру! — Она точно за соломинку цеплялась, и тут Денис ей поверил, но запутался еще больше. Собака, электричка, подслушанный разговор — полная каша, ничего общего, она снова врет или… Или недоговаривает, что начинает раздражать.
— Зачем? — с угрозой спросил Денис. — Зачем приехала?
И вдруг понял, что услышит дальше, и не удивился, когда все так и оказалось. И ни единый мускул на лице не дрогнул, когда Настя сказала:
— Я приехала к Никольскому, чтобы сдать ему Вавилова. Украла тот мобильник, нашла номер, позвонила, договорилась о встрече. Я хотела предложить Никольскому сделку: рассказать об убитой девушке в обмен на мою безопасность, привезла доказательства. Я просто хочу жить, Денис, очень хочу! И про телефон тоже неправда: я набирала его старый номер, и городской — он тоже давно отключен. Я врала тебе сначала от страха, потом от желания вырваться и закончить свое дело, и предложила себя в обмен на деньги, чтобы встретиться с Никольским. Я должна была вернуться к нему, должна, понимаешь? Но я не знала, что все так обернется…
— То есть ты думала, что Никольский — благородный бандит и он защитит тебя от страшного и ужасного отчима? — Денис едва сдерживался, чтобы не заорать. Злость, обида на эту овцу, что в недобрый час оказалась у него на дороге, переходила в ярость, он почти не контролировал себя. И подсознательно понимал — убей он ее сейчас, и останется безнаказанным, грех если только на Страшном суде всплывет, но это все зыбко и эфемерно. А так — да, никто не узнает… Зато понятно, как она оказалась в той машине: курьеры встретили ее на вокзале и везли в поселок. Везли, да не довезли…
— Да! — крикнула Настя. — Да, думала! Да, я дура, но Вавилов… Он… Я просила Никольского убить его, чтобы жизнь за жизнь!..
— Заткнись! — рявкнул Денис и поднялся со стула. — Рот закрой, овца! В Павлика Морозова поиграть захотела? За собаку решила отомстить? Курица, сучка безмозглая!
Его аж встряхнуло как от удара током, ярость застилала глаза. Это ж надо было так вляпаться: гламурная дурочка обиделась на папашу — неважно, что неродного, — и прибежала сдавать его врагу! А враг не промах оказался, если бы не Денис, дурак дураком, благородный Робин Гуд, рыцарь хренов…
— Нет! — вскрикнула Настя, подалась вперед, простыня сползла с нее, показалась грудь, но девушка не торопилась прикрыться, точно и не замечала своей наготы. Денис отвернулся, почувствовал, что во рту пересохло, кашлянул и сказал, глядя на серое небо в окне, на полную луну, волчье солнышко, что мутным пятном хоронилась за тучами:
— Извини, что я тебе все испортил. И тогда, в машине, и вчера. Больше я тебе не помешаю, делай что хочешь.
Вышел из комнаты, аккуратно прикрыв за собой дверь, и принялся одеваться. Внутри точно напалмом все выжгло, не было ни единой эмоции, даже злость куда-то подевалась, и хотелось спать. Но тут понятно, ночью-то он не сны глядел, а все одно странно — похоже, так шок сказывается. Нет, ну кто бы мог подумать… Вот же курва. И чем он от той овцы на рельсах отличается? Правильно, ничем, только одна под поезд сигануть решила, а эта зверю в пасть башку сунула, что одно и то же…
— Денис! — крикнула из-за двери Настя. — Подожди! Ты все не так понял, я расскажу! Не уходи, пожалуйста!
Судя по шороху, она там торопливо одевалась, но Денису было наплевать. Он застегнул куртку, проверил «Викинг» на ремне, и тут в коридор вылетела Настя.
— Не уходи, я все объясню… — Девушка бросилась ему наперерез, встала спиной к двери и заговорила, глядя на него сухими, блестящими, как от температуры, глазами:
— Я не вру, есть доказательство. Я тогда успела стащить карту памяти из регистратора, там есть запись, можешь проверить, если хочешь, все подробно, с того момента, как человек влетел в стекло, как Вавилов вышел и скинул ее на асфальт…
— И где же карта? — едва сдерживаясь, чтобы не заорать, спросил Денис. Нет никакой карты, он бы нашел ее при обыске, когда потрошил сумку девушки в развалинах. Все, что угодно, нашел, прорву разного барахла, но карты памяти не было, Настя опять врет. Но сейчас-то зачем, сколько можно, на что она рассчитывает — жалости ищет, сострадания?
— В индивидуальной ячейке, — выпалила Настя, — на хранении в одном… месте, в Москве, на Таганке, недалеко от метро. Это что-то вроде депозитария, только не в банке, все намного проще — платишь, и оставляешь вещь на хранение, там охрана что надо, не страшно. Надо только оставить расписку, что обязуешься не хранить там оружие или наркотики, если найдут, то сразу сдадут полиции. А забрать может любой, кто знает код. Ячейка номер сто шестнадцать, а слово — это кличка моей собаки. Я хотела назвать код Никольскому в обмен… Можешь сам убедиться, карта лежит там! — выкрикнула Настя, подалась вперед, но Денис оттолкнул ее и вышел на площадку, захлопнув дверь у Насти перед носом, побежал вниз. Главное сейчас — отвезти деньги матери в больницу, ехать придется на попутках, огородами, да и черт с ним. Главное — заплатить, а там пусть хоть весь мир рухнет, хотя, честно говоря, от него уже и так мало что осталось.
Пока шел к развалинам, вихрь в голове улегся, эмоции выдуло зимним ветром, да еще и поскользнулся пару раз, едва не растянулся на коварно присыпанном снежком льду. Денис сбавил шаг и пошел уже спокойно, изредка поглядывая по сторонам, но ничего подозрительного поблизости не усматривалось. Люди, машины, собаки, птицы — никому не было до него дела, все шли, бежали, ехали и летели по своим делам. Сердце стало биться ровнее, дыхание успокоилось, и Денис почувствовал озноб — ветер задувал нешуточный, и снова поднималась метель. Он сунул руки в карманы за перчатками и обнаружил в правом ключ, покрутил его в руках и остановился в растерянности. Дверной замок в съемной квартире имел маленький секрет: изнутри и снаружи он открывался исключительно ключом, о чем бабка-хозяйка их сразу предупредила. Получалось, что Настю он запер в квартире, и девушка оттуда если и выйдет самостоятельно, то лишь через окно. Денис постоял еще немного, раздумывая, не вернуться ли назад и не отдать ли Насте ключ, чтобы та катилась на все четыре стороны, но все же пошел дальше. Во-первых, возвращаться считалось плохой приметой, а во-вторых… «Да пошла она к черту, дура припадочная. Ячейку какую-то выдумала, карту… Подождет, ничего с ней не случится». Мысль, что в конце концов ему самому придется вернуться в опостылевшую квартиру, подняла угасшую было злость. Денис запихнул ключ в карман и двинул дальше, уворачиваясь от ветра, что дул, казалось, сразу со всех сторон.
А вот в парке было хорошо: спокойно и тихо, только шевелились верхушки старых деревьев, шумели тревожно и монотонно, гул успокаивал, навевал сонливость. Денис, стараясь держаться подальше от дома, обошел его кругом, обошел не торопясь и присматриваясь, но все было как обычно, то есть пусто. Сделал еще кружок, пытаясь высмотреть следы на снегу, но плюнул — поземка подчищала все, заметала накрепко и надежно. Ждать дальше было нельзя, и Денис решился, подбежал к дому с противоположной стороны, влез через провал окна, шарахнулся вбок и прижался к стене. Снова прислушался — тишина, вернее, обычные звуки заброшенного дома: шорохи, трески, где-то капает вода. На крыше под ветром загрохотал полуоторванный лист жести, сверху посыпалась снежная пыль. Денис глянул на часы — почти десять утра, надо поторапливаться. Забрать деньги, найти машину, смотаться в больницу и… Дальше в планах зияла дыра, из нее сквозило почище, чем сквозняком в развалинах, но не ледяным ветром, а почти что могильным холодом. «Плевать». Денис перебрался через балки, что лет пятьдесят назад свалились с потолка, и пошел по знакомому с детства лабиринту. Комната, еще одна, из нее выход в короткий коридор, он упирается в стену, и если не знать, что в самом углу есть щель, через которую можно пролезть, то впору поворачивать обратно. Щель явно стала уже, Денис кое-как протиснулся в нее и остановился — послышался новый, чужой для этого места звук, точно чьи-то быстрые шаги: осторожные и еле слышные. И тут же метнулась в дальнем конце прохода тень и замерла у стенки. Денис расстегнул куртку, положил ладонь на рукоять «Викинга» и пошел дальше. Тень снова шелохнулась, дернулась навстречу, но пистолет остался на месте: это шевелилась полоса дранки, ее качало ветром, мотало по сторонам. Денис прошел мимо, миновал еще пару крохотных каморок без окон, когда справа появился провал в стене, а за ним — мраморная лестница.
В роскошном когда-то просторном холле было пусто и холодно, ветер таскал по полу легкий хлам, слышался тихий звон и скрежет. Денис быстро прошел мимо, свернул и снова изменил маршрут — пошел не прямым коротким путем, а сбежал по дрожащей под ногами лестнице вниз и оказался в подвале.
Потолок точно лег на плечи, Денис невольно втянул голову — как делал всегда, оказавшись здесь, — и пошел дальше, пробуя дорогу, прежде чем сделать следующий шаг. Еще в детстве он был уверен, что в подвале помещался родовой склеп — ничего другого в этом мрачном и темном месте, по его разумению, находиться не могло. Толстые стены, гулкий пол, паутина и мох, темные углы на какой-то миг привычно вогнали в трепет. Денис прошел мимо той стены, где когда-то они с Васькой видели пятно в форме человеческой фигуры — оно в один миг появилось в свете фонаря и пропало бесследно еще через пару мгновений. Шок с ними обоими приключился еще секундой позже, а потом они бежали так, точно все призраки этого места вылезли из своих укрытий и гнались за ними.
«Склеп» закончился тремя ступеньками, уводившими вверх, и аркой дверного проема. Денис пробрался через нее, снова прислушался, покрутил головой и пошел направо. Поворот, еще один, третий — все, он на месте. Вот печка, под ней «Сайга» в бушлате, коробка с патронами и Настина сумка с деньгами. Сумку Денис бросил вниз, карабин прислонил к стене, а сам сел на кирпичный выступ и принялся пересчитывать деньги. Васька, засранец, все сделал верно, и в руках у Дениса была та самая сумма, ради которой и затевалась вчерашняя кадриль. Ну, вот и все, можно ехать, один вопрос, считай, решен, с остальными потом разберемся.
Денис спрятал деньги в карман куртки, завернул «Сайгу» в бушлат, и только собрался положить ее в тайник, как пришлось остановиться. Сам сначала не понял, что происходит, постоял бестолково несколько мгновений, соображая, втянул в себя воздух… Пахло табачным дымом, тонко-тонко пахло, еле ощутимо — видимо, сквозняком принесло или через дымоход затянуло. Рядом, может, за стенкой или над головой, кто-то курил и при этом вел себя тихо, не выдавая своего присутствия. И это был не бомж, не залетный нарик, что искал уединения, дабы насладиться грезами и видами иных миров — эта публика ведет себя по-другому. Значит…
«Выследили, суки». Денис пихнул карабин на место — тот был сейчас бесполезен, выдернул «Викинг» из кобуры и рванул прочь. Вылетел из каморки, кинулся влево, промчался по коридору, а те, кто его ждал, уже не скрывались, дом наполнился голосами и топотом ног. Мат, вопли, угрозы — Денис летел дальше, у него точно ночное зрение обострилось, и каждый завал, каждую преграду он видел издалека. Или будто подсказывал кто, удерживая или, наоборот, давая знак — рухнувшее перекрытие в комнате с хорошим лазом наружу или новую дыру в стене, что привела прямиком в «склеп», в его самую темную и холодную часть. Пахло тут землей и сыростью, причем всегда, во все времена года одинаково. Денис промчался вдоль стены, налетел на выступ в дальнем углу, всмотрелся, оббежал с другой стороны и влез в узкий черный проем.
Купец, хозяин этого лабиринта, обладал сказочным по тем временам капиталом и вовсе уж разнузданной фантазией. Помимо коридоров, что пересекали дом от стены до стены, он наворотил еще много чего, например лестниц в дымоходах, очевидно, тем самым помогая дыму быстрее подниматься к небу. Выступ был собственно печкой, огромной и явно главной во всем доме, и дымоход был ей под стать. Но куртку все же пришлось скинуть, ткань трещала и здорово тормозила подъем. Денис рассовал деньги по карманам джинсов, еле-еле поворачиваясь в узкой трубе, стащил куртку, и сразу стало легче. Глянул вверх, ухмыльнулся, прислушался к голосам снизу — погоня явно сбилась со следа, три или четыре человека бестолково метались по «склепу», орали друг на друга и в мобильники, докладывая, что объект исчез. Нет, в конце концов они сообразят заглянуть под печку, обнаружат лаз и даже поднимутся по нему на крышу, но будет поздно. Не знают они, что дымоход выводит к одной из башенок, чьи остовы еще высятся на уровне верхушек деревьев, а рядом с домом растет роскошная береза с огромными толстыми ветками. Перемахнуть на нее с крыши и слезть вниз — плевое дело, они с Васькой так сто раз делали, и береза эта никуда с той поры не делась, и даже не засохла, только выше и краше стала, он сам полчаса назад в этом убедился.
Перед глазами мелькали покрытые черным налетом кирпичи — старые, толстые, клейменые, меж ними шли белые слои раствора. Денис карабкался вверх, прижал руку с «Викингом» к бедру и часто задирал голову. На лицо падали снежинки и сажа, ее тут было завались, стенки покрывал толстый слой гари, она забивалась в глаза и нос, Денис едва сдержался, чтобы не чихнуть. И ветра стало больше, он уже вцепился в волосы, залез под одежду, но Денис почти не чувствовал холода. Адреналин бил изо всех пор кожи, гнал вперед, глушил и боль, и страх, и усталость заодно. Дымоход закончился, Денис выбрался из него, как и ожидал — в одной из башенок, что искусно маскировали неэстетичную, на вкус купца, трубу. Постоял, переводя дух, и, не отрываясь, смотрел на березу, на огромную ветвь, что почти лежала на крыше, и до нее оставалось шагов пять. Дальше вниз, как по лестнице, потом галопом через парк к дороге, она недалеко, можно успеть минут за десять, там поймать попутку и уматывать отсюда, уматывать, и долго не возвращаться, может, и никогда…
Дыхание успокоилось, Денис прислушался, но, кроме шума ветра в ветвях деревьев, ничего не разобрал. Бросился вперед, вылетел из «домика», кинулся к березе и тут все исчезло. Чувство было такое, точно лбом стенку на прочность попробовал, хорошую, прочную стенку, кирпичную, сделанную на века. Но стенка устояла и победила в этом поединке, Дениса отбросило назад, из носа хлынула кровь, именно хлынула, так, точно кран открыли. Свет гас медленно, точно в театре, постепенно пропала «картинка» по бокам и сверху, и только в центре еще мерцало слабое пятно, точно свечка горела. В нем Денис видел людей, их было трое, как сначала показалось, но потом появился четвертый. Его присутствие Денис скорее чувствовал, чем был уверен, все пытался повернуть голову и посмотреть, но двигаться стало затруднительно. Слышались голоса, и один показался Денису знакомым, но все никак не удавалось вспомнить этого человека. Перед лицом вдруг появилась жесть крыши, старая, ржавая, насквозь проеденная коррозией, боль в вывернутых руках оглушила, но сознание еще теплилось. На запястьях появилась знакомая тяжесть и холодок, ключ звонко повернулся в замке наручников, и Дениса поставили на ноги.
Он смог наконец осмотреться — точно, трое. Двое держат за руки, третий — тот самый вчерашний блондин с длинной рожей — с интересом рассматривает «Викинг», потом запихивает его в небольшую сумку, следом отправляются деньги. Блондин улыбается, перекидывает сумку в левую руку, а правой с размаха бьет Дениса по лицу. Потом еще раз, еще, и так до тех пор, пока земля и небо вдруг не поменялись местами, а под щекой снова оказался жестяной лист.
— Взяли, — раздался голос сверху, — все в порядке. Сейчас привезем.
Денис повернул голову и встретился взглядом с Васькой. Тот стоял поодаль и улыбался, да так паскудно, что разом прошла боль, и предобморочное состояние куда-то подевалось. Дениса вздернули на ноги, толкнули вперед, но он упирался, не сводя с побитой Васькиной рожи глаз. Видно, что хреновато ювелиру, заметны и швы над левой бровью, и распухшие губы, и край повязки, что торчит из-под шапки. И на ногах Вася держится с трудом, стоит, ухватившись за металлический штырь ограждения, стоит почти на полусогнутых и скалится радостно. Сдал, поганец, это он, его работа, никто, кроме них двоих, про этот ход не знал. Знать, видел вчера, куда они с Настей побежали, и сообразил, гаденыш, Никольскому настучал, и тот засаду выставил, и так грамотно все сделал, что, если бы не запах дыма, ни в жизнь бы не догадался, что внутри ждут.
«Жаль, я тебя не добил вчера. Ничего, впредь умнее буду». Васька точно уловил мысли Дениса, отступил на шаг назад и прислонился к стенке. Глаза прикрыл, а улыбочка держится — радостно ему, скалится, тварь. И не лень ему было на крышу тащиться, или приказали, как тому, со сломанной рукой? Никольский, он такой, он и мертвого поднимет…